Бадди

Да будет проклят правды свет,
Когда посредственности хладной,
Завистливой, к соблазну жадной,
Он угождает праздно! — Нет!
Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман…

Александр Пушкин

Глава первая
Алла припарковала машину и направилась к пропускному пункту медицинского центра «Иллиада», где она работала уже более года. Въезд непосредственно на территорию разрешался только кругу избранных, а Алла жила и работала за пределами этого круга.
Для нее «Иллиада» каждый день начиналась с красивых и величественных черных ворот.
В течение года она переступала порог этих властных ворот, входя в царственную силу достатка и превосходства по пропуску бордового цвета с золотыми тисненными буквами.
Алла Леонидовна Конышева. Врач-диагност. Кандидат медицинских наук.
Это клише с золоченым оттиском она изо дня в день предъявляла охране при входе и при выходе.
Получить работу в медицинском центре «Иллиада» было не просто. Это был известный центр с высокооплачиваемыми сотрудниками. Алла отправила заявление онлайн и была приглашена на интервью. Три дня ее мучили, проверяя все — от ноготочка до маковки. Проверяющих смущали принципиальные позиции Аллы, о которые они спотыкались, задавая вопросы под разными ракурсами. Но как только она поведала, что у ее отца стоит малахитовый настольный набор с именной подписью от собственника «Иллиады», Аллу сразу приняли.
Прошел год. Высокое денежное вознаграждение перестало радовать и приносить удовлетворение от работы, которую она выполняла.
Алла — врач высшей категории и прекрасный специалист, ее самооценка укреплялась и повышалась от результатов правильной диагностики и правильного лечения. В ЭТОМ было ее счастье.
А в стенах блеска и лоска, в атмосфере престижа и величия были совсем другие цели. Цели — лжи и циничного обмана.
Компания имела доступ к информации по счетам клиентов. В кабинеты врачей поступали указания, на какую сумму надо раскрутить клиента, желающего проверить состояние своего здоровья.
Раскрутить! Значит обмануть. Вынудить на оплату подтасованных диагнозов.
Этот замес правды, лжи и лицемерия вынуждал Аллу впадать в состояние между добром и злом, между «что такое хорошо» и «что такое плохо». Деньги, которые она получала, приносили ей ощутимые дивиденды: это было хорошо, но то, за ЧТО она их получала — было плохо. Перевесы добра и зла, где поступки против денег, а деньги против поступков, не приносили ей счастья. Хотя для восприятия были оформлены очень даже красочно.
 Счастье — это состояние, а деньги — это теория, теория относительности. Не по Эйнштейну, а по жизни.
В один из дней в ее кабинет зашел мужчина лет сорока. Высокий, спортивного телосложения, со здоровым цветом лица и далеко не болезненным видом. Алла уже получила разнарядку по его финансовым возможностям. По анализам клиента было понятно, что этого больного можно хоть в космос. А она ему должна навешать не на тысячу, а на десятки тысяч: гемо-онко-гормоно клинических исследований. В общем, всего, только, пожалуй, исключая тест на беременность.
Просматривая результаты первичных анализов и глядя на здорового, цветущего молодого человека, Алла спросила:
— А с какой целью Вы решили пройти обследование? Вас что-то беспокоит?
— Да нет! Просто хотел провериться, — с улыбкой ответил клиент.
— Понятно. За Ваши деньги — любой диагноз! — неожиданно для себя вслух произнесла Алла.
И ЭТИМ подписала себе приговор.
 На следующий день в ее кабинет вошел САМ владелец центра — Богдан Гатлер — и приволок с собой «ужас», который Алла запомнит на всю оставшуюся жизнь. Гатлер появлялся один единственный раз — в день увольнения. Он зашел с тремя охранниками, в руках которых были черные пакеты.
В течение десяти минут они сгрузили всё, что принадлежало Алле в эти черные пакеты. Она смотрела, как когда-то вежливые охранники с остервенением дербанят ее личные вещи.
Гатлер подошел к Алле и начал медленно говорить низким, хриплым голосом: «Когда я был совсем подростком, я забил маленького котенка, чувствуя себя большим и сильным. Мной двигала жестокая стезя власти. А этот слабеныш все мяукал и мяукал и раздражал меня своей жалобностью».
Черные свирепые глаза Гатлера царапали Аллу и бегали по ней, высматривая страх. И без разрешения овладевали ее мыслями.
Позже Алла вспоминала: «В этот момент я представила это маленькое, совсем беззащитное существо… И страх, захвативший меня, скрыть было невозможно. Мое тело стало деревенеть, язык обрел неподвижность, будто рот набили ватой. И я задыхаюсь, проваливаясь в темноту…в духоту…
Гатлер узрел мое бессилие, но продолжал давить: «Да, это маленькое существо мяукало, вызывая во мне бешенство. Ненавижу жалость, это рабское чувство».
Тогда и в последующие моменты, когда Алла вспоминала эти откровения Гатлера, Алла закрывала лицо руками, как бы спасая себя от этого проникающего внутрь ужаса.
И как только Гатлер убедился, что замуровал страх в ее сознании, он вышел.
Аллу выставили за эти черные ворота. И возврат на территорию центра ей был категорически запрещен. Вернуться уже ни под каким предлогом возможности не было.
Два дня назад Алла отмечала свой день рождения, ей исполнилось тридцать три года! В тридцать три года она столкнулась с такой неприкрытой мерзостью.
Алла стояла у черных ворот — оскорбленная и надломленная. А рядом с ней, у этих черных ворот, лежали эти жуткие черные пакеты.
Душевно израненная, в постыдном позоре, виновато пряча себя от людских взоров, она взяла пакеты и отошла в дальний угол парковки. Алла оставила пакеты и направилась к дороге, чтобы поймать такси: ее машина была в автосервисе. Долго ждать не пришлось. Сияющий автомобиль белого цвета отозвался на голосующую Аллу.
«Хорошо, что не черный. Белый! Белый цвет автомобиля. Хоть в этом повезло», — подумала Алла и села в машину.
— Мне на Кастанаевскую.
— Прошу, — ответил водитель, минуя заезженное «садитесь».
Алла попросила сделать небольшой крюк и заехать за пакетами, оставленными на парковке. Водитель любезно согласился.
«Белая машина, чистый салон, вежливый водитель…Вместо обыденного „садитесь“ — „прошу“. Возможно, белая полоса пробивается?!» — спросила себя Алла, пытаясь разбавить черную дозу негатива.
И сама ответила: «Вот выброшу эти проклятые черные пакеты, а вместе с ними и всю нечисть». И опять сгусток человеческого отчаяния стал давить на нее.
— Мы приехали, — голос водителя вытянул ее из болотной трясины мыслей.
Вежливость, доброжелательная улыбка, деликатное обращение подействовали на Аллу успокоительно. И панцирь, давивший на нее, слегка ослаб.
Алла рассчиталась за проезд и вышла из машины. Подошла к подъезду, загрузила пакеты в лифт и поднялась на свой этаж.
На пороге ее квартиры лежала серая замызганная кошка, как жалкий комочек горя.
 Алла приблизилась к коврику, на котором приютила себя кошка, и остановилась. Ослабленность кошки не стерла в ней бойцовский дух. Кошка подняла голову, и Алла увидела сверкающий блеск ее синих глаз. Она была немытая, ослабленная, но всем своим видом заявляла: «Я не та, что ты видишь сейчас. Я другая».
А точнее — ДРУГОЙ. Это был КОТ.
«О боже! Что это?» — Алла наклонилась и погладила пришельца. Он не сопротивлялся. А в его синих глазах отражались грусть и боль.
— Тебе плохо? — спросила Алла.
— Ты же — прямо я, изнутри. Мне тоже плохо.
Жалость и сострадание заполнили до краев некогда равнодушное отношение Аллы к домашним питомцам. У нее не было ни собак, ни кошек.
Когда есть красивая квартира, машина, высокооплачиваемая работа, — отношение ко всему поверхностное. Пребываешь в своем эгоистическом счастье без сострадания. И управляешь эмоциями сдержанно и достойно.
А есть и другая жизнь, которую до поры до времени не замечаешь. А она настигает каждого…Только когда? Никто не знает. Несет молочная река с кисельными берегами нас счастливых, и неведомо нам страдание других. А выплюнет река в болото боли и печали — и наступает прозрение.
Вот и получается, что в счастье гнездится эгоизм, а истинное прозрение — в страдании.
И Алла вспомнила цитату из жизни Наполеона:
«Я обладал всем, что может дать судьба. Но для окончательного величия мне не хватало только несчастья!»

Алла открыла квартиру и пригласила своего гостя войти. Показала место и строго сказала:
— Сиди и жди. Сейчас я буду приводить тебя в порядок.
 Алла поставила вещи и сразу принялась за своего прибившегося гостя, тощего и грязного. Но чувство собственного достоинства миновало обтрепанность внешнего вида и выползло на передний план. Кот встал на лапы и, стреляя своими сапфирами, поднял хвост. Как бы спрашивая: «Ты что со мной собираешься делать?».
Алла уловила настороженность и успокоила его:
— Вижу, вижу, ты совсем не простой кот. Но чтобы добраться до твоей истинной сути, надо тебя отмыть и накормить. Хотя, наверное, маленький кусочек бифштекса поможет тебе адаптироваться в неизвестном и новом пространстве.
Мягкая интонация Аллы успокоила гостя. А после бифштекса он полностью отдался хозяйке — вместе с ушами, лапами, хвостом и всеми своими достоинствами.
 Она его помыла, предварительно добавив в жидкое хозяйственное мыло керосин на предмет избавления от блох, почистила ушки, подсушила феном и обалдела от изумления. Перед ней стоял кот — серый, красивый, с промытыми сапфирами.
— Да, ты такой славный! Я назову тебя Бадди, — сказала Алла и достала из холодильника молоко.
Усы Бадди зашевелились, уши навострились, и он повернул свою мордочку к Алле и вопросительно посмотрел на нее.
«Как он живо отреагировал на „Бадди“. Видно, ему понравились звуки, собранные в его имени», — довольная кличкой своего питомца, Алла взяла блюдце и налила молоко.
 Но Бадди отреагировал не на имя: он считал, что кличку хозяева придумывают для себя, а он — кот — всегда останется самим собой и на кличку не побежит, как собака. Бадди встрепенулся и оживился, учуяв запах молока. Он вспомнил этот вкусный запах. Когда он жил со своей любимой Лили — так звали прежнюю хозяйку, — она его кормила сметанкой, рыбкой и по утрам — молочком. В доме, где он жил, было тепло, красиво и пахло его любимой Лили. Бадди смотрел телевизор и слушал игру на фортепиано, когда Лили музицировала. Тихая, спокойная жизнь Бадди перетекала из состояния «поспать» в состояние «поесть», из состояния «поесть» — в состояние «полежать и полениться». Иногда он делал массаж головы Лили, и она его баловала всякими вкусняшками и чесала за ушком. И это делало его таким счастливым.
НО однажды его прекрасная жизнь, которой могли только позавидовать бездомные и бродячие его собратья, была разрушена.
В тот день к их дому подъехала большая машина, и рабочие стали выгружать мебель, которую Лили заказала для летней террасы.
Во время разгрузки Бадди учуял запах феромонов, выделяемый особью его вида. Кошачий запах самки тянулся из грузовика. Гормоны запрыгали и начали сносить крышу Бадди. Он рванул по этой манящей трубе запахов и не заметил, как оказался в грузовике. А там… из затемненного угла на него призывно смотрела белая кошечка.
Дрожь побежала по позвоночнику Бадди. Он забыл об уюте, тепле, сметанке и рыбке и… о Лили. Белая самочка находилась в состоянии  размножаться и не сопротивлялась, а, напротив, передавала синеглазому красавцу флюиды желания и страсти. Он обнюхал прелестное создание и стал сексуально дразнить «белоснежку», нежно прикусывая ей шейку. Почувствовав вибрацию жаркого трепета, он прижал ее к стенке и со страстным нетерпением стал уверенно и умело проявлять силу молодого самца. Самочка трепетала, извиваясь, и покрикивала от возбуждения. Волнение нарастающей природной тяги к соитию застелило Бадди ВСЕ, и он не заметил, как створки грузовика давно закрылись, а машина гудела и набирала скорость. С каждой минутой Бадди все дальше и дальше удалялся от своего дома, от своего места, от своей Лили.
В жизнь Бадди въехал этот злосчастный грузовик и безжалостно раскромсал его благополучие на омерзительные кусочки. Гормоны — феромоны забрали покой и выбросили Бадди в бродяжью грязь, холод и недоедание.
Так и в жизни: мы ради сиюминутных наслаждений теряем невосполнимое, и эта клеточка, завершающая форму, всегда остается пустой.
Сколько он всего повидал и сколько перетерпел, пока не оказался на коврике у квартиры новой хозяйки.
Бадди пил молоко, довольно мурлыкая: он не думал о том, что было, — он наслаждался тем, что есть.
Глава вторая
Алла приняла душ, надела свою любимую пижаму и направилась к холодильнику. А там… отварная картошечка и малосоленая селедочка. И… водочка — прямо из морозилки. Весь этот арсенал разгонял слюну вкусовых рецепторов.
Алла взяла телефон и с мыслями «…страдания человечества, прикованные ко злу, несут в себе волю к жизни...» позвонила своему другу Семе — Семену Петровичу Турчинову — старшему научному сотруднику.
— Сем, привет! Как хорошо, что ты дома! Можешь зайти ко мне?
— Привет. Могу. Сейчас буду, — ответил Сема.
— О ’кей, жду! — Алла положила трубку и порадовалась: «как хорошо, что Семка живет в соседнем доме». И только он — самая верная и надежная палочка-выручалочка. Ее друг и подружка.
К приходу Семена на столе стояли обжаренная картошечка, селедочка, приправленная лучком, и…запотевшая бутылка водочки.
— О-о-о! Как все аппетитно! — сказал Сема, садясь за стол, и чуть не наступил на Бадди.
— А ты кто такой? — воскликнул Сема.
— Это твой самый главный соперник. Мой новый друг Бадди. С английского «buddy» — дружок, приятель, — пояснила Алла.
— А-а-а! — Семен хотел что-то выдать шутливое, но облик Аллы притормозил его.
— Алла, что с тобой? Что-то случилось?
— Давай по рюмочке, и я все рассажу, — ответила Алла.
— Семен, я уволилась из «Иллиады». Точнее будет — не уволилась, а уволили. А еще точнее — выкинули, как никчемный и бесполезный придаток. Вышвырнули дерзко и без сожаления, как вот этого серого красавца, которого я подобрала у своей двери.
— Да что-то он не похож на выброшенного, — полушутя, полувсерьез отреагировал Семен.
— Это сейчас. А посмотрел бы ты на него, когда он лежал на моем придверном коврике: он был так похож на меня. Или я на него: в момент, когда я стояла у черных ворот с черными пакетами — выброшенная и униженная.
Алла глубоко вздохнула и спокойно, без слюней и соплей, продолжила.
— Компания «Иллиада» — это монстр нашего времени. Там нет врачей. Там царит зло. Это инкубатор одноклеточных в человеческом обличии. Для них главное — это ЦЕНА, за которую они продают свои принципы. А ко всему человеческому — полное безразличие. И я свои принципы разменяла на деньги. Чувствовала себя продажной проституткой. И не сопротивлялась. Старалась сохранять безразличие, дух цинизма. Изо всех сил сохраняла то, что идет вразрез с человеческой моралью. Налей мне, пожалуйста.
Семен наполнил рюмки.
— Так что в «Иллиаде» оказалось не так? — допытывался Семен. — Известная, авторитетная компания. Получить работу в «Иллиаде» — все равно что выиграть полёт на Луну. Алла, когда ты перешла туда, все слюной захлебывались, хотя признавали твою закономерность успеха. Грамотный специалист, сильный диагност... — Семен еще что-то хотел добавить, но Алла прервала его спич.
— Специалистом я была, когда работала в больнице. Устанавливала правильный диагноз. Назначала лечение. Видела восхищенные взгляды коллег и благодарные посылы своих пациентов. И чувствовала себя счастливой!
Семен разлил водочку по рюмкам и продолжил пытать Аллу:
— Тебе нравилась обшарпанная обстановка? Нехватка медикаментов, когда лекарства приходилось менять на витамины и физраствор? Тебе это нравилось? И невежественное, а порой даже хамское отношение медперсонала среднего звена? — допытывался Семен.
— Да! Все так! Но я чувствовала себя врачом! А в «Иллиаде» я чувствовала себя как в дорогом, красивом, но наглухо застегнутом костюме не по размеру, и от этого приходилось терпеть ощущение полузадушенности.
И Алла начала рассказ об «Иллиаде», вывернув всю изнанку компании. А после истории о нечеловеческой жестокости Гатлера, убившего маленького котенка, Семен почувствовал, что дрожь и негодование просочились в его подсознание.
 С окаменевшей маской после услышанного, он сидел и молчал. А потом рассказал Алле интересную притчу:
Один старый индеец преподавал внуку основы жизни:
В каждом человеке идет борьба, похожая на борьбу двух волков. Один волк — это зло: агрессия, эгоизм, зависть, ревность, сожаление, ложь. Другой волк — добро: мир, любовь, надежда, истина, доброта, верность.
Мальчик задумался и спросил:
— А какой волк побеждает?
Старик улыбнулся и ответил:
— Всегда побеждает тот волк, которого ты кормишь.
— В нас — и в тебе, и во мне, и в каждом человеке — два сплетения: добра и зла. Невозможно жить на земле и быть и в поступках, и в мыслях — только хорошим! Наши хорошие мысли и правильные поступки усиливают добро — и зло ослабевает. А плохие мысли и плохие поступки усиливают зло — и добро ослабевает. Различить это сложно. Это высшая мудрость Великих и Святых. Среди нас есть те, кто напяливает на себя маску добродетели и злодействует, наслаждаясь интригами, лицемерием и фальшью. И все преподносится в радостно-угодливом тоне. Чувств — никаких: одни голоса и интонации. Под этой маской трудно понять, кто с тобой и с какими намерениями: с хорошими или плохими, с чистыми или фальшивыми, с искренними или лицемерными. Это самая отвратительная и опасная маска. Ты, Алла, была среди этих масок. Но победила, потому что выбрала правильного волка! — выплыл из своей глубокой философии Семен и положил свою руку на ее в знак верной поддержки.
— Сема! Мне так мерзко и жутко. Хочется выть. И хочется быть сильной, быть у власти и обладать безграничными возможностями. Ох, я бы добралась до этого людоеда, разгромила бы его замок и с наслаждением наблюдала: как он пресмыкается перед более сильным, чем он. А что я? Со мной и такими, как я, легко расправиться. Унизить, растоптать, размазать…
Алла чувствовала, что в жизнь она вернулась израненная. И как ей распознать мир и свое место в нем?
— ИЛИ ты создаешь свой мир и определяешь в нем свое место, ИЛИ в мире, не созданном тобой, ищешь себя! «Иллиада» — это не мой мир, и я не нашла в нем своего места.
История, случившаяся с Аллой, вызывала тревожные нотки. И Семен понимал, что престиж этих кованых черных ворот скрывает в себе омерзительную суть. И решил обязательно вернуться к этому замку черного людоеда. Но не сейчас: Алла должна отдохнуть. Уже поздно. Он оглядел кухню и подумал: «Как же уютно и тепло».
Водочка. Селедочка. Хотелось говорить и говорить… Но все не переговоришь…Тем более когда часы уже натикали за полночь.
— Алла, — как-то сдержанно и глубоко обратился Семен к своей подруге детства, — я завтра обязательно к тебе приду.
И чуть было не слетело с языка: «Это нельзя оставлять как просмотренный сюжет фильма. Надо договорить». Но подумал и не сказал. После всего услышанного решил без детектора на прослушки не ставить замысловатых акцентов.
— А сейчас время поспать, — объявил Семен и, откланявшись, ушел.
По пути к себе он прокрутил разговор: «…ну поплакалась дама ко мне в жилетку… Ко мне? Это к кому? А ни к кому! Я свою мобилу дома забыл. Не думаю, что они в первые часы поставили „топтуна“». Его анализ вполне внятно укладывался в общую логику, и встреча с Аллой не могла вызывать никаких подозрений.
Проводив Семена, Алла надела свою любимую батистовую ночнушку и утонула в свежем аромате постельного белья.
А под столом певуче мурлыкал Бадди…
Новое жилище Бадди погрузилось в безмолвность. Во все уголочки квартиры проникла тишина. Но Бадди не спал, и это не было бессонницей. Бадди, как и все кошки, не страдает бессонницей: он спит когда захочет и где захочет.
Сейчас Бадди пребывал в состоянии покоя. Он поел и попил. Был сытый, чистый и в тепле. Ему не надо было рыскать по помойкам в поисках пищи или ловить блох и с жестокой яростью казнить эту кусающую тварь.
Бадди утопал в своих воспоминаниях:
«Вчера-то меня грузчик противный у ресторанной помойки палкой огрел. За то, что я ему помешал посудомойщицу тискать. Вышел он с ней из задних дверей ресторана и потащил в темный угол. Прижал ее к стенке в нашей, кошачьей, позе и давай пыхтеть. Происходило все — на улице! У помойки! В людском-то понятии это, должно быть, такая мерзость! Фу-у-у-у… Грузчик? Посудомойщица? Люди же! А трахаются в подворотнях у помойки.
А давеча еще больше меня удивил один очень даже приличный джентльмен. Поразил он меня! Несмотря на его дорогой костюм и галстук в полосочку… Ох уж как на людях он угодливо обхаживал свою жену… а попозжА через ТЕ ЖЕ задние двери вышел с другой, заманил ее в ТОТ ЖЕ угол, где грузчик с посудомойкой усугублялись, да и стал ТАК ЖЕ лапать да прихрюкивать. Поднял ей юбку, а там… трусики в кружавчиках. Посудомойке о таких только мечтать.
А разница-то в чем? Да нет ЕЕ, разницы-то. Только что ЕНТИ — с виду уважаемые господа, да в солидном прикиде, со шлейфом дорогого парфюма.
Это мы, коты, — и по помойкам, и по подвалам, да и вообще где придется. Мы же не люди. Мы живем инстинктами, приземленно, низменно, а человек — думающее существо, ОН выше всего живого на земле.
А что получается? Что грузчик, что депутат. А все одно — только под юбку и норовят. Суть их — кошачья…
А получается, как говорила Лили, что стандарты отношений определяет уровень понимания. А понимание оформляется суммарно: от семьи, от общения, от самого себя. Научили уважать — будешь уважать! Научили унижать — будешь унижать!
Насмотрелся я на все эти пакости у ресторанной помойки… и побежал в поисках СВОЕЙ кошачьей любви. Да чуть ноги унес от накинувшихся на меня остервенелых котов, преследовавших рыжую кошку. Подрали они меня. Нашел чердак. Отлежался. Начал спускаться, да решил передохнуть на коврике. Уж очень мне этот коврик понравился — чистый, без кошачьих следов и собачьих запахов.
Я и не знал, и не гадал, что на этом коврике и закончится моя бродяжья жизнь.
Правда, я все же пожелал этому гаду-грузчику, который палкой меня огрел, что в следующую жизнь он вернется мышью!»
Глава третья
Наступило утро следующего дня. В окошко стыдливо заглядывала серая пасмурность.
Алла просыпалась. Ее пробуждение было спокойным. Ни серость за окном, ни промозглость эмоций пережитого не нарушили ее уверенность возвращения к себе. Участие Семена помогло сбалансировать и уравновесить настроение. Семен — настоящий друг. С ним не надо вытаптывать слова, он понимал ее с полуслога, с полубуквы.
Алла поднялась с постели и прошла на кухню. На подоконнике сидел Бадди и смотрел в окно, будто высматривал грусть своей прежней жизни.
— Бадди! — воскликнула Алла. Она очень обрадовалась живому, пусть не говорящему, но теплому существу с осмысленным взглядом.
— И откуда у тебя такие умные синие глаза! — Алла взяла Бадди на руки, прижала к себе и почувствовала, как он ее согревает изнутри.
— Ну-ка, пойдем посмотрим, как ты справился со своими потребностями, — она подошла к пеленке, которая лежала в кладовой для естественных нужд Бадди. И каково было ее удивление, когда на пеленке были следы и по одной, и по другой нужде.
— Да ты какой умница! С первого раза — и только на пеленку! Да ты у меня королевских кровей! Порода! С сапфировыми глазами! — восторг подпрыгивал внутри Аллы, и она почувствовала, что они с Бадди так нужны друг другу.
«Да…это Лили меня приучила все свое оставлять в отведенном для меня месте. Я знал, что тебе понравится…Ты оценишь и будешь любить и баловать…» — возгордился собой Бадди.
— Ну пойдем, моя прелесть! Я тебе налью молочко, а себе сварю кофе. А потом пойду в твой магазин и куплю всяких нужностей и вкусняшек. Королевская кровь жить будет по-королевски!
Бадди прижался к Алле, лизнул ее в шею и замурлыкал.
— Да, ты все понял и благодаришь меня. Какой же ты умненький, Бадди!
Завтрак прошел в прекрасном настроении. Алла не могла поверить — куда исчезли угнетенность и размазанность? И все, что случилось с ней, обрело восприятие сна. Вчерашний ужас — это сон. Сон! А вот Семен, Бадди и ее чистая уютная квартира — это явь!
После завтрака Алла поехала в автосервис и забрала машину.
«Автомобиль — это второе „я“. Когда под тобой устойчивая база на колесах, а над головой — крыша, совсем чувствуешь себя по-другому» — думала Алла, садясь в машину. Она выехала на шоссе и направилась к рынку. Продуктовые ряды на рынке призывно предлагали товар, и количество пакетов все увеличивалось и увеличивалось.
 Алла с тяжелой ношей подошла к машине. Загрузив все купленное в багажник, она с глубоким вдохом облегчения села на свое водительское кресло.
— Моя ласточка, как же я тебя люблю! — поблагодарила Алла свою машину за ее место «быть».
Из зоомагазина она вышла с еще более объемными, но не тяжелыми пакетами и заполнила багажник до отказа. По дороге позвонила Семе:
— Сем, ты можешь подойти ко мне, помочь разгрузиться? А за мной обед. Я купила осетра. — Алла почувствовала, как на другом конце линии «заскворчало» настроение Семена.
— Алка, ну ты знаешь, от чего я не могу отказаться. Бегу.
Алла подъехала к дому, а на парковке ее уже ждал Семен. Они разгрузили машину и переместили пакеты к двери квартиры.
Алла открыла дверь и увидела посередине коридора Бадди. Он сидел и мирно ждал свою хозяйку.
— Бадди, ты ждешь меня! Я столько всего тебе купила. Ты будешь очень рад. — Алла взяла Бадди и не могла понять, как этот серый пушистик замылил и стер переживания и наполнил ее такой необъяснимой радостью.
Алла никогда не имела ни собак, ни кошек, и даже осуждала собачников и кошатников. Считала это негигиеничным: шерсть, запахи в квартире, где живешь, ешь и спишь?!
А сейчас она не может удержать доселе чуждое чувство теплоты к этому прелестному существу и любовно занимается устройством места для Бадди.
А Сема разбирал пакеты и ворчал: «Бадди, Бадди…Не надышится на эту серую варежку, лучше бы ребенка завела. Ведь тридцать три уже, дура старая…».
Алла услышала последнюю реплику и спросила:
— Сема, это ты про кого — «дура старая…»?
— Да это соседка меня вывела из себя сегодня…— выкрутился Семен.
— Ну да! Я и думаю: к старым дурам только старые дураки и еще старые козлы наведываются. И знаешь, как они себя раскрывают? Если старый дурак согнал со стула или кресла любимого кота старой дуры, чтобы самому сесть, — для этого козла двери в дом навсегда будут закрыты.
Сема расхохотался:
— Повезло тебе, что у меня душа открытая и сердце доброе.
— За это я тебя и люблю: за «душу открытую и сердце доброе», — разделывая осетра, ответила Алла.
— Алла, а я что-то не вижу еду для Бадди?
— А зачем? Я его осетром буду кормить, — впрыснула Алла едкую струю в Сему.
— О-С-Е-Т-Р-О-М?!
Побаловать себя осетром он мог только мечтать: Сема жил на скромную зарплату. Платил кредит за машину. Правда, за квартиру не платил: это был подарок от его бабушки.
НО! Осетр — коту?! Да, он тоже не заплатил ни копейки. Но цену-то знает. Эта цена прямо жабой сидит на его гландах.
Сема поперхнулся, захлебнулся, и глаза его выползли из орбит. Усилием воли он стал их возвращать туда, где они обычно жили.
— Кота? Осетром? — возмутился Сема.
— Да! Сколько ему надо? — защищая Бадди, проверещала Алла.
Сема понял. Он-то сам будет есть, как кот, на халяву. Но все же спросил:
— Так что, ты его только человеческой пищей будешь кормить, не кошачьей?
— Да, только человеческой! Будет здоровенький и умненький!
Сеня сложил руки горбиком и проскулил:
— Можно я котом буду?
— Можно! Но не нужно! Ты нарушишь всю нашу гармонию отношений, — убедительно сказала Алла, подавая запашистую уху на стол.
— Алла! А я ведь, как услышал про осетра, кое-что прихватил, и даже уже поместил в морозилку, — и Сеня достал бутылку «Абсолюта».
— О! Какой ты предусмотрительный!
— А как же! Уху без водки только собаки едят.
Алла засмеялась.
— Поддерживаю. Только мне совсем грамулечку. Мы вчера хорошо посидели.
— Ну, вчера без этого никак нельзя было. Зато как душевно прошел вечер! — Сема долго думал об истории, случившейся с Аллой, и решил продолжить разговор.
— Алла, а как случилось знакомство САМОГО собственника с твоим отцом?
— Когда отец служил в Афганистане, собственник «Иллиады» — Гатлер Богдан Степанович — начинал свой фармацевтический бизнес. Гатлер предложил благотворительную поставку лекарств нашим армейцам. Ну кому не понравится это предложение? Бесплатные медикаменты для бойцов. И отец погрузился в позитив и хорошо встретил Гатлера. Гатлер приехал в Афганистан с грузом сам, без сопровождения. Отец был покорен обаятельностью и дружелюбием Гатлера.
— Значит, этот с виду общительный и улыбчивый — ТОГДА, в образе Санта-Клауса с подарками — под красным костюмом Санта-Клауса, прикрывал черный замысел и коварство.
— Да-а-а… Он сливался со своими подлыми намерениями и поступками как кентавр, где наездник и лошадь слиты воедино. Вот если бы рядом с отцом был наш Бадди, он бы все распознал.
— Опять Бадди? Ну при чем здесь Бадди? — рассвирепел Сема, когда мегасерьезный разговор Алла перевела на своего сильно полюбившегося ей кота.
— Да при том! Эти создания обладают ясновидением. Например, если кошка бежит к двери и замирает в ожидании, значит жди гостя. И реагируют кошки не на всех проходящих по лестнице, а на конкретного человека, — защищала Бадди Алла.
— Тебе-то откуда знать? Ты до своего Бадди вообще кошками не интересовалась, — возмущался Сема.
— А теперь интересуюсь. Оказывается, у кошек очень много способностей, и одна ИЗ — они чуют плохих людей с недобрыми намерениями. Так вот Гатлеру наш Бадди выказал бы его сущность шипением и точно нагадил бы в его ботинки.
— Ну хорошо! Целуйся со своим Бадди. А я хочу спросить — почему ты запомнила Гатлера? Ведь когда твой отец служил в Афгане, ты была совсем юной.
— А я присутствовала, когда Гатлер дарил отцу этот малахитовый набор, — и запомнила его. И он мне не понравился, я даже испугалась его и подумала «какой он страшный», хотя внешне он был довольно привлекательный. Ну точно не страшный. А мне он показался страшным! И я запомнила этот импульс, но отцу ничего не сказала.
— А когда ты увидела Гатлера в день увольнения, ты его узнала?
— Да! Во-первых, я вообще не надеялась его увидеть. Но я знала от коллег, что ОН появляется в день увольнения. Он запечатывает память и вселяет страх.
— И когда он появился, ты поняла, что это конец для тебя? — взволнованно расспрашивал Сема.
— Конечно. Я боялась взглянуть вовнутрь себя. Страх ледяным холодом растекался по моим жилам.
ОН вошел в образе вампира — лицо серое, глаза черные с нездоровым блеском — и в непробиваемом коконе. Неприступный и властный, в облике не человека, — Алла говорила, а на ее лицо надвигалась безжизненная бледность.
Семен поспешил отвлечь Аллу от воспоминаний:
— Ну! И где твоя долгожданная царь-рыба?
Алла забрала тарелки из-под ухи и поставила осетра, заправленного горчично-майонезным соусом. Семен наполнил рюмочки, и они с аппетитом приступили к блюду. Алла хорошо готовила. И осетр под майонезно-горчичным соусом ожидаемо оказался очень вкусным. Трапеза обеда образовала вынужденную паузу.
После обеда Семен предложил Алле прогуляться. Они дружно собрались и пошли в парк.
Перед выходом Семен попросил Аллу оставить мобильник дома, упреждая прослушку.
— А вдруг? Это не симптом паранойи, а необходимость обезопасить себя, — и он тоже вытащил свой телефон и положил рядом. Алла поняла и улыбнулась в знак безоговорочного согласия.
Гуляя по сосновым аллеям парка, они наблюдали, как по деревьям скачут белочки, а над их головами резвятся птицы, купаясь в воздухе и подразнивая нас, земных, блаженством полета.
Алла осторожно вернулась к теме.
— Сема, ты даже не представляешь, насколько мне хочется превратиться в зверя и разорвать в клочья этого изверга. Я уверена, что за этими черными воротами — империя ЗЛА. Того, о чем я тебе рассказала, недостаточно, чтобы удержать этот несокрушимый КОЛОСС. Эти черные величественные и неприступные ворота охраняют ТО, о чем мы ПОКА даже не догадываемся, — она почувствовала внутреннюю дрожь, но это был уже не страх, а чувство гнева.
Сема увидел в Алле готовность к схватке. Он знал, что она победит страх. Ведь она — дочь генерал-лейтенанта, Героя Советского Союза.
А еще он знал, что в этой даме — замес титано-никелевого сплава, который имеет уникальную способность: при нагревании детали сложной формы – сплав, «запоминает» первоначальность и при остывании возвращается к ней. То есть, если винт нагреть и отковать в круглый штырь, чтобы просунуть в отверстие, в которое с обратной стороны доступа нет, штырь остывает, и его форма винта возвращается.
Алла примет любую форму для достижения цели, но стержень свой сохранит. Она умеет проникнуть в глубину смысла и определить цель. В этом и был талант Аллы. Аналитика — в ее левом полушарии, а дедукция — в правом.
— Ты хочешь залезть в логово монстра и посмотреть, ЧТО ТАМ? — осторожно спросил Семен.
— Да, хочу. Но это все равно что клопу подползти к скале и пытаться ее сдвинуть, — в этом сравнении Аллы клопа со скалой просматривалась неуверенность.
Но Семен выдал СВОЕ видение этого обстоятельства:
— А что? Да! Клоп и скала! Зато скала — большая и видимая. А клоп — маленький и невидимый.
— Н-да…— отреагировала Алла и предложила присесть на скамейку.
 — У них есть доступ к базам ФСБ, МВД, базам БАНКОВ. Они владеют всей нужной им информацией. Это государство в государстве — со своими понятиями, законами и своим лобби. Их лобби победить невозможно. А потом, если разобраться, класть свою голову на гильотину за то, что клиенты САМИ отдают свои деньги за купленный ИМИ же диагноз? Никакого криминала. Все очень продумано.
— Вот-вот. Казино же не закрывают, — не отступал Сема. — Люди добровольно, своими руками, несут туда деньги. И немалые. Проигрывают состояния. И при этом их голова им не помеха. Здесь та же схема. И ПОКА зацепиться не за что. Все под железобетонным щитом. Клиент сам пришел, сам дал согласие и сам купил себе диагноз.
Они продолжали сидеть молча в своих размышлениях.
Семен посмотрел на Аллу и, убедившись, что она в порядке, первый нарушил паузу:
— В логово к людоеду я не пойду — вернее, пойду не я.
В голосе Семена звучал не то бемоль, не то диез — или на полтона ниже, или на полтона выше, — но чистой ноты Алла не услышала.
И это понятно. Действия, которые намеревались оформить в конкретность, вызывали сомнения и удерживали Семена. Но он старался не нарушить ясность и благоразумие.
Задумчивость Семена подсказывала Алле, что в его голове зреет план. И она не ошиблась.
Семен посмотрел на Аллу как на себя самого и решил — «надо заключить сделку с водяным…»:
— Надо проникнуть и в двери, и в щели.
— В двери — понятно: умный и надежный, спортивный и двуногий!
А в щели?!
— А в щели — четвероногий, — спокойно и уверенно произнес Сема.
— Четвероногий? — с удивлением и настороженностью переспросила Алла.
— Да! Четвероногий! — еще более спокойно и невозмутимо произнес Сема.
— И кто же это?
— Бадди! — с детской наивностью ответил Сема.
— Б-А-Д-Д-И?!
— Да! Бадди!
— Как Бадди сможет нам помочь?
— ЭлемЭнтори, — чуточку кривляясь и произнося на свой лад слово «элементарно», Сема продолжал смотреть на Аллу тем же по-детски наивным взглядом.
— Сема, ТЫ совсем, БЕЗ совсем? — Алла догадалась, что Сема намерен подвергнуть ее любимца какому-то эксперименту.
— Что ты так взволновалась? Ты еще спасибо мне скажешь! Сможешь общаться со своим любимчиком как со мной.
Алла знала, что Сема специализируется на чипирование при помощи электронных микросхем для передачи мыслей на расстоянии.
— Ты хочешь ему вшить ЧИП?! Я правильно тебя поняла? — у Аллы защемило под ложечкой.
— А что тебя встревожило? — Сема приготовился к защите. — Это великое достижение в науке. Разработки позволяют реализовывать желание под действием голосовых команд и входить в прямой контакт с питомцем, — Сема смотрел на Аллу широко распахнутыми глазами.
— Ты хочешь превратить Бадди в киборга? Ты еще МНЕ предложи чипирование. Захвати мой разум, интеллект и оккупируй мое личное пространство мыслей и действий, — возмущалась Алла.
— Алла, ты че, на Луне ночуешь? И впервые слышишь о микрочипах, которые вживляют в животных и даже в людей?
— Это тоже вредно? — почти закричала Алла.
— Ну ты точно как с Луны свалилась. Ты спрашиваешь о действии электромагнитных волн? Как они влияют на организм? — переспросил Сема. — Ну, было бы глупо утверждать, что вообще никак не влияют. Влияют. Как микроволновые печи, мобильные телефоны, холодильники “no frost” и даже электроплиты. Все эти приборы и оборудование имеют агрессивную зону электромагнитного излучения. И каждый живущий на Земле уже не мыслит жизни без этого наполнения. Правда, в Японии есть дома, а точнее маленькие домики, без электричества, водопровода и канализации. В парковой зоне. Цена этих домиков превышает благоустроенные жилища утопающих в цивилизации. А цивилизация утопает в электромагнитных волнах, которые, конечно же, действуют на нервную и сердечно-сосудистую системы. Но ЭМ-волны также используются в физиотерапии и способствуют заживлению тканей. Понимание плюсов и минусов устойчиво заполнило наше жизненное пространство.
Помолчав, Семен продолжил:
— Любой может жить в лесу, в горах и пить родниковую воду. А еще лучше — в шалаше с медведем, как Серафим Саровский. Этого святого я очень люблю и почитаю.
Но мы не можем жизнь тех лет интегрировать с динамикой нашего времени.
— Как ты думаешь, если бы в шалаш Серафима Саровского пришли с компьютером и телефоном, что бы было с сознанием святого? А я тебе отвечу. Он бы принял пришельцев за нечистую силу, дьяволизм.
— А может, это и действительно ТАК? — возмущенно спросила Алла.
— Может! — ответил Сема и продолжил. — Ну, как ты знаешь, мы вообще работаем в направлении помощи больным Альцгеймера, немым и больным, со слабыми рефлексами. Они, конечно, никогда не будут чувствовать себя полностью здоровыми, но мы им помогаем чувствовать, в выражение себя — максимально приближено. И это важно.
Сема говорил очень убедительно, но Алла упиралась:
— А если чипировать медведей и дать им команду убивать нас как тараканов…
Семен глубоко вздохнул. Ему нечего было ответить.
— Алла, пойдем домой. Я бы чаечку попил. Ты не против?
— Нет.
И они молча направились к дому. Зайдя домой, Алла сразу стала искать глазами Бадди.
— Сем, ты посмотри, какие у Бадди глаза. Зрачки расширенные. Взгляд осмысленный и понимающий. Будто хочет спросить: «где вы были и о чем говорили?».
— М-да! Интересно! Смотрит, как будто реально что-то хочет спросить. Смышленый кот, — неожиданно серьезно сказал Сеня.
— Да, он же за все это время нигде ни разу не напакостил. Даже когти точит только об чесалку, — восторгалась Алла своим любимцем. — Кошки вообще загадочные существа. По исследованиям ученых, они к нам заброшены с планеты Сириус. Кошки являются представителями внеземных цивилизаций. Ученые утверждают, что кошки — имеют сверхъестественные способности, которыми не обладает ни одно существо на планете. Это представители ИНОГО разума... — не успела она закончить мысль, как возглас Семена перебил ее.
— Так он уже киборг! А ты волнуешься? Радоваться должна: будешь понимать, управлять и контролировать!
— Ладно, пойдем пить чай, — пригласила Семена на кухню Алла.
 Но Семен попросил тайм-аут:
— Алла, ты пока готовь чай, а я сбегаю домой за одной штучкой.
Семен убежал.
Алла достала из холодильника замороженные шарики из теста, натерла их на крупной терке, залила творогом, перемешала с сахаром и яйцами… и поместила в духовку пирог под названием «Царская лепешка».
Вернулся Сема. В руках он держал детектор для определения прослушки:
— Надо убедиться — мы под колпаком или в свободном плавании, — и пошел шарахаться по квартире.
Через полчаса пирог был готов.
— Ну ты даешь! Когда успела? — радостно верещал Сема.
— А что тут успевать. Шарики у меня всегда в морозильнике. Потереть, сделать начинку — десять минут, и полчаса — на выпекание.
— Молодец! А я тебя тоже порадую… или, наоборот, огорчу, — и Сеня положил на стол три прослушивающих устройства. Приложил палец к губам — «ТИХО!» — и убрал прослушки с глаз долой.
— Вот даже как! Значит, бойцы «Иллиады» продолжают держать руку на пульсе. ДО контракта, ВО ВРЕМЯ контракта и ПОСЛЕ контракта.
— А когда они успели установить?! — Сема завис в своих воображениях.
— Сема, очнись и не задавай смешных вопросов.
— Да-а-а…Расслабился. Забыл, с кем дело имеем.
Глава четвертая
Несмотря на то, что Алла изо дня в день вынашивала мысли об «Иллиаде», она была в поисках работы. Возвращаться на прежнее место после «Иллиады» ей не хотелось. Удерживало состояние стыда за себя. Продалась за деньги. Получила хромосомную аномалию. Год Алла жила за ширмой благополучия, НО с синдромом жизнеугнетающей хромосомы. За деньги отказалась от здоровых амбиций, которые дарили удовлетворение и повышали самооценку. И что в итоге? Плевок! Прямо в морду лица.
Алла еще долго гуляла со своими мыслями, как ветер по закоулкам, пока не наткнулась на предложение от клинического госпиталя МВД. Подав заявление и пройдя интервью, она была принята на работу.
Пока Алла занималась СВОИМ трудоустройством, Сеня прорабатывал вариант трудоустройства кандидата для проникновения в «Иллиаду». Единственным, кому он мог открыться и доверится, был Максим — давний, проверенный друг Семы.
Максим Суханов — врач-трансплантолог. Пунктуальный, конкретный, без сантиментов и ненужных излишеств.
 Подъехав к парку, Семен припарковался и направился к центральному входу. Максим его уже ждал.
На подходе к Максиму Семен жестом рук, пантомимно, спросил: «Ты телефон оставил в машине?». В ответ его друг молча закивал головой, показывая большим пальцем жест «все в порядке!».
Максим был очень осторожен. Он никогда по мобильнику не развивал какие-либо темы, интересующие третьих лиц. Только «…о природе, о поездке и о Вас, женщины…» — то есть ни о чем.
Семена даже злила такая осторожность Максима, но в данном случае это было как раз то, что «доктор прописал».
— И чем же я так понадобился нашему стражу науки? — в качестве приветствия начал Максим, и они обменялись рукопожатием.
— Не спеши, все по порядку. Давай в кафешку зайдем? А то что-то зябко, — Семен закурил, и они направились в сторону кафе. По дороге Семен рассказал всю предысторию с «Иллиадой». Максим слушал молча. Ни эмоций, ни мимики, ни напряжения взгляда.
«Сфинкс ходячий», — подумал Сема.
— Ты хоть что-нибудь скажи, — возмутился он.
— Сема, я так есть хочу. Вот поем и все переварю вместе со съестным. Выпьем кофе и поговорим. Согласен?
— Да я тоже не прочь перекусить. О! Вот и кафе!
Они зашли в кафе. Уютно. Тепло. И нет людей. Сделали заказ, и, пока их обслуживали, Семен все изложил Максиму.
Загасив голод, Максим начал задавать вопросы:
— Ну и что ты со всем этим намерен делать?
— Там что-то не так. За этими черными воротами черные дела, — Семен усердно хотел донести до Максима суть своих намерений.
— Ну, если и даже что-то не так. Тебе-то что? У нас за каждыми вторыми воротами что-то НЕ ТАК. Тебе зачем лезть за эти ворота? С Аллой все нормально! У тебя все нормально! Зачем тебе лезть туда? — непонимающе реагировал Максим.
— Во-первых, с Аллой не так уж и нормально. Квартира на прослушке. Что они от нее хотят?
— Ты же контролируешь утечку любых настроений. Отключай их. Детектор наверняка есть? Послушают и перестанут, — Максим никак не склонялся на сторону Семена.
— Максим, я думаю, что за этими черными воротами — черная трансплантация органов.
Максим задумался.
— А что? Что-то есть такое, что указывает на это? — спросил Максим.
— Нет. Пока нет. Но я почти уверен. Судя по развороту империи, у Гатлера были свои цели в Афганистане. А благотворительная миссия доставки медикаментов — это продуманный мостик. И в Афганистан он прибыл, чтобы не только дать, но и взять, — рассуждал Сема.
— Ты думаешь, наркотики?
— Да нет, наркотики можно создать лабораторно. И Гатлер наверняка использовал свои возможности производства и обогащения в этом направлении.
— А что тогда?
— Я предполагаю, это органы.
— А-а-а… Это серьезно. И ты решил поиграть в Пинкертона? — насмешливо спросил Макс.
Потом впился в друга колючим взглядом Мюллера и хладнокровно подчеркнул:
— Афган закончился.
— Да! Но контакты остались. И отработанную схему можно применить с участием других стран. Не так ли? — старался Семен убедить Максима.
— Так ли. Так ли. И какие же твои планы?
— Надо внедрить в их систему своего человека.
— Да-а-а… И ты решил положить СВОЮ голову под гильотину? — спросил Макс, до конца не понимая, какая же его роль в этом Пинкертоновском плане.
— Нет, не свою. ТВОЮ, — сказал Сема и замер.
Вот и наступил для Макса момент, когда его хладнокровные эмоции забулькали, а каменные мышцы заиграли.
— МОЮ-Ю-Ю?! — Макс аж поперхнулся. Взял салфетку и вернул свое состояние в границы достойного и непробиваемого.
— Ну хорошо-о-о-о, Сема, друг мой сердешный, я слушаю тебя, — Макс оставил недопитый кофе и откинулся на кресло. Но его взгляд продолжал буровить Сему.
Максим понимал, что ТО, во что его втягивает друг, — ПРЕопасно и ПРЕсерьезно.
Семен не стал навязывать китайские церемонии, а принял позицию — конкретную и деловую:
— Тебе надо временно уволиться официально, с записью в трудовой. Причину придумаешь сам. Когда все закончится, вернешься.
— Вернешься…УГУ…
…Если сесть у этой лужи и измерить глубину,
То окажется, что лужа моря Черного не хуже,
Только море чуть поглубже,
А вот лужа чуть поуже… — мурчал Макс.
— Знаешь этот стишок Сергея Михалкова? — с откровенной издевкой спросил Максим.
— Не знаю. Но смысл ясен.
— Вот. То-то же. — Максим был в замешательстве. Но тема, связанная с черной трансплантологией его заинтересовала. Да и деньги. За три месяца он заработает в десять раз больше. Отдаст долги и погасит кредиты.
«А если действительно удастся схватить за ниточку и размотать клубок…» — мысли побеждали первоначальную реакцию Максима.
 — Мир специалистов-транплантологов узок. А мир черных транплантологов — как та лужа, что «моря Черного не хуже»… И ведь ты, Семен, прав. Доноры всегда там, где война, голод, волнения. И это может быть и Афган, и Ливия, и Сирия, и Африка. Эти условия только на руку воротилам черного бизнеса, который приносит миллиарды долларов. За такие деньги они украдут не только органы, но и людей под органы. И этот бизнес под зорким оком пирамиды могущественных структур. И ты решил вступить с этими драконовскими силами в борьбу? У них же головы дышат огнем и сметают все на своем пути. Срубишь одну — другая вырастет. А у вашего людоеда жизнь на конце иглы. Это в сказке. А в реалиях его жизнь — в банковских ячейках, под семью замками. Эту броню пробить трудно, почти невозможно, — Максим смотрел на Семена с участием и в то же время с обеспокоенностью.
Семен заметил тревожность друга и старался его успокоить:
— Ну не на танках же мы будем внедряться. А тихонечко. На цыпочках.
— На цыпочках… На цыпочках тоже можно споткнуться и загреметь под рев сирены на весь замок.
Семен молчал. Он не прерывал мысли друга. Максим пытался приблизиться к теме и проникнуть внутрь. В логово.
— Насколько мне известно, клиники черных транплантологов обосновались на территории Турции и Египта. Сколько молодых девушек из России вербовали туда, обещая небо в алмазах. Трудно сказать, где они и что с ними.
— А в России? — Семен подливал густой окрас к теме. — Ты же слышал о случае преступного сговора врачей-транплантологов у нас, в России. Привозили в клинику живых бомжей, алкоголиков — асоциальных людей, за права которых некому было постоять. Вводили лекарство, замедляющее свертываемость крови, хирургически удаляли орган, и клиент умирал, не приходя в сознание. Ужас! Двадцать первый век! А беззащитность — как в средневековье.
— Хорошо, Семен, дай мне время. Дня три.
— О ‘кей, — радостный Семен пожал другу руку, и они покинули кафе.
 Через неделю договорились встретиться в кафе «Бартоне» на Минской, в районе пяти часов вечера.
Сема поехал к Алле. Зайдя в квартиру, он приветливо поздоровался и приложил палец к губам — «ТИХО!». Потом проверил «прослушки» и ничего не нашел.
— Сема, как хорошо, что ты пришел. Я не знаю, что произошло с моим котом. Он стал агрессивным, вредным и шумным. Кричит по ночам и рвется на улицу. Будто подслушал наш разговор и рвется на свободу. И самое ужасное — он стал мочиться прямо на мебель. Что вообще не понятно: он же пользовался только лотком.
— Странно. А ты ветеринару звонила?
— Нет.
— Так позвони.
Алла связалась с клиникой и получила ответ.
С широко раскрытыми и круглыми, как у нерпы, глазами, сообщила:
— Сема, ему нужна кошка! — и в этот момент Бадди подошел к Алле и стал ласково тереться о ее ногу.
— Нет, ты посмотри! Прыгал, мяукал, все вокруг обоссал, а теперь ластится. Будто понимает! Ну точно инопланетянин! — Алла смотрела на Сеню, молча задавая вопрос «что делать?».
Сеня отреагировал без промедления:
— Его надо кастрировать!
— Кастрировать?..
— Ну да…
— А… и правда… Почему я раньше не догадалась?!
Алла успокоилась, поняв для себя, что не будет откладывать процедуру и в самые ранние сроки обязательно отвезет Бадди на операцию.
— Сема, у меня овощное рагу и котлетки. Будешь?
— Конечно! — ответил Семен и добавил:
— Алла, как только ты решишь все с Бадди, мы сразу приступим к важной процедуре, — имея в виду чипирование. — Не затягивай, пожалуйста!
Глава пятая
Через три дня Семен встретился с Максимом.
— Я пока увольняться не буду, — сразу объявил Максим.
Семен вопросительно посмотрел на друга.
— Сначала выдержать допрос. Получить пропуск. И тогда можно увольняться.
— Ну правильно! — согласился Семен.
— Максим, «допрос с пристрастием» надо разложить на их психологические подтексты. Я уже проговорил кое-какие моменты с Аллой.
— Алла — это главный герой эпизода. А мы с тобой — тени Пинкертона. И как ты меня представил?
— Никак. Ее интересовал только один вопрос: «А он дорос до костюма? Или предпочитает штаны с мотней на коленях и распахнутым полупопием?».
После этих слов бычий взгляд Максима сбил с толку Семена.
— Максим, ну ты чего? Алла терпеть не может, когда у мужиков штаны чуть задницу закрывают. Таких — сразу на ноль, они для нее не существуют. Но я сразу подчеркнул твою правильность и сказал, что ты родился в костюме и в галстуке… Ты даже без костюма все равно как в костюме — «невидимый и твердый», как в рекламе мужского дезодоранта.
Максим разлимонился и улыбнулся. Настроение Максима было незамедлительно использовано Семеном в целях операции по Гатлеру.
— А вот я сейчас и познакомлю тебя с главным героем. Мы поедем к Алле. Она нас ждет, — объявил Сеня.
Алла встретила их сдержанно. Она никогда не бравировала показным дружелюбием и не навязывала добренькую улыбчивость. Алла всегда знала, где и при каких обстоятельствах использовать свой ум и интеллект. Она не была «славной простушкой», и это была одна из причин ее не замужества. Видимо, найти ключик к ней было не просто.
— Добро пожаловать, — с легкой улыбкой поприветствовала Алла и пригласила войти.
Максим почувствовал приятное прикосновение взгляда, и это ему понравилось. «Первое впечатление о человеке всегда самое правильное, потом оно меняется, но, когда хорошо узнаешь человека, возвращаешься к первому впечатлению», — подумал Максим, снимая обувь.
Алла не стала возражать против переобувания и подала одноразовые тапочки.
— Максим! Позволь сначала тебя представить. А то вдруг не поспею за тобой. Ты обувь-то уже снял и сейчас резво бросишься раздеваться, — в шутливом тоне сказал Сеня.
— А-а-а, да, да…— протянув руку Алле, Максим хотел сказать «Вы Алла», и что он уже заочно с ней знаком. Но, представляясь, вместо «Я Максим» выпалил: «Я Алла».
Алла быстро перехватила эстафетную палочку и ответила в унисон:
— А я Максим.
Так завершилось представление. Все засмеялись и прошли на кухню. По негласным убеждениям, кухня была тем самым неофициальным, но магическим и уютным местом для «поговорить».
На столе стояли бутерброды, снеки, вода и морс. Это говорило о том, что встреча деловая, без излишеств и веселья. И хозяйка их ждала и подготовилась.
Семен сразу перешел к делу и обратился к Алле, чтобы прояснить моменты по интервью.
Алла спокойно, будто она пересказывает только что просмотренный фильм, стала расставлять акценты:
— Во-первых, Максим, надо их убедить, что ты не сентиментален и принципы справедливости тебя не волнуют. Твоя позиция: «за ваши деньги — любой каприз». Это первое. Во-вторых, очень важный момент: вероятнее всего, будет установлен твой контакт с Семеном. Они начнут мучить тебя вопросами. В этом случае надо только говорить правду в НАШИХ пределах разумного. НЕ отпираться и НЕ юлить. У них вся база с момента рождения. И скрывать, что ты знаешь Сему, — глупо и неразумно. Наоборот, мы продумаем достоверную историю и проработаем, ЧТО говорить, а ЧТО — не говорить. Правдиво и уверенно. Понравится им твоя правда или нет — это другой вопрос. Но в твоей анкете галочка должна лечь в клеточке «правда». И эта галочка даст возможность твоего дальнейшего рассмотрения.
— Или НЕ рассмотрения, — вставил Макс.
— Возможно. Но если ты их убедишь в своей готовности работать с клиентами по их целям, есть надежда, что хищники заглотнут блесну-приманку. В твоем раскладе есть главный козырь! Ты — врач-трансплантолог! — Алла приглядывалась к Максиму, пытаясь разглядеть его настроение.
Максим будто подглядел ее мысли и спокойно сказал:
— Да! Очень бы хотелось расковырять эту омерзительную песочницу. Трансплантология — это очень нужная и жизненно важная наука. НО! Если одна жизнь уходит и дает продолжение другой жизни, значит Небесами дан такой вердикт, и нам не узнать и не понять — ДЛЯ ЧЕГО? Но важно одно — когда орган передается с позитивной энергией, то есть как дар света из рук уходящего в другую жизнь, во БЛАГО. Без разрушений и насилия.
Алла, слушая Максима, подумала: «Это СВЕТЛАЯ передача жизни из рук в руки».
— Но это не про Гатлера, — вслух сказала она.
— Да! — оживленно согласился Максим и продолжил: — Когда убивают, лишают жизни, кромсают тело как на бойне для продажи органов черным путем, для денег, преследуя цель наживы, — это преступление. И врачи — убийцы, которые за деньги передают с «черным» органом информацию агрессии, информацию нечеловеческих принципов. Пересадка органов «по черному коридору» рушит пограничье людского мировосприятия и переходит в сатанинский мир — мир киборгов, монстров и нелюдей. Возможность пересадки «черных» органов и тканей за огромные деньги может позволить себе небольшая группа людей на Земле, УЖЕ живущих в этом пограничном состоянии. Ради денег, ради власти, ради своего превосходства. Черная трансплантология — это страшно дорогой бизнес. Почку продал — купил квартиру. Вообще продают ВСЕ: сердце, легкое, почку, кровь, плазму, волосы, яйцеклетку, сперматозоиды, даже фекалии…
— Говно? За деньги? — не мог сдержать удивление Семен.
— Да, да! Фекальная трансплантация набирает популярность в бактериотерапии: она позволяет восстановить микрофлору кишечника при тяжелых ее нарушениях и дисбактериозах.
— А-а-а…— с полным пониманием отреагировал Семен. — Чтобы вырастить овощ, надо подсыпать говнеца, овощ созрел — ты его съел и вышел овощ опять-таки говнецом — «круговорот дерьма в природе».
— Именно. Как доходчиво ты, Семен, все изложил.
— Это не я. Это Войнович. И в философии не откажешь. Глубоко и конкретно. А Чехов в «Палате №6» более деликатно выражает ту же глубину смысла: «Если физическую и нравственную нечистоту прогнать с одного места, то она перейдет на другое…». Я согласен и с Чеховым, и с Войновичем. Сатанизм поглощает Мир как нефтяное пятно потерпевшего крушение танкера, которое растекается по чистой глади океана и перекрывает дыхание жизни. Мир обретает не добро, а зло. Мы живем в эпоху борьбы Бога с черными сатанинскими силами, в рядах которых такие как Гатлер и подобные ему.
У Семена горели глаза. Его вид выразительно говорил о том, что он готов к бою.
— Но мы ведь пока о нем ничего не знаем. Против него НИЧЕГО нет. А дуло уже приставили к его виску, — пессимистически ввинтил Максим.
Но Семена уже было не остановить. С геном борца за справедливость, он был настроен по-революционному:
— Узнаем. Наша задача — подкрасться и вскрыть. Гатлер — черный архитектор созданной им ситуации. И я чувствую, что мы не ошибаемся, пристраивая дуло к его башке. Моя «чуйка» прямо булькает от предчувствия, что Гатлер связан с пересадкой органов. НО КАКИХ?
— Каких?! Каких?! А может, никаких? — задумчиво и как бы в пустоту пробурчал Максим.
Рассуждения вели в тупик, и, чтобы не провалиться в никуда, Алла решила немного разбавить тему и пообсуждать недавно нашумевшую статью:
— Вы читали, как пострадал мужчина от своей подруги и стал жертвой своих ненасытных желаний?
Выяснилось, что ни Максим, ни Семен ничего не знают.
— Ну понятно… а вот женщины, верно, до дыр затерли статью, — сказала Алла и начала рассказывать правдивую историю: — Мужчина решил порезвиться с девочками в сауне. Выбрал себе нимфу и, не успев насытиться страстью и доказать, что он сильный и настоящий мужик, и ему есть чем удивить, как впал в бессознание. Очнулся на остановке с болью внизу живота. Когда его привезли в больницу, оказалось, что ему отрезали яйца.
Такой поворот рассказа Макса немного напряг, ракурс первого впечатления стал слегка меняться.
У Аллы не дрогнула ни одна мышца, и она продолжала:
— Вызвали жену. А она ему с порога: «Ну что, злыдень писюкатый, довыделывался?» И в глазах никакого сожаления. Потом, правда, выяснилось, что это не жена, а любовница его достоинство с пьедестала гордости опустила на «только попЫсать».
Лицо Максима медленно опрокидывалось.
А Алла продолжала:
— Вот такая трепанация по-женски. Возвращение мозгов в голову, условно вытянув из гипофиза вытяжку полового гормона, — Алла дала свое определение уже как врач.
— Да… Факт, определяющий женское коварство и месть! — как призыв к защите трибунно отчеканил Семен.
— А вы как думали? Оказывается, ПРИЧИНное место — ПРИЧИНА всему, — с поддевкой и смеясь в душе, Алла продолжала трепанировать: — Ситуация положила мужика на лопатки: оказывается, на каждого хитровымудренного есть гайка с левой резьбой… И… пенис мужика превратился… в писюньку.
Мужикам ничего не оставалось, как только подхихикнуть — интеллигентно и очень сдержанно. Видимо, картинка произошедшего истомно просочилось под пупок, и чувство самосохранения импульсивно задергалось.
А Максим от таких красочных подробностей вообще «улетел» в затык. Он не мог справиться с недоумением: «Д-а-а… Неожиданно… Алла? Грация, осанка, взгляд… И пенис… писюнька?! Злыдень писюкатый?!».
Максим потерянно смотрел на Аллу. «Умные дамы могут себе позволить щепотку фамильярности и быть уверены, что никакая щепотка даже не припудрит их основной стержень», — думал он, вспомнив забавный фрагмент из книги Дэна Брауна «Точка обмана»: однажды член британского кабинета министров, дама, обвинила президента США в том, что «он сует ей в нос свое мужское достоинство», когда он пригласил ее на Борт под номером ПЕРВЫЙ. И после чего этой внушительной воздушной крепости, на которой происходили встречи, в целях безопасности дали прозвище «Большой Дик» («дик» — жаргонное название мужского полового органа).
Или ИМ можно? А чем Алла хуже или эта дама лучше? Только тем, что она — член британского кабинета министров?
Эту ступень дозволенности определяют власть, деньги и…Большой Дик?..
Алла предложила кофе. Но время было позднее, и решили пить чай — травяной, запашистый. Кухня задышала природными ароматами. Ароматы трав, ароматы полей подействовали на Бадди. Он резко запрыгнул на окно и, царапая стекло, начал орать, чем приковал взоры присутствующих.
— О боже! Опять! Началось! — Алла с гневом смотрела на Бадди и даже прикрикнула на него. Но Бадди к удивлению всех начал выписывать сальто-мортале. Он запрыгнул на штору, пробежал до карниза, потом спрыгнул на холодильник, с холодильника по обоям — к двери, от двери прыгнул на спину Семе, который еще не отошел от отрезанных мужику причиндалов. Прыжок Бадди чуть было не подверг его оросить кухню Аллы теплой соленой водичкой.
Но Алла спасла Семена, крикнув на Бадди:
— Успокойся!
А Бадди не успокаивался. Он опять запрыгнул на подоконник, повернул ко всем свой зад, поднял хвост антенной и стал своим задом «корчить рожи». Он такое вытворял: умудрялся расплющить задницу и начать ей трясти, при этом держать хвост как шаолиньскую косичку — строго вверх. И зад Бадди действительно превращался в рожу с дразнилками.
Все замерли от такого представления. Потом Бадди повернулся, посмотрел на всех с видом: «Вот так вам! Довольны?», спрыгнул и ушел к себе — обиженно, но гордо.
Зависло молчание.
— ЧТО это было? — первым пришел в себя Максим.
— Это очень умный кот. Он все знает, понимает и чувствует, — сказал Семен и обратился к Алле: — Ты когда его на кастрацию?
— Завтра.
— Прекрасно. А потом ко мне.
Максим не понял, почему к Семену, но выяснять не стал. Они еще посидели, пообсуждали Бадди и разошлись.
Глава шестая
Максим держал в руках новую сим-карту для осуществления звонка в «Иллиаду». Настраивался. Волновался. Но все же набрал нужный номер.
Ответил автоответчик. Максим выбрал вариант «по остальным вопросам дождитесь ответа оператора». После третьего гудка ответил мужской голос. Баритон на другом конце удивил Максима: он ожидал, что эту функцию обслуживает женщина.
— Здравствуйте. Клинический центр «Иллиада». Меня зовут Павел. Представьтесь, пожалуйста, — голос звучал спокойно.
— Здравствуйте. Меня зовут Максим. Фамилия Суханов. Звоню на предмет трудоустройства.
— Ваше отчество, Максим?
— Игоревич.
— Суханов Максим Игоревич, — четко повторил голос, назвавшийся Павлом.
— Все верно.
— Ваша дата рождения?
Максим сразу же назвал свою дату рождения.
— Где проживаете? Адрес? — вопрос прозвучал с командным напором.
Максим сообщил свой адрес без всякого промедления. Он попал в состояние «вопрос! — ответ!» без лишних обдумываний и размышлений.
— Ваша специальность и место работы? — вопросы отбивались, чеканя каждый удар, и не давали Максиму прийти в себя.
Он назвал место работы, на какое-то время придерживая себя от внезапной ведОмости.
— Должность? — резко спросил голос.
Максим молчал.
— Ваша должность? — глухо, но проникновенно повторили вопрос.
— Врач-трансплантолог, — ответил Максим забитым, тихим голосом.
ПАУЗА.
— К сожалению, у нас нет вакансий по Вашей специализации, — ответил голос и отключился.
Максим сидел в состоянии «вперед! — отступаем!». Будто ему дали под зад пинком…он полетел… и завис на ветке, не понимая, как он здесь очутился.
И это было не интервью, а всего лишь разговор с оператором.
И ОН! Максим! Всегда умеющий контролировать эмоции и управлять чувствами — так был обезоружен. В три секунды его выбели из обоймы, и он даже не понял — КАК?
— Вот это ДА! А мы рассуждали о нелегальной трансплантологии и чувствовали себя героями-мстителями. Подшучивали над отрезанными яйцами самца-ходока. А яйца, похоже, отрежут НАМ.
Максим извлек сим-карту из телефона и нервно бросил ее в выдвижной ящик письменного стола. Вернул родную симку и перезагрузил мобильник. Телефон ожил.
 Но звонить Семену он решил со служебного телефона:
— Я начал читать твою книгу, мне она не понравилась. Давай встретимся, я верну тебе ее.
Семен сразу понял: книга — это их тема. Не понравилась — значит что-то пошло не так. И, не задавая лишних вопросов, сказал:
— Прекрасно. Завтра в то же время, в том же месте.
 — До встречи.
На следующий день они встретились у «Бартоне». И опять по пантомимной договоренности извлекли сим-карты и, не заходя в кафе, решили переехать в другое место. Зайдя в «Хлеб насущный» на Кутузовском, они разместились в дальнем отсеке, заказав кофе.
Максим рассказал Семену весь телефонный разговор. С первой до последней минуты.
— Ты понимаешь, Семен, когда ты звонишь по общедоступному номеру телефона, ты настраиваешься на простые трафаретные вопросы. Но я попал не на протокольный ОПРОС. Я попал на протокольный ДОПРОС. И впал в состояние пришибленности. Как будто это был не Я. И только когда услышал зуммер отключения телефона, я начал понимать, ЧТО произошло.
— Так ЧТО произошло?! — спросил Семен, стараясь вернуть Макса к осознанности.
— А произошло то, что «Комсомолец затонул по вине Кукуева — ну и пусть себе лежит, железяка… странная» — слыхал такую небылицу?
— Слыхал, слыхал. Только здесь затонул никому не нужный «Комсомолец». А «Иллиада» — это плацдарм, непотопляемый и очень страшный…
— Вот именно, мы-то с тобой — краснопузики с «Комсомольца», а «Иллиада» — пристанище киборгов XXI века.
— Максим, они пригласили тебя на интервью? — «выпрыгивая из штанов», спрашивал Семен.
— Нет! Они задавали вопросы. И после подробного допроса звучит отказ: «… вакансий по Вашей специализации НЕТ!».
— Странно. Их не может не заинтересовать врач-трансплантолог. Что-то здесь не срастается.
— Но они меня разозлили. Их наглая и дерзкая уверенность, как задница Бадди, «строит мне рожицы». Теперь я точно знаю, что за этими черными воротами — империя монстров, империя людоеда. Надо внедриться в компанию и все высмотреть. А дальше — «война план покажет». Не иметь плана — тоже нормальный план, — и это говорил Максим, без убеждений и уговоров, он теперь убеждал:
— Их надо обыграть — стратегически, умом!
Максим говорил, откинувшись на спинку кресла и продолжая пить кофе. Выразительность этой позы принадлежала только Максиму. Никто не мог так значительно демонстрировать одновременно расслабленность и важность расположенности.
— Семен, давай переждем. Спинным мозгом чувствую: что-то должно произойти.
— Давай переждем!
И, закончив в «Хлебе насущном», они отправились по машинам.
Максим сел в машину и сразу вставил симку. Как только он вернул телефон к жизни, раздался звонок с неизвестного номера.
— Слушаю, — ответил Макс.
— Суханов Максим Игоревич?
Максим сразу узнал этот голос.
— Да. Я слушаю Вас, — сдержанно ответил и выскочил из машины, жестом показывая Семену: «не уезжай!».
Максим напрягся. Оповещение было кратким:
— Максим Игоревич, вам назначена встреча завтра в одиннадцать, для прохождения интервью, — голос назвал день, время. И отключился.
Максим сел к Семену в авто, оставив телефон в своей машине.
— Ты не включил мобильник?
— Нет.
— Они звонили мне. Только что.
— «И л л и а д а»?!
— Да!
— Нихренасики-прибамбасики… И что они тебе сказали? — с довольной улыбкой проговорил Семен.
— Что сказали? Оповестили о встрече и ВСЕ. Говорить не стали. Смогу я или не смогу?! Сообщив дату и время, отключились, — у Максима заиграли чертики в глазах.
— Прекрасно! А когда встреча?
— Завтра в одиннадцать. А у меня завтра операция. И они наверняка об этом знают. Значит, это психологическая обработка. Так я и думал. Схема недоступности, закрытости, недосягаемости.
— Вот гады, решили поиграть в бетоноукладчик. Разогреть, разложить, размазать и укатать, — возмущался Семен. — Максим! Менять ничего не будем. Завтра в назначенное ими время ты к ним — не пойдешь! Ты пойдешь на операцию.
— Определенно! Завтра я не пойду. Надо в их размазню подмешать говнеца, следуя рецептам их же безнравственности. Когда нанюхаются — они позвонят. Вот тогда мы и поговорим.
— А ты уверен, что позвонят?
— Абсолютно! Это тактика психологического насилия. Теперь мне хорошо понятна их заключительная фраза «К сожалению, у нас нет вакансий по Вашей специализации». А потом позвонить и в неуважительной форме назначить встречу с определенным подтекстом: «Можешь иль не можешь? Операция? Иль похороны? — их это не касается. Ты — раб изначально, а потом уже врач. К НАМ! К НОГЕ! МЫ — твое спасение!». Главная цель этой психологической манипуляции — обесценить успехи человека. Унизить и попридержать во всем этом. Погрузить человека в состояние беспомощности и неуверенности, а потом взять тепленьким под свой контроль.
— Да, Макс! Это их схема подавления. Схема определенных структур. Значит, решили? Завтра ты никуда не идешь. Это наш ответный ход!
— Так и поступим! Подождем, что дальше.
На этом они расстались.
Семен заехал к Алле и все ей рассказал, стараясь ничего не пропустить.
— А вообще почерк «Иллиады» четко просматривается. Ну, вы классно блефуете в уже разложенном покере. Прямо красавцы! — заключила Алла.
Потом она поделилась, что с понедельника выходит на работу.
— А что с Бадди?
— С Бадди все хорошо, прооперировали. Он отдыхает.
— Замечательно. На следующий неделе я его заберу, — и Семен уже собрался уходить, как вспомнил, что, придя, он не проверил прослушки.
Он судорожно схватил детектор и пошел по комнатам. К счастью, детектор успокоительно молчал. Сема порадовал Аллу своим результатом поиска:
— Ты им больше не интересна! Удачный сегодня день! Второй гол в их ворота! — уже прощаясь, радостно объявил Семен.
Переступив порог своей квартиры, Семен утонул в облаке защиты и успокоения. «Как же хорошо дома», — с этими мыслями он упал в кресло и отключился. Проснулся, когда часы показывали половину второго ночи. Семен перебрался в кровать и отдался дреме.
Кабинет Гатлера
В кабинет босса зашел начальник безопасности, Сергей Мечин, и, поздоровавшись, доложил:
 — Суханов Максим не явился на интервью.
Не поднимая головы и продолжая изучать документы, Гатлер спросил:
— Чем он это объяснил?
— Ничем. Он даже не перезвонил.
Гатлер оторвался от бумаг и впился в Мечина колючим взглядом.
— Не позвонил? — без того вытянутое лицо Гатлера еще больше вытянулось, и гримаса пренебрежения передавала страх и жуть.
— Да. Это первый случай в нашей практике, — оправдывался Сергей Мечин.
— Первый?! — Гатлер продолжал сверлить Мечина, задерживая паузу. — Ты знаешь, что взмах крыльев бабочки в одной части мира может вызвать ураган — в другой? Это называется «эффект бабочки», — сказал Гатлер. И в этот момент ОН не подозревал, что к нему действительно подкрадывается ураган от никому не заметного взмаха крыла бабочки.
— Но мы действовали согласно схеме, — осторожно говорил Мечин.
Гатлер подозвал Мечина и, тыкая своим худым пальцем в цифры, спросил:
— Такую сумму ты получил вчера? — хриплый голос Гатлера пронизывал от маковки до пупка, закручиваясь в спазм.
— Да, — приглушенно подтвердил Мечин.
Гатлер знал, что деньги привязывают мертвой петлей людей, работавших на него. Люди на ощупь, почти в слепую, выполняли все, что требует Гатлер, не зная и не осознавая, КТО они и ГДЕ они. Люди тащились за этими деньгами, пребывая в рабстве своих страстей перед своим властелином. Перед Гатлером.
Гатлер встал, подошел к окну и, стоя спиной к Мечину, сказал:
— Даю три дня, — и жестом показал «на выход».
Мечин зашел в свой кабинет и вызвал Артура — своего заместителя. Это он разговаривал с Максимом.
— Мне нужен Суханов.
— Н-о-о… Он же… — заблеял Артур и был прерван жестом.
— Я что-то не ясно сказал? Или Суханов — или ты здесь больше не работаешь, — Мечин встал и вышел, оставив Артура без лица, без голоса, без каких-либо возражений.
Артур так устал терпеть по каждому поводу унижения, прессинг и полное отсутствие уважения к его званию офицера. Он подошел к своему столу и взял чистый лист с мыслями «а не пошло бы все на…».
«Деньги! Их всегда не хватает, они ускользают сквозь пальцы и в ладонях оставляют пустоту», — подумал Артур и начал писать заявление на увольнение. Он уже представил, как торжественно положит на стол Мечину свой «протест», и возгордился собой.
Но на этом моменте он вспомнил про ипотеку, про оплату обучения своей дочери и про предстоящую операцию жены… И революционный порыв завершился мусорным ведром, где нашло свое пристанище его сиротливое начало заявления, отраженное на белом листе бумаги.
Артур вышел. Покурил. Вернулся и взял папку с надписью «Суханов М. И.». Суханова еще не было, а папка уже была!
Глава седьмая
Максим вышел из палаты в хорошем настроении. Операция прошла удачно, и состояние пациента не вызывало тревог. Он подошел к посту медсестры и передал назначения для больного.
— Максим Игоревич! Ваш мобильник разрывается, — сообщила ему медсестра.
Войдя в ординаторскую, он увидел несколько пропущенных звонков. Не успел определиться, кто и откуда звонил, как засветился экран телефона и зазвучала приятная успокаивающая музыка.
— Алло, слушаю Вас, — ответил Максим.
 — Суханов Максим Игоревич? — спрашивал его уже знакомый ему баритон.
Максим узнал этот голос. Мысли напряглись.
«Если взяли паузу, держите ее как можно дольше, — подумал Максим. — Церберы вышли на связь через день. Значит, я им нужен». Это подтверждало его преимущественный перевес.
— Да, это я. А я узнал Ваш голос. Представьтесь, пожалуйста, — уверенно спросил Максим.
Артур уловил прохладность в голосе и насторожился. Придержав ответ, он сдержанно назвал свое имя.
— Меня зовут Артур, — ответил чекист «Иллиады».
«Да… Не густо. Ну конечно. Это ИМ можно выпотрошить все от головы до хвоста» — подумал Максим и, поразмыслив, решил не отступать:
— Ваша должность в компании «Иллиада»? — спросил Максим и замер в ожидании.
«ИЛИ психопотрашитель прекратит разговор в пику уже не ИХ, а моей наглости, ИЛИ, если разговор будет продолжаться, — значит, я им очень сильно нужен», — подумал Максим и услышал четкий ответ:
— Артур Иванович Козырь, заместитель начальника отдела безопасности «Иллиады», — представился по форме и тут же подхватил бразды: — Максим Игоревич, Вы не явились на интервью и даже не сообщили нам причины отсутствия. Можете объяснить?
Акцент на слове «даже» взбесил Максима и, не сдерживая себя, он выкатил им откровенное недовольство:
— А вам интересны были мои причины? Все действия моего дня, включая кофе, перекуры и посещение туалета, не говоря уже об операциях, Вы знали до звонка ко мне, — резко ответил Максим.
Артур оценил смелую «предъяву» Максима и почувствовал серьезный противовес в его сторону. Они действительно знали весь распорядок дня Максима. Играя краплеными картами, они знали все. Но их цель была — убедиться в приоритетах Максима: КОГО он выберет — ИХ или свою клинику, то есть дожимали свою схему до конца.
Артур тоже не мог определиться, в какое русло направить разговор. «А что если он передумал? Паренек-то не из простых. Орел или Решка? Орел — это твердость, то бишь ИХ позиция; решка — это вежливость, позиция ради выполнения задания босса — добиться согласия от Максима на интервью».
Артур молчал, и Максим понял, что он не знает, куда грести. Как себя вести? Догадка Максима попадала прямо в десятку, но он все же сомневался. Сила, исходящая из трубки, глушила его логику.
Без обращения по имени, Артур спросил:
— Вы изменили свое решение? — он спросил просто, без всяких выразительных интонаций.
Максим задумался: «Сказать „ДА“ — это значит поставить точку в еще не начавшейся их операции. Сказать „НЕТ“ — преклонить колено перед „Иллиадой“».
И он решил принять нейтральную сторону и ждать ответный шаг с их стороны:
— Артур Иванович, Вы на первом этапе моего обращения отказали мне. И после отказа, днем позже, пригласили на встречу. Но приглашение звучало односторонне. Вы даже не соизволили спросить, а имею ли я возможность быть у Вас в это время?! Проанализировав Ваши методы, я впал в раздумье. Стоит ли мне менять уважаемую позицию врача-трансплантолога на неуважаемое отношение ради денег?
Это был удар под дых. Артур и не подозревал, что кто-то может отказаться от «Иллиады» во имя своих принципов. И в душе он хлопал в ладоши Максиму.
А Максим знал и понимал, что он просто затушевывает блеф, и что ему, больше чем кому-либо, нужно место в «Иллиаде».
После перетягиваний каната Артур решил не затягивать разговор и забить решающий гол.
— Ну хорошо, давайте Ваше изначальное желание работать у нас доведем до завершения и поступим компромиссно: мы вам уже назначали время, а теперь назначьте Вы. А по результатам интервью все встанет на свои места.
Услышав сказанное, Максим с облегчением выдохнул. Видя разговор с позиции обиды, он мог получить ответ типа «Ну как знаете, не хотите — как хотите» или что-то в этом роде. Блефуя, Максим рисковал.
И тем не менее ответил сдержанно и хладнокровно:
— Завтра у меня выходной. Готов быть у Вас в десять утра. Вторая половина у меня занята.
Он всегда выбирал первую половину дня для деловых встреч — это его активное время.
А для Артура была бы предпочтительней вторая половина дня. В утренние часы он еще спит. Но сейчас это было неважно. Его радовало, что задание босса выполнено.
— Ровно в десять я буду ждать Вас у входа в компанию.
Телефонный разговор на этом был завершен.
Максим посидел еще какое-то время и решил попить кофе с бутербродом. Звонок Семену отложил на попозже. Он сидел как выжатый лимон — даже вставать не хотелось. Но предупредить Семена о завтрашнем посещении «Иллиады» нужно обязательно. И Максим набрал привычный номер:
— Семен, привет! Я достал тебе «Цераксон», но передать смогу только после обеда. У меня встреча в районе Рублевского шоссе в десять часов, когда освобожусь — можем пересечься, — объявил Максим, и Семен догадался, что встреча в десять — это «Иллиада».
— О’кей! Давай в два на нашем месте в парке, в том же кафе.
— Договорились.
— Будь осторожен на дороге, не гони. Скользко. Машины заносит, — предупредил Семен, и Макс понял, о какой осторожности предупреждает друг.
Глава восьмая
Максим подъехал к «Иллиаде» без пятнадцати десять. Вышел из машины, покурил. И ровно в десять открылась дверь. На пороге появился мужчина лет сорока пяти, коренастый, спортивного телосложения, с «ежиком» на голове. Волос — светлый, глаза — маленькие, нос — заостренный, прямой, с легкой горбинкой. Максим сразу понял — это вчерашний обладатель голоса, с которым была назначена встреча в десять утра у входа в «Иллиаду».
— Добрый день! Вы Максим? — подавая руку, спросил коренастый.
— Добрый день! А Вы Артур? — ответно подав руку, спросил Максим.
Они обменялись рукопожатием и прошли в здание.
Максима проводили в переговорную комнату и предложили кофе или чай на выбор. Он попросил воды без газа.
В комнате было три человека. Один из них представился Сергеем, его взгляд и вид заявлял о его статусе главного. Другой — Паша: на нем была тень неуверенности и подхалимажа — видно, шестерка. Был Артур, с которым Максим уже знаком. Гатлера среди них не было. Да и это было понятно. Гатлер наблюдал за всем происходящим через «ОКО» своего кабинета.
Максиму предложили сесть, и как только он разместился у стола, ему сразу же принесли стакан прохладной воды.
Интервьюеры натянули на себя маски — страшных и могучих… они такие сильные… у них такая подача… их гол летит прямо в цель — уверенно и без отклонений.
А соискатель, то бишь Максим, с доброжелательной улыбкой и теплым расположением демонстрировал полную противоположность.
Очевидный контраст заметили все. Хотя после прослушанного телефонного разговора Максима с Артуром безопасники никак не ожидали появления открытого и улыбчивого парня. Разговор накануне интервью был с канвой жесткости, без дружественного участия и расположенности.
И тем не менее своим видом Максим сбавил градус напряжения, и маски сменились на их каждодневный облик, с которым они приходили на работу, работали и уходили с работы. Они могли быть вежливыми, чтобы привязать и получить, и могли унижать и оскорблять — из удовольствия унизить и оскорбить.
Процесс рафинированной обработки интервью один: сейчас мы тебя разделаем под орех, выведем на чистую воду и выпарим в сухой остаток.
Первый вопрос задал Сергей Мечин: как бы определяя планку и минуя шаблоны, он спросил:
 — Зачем Вы вообще сюда пришли?
Вопрос для Максима был неожиданным. Мечин не стал использовать вопросник всякого трафаретного бреда.
«Да-а-а… сразу с места в карьер», — отметил Максим и тоже не стал размазывать однообразные, льстивые восклицания типа «…Ваша компания! Завидное предложение! …», а коротко и дерзко ответил:
— ЗАЧЕМ? ЗА ДЕНЬГАМИ!
Мечину понравился ответ, хотя он не ожидал такой откровенной наглости и задал следующий вопрос:
— Значит, за деньгами. А Вы бы продали коммерческую тайну компании, я имею в виду клиентскую базу, и за какую сумму? — гатлеровцы впились в Максима и буравили его взглядами.
Шестеренки мозга Максима бешено вращались, на раздумье времени не было. Но механизм мыслей рассредоточился по своим ячейкам и выдал решение:
— ЗА ДВЕНАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ, — ответил Максим, сохраняя неподвижность мышц.
Ответ Максима так шандарахнул Мечина, что он, чтобы скрыть реакцию, залпом выпил стакан воды.
— А почему именно двенадцать миллионов?
— Это мой баланс по ипотеке, — спокойно ответил Максим.
— Могу понимать, что Ваше трудоустройство предполагает предательство?
— Ничего не предполагает. А вот дурацкий вопрос предполагает дурацкий ответ, — выпалил Максим и был уверен, что на этом его интервью будет закончено.
У Мечина заходили желваки. «Ах ты, шнурок в стакане! Если бы ты не был на контроле у Гатлера, я бы тебя быстро разобрал на запчасти… Да за такие деньги по ту сторону этого стола сидят и ловят каждый вдох, каждую паузу. А он вздумал щеки дуть», — Мечин никак не предполагал такого разворота. Он привык, что на превосходство их границ никто даже не осмеливался замахнуться.
Перехлестывание бравад продолжалось.
Артур перехватил инициативу, давая Мечину время на пару глубоких вдохов.
— А вам знаком Семен Петрович Турчинов? — резко изменив вектор опроса, спросил Артур.
«Обаньки! Приехали!» — подумал Максим, но как раз к этому вопросу он был готов.
— Да, конечно! Он мне и рассказал о вашей компании.
И Артур сел на своего «коня», совсем не белого и совсем не резвого, и начал мучить пресными вопросами: где? когда? при каких обстоятельствах?
Максим нигде не прокололся. Это означало, что знакомый Максима — Семен Турчинов — соответствовал среднему уровню контакта и не вызвал никаких дополнительных проработок.
Мечин передохнул и спешил к завершающему испытанию для Максима. Финал был обговорен с Гатлером, и все присутствующие ждали этот заключительный аккорд, на котором Суханов Максим Игоревич обязательно провалится. Внутренняя несгибаемость Максима раздражала псов Гатлера, они ждали команду «Фас!».
Но время еще было, и Мечин решил еще поунижать Максима.
— Максим Игоревич! Вот Вы шли в такую солидную компанию соискателем на высокое вознаграждение. А почему Вы так одеты? Ну, скажем, — запредельно просто. Вы же врач, — сказал Мечин и надел на себя такую «довольную рожу».
Для Максима, да и вообще для любого нормального человека, этот вопрос был крайне унизительным. Он понимал, что Мечин преднамеренно над ним издевается. И его «мстя», как дрожащий студень — слегка затвердевший, но все еще жидкий — рисковал потерять форму.
Максим хотел ответить честно: действительно, он довольно сдержан в тратах: кредиты, ипотека, помогает родителям. Но величественно откинулся на спинку стула, как мог только он, и с достоинством ответил:
— Я не модель, не красная девица и не педик. Производить впечатление прикидом — яркими рубашками и петушиными галстуками — не мои принципы. Мои принципы — светлая голова и надежные руки!
Мечин, сидевший в ядовито фиолетовой рубашке и невообразимо ярко красном галстуке, неуютно заерзал на стуле, потом резко повернулся к Артуру и что-то показал жестом.
Артур встал и вышел.
Максим допил воду и спросил:
— Ко мне еще будут вопросы?
Мечин ответил «Н Е Т», растягивая в удовольствие каждую букву с явным ожиданием победного шара, летящего к нему прямо в руки, и не мог скрыть свою «разлимоненность».
«С чем связана такая резкая перемена?», — Максим задал себе вопрос. Ответ — с ежиком на голове открывает дверь и заходит со стаканом воды. Медленно подходит к Максиму и выливает ему на голову ЭТОТ стакан холодной воды.
Безудержно хотелось ткнуть в смайлик с выпученными глазами и закричать «АНТРАКТ!».
Но — кричи не кричи — мокрые голова, костюм и рубашка придавали облику Максима бессмысленность смысла. И церберы Гатлера в счастливом ожидании предвкушали полную размазанность осмысления этого смысла.
Максим поднимает голову и с уверенным и слегка наглым спокойствием обращается к Артуру, то бишь к «ответу», зашедшему со стаканом воды:
— Не на голову! В стакан, пожалуйста!
Мечин позеленел. Присутствующих накрыл СТОЛБНЯК. Они сидели с ярко выраженной смехотворной потерянностью. Их уверенность растворилась, замахала крылышками, какнула им на затылки и… улетела.
Максиму был известен этот трюк на стрессоустойчивость. Он его знал. Но остальные-то НЕ ЗНАЛИ, что он ЗНАЛ. Максим переиграл верных псов Гатлера.
На столе загорелась зеленая лампочка. Этот сигнал подтверждал прохождение интервью и принятие на работу.
Победа!
Сплюнув желчь, Мечин объявил об успешном прохождении интервью и дал команду Паше, шестерке, проводить Максима к выходу.
 После сильного напряжения Максим впал в состояние туманности. Он как-то размыто слышал «Мы вам позвоним… сообщим… и ждем вас… в стенах «Иллиады».
И только в машине он понял, что этап по внедрению в «Иллиаду» они выиграли.
Но было такое ощущение, что над его головой зависла секира. И ужас крадучись вползает в него и начинает обживаться.
В Максима въедалась тревожность, поглощающая его мысли как зыбучие пески. Он почувствовал, каким злым духом наполнена атмосфера центра. Высокомерные взгляды прокатывались по нему, с усердием подчеркивая свою значимость. Хотя Максим предоставил им возможность попробовать его на зуб, скальность его характера.
«Этот этап пройден», — думал Максим, набирая телефон Семена.
Семен ответил сразу:
— Привет! — только успел сказать Семен и был прерван другом.
— Семен! Я тебя жду в клинике через час. Приезжай, пожалуйста. Потому что потом у меня не будет возможности встретиться с тобой.
— В клинике? Мы же договорились в кафе?
— Мне срочно надо быть на работе.
— Да, в общем-то, мне можно забрать это лекарство позже, когда тебе будет удобно, — разыграл сценарий неспешности Семен.
Максим понял маневр и подыграл ему:
— Ну как хочешь, если передумаешь — ищи меня в больнице.
Прицельно подчеркнув для прослушки равнодушие ко встрече, они через час встретились в кабинете Максима.
Придя в клинику, Максим заменил ВСЕ, в чем он был в «Иллиаде», на свой врачебный костюм.
И это был очень верный ход. Конечно же Гатлеровцы прицепили к нему жучок: хотели еще попотрошить Максима, приставив к нему уши. Но взамен на свои уши получили кукиш. А уши остались висеть в шкафу. Кто они, эти гатлеровцы? Псы своего хозяина. У них серые мысли. Серые схемы. Серые методы. И сами они — серые, как плесень.
Максим встретил Семена, и они прошли в кладовую, которая находилась в подвальном помещении: в нее складывали всякое старье, предназначенное для утилизации.
В комнате стоял стол и стулья, в это помещение практически никто не захаживал. И сигнал сюда не поступал.
— А вдруг тебя будут искать? — спросил Семен.
— Я выходной сегодня.
— Н-да. Идеальное место.
— Ну. Я же знал, куда тебя позвать, — игриво сказал Максим.
— У тебя хорошее настроение?
— Да нет, это защитная завеса ко всему происходящему, — уже с грустью ответил Максим и начал рассказывать Семену все подробности интервью, не упуская даже самых маленьких деталей.
Семен слушал очень внимательно:
— Д-а-а-а! Убийственно унизительные вопросы, совершенно не относящиеся к врачебной истории — зачем пришел? в чем пришел? — и стакан холодной воды на голову?! Никаких междометий. Сразу по хребту.
— Именно. Это их методы. Так они поступили с Аллой. Так и со мной.
— Ну ты герой! Как ты красиво отреагировал на «стакан воды»! Я бы сразу дал в морду.
— Они этого и ждали. И в этом был мой победный выигрыш. Их рожи сразу накрыла эмоция «тяпки».
— МолодЭц!
Максим вздохнул:
— Думаю, они не простят мне свой позорный проигрыш.
— Максим, ты когда планируешь все уладить здесь и приступить работать в «Иллиаде»?
— Думаю, через неделю.
— Давай в эти выходные встретимся у Аллы: у меня тоже для Вас есть сюрприз.
Глава девятая
Сюрпризом Семена был Бадди. В Бадди таилось оглушительное открытие научных экспериментов, заключающих в себе огромный масштаб возможностей общения с кошками при помощи искусственного интеллекта.
Всю неделю Семен был занят Бадди. Он подбирал ЧИП с программированием определенных абстракций, включая эмоциональный кластер, то есть список эмоций.
Основная задача Семена — чтобы этот мини-процессор «подружился» с нашим подопечным и «разговорился».
При внедрении искусственного интеллекта Бадди становится суперкомпьютером. Он будет способен видеть и передавать информацию, принимать звуковые команды. Воспринимать и понимать человеческую речь. А также фотографировать встроенной камерой ТАМ, куда мы, человеки, не пройдем, не проползем. Проникнуть и получить информацию из сусеков Гатлера можно будет только с помощью Бадди. Этого Бадди! Полу робота, которого готовил Семен.
Он усердно работал с чипом уже несколько дней. Настраивал частоту передачи, учитывая параметры среднестатистических нагрузок, чтобы избежать когнитивного сбоя.
Семен пропадал в лаборатории по двенадцать часов. Наконец работа была закончена. Чип вшит. По показаниям приборов электронно-импульсные нагрузки выровнялись, и по истечении трех дней появилась положительная динамика. Искусственный интеллект прижился в живом организме Бадди.
Бадди вел себя спокойно, неагрессивно. Это очень обрадовало Семена. Наступил тревожный и ответственный момент проверки эксперимента. Семен решил пройти этот шаг без свидетелей. Если это успех, он еще успеет его засвидетельствовать. А вот если провал — надо будет еще работать.
Он посмотрел на Бадди. Кот потянулся после долгого сна и стал зевать.
«Вроде никаких проявлений в буйстве», — подумал Семен, опасаясь неистовства в поведении.
Бадди вытянул задние лапы. Сел. И намерился привычными движениями полизать свои причиндалы. Но… их там не оказалось. Бадди посмотрел на Семена взглядом спокойным и ленивым, как бы говоря: «Ну и ладно…не очень-то хочется…». Остаточные свойства наркоза сохраняли Бадди в состоянии покоя, и Семен решил этим воспользоваться.
Он взял прибор с маленьким экраном и четырьмя кнопками. Зеленая кнопка — подача сигнала; синяя — принятие сигнала; красная — остановка связи и черная — GPS, местонахождение субъекта.
Семен с огромным волнением нажал зеленую кнопку и проговорил:
— Бадди, как ты себя чувствуешь?
Бадди задвигался, будто у него что-то зачесалось. Экран молчал.
Семен повторил вопрос, и Бадди встал на задние лапы, потом лег, и в этот момент на экране появилось: «СЁ СЁ». Семен не понял, что означает «СЁ СЁ», но с радостью отреагировал на обратную связь. Прибор заговорил! ЕСТЬ контакт!
Семен подождал и еще раз задал вопрос с подсказкой:
— Ты ХОРОШО себя чувствуешь?
И на экране засветилось: «Х О Ё С Ё».
— А-а-а, «СЁ СЁ» — это хорошо! — подпрыгнул от радости Семен и повторил вопрос:
— Ты ХОРОШО себя чувствуешь?
И Бадди ответил: «Хорошо».
«Получилось! Ура! — Семен подхватил Бадди на руки. — Бадди! Какой ты умница! Ты самый лучший, самый умный и самый красивый кот в мире!»
Семен погладил Бадди и вернул его на пол.
Бадди как-то уверенно прошел по комнате и сел перед Семеном с поднятой головой, как бы говоря: «Нет, ты понял, какой я крутой?».
Бадди почувствовал, что произошли перемены, и он приблизился к чему-то такому, чего еще сам не понимает.
«Конечно! — подумал Семен. — Если бы я вшил себе чип и проснулся с абсолютным знанием, например, английского языка, или математики, или физики, или еще каких-либо достижений, требующих годы… Я тоже бы проснулся спокойным и о-о-очень крутым и уверенным. Процесс пошел. Я еще понаблюдаю за Бадди и повезу к Алле — демонстрировать свои достижения».
Бадди отчетливо понимал, что его вывели на виток, доселе неизвестный ему. Он чувствовал биение иного разума. Ощущал пульсирование волн, заставляющих его воспринимать неизвестные ему звуки другого, не кошачьего, языка.
«Я уже не с мышами и тараканами, не с крысами и птицами. Я выше их. На другом витке, на другом мироощущении. И вокруг меня столько интересного и доступного мне — я могу видеть, слышать и понимать. Я вышел из состояния «спать, есть и хотеть». Хотеть пищу, хотеть тепла и хотеть секса. И ВСЕ! Это удел низших», — заносчиво подумал Бадди, и был невероятно горд собой. Не успел он насладиться возвышенностью ощущений, как погрузился в себя. В свою природу. В свою химию. В свои наслаждения:
«Вкусно поесть — это удовольствие из удовольствий! Поспать в тепле — успокоительная роскошь. А секс? Эта безудержная тяга к сексу стремительно закручивает жгучее желание…».
И природа Бадди сбила его с почти возвышенного человеческого восприятия, и он с тоской вспоминал, как в порыве своих желаний он рыскал в поисках самки по подворотням, водосточным трубам и подвалам. Найдя бродяжку, он, как мадагаскарский дьявол, с криком набрасывался на самку и наслаждался импульсом, бегущим по позвоночнику в голову и разрывающим в фейерверке выброса. Когда после жаркого трепета и дрожи его накрывало оцепенение и все заканчивалось, Бадди оставлял объект вожделения и, отряхнувшись, бежал восвояси.
Эти воспоминания утопили Бадди в грусть. Он понимал, что это состояние ушло безвозвратно. Он другой. В нем разум, в нем возвышенность.
«И что лучше? Возвышенный интеллект человека или низшая особь с низменным импульсом самца?»
Семен с удивлением уловил его осмысленный взгляд. Он нажал зеленую кнопку и спросил:
— Бадди, ты хочешь что-то сказать?
Бадди услышал свое имя. Услышал вопрос. И экраном ответил:
— Да.
У Семена опять вырвалось радостное повизгивание:
— Спрашивай!
На экране засветилось:
— Где Алла?
Глава десятая
Семен и Бадди появились у Аллы во второй половине дня.
— Семен, как он? — с порога спросила Алла, не скрывая своего волнения.
— Спроси у него сама, — с гордостью объявил Семен.
— Что значит «спроси»? — лицо Аллы свернулось в удивленно-жалкий комок, и на периферию выплыл вопрос полного недоумения.
Но Сема вошел в раж, и его уже было не остановить:
— Да, да! Я вдохнул в кота жизнь, и он стал думать, мыслить и, уверен, — будет действовать!
Алла вглядывалась в Бадди, но внешний облик ее любимца не вызывал настороженности. Бадди был спокоен. Взгляд чистый. Будто его и не кастрировали и не чипировали.
— Бадди, дорогой! Как же этот экзекутор, — показывая на Сему, — заставил меня волноваться. Алла взяла Бадди на руки и начала гладить. Бадди лизнул хозяйку и спрыгнул на пол.
— Что с ним? Почему он проигнорировал меня?
— Потому что он ощущает этот новый виток его существования и не уподобляется кошачьим нежностям. Он чувствует себя другим.
— Сема, я что, действительно могу с ним общаться?
— Ну конечно! Эксперимент удался! Вот, возьми этот пульт и нажми зеленую кнопку.
Алла боязливо взяла пульт и нажала кнопку, ничего не понимая. «Что делать и что ожидать?»
— Ну! Спрашивай! Что ты хочешь узнать? — выпрыгивая из штанов и преодолевая нетерпение, верещал Семен.
Луч его триумфа приближается к нему, а Алла медлит.
«Ну что она медлит?» — вибрация дрожи нарастала, и Семену казалось, что она просто издевается над ним и все тянет и тянет… отодвигая момент признания ЕГО как талантливого ученого.
— Ты хочешь сказать, что я спрошу, и он все поймет? — не веря в происходящие, Алла настраивалась и не решалась нажать кнопку.
— Да! Давай! Давай же! Спрашивай!
Алла с волнением нажала кнопку и спросила:
— Бадди, ты в порядке? Как ты?
— А теперь жми синюю и жди ответа.
Алла нажала синюю кнопку и недоверчиво посмотрела на экран. Экран молчал.
— Подожди. Мне он тоже не сразу ответил.
Взгляд Аллы приморозился к экрану. Но экран молчал. Она посмотрела на Бадди. Он принял позу охотника. Насторожился. И всем своим видом выражал серьезность.
Вдруг экран засветился. И появился не ответ, а совсем неожиданный вопрос: «Ты зачем мне яйца отрезала?».
Алла грохнулась в кресло, и ее взгляд засимофорил испуг и удивление одновременно.
— Сема?! — произнесла Алла, впялив свой взгляд в Семена.
Лицо Семена разлимонилось в удовольствии:
— Хм… Забавно. А кот-то совсем не дурак, — и, глядя на Аллу, он уверенно сказал: — Мы попали в цель. И цель оказалась — то что надо! Бадди способен вызывать ощущения, мышление и эмоциональное состояние. У него есть душа.
— Ну а я-то что ему должна ответить?
— Скажи, что тяга к сексу сопровождалась буйством и вредила ему.
Рука Аллы потянулась к пульту, и она стала писать: «Бадди, дорогой, я хотела как лучше…»
На экране появился ответ: «Лучше бы ты Семе отрезала, они ему совсем ни к чему: ходит вокруг тебя кругами, и никаких поползновений. А ты? Оскопила Древнюю цивилизацию …»
Теперь от прочитанного не только Алла, но и Семен улетели в закат.
Первым пришел в себя Семен:
— Да-а-а… Он что, все понимал? Ты помнишь, мы с тобой говорили про Древнюю цивилизацию? Есть гипотеза, что кошки появились на Земле с планеты Сириус. Корабль инопланетян потерпел крушение, и несколько особей осталось на Земле. Семен был очень взволнован. Он в такие моменты крутил свои усы и ходил кругами по комнате.
Алла сидела примороженная к своим мыслям, с видом пришибленности, пыльным мешком из-за угла.
— Вот это ДА! Он — гений!
— А что, среди животных есть гении?
— Видимо есть! — с гордостью ответил Семен, а потом добавил: — А за пожелания отрезать мне я ему еще припомню… Хотя я знаю, что ему нравлюсь, иначе он бы уже давно пометил мои ботинки.
Глава одиннадцатая
Максим уже второй день работал в «Иллиаде».
Безопасники приняли его в свои ряды как уже СВОЕГО, и от их недавнего желания раскромсать его на лоскуты не осталось и следа. Они были вежливы и любезны, как китайские болванчики. Кабинет Максима находился на территории границ красных линий. На этой территории находились кабинеты врачей и процедурные кабинеты. Все вывески, надписи, цветочные горшки и другие кляксы были красного цвета. И все этапы обследования пациентов проходили в границах этой «краснятины». Медперсонал и пациенты этого не замечали и воспринимали все включения красного цвета как элемент дизайна. А это были границы красных флажков, за границы которых вход категорически воспрещен.
Максим сразу определил меченую территорию — как и камеры и другие установки слежения и прослушки. Лазая по полу, под видом падения ручки или каких-либо предметов, он проинспектировал свой кабинет и обнаружил все прослушки. Это было ожидаемо и Максима не удивило. Он был осторожен и преднамеренно не пользовался телефоном, а любые разговоры вел только по работе.
Максим понимал свое предназначение в «Иллиаде», и от этого он время от времени чувствовал легкий мандраж. Он принялся изучать ТО, к чему ему надо приблизиться максимально.
Под видом покурить Максим вышел за «красные флажки», в коридор. Не успел пройти и пару шагов, как перед ним вырос Артур.
— Почему Вы здесь, Максим Игоревич?
— Да я покурить вышел, — ответил Максим как можно безразличнее и спокойнее.
— Здесь не курят. Можете курить в кабинете при включенном вентиляторе. У нас очень мощные установки проветривания.
Максим решил прикинуться дурачком и по-дуралейски спросил:
— Ну я же не в тюрьме. Я могу просто выйти, просто подышать, да, в конце концов, просто поменять картинку.
— Нет! Не можете! — резко отрезал Артур и тут же сменил интонацию.
— Максим, дело в том, что в центре очень дорогостоящее оборудование и сильные препараты, включая наркотические. Поэтому мы вынуждены выпускать собак. У нас был уже довольно неприятный случай, но, к счастью, все обошлось, — завершил Артур.
Максим извинился и вернулся в свой кабинет.
«…а в Багдаде неспокойно…», — подумал Максим в полной уверенности, что он не зря подключился к операции «Иллиада».
Здесь определенно что-то не ТАК. Но как подобраться к тому, что не ТАК, он еще не знал.
«В эту субботу у нас назначена встреча. А я дальше красной зоны не продвинулся ни на йоту. И пациентов ко мне не направляют. Присматриваются, наверное. При обследовании пациента я бы хоть по процедурным и лабораториям пошарохался, под видом назначения анализов», — и эти мысли натолкнули Максима на посещение и знакомство с лабораторией, которая находилась на третьем этаже.
Он позвонил в регистратуру и, убедившись, что к нему на прием никого нет, направился в лабораторию, которая находилась в конце коридора. Идя по коридору, Максим обратил внимание на полоску света, пробивающуюся от шкафов, стоявших в торце. Шкафы вплотную стояли к стене и не были предназначены для чего-то или для кого-то. Они были полупустые и никому не нужные. Пробивающийся лучик света говорил о том, что за шкафами стены нет. Там — окно!
И эта драпировка очень заинтересовала Максима. Он взял телефон. Набрал номер. И в этот момент телефон «случайно» выскакивает из рук. Падает. И он «случайно» пинает его. Телефон скользит по полу и летит прямо под шкаф.
Это и надо было Максиму. Он с видом обеспокоенности за повреждение аппарата бросился к шкафам и начал отодвигать их.
За шкафами было окно, и через ЭТО окно открывался обзор закрытой территории.
— Максим Игоревич! Что Вы здесь делаете и что высматриваете? — голос звучал крайне раздражительно. Это опять был Артур.
Но Максим был готов к обнаружению.
— Да черт, телефон уронил, и он закатился под шкафы, — как можно безразличнее ответил Максим.
— Отойдите! — скомандовал Артур.
Максим отошел. Он успел «сфотографировать» картинку территории. И спокойно стоял у стены, как нашкодивший подросток. Максим выразительно демонстрировал полное отсутствие интереса к окну и артистично сохранял отпечаток встревоженности за телефон — «не повредился ли?».
— Возвращайтесь к себе. Телефон вам принесут, — голос Артура выдавал напряженность.
— Хорошо. Только Вы осторожнее, пожалуйста. Вдруг он раскололся, — попросил Максим, скрывая ироничность.
На это Артур отправил в лицо Максима ядовитый выброс.
От Макса не ускользнул этот взгляд — взгляд «прокола», за который безопасникам, возможно, придется ответить.
Картина, которая открылась Максиму, определенно подтверждала закрытость и конфиденциальность.
На территории были припаркованы четыре автомобиля: фургон черного цвета и три «мерседеса», два из них — внедорожники.
Напротив фургона стояли трое мужчин, не похожих ни на одного из работников компании. Внешне их эмоциональное состояние не выдавало никакой тревоги и озабоченности. Позы и облик этих людей передавали посыл спокойствия и уверенности.
«Да-а-а-а…Очень инт-Э-р-Э-сно…» — думал Максим, сидя вразвалочку в своем кабинете.
Зашел Артур и, передавая телефон, спросил:
— А что Вы делали на третьем этаже? Ваш кабинет на первом!
Максим увидел свой телефон целым и невредимым и проиграл сцену радости. А потом абсолютно безразлично ответил:
— Я направлялся в лабораторию и по дороге хотел позвонить в регистратуру — уточнить, кто сегодня работает. Но не успел.
— А какая необходимость была в посещении лаборатории?
— Да пока нет клиентов, решил выяснить некоторые подробности по анализам. Какие делаем мы, а какие отправляем в другие лаборатории, — ответил Максим с выражением полной безмятежности. — А что, это непозволительно?
Артур проигнорировал его вопрос и уже на выходе сказал:
— Вы получите всю подробную информацию по возможностям диагностики и лечения после проведения спецминимума и допуска к практике.
И вышел.
«А-а-а-а. Вот почему я еще без пациентов. Спецминимум?! Вернее, будет „спецмаксимум“. Ведь они по максимальной ставке раздевают клиента, имея информацию о счетах. Об этом рассказывала Алла. И все ее неприятности начались с этой паскудной позиции „Иллиады“. Интересно, как они это все будут преподносить на своем „спецминимуме“?»
Максим посмотрел на телефон и в мыслях вернулся к закрытому шкафами окну. Он был очень доволен, что у него появилась какая-никакая картинка, и эта картинка сразу обросла вопросами: почему эта зона закрыта? Если там люди и машины, значит вход на эту территорию для кого-то доступен, а для кого-то — строго воспрещен?
Пока одни вопросы — ответов нет! И КАК к ним подобраться, к ЭТИМ ответам, для него был тоже ВОПРОС!
Двумя днями позже, когда он уже прошел спецминимум, к нему был направлен пациент. Максим выполнил ВСЕ согласно инструкции. Клиент оказался толстым, противным и высокомерным. Максим надел на него ТАКОЙ счет за обследование, который сразу отразился в его бесцветных, водянистых глазах. И тем не менее клиент подписал ВСЕ, дабы сохранить свое ЭГО в здравии и благополучии. Максиму было его совсем не жалко. Для него миллион туда, миллион сюда — особой роли не играло, а для Максима — играло. Он знал, что находится под зорким оком и ему надо удивить гатлеровцев, чтобы пробить брешь недоверия. И он воспользовался случаем и подраздел счета клиента неяркой внешности и с жадным взглядом. Гатлеровцы были приятно удивлены.
Максиму этот день оставил неприятный осадок. Он точно знал, что долго не сможет обманывать себя и, что еще больнее для него, обманывать людей. Это сегодня ему повезло. Попался тип с абсолютно стертой личностью. Но таких — меньшинство.
На следующий день в кабинете Максима раздался звонок по внутренней линии. Звонил Мечин.
— Максим Игоревич! Вас приглашает Богдан Степанович Гатлер. Подходите ко мне, я Вас провожу.
— Сейчас буду, — сказал Максим и почувствовал, как холод пробежал по позвоночнику.
«Эти волки что-то узнали. К чему же готовиться?!», — мысли нагнетали адреналин.
Максим сделал десять глубоких вдохов. Поприседал пятнадцать раз и двадцать раз отжал экспандер. На это ушло не более пяти минут. Но за это время он привел свое состояние к позитивному балансу. Зрачки уменьшились, дыхание спокойное, мышцы лица сбросили напряжение. В кабинет Мечина он зашел ровный и мирный.
А вот когда Максим зашел в кабинет Гатлера, он почувствовал ледяное дуновение.
«Веяние Ада», — подумал Максим и внутри опять что-то завибрировало.
Перед ним стоял худой человек с нездоровой бледностью на лице. Внешне некрасивый и ни в коей мере не обладающий тем качеством, которое принято называть харизматичностью.
— Здравствуйте, Богдан Степанович.
— Здравствуйте, Максим Игоревич.
После приветствия Максим опять почувствовал это ледяное дуновение. Он смотрел на Гатлера и понимал, что ему совсем не хочется дышать тем воздухом, которым дышит Гатлер.
У Гатлера был страшный взгляд. Он смотрел в переносицу. Этот взгляд невозможно понять. Что в нем?
Гатлер сел и жестом предложил Максиму присесть напротив.
Секунд тридцать он буравил Максима своим черным взглядом бездны.
Максиму это показалось таким долгим, но он изо всех сил старался не нарушить первым эту мучительную паузу.
Гатлер заговорил:
— Я хочу предложить вам работать трансплантологом у себя в клинике. Вы согласны? — коротко и без предысторий отчеканил Гатлер.
Максим ожидал ВСЕ — допрос на детекторе лжи после двух обнаружений с Артуром. Пытки. Ведь наверняка у них есть подземные казематы. Но доступа в главное логово, куда НЕ приблизиться и НЕ подобраться, он не ожидал. От волнения у Максима в ушах зазвенел стук его сердца…
— А что, в Вашей клинике…— только и успел сказать Максим, а хотел спросить «…в Вашей клинике практикуют пересадку органов?».
Но Гатлер остановил его.
— Никаких вопросов! Согласны? ДА или НЕТ?
И опять этот страшный взгляд.
— Да, — твердо ответил Максим.
У Гатлера дрогнули уголки губ, и он тихо, с присущей ему хрипотцой в голосе, сказал:
— Я Вас вызову. Ждите. А сейчас возвращайтесь к себе.
Максим вышел. В приемной его ждал Мечин. Мечин подошел к Максиму и молча сопроводил его прямо до кабинета.
Оставшись один в кабинете, Максим осознал, что партия развернулась в их пользу, и пешка уверенно настроилась пройти поле противника и стать ферзем.
Но на душе было тревожно и волнительно.
Глава двенадцатая
Суббота. Максим готовился ко встрече с Аллой и Семеном. Встреча должна состояться на даче Семена, которая, как и квартира, досталось ему от бабашки. Максим оделся по-колхозному, как истинный дачник. На нем были какие-то шаровары и, несуразная до смехоты, соломенная шляпа. Весь этот антураж хранился в сундуке на лоджии, и мама все грозилась его забрать. Сундук раздражал Максима, и он так хотел от него избавиться. А вот — пригодился!
Максим прихватил из того же сундука какую-то авоську типа мешка и пошел на выход. Остановился. Вернулся и подошел к окну. В их скверике сидел на лавке мужик и читал газету.
«Может, я излишне осторожен, но рисковать не буду», — подумал Максим и поднялся на чердак. Прошел три подъезда и без столкновений с кем-либо вышел на улицу. На электричке добрался до станции Румянцево, потом на автобусе — до Савельево и направился в сторону дачного поселка Шелаево. По нарисованной Семеном карте он нашел бабушкин домик — быстро и без навигатора.
Мобильники договорились оставить дома.
Как без мобильника? Ужас!
Раньше говорили: «Без часов, КАК без рук!»
А сейчас без мобильника — КАК без рук, без ног, без головы!
Бабушкин домик стоял обособленно от других домов. Не большой и не маленький — средний. Аккуратненький и чистенький. И найти его было несложно. Тем более время и место, то есть явки и пароли, были обговорены заранее.
Максим зашел в дом, где Алла и Семен его уже ждали.
Увидев Максима в таком прикиде, они в один голос протяжно поприветствовали его:
 — П Р И В Е Т!
— Привет, привет! — радостно отреагировал Максим.
— А что вы так смотрите на меня? Чем я вас ошеломил?
— Ну и видон…Если б ты подзадержался на нашем участке, все б вороны разлетелись. Ну а самые любопытные — ох! — поднасрали бы тебе на голову с перепугу.
— А-а-а, вон вы о чем. Это самое ценное, что у меня есть от деда, храню в сундуке под семью замками, — засмеялся Максим и продолжил: — Самое интересное не то, в ЧЕМ я пришел, а ЧТО принес. А принес я очень интересную информацию к размышлению. И как бы нам самим не пришлось превратиться в ворон и оконфузится в штаны, — уже серьезно сказал Максим.
Атмосфера в доме начала наэлектризовывать состояние. Алла и Семен с нетерпением ждали новости от Максима и им безудержно хотелось поделиться успехами о Бадди.
Максим начал первый. Рассказал, как его встретили, как дважды пресек его намерения Артур, но он удачно выкрутился, каким был первый его клиент после спецминимума. И наконец — Гатлер.
Предложение Гатлера поразило всех. На такую удачу не рассчитывал никто!
— Значит, мы не ошиблись. Гатлер связан с пересадками органов, — заключил Семен.
— Выходит — ДА! — подтвердил Максим и обратился к Алле: — Алла, а ты что-нибудь слышала или подозревала об этой запрещенной зоне?
— Нет. Первое время думала, что работаю в клинике президентского статуса. Представляешь мое состояние после нашей больницы. Ну ты же сам видел условия: чистота, комфорт, питание по высшему классу, кофе-брейк…культура общения и обслуживание. О нехватке каких-либо медикаментов и речи не было. Даже СПА-салон в дальнем крыле. Устал — отдохни! Все как ядовитый цветок. Красивый, глаз не оторвать, а подберешься к сердцевине — можешь умереть, — грустно закончила Алла и перешла к главному.
— Ну что, Максим, самое ценное в том, что ты нам поведал — это то, что мы теперь точно знаем, что на верном пути и наши сомнения «а не дураки ли мы…» растворяются…
— Все так… Но мне как-то жутковато. Гатлер! Какой он страшный, будто не человек, а робот в панцире. А вместо глаз два бура — черные, жуткие. Нет, не два — три! Двумя смотрит, а третьим — сканирует. Циклоп трехглазый. Да еще в непробиваемой броне, — Максим рассказывал, и тень бледности периодически наползала на его лицо.
— А ты представь себя Штирлицем, — сказал Семен.
— Штирлиц — киношный герой, а я — твой друг в настоящем, — а потом помолчал и добавил: — Но уверен, что стану тоже героем хоть какого-то эпизода — и засмеялся.
Семен в душе восторгался Максом, ведь и он понимал тяжесть нагрузки и серьезные риски, выпавшие на долю его друга.
После лирической паузы Максим перешел к сути:
— Ладно. Это эмоции. А если по делу, главная наша цель — получить доказательства по подпольной деятельности Гатлера. Для этого как минимум надо иметь хотя бы снимки. И сделать фотоснимки камерой будет НЕВОЗМОЖНО!
— ВОЗМОЖНО! — уверенно сказал Семен.
— Как? Я что, ее в жопу засуну?!
— Да, — как можно спокойнее промурлыкал Сеня, чем погрузил Максима в полубешенство.
— ЧТО-О-О-О-О?
— Да не в твою. И не в жопу, а на шею.
— Кому на шею? Мне на шею?
— Да нет, не тебе. БАДДИ.
После услышанного взгляд Максима выражал такую опрокинутость, и костюм огородного пугало завершал смехотворный облик.
— Какой Бадди? Бадди — КОТ! — переспросил Максим.
— Да.
— Какой КОТ в операционной?
— ОбнАковенный. Наш Бадди — красивый, с голубыми глазами… — невозмутимо подтвердил Сема.
— Сема, ты меня удивляешь. Думал дело серьезное, а мне тебе впору номер надо организовать в психушке. Она у нас прямо через дорогу. Рядышком.
— Давай, давай! Только номер непременно — «люкс». Макс, ну что ты опять? Ты что, не знаешь, чем я занимаюсь?! Так вот. Мы вшили Бадди ЧИП. Операция прошла успешно, — довольный приближением своего триумфального момента, Сема встал и пружинисто заходил по комнате.
— Бадди чипирован?
Максим снял свою соломенную шляпу, сложил губы вареником и молча стал ими двигать, переваривая услышанное.
Аккуратный и чистенький домик бабушки стал превращаться в действующий вулкан с огнедышащей магмой эмоций.
— И что, есть результат? — наконец спросил Макс.
— Результат налицо! — воскликнул Семен и продолжил нараспев: — Ты посмотри в глаза! Любовь увидишь в них…
Максим покачал головой, помычал и ответил:
— Угу-у-у… «Ты ТАК сегодня о любви сказал,
 Что забеременел весь зал».
— О-хо-хо! — и без тебя знаю эту эпиграмму Гафта Никулину. Ну, давай их оставим в покое и перейдем к Бадди.
— К Бадди… — Максим подхихикнул.
За все время словесных баталий Алла молчала. Присутствие рядом сидящего Бадди успокаивало ее. Бадди сидел, как маленький тигр, — с воинственным видом и человеческим взглядом. Его зрачки стали круглые, и в его глаза было невозможно смотреть. Взгляд Бадди излучал неконтролируемое состояние гипноза. Хотелось утонуть в этом притяжении.
А Бадди в это время думал:
«Вы даже не представляете: сколько я о вас знаю… И если бы я даже мог говорить, то все равно бы молчал.
 Я могу чувствовать, предчувствовать и понимать!
Я могу соображать: по-своему, инстинктивно, по нашей кошачьей природе.
И всегда готов к внезапной дерзкой атаке. Мы, коты, не отвлекаемся на то, чтобы разложить все по полочкам.
И еще…Я вижу на головах людей скафандры, а люди их не видят. Скафандры разного цвета. У хороших людей светлые тона. У Аллы, Семена и Макса — светло-голубые. Они классные! А у плохих людей — темные. Вот когда я вижу человека в темном скафандре, сразу гажу ему в ботинок. Только вот Макс не верит мне. Ну ничего, я ему еще докажу, в чем наше отличие. У меня есть хвост! А у вас — нет! Обрезали. Оставили копчик. Значит, вы обрезанные, бесхвостые. Шумливые и суетливые. И ваш вестибулярный аппарат требует доработки. Вы не можете управлять своим телом при падении. А мы, хвостатые, — можем и приземляемся всегда на четыре лапы. Вот!
И зрение у нас в шесть раз лучше, чем у вас. Мы можем смотреть на солнце и распознавать объект на расстоянии 100 метров».
В общем, пока Семен с Максимом подкалывали друг друга, Бадди так себе поднял самооценку, что к моменту демонстрации эксперимента он убедил себя, что он большой, сильный и поверил в свою уникальность. Он может то, что не может человек! Он видит то, что не может видеть человек! ОН НЕЗАМЕНИМ!
А в это время Семен объяснял Максиму, что делать с пультом и указал на кнопку. Алла молча наблюдала. Ей было знакомо состояние Максима, и она с нетерпением ждала его реакцию. А уж как ждал Семен! Он то сядет, то встанет, то усы подергает.
А каркас тела Бадди от такого аутотренинга окреп и как-то даже увеличился в размерах. Он встал на лапы, поднял голову, хвост торчал, как указка, и шерсть слегка вздыбилась.
«Может, я и не швед, и не жнец, но я красавец, и всем трындец!» — Бадди так расхваливал себя, что уверовал в свою силу и стойкость.
Максим подумал и решил задать неожиданный вопрос:
— Ты кто?
Алла и Семен напряглись.
Бадди быстро ответил:
— Я — ТИГР!
— Ты КОТ, — написал Максим совсем без тени усмешек.
— В состоянии затравленности я превращаюсь в тигра.
Максим смотрел на экран вопросительно и не мигая:
— Это заготовка?
— Ты че? Откуда мы могли знать твой вопрос?
Экран опять засветился, и начали появляться слова: «Ты… голубой...»
Макс взбесился:
— ЧТО?
— Да подожди! Дочитай! — вступилась Алла. Она еще не знала, что ответит Бадди, но точно знала, что это не то, на что подумал Максим.
Все впялились на экран: «Ты голубой скафандр на голове держишь…»
— Господи, что это значит?
— Это открытие! Бадди видит АУРУ!
Плюхнувшись в кресло, Максим сидел с расстегнутым ртом и глазами на затылке. Его вид отражал и поражение в недоверии, и радость осуществимого.
— Молодец, Семен! Ты положил меня на лопатки! Горжусь! — с восторгом сказал Максим, а потом, смеясь, добавил:
 — Еще чуть-чуть и я бы точно забеременел.
Все засмеялись.
Глава тринадцатая
Максим вернулся домой под глубоким впечатлением от Бадди.
Приняв душ и поужинав, он пошел в спальню и хотел включить телевизор. Но взял подборку научных статей о кошках, которые ему дал Семен, и с увлечением стал читать.
«Мысль о том, что кошки имеют внеземное происхождение, вовсе не нова.
Они появились на Земле более 60000 лет и назывались кошки - фоссу. Фараон Эхнатон объявил кошек своими сестрами и братьями, тем самым приравняв их к богам. Которые, между прочим, прилетели с Сириуса. Через несколько веков к мнению давно почившего фараона присоединился Пифагор, назвавший котов «пришельцами из иных сфер». Позже философ Плотин в одном из своих трудов напрямую сказал, что кошки «свалились с Луны». Ученые из Александрии вовсе присвоили загадочным животным титул «посланцы далеких звезд»… В России первые упоминания о кошках появились в XII веке, и цена за них была очень высока… На этом месте печатный листик выпал из рук Максима, и он уснул.
Понедельник для Максима начинался обычно — проходная, контроль, надетые улыбки, красная зона… Но после разговора с Гатлером он был будто подключен к розетке, сигнализирующей напоминание — «ждите ответа». И что бы он ни делал, под коркой его сознания скрыто гнездилось состояние, одновременно вызывающие и ожидание, и волнение.
В кабинете Максима раздался телефонный звонок. Это был Мечин. Пульс Максима участился.
— Доброе утро, Сергей Иванович!
— Доброе. Зайдите ко мне, — сказал Мечин и отключился.
Максим почувствовал легкое трепыхание, но ни дышать, ни приседать не стал. Просто встал и пошел.
Войдя в кабинет Мечина, Максим не сразу определил его настроение. Все эмоции Мечина были под маской непроницаемости.
Мечин предложил сесть и протянул Максиму новый договор.
— Ознакомитесь.
Максим пробежался по договору: ответственность… конфиденциальность… права… ДЕНЕЖНОЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ!
Заработная плата Максима была увеличена в два с половиной раза.
Он отродясь таких денег не видел.
«В пору в жабры рыб ставить золотые сережки, как в прудах князя Юсупова…» — подумал Максим и стал внимательно перечитывать договор с первой страницы.
Прочитав договор и не обнаружив ничего кривого, Максим взял ручку и подписал.
Вот теперь Максим увидел в глазах Мечина холодную недоброжелательность. Мечин не ожидал такого быстрого расположения босса к Суханову, да и про стакан холодной воды он не мог забыть.
Максим с улыбкой протянул оба экземпляра договора в руки Мечина и спросил:
— А что сейчас?
— Сегодня в два часа дня вы будете ознакомлены с новым местом вашей работы. А пока — свободен. В 14:00 у меня.
Максим шел по коридору к себе, не понимая своего состояния. Радоваться ему или… И Л И!
«За что же здесь платят ТАКИЕ деньги? — задал себе вопрос Макс и сам же ответил: — Вот и узнаешь, за ЧТО!»
Без одной минуты два по полудню Максим открывал дверь в кабинет Мечина.
Мечин ждал его: жестом он показал следовать за ним, и они направились по коридору к большой металлической двери. Эту дверь Максим давно заприметил. Металлическая дверь была массивной и неприступной, будто за ней не коридор, а тоннель.
Мечин подошел к двери, достал пульт, нажал кнопку, и дверь открылась.
«Дверь открывается по пульту…» — отметил про себя Максим.
Они вошли в небольшое помещение, из которого через стеклянную дверь попадаешь в комнату, похожую на раздевалку — только двери шкафов не узкие, а обычные. И все восемь дверей были разного цвета.
Мечин пристально посмотрел на Максима и, будто прочитав его мысли, сказал:
 — Да. Так и есть. Это раздевалка. Вы сейчас зайдете вот сюда, — он указал на дверь красного цвета, — полностью разденетесь и пройдете в душевую кабину. В душевой кабине две двери. Вам после принятия душа следует выходить через другую дверь, которая напротив. Закончив мини-инструктаж, Мечин резко развернулся и вышел.
Максим оглядел довольно просторную красную кабину.
«Из красной зоны в красную кабину. Обложили революционной краснятиной. Самое время спеть „Вставай, проклятьем заклейменный“… Ведь наверняка прослушивают», — подумал Максим и стал раздеваться.
Раздевался он как-то вдумчиво, спокойно и медленно. Но как он ни старался обуздать свои эмоции, ничего не получалось. Он будто готовился к прыжку на тарзанке. Максим не мог объяснить себе свое состояние.
Душевая кабина приличных размеров произвела впечатление. В кабине, выполненной из гранита, была установлена лавочка и какие-то подставки, опоры, держалки. Система душевого оборудования оснащена немыслимыми краниками, ручками, кнопками. В общем, без Алиски не разобраться. Вспомнив про Алиску, он дернулся назад к мобильнику, который забыл отключить.
Ну не тут-то было. Дверь не открывалась. Максим не понял: «Что ЭТО?!»
Он настойчивее подергал дверь, но безуспешно.
Дверь была заблокирована.
И это не тот случай, когда студент из «Золотого теленка» Ильфа и Петрова намылился — и вода закончилась.
Это не вода закончилась — ЭТО Максим заблокирован в роскошной душевой из гранита. ОДИН. В ЛОГОВЕ МОНСТРА. И ГОЛЫЙ!
Максим быстро прокрутил ситуацию и решил действовать незамедлительно.
«Они наверняка просчитывают, на сколько по времени меня парализовали их методы психологического насилия», — лихорадочно думал Максим и четко осознавал: для того, куда он влез, надо иметь «слоновые яйца, реакцию обезьяны и мозги волка». Кто это сказал — не помню.
Максим вышел из душа в противоположную дверь и оказался точно в таком же предбаннике, в который он входил, только зеркально отраженном.
Он взял в шкафу костюм синего цвета и поспешил быстро одеться, чтобы размыть время «парализации», дабы не радовать гатлеровцев.
Холл, в котором оказался Максим, утопал в изобилии цветов и декоративных деревьев. В этом зимнем саду летали маленькие красивые птички. Клеток не было. Висели только кормушки. Вдоль стен стояли большие аквариумы с экзотическими рыбами.
«Такая красота прикроет любые злодеяния. И как должны быть взломаны мозги, чтобы совмещать эту красоту с дьявольской вероломностью? А может, мы ошибаемся? Может, в стенах «Иллиады» тишь и благодать?» — продолжал Максим, но время на размышления не было.
Перед ним поднялся люк размером 70 х 70 см, и из пола вырос Гатлер.
И как ни в чем не бывало спросил:
— Вы в порядке?
— Да, — как можно сдержаннее ответил Максим.
«Напугал шмеля голым членом…НЕ ДОЖДЕТЕСЬ!» — подумал Максим и, засунув руку в карман, скрутил кукиш.
Гатлер посмотрел на Максима, высматривая страх или напряжение. Кукиш в кармане Максима придавал уверенности, и его вид не передавал никаких месседжей волнения.
Перед Гатлером стоял Максим, совсем безобидный и спокойный. Ну ни дать, ни взять — плюшевый мишка, только с фигой в кармане.
— Вытащите руку из кармана, — резко скомандовал Гатлер.
Максим струхнул: «Точно циклоп с третьим глазом».
Но Гатлер дал команду с определенной целью и пояснил:
— Руки держать в кармане не надо. Карман предназначен для жетона с вашим личным ID. Как только поместят в карман жетон, он будет зашит.
Максим выдохнул.
Гатлер направился вдоль холла к дальней стене. Подойдя к стене, он прильнул лицом к маленькому, совсем не заметному окошечку. Стена раздвинулась. Максим понял, что механизм открывания сработал по сетчатке глазного яблока. Разработки «входа» и «выхода» по сетчатке уже много лет применяются. Это его не удивило, но где взять глаз Гатлера?
Из лифта они вышли в еще более поразительное, ранее ни с чем не сравнимое, помещение. Под стеклянным полом был аквариум неимоверных размеров, в котором плавали полутораметровые акулы. Вдоль стен были установлены террариумы со змеями.
На стене метров 25—30 блаженствовал пятиметровый индийский удав — светлый тигровый питон. Змея считается королевой джунглей Индии и Шри-Ланки.
Эти змеи не ядовиты, но они имеют два ряда очень острых зубов и при укусе вызывают острую пронзительную боль. Светлые тигровые питоны способны убить оленя и проглотить его целиком.
Максим очень много знал о змеях, крокодилах и ящерицах. Он посещал факультатив в школе и частные курсы при МГУ. Поэтому он узнал всех змей в террариумах этого помещения и был очень удивлен.
Змеи были редчайших и древних видов.
Гатлер с гордостью подвел Максима к одному из террариумов, где лежал на огромной коряге шестиметровый питон.
— Эта змея способна проглотить человека, — сказал Гатлер, ехидно посмотрев на Максима.
Максим продолжил:
— Да, этому Иероглифовому питону ничего не стоит проглотить корову или двухметрового крокодила.
Между крокодилом и Гатлером Максим мысленно провел параллель и, говоря, посмотрел на Гатлера — не ехидно, как он, но выразительно.
Имея звериное чутье, матрица Гатлера уловила этот посыл, и у него сузился левый глаз. Тик Гатлера выдает его при неприятных ему ощущениях. И Максим это заметил.
Но Гатлер быстро затушевал импульс и обратился к Максиму:
— Да-а-а, похоже вас ничем не удивишь. А английским вы так же хорошо владеете, как знаниями о змеях?
Максим не ожидал такого перехода. После обучения в школе с углубленным английским и трехгодовой практикой в Индии он свободно общался на английском. Но какой уровень знаний нужен Гатлеру?
Он ответил:
— Ну, думаю, разницу между «shirt guy» (рубаха-парень) и «shit guy» (говно парень) объяснить смогу.
И Гатлер, и Максим знали, что новички в английском путали очень схожие слова и при произношении могли вместо рубашки сказать говно.
Гатлер опять узрел в этом сравнении «пику», острием направленную на него.
«Может, я зря его сюда привел?» — с сомнением подумал Гатлер, но, посмотрев на «плюшевого» Максима, решил, что у него сдают нервы.
 Он развернулся и направился к столу, взглядом приглашая Максима.
В этот момент открылась дверь, и вошли трое мужчин средних лет.
Представились. Обменялись рукопожатиями. Вошедшие были в таких же костюмах, как у Максима. По такому прикиду определить было ничего нельзя. Все четверо сидели как клонированные близнецы почти одного возраста.
Начался разговор НИ О ЧЕМ: «…где кто родился… и кому пригодился…» — говорили исключительно на английском, ни одного русского слова.
Максим поддерживал беседу на хорошем уровне — это было написано на лицах присутствующих.
Гатлер был доволен.
А Максим, сохраняя улыбку на лице, был ошарашен и потерян: «Откуда здесь американцы? ЗАЧЕМ? ПОЧЕМУ? И ДЛЯ ЧЕГО?»
Мозги Максима стали возбуждаться. Он, как врач-трансплантолог, понимал, что органы для трансплантации доставить в США нет никакой возможности. Да и зачем? Можно в Америку отправить живых доноров. Что американцы и делали. Покупали подростков в России и доставляли органы ОЧЕНЬ богатым клиентам. Руководили этими преступными операциями агенты из стран Прибалтики. По отлаженной линии они вербовали в России человека, который «прикармливал» подростков и молодых людей, обещая им жизнь в заграничном раю. Агенты приезжали, демонстрировали «живому товару» условия жизни и куда их увозят, платили завербованному за каждого человека и увозили органы в живом, надежном человеческом контейнере. Переправляли людей контрабандой по морю, по океану в Америку, и за час до подхода к точке, прямо на борту оборудованного судна, извлекали органы.
«Ну, если Гатлер занимается отправкой людей за границу, зачем ему врачи-трансплантологи?» — Максим завис в лабиринтах своих мыслей.
Они продолжали беседовать, пить кофе с очень вкусными пирожными и умело прощупывать Максима, задавая ему вопросы под прикрытием непринужденной обстановки. Свободно и ненавязчиво.
И вдруг, совсем неожиданно, все трое встали, как по команде:
— Glad to meet you, see you later (Рады знакомству, увидимся позже), — и дружно направились к выходу.
Гатлер пояснил, что приближается время приема пищи змей и акул, он проводил Максима к душевым. У входа в душевые произнес одну фразу: «Я прощаюсь с вами». И они расстались.
Добравшись после душа до своих вещей, Максим оделся и вышел. У входа его ждал Мечин. Стоял как вкопанный, будто и не уходил.
— Максим Игоревич, вам сюда, — и указал на дверь. Они прошли по коридору и оказались в другом отсеке — видимо в том, который Максим узрел через окно, прикрытое шкафами.
В конце коридора они повернули налево и спустились по лестнице, перейдя в другой коридор. Мечин шел впереди, как поводырь. Они прошли коридор и подошли к лифту. Мечин приложил карточку, и двери лифта открылись. В кабине лифта не было никаких кнопок. Двери закрылись, и лифт поехал вверх. Выйдя из лифта, Мечин вручил карточку Максиму.
— Завтра свой путь вы начнете с этого места, — и протянул ему карточку. — Это вам. Любые ваши входы и выходы передаются в центр управления безопасности.
«Понятно, — подумал Максим. — На меня надели колпак Гатлера».
— А через какую проходную… — хотел спросить Максим, но Мечин его опередил.
— Завтра в 9:30 вы садитесь в серебристый «мерседес» с номером «123»,
который будет вас ждать у подъезда.
Максим взял карточку и хотел положить ее в барсетку.
— Не прячьте, на выходе она вам пригодится, — и, показав направление к выходу, Мечин удалился.
Глава четырнадцатая
После всего увиденного Максима распирало увидеть Семена с Аллой и выплеснуть все содержимое «очевидного и невероятного». То бишь все, что с ним произошло за эти три дня. Но встречаются они в субботу. Максим не мог терпеть этот недельный интервал встреч.
У него созрел план: срочно купить мобильники, которые в огне не горят и в воде не тонут — одним словом, хоть гвозди забивай, — и без всяких наворотов, только «ВКЛ — ВЫКЛ». Оформить аппараты на себя он не мог, дабы не засветиться. Максим зашел домой. Переоделся. И незамедлительно направился к своему другу Владу, в надежности которого он был уверен, как в себе. На удачу — и Влад, и его жена были дома. Максим вкратце изложил свою просьбу, и они без лишних вопросов направились к ближайшему дилерскому центру «Nokia».
Максим пришел к Семену с купленными двумя мобильниками.
Сема был дома. Удивился. Но вопросы задавать не стал, а просто пригласил на чашечку кофе.
— О! Привет, а у меня кофе! Настоящий. Бразильский!
— Ну, давай! — они сели пить кофе, и Максим, чтобы заполнить нишу, пока они не вышли, начал рассказывать правдивую историю о своем друге Владе. Вариантов прослушки тысячи — лучше перебдеть, чем недобдеть.
— Я недавно случайно встретил в поликлинике своего друга. Он воевал в Чечне, ветеран боевых действий. Снайпер. Вкратце расскажу, что с ним случилось, когда пришлось столкнуться с нашей медициной. Понадобилось сдать кровь для справки, и он пошел в поликлинику по месту жительства. В регистратуре получил свою карту толстущую: листов, справок, анализов — не счесть. А он пять лет у врачей не был. В карточке были выписаны препараты на сумму около 6500—8500 рублей в месяц. А по анализам на кровь ветерану боевых действий насчитали 1100 рублей! Зная, что для ветеранов боевых действий эта услуга — бесплатная. Ничего не боятся! И это не «Иллиада», платная, а бесплатная — в невидимых кавычках — клиника для народа. И эти НЕплатные выскребают сусеки социальной защиты от государства и пациентам оставляют «колобок» — без рук, без ног и других органов. Пока догадаешься, за что же его ухватить, — его хитровымудренная лиса уже съела.
Так вот, пошел мой друг к заведующей, к лисе. Лиса послушала ветерана и не стала есть колобка, дабы не поперхнуться, а хуже того, не подавиться. Все-таки ветеран — и не просто вояка, а снайпер.
Скорехонько выдали новую амбулаторную карту, и анализ крови, в соответствии с положением, был сдан бесплатно. Как выяснилось, инвалидам и ветеранам государство выделяет на бесплатное получение медикаментов до 20 тысяч рублей в месяц и 30—45 тысяч рублей — на путевку.
Скажи, как на местах плодятся такие уроды?! Погружают народ в состояние незащищенности, используя свои схемы. Предатели! А потом просто переводят стрелки, дескать, они ни при чем, все — ТАМ, наверху.
Максим попросил сигаретку и в момент передачи сигареты передал Семену записку:
«Друга зовут Влад. Его номер телефона лежит у тебя на холодильнике. Запомни и сожги вместе с этой запиской контакт Влада на МЕГАЭКСТРЕННЫЙ случай».
И после передачи записки Максим продолжил разговор в естественно органичной манере.
— Ну ладно, давай оставим эту бесполезную полемику… Ты лучше расскажи, как там хозяйка этого уникального кота? — Семен подметил, что Максим никого не назвал по имени, и тоже продолжил, не называя имен.
— Кот! Это уникальное создание. Он сам открывает кран, чтобы напиться. Нужду справляет на унитаз и смывает! САМ! Подносит хозяйке тапочки. Делает ей массаж.
— М-да! — Максим понимал, что на кота подействовало стимулирование искусственного интеллекта, но вслух просто спросил:
— И как хозяйка? Сознание от восторга и умиления не теряет?
— Она, по-моему, и не приходит в сознание от безумной любви к своему коту.— с заносчивой обидой и вполне серьезно сказал Семен.
Максим, по-дружески похлопав Семена по плечу, решил откланяться.
— Ладно, Семен, уже поздно.
Максим не стал отдавать мобильники, а решил привезти их в субботу на дачу к Семену:
— А пока отвезу родителям, пусть там полежат.
На следующий день, ровно в 9:30, у подъезда Максима стоял серебристый «мерседес». Максим сел, и машина тронулась. Как только они выехали на Рублевское шоссе, поднялись шторки и наблюдать за дорогой не было возможности. Через десять минут машина остановилась. Дверь открылась в створе массивных скользящих ворот. Из салона автомобиля Максим сразу вышел в помещение-бункер: стены бетонные, пол каменный. Освещение слабое. К нему подошел охранник и провел его к лифту. По своей карточке он зашел в лифт и стал подниматься вверх.
Двери открылись. По ту сторону от лифта стоял Мечин. Они поздоровались, и Мечин сопроводил Максима в уже знакомый ему душевой отсек.
Максим переоделся, пропустил себя через мойку и вышел. Его ждал Гатлер.
Они через «глаз» Гатлера вошли в лифт.
«Видимо, доступ именно к этому лифту был только у Гатлера», — подумал Максим и, встретившись с ледяным взглядом Гатлера, плюшево улыбнулся.
В лифте Гатлер не произнес ни слова. Когда они вышли, их встречал Марк — один из вчерашних. Гатлер передал ему Максима и сказал:
— Ну что, врач-трансплантолог, посмотрим, на что ты способен.
Максим понял — предстоит операция. Его серое вещество забулькало.
Они с Марком подошли к стеклянной двери. Марк приложил карточку, и дверь открылась.
— You can also log in using your card (Вы тоже можете входить по вашей карте), — сказал Марк.
Максим помахал головой в знак понимания того, что эта дверь ему доступна.
Они вошли. Помыли и обработали руки, надели перчатки и направились в операционную, где уже работали Алекс и Вик. Вик — анестезиолог, а Алекс и Марк — хирурги.
 Операционная представилась в полном своем наполнении высококлассного оборудования. Блеск инструментов, чистота, запах пропитали каждый миллиметр операционной.
Максим волновался. Но когда оповестили, что перед ними пациент на пересадку левой почки, Максим успокоился. Операции по пересадке почек и печени в России были почти на конвейере.
Старший их группы, Алекс, вручил Максиму скальпель и коротко и четко сказал: «Начинайте!».
Максим понял, что это для него проверочный экзамен. На хирургическом столе лежал реципиент  с только открытой областью живота. Лицо и отличительные органы полов были закрыты.
Максим уверенно и спокойно взял скальпель и сделал косой разрез по ходу волокон для более удобного и широкого обнаружения подвздошных сосудов. Раздвинул края, обнажая косую и прямую мышцы живота, продолжил разрез по перемычке, соединяющей эти мышцы. Он погрузился в свой вакуум и совсем не отвлекался на эмоции. Осторожно выделил внутреннюю и наружную артерию, стараясь не пересекать семенной канатик.
«Реципиент — мужчина, — подумал Максим. — Семенной канатик надо сохранить». Это подчеркнет его профессионализм. Так как обойти семенной канатик не всегда получается и не у всех.
Но у Максима — получилось. И американские коллеги были довольны, зная сложность этого момента. У женщин круглую связку матки всегда пересекают.
Подготовка к пересадке была завершена. Алекс осторожно поместил почку в приготовленную полость.
Обнаружив почечную артерию вместе с участком аорты, вырезанной в виде венчика, Максим определил, что почка для пересадки взята от трупа.
После соединения кровеносных сосудов и артерий операция приближалась к восстановлению мочевыводящих путей. К этим этапам была подключена вся группа, и через три часа операция была успешно завершена.
По истечении семи дней стало ясно, что отторжения не наблюдается, орган прижился, пациент чувствует себя хорошо.
Максим получил премию. Такой финансовой независимости он еще не ощущал никогда. Максим понял — его покупают.
До конца недели было еще две операции — тоже по пересадке почек, — и прошли обе операции тоже удачно.
К пациентам ни до операции, ни после операции Максим допущен не был. Прошла неделя. Зацепиться было не за что. Ситуацию можно сравнить лишь с чистой водой — без осадка и мути, прозрачная, хоть сквозь смотри. Ни жира не собрать, ни на соль выпарить.
И об этом обо всем Максим рассказал Алле и Семену, когда они встретились в очередную субботу. Максим рассказал про душевую с блокировкой двери, потом удивил площадкой на гидродомкратах, на которой «вдруг» появился Гатлер, рассказал про сад, птиц, змей и акул, подробно остановился на глазной сетчатке Гатлера, по которой открывается лифт, и, конечно, о серебристом «мерседесе», а закончил — операционной и операциями.
Все услышанное очень впечатлило Семена и Аллу.
— Ну прямо в гостях у Фантомаса, — промычал удивленный Семен.
— Вот так вот. Разденут до гола и голого оденут. Все продумано до нанограмма. А ты хотел фотосессию.
— За фотосессию не беспокойся. Ты только высмотри вентиляционные решетки в помещениях.
— Дело в том, что я пока даже не знаю, что нам сейчас нужно делать. Могу только дорисовать свои воображения, а фактов — никаких. Вот только то, что рассказал. На пересадку органов наверняка есть лицензия. И можно быть уверенным, что там, где могут ткнуть пальцем, они строго следуют букве закона и не нарушают права клиентов. Это их защитный щит. Но этот же щит ЧТО-ТО прикрывает. Но ЧТО? Откуда доставлена почка — не знаю, так как контейнера для транспортировки органов с кодом и номером я не видел.
Алла молчала.
А Семен был весь как на шарнирах:
— Подожди, Макс, обязательно что-то всплывет. Обязательно вскроется срез порченной картошки, которая снаружи чистая и гладкая, а в самой середине — гниль.
Максим с Семеном были настроены на одну волну: слово в слово, мысль в мысль… Но за неимением фактов можно было сколько угодно рассуждать, предполагать… ну, собственно, и ВСЕ.
Максим решил не толочь воду в ступе, а достал телефоны и положил на стол.
— Этот вам, а этот мне — для обмена СМС. Телефоны зарегистрированы на моего приятеля и его жену. При ситуации, не терпящей отлагательства, — пишите.
На этом и решили расходиться по домам.
Началась неделя. У Максима все шло по накатанной: «мерседес», бункер, лифт, операционная…
Но этот понедельник был совсем не такой, как все понедельники «ДО». Это был понедельник, ради которого он здесь. И этот день он не забудет никогда.
Защитный щит стал сдвигаться и обнажать реальную действительность.
Алекс объявил: «Операция по пересадке сердца. Пациент мужского пола. Возраст — 59 лет».
Максим почувствовал тревожную вибрацию, хотя на его счету уже была не одна пересадка сердца от донора реципиенту. Он не понимал — это волны радости или волнения.
Операция началась. Пациента подключили к искусственному кровообращению. Хирурги после отсоединения нервных окончаний сердца от нервной системы извлекли сердце и были готовы к принятию донорского органа — денервировнного сердца. Сердца, отрезанного от нервной системы донора. Нервные окончания отрезаются, но сердце бьется как нужно, только с другой частотой сердечных сокращений.
Алекс держал в руках донорское сердце.
Максим не мог понять, ЧТО С НИМ ПРОИСХОДИТ. Он ясно понял, что с сердцем что-то не так. Оно чуть-чуть больше — но это нормально. Форма? Почему форма в виде конуса? Человеческое сердце трапециевидной формы. Левое предсердие имело две легочные вены вместо четырех.
У Максима от волнения по позвоночнику побежал шар и разлетелся в голове тяжелой дробью. Алекс держал в руках НЕ человеческое сердце!
 «Это сердце свиньи!» — испарина выступила на лбу Максима. Бросило в жар, и ему нестерпимо захотелось броситься в ледяную прорубь.
Реакцию Максима заметили все!
Операция продолжалась. Сердце свиньи заменило человеческое сердце. Хирурги соединили кровеносные сосуды, и циркуляция крови возобновилась.
Еще раз тщательно все проверили, отключили аппарат и приступили к зашиванию. Теперь в человеке будет гнездиться свиное сердце.
По окончании операции Гатлер вызвал Максима к себе.
— Мы стоим на пороге мировых открытий, — начал Гатлер. — И ты — непосредственный участник этого судьбоносного достижения. Мир освободится от системной нехватки органов. Мы будем спасать жизни людей!
«Мировое открытие будет принадлежать американцам, а опыты производиться на территории России. И экспериментировать тоже будут не на американцах, а на русских. И кто бы говорил о спасении человечества? Тебе, Гатлер, нужны только деньги, власть и могущество», — подумал Максим.
Максим понимал, что он вытаскивает на поверхность унизительные проработки их действий, противоречащие человеческому восприятию.
Гатлер наблюдал «протест» во взгляде Максима, в его взгляде «звучала» тревожная нотка, предупреждающая об опасности.
После увиденного Максим не мог контролировать свои эмоции, рвущиеся наружу, как частое и оглушительно громкое дыхание АДА, рвущееся из груди жертвы под гильотиной.
Усилием воли он дал себе команду: «Возьми себя в руки, Максим! Дело надо довести до конца!» и уже вслух произнес:
— Богдан Степанович! Да! Согласен, — мы на пороге великих перемен в медицине. Но я просто растерялся. Не ожидал. Вы бы хоть предупредили, — и опять применил свою плюшевую улыбку.
Это Гатлера успокоило, и на этом они расстались.
Максим поспешно вышел. Ему невыносимо хотелось извергнуть скопление содержимого, как это делают китайцы, насытившись пищей, пощекотав в горле лебяжьим перышком.
Выйдя из серебряного «мерседеса», Максим направился в сквер. Сел на лавочку и отправил СМС Семену: «Срочно встречаемся на нашем первом месте». Первое место — это кафе в Филевском парке.
Пришла СМС от Семена: «Мы будем через час».
Вдруг Максима как ужалило: а ведь за ним после кабинета Гатлера могут следить. «Отбой!» — отправил он СМС и решил организовать встречу у родителей.
«Может же он навестить своих родителей», — подумал Максим и отправил другую СМС: «Жду Вас у одноглазого, там веселее».
Родители Максима жили на Кутузовском проспекте в трехкомнатной квартире.
Семен не раз бывал у родителей Макса. Он все понял и ответил на французском: «Bien cher, je viens de voir ma francaise» (Хорошо, дорогой, только загляну ко своей француженке). Стало ясно, что Семен разгадал, что речь идет о Кутузовском, и ответил на французском. Ведь мы со школы знаем, что одноглазый — это Кутузов, и он пошел бить французов. Бородинская битва!
Максим появился у родителей с огромными пакетами продуктов. Мама хлопотливо отреагировала на визит сына и, узнав о визите друзей, принялась колдовать на кухне. Максим объяснил ситуацию и попросил накрыть стол в его комнате.
Подошли Алла и Семен, и они все расположись в уютно обставленной комнате Максима. На журнальном столе разместился полноценный и аппетитный ужин — без особых деликатесов, но сытный и вкусный.
После ужина Максим убрал со стола, помыл посуду — так в их семье было заведено. Алла с Семой с готовностью помогли ему. Потом они уже сами организовали себе кофе и перешли к важному.
«— Они проводят эксперименты по пересадке свиного сердца в организм человека», — сказал Максим и рассказал все от первого до последнего момента. Замолчал. Он дал возможность опуститься глубокой и затяжной паузе.
Комнату накрыло землетрясение мыслей. Шкала тряски то нарастала, то обрушалась. Вибрация настроения мыслей синусоидно показывала аритмические скачки — то вверх, то вниз.
— Максим, ты не мог ошибиться? — спросила Алла.
Это был вопрос ради вопроса. Видимо, Алла сильно разволновалась. Потому что Максим все рассказал: и про биологические отличия, и про разговор у Гатлера, где Гатлер не отрицал донорский орган свиньи, а наоборот — с гордостью причастия к мировым достижениям — подтвердил.
— Но чтобы пересадить сердце свиньи человеку, необходимо вырастить свинью с отредактированным геномом? — придя в себя, Алла вынесла вопрос на обсуждение.
— Конечно, для этого удаляются какие-то гены свиньи, и добавляются человеческие. И при помощи научных обследований определяют последовательность оснований ДНК. Свинья получается генно-модифицированная, — пояснил Максим.
— О Господи! Генно-модифицированная, не генно-модифицированная — это же сердце свиньи! Оно никогда не сможет влюбиться! Любить, страдать, чувствовать — это высшие эмоции, присущие только человеческому сердцу! Свинья никогда не получит инфаркт. Сердце свиньи атрофировано к эмоциональным всплескам и шокам. Свинье бы пожрать, поспать, и грязь ей только в радость. У свиньи нет Души. У человека — есть. У кошек есть, у моего Бадди есть. А у свиньи — нет! У свиньи нет астральной зоны в сердце, где живет ДУША!
Лицо Аллы пылало как зарево, она не могла остановиться, захлебывалась от волнения.
— Алла, а может кому-то и не нужны переживания и сострадания, которые ведут к инфарктам или сердечным приступам, — перебил ее Семен. — Сколько на земле равнодушных — зашориных и закодированных. Собрали их под разные купола с разными направлениями — зомбировали трафаретными проработанными тезисами, и делают с ними что им надо и что им выгодно.
— Кому выгодно? — спросила Алла и сама ответила: — Власти. Америке. Масонам. Сколько распространилось по миру американских сообществ. Внушают безразличие, а это разрушает изнутри и разъединяет людей. Из нас делают стадо — легче управлять. Такая платформа развития не принимает в расчет человеческую мораль. Цель платформы — подавление мыслей, внушение, и, как следствие, — глобальная перепрашивка мозгов. Люди стали жить тезисами: «…это не моя проблема…», «каждый сам в ответе за свою ситуацию…», «не надо советовать, сочувствовать, сострадать…» и так далее. Сострадание спасет человечество, а не равнодушие! Я сама верующая. Верю в Бога, в Силы Всевышние. Но я против догм и догматизма. Вот, например, если я перед кем-то виновата, то не жду прощенного воскресенья: я попрошу прощения по зову сердца, а не по календарю для галочки. И как же выгодны эти галочки. Подойдет праздник, и начинается турбулентность открыток-пересылок — без чувств, без души, а главное — без общения, для галочки.
Алла подняла грустные глаза и процитировала Альберта Эйнштейна:
«Я боюсь, что обязательно наступит день, когда технологии превзойдут простое человеческое общение. И мир получит поколение идиотов».
— А сколько вокруг прекрасных молодых людей — образованных, воспитанных. Как ИХ оградить от этого психологического насилия? Как спасти умение мыслить и чувствовать, умение любить и сострадать…
— Алла! Успокойся! Ну что ты так разволновалась? — почти в один голос пытались ее успокоить Семен с Максимом.
— Я не могу успокоиться, осознавая, что НЕЛЬЗЯ экспериментировать с природой.
— На детей надевают шапки кошек, собак, тигров с открытой пастью. Что это? — и Алла вспомнила очень характерную ситуацию: — Мы лет пять назад ездили в Италию зимой, кататься на горных лыжах. Пошли в магазин за продуктами. Смотрю — в коляске собаку везут. И собака как заплачет по-человечески. Я присмотрелась, а в коляске — ребенок, а у него морда собаки на голове. Шапка такая. Папа ребенка уловил мой испуг и улыбнулся. Он порадовался, что я испугалась. С такими настроениями пророчества Эйнштейна совсем рядом, за углом… за порогом…
Семен был согласен с Аллой и от волнения дергал себя за усы. Немного помедлив, как бы соображая «и что дальше?», повернулся к Максиму и развернул тему к экспериментам:
— Значит, американские ученые проводили свои эксперименты на гражданах России?! — спросил Семен.
Максим сосредоточился:
— Это научный эксперимент. Американские ученые давно над этим работают. Зарегистрирована операция по пересадке свиного сердца 57-летнему больному. Операция прошла успешно, но через два месяца пациент умер, — Максим говорил тихо и задумчиво.
— И ученые Америки решили довести до совершенства свой эксперимент на испытательном полигоне в России. Не в Америке! А в России! — возмущался Семен. — Сама операция при таком современном оборудовании не вызывает непреодолимых сложностей. Сложен послеоперационный период реабилитации. Необходимо постоянно проверять пациента на присутствие десятка бактериальных и вирусных агентов. Вирус из семейства герпесов обнаруживается только у свиней, и для свиней он не опасен, а для человека — смертелен. Так что успех по пересадке свиного сердца человеку не достигнут. Видно, не хочет человек принимать свиной геном. Наверняка этот научный эксперимент при успешном достижении будет продлевать жизнь людей, которые хотят жить, и им все равно, с каким сердцем. Жизнь спасена, и этим оправдана цель — и даже, возможно, будет оправдана гуманно. НО! Как бы ни модифицировали сердце свиньи для снижения риска отторжения, геном свиньи не удалить, — заключил Семен.
Шкала мыслей опустилась в ноль. Эмоции выжгли состояние настроя. Было поздно. Решили продолжить встречу в среду. Пусть информация утрамбуется, и тогда они приступят к проработке дальнейших планов. Встретиться решили здесь же, в это же время.
Все разошлись по домам.
Войдя в квартиру, Алле больше всего на свете захотелось упасть в постель и отключится. Но отключится от получившего груза информации, она не могла. На столе лежала книга «Бесы» Фёдора Достоевского, со множеством её закладок. Любимый писатель давал ей ответы на жизненоважные вопросы. Алла открыла книгу и взгляд впился в эпиграф:
 «Хоть убей следа не видно,
  Сбились мы, что делать нам?
  В поле бес нас водит, видно,
  Да кружит по сторонам.
   ………………………»
                А. Пушкин
Алла закрыла книгу.
«Какой чудовищный круговорот переплетений…»
От тяжести мыслей её глаза стали закрываться, и она провалилась в полу подсознательное восприятие:
…Операционная. На столе Гатлер. Идёт операция по пересадке свиного сердца. Операция проходит успешно.
Палата. Гатлер приходит в себя после наркоза и сразу просит принести, что – ни будь поесть. Он кричит: «Принесете что – ни будь пожрать!»
Ему приносят суп и пюре с котлетой. Он крошит в тарелку с супом хлеб, туда же кладёт котлету и разминает, соскребает с тарелки пюре и всё перемешивает. Тяжело дышит и мешает. Мешает и дышит. С жадностью начинает есть, впихивая в рот переполненные ложки перемешанного.
Алла смотрит на Гатлера и видит, как он меняется. Уши его заострились. Вытянутое лицо, приняло одутловатую округлённость. Нос расширился и сильно увеличились ноздри. А глаза вдруг стали маленькие и бесцветные.
Гатлер не ел, он жрал – громко и грязно. Брызги летели во все стороны, тарелка подпрыгивала, и когда на дне ещё что – то оставалось, он схватил за края тарелку поднёс ко рту и стал прихрюкивая, выцеживать остатки его так называемой мешанины. Насытившись, он всё смахнул с себя на пол. По палате разлетелись пронзительные звуки разбивающей посуды, но Гатлер этого не видел и не слышал. Гатлер зарылся под вымаранное им же одеяло, и погрузился в свой мир темноты. Он не видел, как за окном на чистом, сине – голубом небе, светило солнце.
Звон посуды был продолжительным. Алла открыла глаза и поняла, что это звонок в дверь.
- А это ты Семён? –
- Я. А ты кого – то ждала? –
- Да нет. Я отключилась и мне такое привиделось – и Алла рассказала Семёну свой кратковременный сон.
Семён помолчал, а потом спросил:
- Алла, а вот ты вдумайся, если этот эксперимент достигнет успеха и будет поставлен на конвейер замены человеческого сердца на сердце свиньи, сколько будет спасено жизней. Ведь этот выбор будет доступен для многих желающих продлить свою жизнь –
- Возможно. Но если бы у меня был выбор, я бы не согласилась, чтобы во мне билось сердце свиньи. Как бы я жила с этим геномом? –
- Ну это ты! А кто – то другой, будет благодарен за возможность продлить жизнь своему ребёнку, родителям, другу или подруге -
- Семён! Это приговореная позиция - отрицания и разрушения миросоздания. Человечество дорого заплатит за эксперименты над природой первозданности.
- Алла, а вот, например, если мать больна и у неё маленький ребёнок. У матери выбор: или сердце свиньи, или её ребёнок останется один, сиротой. Как ты думаешь, что она выберет? –
-Если мать поставит цель поднять и вырастить своё дитя. То её клетки мозга начнут вырабатывать своих «бойцов», и они победят болезнь. Надо поставить цель и стремиться достичь её - это теория нейрофизиолога Натальи Бехтеревой –
- Ну хорошо. Академик Бехтерева, авторитетное лицо. Согласен. А ты вообще допускаешь простое человеческое чувство страха перед смертью? Когда не хочешь умирать и готов на продление жизни пусть со свиным сердцем – Семён не успокаивался и настойчиво требовал ответ.
Алла стояла на точке своих убеждений.
- Страх умереть – это страх за разврат мыслей и поступков. Разврат умственный, духовный и физический. Погружённые в секс, наркотики, обман, не доплывут до счастья внутреннего спокойствия, они позволят себя разворовать ещё на пути – уверенно отстаивала свою позицию Алла.
Семён подумал: «Это перетягивание каната, как прилив и отлив, будет продолжаться изо дня в день, из года в год, из века в век…»
Потом помолчал и сказал: - Понятно… а ты знаешь, спроси у Бадди, след его предков тянется со времён древних цивилизаций-
- А что мне у Бадди спрашивать – слегка возмутившись, ответила Алла - я и так знаю, что со времён Достоевского, Пушкина, Булгакова НИЧЕГО, кроме технологий, НЕ ПОМЕНЯЛОСЬ.



Глава пятнадцатая
Кабинет Гатлера
Мечин стоял по стойке смирно и внимал всеми своими фибрами команды босса.
— О Максиме Суханове — знать ВСЕ! Где, куда, когда? С кем, как и зачем? И ежедневно докладывать! — кричал Гатлер. Он не понимал, ПОЧЕМУ скромная персона врача его так выбешивает. И это неконтролируемое состояние присосалось к нему, как пиявка и не отпускает. — Повторяю: ВСЕ! Вплоть до анализа мочи!
— Анализ мочи мы как раз знаем, — пытался защитить себя Мечин.
— Ты умничать вздумал? Пошел вон! Позови мне Веронику!
Вероника — это подруга Гатлера. Она любовалась птицами и цветами, посещала СПА и пристально следила за своим здоровьем и своей красотой. Мечин ревновал Гатлера к Веронике: ему казалось, что эта женщина имеет власть над его боссом.
Мечин ошибался. В железобетонном каркасе нет места никому. Гатлер унижал Веронику, оскорблял, но ее тянуло к нему. К его силе, к его аромату парфюма, который скрывал его омерзительную суть.
Он звал ее в момент нахлынувших психоимпульсов, чтобы защитить себя от интоксикации организма.
Вероника, как жалкий движущий комок, шла к нему. Она шла к нему на запрещающий красный, и ничто не могло остановить ее.
И в этот раз она по его зову вошла в кабинет и подошла к Гатлеру с порывом обнять, но Гатлер убрал ее руки и резко, обеспечив себе пространство доступа, прижал Веронику к себе. Получил свое, застегнулся и сел в свое кресло. После минут близости Вероника подошла к Гатлеру, в продолжение желая поцеловать. Но Гатлер вручил конверт с деньгами и отодвинул ее:
— Иди.
— Богдан…— начала Вероника.
— Пошла вон!
— Ты со мной обращаешься как с проституткой…
— А кто ты? Ты слышала? Пошла вон! — почти крича повторил Гатлер.
Душа Вероники была обклеена этими унизительными моментами: она была как елка, обвешанная не красивыми и яркими игрушками, а мрачными шарами. Они висели внутри ее сознания и мешали ей жить.
Вероника сама не понимала — ПОЧЕМУ? Она носила боль, унижения и страх, внушаемый Гатлером. Его дьявольская сила — без слов, без жестов, без какой-либо интонации — притягивала ее, как притягивает магнит медный пятак.
Вероника почувствовала жар ненависти и презрения к себе. К себе — не к Гатлеру.
Она больше не хотела быть медным пятаком…
«Гатлер — железобетонный монстр, в его фундаменте каждая железячка под холодным, серым, безжизненным наполнением», — думала она.
Вероника положила конверт на стол и вышла. Вышла, пошла и ушла…Больше в центре ее никто не видел.
ИЛИ боль и унижения, достигнув критической точки, вытолкнули противоположность в защиту и дали Веронике силы отсечь Гатлера от себя. ИЛИ силы Гатлера стали сдавать позиции уверенности и непобедимости и, предвидя подступающие перемены, ослабили его дьявольский магнит.
Ни на то, ни на другое Гатлер не обратил внимания. Он продолжал жить в своих интересах, в своей жизни, в своей мерзости.
Глава шестнадцатая
Максим прибыл на работу и сразу был осведомлен: «Операция по пересадке сердца».
Пациент сорока восьми лет. Женщина. Донор — генно-модифицированная свинья. Когда началась операция, Максим обратил внимание на интересную деталь. На руке женщины был перстень — недорогой, точно не из драгметалла, и камни — не бриллианты. Два простых розовых камня восьмеркой.
«Почему не сняли? На операцию запрещают какие-либо украшения. Странно», — подумал Максим, но спрашивать не стал. Решил спросить после операции.
Операция шла дольше обычного. Не могли завести сердце. С сосудами было что-то не так. Проверяли на соответствие и герметизацию. В конце концов все получилось, сердце нагрелось и заработало. Операция завершилась на три часа позже запланированного времени. Максим чувствовал усталость и спросить про перстень забыл.
Он вернулся домой и засобирался к родителям. Сегодня должна состоятся встреча с Аллой и Семеном.
Максим вышел из подъезда и хотел было направиться к метро, НО… на лавочке обнаружился топтунчик. Это было видно невооруженным взглядом. Он сидел как на расстреле и был открыт со всех сторон. И любой выходящий из дома отметит, что это чужак. Топтун сидел и зорко смотрел в сторону подъезда Максима, а когда он вышел — топтун даже голову вытянул.
«Новичок! Вот это косяк! Видимо, операцию по слежке Мечин организовал в спешке», — подумал Максим и набрал «Яндекс Такси». Адрес указал на углу дома. — Пока топтун добежит, мы уже завернем».
Так и вышло. Максим сел и в заднее стекло увидел бегущего преследователя. Максим улыбнулся и вытащил из мобильника сим-карту — для верности. Подъехав к дому, сразу заходить не стал. Покружил. Присмотрелся. И, не обнаружив ничего подозрительного, поднялся к родителям.
Алла и Семен не заставили себя ждать, а скорехонько прибыли тоже. Все были в сборе.
— Ребята, за мной приставили слежку, но давайте сейчас не будем на это отвлекаться. Это вполне предсказуемый профессиональный ход. Я заметил его и оторвался на такси.
Семен с Аллой приняли это как данность и перешли к своему плану.
— Как прошла операция?
— Сегодня опять была операция по пересадке свиного сердца. Пациент, видно, из прослойки ниже среднего — судя по кольцу, которое почему-то не сняли. Кольцо простое, недорогое, а скорее всего — дешевое.
— А операция по пересадке сердца, пусть даже свиного — совсем не бюджетная, — уточнила Алла.
— Да-а-а-а, — как бы сам себе отвечая, подтвердил Максим.
— Я просил тебя проверить вентиляционные решетки. Ты проверил? — перешел к делу Семен.
— Проверил. Венткороба закрыты объемными картинами. Объясняю: если изображение на открытке или репродукции разрезать на полоски и разместить с пространственным промежутком, то видимость изображение меняется, но не нарушается. Все вентиляционные короба на выходе в помещение закамуфлированы такими картинами. Я еще при первом посещении обратил внимание на эти точечно развешенные картины. Удивился. При такой мега роскоши на стенах не подлинники, а что-то простое и непонятное. Это впечатление я списал на свою неосведомленность в новых направлениях живописи. А когда в близком рассмотрении определил их назначение, сразу вспомнил, что эти картины висят во всех комнатах.
— И в операционной?
— В операционной — нет. В операционном блоке установлена приточно-вытяжная вентиляция с кондиционированием.
— Странно. А почему нет кондиционеров в других помещениях?!
— Почему? Есть кондиционеры, но и вентиляционные короба тоже присутствуют.
— Единственное, что я могу с уверенностью подтвердить, — воздух во всех помещениях «Иллиады» без всяких неприятных примесей. Чистый и свежий. Это строго контролируется. Обилие цветов, качественная уборка, установки освежителей воздуха, ну и, конечно, самое главное — грамотно разработанная система вентиляции.
— Мое предложение: запускаем Бадди на крышу и определяем выходы венткоробов. И самое важное — надо определить, где расположены вентиляторы: внутри короба или сбоку? И еще! Я смею предположить, что вентиляторы включают на ночь, а кондиционеры работают днем, — заключил Семен.
— Да, так и есть. Днем работают кондиционеры. Точно! И естественная вытяжка отключена. При работе кондиционеров даже форточки требуют держать закрытыми, — сказал Максим и хлопнул по столу в аккомпанемент своей правильности.
— Ну что, Максим, ты подготовил, как сейчас говорят, «бомбическую» информацию. Настал и наш черед. Я уже оформил себе отпуск и с завтрашнего дня вплотную приближаюсь к «Иллиаде». Нам нужны доказательства. А значит — снимки. Если мы их не выпотрошим изнутри, все наши усилия напрасны, — Семен был серьезен как никогда.
Алла сохраняла спокойствие, но ее взгляд говорил, что она думает о чем-то другом, поглощающем ее мысли. Виновником ее состояния был Бадди. Любовь и привязанность к Бадди врезались в ее сознание и эгоистично рушили все границы понимания.
«Я подвергла огромному риску Максима, Семена, себя…и теперь Бадди. Отступать — права НЕ имею», — Алла подвела черту своему настрою и решительно отдалась хладнокровию.
— Я подготовлю Бадди, и завтра можно его забрать, — запечатав волнения, сказала Алла.
 Утром следующего дня Семен с Бадди направились к «Иллиаде». Семен прихватил с собой мощный бинокль, которым его снабдил Максим. Оставив машину во дворе какого-то дома, он взял кота и авоську с биноклем. Весь этот антураж создавал впечатление прогулки хозяина с питомцем и замыливал внимание к его намерениям.
«Иллиада» располагалась в глубине от дороги, и этим расположением обеспечила себе абсолютную закрытость просматриваемости. Хотя центральный вход был распахнут и доступен. С большой открытой парковкой.
Черные величественные ворота, охрана, пропускной пункт — И ВСЕ! На этом открытость доступа заканчивается. Очень продуманно!
Семен решил обойти «Иллиаду» со стороны небольшой парковой зоны.
«Пойду прогуляюсь со своим котиком по парку…», — и весь его вид подтверждал именно это.
Обзор с парковой зоны разочаровывал: огромный забор и никаких крыш зданий не видно.
Семен решил периметр не обследовать. На случай, если установлены камеры — а они точно установлены, — он может засветиться. Он нашел хороший дубок, стоявший поодаль от периметра «Иллиады» и пустил по нему Бадди. Бадди забрался метра на четыре по стволу и, примостившись на ветке, ждал Семена.
Семену, имевшему КМС по акробатике, не составило трудности подняться на дерево.
С поднявшейся высоты Семен и без бинокля увидел открывшуюся ему территорию. Рельеф «Иллиады» от верхней точки центрального входа к застройкам операционного корпуса полого спускался. Спуск пологий, а намерения — коварные.
«Коварные намерения, надо бы рассмотреть попристальнее», — подумал Семен и взял Бадди. Камерой, прикрепленной на ошейнике Бадди, Семен снял полный обзор.
Потом начал присматриваться к ситуации: как и с какой точки запустить Бадди на территорию? И тут снизу услышал голос:
— Вы что там делаете?
Внизу стоял мужчина лет сорока пяти — лысый и глазастый, похожий на жабу. Беременную жабу. Глаза навыкате, живот за 9 месяцев перевалил.
Семен был готов к подобным неожиданностям. И повел себя уверенно:
— Во-первых, — здравствуйте! А во-вторых, отвечаю на ваш вопрос: кота достаю — залез, проказник, — как можно дружелюбнее ответил Семен.
— А что у вас в сумке?
— Не понял?! Вы вообще КТО?
— Я-то знаю КТО я, а вот КТО вы? Предъявите документы!
— ЧТО?! — от такой наглости и полного отсутствия профессионализма Семен одурел.
— Это вы предъявите документы! Это открытая парковая зона. Я вышел на выгул кота, — в этот момент Семен бойко спрыгнул с дерева с высоты около двух метров, с котом в руках и сумкой за плечами, и встал перед раздувшейся жабой.
Прыгучесть Семена привела в чувство «стража порядка», и он перевел разговор с интонации инспектора ДПС, откуда он перевелся дня два назад, в понятную интонацию человеческих общений.
Семен уловил перемену и решил разойтись мирно. Он уже засветился, пусть даже такому нерадивому.
Семен подал руку и представился, преднамеренно назвав только фамилию, быстро и непонятно.
— Вас еще что-то интересует?
— Да нет, все понятно. Если бы вы просто гуляли — это одно, а вы залезли на дерево, что может быть наблюдательным пунктом. А кота я сразу не увидел, — оправдывался «инспектор».
Семен прикинулся простачком и, распахнув доверчиво глаза, спросил:
— Ну и что, что я залез на дерево? За забором же не военный объект?
— Да нет, конечно. Это клинический центр «Иллиада», — поспешил уточнить охранник.
— «Иллиада»? — как можно удивленнее спросил Семен, ударяя на «Иллиаду». На такой большой территории и за таким забором? — уточнение приняло нежелательный оборот.
Глаза смотрящего сузились в колючку, и он резко прервал разговор, на прощание пожелав Семену всего хорошего. А потом развернулся и пошел в сторону периметра «Иллиады».
Довольный результатом, Семен с Бадди вернулся к машине.
Придя домой и удобно расположившись на диване, Семен стал рассматривать снимки, сделанные с камеры Бадди.
Четкое изображение и хороший ракурс обхвата территории порадовали Семена.
Он увеличил изображение и начал просматривать вентиляционные короба. Двигатели были установлены НЕ в коробе, а сбоку, в закрытых кожухах.
— Отлично! — подумал Семен и стал готовиться ко встрече с Максимом и Аллой.
Глава семнадцатая
Произошло очень интересное стечение обстоятельств. Бадди запустили к вентиляционным коробам как раз в тот день, когда Гатлер, спустя два дня, пригласил к себе в кабинет американских врачей и Максима. После пересадки сердца женщине с перстеньком прооперировали мужчину, и операция прошла удачно, точнее удачнее предыдущих. Мужчина после пересадки чувствовал себя клинически стабильно.
Гатлер торжествующе заявил:
— Наш пациент в сорокапятилетнем возрасте обновил свое сердце на свиное и хорошо себя чувствует.
«Это был уже шестой пациент», — подтвердил про себя Максим.
На одном из совещаний Максим задал вопрос по снижению иммунитета против чужеродных тканей. Алекс очень внимательно посмотрел на Максима, но промолчал.
И Максим добавил:
— Возможно, следует заблокировать ген, который отвечает за чрезмерное разрастание сердечных тканей, и закрепить потенциал успешности операций.
Американцы смотрели на Максима с явно выраженным вопросом: «МЫ к этому давно пришли. А вот ТЫ — рядовой врач-трансплантолог, и как в ТВОЕЙ ГОЛОВЕ возникло это решение?!».
Но, несмотря на престиж и конкуренцию, Алекс доложил Гатлеру, что русский врач — это живое воплощение опыта и таланта.
— Он нам может быть очень полезен, — подтвердил Алекс.
И, наверное, это была основная причина присутствия Максима здесь.
Максим не скрывал свои выводы, и наоборот старался показать, что он готов работать в команде, подчеркивая свою «уважительную» позицию к американцам. Максим, глядя в их лица, понимал, что под их масками сдержанности скрывается что-то. И опять — ЧТО? Цель Максима была проникнуть в самую глубь эксперимента, в его ядро.
Его мысли были прерваны резким прыжком большого питона к объемной картине, то есть к вентиляционной решетке.
Максим замер. Он знал о планах посещения Бадди вентиляционных коробов.
И в этот момент Максим увидел в просвете между перемычками два горящих глаза.
«Это Бадди. Если питон бросится на решетку, то все поймут, что там что-то не так», — с тревогой подумал Максим.
Присутствующие спокойно отреагировали на поведение питона, но все-таки подошли к клетке.
Максим подошел тоже.
«— Наверное, мышь», — сказал Гатлер и дал команду включить вентилятор, называя принадлежащий учетный номер.
Питон не унимался. Он встал в стойку, нацеливаясь на решетку.
Максим решил предупредить ситуацию:
— Его надо успокоить. Если он пробьет решетку, он может выползти.
Но испуг Максима за Бадди оказался легким дуновением ветерка в сравнении с тем, что произошло дальше.
Питон открыл пасть, и Максим увидел на его острых двурядных зубах перстенек. Именно тот, на который он обратил внимание. Дешевое колечко с двумя камнями розового цвета, выполненное восьмеркой.
 «Они кормят питонов людьми, которые стали жертвами неудачного эксперимента?!» Это ПЕРЕГРУЗ!
Максим вернулся к столу, чтобы скрыть свое состояние. Взял лимон и стал сосать, чтобы заглушить подкатившуюся тошноту.
Похоже, что перстенек больше никто не увидел, все всматривались в решетку.
А питон притих и вернулся на свою корягу — видно, Бадди уже исчез, унося с собой свой запах.
А Бадди, попав в этот короб, подполз ближе и увидел Максима в обществе незнакомых ему людей. Из всех он выделил Гатлера, который стоял у стола в черном скафандре ауры, с черными и сверкающими злом глазами. Бадди подполз ближе и узрел огромного питона.
«Ого, это что — член динозавра?» — не успел подумать Бадди, как раскрытая пасть питона заставила его сесть на задницу и попятиться назад. И тут включился вентилятор. Бадди попал в струю, и его с силой выкинуло наружу.
Он сидел на крыше, приходя в себя, но времени у него не было. С другой примыкающей стороны послышался остервенелый лай собак. Бадди быстро слетел с крыши тем же путем, каким попал на эту крышу, и вернулся к машине, где его ждал Семен.
Перстень пациентки на нижних зубах питона так взбудоражил воображение, что Максим чувствовал, будто на него опустили «клин-бабу» и размозжили на мелкие кусочки: «Гатлер? Какой же он страшный, злобный. Не человек, а чудовище. Черная бездна — затянет, проглотит и даже не поперхнется, как его монстры — удавы».
Была суббота. Максим должен ехать в деревню, на встречу с Аллой и Семеном.
Он выглянул в окно, и хотя лавочка была свободна, Максим решил ничего не менять. Он опять снарядился в пугало и вышел через чердак. На электричке добрался до места, пересел на автобус и в назначенное время прибыл на место.
Семен, Алла и Бадди ждали его. Максим поздоровался со всеми и подошел к Бадди.
— Привет, Джеймс Бонд! Рад тебя видеть в здравии. Испугался? Если бы ты знал, Бадди, какая открылась зловещая тайна благодаря твоему приближению к клетке питона, — и, погладив Бадди, он повернулся к ребятам.
— Максим, ты очень плохо выглядишь, — сочувственно сказала Алла.
— Было бы удивительно, если бы после увиденного я выглядел как обычно.
И Максим рассказал все, что произошло вчера в кабинете Гатлера.
Всем стало ясно, что ВСЕ что было «ДО» — это затишье перед грозой. И, как оказалось, к этому никто не был готов.
Они подозревали Гатлера в нелегальной трансплантацию органов. И были правы. Гатлер напрямую замешан в трансплантации, но это, оказывается, прикрытие, которое он застраховал, подстраховал и перестраховал. Боже мой! Какая неподдельная наивность! КОГО наказать? Гатлера? Этого дьявольского монстра? Заработав деньги на органах, он стремился к славе. А как и каким путем? Это его вообще не интересовало. Все человеческое ему чуждо.
И Максим, и Семен, и Алла почувствовали себя такими ничтожными и маленькими перед этой огромной огнедышащей коброй нечеловеческих деяний.
Первым заговорил Максим — он раньше всех был охвачен дыханием дьявольского огня и уже стал осмысленно высвобождаться из этого пекла:
— Гатлер живет в границах жестокости и обмана. А прописные истины правды и чести для него написаны языком, которого он не понимает. Исходная его позиция — это деньги, власть и сила над людьми. И противостоять его действиям может только сила, противоположная его принципам и его убеждениям. И я уже начинаю сомневаться, что сила в правде. СИЛА в СИЛЕ!
«— У меня есть вариант СИЛЫ против Гатлера», — сказала до сих пор молчавшая Алла. — Я сейчас лечу сына очень близкого друга моего отца. Он в силовых структурах занимает довольно значимую должность. Думаю, он нам поможет. Но с нашей стороны нужны доказательства.
— А доказательств у нас нет. Снимки через решетку, сделанные Бадди, получились размытые и нечеткие. А самое главное, что перстенек на снимок не попал, — а это самое убедительное. «Так что вентиляция нам не в подмогу», — сказал Семен.
Бадди замурчал и заерзал.
Семен включил связь: «Ты что-то хочешь сказать?»
Бадди ответил: «Я проникну вовнутрь».
Алла заволновалась:
— Он убьет его. Как убил того маленького котенка!
Бадди встал в стойку, и его шерсть поднялась дыбом. Потом успокоился, подошел к Алле и стал ее лизать.
— Вот видишь, он все понял и заверяет тебя, что все получится, — старался утешить ее Семен. — А потом, мы его и создали именно для этих целей.
— Замолчи. Он все понимает. И я понимаю. Но ничего с собой не могу сделать. Ты хоть на минутку представь, что рядом существо, которое обволакивает тебя только любовью, только вниманием, только верностью и взамен ничего не ожидает. Только бесконечная преданность. В какой-то момент ты просыпаешься и понимаешь, что уже просто не можешь жить без этого создания.
Алла приложила тыльную сторону руки ко лбу, как бы тенью прикрыв свой искренний порыв.
Семен обратился к Бадди:
— Что ты надумал?
— Я должен быть у задних ворот до ЕГО приезда, а дальше я все знаю. Не волнуйтесь.
Экран погас.
Глава восемнадцатая
Бадди сидел у высоких ворот высокого забора. Место было открытое, как в пустыне. Ни колючки, ни кустарника. И Бадди спрятался за лежавший там камень. Долго ждать не пришлось. Подъехал черный бронированный джип. За рулем был САМ. Бадди его сразу узнал по колючим глазам и черному ореолу.
Как только джип приблизился и остановился у ворот, Бадди запрыгнул на заднюю опорную стойку под кузовом.
Джип заехал на территорию и въехал в подземный гараж.
Гатлер вышел и направился к глухой стенке. Подошел, наклонился к глазку, и стенка открылась. Бадди заскочил в лифт сразу после Гатлера и встал за стойку, на которой стояли вода, кислородный баллон с маской и аптечка.
Гатлер вышел из лифта и направился в глубь коридора. Он опять приложился к стенке, и двери открылись. Но это был не лифт. Гатлер вошел в помещение, и Бадди вошел за ним. Навстречу вышел мужчина в бордовом халате. Бадди спрятался за большой цветочный горшок. Он рисковал. Если его заметят, бежать будет некуда.
Но Бадди был уверен, что в обычной людской обстановке к его реакции, цепким когтям и болезненному укусу человек не готов. И это ему придавало силы.
Бордовый халат подвел Гатлера к большому стеклу, а сам он вошел вовнутрь. Это была палата. Бадди не отставал от халата и, проскользнув, спрятался под кровать. Больные на появление Гатлера за стеклом не отреагировали — значит, ОН их видел, а ОНИ его — нет.
Бордовый халат подошел к мужчине лет пятидесяти семи и стал разговаривать. Над кроватью висел номер «22». Ни фамилии, ни имени. Просто номер.
Бадди ничего не понимал. Его задача была уловить правильный ракурс. Но если он все видит, значит и камера тоже видит.
Вдруг какая-то женщина стала сильно чихать, у нее потекли слезы и она, задыхаясь, только и успела сказать: «Я не понимаю, что такое. У меня аллергия только на кошек». И продолжала чихать, задыхаясь.
 — Сделайте что-нибудь!
Бордовый халат засуетился, возмущаясь:
— Откуда здесь кошки?
И в беспокойстве направился к двери, за которой стоял Гатлер, чтобы рассказать ему о случившемся. Бадди понял, что ему оставаться нельзя, и под прикрытием суматохи выскочил за бордовым халатом и скрылся за столом, стоявшим перед дверью.
Гатлер не стал задерживаться. Дал указание готовить к завтрашнему дню номер «22» и направился на выход. Бадди за ним — тихо, по-кошачьи, как в шапке-невидимке.
Гатлер зашел в лифт — Бадди за ним. Гатлер вышел из лифта — Бадди за ним. И, когда Гатлер направился к машине, Бадди стало ясно, что съемка на сегодня закончена.
Семен с волнением извлек камеру с ошейника Бадди и установил карту в комп.
Экран замерцал, и появилось четкое изображение первого эпизода: подъехала машина Гатлера, потом движущаяся часть тела Гатлера — это когда Бадди шаг в шаг следовал за ним. Потом лифт и, наконец, самое интересное — камера Бадди очень хорошо сняла помещение с людьми и кровать под номером «22».
Вечером уже вся компания просматривала снятое и хвалили Бадди.
— Семен, и как тебе в голову пришло из Бадди сделать Джеймс Бонда? — восхищался Максим.
— Наш Бадди лучше. Джеймс Бонд отдыхает.
— Да-а-а… Все так. Но, при всех шпионских качествах Бадди, в операционную ему не пробраться. И тем более не заснять происходящее. У меня есть план: если все получится, результат будет завтра. А вы с Бадди пока отдохните.
На следующий день предстояла опять операция по пересадке свиного сердца человеку.
Максим обратился к Алексу:
— Алекс, предыдущая операция по пересадке сердца прошла удачно. Но вы не оставили н каких следов ваших достижений, — Максим сделал выразительный акцент на «ваших достижений» и предложил эксперимент снять на видеокамеру.
Алекс посмотрел на Максима, и в его взгляде читалось «Конечно! И как я сам до этого не додумался!»
— Верно! Мы сегодня весь процесс операции заснимем на видеокамеру.
И дал команду Вику принести видеокамеру, предварительно обработанную спиртом, и после наркоза произвести съемку всего процесса операции.
Максиму это и надо было — и еще он порадовался за то, что Алекса уговаривать и убеждать вообще не пришлось.
Операция началась. Пациент номер «22». Анестезиолог Вик ввел в вену наркоз, и когда хирурги преступили к своей работе, он взял камеру и стал все снимать.
Когда принесли контейнер со свиным сердцем, Максим даже чуть-чуть отошел от стола, чтобы ракурс снятия свиного сердца был не нарушен. Алекс тоже проконтролировал этот момент и показал Вику жестом, чтобы тот снял сердце свиньи качественно и четко. И Макс понял, что он зря волнуется.
Операция прошла без осложнений и без задержки, планово. Все направились снимать перчатки и мыть руки в отсек за стеклом. Максим как бы случайно задел реберный сближатель, и инструмент упал. Положив сближатель на место, он быстро подошел к камере и вытащил карту.
Максим поспешил присоединиться ко всем, навязывая свое внимание какими-то разговорами, чтобы для всех закрепить свое присутствие.
Он знал, что после любой операции все идут в комнату отдыха пить кофе, и что они не будут спешить с просмотром видео. Зная это, он быстро зашел в ординаторскую, включил свой комп. И только в этот момент его осенило…что он не может скачать видео… В напряженной суматохе у него совсем вылетело из головы, что на всех компах центра установлена блокировка: «Гадство! Что же делать?»
Максим быстро вернулся в операционную и в момент, когда он возвращал карту на место, услышал за спиной голос Алекса:
— What are you doing here? (Что Вы здесь делаете, Максим?)
В кровь Максима ударила молния. Он держал в руках камеру, но уже успел вставить карту. И это дало возможность взять себя в руки.
— Мне не терпится посмотреть операцию, — и спросил: — Давайте, пока мы не разошлись, посмотрим?
Алекс прищурил глаза, и Максим увидел в них холодный недоверчивый отблеск.
— Алекс, ну пожалуйста, хотя бы момент пересадки, — как можно любезнее просил Максим.
— Нет! Максим! Мы должны получить разрешение Гатлера. Думаю, что снятие на видео без его ведома — не верное решение, — сказал Алекс и указал Максиму на дверь. Они вышли. Камеру Алекс взял с собой.
Копирование съемки провалилось.
Глава девятнадцатая
Максим зашел домой, полностью переоделся. Так он поступал всегда перед встречей с ребятами — на случай избавления от липучек-прослушек.
Они договорились по СМС-сообщениям кнопочных мобильников «ВКЛ — ВЫКЛ» встретиться у Аллы на работе. Расположившись в кабинете, они уже не волновались, что их могут слушать. Время уже было нерабочие, и к кабинетам врачей посторонних не пускали. А ребят пропустили по устной договоренности Аллы с охраной.
Алла заварила кофе и подала печенье. За окном моросил дождь, и горячий кофе согревал и бодряще успокаивал волнение.
 Я уже держал в руках карту памяти, — сокрушаясь, оправдывался Максим.
— Ну что ты смог сделать? Ты правильно поступил. Иначе под угрозой была бы вся наша операция, — успокаивала Максима Алла.
— Съемка никуда не денется: не для того записывали пересадку свиного сердца, чтобы ликвидировать. Это же сенсация! Так что мы обязательно доберемся до этого видео, — уверенно сказал Семен.
— А сейчас наша задача, — продолжил Сема, — подготовить Бадди к записи вечерних съемок в кабинете Гатлера, где его коллекционным питонам скармливают людей.
— Ужас! — содрогнулась Алла. — Я читала у Джорджа Оруэлла, что в Бирме скармливают собакам ампутированные конечности. Об этом даже читать жутко.
— И не только в Бирме. Крокодилам на фермах скармливают трупы, чтобы замести следы преступления.
— В пасть крокодилу, питону или в жерло какой-нибудь огненной топки.
— Вот ОН — АД. Ад деяний, мыслей и действий.
Повисло молчание.
Первым нарушил молчание Максим. Он встал и стал излагать свои мысли во внятной последовательности.
— Надо загрузить в мозги Бадди, чтобы он пробрался в кабинет и сидел там, пока не внесут труп. Я уверен: это произойдет, и это будет неопровержимым доказательством преступности Гатлера. Сегодняшний номер «22» под наблюдением. Но его состояние очень схоже с этой женщиной с перстеньком. Приборы показывают совсем не радостную динамику. Вот предыдущий пациент, организм которого принял свиное сердце, совсем оживал по-другому. И он живет уже пятый день.
Опять повисла мрачная пауза. Видно, каждый из присутствующих представил картину: «Если снимки получатся, и на камеру будет снята ожидаемая сцена… Как они будут смотреть этот ужас?!».
Но пути к отступлению для них были закрыты.
Проработав все моменты сложившихся обстоятельств, они решили расходиться. Первым вышел Максим и забрал с собой топтуна. Алла и Семен тоже вышли в разное время, поврозь.
Алла зашла в квартиру и, еще не успев за собой закрыть дверь, сразу позвала Бадди. Она всегда отдавалась этому порыву — видеть своего любимца сразу, незамедлительно. И когда это серо-дымчатое облако вальяжно выплывало, сверкая своими сапфирами, Алла успокаивалась.
Услышав слив воды, Алла поняла, что Бадди в тубзике. Дверь туалета открылась, и Бадди, мурлыча, подошел к хозяйке. Дом, кот и она — это то, на чем замыкалась цикличность каждого дня.
— Бадди, — пропела Алла и, не успев наклониться к своему любимцу, получила открытием входной двери под зад. — Сема, а осторожнее не пробовал?
— А сюсюкаться со своим Бадди подальше от входной двери не пробовала? — в своей манере отпарировал Семен и прошел в комнату.
— Бадди, иди ко мне, — скомандовал Семен.
Бадди даже усом не повел. Он прилепился к Алле и преданно терся об ее ноги.
— Алла, ну веди его сюда. Он меня не слушает.
Алла набрала стакан воды, и они пошли на зов Семы.
Семен включился в систему «Око» — так называл он вшитый чип — и стал переговариваться с Бадди.
— Завтра встретишь Гатлера и проникнешь к нему в кабинет — туда, где змеи. И жди, пока не начнут кормить этих питонов. Понял?
— Понял.
— Боишься?
— Кого? Гатлера? Ты еще спроси, боюсь ли я, как бы обо мне мыши чего плохого не сказали.
Семен засмеялся и, заглянув к Алле на кухню, доложил, что уходит.
Алла, посмотрев на Семена, отметила, что он неважнецки выглядит, а повернувшись к зеркалу и увидев себя, тоже не порадовалась своему отражению.
Глава двадцатая
На следующий день Бадди встретил Гатлера у ворот и тем же путем, как в прошлый раз, проник в засекреченный отсек «Иллиады».
Гатлер опять направился в изолятор, где лежали больные. Бадди остался ждать его за большим цветочным горшком. Он помнил, как вызвал аллергию у какой-то тетки. И решил не рисковать.
Гатлер вышел довольно скоро и направился по длинному коридору к лифту — совсем не к тому, на котором они приехали, а к другому. Бадди удачно прошмыгнул в лифт и спрятался за стойку с водой и аптечкой.
Из лифта они сразу попали в это страшное помещение. Бадди, потрясенный огромными питонами, решил спрятаться под столом. А под столом, он увидел под собой акул, и его накрыло неконтролируемое состояние страха. Он встал на дыбы и зашипел. Громко и продолжительно.
Опомнившись, Бадди слегка струхнул: «Ну все! Трындец! Включать заднюю поздно, отсюда не убежишь!» Но, прислушавшись, успокоился. Гатлер говорил по телефону и, видимо, на шипение не обратил внимание, а если и обратил, то, наверное, приписал шипение питонам.
Через какое-то время Гатлер покинул помещение, и Бадди остался один. Сидеть над акулами ему было страшно, но вылезти из-под стола он не мог, чтобы не попасть на камеру. Об этом его предупредил Семен.
Свыкнувшись с подводными монстрами и устроившись поудобнее, Бадди уснул.
Непосильные эмоциональные нагрузки Бадди лечились сном. Он спал много и подолгу. В жизнь Бадди вклинилось биение ДРУГОГО разума. И он не только ел, лежал и наблюдал смену картинок из кухонного окна. Он чувствовал в своей голове пульсирующие волны, и чем сильнее он их чувствовал, тем острее воспринималось все вокруг. Вокруг происходили невероятные открытия из жизни людей — их действия, нравы, поступки, которые, несомненно, вызывали интерес и живое любопытство Бадди.
«Око», которое он чувствовал у себя на голове, помогало ему ловить нужные волны контактов. Волны были разные. От Гатлера — злобные. От Аллы — теплые и добрые. Бадди стал по-другому понимать, чувствовать и по-другому соображать. Это состояние его и радовало, и напрягало. Он уставал. И только сон помогал ему восстанавливаться.
Бадди спал. А в это время два медбрата в бордовых халатах выкатывали каталку из помещения, о котором знали только Гатлер, Мечин и два бордовых халата. Один был среднего телосложения с выбивающими из-под колпака рыжими завитушками. А другой — худой, как жердь, с вытянутой головой, похожей на огурец, и хитрыми маленькими глазками. Как звать-величать их — никто и не знал. Один отзывался на «Рыжего», а второй — на «Жердило».
— Рыжий, вот ты, когда-нибудь мог подумать…
Рыжий напрягся, он готовился к вопросу, который не давал ему жить: мог ли он подумать, что опустится до такой мерзости?..
Но Жердило продолжил:
— …что ты будешь получать ТАКИЕ бабки? Можешь купить квартиру, машину, девок на выбор… Вот жизнь. Спасибо Гатлеру! — и, не дождавшись ответа от Рыжего, продолжил: — Этот гад, номер «22», доставал меня: «Вот поменяю сердце! И все девочки мои! Тебе, Жердило, ни одной не достанется…» А вот и хрен тебе, 22-ой. Это ты уже оттрахался. А у меня как раз все впереди.
«Ну понятно: у тебя вся твоя гордость, уверенность и жизненные принципы — все впереди. И вроде с виду не глупого, НО, по сути, глупейшего глупца. Вот только что здесь делаю я? — задал себе вопрос Рыжий и сам же ответил: Деньги! Эти проклятые деньги!»
Они подъехали.
Дверь открылась. Послышались тихие голоса. Бадди напрягся. Быстро перешел в «умную» позицию: откуда он видел все и всех, а его не видел никто. Но здесь уже «Око» ни при чем. Это инстинкт природы, инстинкт самосохранения, идущий от глубоких времен предков.
Бордовые халаты вкатили в террариум каталку. На каталке, под простынею, что-то лежало. Когда каталку подкатили к клетке с огромным питоном и убрали простынь, Бадди увидел голое тело мужчины.
Худой мужик взял пульт и принялся нажимать кнопки. С потолка опустились три цепи с захватами на концах.
Рыжий помог укрепить захватами тело, и они начали поднимать и подводить тело к клетке с питоном.
Открыли клетку и принялись маневрировать, чтобы отпустить туда тело.
И ВДРУГ! Из клетки поднялась огромная пасть питона и зловеще зашипела. Да ТАК, что мужиков парализовало. Ледяной холод, захвативший их тела, заполнил пространство. Лента ужаса долетела и до Бадди. Он забыл об осторожностях и вылез из-под стола. В этот момент питон резко схватил худого мужика и стал его закручивать в свою спираль. Звериный вопль извергался утробным ужасом. Мужик не кричал — он орал, так неистово, что казалось, сейчас рухнут стены. Питон резко обхватил длинного и начал скручивал тело в свои мышцы, не давая никакой возможности выскользнуть. В глазах Жердило собрался весь ужас АДА. Свинцово-тяжелый нечеловеческий голос извергал непонятные звуки, просящие о помощи. Но помочь было невозможно. Звуки перешли в рычание, потом в хрипы, затем в глухие хрипы… Глаза стали вылезать из орбит, лицо посинело, и звуки прекратились…
Насмерть перепуганный Рыжий бросился к двери. Бадди за ним. Мужика так трясло, что это было видно даже через его бордовый халат. Он молниеносно спустился в гараж через запасной выход, сел в машину и направился к выезду. Бадди помчался вслед за машиной, и как только ворота открылись, Бадди покинул территорию.
Семен прослеживал передвижение Бадди по GPS, и когда увидел, что он покинул помещение, терпеливо ждал Бадди в машине. Собраться решили у Аллы. Слежка уже не имела никакого значения для завершения операции: даже хорошо, если гатлеровские псы будут разделены на всех поточечно. Когда Семен и Бадди зашли к Алле, Максим был уже там.
Семен снял камеру и вставил микрокарту в компьютер. Экран засветился.
На экране появился Гатлер…потом бордовые халаты с каталкой…опускание цепей лебедки с захватами…тело захватили и пытались опустить в открытую клетку…
И ВДРУГ! Питон хватает Жердило…
— О Боже! — закричала Алла, разрезая оцепенение страха.
Никто не был подготовлен к тому столкновению со злом, лицом к лицу. Экран пригвоздил их меняющимся картинам ужаса. Сознание было сжато тисками — никто не дышал и не двигался. Было ощущение немоты и глухоты.
«…Наступает глухота паучья,
Здесь провал сильнее наших сил…»
А мог бы Осип Мандельштам представить еще более ужасный ужас, чем в застенках лубянки?
Мог ли он представить, что в застенках уважаемого в авторитетных кругах Гатлера под ширмой благополучия, лоска и блеска скармливают людей питонам и акулам?
Тело «22» питон не тронул, он выбрал Жердило. Безнравственность, жадность и мерзость, исходящие от Жердило, разогрели аппетит питона. Даже питон, относящийся к классу пресмыкающихся, узрел суть Жердило и сожрал его.
 Рыжий убежал. От себя-то не убежишь. Если Рыжий осознает и покается, то картинки содеянного не дадут ему жить, улыбаться, смотреть в глаза людям, детям.
 «Люди наказываются не за грехи, люди наказываются самими грехами» (Лев Толстой).
Для Рыжего два пути: или монастырь, или психушка, если в нем сохранилось что-то человеческое…
 Бадди убежал за Рыжим. И что дальше произошло в кабинете Гатлера, мы не знаем, — медленно проговорил Семен.
— Но если мы поторопимся, то номер «22» будет прямым доказательством эксперимента. Ведь у него пересаженное сердце свиньи. Это на случай, если мы не доберемся до кассеты.
Алла пришла в себя и предложила обратиться к своему пациенту. Он лежал после операции и его уже готовили к выписке.
— Я Вам уже говорила про сына друга моего отца. Он — начальник уголовного розыска в звании подполковника, Алексей Владимирович Рюмин. В нашей ситуации необходимо заручиться поддержкой официального лица. Запахло уже не жаренным, а гарью.
— Замечательно. Мы обязательно к нему обратимся. Вернее, ты обратишься. А сейчас дорога каждая доля секунды, — и Максим посмотрел на Семена.
«Итак, что у нас в сухом остатке: Семен — ученый, не силовик. Алла — не из слабых, но женщина. И я. Не густо, а наоборот — очень даже жиденько», — прокрутил про себя Максим и сказал:
— Сема, ты помнишь, я тебе рассказывал о своем друге? Снайпере. Зовут его Влад. Он профи, я за него ручаюсь. Это логово нам самим не осилить.
И, уже приняв решение, стал звонить.
По разговору было понятно, что Влад оказался на связи.
— Нам повезло. Сбоев нет. Значит, принятое решение — верное. Влад сейчас будет, он в пятнадцати минутах отсюда, — пояснил Максим и обратился к Алле.
— Алла, ты с нами не поедешь. Отправляйся к своему полковнику, все рассказывай предельно внятно и жди его распоряжений. Да, и захвати флешки с видео для пущей убедительности, — определяющим тоном сказал Максим.
Появился Влад. И вслед за ним прибыла еще пара его сослуживцев.
— А где твоя снайперская винтовка?
— На несанкционированную операцию оружие нельзя. Ну, если только травматик, — с улыбкой сказал Влад, а потом добавил: — Самые мощные результаты дают мышцы мозга. В нужном месте и в нужный момент у каждого срабатывает свой курок.
Влад представил своих однополчан как свою группу, которая только под его личным контролем.
Еще раз проговорили ситуацию. Определились в действиях и были готовы отправиться к замку людоеда.
Влад со своими бойцами сел в машину к Максиму, и они направились к «Иллиаде». Семен с Бадди в своей машине последовали за ними.
Глава двадцать первая
Мечин вернулся в свой кабинет, и, как всегда в это время, подводил итог дня и просматривал по монитору все стратегические помещения. Появилась съемка кабинета Гатлера и приковала его внимание: огромный питон напал на Жердило, выбрав жертвой его, а не «22». После увиденного Мечин посмотрел на часы и понял, что с этого момента прошло более двух часов. Он скоропалительно дал команду заблокировать все выходы корпуса и связался с Гатлером.
— Я сейчас буду. Жди меня у моего лифта, — коротко отрезал Гатлер и отключился.
Дверь в кабинет была открыта настежь. Они вошли в кабинет и стали всматриваться в клетки. Все питоны были на своих местах. В клетке, которая была открыта, лежал огромный питон, переваривая тело Жердило. Питон был раздут, как вытянутая груша. Было понятно, что с таким весом питон не дернется. Они закрыли клетку и развернулись к висевшему на цепях трупу.
— Давай сбросим тело вот этому питону, он месяц назад потчевал, верно готов будет принять, — указал на другую клетку с питоном средних размеров.
Они подкатили каталку, открыли клетку и стали опускать тело. Питон вел себя смирно. Они опустили тело, разжали захваты, подняли цепи и закрыли клетку.
Гатлер молча включил монитор и стал внимательно рассматривать все произошедшее.
В момент, когда питон схватил Жердило, Гатлер замер. На удивление Мечина, лицо Гатлера посветлело и выражало откровенный восторг. Мечин не знал, да и никто не знал, что все съемки поедания трупов питонами Гатлер отправлял в Канаду, своему брату. Брат Гатлера использовал эти видео в своих фильмах ужасов. А Гатлеру платил большие гонорары. Гатлер купался в кровавых деньгах. И сейчас, когда Гатлер увидел на экране жертву, которую питон заглатывает живьем, в сопровождении нечеловеческих криков чудовищного ужаса, он не смог сдержать удовольствие.
«Какая удача! Я только вынашивал мечту о живой жертве, а здесь все само, да так четко и красочно», — довольный произошедшим, Гатлер уже просчитывал гонорар.
И решив просмотреть кадры еще раз в увеличенном масштабе, Гатлер внимательно всматривался в глаза жертвы и в морду питона.
И…на увеличенных кадрах Гатлер увидел Бадди.
— КОТ?! Откуда?
Бледный как смерть, с горящими зловещим огнем глазами, Гатлер сверлил Мечина.
Мечин ничего не мог ответить. Он не понимал — КАК кот мог оказаться в кабинете Гатлера?
Гатлер еще раз увеличил фрагмент, и они увидели на ошейнике маленький черный глазок.
— Это камера, — голос Гатлера звучал как из подземелья.
В его память влетел шар случая, который произошел в клиническом отсеке дней пять назад. Женщину накрыл приступ аллергической реакции на кошек.
Гатлер резко повернулся и спросил Мечина:
— В рапортах этого месяца есть какие-либо упоминания о кошках? — спросил и стал сверлить своего «бультерьера» взглядом.
— Да…какой-то мужчина гулял по территории, прилегающей к нашему периметру. Кот залез на дерево, и мужчина пытался его снять. В этот момент подошел наш охранник. Но как хозяин достал кота с дерева — они ушли.
— Это снято камерами?
— Да.
— Покажи.
Все файлы отправлялись на компьютер Гатлеру, и Мечину не составило труда быстро найти события нужного дня.
Гатлер и Мечин прикипели к экрану.
С мерцающего квадрата на них смотрел тот же кот, тот же ошейник и тот же черный глазок. А хозяин этого кота был не кто иной, как Семен Турчинов.
Для Мечина это означало конец.
— Что, денежные вознаграждения глаза застелили? — ядовито прошипел Гатлер.
— Это Семен Турчинов. Друг Максима Суханова. А это, тыкая худым пальцем в экран монитора, его ученый кот, — ехидно добавил Гатлер.
Не только друг Максима Суханова, но и Аллы Конышевой — врача, которого они выкинули с черными пакетами за ворота. Запись прослушек и рапорты топтунов подтвердили это. Но Мечин еще не успел доложить Гатлеру об этой троице.
У Мечина кровь застыла в жилах, и ему показалось, что от сердца что-то оторвалось и полетело в пятки — на выход. «Лучше бы у меня было свинячье сердце — от него ничего не отлетает и к нему ничего не прилетает», — думал Мечин, стоявший как размякшее дерьмо с остекленелыми глазами.
А Гатлер продолжал:
— …и тогда в вентиляционном коробе, на который кинулся питон, была не мышь. Это был кот. Вот этот самый кот.
У Гатлера сложилась очень выразительная картинка. Гатлер понимал, что все, что он скрывал под пудовыми замками, — все его чудовищные тайны — были записаны на камеру. Он, Гатлер, защищался от людей, а к нему подобрался кот…
— КОТ?!
Разве мог допустить Гатлер, что какое-то четвероногое хвостатое создание, в десятки раз меньше его по весу и росту, могло встать на ЕГО могучем, железобетонном и властном пути. С малого возраста он убивал их камнями, пинал, душил, сворачивал шеи. А сейчас он сидел на возвышенности своих достижений и не мог поверить, что КОТ! — простой серый КОТ — обнулил все, к чему он шел всю свою жизнь. Он уже был на подступах славы и величия — ТОГО, к чему он приближался, ТОГО, что поважнее денег. Деньги? Это средство, дающие ему возможность расширить свои границы до недосягаемого уровня в нужных кругах. Купить себе авторитет и уважение. Гатлер добросовестно платил большие налоги. Кровавые налоги! Гатлер не жалел денег на тайные финансовые вкрапления в поддержку информационных конгломератов и в поддержку группировок желтых настроений, злодеяния которых тешили ему душу. Тайны Гатлера с чудовищными оттенками врезались в нашу жизнь со скоростью, чуждой простому пониманию человека. Направленность Гатлера против гуманного миропонимания вирусно проникала в систему и заражала человечество. И если такие Гатлеры обосновались на верхних ложах государственной власти, то Миром правят недочеловеки.
Глава двадцать вторая
Гатлер, который только несколько минут назад еще чувствовал себя почти Властелином Мира, ощущал полное обрушение его стальной и непробиваемой брони. Его железобетонный каркас складывается — как складывается здание при взрыве. Если здание мешает и его требуется убрать, то специалисты так закладывают взрывчатку, что сооружение складывается, а не разлетается, нанося ущерб другим строениям.
Гатлер почувствовал, что ему подложили взрывчатку, а он даже не заметил.
Безнаказанная уверенность, преследующая изощренные, злые и хитрые цели, в конце концов потерпит поражение и встретит свой РОК.
 Ошейник кота — это игла Кощея, на конце которой — смерть Гатлера.
«И что сейчас? А сейчас — конец… мой замок рушится…» — в оцепенении думал Гатлер.
Но вдруг он как-то собрался, повернулся к Мечину и дал команду всех собрать в клиническом отсеке и не выпускать.
Мечин, получив задание, решил, что босс сменил гнев на милость, и помчался исполнять команду своего властелина.
Мечин поспешил оставить Гатлера и помчался выполнять команду. Не успев покинуть кабинет, он резко развернулся.
— А как мы зайдем в тот отсек? Лифт можете открыть только вы.
«Точно. Только мой глаз дает возможность доступа в этот лифт и в этот осек. И это прекрасно. Я избавлюсь от всех свидетелей!» — мерзость Гатлера как метастазы проникала вглубь, и он, как бы боясь, чтобы никто не рассмотрел чудовищный разврат его мыслей, говорил почти шепотом:
— Мечин, собери всех у лифта!
Под предлогом внеплановых учений пожарной безопасности Мечин собрал всех у лифта. Гатлер открыл лифт и Мечина оставил тоже в клиническом отсеке — как смотрящего.
Гатлер вернулся к себе и лихорадочно стал высвобождать сейф. Кассета с записью операции тоже была в сейфе. Гатлер покрутил ее в руках и сунул себе в карман пиджака.
«Если записи камеры на ошейнике достигли своей цели, ему оставаться в центре нельзя», — Гатлер подошел к своему пульту управления, разбил прозрачную крышку, под которой две кнопки — красная — ON и белая — OFF, — и нажал красную кнопку.
В помещении, где находились люди и Мечин, послышалось легкое шипение, и помещение стал наполнять специфический запах.
«Это газ?!»
Мечин все понял и, быстро открыв стеклянную дверь, помчался к лифту. Но уже на пути к своему спасению ему стало ясно, что он в западне. Ему не выбраться. Лифт может открыть только глаз Гатлера. Ему надо позвонить: он, вероятно, в этой суматохе забыл. И Мечин, схватив телефон, стал звонить Гатлеру. Но безуспешно. Гатлер не отвечал. Гатлер спасал себя, а для людей и главного свидетеля, Мечина, у него были совсем другие планы. На всякий случай он оставил несколько охранников, место и время действий которых — в строго ограниченных границах. Никаких контактов, никаких разговоров и обсуждений. Их круг обязанностей выражался одной строчкой:
«Получить. Принять. Выполнять».
Глава двадцать третья
Максим с командой Влада и Семен с Бадди подъехали с заднего въезда. Прошли в здание без особых столкновений, предварительно успокоив двух охранников.
Проникнуть в само здание оказалось не так просто: гатлеровцы, как железные роботы, защищали охраняемые границы. И пройти в логово Гатлера без боя не получилось.
Группа Влада оперативно распределилась по позициям и по-бойцовски — четко и без промедления — обезвредила гатлеровских охранников. Связали, забрали содержимое карманов, забрали рации и направились вовнутрь здания.
Но их остановил телефонный звонок. Главному из охранников звонил Мечин.
— Срочно найдите Гатлера. Мы заблокированы. Помещение наполняется газом. Я тоже здесь. Гатлер забыл про меня, а лифт может открыть только его «глаз».
Все поняли катастрофичность ситуации.
— Надо спасать людей!
— Нужен Гатлер!
Максим приложил свою карту к лифту, но увы…Его карта была заблокирована.
«Быстро сработали. Значит, им все известно: и про меня, и про Семена, и про Аллу, и про Бадди…» — подумал Максим.
Он замешкался: «Что делать? Время! Время! Промедление — смерти подобно».
— Давай проверим карточки охранников? — Влад протянул содержимое из карманов охранников.
Сработало! Дверь лифта открылась и все поднялись в холл.
Максим, указав на глухую стену, сказал:
— Это лифт, но войти в него может только Гатлер, по своей сетчатке глаза.
В головах всех застряла одна и та же мысль: «Ситуация — тупиковая, но как-то надо из нее выходить. Но КАК?»
 — Добраться до кабинета Гатлера можно только через этот лифт. Другого пути я не знаю, — сказал Максим.
Бадди вырвался из рук Семена, подошел к почти невидимому контуру квадрата на полу и замурчал.
— А-а-а… Здесь еще есть люк на домкратах: возможно, его можно выбить… — Максим вспомнил, как при встрече с ним появился из-под пола Гатлер.
Но выбивать ничего не пришлось. Все услышали легкий гул со стороны лифта. Насторожились. Секунда… другая… И все в одно мгновение оказались напротив глухой стены, поняв, что это двигается ЛИФТ!
Лифт открылся. Гатлер стоял с пистолетом в руках. Его с желто-бледным налетом лицо передавало болезнь и разложение — Гатлер гнил изнутри. И его дьявольская энергия точно необходимым завершением выражалась в облике Гатлера, пробиваясь в его взгляд и движения. Даже бойцов Влада на мгновение парализовало.
— Стоять! Не двигаться! — рявкнул Гатлер, держа ситуацию под своим контролем.
В этот момент Бадди яростно прыгает на Гатлера. Но, не рассчитав свои возможности допрыгнуть до лица, Бадди угодил ему на грудь. Гатлер резко схватил Бадди и приставил к нему пистолет: он уже знал, что этот кот — совсем не простой кот, и ОН поможет ему выбраться.
— Не стрелять! — отчаянно закричал Семен.
— Пусть идет, не стрелять! — скрипя голосом, сказал Максим.
Указывая жестом: «Дать дорогу!», Гатлер направился к люку, который спускается прямо в гараж, к стоянке его машины. В гараже люк закамуфлирован колонной, которых там не менее десятка, и одна из них — гатлеровская. Свидетелей появления Гатлера не было. Да если и были, то несчастные, оказавшиеся не в то время и не в том месте, которые уходили в мир иной, унося с собой тайну.
Выйдя из шахты люка, Гатлер схватил Бадди за холку и поднял перед собой.
— Ты оказался свидетелем моих тайн, моих целей, моей жизни…Я убью тебя, ублюдок! — Гатлер навел пистолет на Бадди.
Бадди, собрав все свои силы, ударил задними лапами в подбородок Гатлера. Да так сильно, что от неожиданности Гатлер выронил пистолет. Бадди крутанулся, укусил Гатлера за руку и сорвался со смертельного крючка.
— Ну и беги к чертям свинячьим, сукин кот, — и Гатлер прижал пораненную до крови руку.
 Но Бадди не убежал ни к чертям собачьим, ни к чертям свинячьим, а, обогнув колонну, затихарился у машины Гатлера. В момент, когда Гатлер устанавливал в багажник свой металлический кейс, его окликнул мужской незнакомый голос. Гатлер от неожиданности вздрогнул. Но, узнав в офицере нового охранника, успокоился.
— Богдан Степанович! Мечин просит срочно с ним связаться.
Гатлер не ответил на вопрос охранника, а приказал открыть ворота:
— Откройте ворота! — и, захлопнув дверь багажника, сел за руль.
Как только ворота стали открываться, Гатлер убрал свидетеля и на большой скорости помчался, спасая себя.
За воротами бойцы Влада ждали Гатлера. Воспользовавшись карточками охранников, они со скоростью звука оккупировали позиции и в полной боевой готовности встречали машину Гатлера.
Гатлер просчитал гостей и, вылетев из гаража, молниеносно пролетел мимо них.
— По колесам! Стрелять по колесам!
Но безуспешно. Выстрелы по кевларовым колесам Гатлера со стальным каркасом оказались безуспешны.
Гатлер ушел. Он оторвался от всех.
От ВСЕХ! Но не от Бадди!
Времени, которое Гатлер потратил на охранника, хватило Бадди чтобы забраться в багажник.
И сейчас, когда Гатлер радовался своему отрыву, Бадди восседал на заднем сидении и готовился атаковать людоеда.
«Я тебе все припомню. РтутноОкий», — думал Бадди.
 Глаза Гатлера действительно были похожи на холодную ртуть — без цвета и без смысла, залитые бесформенной пеленой, как растекшееся масляное пятно.
Бадди настраивался на бой, но чувствовал страх: жуткая лента холода обвивала его и затягивала.
Если бы рядом был Максим, он бы сказал: «Это нормально, чувство страха испытывает каждый. Но преодолевают его только отчаянные и смелые».
Машина Гатлера летела по трассе к мало кому известному повороту, чтобы как можно быстрее уйти от преследования радаров. Он выскочил на грунтовую лесную дорогу. Дорога была узкой, но верной, а с небольшими ухабами и колдобинами броневик Гатлера успешно справлялся.
Гатлер оторвался от цивилизации, свернул в безлюдность и исчез с радаров.
Он успокоился, слегка снизил скорость, облегченно выдохнул и в мыслях вернулся к «Иллиаде»:
«Свидетели исчезнут вместе с главным осведомителем, Мечиным, — думал Гатлер. — А что американцы? Они, возможно, угодят на Лубянку. Ну тогда я не встречусь с ними в Америке».
— Жаль, но у каждой участи свой путь и свой финал, — вслух произнес Гатлер, даже не подозревая, КАК ОН ПРАВ: спокойно примеряя свой тезис на других, он и не подумал примерить его на себя, —…а в Америке я построю себе новый замок, благо мои основные счета в Европе и в США… — рассуждал Гатлер, и в этом более-менее сбалансированном состоянии он посмотрел в зеркало заднего вида.
Из зеркала на него смотрели два синих глаза на серой морде кота.
— А-а-а, ТЫ здесь, ублюдок!
 Бадди прыгнул на переднюю панель и встал в стойку.
— И ошейник твой на месте. Ну держись! Сейчас ты за все ответишь! — и гатлеровские волны ярости и злости наполнили машину.
Бадди, вытянув передние лапы вперед, прыгнул на Гатлера, метя в его рожу. Но Гатлер, не бросая руль и не снижая скорость, резко отшвырнул Бадди от себя, чуть было не впечатав его в окно машины.
— Кошачий выродок, ты на кого полез? Вот я сейчас остановлю машину и поджарю тебя. Ты будешь мучиться на радость мне! Я отомщу тебе! — свирепствовал Гатлер.
Бадди испугался. Он вспомнил, как его подружка-кошечка прыгнула на оголенный провод большого напряжения и в секунды превратилась в черное, безжизненное чучело, зависшее на проводах.
На время затихарившись, Бадди стал сжимать и разжимать челюсти, готовясь к схватке.
Победив страх, Бадди опять пошел в атаку. Он опять встал на четыре лапы, выгнул спину и яростно зашипел.
Гатлер сбросил газ и сильно ударил вытянутой ногой Бадди в голову, намереваясь ее размозжить.
Бадди почувствовал нестерпимую острую боль. В ушах звенело. Глаз залило кровью, и перед ним в черном скафандре крутились ртутные глазницы Гатлера. Боль сковала все тело и лишила возможности двигаться.
Видя, что Бадди почти в отключке, Гатлер продолжал двигаться: ему надо скорее добраться к дороге, ведущей к границе Беларуси.
— Эта четырехногая тварь решила вступить со мной в открытый бой!
Конечно, силы были неравнозначны: они держали стрелку в перевес Гатлера. Что для Гатлера кот, размером с его ботинок? Да и Бадди впервые был в схватке с человеческой особью. Это не с котами в подвалах, да не с мышами и воронами.
Гатлер расхохотался пронзительно уничтожающим хохотом.
Зловещий хохот Гатлера опять разбудил ярость Бадди. Но, придя в себя, Бадди решил отдышаться и прыгнул на заднее сидение.
— Вот и сиди там. Жди своего часа. Я из тебя сделаю жаркое и доберусь до твоего загадочного ошейника. Гатлер ни на йоту не сомневался в своих намерениях. Он нажал на газ и достал из кармана золотую коробочку с порошком наркотического действия. Гатлер не мог долго находиться в состоянии угнетенности и усталости. Он открыл коробку и поднес к носу, предвкушая бодрящее чувство легкости и безмятежности. Но в этот момент машина дернулась, и порошок забелил салон белым наркотиком.
Бадди не мог понять, что произошло, а белый порошок начал действовать. Боль исчезла, страх пропал, из глубины рвалась энергия силы и одержимости. В Бадди вошли безумность, бесноватость, граничащие с маньячностью. И он уже не боялся, а наоборот — порошок так подействовал, что в нем доподлинно проснулся тигр.
Перед Бадди высокомерно возвышался ненавистный затылок Гатлера. Затылок Гатлера, как-то неестественно заостренный, выпячивался вверх и заявлял о своем превосходстве, избранности и о своем возвышении над людьми, которых он люто ненавидел. Желчь, злоба и ярость исходили от этого черного скафандра. У Бадди все внутри взбунтовалось. Надышавшись наркотика, Бадди уже не мог себя сдержать, он вцепился в окаянный затылок Гатлера как в остервенелого пса и с силой вонзил когти в его глаза.
— Ах ты сукин кот! — от неожиданности и резкой боли Гатлер закричал и начал терять управление.
Не дав Гатлеру опомниться, Бадди начал бороздить по его лицу когтями, как бритвой.
Кровь заливала глаза Гатлеру. Он на ощупь схватил Бадди за ошейник и стал его притягивать. Но на счастье ошейник разорвался, и Бадди выскользнул.
В состоянии болевого шока он бросился на Гатлера и, разъяренно укусив его в плечо, молниеносно вцепился ему в шею. Между своими зубами Бадди почувствовал провод — живой, пульсирующий и горячий. И Бадди, собрав все свои силы, сомкнул челюсти…
Кровопоток по жизненно важной артерии Гатлера был прерван. Гатлер потерял управление, и машина на большой скорости врезалась в дерево.
Сильный удар… Темнота… Звон …и безмолвие…
В последние доли секунды перед Гатлером всплыл образ того маленького котенка, которому он размозжил голову камнем… ЭФФЕКТ БАБОЧКИ … но его сознание, даже туманно, не подсказывало ему, как вирусно въедается любой маломальский мерзкий поступок и превращается в монстра, захватывая мысли, действия и всю нашу человеческую суть.
Еще мгновение… и… Гатлер превратился в безжизненную куклу. Его голова лежала на руле, а руки висели, как плети. Черный контур его дьявольской ауры еще зависал над его головой, оповещая о его нечеловеческих злодействах.
РОК настиг его на этой лесной дороге. Гатлер врезался в свою суть на большой скорости, так и не осознав чреду своих коварных действий. И тот маленький котенок был первым взмахом крыльев бабочки, который вызвал ураган.
Бадди забрался на черный скафандр Гатлера, помочился на него и с чувством полной завершенности покинул машину. Обессиленный, он отполз от дороги, нашел корень могучего дуба, залез под него и уснул.
Глава двадцать четвертая
— Максим, нужно срочно приступить к действию по спасению людей, — говорил Влад сдержано и без суеты, по-военному.
«Да…снайпер — это не опыт, снайпер — это характер», — отметил Макс решительный настрой Влада.
— Теперь там и больные, и здоровые, и Мечин. Отравление газом Гатлер предусмотрел на случай ликвидации свидетелей. Попасть в этот отсек можно только при помощи «глаза» Гатлера.
— Сколько у нас времени? — спросил Влад.
 — Не знаю. Думаю, немного. Сообщите Мечину, чтобы он разбил вентиляционные продухи и всем надел кислородные маски. Масками оснащены все кровати. Это я видел на ролике, который снял Бадди.
— Макс, как нам открыть лифт? Взрывать?
— Нет. У меня другой план. Садитесь в машину: мы едем по GPS Бадди.
Максим с Владом и его бойцами свернули на лесную дорогу по координатам, указывающим на дорогу за МКАД: Максим понял, что Бадди преследует Гатлера.
Ребята спешили. Надолго ли хватит кислорода, и помогут ли выбитые продухи?
— Думаю, хватит часа на полтора. Продухов должно быть достаточно — это же помещение для людей, а не склад.
За поворотом они увидели машину, врезавшуюся в дерево.
Все, что они увидели в машине, было не для слабонервных.
На руле лежала окровавленная голова бездыханного тела. Максим приложил руку к пульсу и медленно произнес:
— Да…Расплата… Но это ЗДЕСЬ, а захлебнешься в своих злодействах ты ТАМ.
Осматривая салон, они увидели — на панели, на руле, на пиджаке Гатлера — шерсть Бадди вперемешку с белым порошком.
«Шерсть понятно. А что за порошок? Наркотик, наверно», — подумал Максим, но вникать не было времени, и, объявив всем, что Гатлер мертв, он решил изъять глаз под свою ответственность. По-другому им не открыть лифт и не спасти людей.
Времени не было. Максим принял решение незамедлительно и вернулся к машине за подручными инструментами, а на ходу попросил ребят поискать Бадди в траве.
— Бадди? Он должен быть где-то здесь, мы же по его GPS ехали?
— Бадди, Бадди! Ты где? — Максим окинул близкий радиус взглядом, но подключаться к поискам не было ни секунды.
 «Нам нужен глаз Гатлера. И мы его возьмем», — он надел перчатки, взял обыкновенный перочинный ножик, пакет и вернулся к джипу Гатлера. При помощи подручных инструментов он профессионально извлек глаз.
 Забрал видеорегистратор и металлический кейс из багажника. После чего вернулся и проверил карманы Гатлера. В одном из карманов он наткнулся на кассету, за которой он охотился. Это была кассета с записью операции.
 — Вот это подарок!
И, окинув все еще раз, поспешил к машине. Медлить было нельзя. На счету жизни людей.
— Ребята, что у Вас?
— Бадди нигде нет.
— Поехали! Сейчас надо спешить! Мы обязательно вернемся. Спасем людей и вернемся за Бадди. А со случившимся разбираться будут профи.
Подъехав к «Иллиаде», Максим вылетел из машины и бегом направился к лифту. Там их ждали Семен, Алла и еще какие-то люди — вероятно, от майора Рюмина.
— У людей заканчивается кислород.
— Началась паника.
— Быстрее! Быстрее!
Все торопили Максима.
Максим открыл пакет, вытащил «глаз» Гатлера и приставил его к почти невидимому окошечку. Двери лифта открылись!
— Влад! Заблокируй двери! — скомандовал Максим и направился в глубь коридора.
За Максимом, Семеном и Аллой устремился один из офицеров Рюмина.
— А что с Гатлером?
— Произошла авария. Машина Гатлера на большой скорости врезалась в дерево. Гатлер мертв, — сказал Максим, входя вовнутрь помещения и прикрывая лицо рукавом.
Когда они вошли, в них вонзились десятки глаз, похожих на пятаки, которые кладут на веки уже умерших людей. Момент ужасающий. На какое-то мгновение все замерли. И когда осознали, что за ними пришли, все сбросили «пятаки», оторвались от вентиляционных продухов, кислородных масок и ринулись к выходу.
— Граждане, пожалуйста, не волнуйтесь! Вы спасены! Выходите спокойно, дабы не упасть. Осторожно, пожалуйста! — громко отчеканил офицер.
— Максим, где Бадди? — голосом, пропитанным волнением, спросила Алла. Семен стоял рядом, и в его глазах завис тот же вопрос.
— Ребята, все потом. Сейчас поможем всем покинуть помещение и решим все наши вопросы.
Максим обратил внимание на человека в белом халате, продвигающего сквозь толпу. На фоне сдержанности выходящих субъект выделялся своей суетливостью.
Приглядевшись, Максим узнал в нем Мечина.
— Мечин! — схватив за шкварник гатлеровского пса, Максим закричал: — Вы знаете, где кран доступа газа?
— Должно быть, в кабинете, — ответил Мечин, освободившись от рук Макса.
— Ведите! — скомандовал Максим.
Они зашли в кабинет, и Мечин подойдя к пульту, увидел две кнопки под уже разбитым стеклом. Все поняли, что это те кнопки, которые они ищут.
 Красная — ON, белая — OFF.
После нажатия белой кнопки снизу позвонили и сообщили: «Доступ газа прекратился!»
— Ну и ЧТО вы теперь хотите? — бравадно спросил полузадушенный Мечин.
В эти минуты Максиму хотелось до душить Мечина. Но он сдержался.
— Я даже, если бы хотел ответить, на ваше «ЧТО я хочу». Да не могу. С Вами, господин Мечин, будут органы разбираться.
Офицеры забрали Мечина, а эвакуированных людей разместили в автобус и определили в загородный профилакторий с охраной — до выяснения обстоятельств.
Максим позвонил подполковнику Рюмину, протеже Аллы, и сообщил, что он его ждет в кабинете Гатлера, куда его сопроводят.
Кабинет Гатлера на какое-то время заморозил входящих, и никто не смог сохранить маску профессионального хладнокровия. Все созерцали картину с откровенно расстегнутым выражением. Картина перекликалась с восприятием «Последнего дня Помпеи». Гатлер не успел ликвидировать улики, и доказательства были налицо.
В клетке питона лежало тело «22-го» с отгрызенной и съеденной ногой, а оставшуюся часть питон «обнял» и пребывал в состоянии ожидания своего саппе.
— Питона необходимо усыпить. Он сам не отдаст «22-го», — проговорил Максим.
— Что значит «22-го»? — спросил Рюмин.
— У пациентов нет никаких документов — только номера, как в Бухенвальде.
Максим протянул Рюмину кассету и пояснил:
— На видео снята операция пересадки свиного сердца, а при вскрытии тела вы получите подтверждение факта «КАКОЕ СЕРДЦЕ получил реципиент». «22-й» был прооперирован позавчера.
Эксперименты на одиноких, социально незащищенных людях. И если операцию как-то можно оправдать при грамотном обосновании и использовании внятной юридической базы, то финал — это преступление века в полном его развороте.
Когда Алла изложила Рюмину подробности операции по штурму «Иллиады», ему хотелось дать ей подзатыльник и спросить: «Ты вообще понимаешь куда влезла?» Но и от подзатыльника, и от вопроса подполковник отказался. На тот момент с подзатыльником он опоздал, а вопрос при уже начавшихся действиях будет просто риторическим.
Но сейчас Рюмин понимал, насколько недопустимо было бы промедление.
К Рюмину подошел Максим и обратился по чину:
— Товарищ подполковник, нам надо проверить координаты. Мы по окончании все объясним. Отпустите нас часа на два.
— Кого вас?
— Семена, Аллу и меня, а Влад со своими бойцами будет нас ждать здесь.
 Максим вызывал доверие у Рюмина, и он без всяких проволочек разрешил:
— Через два часа возвращайтесь!
Глава двадцать пятая
На выходе из гаража Максим столкнулся с Алексом:
— Максим! What does it all mean? (Что это все значит?)
— Crime. Big Crime (Криминал. Большой криминал), — как можно выразительнее сказал Максим.
Услышав ответ на свой вопрос, Алекс сдулся и превратился в жалкий, маленький незащищенный шарик.
Появление Алекса убедило Максима, что Алекс и его группа были в неведении преступлений Гатлера. Иначе они бы скрылись. Как оказалось, Вик совсем не плохо говорит на русском: он прибалтиец по бабушке, и всей группе не стоило бы большого труда пересечь нашу границу паспортного контроля.
— Alexs! Your documents are in order? (Алекс! У Вас документы в порядке?)
— Of course! (Конечно!)
Это подтверждение Алекса совершенно убедило Максима, что американские ученые к уликам и их ликвидации не имеют никакого отношения. Имея документы, не препятствующие к выезду и пересечению российской границы, они давно бы уже были очень далеко от «Иллиады» и Гатлера.
Времени на подробности совсем не было. Максим вкратце передал сложившуюся ситуацию и четко объяснил, что они срочно должны покинуть Россию. Иначе их ждут застенки Лубянки.
— Leave immediately before you get to Lubyanka! (Немедленно уезжайте, пока не попали на Лубянку!)
— Oh! Yes! Yes! Thank you very much! (О! Да! Да! Спасибо большое!) — в судорожных неровностях ответил Алекс и поспешил к своим. Потом резко развернулся и подбежал к Максиму:
— Maxim, you are real, take care of yourself…You’ re good doctor. I”ll find you! (Максим, ты настоящий, береги себя… Ты хороший хирург, я найду тебя!)
— I will never leave Russia. Good luck! (Не надо. Я никогда не уеду из России. Удачи!)
— Future for Big Brother, for America (Максим, будущее за Большим Братом, за Америкой).
— Alex, remember, BIG is easy to become SMALL, and SMALL is BIG (Алекс, запомни — большое может легко стать МАЛЕНЬКИМ, а маленькое — БОЛЬШИМ).
Максим сел в машину и задумался:
«Не совершил ли он этот благородный поступок вопреки морали? Но они ученые. Это отдельная каста. Истинного ученого ничего не может остановить на пути к новому открытию. Ученый будет голодать, страдать и при любых лишениях будет стремиться к своей цели. Вот бомба? Это же тоже открытие! В настоящее время в мире такое количество боеголовок, что хватит уничтожить человечество не единожды. И Россия на первом месте. И хорошо! К счастью или несчастью — это дает нам превосходство и обеспечивает безопасность. А что касается ответственности, то ответственность не является составляющей процесса.
Главная цель — это достижение цели. А будущее наших детей? Нашей истории? Учитываются ли человеческие моральные нормы общества? Совесть, в конце концов? Но ученые все эти доводы оставляют на полях и на первое месть ставят цель, на второе — цель, и на третье — цель. На любую позицию достижения цели есть уже готовый ответ, в стиле классики «Цель оправдывает средства!»
А последствия атомной бомбы или пересадка свинячьего сердца человеку — это сенсация, открытия, где отражены опыт, знания и возможности человека, способные изменить общее представления картины Мира», — в мыслях Максим пытался оправдать свою помощь ученым-американцам. На чаше весов были принципы Гатлера, которые по своей зловещей жестокости, ада и грязи перевешивали и атомную бомбу, и сердце с геномом свиньи.
Глава двадцать шестая
Они подъехали к месту аварии.
Место было оцеплено полицией. Максим подошел к главному и представился.
— Извините, я не могу Вас пропустить, — сказал служивый и преградил путь.
Алла быстро набрала Рюмина и все объяснила.
— А почему Вы там? — возмутился Рюмин.
— Мы приехали по координатам GPS нашего Бадди. Ну, я вам видео показывала с камеры, закрепленной на его ошейнике.
— О! Господи! Вы ищите своего Джеймс Бонда? — и попросил дать трубку оперу.
— Вы ошейник ищите? — ответно спросил опер и показал уже упакованный вещдок.
Все узнали сорванный ошейник Бадди, забрать его было никак нельзя, вещдоку уже был присвоен номер «7».
— А Вы осматривали территорию? — спросил Максим.
— Да! Мы пересчитали каждую травиночку, каждую сориночку, — со слегка заметной ноткой раздражения ответил опер.
На Аллу было невозможно смотреть, она стояла как скомканная промокашка. Бледная и помятая.
— Семен, но чип у него в голове, не на ошейнике. Мы же можем с ним связаться? — стал задавать вопросы Максим, стараясь вывести Аллу из ее полуобморочного состояния.
— Чип в голове, а точнее в районе первого позвонка. Но приемное устройство — на ошейнике. Как Гатлер смог его сорвать?! — сказал Семен, а потом, взяв Аллу за плечи, стал убедительно ей внушать: — Алла, у Бадди внутренний компас по ориентированию, и его искусственный интеллект только усилит его природу. Бадди найдет свое, то бишь твое, жилище.
Алла молчала, и молчали все. Так они и ехали, каждый в себе, с одними и теми же вопросами: «Бадди? Где ты? Вернешься ли ты?»
В «Иллиаде» продолжались поисково-познавательные следственные действия: выявляли, фиксировали, устанавливали.
Максим подошел к Рюмину:
— Мы Вам нужны?
— Пока нет. Напишите расписку о невыезде и можете быть свободны.
— Хорошо. Спасибо.
— Это Вам СПАСИБО! — многозначительно произнес Рюмин.
— Товарищ подполковник. Ваши на месте аварии нашли вещдок. Присвоили номер «7». Это ошейник Бадди — на нем информация. Не могли бы вы…
Рюмин прервал Максима, не дав ему договорить:
— Понял. Все уладим. Я позвоню, — и, не имея времени на разговоры, попрощавшись с ребятами, направился к своим оперативникам.
Максим с Семеном решили ехать к Алле: они не могли оставить ее одну в таком состоянии.
Прошло пять дней.
Все эти дни Алла была дома, она взяла отпуск. На работу ходить не могла. Семен еще был в отпуске, ему оставалась неделя, а Максим сам решил дать себе отпуск после всего произошедшего и вернуться на прежнее место через недельку.
Днем все были у Аллы, расходились поздно, а к полудню следующего дня опять собирались вместе.
Дня через два Максим с Семеном созвонились с Рюминым, и им разрешили сделать копию с камеры ошейника Бадди.
Трудно было смотреть последние снимки из жизни Бадди. На камере мелькали ожесточенные глаза Гатлера, пронзительные крики перемешивались с гулом машины. В момент, когда Гатлер ударил ногой Бадди, раздался почти человеческий крик. Алла закрыла лицо руками, как бы защищая себя от этой пронзительной боли.
На экране смешались кровь, крик, Гатлер…
Кадр закончился на черном рельефе резинового коврика: видимо, в этот момент Гатлер сорвал ошейник, и он упал. Все закончилось. Казалось, тиски сжимают комнату, и что делать дальше — никто не знал. Безнадежное ожидание. Это самое отвратительное состояние из всех состояний.
 Подсознание издевалось над ними: «Ведь Вы именно для этой цели создали Бадди?»
— Да! Но как сейчас с этим жить?
Они — живы, в полном здравии. Их действия, как разбросанные пазлы, собрались в одну картину их героических поступков. Но главный пазл, завершающий финальную картину, принадлежал Бадди.
Глава двадцать седьмая
Прошла неделя. Алла почти не спала, прислушивалась к каждому шороху.
— Разве я когда-нибудь могла подумать, что в моей жизни этот серый, с сапфировыми глазами, кот Бадди оставит такой неизгладимый след, — тихий голос Аллы собрал в себе мучительные томления и страдания о Бадди. Мысль о том, что она сама его отдала на погибель, разрывала ее на части.
Она ни о чем не могла думать, прислушивалась к каждому шороху, и ей хотелось говорить только о Бадди.
— Есть хорошие, есть плохие, есть добрые, есть злые… Но есть еще Бадди. У кошек есть душа и им тоже бывает больно, только страдают они молча, и все понимают, и все видят и знают. Мой смелый, бесстрашный Бадди! Он вступил в осознанную схватку с монстром и победил чудовище в обличии человека.
Семен решил отвлечь подругу и взял со стола какую-то распечатку:
— Что-то интересное?
— Да! Я последнее время читала все, касательно кошачьей темы, и вот наткнулась на очень интересную и талантливо написанную статью из интернета.
— Читай вслух.
Семен не заставил себя ждать, он готов был начать читать большую энциклопедию, только бы не звучало имя Бадди.
— Ну хорошо, слушайте:
«Всегда интересно знать: откуда берутся предатели? Или просто подлые люди? Когда человек начинает свой путь предательства? Когда мой знакомый учился в начальной школе, у них в семье умер кот. Этот кот долго прожил со своими хозяевами. Его любили. Как-то утром родители нашли умершего кота. Мама завернула его в пакет и дала сыну, чтобы тот мусор выкинул из ведра и заодно кота тоже выкинул. На помойку. В мусорный бак. Сын так и поступил. И семья продолжила жить дальше. Знакомый просто рассказал мне об этом, вскользь, к слову, как мелкий и незначительный эпизод. И он не понимал, что меня задело и расстроило. А для него это была обыденная ситуация. Никакой травмы он не ощущал. Кот умер. Значит, надо его выбросить. Зачем он нужен? На помойку его отнесли, это естественно.
Потом по жизни этот человек предавал друзей, когда они переставали быть нужными. Изменял женщинам, когда появлялся кто-то красивее и моложе. Он верно служил одному политику и пел ему дифирамбы. А когда у того начались неприятности, он его полил грязью и переметнулся к другому. Моментально. Можно долго перечислять события и поступки. Но смысл их всегда был одинаков: когда этот человек видел что-то лучше и утрачивал интерес к старому, он это старое спокойно выбрасывал на помойку. Зачем оно нужно? Был кот — и не стало. Это принцип его семьи и его рода — спокойное предательство. Ничего дурного в этом он не видел. Это была норма его семьи. Этих людей ничем не исправить. Они боятся только огласки и наказания за предательство. Они понимают, что другие люди могут их осудить и как-то повлиять на их положение. Лишить чего-то. Поэтому идут к помойке, озираясь, чтобы никто не увидел. И выбрасывают старого друга или бывшего кумира. А потом преспокойно живут дальше, не испытывая ни малейших угрызений. Настанет день, когда и они найдут свое место, эти холодные и хитрые люди. Их тоже кто-то выбросит на помойку…
Нависла пауза смысла.
Семен глубоко вздохнул и поникши заурчал:
— Алла, ну что ты подсунула? Тяжело с такой глубокой философией. У нас своя тяжесть из всех щелей прет.
— Правда Жизни, — серьезно сказал Максим.
Алла смотрела на своих друзей: «Они настоящие. И никогда бы их жизненные принципы не коснулись ничего из прочитанного. В них затвердела константа человечности».
Ее думки прервал тихий скрежет.
— Семен, перестань карябать стол! Что у тебя за дурацкая привычка? Прямо по нервам!
— Я не карябаю, — удивился Семен.
— А кто? Ты, Максим? — Алла вопросительно посмотрела на Максима.
— Я? Нет!
— А кто…КТО? — Алла медленно встала и пошла к двери.
Она пошла к двери и отчетливо услышала полумертвые скребки с наружной стороны двери.
Ее движения стали медленные и невыносимые, казалось, плотный слой препятствует ей, и она не может его преодолеть…
Алла подходит к двери. Открывает…
На ее коврике, перед ней, стоял Бадди. Он был похож на мягкую игрушку, швы которой потеряли упругость и утратили форму. Шатаясь, он стоял потрепанный и ослабленный. Его синие сапфиры превратились в затуманенную серость.
— БАДДИ! БАДДИ! Боже мой, БАДДИ!
Бадди стоял с наполненным кровью глазом и разорванной губой. Слипшаяся и местами прилизанная от крови шерсть еще больше придавали Бадди истерзанность и измученность. Он вызывал немыслимую жалость.
Но радость, что Бадди пришел… Цунами смыло все.
 Бадди! Живой!
— О боже! Бадди! — до конца не веря, бежали, крича, подскочившие с места Максим и Семен.
Алла взяла окровавленного Бадди, и без всякой брезгливости стала его целовать, плакать, прижимать к себе, опять целовать и заливаться слезами.
— Бадди! Это ТЫ? — ТЫ! Победил ЭТОГО монстра?! ЭТО чудовище? — захлебываясь от волнения и плескаясь эмоциями, все кричали, перебивая друг друга.
— Сейчас, сейчас, потерпи немного. Все, все позади…Я тебя больше никуда не отпущу! Ты мой, мой! Бадди! Мой дорогой Бадди!
 Алла принялась осторожно обрабатывать раны. Помыла, завернула в полотенце и дала подержать Семену.
— Подержи, я приготовлю ему поесть.
— Алла, вот, я не доел кусок семги, отдай Бадди, — подсуетился Семен.
— Семен, благородную рыбу Бадди? Ты же был против? — пошутила Алла, уже забыв, в каком провале она была минуту назад. Глаза ее заблестели. Голос ожил. И весь ее облик говорил о ее возвращении в жизнь.
Бадди, почувствовав дом и любимую хозяйку, тоже ожил и облизав Аллу, он подошел к Семену — и лизнул его — и к Максиму — и тоже лизнул. Выразил по-кошачьи свою радость и благодарность.
Мужики стояли с влажными глазами. Они были похожи на подростков, выражавших восторг открыто и по-мальчишечьи.
— Бадди! Да ты не Бадди! Ты — Тигр Тигрович! — не удержался Максим, а Семён подхватил: И совсем ты BUDDY (БАДДИ) не дружок, ТЫ – ДРУЖИЩЕ!
Бадди устало и тепло посмотрел на всех…подошел к миске с едой, но есть не стал. Алла сообразила, что он еще слаб и поврежденная губа препятствовала жевать, и быстро налила ему молоко. Тигр Тигрович примостился у блюдца и начал жадно лакать.
Бадди отомстил.
Отомстил Гатлеру: за Аллу, за погубленные жертвы и за того маленького котенка…
Отомстил тому «знакомому» — без имени и без племени — за выброшенного кота на помойку.

Отомстил нелюдям! Этим недочеловекам, у которых нет Души!

«Если вы думаете, что у кошек нет души, то, возможно, вы недостаточно долго смотрели в их глаза» (Эрин Хантер)
жьим перышком.