Раевский и бабка

  Раевский не любил бабок. От них веяло могилой, причем неухоженной. Нежизнью, но и не смертью. Бабки двигались, дышали на Раевского, в тесноте городского транспорта всегда прижимались к нему, выдыхали неухоженномогильный дух Раевскому прямо в лицо, а вдыхали его чистоту, выбритость. Жизнь Раевского по глоточку вдыхали. Однажды одна бабка в трамвае протиснулось, как обычно, под самый нос, но почему то ничего не выдохнула. И не вдохнула. Раевский опустил взгляд и увидел, что у бабки закрыты глаза. Он не знал что делать, радовало что следующая остановка его. Бабка, скорее всего, умерла. Прямо под носом у Раевского. Протиснулась и умерла, а не падает потому, что её подпирают прочие граждане, в том числе Раевский. С олимпийской прытью выскочил он из трамвая. Бабка нет, не упала. Правда и глаз не открыла. Раевский отбежал чуть подальше от остановки, вытянул шею в сторону уходящего трамвая. Беспокойства там не было, бабка даже шевелилась, но это, наверное, от толчков. Может, всё таки живая, просто уснула, дыхание чуть-чуть задержала? Раевскому хотелось, чтобы эта бабка выжила. А вот насчет своей соседке по подъезду он желал обратного. Потому что ему надоело выходить из квартиры или заходить в подъезд постоянно прислушиваясь, оглядываясь — не затаилась ли где соседская бабка? А та умела спрятаться, а потом возникнуть перед соседом, точно из под земли.
- Борис Петрович, Боря, что это у тебя в пакете? — спрашивала бабка у Раевского, называя его двойным именем.
- Так, по мелочи, — отвечал Раевский.
Деваться ему было некуда. Бабка заходила с ним в лифт и припирала в угол.
- Может вина купил? Сладенького? Угостил бы, по соседски!
- Нету у меня вина. Не покупал я его.
- А что это звенит тогда?
Бабка торк Раевского своим ветхим тельцем — в пакете и в самом деле зазвенело.
- Это олифа, — отворачиваясь, но при этом громко, внятно, произносит Раевский.
- Вино такое?
- Защитное покрытие, лак. — пытается объяснить Раевский.
- Вот я и говорю… Угости!
Хочется Раевскому в самом деле купить олифы ( или ещё какой смазки ), влить в бабку, угостить по полной.
- Извините, всего доброго! — Раевский выскакивает из лифта на своём этаже, скрывается в квартире.
Бабка ещё что то бормочет, явно неодобрительное, несколько раз укоризненно, зло повторяет Борис-Петрович-Боря.
 
   Дома Раевский достает из пакета водку с пивом. Тяжело вздыхает. Тут же звонок в дверь. Борис Петрович даже к глазку не подходит. Не хочет видеть бабки, слышать её бормотание… В тот вечер напивается капитально, никому не звонит, засыпает до самого утра.
      Раевский любил мечтать, читать, спать. Всё остальное не очень. Учиться в аспирантуре ему нравилось именно поэтому — хватало времени на все три занятия. Утром не удержался, после завтрака открыл таки купленную накануне бутылку водки, отпил прямо из горла. Сразу хорошо стало, тепло, сердечно. Если бабка в дверь позвонит, то можно стакан ей поднести. Из милости, вальяжно так — пей старушка, по случаю моего хорошего утреннего настроения. Но в дверь никто не звонил.
 
    До обеда Раевский пролежал на диване с книгой. Утопический социализм изучал. Точнее, просто листал. Надо было что то там из аспирантурой необходимого читать, а он в утопический социализм углубился. Отложив социализм, взялся за телефон. Набрал, но на том конце даже гудков не было. Точно не живому человеку звонил, а в могилу неухоженную, которой от бабок пахло. Настроение испортилось от этой могильной тиши на том конце. Ещё полгода назад всё шло, как нельзя лучше. Профессор Голиков чуть ли не на руках носил, усыновить был готов, так как сам являлся бездетным. Повезло и с научным руководителем, и с темой диссертации. Сошлось, как в пасьянсе, совсем независимо от самого Раевского. Но и сам Борис не сплоховал, занимался , можно сказать, самозабвенно. Забыв про себя, про свои личные потребности.
 
- Борис Петрович-Боря!
Не успел Раевский из подъезда выйти, бабка таки сверху окликнула. Воспитание не позволяло Раевскому хлопнуть дверью, отозвался, хоть и без особой любезности.
- Что вы хотите?
Бабка мелкой рысцой спустиласьсь к нему, точно дефективная обезьянка прискакала.
- Знаешь, Боренька, кто жених у внученьки моей?
Раевский дёрнул шеей, заврощал глазами, но остался на месте. Не было у бабки никакой внучки. Может, когда то и было, но давным-давно сбежала от сумасшедшей бабки. Бабка про внучку часто рассказывала, что та какой то там экономист, очень хорошо зарабатывает, работает в каком то крупном бизнесе, но никак замуж выйти не может. Эту историю Борис слышал уже раз в пятнадцатый. И неинтересно ему было выйдет замуж внучка-экономист, не выйдет, существует ли вообще в природе. Всё равно было Раевскому. Но бабку от новости распирало, со всем миром поделится хотелось. Попался один Боря Раевской.
- Так, вот! Жених моей внученьки — Чикурда! Видел его по телевизору?
Телевизор Раевский не смотрел сто лет. У него вообще телевизора не было. Но про этого Чикурду Раевский слышал, даже видел когда то. Лохматый, небритый, что то хрипел, на ком то верхом ездил. И он жених экономиста-внученьки?
- Чикурда - жених наш, сейчас у меня, здесь, отдыхает, — бабка кивнула головой вверх, в сторону своей квартиры, — Вот он отдохнёт и тогда всем покажет!
Бабка аж кулачок вверх вскинула. Всем! Кто смеялся, кто морщился, слушать бабку не хотел, дверью перед её носом хлопал.
- А что он покажет? — искренне поинтересовался Раевский.
- Покажет, покажет, — уверенно закивала головой бабка, не отвечая при этом на вопрос Бориса.
- Я пойду, — дернулся к дверям Раевский.
- Подожди! — цепко схватила его за локоть бабка, — Если угостишь меня водочкой, которую ты вчера купил, я тебе золото покажу! Настоящее! По наследству осталось мне, да мне его столько не нужно.
- А вы его Чикурде подарите, — впервые улыбнулся Борис.
- Так у него своё некуда девать! — аж подпрыгнула бабка, — А я лучше с тобой поделюсь!
- Спасибо, не … — начал картинно отказываться Раевский, да вдруг осёкся.
В пальцах у бабки, откуда не возьмись, сверкнул жёлтый цилиндрик. Совсем не вязался он ни с сморщенными, грязными руками, ни с общим бабкиным видом. Гладенький, точно из настоящего золота. Откуда он у бабки?
- Дайте посмотреть! — потянулся Борис к цилиндрику.
- Э, нет! — бабка сжала кулачок, жёлтый цилиндрик исчез, — Давай, неси ко мне в квартиру водочку — я тебе и другие сокровища покажу!
Раевский заколебался. Кто бы мог подумать, вдруг там , у бабки, и ещё что-нибудь есть?
- К тебе нести? Так у тебя же Чикурда!? — улыбнулся Борис, но уже иной улыбкой.
_- Он отдыхает и нам не помешает!
   Махнул Борис рукой на всё - на библиотечный день, на приятное вечернее чтение, на обед в кафе. Очень уж это жёлтое, блестящее заинтересовало его.
 
    Войдя с бутылкой в квартиру бабки, Борис понял, что никакого Чикурды нет. Пусто, темно, нечисто в квартире. Близко сюда не то, что телевизионный шоумен, не всякий бомж сподобиться в гости зайти. Раевский даже не стал спрашивать, где Чикурда, сразу прошёл на кухню. Там ещё грязнее, чем в коридоре, запахи гнилья само собой. Но отступать Раевскому было поздно. Бабка захихикала, разлила «сладку водочку».
- Давай за здравие, Борис Петрович, за твоё, за моё!
- Ваше здоровье! — поднял свой фужерик Раевский.
Выпили почти одновременно. Бабка хихикать продолжала, ладошками себе по коленям стала прихлопывать. Раевскому сильно не по себе стало. В пляс с бабкой не хотелось. А захотелось в туалет. Извинился, пошёл искать.
  В туалете было неожиданно свежо. Точно им никто особо и не пользовался по назначению. Сделав там нужные дела, Раевский решил помыть руки. Кран в ванной не работал. Когда Борис возвращался на кухню, то заметил у дверей комнаты огромные мужские ботинки. Грязные, без шнурком. «Сорок восьмой , а то и пятидесятый размер!» — мысленно ахнул Раевский, опасливо косясь на двери.
- А где Чикурда? — спросил Раевский, вернувшись к бабке.
- Отдыхает! — ощерилась в сторону комнаты бабка.
Раевский прислушался. Тихо. Точно никого, кроме них с бабкой и нет в квартире. А ботинки тогда чьи?
- Отдохнёт и всем покажет? — уточнил, подмигивая Раевский.
- Всем покажет! — закивала бабка.
- Что покажет? — второй раз задал этот вопрос Боря-Борис Петрович.
- Всё покажет! Всем… Что заслужили , то и увидят.
Раевский аж весь передёрнулся. Бабка оказалась с философским, да можно сказать, и с абстрактным мышлением. Все увидят, что заслужили. А он, Раевский, что заслужил?
- Ну, а вы мне золото покажите! — перешёл наконец к главному Борис.
- Вот ещё немножечко выпьем и покажу!
Разлили. Произнесли. Бессвязное что то, но доброе, под водочку подходящее. Выпили.
 
  Завязать с аспирантурой. Не идёт работа. Мысли куда то все разбежались. Почему? Когда? Ушла жена, сразу к нему, к Раевскому стали приближаться бабки со своим могильным запахом. Сжимают вокруг него кольцо, а он только морщиться, да головой вертит. Ему бы вырываться надо из кольца, к своим пробираться. А к каким своим? К бывшей жене? К научному руководителю? Так они оба к нему давно интерес потеряли. Жена чуть раньше, профессор Голиков попозже.
- Где золото? — захмелев, Раевский стал уверенней в себе и твёрже.
Пить с бабкой было неприятно, видеть у двери огромные мужские ботинки ещё неприятнее.
- Ну, смотри! 
Бабка поставила перед Борисом блестящий цилиндрик. А ведь и в самом деле золото!? Откуда!? Нет, не подделка, подделка бы так не блестела. Хотел было Раевский взять жёлтый предмет в руки, но бабка живенько цапнула его обратно.
- Посмотреть дайте.
Канючливо это у него вышло. Унизительно. А бабка раз и поставила перед Раевским коробочку с другими блестяшками.
-Откуда!? — воскликнул Борис, не веря своим глазам.
- Осталось, от матушки с папенькой. Ещё в ту эпоху…
Нет, не подделка. Раевский не особо в драгоценностях разбирался, но тут понял — всё подлинное. И у кого такой клад!? Где внучка с женихом!? Вдруг в самом деле объявятся, им такое счастье выпадет. Смотрел Раевский на блестящие камешки и не осознавал, что кольцо вокруг него окончательно смыкается. Не золотое, кандальное.
- Давай-те ка, я заберу у вас коробочку…. А вам… Ещё водочки принесу, вина, — залопотал Борис.
- Много принесёшь!? — не поверила бабка.
- Много!
   У Раевский был неприятный опыт со всяким антиквариатом. Ещё до развода с женой познакомился Раевский с весьма интеллектуальной женщиной. На выставке. Сама по себе выставка была какой то утлой, скучной. Как то сами ноги принесли Раевского к тоскливой картине с фиолетовым солнцем и багрово-изумрудной радугой. Около картины тоскливая женщина с очень красивыми, задумчивыми, глазами.
- Лучшая картина на выставке, — повернулась к Раевскому тоскливо-красивая женщина, — Согласны?
Раевский согласился, хоть картина по его мнению была так себе. Женщина сказала, что её зовут Марина. И пригласила в гости. Дорогой сообщила, что её бросил муж, а ребёнок умер. И папа умер. А папа был заслуженный художник. Теперь Марина не может подолгу быть одна, ей хочется говорить, в основном об искусстве, живописи, кинематографе. И пить водку. Коньяк тоже. Пиво нет… Хотя можно и пиво. Борис купил это всё на свои деньги и они очень неплохо провели вечер. Потом Ревскому нужно было уходить. Пьяная Марина не хотела отпускать его, говорила, что если он уйдёт — она покончит с собой. А если не уйдет, Марина подарит ему весь антиквариат покойного папы. Всю его коллекцию. весь архив. Борис с первых минут нахождения в Марининой квартире, обратил внимание, что она вся она уставлена статуэтками, на стенах многочисленные картины, пейзажи, небольшие портретики. Вообще много всего — покойный папа в самом деле был знатоком и любителем искусства.
- Всё подарю тебе!!! — кричала Марина.
- Не нужно, — засмущался Борис.
- Давай ещё выпьем! — женщина схватилась за коньяк.
Раевский чуть поколебался, но потом сообразил, что выпившая Марина окончательно захмелеет, её можно будет уложить спать, а потом спокойно отправится домой к жене. Но не тут было — приняв коньяк Марина разошлась ещё сильнее. В итоге Борису пришлось спасаться бегством из набитой раритетами и антиквариатом квартиры. Несколько дней он пытался забыть Марину, но её блестящие, тоскливые, огромные глаза не покидали памяти. Даже приснились. На шестой день Борис не выдержал и позвонил Марине. Никто не ответил. Позвонил через час — опять никто. Раевский стал волноваться, следующим утром, вопреки здравому смыслу, поехал к ней, так как адрес хорошо запомнил. Звонить в дверь оказалось лишним — только Раевский приблизился к Марининому жилищу, ему навстречу вышел верзила, очень непохожий на искусствоведа. При этом подмышкой от тащил сразу две картины, а в свободной руке статуэтку, изображающую танцора. Раевский поздоровался, верзила что то буркнул в ответ, обезьяньим прыжком вскочил в уже закрывающийся было лифт. Раевский вошёл в незапертую квартиру. Там он увидел сидящую на диване Марину. Она одновременно курила и произносила какие то бессвязные фразы. По полкам и шкафам шарил второй верзила. Раевский поздоровался. Марина не обратила на него никакого внимания. А второй верзила, отложив своё занятие, сделал шаг к Раевскому.
- Привет! — сказал верзила и сразу же зарядил Борису в челюсть.
Никогда не занимавшийся боксом, не умеющий держать даже лёгкие удары, Раевский рухнул без чувств. 
   Потом были люди в форме, следователь, даже служебная собака. Оказывается, Марину ограбили, а Раевский был теперь главным свидетелем. Накануне вечером Марина познакомилась с двумя приятными молодыми людьми. Вечер они провели весьма весело, а утром приятные молодые люди вынесли почти весь антиквариат. Началось следствие, всё дошло до жены. Впрочем, у них и так, дело шло к разводу, а тут просто ускорилось. На суде грабители оправдывались, дескать, Марина сама им всё подарила. А дурака Раевского они сами приняли за разбойника — чего это тот приперся в квартиру посторонней для него женщины!? Следствие и суд оказались на редкость унизительными для Раевского мероприятиями. Ему было стыдно. Перед всеми, включая воров и следователя. Было жаль Марину. У неё на самом деле два года назад умер ребёнок.
 
 Выпив очередную рюмку, Борис вновь порекомендовал бабке махнутся с ним — шкатулочка ему, много водки, вина, чего там ещё её душа с организмом желают — бабке. 
- Не-ет, — чуть нараспев произнесла бабка.
У неё был всё тот же бессмысленный взгляд, суетливые движения, она покряхтывала и икала. Раевскому всё это надоело. Он быстрым движением сгрёб шкатулку. Бабка тут же вцепилась ноготками в кадык Бориса. Раевский закашлялся, ударил бабку неумело — не столько ударил, сколько оттолкнул. Бабка же сдаваться не хотела, казалось она имела изрядный опыт подобных потасовок. Схватив почти допитую бутылку бабка ударила кашляющего Раевского по голове. Но силёнок всё же было мало. Раевский удержал равновесие, вырвал у бабки бутылку, сам ударил. Изо всех сил. Бабка осела, растянулась на заляпаном невесть чем полу. Вытянулась, с открытым ртом, остекленевшими глазами. уставилась на Раевского...
    Всё…
 
   А собственно говоря, что всё!? Родных у бабки нет, мифическая внучка не в счет. Хватятся не скоро. Когда хватятся, то может и вскрытия делать не будут. Чтобы себя не перетруждать, лишнего дела не заводить. Умерла старушка от старости или сама упала да убилась. Такая версия всех устроить. Особенно Раевского, Он даже усмехнулся. Шкатулочка и цилиндрик были в его руках. Сейчас он выйдет с ними из бабкиной квартиры, захлопнет дверь… Что то побудило Раевского подойти к двери комнаты, возле которой стояли ботинки пятидесятого размера. Приоткрыл Раевский дверь, слегка приоткрыл, лишь проверить, убедиться, что комната пуста. Но тут дернул кто то очень сильный на себя дверь, Раевский, держась за ручку, влетел в комнату. Там перед ним оказался высоченный, под самый потолок, полуголый мужик в одних брюках. Клочкастая борода, длинные патла, безумный взгляд. Перед Раевском был ни кто иной, как Чикурда! Тот самый, из телевизора!
- Чего спать не даешь? — спросил Чикурда.
Раевский затрясся. С Чикурдой ему было не справится. Можно, конечно, пожелать ему спокойной ночи, но ведь рано или поздно Чикурда опять проснётся, найдёт мертвую бабку, опишет следователю приметы Раевского… Поскольку Чикурда известный медийный персонаж следователь и опера будут работать на совесть, найдут Раевского в два счёта… Не был никогда Раевский бойцом, но тут ударил Чикурду острым краем шкатулочки точно в висок!
 
    Подбежав к двери, Раевский прислушался. Надо, чтобы никого на плошадке не было, чтобы никто Раевского не видел. Но за дверью послышались голоса:
- Серафима! Кто это у тебя там буянит? Открой, это мы, соседи.
Раевский тяжело выдохнул, шкатулочка упала на пол. А за дверью продолжили:
- Как будто дерево уронили на пол. У нас люстра упала, штукатурка посыпалась.
Дерево это Чикурда. В самом деле, знатно упал.
- Надо полицию вызвать! — продолжали за дверью.
- Уже вызвали!
Раевский метнулся к окнам. Шкатулочку с собой,, за пазуху. Если растворить окно, то не очень высоко до заснеженных гаражей. Прыгнуть, успеть скрыться до полиции. А что ещё остаётся!? Раевский растворил и прыгнул. Сумел удержать за пазухой заветную шкатулку. Удачно приземлился на заснеженный гараж. Теперь на тротуар! Да только поздно — у крайнего гаража притормозил джип с надписью «полиция». Вылезли сотрудники — группа немедленного реагирования. Тренированные парни в касках, бронежилетах, с укороченными десантными автоматами. За ним, за Раевским. Могут застрелить, если сопротивление окажет. Только Раевский к сопротивлению не способен, не его это занятие. Прыгать обратно в окно высоко… С поднятыми руками спустился Раевский к бойцам, старшему отдал шкатулку.
 
    Следователь привычно заполнял бумаги. Раевский уселся на пол, но старший группы захвата пересадил его на вонючую, прожжённую сигаретами тахту. Борис закрыл лицо руками, на нём было два трупа. Как это получилось? Ведь он такой робкий, неумелый во всяких рукопашных делах… Теперь пожизненное. Но что это? Кудахтающий, шепелявый говорок с кухни:
- Это я сынков сама пригласила! Выпили, повздорили немного! Сынки не виноваты! А коробочку я ему только посмотреть дала, только посмотреть! Сама дала, не виноватый он!
Это воскресшая бабка оправдывала,его, Раевского!
- Свои драгоценности лучше спрячьте! И заприте на ключ! — отвечал бабке строгий офицерский голос.
Раевский отнял ладони от лица и тут же увидел, как из комнаты выводят Чикурду. Тот по прежнему был в одних брюках, а его босые немытые ступни в самом деле имели пятидесятый размер.
- Повезло тебе, алкаш — собутыльница тебя выгораживает, в обиду не даёт! — хлопнул Раевского по плесу здоровенный молодой сержант. И тут же поворачивается к Чикурде, секунды две разглядывает его от спутанных патл до немытых ступней, задаёт вопрос уважительно-полицейским тоном:
- А вы тот самый… Чикурда?
В ответ лишь мотание нечёсанной головой. Хриплый ответ:

    - Я не Чикурда, я Волопасов.

«Волопасов… Не Чикурда… Не пожизненное… Вообще ничего...» — проносится в голове Раевского. Сколько приключений, сколько мужского, бандитского драйва за один день… Нет, по утрам пить нельзя — на подвиги разбойничьи тянет, а бабка в следующий раз может и не захочет выручить!
- Не Чикурда, — повторяет сержант офицеру, — Волопасов какой то, вот его документы!