Эмпат Тридень. Рассказ - 2

4

Где-то за ухом в затылке возник тонкий писк. Он распространился на весь затылок, потом спустился до первого шейного позвонка, заполнил его и начал медленно сползать вниз по позвоночнику. Эмпат постарался выпрямить спину на каменном ложе, чтобы облегчить проникновение втягивающего в канал сигнала. Весь позвоночник должен быть наполнен звуком, звоном,  отсюда и его название – «позвоночник», иначе эмпат не поймает резонансы через каменные толщи. Пальцы рук уже окаменели, сжимая голубые кристаллы ментальной связи. Писк усиливался. Сейчас прозвучат три удара безмерно далёкого колокола, стихнет биение собственного сердца и начнётся сеанс.
Собственное «пси» исчезло в общем, которое расползалось по всей планете, собирая мозаику Подземелья из распростёртых на каменных плитах тел – Коллегию эмпатов. Обычные дежурства в эмпат-сети проводились в узких каменных креслах-шезлонгах, они не требовали глубокого погружения, которого можно было достичь только на ложе. Ложе стояло в отдельном гроте. Оно находилось внутри  каплевидного бокса с сапфировым покрытием. Сейчас крышка бокса была поднята, и было впечатление, что черная плита с телом эмпата покоится в раскрытом яйце.
Колокол всё не звучал. В переполненном писком позвоночнике родилась тупая боль. Тридень ощутил её и понял, что вход в сеанс сейчас не получится. Что-то пошло не так. Сознание комком выбиралось из плена общего омута, в которое уже было втянуто и частично растворено. Боль в позвоночнике – плохой симптом, хорошо, что она на время теста канала проявилась, а не в рабочей ситуации. Но теперь ему, Триденю, решать: отказываться от делегатства и председательства, или нет.
Мысленно прокатывая по позвоночнику сильные волны тепла и холода поочерёдно, эмпат добился полного исчезновения ощущения писка и встал. Аккуратно положив голубые кристаллы в предназначенные для них углубления, он накинул свой плащ и вышел из грота. Предстояло собрать всю ячейку эмпатов и поставить перед фактом: от них делегата на Коллегии не будет, если не найдётся замена. Тридень сильно подозревал, что замены не найдётся.
За спиной с мягким стуком опустилась крышка бокса и погасло освещение грота. Молодой эмпат оглянулся на черноту входа, особенно густую в сумеречном свете Заповедника. Специальные излучатели на земле заставляли светиться бирюзой солевые кристаллы на верхнем своде пещеры, создавая слабое подобие северного полярного сияния на поверхности.  Взгляд эмпата заскользил по привычным очертаниям и  вдруг заметил, что со стороны Дальних Разломов поднимается густой туман. Собственно, туманная дымка силовой завесы там всегда стояла, но сейчас она перестала быть дымкой. Тридень прислушался: сигналы тревоги молчали.
Некоторое время он стоял, наблюдая за движением будто бы живого дымчатого существа между глыбами проходов, потом решил подойти ближе, насколько позволит заграждающее силовое поле. Никаких благоустроенных троп туда не вело, пробираться приходилось по острым камням и обломкам кристаллов. Через некоторое время эмпат стоял перед указателем «Проход закрыт» и слушал сообщение автоинформатора, что дальнейшее продвижение невозможно. Как бы не так! Видимость была несколько метров, но за указателем начиналась гладкая дорога. Никакой опасности впереди себя эмпат не ощущал. Внутренние сомнения вдруг исчезли, и Тридень сделал шаг в туман.
Он не мог сказать, сколько он шёл, но, обогнув несколько возникших перед ним глыб и скал, понял, что заблудился. Это было очень странно, потому что эмпат всегда точно чувствовал север-юг, как стрелка магнитного компаса. Видимость упала до метра. Вдруг прямо перед ним возникло что-то похожее на вытесанные ступени лестницы. Отбросив раздумья, Тридень решил подняться по ней, рассудив, что наверху туман будет слабее и даст что-то рассмотреть.
Подъём оказался долгим, но не сложным, лестница вывела на треугольную площадку с металлическим барьером – явным признаком рукотворности. С одной стороны площадка граничила с позеленевшими от старости створками гермозатвора. Эмпат их внимательно осмотрел и попробовал рукой очистить место, где, про его мнению, могли быть датчики или какие-то иные способы открытия. Тщетно, их не нашлось.
Туман на это высоте был реже, эмпат увидел, в каком направлении надо возвращаться, но понял, что потеряет его, как только спустится вниз. Увы, ориентироваться он не мог. Сев на верхнюю ступеньку, Тридень задумался. Если его начнут искать, то он услышит эмпатический зов и откликнется. Передать тогда коллегам, что к указателю надо привязать шнур, он мог, а дальше что? Если туман не рассеется, то где гарантия, что спасатель выйдет точно к нему, а не куда-либо ещё? Эмпатический зов не мог дать направления, он со всех сторон звучит.
Неожиданно Тридень ощутил, что краснеет: на заблудившимся эмпатом все подземелье будет смеяться, а заблудившийся Председатель Коллегии – это вообще нонсенс. Рука машинально погладила совершенно не тронутый временем столбик ограждения и ощутила на неё какую-то гравировку. Эмпат откинул капюшон и изогнул голову, чтобы посмотреть. «МА, 2180». Тридень сперва подумал, что цифры обозначают год, но на соседнем столбике обнаружилась гравировка «МА,2181». Всего было двенадцать столбиков. Эмпат внимательно осмотрел всю ограду площадки. Столбики венчали металлические шары, на верхушках которых были углубления, как кнопки. Между собой шары были связаны жгутом из какого-то блестящего материала, в жгуте Тридень насчитал двенадцать волокон. «И нас, эмпатов, тоже двенадцать», – подумал он, но развития эта мысль почему-то у него не получила. Вскочив на ноги, эмпат застучал кулаком в гермозатвор, но с таким же успехом мог стучать в гору.  Его вдруг хватила волна паники, с которой он с трудом справился. Паника у эмпата?! Или он уже не эмпат? В полном изнеможении он закрыл глаза,  прислонился к уходящей в молоко тумана круче и машинально положил руку на крайний шар ограждения. Рука ощутила тепло, и Тридень ощутил прилив сил. Шар светился и грел.
Тридень положил на шар другую руку, и вдруг из углубления, которое он принял за кнопку, возник световой столб с крохотной фигуркой эмпата в плаще с капюшоном внутри.
«Спрашивай, Председатель!» – повелительно прозвучало в голове.
«О чём будет дозволено спросить?» – осведомился Тридень, настроившись на мыслеречь.
«Председатель может спросить обо всём».
«Где выход у Подземелья?»
«Председатель стоит перед ним. Уходящий, пусть уходит, приходящий – пусть придёт».
«Это выход на Поверхность?»
«Нет».
Ответ озадачил. Тридень решил проверить остальные шары, но под его руками оживал только один из них. Смутная догадка опять шевельнулась в голове.
«Я могу открыть гермодверь?», – спросил он, вернувшись к «своему» шару.
«Уходящий может открыть».
Он, Тридень, явно не уходящий. Ему дверь не откроется, факт.  Вдруг вспомнилась формула, которую произносили на Посвящении: «Спустившийся по лестнице, даём тебе имя Тридень…» Спустившийся по лестнице? Не этой ли, на которую он забрался в тумане?
«Куда предлагается выход?» – снова спросил он шар.
«Эмпат знает».
Тридень убрал с шара руки и он погас. Тогда эмпат нагнулся, чтобы рассмотреть «свой» шар поближе, и на полированной поверхности сферы увидел искажённое лицо. Почти плоское, безносое лицо урода-киборга с красным пятном камеры «третьего глаза» на лбу и безгубой щелью вместо рта. 
Потрясение оказалось слишком сильным. Когда Тридень пришёл в себя и снова положил руки на шар, то он ответил ему безмолвием. Но поверхность сферы на сей раз отразила узкое некрасивое безбровое  лицо совершенно лысого молодого человека со впалыми щеками, заострившимся носом, потухшим взглядом выпученных глаз и искусанными в кровь распухшими губами. Но стоило закрыть глаза, как перед взором возникал облик страшного киборга.  Тридень нащупал рукой нос и убедился, что его нос на месте. Кровь с губ измазала руку.
Посмотрев вокруг себя, Тридень обнаружил, что и туман почти рассеялся. Дойти до указателя теперь ничего не стоило. То, что он принял за гермозатвор, теперь казалось куском скалы с причудливым рельефом, похожим, правда, на рельеф гермодвери  старинного убежища, а само ограждение площадки – простейшим леерным ограждением. Лестница казалась натуральной лестницей, поколебавшись немного, Тридень боком спустился по ней вниз, держась рукой за стену.

5

Ночью в эмпат-ячейке на Кере-Ньяга был переполох. После нескольких неудачных попыток контакта с избранным Председателем, Коллегия запросила его ячейку по общей эмпат-сети. Дежурный получил просьбу найти Председателя, но оного ни в личном жилище-бочке, ни в гроте с каплевидным боксом  не оказалось, и даже для группового  эмпат-контакта он оказался недоступен. Когда все эмпаты ячейки признали своё бессилие найти Триденя, подняли тревогу по поселению. Одна из поисковых групп на границе с запретной зоной наткнулась на бесчувственного Триденя, обнимавшего запрещающий указатель. От сунутого под нос нашатыря из аптечки первой помощи, Тридень чихнул, скривился, но не очнулся. Тогда спасатели его притащили на носилках, наспех сооруженных из взятых с собой поисковых щупов и ленточных строп. Встретившие их на полдороге к жилым секторам поселения эмпаты обнаружили, что они не могут прикоснуться к сознанию пострадавшего: оно оказалось наглухо заблокировано для внешних контактов.  Стало ясно, что председательствовать он никак не может. Десять эмпатов (одиннадцатый нёс дежурство по эмпат-сети) в плащах понуро стояли, ожидая, когда запущенный снова рандомизатор сделает выбор и снимет с поверженного неизвестными силами коллеги чин Председателя. Наконец, такое сообщение пришло, что вызвало общий вздох облегчения. Пострадавшего унесли на диагностику в «медчасть», как именовался кусок коридора на третьем ярусе гостевого сектора, отгороженный перегородкой с эмблемой Службы Жизни.
Тваал узнал о случившемся утром, когда медики с Поверхности уже забрали пострадавшего, который так и не пришёл в чувство. Эмпаты не возражали: он открыл лицо, возможно, увидел себя и потерял, как они считали,  свой эмпатический дар, поэтому и произошла блокировка сознания. Больше бывший коллега их не интересовал. Взывать к морали было бесполезно. Геофизик был потрясён проявленным равнодушием эмпатов к судьбе Триденя.
– Чурки, просто, настоящие чурки в капюшонах! – гневался он, искренне переживая за молодого подземника, к которому успел привязаться. – Это же человек, а не робот! Да иного хорошего робота тоже по-человечески жалко. Чурки эмпатические!
Своими переживаниями Тваал поделился со своим учеником Патриком Мбаа, который пришёл в переговорную в середине дня. Однако, Патрик отреагировал несколько иначе.
– А что его могло заставить нарушить запрет, и где он мог увидеть своё лицо? – спросил он. – Зеркал, насколько я знаю, у них априори нет, в водопад смотреться проблемно, так где он увидел себя?
Тваал выжидающе посмотрел на ученика.
– Я просто по своей духовной родовой практике знаю, насколько сильны бывают ментальные запреты, – продолжил Патрик. – Некоторые можно нарушить только ценой собственной жизни. Мне жалко парня, но тут может быть именно такой случай. Его нашли на границе той самой закрытой зоны, которая вас интересует, Учитель? В Дальних Разломах?    
Тваал молча кивнул.
– Скорее всего, ответ надо искать там, – вздохнул Патрик. –  В Дальних Разломах.
– Я не сомневаюсь, что там, – согласился геофизик. – Только у меня туда доступа нет, а если сам пойду, то Подземелье меня сразу объявит персоной нон грата, выставит вон  и будет совершенно право.
– А этого эмпата за нарушение запрета оно персоной нон грата не объявит? Или у них на эмпатов запрет не распространяется, Учиптель?
– Не знаю, Патрик.  Если несчастный Тридень выкарабкается из этой истории, то вряд ли он вернёт себе статус эмпата и вспомнит, что с ним случилось. С этими эмпатами в Подземелье вообще странная история. Я понимаю, что важна ментальная связь, душевное равновесие в сообществе, но откуда Подземелье берёт эмпатов-то? Вот вы, Патрик, родовой шаман, откуда племя Мбаа берёт себе новых родовых шаманов?
– У нас это просто делается, – улыбнулся Патрик. – Действующий родовой шаман осматривает всех младенцев мужского пола и уже в младенчестве намечает себе будущих помощников по обрядам и родовой  пещере. Когда дети подрастают, то им предлагается посильное участие в действах, в ходе которого происходит естественный отбор. Кто-то из них может со временем стать новым родовым шаманом. Со стороны, может, смешно, двадцать третий век начался, в космосе целые города, а у нас шаман с бубном перед родовой пещерой пляшет. Кому-то экзотика, но древние корни нужно беречь, чтобы сохранить род. Иная птичка высоко летает, но спускается на землю высидеть птенцов и продолжить род. Мы ради высокого неба землю бережём, Учитель.
– Мда, занятно, – протянул Тваал. – Но Подземелье младенцев для эмпатов не отбирает, точно знаю. Более того, когда они пару веков назад массово  уходили под землю, то никаких эмпатов среди них не было. Были миссионеры-духовники, куда они потом делись, – не знаю, подземными религиями никогда особо не интересовался.
– Всё течёт, всё изменяется, – отозвался Патрик. – Учитель, я вижу, что вы хотите, чтобы я чем-то из родовых практик помог вашему другу-эмпату? Сразу скажу, что это невозможно.  Вне своего рода я только скромный математик.
Обсудив новое задание на математическую модель, Патрик ушёл, а Тваал, проводив гостя до установленного Подземельем места,  вернулся в свой «кабинет» и послал в Союз Континентов просьбу взять лечение эмпата Триденя на особый контроль.  Случившееся скомкало намеченное на день. Пока не прибежала откуда-то дочка, Тваал сидел, тупо гоняя на экране терминала разноцветные шарики.
– Папа! – возникла на пороге Аала. – Ты знаешь, что эмпат Тридень заболел, и его увезла Служба Жизни?  Все только об этом и говорят.
– Знаю, маленькая, – кивнул головой Тваал.
– А что с ним случилось? Он же был здоров?
– Никто толком не знает, дочка.
– Папа, я видела я ребятами, как его проносили наружу. Я прикоснулась к нему, и он мне послал несколько образов. Туман, лестница, какой-то страшный киборг…
– Постой, доча… Как это: ты прикоснулась?
– Папа, я просто представила, что снова стою рядом с ним у водопада.
Аала снова куда-то убежала, а Тваал стал ещё более мрачен. Туман, лестница, киборг? Что за дикий набор?  Если спросить про него эмпатов, то они сразу просекут, откуда информация, а допускать их до собственной дочери Тваал не хотел. Ему, как никому другому с Поверхности, уже стало ясно, что эмпатическое «благополучие» поселян не служит их развитию. Там, где нет движущих противоречий, нет развития. Земная история учит, что застой – порог краха общества. Так в истории было не раз, осознавать, что  это и происходит в рамках Подземелья, геофизику было больно. Но в то же время он не видел цели, куда могло развиваться Подземелье. Оно было, по его мнению, изначально  обречено на застой.
С другой стороны, сейчас все говорят о Первой звёздной. Куда бы её не послали, лететь долго, как люди смогут сосуществовать в маленьком мирке корабля? Многие ссылались на двухвековой опыт поселений Подземелья, как на образец замкнутого мироустройства. Но есть Внеземелье, купольные поселения на планетах, они же обходятся без эмпатов? Тваал чувствовал, что есть какой-то фактор, о котором и само Подземелье может не догадываться.
На терминал пришел ответ от Союза Континентов. Координатор Службы жизни сообщал уважаемому геофизику Алу Тваалу, что его запрос передан континентальному госпиталю «Африка», куда доставлен пострадавший. К ответу прилагался краткий релиз о состоянии пострадавшего и контакт лечащего врача. Тваал сразу запросил с ним связь.
– Доктор Шмель, – представился возникший на экране мужчина. – Космомедик высшего класса, профессор медицины, реабилитолог. Я узнал вас, академик Тваал, чем могу помочь?
– Доктор, вы лечащий врач пациента Триденя из Подземелья?
– Да.
– Тридень пришел в сознание?
– Мы вывели его в пограничное состояние. Он начинает шептать какой-то бред. Это обычно, для такого глубокого транса…
– Доктор, что он шепчет?
– Минуточку… Вот текстовая запись, искусственный интеллект выделил только более-менее связно произнесенное: шары, свет, туман, гермо, киборг, глаз, лестница. Остальное – набор бессвязных звуков.
– Он шепчет или передаёт ментально?
– Ментально он ничего не может передать, к сожалению. Мы даже гипнотерапию не можем применить. Очень тяжёлое состояние. В перспективе почти полная идиотия. Но есть один шанс. Мы обнаружили следы стирания разума. Ему прежде полностью стирали разум и внедряли новый. Кем он был в Подземелье? У нас нет данных.
– Он был эмпатом, доктор.
Некоторое время врач на экране молча смотрел в глаза геофизику.
– Это точно? – наконец спросил он.
– Абсолютно. Он мне помогал в изысканиях, а накануне случившегося был выбран Председателем их Коллегии.
– Боже мой, – прошептал врач. – Он же еще совсем мальчик. Это избрание могло его просто сломать.
– Вам приходилось сталкиваться с эмпатами, доктор?
Врач кивнул головой.
– Если не секрет, где?
– Не секрет, уважаемый Тваал. Я несколько лет работал вне Земли по контракту  с Марсианской Автономией. Они клонировали эмпатов. Я теперь понял, почему несчастный Тридень попал именно в моё отделение. Спасибо вам, Тваал.
– У него есть шанс, доктор?
– Теперь нет. Разум эмпата записывается только один раз.
– А что будет, если попытаться стереть разум эмпата и записать поверх новое сознание?
– Монстр. Это даже не обсуждается, Тваал. 
Наступило молчание.
– Извините, у вас ко мне есть ещё вопросы? – первым прервал его Шмель.
– Есть, – словно очнулся геофизик. – Доктор, я профан в эмпатии, её пси-профиль уже известен, думаю?
– Конечно. Эмпаты отличаются друг от друга только силой предчувствия.
– Предчувствия чего?
– Только будущего, Тваал. Это профиль психического временного сдвига, на опережение. К сожалению, я вынужден завершить беседу, предлагаю продолжить её в другое время. О состоянии Триденя я буду вас лично информировать, я понял, что именно вас интересует.
Шмель попрощался и сам отключил контакт. Тваал записал слова: шары, свет, туман, гермо, киборг, глаз, лестница. Список он положил перед собой и подчеркнул в нём те, о которых ранее сообщила Аала.

6

Тридень открыл глаза. Где он?  Вопрос всплыл и снова уплыл в бессознательное равнодушие ко всему происходящему. Глаза закрылись, но мониторы заметили движение и уже вызвали медиков с дежурного поста.
Ординатор Найра Кент склонилась над лицом пациента, забыв о строжайшем указании профессора Шмеля надевать какую-то уродливую маску при симптомах пробуждения больного.  Мягкие каштановые волосы врача выбились из-под шапочки и случайно коснулись тонких губ некрасивого лысого лица. Найре показалось, что пациент чуть улыбнулся. Приподняв ему веко, она проверила рефлекс. Но глаза сами не открылись. Девушка поправила трубочку микрофона около рта и посмотрела на контрольные мониторы. Все кривые были стабильны. Ложная тревога. Можно было возвращаться на пост к чаю и болтовне с дежурными сёстрами, но тут взгляд Найры упал на маску, которую она не надела. Она вытащила её из пакета и расправила. Уй, какая жуть…
Зеркало стояло напротив на столике. Отработанным движением Найра натянула на лицо силиконовую  личину и подошла посмотреться. На неё из овальной рамки глянуло   плоское, как доска, безносое лицо  с красным пятном на лбу и безгубой щелью вместо рта. «Хоррор, однако», – посмеялась над собой ординатор. – «Такое только на древний Хеллоуин носить… Откуда наш Шмель её выкопал только?»   
– Тридень проснулся? – вздрогнула Найра от голоса профессора. – Он вас увидел, доктор?
– Пациент без изменений, – взяла себя в руки ординатор, благодаря судьбу за вовремя напяленную маску, иначе отстранения не миновать, Шмель об этом особо предупреждал. – Состояние стабильное, средней тяжести.
– Мне только что поступила информация о рефлексе на губах. Вы заметили?
– Профессор, извините, когда проверяла глаза, то мои волосы могли упасть и пощекотать его губы.
– Повторить можете, доктор?
Шмель уселся за стол и подключил свой планшет. Найра снова склонилась над пациентом, но теперь маска не давала упасть волосам.
– Ну? – нетерпеливо спросил Шмель.
– Не получается что-то, как-то я так села боком, а теперь маска мешает. Я убрала под неё потом волосы.
– Снимите её! – приказал Шмель. – Мне важны губы.
– А ваш приказ? – на всякий случай уточнила Найра. У профессора на кафедре она ходила в отличниках, но его гнев не щадил никого.
– Если приказ мой, то я и отменить могу, – рассмеялся Шмель. – Снимайте!
Девушка стащила с лица силикон, поправила шапочку и снова склонилась над больным, теперь уже специально стараясь коснуться кончиками волос его губ.
– Щекочите его! – раздался за спиной голос профессора. – Щекочите, не переставайте!
Сам он буквально прыжком очутился перед развёрнутым с другой стороны койки реабилитационным комбайном, одним движением надел на голову больного диагностическую сетку, заменил какие-то датчики на щиколотках ног и устроился около босых ступней с чем-то похожим на большое воронье перо.
– Он улыбается, – сообщила Найра. – Профессор, это улыбка!
– Вы можете его нежно поцеловать? – вдруг спросил Шмель, усердно обрабатывая своим инструментом ступни больного.
– Я? – опешила Найра. – Нежно?..
– Вы тут не девушка на свидании, а врач, всё делается в медицинских целях, – наставительно произнёс Шмель. – Нам надо разбудить этого больного любой ценой, от него зависит будущее всех подземных народов. Представьте себе, что вы целуете воина-победителя, вернувшегося к вам домой.
После этой тирады Найра закрыла глаза и коснулась своими губами больного. Ощутив дрожание его губ, она подарила ему самый долгий и нежный поцелуй, на который была способна.
– Вот, полюбуйтесь, не боги горшки обжигают, – дотронулся до её плеча профессор.
Тридень лежал с широко открытыми глазами, смотрел на склонившуюся над ним девушку и улыбался.
– А он у нас симпатичный парень, а? – довольным тоном произнёс Шмель. – Теперь дурак-дураком, но симпатичный. А что лыс – это поправимо. Волосы вырастим. Вам какие волосы нравятся, Найра?
– Мягкие и волнистые, – ответила девушка. – Приятные на ощупь.
– Будут, – пообещал ей Шмель. – Я повышаю ваш статус. Поздравляю, вы теперь ведущий врач этого больного, доктор Кент. Ваша ординатура досрочно закончена. Завтра жду от вас план реабилитации на предстоящие два месяца.
Профессор ушел так же внезапно, как появился. Найра, ошарашенная валом новостей, посмотрела на входную арку палаты, подняла с пола уродливую маску, сунула её в пакет и с улыбкой посмотрела на своего персонального пациента.
– Мама, – вдруг отчётливо сказал он. – Ма-ма…
Найра молча погладила тонкую руку, опоясанную датчиками и инъекторами.
– Я сейчас уйду, но скоро вернусь, хорошо? – ласково сказала она больному. – Нам с тобой надо составить план реабилитации, я буду составлять, а ты спокойно поспишь.
Тридень словно понял и послушно закрыл глаза.
Девушка тихо вышла из палаты, забрав с собой пакет с маской. О ней она хотела завтра поговорить с шефом отдельно.
Тваал был у водопада, когда от Шмеля пришло сообщение о пробуждении Триденя. Прочитав его на комуникаторе, геофизик подошёл к самому краю смотровой площадки. Вода падала с шумом, но в нём Тваалу явственно услышалось: «Хо-о-о-шо…».
– Да, хорошо, – согласился геофизик с водопадом. – Может, восстановится, начнёт новую жизнь… А нам тут ещё предстоит разобраться с туманом, лестницей и киборгом в Дальних Разломах.
– Дааа… – отозвался водопад.
Патрик представил первые результаты своего моделирования. По ним выходило, что на большой глубине залегало термальное озеро, пары которого вызвали трещины породы и туманы. «Хорошо», – размышлял геофизик, – «туманы нашли объяснение, а лестница и киборг?» При наличии сильной фантазии можно представить скальные уступы лесенкой в преисподнюю, а киборга – служителем мифического Ада. Но ментограф, на который Тваал попросил дочь записать принятое тогда видение от Триденя, давал картинку тумана, как жирного червяка, узкой лестницы, прилепленной к стене и образа-киборга, который по картинке нашелся в комиксах-страшилках двухвековой давности. Доктор Шмель почему-то за этот образ сразу ухватился и попросил отправить ему копию.  Геофизик решил выспросить врача, пригодился ли тот «киборг» для пробуждения Триденя и пожалел, что выкладки математика Мбаа его никак не объясняли.
То, что маленькая Аала смогла принять видение от Триденя, когда вся эмпат-ячейка оказалась бессильна что-либо сделать, тоже наводило на размышления. Геофизику, как учёному, страшно хотелось   достучаться до геокристалла, подтвердить или опровергнуть свою гипотезу возникновения больших катастроф в земной коре, но, как отец, он меньше всего хотел рисковать дочерью. Аала была, по его мнению, еще мала для серьёзных разговоров, а как сказать ей несерьёзно о возможной опасности, он никак не мог придумать.  Не далее как вчера вечером эмпаты объявили о проведении нового таинства Посвящения для новичка на место Триденя. Для Тваала это означало, что они с дочерью через пару часов должны будут покинуть Подземелье на всё время подготовки и проведения этого абсолютно закрытого ритуала Подземелья, о котором была известна только начальная фраза приветственного гласа: «Спустившийся по лестнице, даём тебе имя…». На месте Триденя будет новый эмпат. Кто он и откуда – совершенно не понятно. Единственное, что мог придумать Тваал – это собрать на поверхности кучу всяких регистраторов и датчиков, но смогут ли они что зафиксировать?

Продолжение http://proza.ru/2023/01/27/1308