Наследие Белого конвоя Глава 20

СВАДЕБНОЕ ПЛАТЬЕ

Уладив последние формальности по переброске агента «Белого» в Харбин, для наблюдения за Олегом Крупининым, особый уполномоченный ЧК Игорь Карпатов намеревался отправиться в Ново-Николаевск. Однако, буквально перед отъездом, его очень сильно огорчила новость, которую в спешном порядке успел передать надзиратель из японской тюрьмы. По не известным ему причинам, прошлой ночью, в застенках портовой тюрьмы скончался полковник Киселев. Для Карпатова это известие оказалось крайне неожиданным; он все же надеялся на его освобождение и даже, работая под легендой, собирался через посла ходатайствовать о передаче арестованного в контрразведку Белой армии. Теперь же, единственным человеком способным вывести его на бесследно пропавшие, Сибирские ордена, возможно мог бы стать лишь Крупинин, но доказать его причастность к сговору с Киселевым будет сложно. Не факт, что полковник решился передать информацию «первому встречному». Предстояло аккуратно и осторожно организовать тайное наблюдение за членами семьи скрывшегося в Китае, предполагаемого соучастника. Сообщив о своем возвращении в Москву, Карпатов с двойственным чувством выехал на Родину, вполне благоприятствующую его легальной деятельности, ничуть не сравнимой с последним внедрением, в тыл опасного, но поверженного противника. Вовсе не планируя на долго задерживаться в Ново- Николаевске, он заблаговременно уведомил сослуживцев о своем приезде и распорядился подготовить все материалы по Крупинину и его семье.

Все больше, заманчивее и сильнее звала его к себе Столица. Там ждала любимая, по которой он все это время скучал и с нетерпением торопил встречу. Почта работала плохо и поэтому за всю долгую зиму он не получил от родных даже весточки. Да и куда, собственно, было писать, если само его пребывание в Приморье глубоко законспирированный миф, да и только. Тайная деятельность не предусматривает какую-либо свободную переписку за исключением той, которая закодирована или идет под грифом «Совершенно секретно». После получения новых указаний в Столице, Карпатов надеялся выпросить у руководства столь необходимый ему для устройства свадебных мероприятий, отпуск. Мечтая поскорее взглянуть в голубые глаза своей возлюбленной, его душа изнемогала и рвалась к Софье. Стоило подумать и о свадебном подарке. Самым лучшим сюрпризом могло стать красивое платье для невесты, и Игорь решил заняться его покупкой, наверняка в большом городе найдутся хорошие свадебные салоны, полагал он.

По приезду в Ново-Николаевск, внимательно ознакомившись с готовыми по делу семьи Крупининых материалами, стало ясно, что организация проведения негласного наблюдения, сложностей не вызовет. Мать, Екатерина Степановна и ее шестилетний сын Андрей, одиноко проживавшие в стареньком доме по улице Чехова, особого оперативного интереса, не представляли. Ожидание отца семейства наверняка могло затянуться и тратить впустую драгоценное время на работу, по всем признакам посильную местным органам милиции, Карпатову не хотелось. Отдав необходимые распоряжения, он занялся личными делами.

В одном из солидных магазинов, по продаже свадебной одежды, неподалеку от Красного проспекта, Игорю посчастливилось отыскать чудесное дамское свадебное платье, как выразился торговец: «Платье чудесным образом и легко перешивается под любую женскую фигуру». Но Игорь был просто убежден, что наряд прекрасно подойдет и без перекройки. Он это чувствовал и остался доволен своим выбором. Поэтому, сгорая от нетерпения поскорее выехать в Москву, Карпатов отправил матери с Главпочтамта телеграмму о своем приезде. Спустя необходимые двое суток, белое платье невесты, отменным образом упакованное, явилось единственным саквояжем, который с великой радостью внес в купе дальнего следования, окрыленный мечтой долгожданной встречи, счастливый жених.

Вбежав в квартиру с единственным желанием, броситься в объятия счастливой Московской семьи, Игорь встретился лишь с расстроенными женщинами. Серьезные обвинения матери в адрес Софьи, будущей супруги, с трудом воспринимались возбужденной психикой протестующего мужчины. Упрекая Игоря в несоответствии моральному облику чекиста, занимающего высокое положение ответственного и профессионально грамотного работника, она не могла понять; отчего ему не удалось своевременно вывести на чистую воду, какую-то аферистку, пытавшуюся сломать жизнь ее доверчивому сыну. Мать сыпала обвинения, ничуть не стараясь войти в напряженное эмоциональное состояние Игоря. Разговаривая не позволительным тоном, сын возражал как мог, но оскорбленная женщина и мать, чувства которой пострадали, не желала мириться с мнением сына, оказавшегося в роли обманутого жениха и просто восхитительно, что пока еще не супруга. Тогда она, вполне оправданно, не смогла бы вынести позора, свалившегося на ее голову. Встреча была омрачена и испорчена. Чтобы не раздражать расстроившуюся до валидола мать еще больше, Игорь вечерним же поездом уехал в Петроград, совсем забыв о подарке, которым так хотел обрадовать свою невесту.

Утро хмурило осенней прохладой Северную столицу. Игорь ехал в квартиру на Английской набережной, чтобы привести себя в порядок после бессонной ночи и не быть не своевременным гостем в столь ранние часы. Нестерпимо долго тянувшееся время ожидаемой встречи до боли изматывало душу. Игорю хотелось поскорее увидеться с Софьей и нет, вовсе нет, не обрушиться с обвинениями, требуя правды. Виноват прежде всего он, именно он; так скоро решивший устроить свои дела, совсем не дав Софье времени разобраться в их отношениях и самой признаться, что у нее были какие-то свои планы на жизнь, и даже возможно на несостоявшееся счастье. Он вторгся в ее пространство подобно «Титанику», раздвигая на своем пути все «айсберги», не дав возможности поделиться тревогами, сказать всей правды. Вот и получил «пробоину». Сейчас ему хотелось, чтобы их отношения строились именно так, и он сможет, он готов просить прощение за невнимание к ее памяти. До него она имела полное право на собственный выбор, тогда они не были знакомы. И кто бы ни был отцом ребенка, теперь они должны быть вместе, и их судьба решится лишь однажды, а значит сегодня.

При встрече, после долгой разлуки, Софья показалась Игорю более серьезной и уверенной женщиной, а не растерянной как прежде. Она улыбалась, не отводя глаз смотрела с интересом и даже вопросом, который пока что еще не был задан ею, но хорошо читался в волнительном взгляде. Карпатов неловко попросил разрешения войти. Если бы он смотрел сейчас только на Софью, ему не было бы так трудно говорить, но из детской комнаты вышла не знакомая женщина и с бережных рук няни, в сияющей улыбке, парой голубых, фиалковых глаз, не мигая, на него устремила свой детский, изумленный взгляд, маленькая Варвара.

Игорю показалось, что все остановилось; Софья улыбнулась той же улыбкой и теми же, подобными цветам, глазами, а он тихо произнес:

— Я очень скучал… — нежно обнял и долго не отпускал ее от себя, с улыбкой продолжая смотреть на Варвару, совсем не зная ее имени… — Моя мать категоричный человек, но ее чувства можно понять. Однако, она напрочь забыла о мнении и переживаниях своего сына. Думаю, вы скоро вновь поладите, — практично и быстро попытался уладить возникшие недоразумения Игорь.

Софья не сочла нужным возражать или вступать в неприятные ей разбирательства «прямо с порога».

К обеду Циля пригласила Исая, который был безмерно рад вновь увидеться с человеком запомнившемся ему своими добрыми делами и о котором с любовью отзывалась Софья. С той поры и старому еврею, что «опытному воробью, стало как-то веселее чирикать по жизни». Глаза его по-старчески блестели тем же счастливым светом, что и у Варвары.

Вечером, оставшись наедине, Софья, чувствуя необходимость, первой завела разговор об отце ребенка:

— В Тобольске я любила одного человека, но война разлучила нас, и я даже не знаю, жив ли он сейчас. Столько всего произошло за эти два года. Он был Белым офицером и служил в отступавшей тогда армии Колчака. Ты наверняка знаешь; фронт отодвинулся далеко на восток, и вероятно на долю моего возлюбленного, как и на долю всей терпящей поражение армии, выпала учась стать изгнанниками Родины или следуя чести погибнуть где-нибудь в ледяных объятиях Сибири.

— Ты так говоришь словно бы сама была с ним рядом все это время. Кто он был? Расскажи мне о нем, я не сомневаюсь, что порядочность была присуща многим войнам, отдавшим свою жизнь за Царя и Отечество. И я, как офицер, их за это уважаю, однако судьба уготовила победу Красной армии и построение нового общества — это будущее всего русского народа.

— Штабс-капитан Николай Григорьевич Киселев, был тогда военным комендантом Тобольского гарнизона, и когда после приезда Колчака его срочно откомандировали с пароходом в Томск, мы расстались. Больше я от него вестей не получала, да вскоре и сама уехала в Тюмень, чтобы позже перебраться к тете в Петроград. Ну а дальше ты знаешь…

Внимательно вслушиваясь в повествование Софьи, Игорь вдруг переспросил:

— А как назывался пароход, на котором отправился в Томск Николай?

— Кажется «Пермяк», а разве это так важно сейчас? — удивленно переспросила Софья.

Игорь явно колебался и Софья, заметив его сосредоточенность на чем-то своем, отрешенном от разговора, заинтересовалась его вопросом еще больше.

— Почему ты спросил про пароход? Тебе что-то о нем известно? Скажи мне, не скрывай пожалуйста, я хочу знать все о судьбе Николая, — Софья заволновалась еще больше, и Игорь попытался ее успокоить, но она с мольбой смотрела в глаза, и он не смог утаивать, известные ему факты. Карпатову и самому не верилось в подобное совпадение, но сомнения все больше убеждали в невероятном; ведь он как никто другой был в подробностях осведомлен о целях и результатах секретной миссии конвоя. Игорь в подробностях рассказал Софье все, что ему было известно относительно штабс-капитана, а позже полковника Киселева, прошедшего с боями через всю Сибирь и погибшего в застенках японской тюрьмы.

Софья долго и тихо плакала, не задавая никаких вопросов. Потом вдруг стала серьезнее и попросила Игоря уехать, желая остаться наедине. И лишь когда он собрался уходить спросила:

— У Николая были какие-то просьбы, может он что-либо хотел передать мне?.. Письмо или на словах? — Софья смотрела умоляюще, словно знала, что Игорю известно что-то большее.

— Нет, ничего такого мне не известно, — коротко ответил Игорь, понимая, что и сам хотел бы это знать.

На следующий день его ждали на Лубянке с докладом и для получения новых инструкций с учетом всего произошедшего за время его напряженной работы в Приморье. Просить руководство об отпуске Карпатов не стал; свадьба естественным образом откладывалась. Софья, находясь в расстроенных чувствах, предложила пока оставить их отношения дружескими и не спешить с решениями, которые могут быть приняты опрометчиво. Игорь воспринял это, как отказ от его предложения и усугубившееся положение неоднозначности в их отношениях многократно усилилось. Софья значительное время уделяла маленькой Варваре, а срочный отъезд Игоря, отодвинул на неопределенное время все планы.

Вернувшись в Москву, Карпатов застал рассерженную мать и равнодушно настроенную сестру, как обычно дома.

— Ну что, ты остался доволен визитом?.. — выказала мать естественный интерес к судьбе сына, понимая, что ему предстояло сделать выбор.

Ничего не ответив, Игорь раскрыл изящную упаковку, где хранилось красивейшее изделие старого Сибирского мастера и взяв ножницы, разрезал его на несколько частей. Сестра громко ахнула от неожиданности, а мать смотрела на сына с уважением и изумлением мудрой женщины.

— Ну, да!.. Ну, да!.. Как же иначе, сынок?..

— Я люблю ее, мама!.. — спокойно произнес Игорь. — Сейчас ей трудно, но я научусь ждать; когда-нибудь она оценит мой подарок, но он будет новым, еще более красивым, а не битым молью и временем…