Личный выбор

Какими долгими и тяжкими бывают ночи, одним словом, беспросветными.
Надя лежала на семейном диване, служившим ночью широкой супружеской кроватью, и тихо прощалась с надеждой: жить долго и счастливо; как это обещалось в той рождественской сказке, в которой она жила уже десять лет.
Десять лет назад, на рождество, в эту небольшую курортную квартиру привел ее Ронни, и перед Богом, под шум морского прибоя, назвал Надю своей женой. Это произошло так неожиданно для них обоих, как происходит только по благословению небес. 
Надя уже который день болела, болеть тихо, не привлекая внимания, приучила ее жизнь, по которой Виктор Гюго мог написать вторую книгу Отверженные, если бы он был русским. 
В эту мрачную ночь, как никогда, женщина мечтала о покое, скорее о небесном, чем о земном. Днем во время приступов надсадного кашля так болело в груди, что непроизвольно выступали слезы на глазах, а ночью она старалась не двигаться и дышать, как мышь перед котом, чтобы очередной приступ не разбудил спящего рядом мужа. 
Надя не сидела сложа руки, она лечила себя, применяла все, что только было возможно, ведь мама всегда говорила, что вода не течет под лежащий камень, но чтобы она не делала, все было, как мертвому припарки, и в какой-то момент она поняла, что шансов на выздоровление у нее нет.
После полуночи женщине стало казаться, что ей не дожить до утра, если она потеряет счет минутам, поэтому Надя позволяла себе уходить в небытие ровно на шестьдесят секунд, когда неведомая сила поднимала ее вверх, в небесный амфитеатр, где сидели люди с вытянутыми от скорби лицами и ждали, когда ее возложат перед ними на сверкающий золотом алтарь. 

 

Но, неожиданно она просыпалась, словно от удара, сердце начинало трепетать от испуга, что проворонила она начало новой минуты, но нет, каждый раз Надя успевала зафиксировать начало исчисления очередной минуты, и сразу же забывалась под громкий стук настенных часов. 

Надо сказать, что с детства Надежда имела привычку бороться за правое дело до победного конца, но на этот раз болезнь подрывала изнутри, и с каждым новым утром ей становилось все хуже и хуже. Подняться с постели, чтобы приготовить завтрак и семейный обед, заставляла женщину неискоренимая привычка заботится о ближних.
Когда она кормила своих любимых мужчин, сына Витю и Ронни, то приговаривала про себя, - Дорогие, это все, что я еще могу, - этим оправдывала она свою слабость.

Ронни видел, что его жена больна и сочувствовал ей, но жаловаться она не жаловалась, поэтому он был убежден, что все обойдется.  Надю часто знобило, при кашле легкие словно выворачивались наружу и слезы скатывались по щекам, а он со страданием спрашивал, - Как дела, дорогая? … Тебе не хуже? … Давай я вызову врача?
Доктор прописал пилюли, Ронни сходил в аптеку и с чувством исполненного долга вновь занимался своими делами, которые, по его мнению, отложить было никак нельзя.

Виктор жил на одном лестничной площадке с мамой, хотя он уже имел техническую специальность и который год зарабатывал себе на хлеб, но Ронни никак не мог отпустить его на вольные хлеба, ведь он воспитал его, как отец, и полюбил, когда тот еще неуправляемым подростком.
Надя видела, как огорчаются сын и муж из-за того, что не знают, чем ей помочь, поэтому она просила Витю подогреть для нее молоко, убрать со стола, а Ронни купить меда, вынести мусор.

За окном зарождался рассвет, но минуты по-прежнему четко высвечивались красными цифрами на потолке. Такие радиоуправляемые часы очень нравились Ронни, они давали ему возможность видеть сны, держа время под негласным контролем. Русская поговорка, что счастливые часов не наблюдают, им воспринималась, как отговорка людей, оправдывающих свою безответственность.

Ровно в 5 часов, 30 минут, Вере, не с того, ни с сего, пришло на память предупреждение мужа, сказанное ей перед сном.
- Дорогая, у меня что-то першит в горле, по-моему, повысилась температура. Так, я завтра непременно заболею, вот, и мой черед настал болеть!

Эти слова мужа только теперь, под утро, приобрели для Нади зловещий смысл: ей предстояло, ко во всему прочему, ухаживать за больным мужем, которому и банальная простуда, кажется предсмертной агонией.
Тут Надю охватила паника, предел ее возможностей настал. Что делать? И ответ пришел немедленно – бежать, бежать из дома!

Вскоре в квартиру вошел Витя, как обычно, перед работой он завтракал у мамы на кухне. Это было то время, когда можно было поговорить сыном по душам и на русском языке, ведь при Ронни они оба старались говорить на фламандском. Однажды, Надя предложила Вите самому сделать себе бутерброды, на что тот высказал предположение, что она хочет его голодной смерти.

Принять решение – одно, а выполнить его - это другое. Больная женщина на скорую руку приготовила завтрак, и, как только сын поднялся из-за стола, она встала перед ним, и тоном, не терпящем возражений, попросила отвезти ее в больницу. 
– Мама, прямо сейчас!
– Нет, когда я умру под порогом?! Конечно, прямо сейчас!
– Ну, хорошо, на улице холодно, а ты в халате! 
Надя подумала немного, натянула на себя пальто, одела ботинки на босу ногу и поковыляла за сыном в лифт!
Лифт спускался похоронным темпом, и тут случился разговор, он был краток, как приговор судьи.
– Мама, а Ронни знает?
Этот вопрос должен был заставить её покраснеть, но она побледнела. 
– Нет, он не знает!
Наде не было стыдно, что она тайно сбегает из дома, ибо настало время, когда покой ей стал дороже всего, она устала быть доброй, а в приемном покое больницы тишь, да, гладь, да, божья благодать.
– Мама, а это будет хорошо?
Это был вопрос на засыпку.
– Нет, это будет плохо, – ответила за Надю ее совесть, уже рисовавшая плачевную картину, где лихорадящий Ронни, одинокий и несчастный, но такой родной и любимый, бродит по комнатам, как неприкаянный, и сам не знает, что он ищет, это было так печально, что сердце женщины дало сбой.
– Витя, я возвращаюсь, ты прав.

Утро, на улице курортного городка ни одной живой души, кроме одинокой женщины в ботинках на босу ногу, которая направлялась к капелле, она часто останавливалась, закашливалась, и, отдышавшись, шла дальше.
Отчаяние придавало Наде силы и шаг за шагом продвигалась она вперед, чтобы предстать перед Богом и высказать, наконец, ему свою обиду, которую уже невмочь было пережить.

В капелле царило спокойствие, хранившее вековую тишину. В закутке, перед фигурой Святого Иосифа, догорала толстая свеча, и это было то единственное место, где Надю ждали, она чувствовала это, и опустившись на стул, задохнулась от жалости к себе самой. 

– Господи, что я, двужильная … сил моих больше нет … нет мочи … а тебе все мало … или я не имею права … я больна … или Ты решил меня совсем  доконать?

 

Её молитвенный шепот прерывался то кашлем, то рыданием, а под церковными сводами им вторило храмовое эхо.
Наплакавшись вдоволь, Надя замолчала, прислушиваясь, как будто пыталась что-то услышать в ответ.
– Хорошо, если ты так хочешь, - вдруг заговорила она голосом обреченного, - Господи, я останусь с Ронни, … я буду ему сиделкой, только … ДАЙ МНЕ СИЛЫ … иначе, …
Женщина сама не знала, что будет иначе, но это знал тот, кому она обращалась. 

Ронни проснулся от нежного прикосновения прохладной ладони жены, его знобило, болела голова и все тело. Надя привычно заботилась о муже, уговаривала его выпить лекарства, прополоскать горло, закапать нос, она поила его горячим кофе с молоком, убеждая, что не стоит умирать раньше времени, что, все будет хорошо. 
После полудня, когда Ронни стало полегче и он уснул, укрытый двумя одеялами с подогревом, Надя отправилась в аптеку, и, купив лекарства, по пути заглянула в супермаркет.
В какое-то мгновение ей стало дурно, всё поплыло перед глазами, ноги просели в коленях, она облокотилась на прилавок, понимая, что еще немного и позорно упадет под ноги покупателей, ищу место, где бы поприличнее модно было умирать, но тут зазвонил телефон.
– Мама, ты где?
– Мне плохо
– Где ты, мама
– В магазине, а ты где
– Я дома, я отпросился. Как ты могла со мной так поступить! Стой, где стоишь, я за тобой еду! Больше не делай так, никогда, что я в магазин не смог бы пойти!
Такая забота сына потрясала женщину до самой глубины души, теперь она уверена, что все будет хорошо.
Так ничего не купив, ободренная любовью сына, женщина направилась к выходу, а у магазина ее уже ждал Витя.
Через три дня Ронни стало получше, но выходить на улицу ему было еще рано, поэтому Надя своим ходом отправилась в больницу, домашний доктор обязал её обследовать легкие, ведь кашляла она уже третий год. 
Трамвайные пути пролегали вдоль побережья, с моря дул штормовой ветер, под его порывами трамвай раскачивался, и дребезжа, как пьяненький, продолжал свой путь.
В трамвае, у окошка сидела Надя, после обследования она возвращалась домой.
Эта поездка в больницу стоила ей многих усилий, хотелось плакать, но не шла слеза. В задумчивости всматривалась она в морскую дать, и думала, откуда у нее появляются силы жить, когда они давно уже исчерпались и где граница ее возможностей …
Трамвай качнуло от порыва шквального ветра, и солнечный луч пробился из туч.
– Моя сила не во мне, моя сила в вере, моя сила в Боге, - проговорила она тихо и улыбнулась солнцу, которое сияло, спрятавшись за тучами.
Через неделю Ронни основательно поправился и повез Надю в долину реки Мозель, где лесной воздух целебен и бьют источники минеральной воды, где на склонах гор растут виноградники и живет приветливый народ.
Надю очаровывал этот оазис первозданной красоты, дающей человеку душевное умиротворение и возрождающий его подорванное жизнелюбие.
А тут позвонил домашний доктор, он сообщил, что пришли результаты обследования легких, и Надя в строчном порядке должна явиться на прием к пульмонологу, с которым он уде договорится.
Так неожиданно закончился их отдых и на следующий день Ронни повез жену обратно, в Бельгию. 
Пульмонолог убедил Надежду пройти дополнительное обследование, так как первоначальное сканирование легких выявило у нее расширение бронхов и прикорневой рак легких без четких границ.
И вот, Ронни опять за рулем, теперь он вез Надю на контрольный осмотр.
Спокойствие жены ставило его в тупик, но не столько диагноз его пугал, как бессилие перед ним. Он не мог потерять Надю, только с ней он был по настоящему счастливым человеком, а без нее разве он сможет жить?
Дорога шла вдоль моря, которое успокоилось и притихло, а волны лениво накатывались на берег и пропадали в песке. Надя чувствовала одиночество, которому не нужны попутчики, и ее удивляло то, что она никак не может осмыслить сущность своей кончины, неотвратимой при таком диагнозе. 
Вдруг Ронни резко затормозил и припарковался у обочины, прижавшись в песчаным дюнам.
– Что случилось, Ронни?
– Отец всех небесных сил, – не отвечая, заговорил муж, словно в машине он был один, – Я слаб и грешен, но я сейчас перед тобой с опущенной головой, прошу, как искупленный кровью Христа, прощения. Прости меня, что мало я заботился о той, которую ты мне дал в жены, с которой я обручен, которую люблю, но не могу сберечь. Исцели мою Надю, ты сможешь, во имя Иисуса Христа.
Прочитав молитву «Отче наш», которую подхватила и Надя, они вновь отправились в путь, чтобы услышать медицинский прогноз, выставленный докторами.
 На контрольных снимках легких были только признаки расширения бронхов, а опухоль исчезла, на что доктор радостно развел руками. 
Надя понимала, что ее исцеление от рака произошло по божьей милости, но почему такое чудо  случилось именно с ней, она не могла для себя объяснить.   
Это оставалось тайной ее судьбы, которая не давала женщине покоя, пока на одном из воскресный богослужений она на услышала, как пастор, объяснял слова Христа: если кто положит душу свою за ближнего своего, то спасет ее.
Теперь Надя знала, что исцеление зависело от ее личного выбора, когда она решила в своей немощи заботиться о заболевшем муже, и от его молитв за нее.