Глава 12

   

   Машинист паровоза, наполовину высунувшись из окна, старался разглядеть дежурного, который давал сигнал к отправлению.
Провожающие толпились у вагонов, заглядывали в окна.
Нарядные дамы махали платочками, мужчины, не менее торжественные, чинно снимали шляпы.
Проводник, придерживая одной рукой форменную фуражку, другой размахивая зеленым флажком, бежал вдоль вагонов и все просил: «Господа, господа!
Будьте осторожны! Поезд отправляется! Господа...». Играл духовой оркестр.
Провожали поезд, прибывший из Петербурга. Это был праздник.
Так было всегда, когда встречали и провожали пассажирские поезда.

   Машинист, наконец-то, разглядел сигнал.
Раздался пронзительный свист, белый пар вырывался из свистка и смешивался с черными клубами дыма, валившими из трубы.
Паровоз натужно вздохнул, дернулся, ожил, пар с шипением объял его бока, и он тронулся.
Вагоны качнулись и медленно поплыли мимо толпившихся людей, которые сейчас в едином порыве, повернулись в сторону уходящего поезда.
Дамы, вытянув шеи и ускоряя шаг, шли следом за уходящими вагонами, в последний раз пытаясь увидеть отъезжающих,
что-то кричали, вытирали слезы.
Мужчины спешили за дамами, махали шляпами. Владикавказ уходил из виду, последние дома скрылись за поворотом.
За окном, на резко уходящем наверх склоне горы, была видна зеленая стена леса.
Она почти вплотную приближалась к вагону, иногда отдельные веточки хлестали по стеклу, при этом раздавался писк, похожий на крик испуганной мыши.
Лес был темным, мрачным, но одновременно, таинственным, загадочным, сказочным.

   Изим стоял у окна, прикасаясь лбом к холодному стеклу вагона, машинально следил глазами за единой зеленой массой леса, пролетающей за окном.
В эти минуты он думал о будущей встрече с родными, близкими, видел знакомые с детства лица, картины родного Нижнего Дженгутая,
слышал знакомые голоса друзей.
Перед глазами возник образ отца. Постарел он, видимо, совсем...
Нахлынули воспоминания, и было в этих меняющихся чувствах что-то щемящее и сладостное: тревога, волнение, радость,
неизвестность, ожидание встречи.
Вздрогнул, когда кто-то коснулся его плеча.
Отвел лицо от стекла, не мог сразу понять, что происходит, кто потревожил его, кто вывел его из этого приятного сна,
полного воспоминаний и ожиданий.
Он увидел смеющееся лицо, открывающийся рот, но никак не мог понять, что говорит и почему улыбается это лицо.
Наконец пелена спала, он вышел из своего сна, освободился от навалившихся на него чувств, которые окружали,
окутывали, не давали вернуться в реальность.
Застенчиво улыбаясь, просил извинить друга, за то, что так глубоко задумался, забылся.
Саали, ротмистр, друг Изима и сослуживец по царскому конвою, где они служили вместе не один год, был человеком неунывающим.
Всегда, даже в самые трудные минуты, он находился в превосходном настроении, поддерживая тем самым своего друга,
с которым ему пришлось съесть чуть ли не пуд соли, пройти огонь и воду.
-Ну, что ты тут стоишь? Иди же скорее, я зову тебя, зову...
-Иду, уже иду, - тихо и покорно проговорил Изим, улыбаясь, при этом, беспокойному, неудержимому характеру друга.

   Они сидели за накрытым столом, разговор их был, как ни странно, о будущем, они совершенно не вспоминали прошлое.
Строили планы, договаривались о встречах, и что обязательно будут на свадьбе друг у друга, если женятся...

   За окном стемнело. Саали горячился... Ему пришла в голову мысль уговорить друга заехать к его отцу, погостить у него пару дней.
Пожалуй, самым сильным аргументом Саали было то, что он предлагал продолжить приятное путешествие по железной дороге.
Дело все в том, что совсем недавно открыли новую ветку от Петровска до Дербента, а там совсем рукой подать до Касумкента.
-Послушай, успеешь ты еще домой, вся жизнь впереди! Соглашайся, прошу тебя. Познакомишься с моей семьей, моими сестрами.

   Дербент их встретил музыкой. Двое красавцев- офицеров смешались с праздничной толпой.
Встречающие, то покачивались, вставая на носочки, то опускались. Это было похоже на волнение воды при легком ветре.
Кто-то радостно кричал, звал того, кого нашел в толпе. Взлетали платочки, шляпы, разноцветные зонтики дам.
Пахло духами.
Молодые дамы и дамы постарше, мельком, украдкой бросали любопытные взгляды на двух щеголей - офицеров и тут же,
как бы спохватившись, продолжали искать тех, кого встречали.
Друзья перехватывали взгляды, переглядывались друг с другом, смеялись.
Это был праздник молодости, здоровья, праздник возвращения на родину, который вселял веру, надежду на счастливое будущее.
Нанятый экипаж, после железнодорожного вагона, был менее комфортным, но офицеры не замечали тряски, они наслаждались родным Кавказом.

   Там, в прошлом, порою мучительном, остался сырой Петербург с затяжными, нудными дождями, с вечной влагой,
принесенной с моря, с бескрайней равниной в ясный день.
Как мил взору с детства родной, величественный своими безмолвными исполинами гор в снежных шапках, Кавказ.
Как красив полет орла в вышине голубого, прозрачного неба. Можно ли сравнить буйную горную реку с ленивой равнинной!
А эхо, оно разговаривает с тобой, как призрак из прошлого, напоминает, не дает забыть, соединяет с корнями, истоками.
Это их дом! Восторг от встречи с родными местами, такими близкими по духу, то и дело вырывался из груди двух сыновей гор.
Иногда они просили остановить экипаж, выходили, стояли на круче, кричали, слушали эхо, пускались в пляс.
Искрометная лезгинка молодых вызывала улыбку седого возницы, он сходил с козел, ходил вокруг.

   Повозка, круто развернувшись на кольце, остановилась у крыльца большого, искусно сложенного из камня, красивого дома.
В центре кольца был цветник, он напоминал холм. Цветы разного размера, мелкие по краям, приближаясь к центру,
становились все выше и выше, делая клумбу горой.
На высокое крыльцо вели две боковые лестницы. Слева и справа от дома раскинулся сад, он выдавался вперед и здесь расходился своими крыльями.
Спелые яблоки тяжело пригибали ветви к земле и они, готовые сломаться, были заботливо подперты рогатинами.
Изим потрогал яблоко, сорвал, откусил, продолжал рассматривать дом, клумбу, сад.

   Саали рассчитывался с возницей, снимал чемоданы.
Когда пустая повозка с шумом затряслась, подпрыгивая колесами и удаляясь от дома по мощеной дороге, на крыльцо выбежали две девушки.
Они старались сдерживать себя, только всплескивали руками.
Им очень хотелось выразить свою бесконечную радость по поводу приезда брата, но вид незнакомца смущал их, сдерживал,
они продолжали вскидывать руки и благодарить Аллаха.
Саали взлетел на крыльцо, обнял сестер, отступил на шаг, развел руки...
-Какие красавицы! Совсем взрослые, мои сестрички! Повернулся к Изиму: « Ну, поднимайся! Знакомься.
Эта - Фатимат- Бике, а это — Саадат, сестрички мои родные.»

   Изим, смущаясь, поднимался по лестнице, сердце его билось часто- часто, он не мог оторвать глаз от Саадат.
Его поразила красота этого юного создания. Это был цветок, неизвестного ему названия, не из этого мира.
Последние ступени давались с трудом, дыхание перехватывало, он приближался к ней.
Это напоминало ему сон, который так часто снился ему в последнее время.
Она только раз взглянула на него, старалась прятать глаза, но ей и этого хватило, чтобы что-то кольнуло в груди,
теплом растеклось по телу, легкой дрожью отозвалось в руках и ногах.
Она не двигалась, это походило на гипноз.
Они стояли друг против друга, сердца их замерли в ожидании...

   Продолжение следует.