ООН в Крыму, гл. 102. Случка для хочунчика

ВНИМАНИЕ!!! : Только для читателей 18+

ОТПУСК  ОДНОГО  НУДИСТА  В  КРЫМУ
Курортно-познавательный эротический  роман


Глава 102.  ПРАВИЛА  СЛУЧКИ  ДЛЯ  ОЗАБОЧЕННОГО  ХОЧУНЧИКА

*   *   *
Рассматривая акваторию в месте смыкания Тихой бухты с бухтой Провато, естественной границей между которыми служит подводный таран триремы Пятого мыса, Роман опустил взгляд на берег моря вблизи него слева и увидел казавшуюся отсюда совсем маленькой одинокую палатку, столь странно озабоченные в интимном плане обитатели которой не знают ещё, что их уже «предали», что перекособоченное счастье познания нового стало для них таким куцым...

И, судя по ускорившемуся ходу развития сегодняшних событий, чему способствовала несколько назойливое поведение соседей по пляжу Четвёртой бухты, получилось, что и от этих «шведов», нижегородских бурлаков секса, ушёл он тоже не по-нашенски, а по-английски, не прощаясь...

На достаточно протяжённый перевал горы Джан-Кутаран Роман поднялся в месте, более близком к городу, чем вчера. И, закончив осмотр ближней с запада акватории Чёрного моря,  развернулся на сто восемьдесят градусов и первым делом внимательно, следуя взглядом с севера на юг, осмотрел всю трассу, ответвляющуюся на Орджоникидзе от автострады Судак-Феодосия. Для лучшего обзора он даже специально залез на «ракетную установку», сплошь увязанную тотемными лоскутками и ленточками проходящих мимо неё паломников и туристов.

Отсюда очень хорошо была видна столь приятно знакомая ему развилка дорог с раскидистым деревом лоха серебристого. Но белого минивэна для выездной торговли продуктами там, конечно же, не оказалось. И ему невольно взгрустнулось вкупе с разочарованием: «Ну, и где же ты сейчас, сладкая моя Зурна? Чем занята? Не по мне ли скучаешь?»
– Да-а, Роман... Такие затяжные страдания для тебя уже явный перебор, – сам себе вслух ответил Роман и слез с «ракетной установки».

Поскольку дальнейший путь в сторону Феодосии предусмотрен был точно таким же, как и до сих пор – а именно, по побережью Чёрного моря, для чего к востоку от него всем своим простором раскинулась Двуякорная бухта, то одинокий нудист развернулся фейсом к югу и потопал по Джан-Кутарану вниз – к зеленотелому и жирафошеему Орджоникидзе.
Весь городок приятным изумрудным пейзажем с яркими вкраплениями открывался перед ним целиком – безмятежно лежал на осторожно поддерживавшем его «запястье» мыса Киик-Атлама.

А вот до очень хорошо видной отсюда горы Круглой в Двуякорной бухте, невысокой и пока ещё зелёной, идти придётся километров... этак шесть, наверное, причём, маршрут проходит по достаточно пересечённой местности. Так что дорога с разными остановками и возможными отклонениями займёт не менее полутора часов. Поэтому поднажимать на «педали» следовало бы получше и уже прямо сейчас, пока путь лежит под гору.

Вскоре Роман добрался до северной окраины Орджо, свернул влево по улице Ленина, пересёк её и, шествуя далее слегка наискосок и вниз по Морской улице, вскоре вышел на берег моря уже в Двуякорной бухте. Пройдя мимо городских очистных сооружений с весьма характерным запахом, выбрался на прибрежную полосу, которую и пляжем-то назвать было сложно.

Впрочем, при остром желании тут вполне можно было бы разбить палаточку и отдохнуть достаточно уединенно: несмотря на близость очага цивилизации, на обозримом побережье туристов не наблюдалось. Оно и понятно: да кому ж на ум пойдёт лежать и здоровья якобы набираться рядом с городским нужником?

Далее идти было удобнее вдоль линии прибоя, а не по галечному так называемому пляжу. И Роман довольно быстро добрался до первого настоящего пляжа – закрытого, с двух сторон огороженного забором, жёстко ограничивающим попадание на его территорию посторонних людей.

Это был достаточно современно выглядевший комплекс эллингов – этакий цивильный компактный городок, состоявший из двух рядов домиков и целым рядом прибрежных гаражей для маломерных судов (сейчас на этой гостиничной  территории всё выглядит совсем по-другому).

Большой водно-туристический комплекс можно было обойти только сзади, если привязку вести от берега моря. И Роман, минуя эллинги, направил свои стопы по широкой тропе, усердно проторённой отдыхающими на море людьми. Вышел на подъездную к эллингам дорогу, и вскоре все эти чудеса современного туристического бизнеса, как грибы начавшие появляться на черноморском побережье, оказались у него за спиной.

За эллингами он снова вышел на открытую для свободного посещения часть пляжа и по линии уреза воды направился к горе Круглой, минуя не очень частые островки отдыхающих здесь туристов вместе с их зонтами, шатрами, шезлонгами и прочими атрибутами, необходимыми для полноценного комфортного отдыха на море. Сразу за этим не очень протяжённым пляжем велась какая-то стройка – то ли пансионата, то ли ещё одного комплекса эллингов. Значит, через год-другой перекроют и весь этот пляж.

Далее по курсу его  маршрута наблюдался высокий клиф морского берега, усердно подмытый порой чрезмерно резвыми в этой бухте волнами. Поверх этого протяжённого клифа виднелся целый ряд изрядно покоцанных морем прибрежных мысиков-курганчиков – картина, весьма знакомая для всего юго-восточного побережья Крыма.

Вместе взятые все эти препятствия естественного происхождения образовывали довольно неудобный для дальнейшего следования понизу высокообрывистый, местами перекрытый из-за обвалов берег моря. Благодаря достаточно хорошо выраженному и от того легко просматриваемому здесь лукоморью, подобная картина наблюдалась почти вплоть до горы Круглой.

Не мудрствуя лукаво и не прельщаясь полуводным проходом данного участка сегодняшнего маршрута по краю привычно беспокойного моря, Роман свернул на тропу, поднимавшуюся влево наверх и далее прямиком ведущую к конечной цели сегодняшнего маршрута.

Вскоре по тропе этой добрался он до небольшого пляжа возле горы Круглой, больше смахивавшей на очень солидно выраженный и, естественно, слегка подмытый морем курган, прилепившийся к западным склонам феодосийского хребта Тепе-Оба.

Дикий пляжик этот был явно намывным: он образовался ниже места соединения почти на самом берегу моря русел двух ручьёв, причудливо протянувшихся по восточной окраине Двуякорной долины и полностью пересохших к этому времени. На песке, чудом сохранившемся в общем их устье, стояли три палатки.

К северу от этого пляжика, вдоль западной подошвы горы Круглой вела сильно пересечённая оврагами и промоинами, достаточно обширная и протяжённая лощина с сухим руслом правого из двух пересохших ручьёв.

В верхнем конце этой лощины, не очень густо поросшей купами кустарников и невысоких деревьев, виднелись какие-то постройки. Роман знал, что там с советских времён худо-бедно влачит своё существование овцеферма. Она не сохранилась до наших пор, на том месте или где-то поблизости от него сейчас организовано что-то типа конного клуба. На овцеферму сходить Роман собирался обязательно, чтобы разжиться свежим овечьим сыром – столь полюбившейся ему брынзой.

Узкий галечный пляж с юго-запада опоясывал гору Круглую и далее соединялся с другим маленьким песчано-галечным пляжем, намытым с восточной стороны горы и образовавшимся в устье небольшого и тоже пересохшего ручья. Пляжик оказался свободным, и поэтому в этом укромном месте наш Робинзон-Роман разбил своё нехитрое очередное стойбище.

Глянул на часы: весь переход от мыса Кораблика до пляжа возле горы Круглая занял менее двух часов. Довольный результатами, Роман сдержанно-одобрительно оценил уровень своей спортивной формы: не выдохнулся ещё одинокий московский волчара в поисках курортных впечатлений.

Поскольку время приближалось к шести часам вечера, то поход за брынзой, а заодно и гончарной, без примеси песка жёлтой глиной для запекания барабулек с попутным сбором дровишек для костра, он решил не откладывать в долгий ящик.

Ещё в пути к горе Круглой он на ходу перекусил пирожками с капустой от Зурны и запил их терпким тёмным вином от неё же. Так что едва палатка была установлена, а денежки и документы перед этим – припрятаны в песке с галькой под её днищем, Роман положил пятирублёвую монету во внутренний кармашек-гандончик плавок и отправился в путь.

С собой он захватил освобождённый от продуктов пакет, бросив в него пару чистых полиэтиленовых кулёчков, шорты, футболку, верёвочку-шпагат от Зурны и полотенце. Надевать одежду на потное тело не хотелось: он не стал купаться с дороги, решив до сумерек отложить это приятное и нужное дело. К тому времени он успеет и брынзу купить, а на обратном пути и глины набрать, и хворост поискать.

На подходе к овцеферме – не очень большой, как это оказалось вблизи, Романа облаяли собаки, и ему пришлось смирнёхонько постоять на одном месте, пока хозяева успокоят их и отзовут на безопасное расстояние.

Делом обеспечения безопасности тела нечаянного туриста занялся молодой человек лет восемнадцати-двадцати, судя по его лицу. Это был лишь немногим ниже среднего роста, сильно курчавый, кареокий и быстроглазый, со стремительными бровями вразлёт, очень быстрый в движениях, но нисколько не суетливый парень, успевший загореть почти до черноты.

Юркий и довольно крепенький юноша этот почему-то сразу же вызвал у Романа приятную симпатию к своей персоне. Может быть, побудительным мотивом для взаимной доброжелательности стала постоянная, открытая и широкая, вне всякого сомнения искренняя улыбка этого своеобразного темнокожего симпатяги с типично широковатыми и несколько грубоватыми крымско-татарскими чертами лица.

Более приятного вида главный пастух, выглядевший лет за пятьдесят, тоже оказался татарином. Он вышел навстречу Роману, представился Сергеем и проводил дорогого гостя до двузагонной кошары с жилым домиком – небольшой времянкой из кирпичного самана. По ходу дела мужчины разговорились, что и где, да когда и как случилось в мире или собиралось произойти там. Народ на юге общительный, так что соскучившийся по краснобайству пастух явно испытывал дефицит общения.

Приятная торговая сделка состоялась легко и быстро: Сергей тут же вынес из домика молодой брынзы на пять рублей. Роману показалось, что было её существенно больше, чем за такие же деньги можно было купить на рынке. Ну, так ведь торговля на месте производилась без накладных транспортных расходов, всяких наценок и разных налогообложений.

Благовоспитанный и столь привлекательный внешне молодой турист сердечно поблагодарил щедрого хозяина кошары, после чего собрался было в обратный путь. Но Сергей ненавязчиво, с некой хитрецой в улыбке и взгляде предложил гостю увидеть небывалое для столичного жителя зрелище: посмотреть на случку барана с овцой. Мотивировал тем, что у них сейчас у них как раз гон идёт, и это очень занятное дело.

Крымчак без обиняков спросил:
- Ты хотя бы раз видел, как совокупляется баран?
- Нет, – растерянно ошарашился Роман.
- Ну, так пошли, глянем. Я как раз был занят тем, чтобы свести их, а тут ты пришел – уже совсем по-свойски не уговаривал, а распоряжался пастух.

Они обошли обширный, почти круглый по форме загон для овец, и вошли в небольшое «доильное отделение», устроенное под навесом и служившее своеобразной галереей между двумя загонами. В первом вылавливали не доеных овец, а затем выпускали их во второй загон, где для ночного отдыха находилась разномастно блеющая отара примерно под сотню частных овец.

- Как видишь, это древняя и совсем простая технология дойки. Зато при этом не перепутаешь овечек и всех до одной выдоишь. А иначе у не доеной овцы мастит пойдёт, понимаешь? И молоко пропадёт.

С дальней стороны доильного отделения между загонами была отгорожена небольшая площадка, где блеяла одинокая овца. Сергей загнал её туда во время осмотра овец по ходу дойки: по всем признакам подошло её время спариваться с бараном, но днём она не была им охорошена, и это плохо, что даже невооруженным глазом было видно по беспокойному её поведению. Сезон гона у овец не очень продолжительный, и если пропустить его вхолостую, то на следующий год будет меньше приплода и молока, чего пастухам нельзя допускать.

Сергей вошёл в загончик, поймал овцу за шерсть на крестце и привычно ловким движением задрал ей хвост, под которым взору всё ещё несколько ошалевшего Романа бесстыдно открылся островок нежно-розовой кожи без волос. Слегка припухший и источавший слизь детородный орган овцы явно свидетельствовал о полной своей неприкосновенности с момента последних родов – об этом тоном профессионального знатока говорил Сергей.

По словам опытного пастуха, у недавно слученной с бараном овцы это место выглядят по-другому: более сильно припухшим и удлинённым, с неровными краями.
- У нас с этой овцой едва не случился непорядок: пройдёт её срок, овца не забеременеет, и для меня это будет нехорошо. Хозяева этой овцы останутся недовольными моей работой, и на следующий год я могу остаться без доходов, если допущу хотя бы пару случаев такого «брака».

Пастух поглаживал овцу прямо по оголённому месту и не удержался, выдал гостю нескромную информацию о том, что иной раз оголодавшие без женской ласки пастухи сами охорашивают овечек. И продолжил просвещение столичного незнайки:
- Делать это можно, конечно, если уж так сильно приспичивает, и это понятно, все мы люди.  Но можно только после того, как барашек своё дело сделает. Ха-ха! – смех Сергея прозвучал наиграно-фальшиво, и Роман поднапрягся, почувствовав в нём двусмысленные нотки.

– А на днях, слышь, я застукал, как этот Женя, гм... – и Сергей ткнул в сторону парня, чем-то занятого по ту сторону пустого загона, – ну, как Джанбек этим самым делом занимался с вообще ни разу не тронутой овечкой-первоходкой. Ха-ха! А ведь это очень нехорошо! Ха-ха! И он прекрасно знает про это! Ха-ха! Но его на целочку потянуло! Ха-ха! И как тебе такое дело нравится? Ха-ха!

Роману стало неприятно из-за этих липко-дурацких смешков Сергея и из-за глупого проступка Жени: такой обаятельный с виду парень, а вот, поди же ты, что он вытворяет, зоофилией увлекается.

Впрочем, Роман давно знал, что на Востоке иметь дело с ослицами – это старинная норма возмужания, можно сказать. Причём, такой нестандартный опыт получают мужчины в возрасте от парней до аксакалов – все, кто по разным причинам испытывает недостаток в постельных утехах.

Да и служивые итальянцы в древние времена во время своих имперских завоевательных походов занимались этим делом с армейскими козами – лишь потому, что те были достаточно подвижными и неутомимыми в пути и совершенно неприхотливыми насчёт кормёжки.
А чем хуже в этом отношении столь близко родственные им овцы?

Роман ещё раз внимательно посмотрел на поближе подошедшего к ним Джанбека. Тот невозмутимо занимался привычным для себя делом: укреплял и поправлял ограду пустого загона. И для себя непонятно почему, гость поинтересовался у Сергея:
- А как часто он... ну, такое... это самое делает?

- Пару раз видел – невозмутимо ответил Сергей, будто говорил о самом обычном для него явлении. – Но в тот раз я поймал его прямо на ярочке (нерожавшей овце) и сильно наказал дурака. Его яички и попка лучше всего про это знают, – и Сергей недовольно посмотрел в сторону столь странно сексуально озабоченного юнца. – Ты только посмотри на него: ростом мелкий такой, а такой горячий, что только и подавай ему овец. Но если мне не сдерживать его и по шее не давать, то он всех овец перепортит. И будет мне за это дело потом только на червивые орехи ...

Сергей лишь на миг призадумался и продолжил:
- А с другой стороны, пусть он пользует овец после случки с барашками, я ему об этом сам сказал. Это всё же лучше, чем он руками будет у себя в штанах блудить. Да-да, он такой. Ты и сам видишь, какой буйный у него возраст...

(продолжение следует)