Глава 7

 

   Опустившаяся на землю, темнее черного, ночь скрывала слезы...
Аймеси не видела дороги. Шла, низко склонив голову, укрытую платками, спотыкалась, теряя равновесие,
но пояс-веревка натягивался, тянул ее вперед, не давал упасть.
Движение было очень медленным не потому, что дорога была сложной, а от того, что ей не хотелось идти,
она всячески сопротивлялась.
 
   Сопровождавшие её женщины молчали.
Та, которая тянула, была уверенна в том, что невеста выполняет обычный ритуал, упирается из
приличия, не желает показать, что спешит выйти замуж и поэтому плачет только по традиции...
Те, сопровождающие, которые представляли сторону невесты, шли молча, только вздыхали, да, иногда обращались к Аллаху.
Легкий ветерок затих, он спрятался, улетел на вершину хребта и там, с возмущением, превращался в ветер,
и рассказывал, рассказывал воем-плачем о девичьей печали, о горькой участи, постигшей ее.
  
   Мелкий дождь проливал свои слезы по ней, его капельки смешивались с ее слезами,
которые катились из глаз низко склоненной головы под ноги, и уносились ручейками вниз.
Это были ручьи горя, они журчали, словно говорили и плакали.
Процессия медленно спускалась вниз, дорога становилась скользкой, пояс-веревку не дергали.
Аймеси, которой показалось, что она теряет сознание, оперлась на плечо, идущей слева, женщины.
Вдруг, обе, подскользнувшись, упали на камни, невеста больно ударилась рукой.
Второй платок, который должен был снят при подходе к дому жениха, в момент
падения слетел и теперь лежал в ручье. Женщина справа, подняв его, отжала, выкрутила и набросила поверх третьего.
Упавшая вместе с Аймеси женщина, поднималась, все повторяя: «Ох! Не к добру это, не к добру».
  
   Темная ночь, ветерок-ветер, плачущий дождь и ручьи, мокрая скользкая дорога, камни с острыми углами...
Что это? Почему сегодня они не те? Почему ветер не играет с ней?
Он был всегда таким приветливым, пусть и задирист, но всегда давал ей силу, приносил свежесть цветущих лугов.
Дождик, как он был приятен, щекотал своими теплыми струйками.
Она всякий раз подставляла ему свое лицо, и он смывал пот и усталость.
Что же он сегодня такой колючий, да холодный?
   - Ручейки мои, что же вы не звените серебром, что поете грустную песню?
Камешки мои дорожные, почему не слышу вашего прежнего перешептывания, почему вы сегодня такие скользкие, да острые?
Аймеси продолжала плакать. Аллах молча наблюдал за тем, что происходило на грешной, вверенной Ему земле...
  
   Светало. Сняли второй, мокрый платок, подходили к дому жениха.
Их никто не встречал. Дверь была открыта. В большой комнате, среди ярких
подушек, на ковре спали две подруги невесты.
Они пришли в дом жениха на день раньше, готовили "угол". Дальний правый угол комнаты был завешен
плотной тканью голубовато-небесного цвета и напоминал шатер.
Спящие девушки проснулись, стали суетиться, зажигали свечи, а та, единственная
свеча, которая горела раньше, вдруг погасла. Струйка дыма, извиваясь,
поднималась и таяла. С невесты и пришедших с нею, стекала вода.
Сняли третий платок.
  
   Приходили люди, а она все стояла в центре комнаты. Подруги сдернули
легкий, уже высохший, четвертый платок.
Теперь на нее смотрели приходящие, оценивали, одобряли ее наряды, подаренные накануне женихом.
В пятом платке проводили в шатер, усадили на подушки.
Здесь ее никто не беспокоил, только Гюля, ее верная подруга, часто заглядывала, отодвинув
полу шатра...
Гюля мало говорила, больше молчала, приносила воду, какие-то сладости,
и смотрела с болью, сочувствием на свою лучшую подругу.
Она переживала вместе с ней то, что называлось горем.
  
    Со двора доносились пение, звуки зурны и бубна. Аймеси находилась в
состоянии, которое было ей неизвестно ранее.
Она была так счастлива в отцовском доме, но сейчас, что-то безвозвратно потеряно и эта утрата
заполнилась тяжестью, болью, невыносимым удушьем.
Слез не было, она стала ощущать безразличие, с ним пришло облегчение... Безразличие, какое
странное состояние, теперь это было спасительным механизмом!
Человека спасал инстинкт самосохранения, который вырабатывался миллионы лет и,
теперь, он работал. Аймеси ушла «в себя», теперь ее не волновало все то, что происходило вокруг неё и с ней.
Она могла только, как во сне, вспоминать о том, что было ранее. Она видела весну, водопады, горы, орла
в небе, маки и его, такого любого, желанного ей, Гитина.
  
   Саднила ушибленная рука, но эта боль была такой малой по сравнению с той, которая жила в душе.
Легкая вспышка гнева искоркой прорвалась через завесу безразличия.
Искра взорвалась и теперь, та защитная скорлупа, дала трещину, она разлеталась, осыпалась,
грозно звеня, возвращая Аймеси в мир происходящего с ней кошмара.
Девушка резко встала, приподняла пятый платок, глубоко вздохнула свежего воздуха.
Рука сжимала рукоятку, прятанного в одеждах, кинжала.
Теперь это была не та Аймеси...
  
   Горели свечи. Музыка стихла. Последние удары бубна, как бы эхом,
отдавались болью в висках. Ожидание было мучительным.
По телу пробегала дрожь, струйки холодящего пота противно стекали по нему,
дрожащим рукам, лицу.
  
   Резко отдернутая пола шатра заставила Аймеси вскрикнуть, отшатнуться, отскочить на шаг назад,
прижаться к стене.
Сердце ее билось так сильно, что она не только его чувствовала, но и слышала.
Сердце билось, как пойманная птица, посаженная в клетку, оно не могло вырваться из этой грубой клетки,
не могло преодолеть эту страшную силу и медленно сникало...
Снят пятый платок.
  
   Совсем рядом оказались горящие, злые, бегающие глаза, оскал, открывающийжелтоватые зубы и эти волосатые,
дрожащие руки, тянущиеся к ней…
Дикость, внезапность его появления походили на нападение зверя, которого не ожидаешь и не знаешь,
с какой стороны, оно последует.
Это парализует, сковывает страхом, секунды превращаются в вечность. Руки, эти страшные руки,
как щупальца тянутся к ней, они извиваются пальцами - змеями…
  
   Металлический, как бы рассыпающийся звон, от резко вынутого из ножен кинжала,
заставил щупальца, эти пальцы – змеи, застыть неподвижно.
Взмах руки, в свете свечей блеснул клинок...
Сердце, душу, все тело заполонила другая, невыносимая боль, когда Аймеси поняла, что она стала женщиной.

   Продолжение следует.