Вишни. Роман. Ч. 2. От Миуса до Нисы. Глава 14

XIV
– Вася, можно я буду тебе писать? Ты же в свою часть вернешься, да? – заглядывая Васе в глаза и явно волнуясь, спросила Вера, медсестра, с интересной и незабываемой фамилией Черёмуха.
Бойцы, находящиеся на излечении или, как минимум в послеоперационный период, пока их не увозили для долечивания в тыловые госпитали, узнав о её фамилии, начинали шутить и вспоминать песни о черёмухе, одна из таких звучала в палатах чаще всех. Это была, как чаще называли такие песни, народная, написанная на стихи Бориса Тимофеева «Под окном черемуха колышется».
Она начиналась с таких вот слов в куплете:

«Под окном черемуха колышется,
Осыпая лепестки свои…
За рекой знакомый голос слышится,
Да поют всю ночку соловьи…».

В ней говорилось о несчастной любви девушки, но она была очень чувственная, трогала сердце и душу, и не оставляла никого равнодушным. Мы не знаем, к скольким, из посетителей медсанбата, пригорало девичье сердечко девушки, скорее всего, что Вася был далеко не первый, но девушке так хотелось красивых историй любви, и не на страницах романов, а, чтобы они происходили с ней, пусть и в скудных коротких письмах с фронта.
Дальше в песне были такие слова:

«…Ох, зачем тобою сердце вынуто?
Для кого теперь твой блещет взгляд?
Мне не жаль, что я тобой покинута,
Жаль, что люди много говорят…».

Ну, а заканчивалась так, как и большинство знакомств, которые Вера всячески хотела развивать, превратив её своей постоянной подпиткой в любовный роман. Бедная, наивная девушка, которая-то и хотела всего немного, простой человеческой любви. А её попытки заканчивались также, как и песня:

«…Под окном черемуха колышется,
Ветер рвет с черемухи листы…
За рекой уж голоса не слышится,
Не поют там больше соловьи».

– Пиши, если хочешь. Надеюсь, что у меня будет время, чтобы ответить, – не убивая в девушке надежду, ответил Василий, поправляя вещмешок на плече, – прощай, сестричка!
– Не-не, не так. Не прощай – до встречи! До свидания, Вася! – Вера сделала быстрый рывок и мгновенно обняв, и слегка прижав к себе Васю, чмокнула его по-братски в щеку, – Вася, я напишу. Ты, хоть изредка отвечай мне.
Вася распрощался с теми, с кем делил хоромы в течение двух недель и шагнул через небольшой, постоянно забитый машинами дворик туда, где находилась его часть, его товарищи и он надеялся, что все они живы. Нина Карповна успела проводить бойца, осенив его крестным знамением в спину.

Добираться долго не пришлось, используя попутный транспорт, который в прифронтовой зоне сновал, что муравьи в муравейнике и часа через три его встречало родное подразделение.
И, казалось ничего не изменилось, в плане дислокации дивизиона, да и его батальона связи и взвода связи, с той только разницей, что за такое короткое время многих, кого он знал близко и даже делил солдатский котелок, уже нет в живых или получили такие ранения, после которых их ждало комиссование по ранениям.
В дивизион, во всех его подразделения производилось срочное пополнение личного состава. В тех кровопролитных, ожесточённых боях, в первый день которых Василий и был ранен, все роты и взводы, особенно миномётные и огневые, на которые, в результате авиаразведки противника, были самые массивные обстрелы, были и самые большие невосполнимые потери. Сильнее всех пострадали также вторая и третья стрелковые роты 2-го батальона майора Трушникова. Командир третьей роты капитан Богданович, в результате попадания артиллерийского снаряда в блиндаж, был контужен. Принявший временно командование, его замполит, лейтенант Щербак, приняв решение оказать помощь огневому взводу, где с фланга на их позиции заходили, прорвавшие первую линию обороны, немецкие танки, погиб в попытки остановить рычащего зверя в броне связкой гранат.
Около половины младших офицеров выбыли из строя или безвозвратно, или с ранениями. Большие потери были даже в санитарном взводе и у связистов, у которых в эти три дня не было даже полчаса передыха. Погиб при выполнении задания Гриша Симаков, а командир отделения Богатиков, сменивший ефрейтора, не успевшего исправить повреждение на линии, восстановил связь, но был ранен, хоть и легко в руку, остался в строю, но потерял возможность выполнять самостоятельно работу связиста на линии, но до конца руководил работой оставшихся в строю подчинённых бойцов.
Пополненная за счёт резервных формирований 197 стрелковая дивизия, смогла вновь выбить войска вермахта с западного берега Вислы, образовав плацдарм на глубину до 50-ти и расширив его по фронту до 80-ти километров. Противостояние на Висле продолжилось практически до нового года.

***
В январе месяце 1945 года 197 стрелковая дивизия, в составе пополненных из резервов фронта 828-й, 862-й и 889-й стрелковых полков, приняла участие в Висло-Одерской операции. 828 стрелковый полк одерживает победу над немецкими подразделениями, обороняющими населённый пункт Кребер, выйдя к Когажице в конце января. В это время 862 стрелковый полк выбивает фашистов из лесного массива в районе Ленч, юго-восточнее городка Лисса. На линии Ленч – Дамбич и южнее действовал 889 полк.
В феврале, обойдя г. Фрауштадт с юга, дивизия ведёт бои за этот крупный населённый пункт. За две недели февраля дивизия занимает более двадцати населённых пунктов. Но сказать, что это было совсем легко нельзя, так как везде встречалось ожесточённое сопротивление германских войск. Фрауштадт известен был ещё и тем, что ровно 239 лет назад, 13 февраля здесь Саксонско – русская армия потерпела поражение от шведов. Теперь русской армии предстояло одержать победу на польской земле и не над шведами, а над германскими войсками и теми, кто воевал на их стороне.
889 стрелковый полк, заняв город Нидер, продвинулся вперёд и вёл бои на западной опушке леса восточнее Кутлау и Мотвиц. 11 февраля дивизия выходит к реке Одер, а 14 февраля дивизия переправляется на её южный берег. На подступах к г. Губин, к которому с востока 18 февраля подошёл 889 стрелковый полк, у перекрёстка дорог в 4 километрах от города он был встречен артиллерийским и пулемётным огнём.
21 февраля подразделения 197 стрелковой дивизии, сламливая ожесточённое сопротивление противника, ведут наступательные бои в провинции Бранденбург, продвигались метр за метром вперёд. Советские пехотинцы 889 стрелкового полка, при поддержке танкового батальона преодолели большой лесной массив и вели ожесточённые бои на подступах к городу Губен. В это же время, южнее города Губен наши войска, с боями продвигаясь вперёд, на широком фронте вышли к реке Нейсе или Ниса, что на русском языке привычнее звучит..
И только 22 февраля удалось пробиться и закрепиться на восточной окраине города Губен. Ожесточённые бои были в районе городского кладбища. Казалось, что и покойники будут разбужены такими артобстрелами, когда грешная земля лопалась, казалось, до земного царства мёртвых и при разрывах гаубиц к привычным уже для бойцов звуках, добавлялись, как могло показаться и стоны тех, чей покой был нарушен.
Этот древний польский город, основанный в XIII веке, в течение всей своей истории, неоднократно переходил от одного правителя к другому, в XVII веке вошёл со всей Лужицей в Саксонию, а в начале XIX века стал частью Пруссии. Город с юга на север разделяла река Лужицкая Ниса.
За этот важный в стратегическом плане город и завязались уличные бои. Каждое здание древнего города превратилось в неприступные крепости. Взятие такого крупного, хорошо укреплённого города, как естественными, так и искусственными сооружениями не длительной осадой, а штурмом по приказу командования, предполагало изначально большие потери. И они были большими, неизмеримо большими по сравнению с безвозвратными потерями обороняющихся.
Бои в черте города чреваты были тем, что кроме того, что немцы, построившие оборонительные сооружения и хорошо изучили не только пути подхода и отхода, а потайные уголки, подвальные помещения и коммуникационные сооружения, которые использовали, как для «залегания на дно», так и для внезапных вылазок, появляясь даже в тех районах, которые уже несколько дней были заняты советскими войсками и «удар в спину» здесь никто не ожидал.

***
Василий находился в расположении второго батальоне майора Трушникова, к которому было приписано его отделение связи ещё полгода назад, во время боевых действий на Сандомирском плацдарме. Дислокация наблюдательного пункта изменялась с завидным постоянством, что заставляло связистов трудиться. Маскировать линейную телефонную связь в городских условиях было очень затруднительно. Диверсию могли устроить даже местные жители, улыбающиеся при встрече и выходящие, если позволяла обстановка в районе проживания, с садовыми ножницами или ещё лучше, если с кусачками для сахара, что в случае форсмажора не вызывало подозрения.
Передовые подразделения, разведка, координаторы артиллерийского огня, стрелковые подразделения, взводы автоматчиков, «зацепившиеся» за какой-либо важный, главенствующий над рядом расположенными объектами высотой, выгодным расположением, обзором или просто прочностью каменных стен метровой толщины, с удобными окнами, подходящими в качестве бойниц или для расположения пулемётных точек, требовали бесперебойной оперативной связи с наблюдательным пунктом батальона. Наблюдательный пункт и штаб батальона в свою очередь должны быть на связи, как со своими подразделениями: стрелковыми ротами, пулемётной и миномётной ротой, «огневым» взводом, сан взводом и взводом связи и с командованием полка.
И, если связь от командных структур полка обычно осуществляли силами батальона связи, то задача обеспечения бесперебойной связи с низшими структурами внутри батальона возлагалась на взвод связи, под началом молодого лейтенанта Савченко. Заместителем комвзвода, после возвращения из медсанбата был назначен Богатиков. Командиром отделения телефонно-кабельной группы, в которой служил Василий и состав сменился наполовину, из-за восполнимых и невосполнимых потерь, уже в течение четырёх месяцев был сержант Калмыков Пётр, молчаливый, знающий своё дело, но старающийся не выделяться ничем, как говорят «быть в тени» у начальства.
Чаще всего Василий выполнял задания, которые не требовали участия всей группы, совместно с давним своим товарищем Сашей Климовичем и новеньким, но быстро «притёршийся» в тройку звена связистов, Аркадием Балашовым, 19-летним парнем из Днепропетровска. В таком составе им часто приходилось исправлять повреждения на линии. В таком составе старшим звена Калмыков назначал Василия, отличающегося среди других, кроме полугодичного опыта, ещё не менее важным свойством – умением быстро разбираться в сложившейся обстановке и принимать быстрые и единственно верные, часто неординарные решения.

– Саша, – комбат Трушников, после нескольких попыток связаться с ротами, для получения свежих данных о положении дел у передовых подразделений, ведущих тяжелые уличные бои практически целую неделю уже в восточной части города Губен, – вызывай срочно Савченко ко мне. Если не по этому грёбаному коммутатору, то посыльным. Когда уже, наконец-то, у нас связь будет, как у людей?
– После войны, товарищ майор, – с незамаскированной иронией ответил ординарец Саша Чаплыгин, которого практически все привыкли называть Сашей, как в ресторане официанта – «уважаемый» или ещё раньше – «человек».
Но Сашу все уважали и ценили, если бы он не справлялся со своими обязанностями, то требовательный комбат Трушников давно бы ему нашёл замену. Поняв, что его шутка в данном случае была или вовсе неуместна, или неуместна только частично, Саша, резко сменив выражение лица, как будто актёр, припасший где-то в потаённом месте маску серьёзного лицо, громко, для убедительности ответил:
– Виноват, товарищ командир! Сию секунду уже посыльной побежал, – и громко крикнув через неплотно закрытую дверь уютной комната, служившей бывшим хозяевам этого двухэтажного кирпичного особняка, построенного в западном средневековом стиле, или спальней, или детской комнатой, размерами 3х4 метра на втором этаже, с хорошим видом на город, если не брать во внимание то, что окна более, чем наполовину были заложены мешками с песком, – посыльный, пулей сюда!
Через минуту посыльный уже стучал подкованными каблуками сапог по лестнице вниз, а через минут пять-шесть, лейтенант Савченко получал нагоняй от комбата за неисправную связь.
– Товарищ майор, ну не я же её сначала чиню, а потом снова порчу устраиваю? Это в полевых условиях, когда провод найти, что иголку в стоге сена, а тут… уже сколько времени, как вша на лысине… Простите, к слову пришлось! – лейтенант сделал виноватое лицо.
– Пошли лучших связистов. Надеюсь, у тебя есть такие, которые смогут и на улицах провод надёжно уложить, чтоб тебе ни гусеницами танка, ни тебе разрывами не повредило, – повернувшись в сторону командира взвода связи и видя, как тот часто кивает, соглашаясь, головой, добавил, – я-то думал, что тебя уже тут нет. С Богом, лейтенант!
– Есть! – лейтенант, козырнув, быстро удалился.
Взвод связи располагался не далее, чем в 100 метрах от командного пункта батальона. Бойцы, пока выпала свободная минута, занимались своими личными делами, от починки обмундирования до написания писем родным и просто чуткому, кратковременному сну, прислонивших к холодным стенам неотапливаемых помещений домов, хозяева которых предрассудительно покинули их в преддверии неминуемого ожесточённого сражения за крупный город, имеющий большое стратегическое и тактическое значение в наступательных планах советского командования и планах обороны войск вермахта.
– Сержант, – обращаясь к Калмыкову, лейтенант как-то по-братски положил ему руку на плечо и легонько потряхивая за плечо, продолжил, – Петя, тут такое дело, нужно послать на устранение порывов самых опытных и, главное, смекалистых бойцов.
– Обижаете, товарищ лейтенант, мои бойцы прошли и огонь, и воду. Вы же не зря именно ко мне обращаетесь, а не к другим?! Ну, а если самых сообразительных, то лучше Васи Домашенко у меня нет. Вот, думаю, что и бойцы из его звена, они уже сплочённые, пойдут. Сколько нужно групп посылать?
– Одну, но лучшую.
– Всё ясно. Будет сделано, товарищ лейтенант! Разрешите идти!
– Ступай, Петя! Я надеюсь…

***
Вася заканчивал писать письмо отцу. После долгих раздумий, он всё же решился написать, хоть отец всячески отклонял даже саму мысль общения, даже по переписке. Это чувство непонимания отца, постоянно не давало покоя его кровному сыну. Для Васи отец был первым после Бога, если сказать на чуть возвышенных тонах, он был ему во всём примером, опорой семьи, кормильцем и защитником. А теперь, как получалось, все эти обязанности он просто перебросил на ещё не окрепшие молодые плечи сына.
«Батя-батя! За что? Почему так? Чем та баба, хоть я её не знаю, пусть эта женщина и расписная красавица, чем она лучше нашей мамки, скажи? Ты же прожил с ней без малого два десятка лет, больше, чем я живу на свете. Что я и мои сёстры расскажем своим детям, твоим будущим внукам? Что ваш дед – герой, не герой войны, хоть и трусом я тебя назвать не могу, тебе досталось тоже, дай Бог каждому, вернее – не дай Бог никому, ваш дед – герой-бабник?! Батя-батя! Мне стыдно будет смотреть мамке в глаза, хотя в чём моя вина, я не знаю. Как мне хочется просто посмотреть тебе в глаза, батя, и, если ты не выдержишь моего взгляда, значит ты бесчестный человек, ты мог поступить иначе, но не смог, не захотел, тебя так лучше, и ты думал о себе, только о себе, а не о нас, жене и детях. Я бы ничего тебе не говорил, а просто посмотрел бы тебе в глаза, и чтобы мой взгляд всегда напоминал тебе о нас, тех, кого ты предательски бросил, и бросил не в лучшее время, а в лихолетье. Ты счастлив, тебе хорошо, ты сидишь в тепле, делаешь свою работу, делаешь её, как всегда, хорошо, но у тебя нет угрызения совести, не мучают мысли о долге, обязанностях. Даже, когда я просил у тебя самого простого, что для тебя не представляло труда, я просил тебя выслать немного бумаги, чтобы я мог писать маме письма, а ты даже не отвечал. Я уверен, что там, где ты служишь, при штабе, уж чего, но бумагу найти можно. Батя-батя! Что у тебя взяло верх, то, что ты герой-фронтовик или то, что ты герой-бабник? Разве мать заслужила это? Разве она была в чём-то плоха? Она тебе родила троих детей полностью отдавала себя тебе и нам, детям, старалась всем делать добро и была примерной матерью, за жену судить не имею права. Но ты же тоже никогда её и ни в чём не упрекал, так?! Значит и тебя устраивала. Батя-батя! Ты мне душу рвёшь. Как так можно? Как так…», – всё это Васе хотелось написать отцу, высказаться один раз, первый и, возможно, единственный.
Но он этого не сделал по двум причинам и первая банальная – бумага была в дефиците, а на клочке всего не напишешь. И второе, он после того, как мысли с эмоциями брали верх над здравым разумом, как при проверке школьного домашнего задания, делал поправки. Порой они были очень значительные, как и сейчас. Но всё же короткое письмо Вася отцу написал, изложив свои мысли, после ретуши и правки.
«Здравствуйте, отец! Вы меня просили, чтобы мы Вас не тревожили. И я исполню эту просьбу, но прежде позвольте мне сказать.
Я, как сын, надеюсь, что Вы от детей не отказываетесь совсем, не в праве осуждать того, кто дал мне жизнь или был к тому причастен. Но в моём сердце нет покоя, как и нет того, любимого мной человека, которого я могу назвать, как раньше, папа. Я всегда хотел подражать своему отцу, который был для меня примером во всём, которым я гордился.
У меня есть отец, давший жизнь мне и моим сёстрам, но нет того, кому я смогу уже по-мужски пожать руку, кого я могу обнять, кому я могу от души сказать: «Здравствуй, папа!».
Бог Вам судья, батя! Хотел много сказать, но…
Прости, батя! Твой сын, Василий Петрович Домашенко.
28.02.45 г.».
Группа связистов во главе со старшим группы рядовым Домашенко, с переброшенным ремнём через грудь, расположенным на правом боку военно-полевого телефонного аппарата ТАИ-43 в деревянном ящике, с пистолетом-пулемётом ППШ на ремне, переброшенном через правое плечо. Следом за ним следовал Саша Климович с катушкой телефонного провода за спиной, карабином и длинным шестом в левой руке. Замыкал группу Аркадий Балашов, также с карабином и шестом.
Шесты, по предложению Василия были усовершенствованы тем, что были предназначены не для установки вешек, предназначенных для навешивания проводов над землей. Это обычно выполняют специальные подразделения, в задачу которых вводилось сооружение кабельно-шестовых линий. И это хорошо работало, но в полевых условиях и там, где необходимо было преодолевать водные препятствия, так как большинство имеющихся в наличие проводов, не имели необходимой изоляции и длительное время не могли работать, при нахождении в воде.
В городских условиях установка шестов затруднена тем, что большие площади территории были покрыты твёрдым покрытием и других, что затрудняло работу связистов и требовало привлечения большего количества связистов. В условиях уличных боёв, когда большая часть участков обстреливается, это бы привлекло внимание немцев и, с большое вероятностью, их труд стал бы «мартышкиным», в случае их обнаружения.
План, который предложил Василий был одновременно и просто и в тоже время усложнял работу звена, состоящего всего из трёх человек. Они, идя по проложенной линии, не просто искали повреждение, а перебрасывали её таким образом, что большая часть линий проводов размещалась и крепилась, с помощью заготовленных заранее крючков, имеющих слегка изменённую конструкцию. Если обычный крючок, предназначенный для подвешивания или поднятия над землёй, скажем, бельевого провода, выполняется формой прописной буквы «г», то Вася предложил ещё к нижнему изгибу добавить перегиб в обратном направлении, строго вниз. И вот эту «загогулину» устанавливали в прикрученной вверху шеста трубке. Боец, подвешивающий провод, установив крюк в приспособление, подводил его под провод, поднимал шест с проводом и подвешивал или на высоко расположенную ветку дерева, или на высокую ограду, телефонный столб и другие городские конструкции.
Подвешенный таким способом телефонный провод практически ничем не отличался от множества проводов телефонной связи и электрических проводов оборванных, которые в большинстве случаев были обесточены порывами, и тем самым провода, проложенные бойцами, имели естественную ландшафтную маскировку и не бросались в глаза на фоне строений и коммуникаций. Эта задумка пришла Василию в голову с тех пор, как начались ожесточённые бои в черте города, что приводило к ещё большему количеству повреждений, чем в военно-полевых условиях на природном ландшафте, где всегда можно найти подручный способ маскировки проводов связи и по максимуму уменьшить вероятность обрыва гусеницами бронетехники.
Порой бойцы, в зависимости от расстояния прокладки линии связи поступали ещё и так. Один боец с напарником прокладывал совершенно новую линию, совместно с помощником, работающим с вешкой и крючками, как выше было описано, а третий, параллельно с ними, сматывал на пустую катушку повреждённый провод и, при необходимости, устраняя его порывы. И когда существовала необходимость в дополнительном проводе, давал катушке «задний ход».
Работали связисты, молча и, только при необходимости, обменивались короткими репликами и командами. И на этот раз бойцы споро, по отлаженной технологии прокладывали надёжную проводную связь. Мороз на вечер крепчал, щипал за щеки и остужал руки, делая непослушными пальцы, когда приходилось выполнять тонкую работу без рукавиц.
Всё отчётливее слышались звуки перестрелки и, с наступлением вечерних сумерек, виднее были места вспышек и редкие очереди трассирующих пуль с немецких позиций. Периодически, на передовых позициях, где располагались стрелковые взводы батальона, ухали разрывы мин. Враг не давал красноармейцам расслабиться, а они отвечали им взаимность.
– Лучше бы было нам на полчаса позже выйти, тогда гансы трапезничать начинают. И мы за те полчаса могли бы спокойно пробросить связь до позиции, – бухтел Санёк Климович, – так же, Васёк?
– Да так-то оно так, но кто знает, что за эти полчаса может случиться. Это ты, когда девушке свидание на закате назначишь, а сам будешь выжидать из-за засады, чтобы тебя никто не «спалил», что ты с ней встречаешься, выйдешь на полчаса позже. Думаешь, что девка-дура, будет тебя ждать?
– Ну, при чём тут это. Ты тоже сравнил. Я же о другом тебе…
– Вот! Так и есть, диверсанты. Ёлки-палки, колкие иголки, – сняв зубами правую рукавицу, Аркаша, достал из подсумка инструмент, начал восстанавливать цепь соединением проводов, затем дернул провод, уходящий вперёд и тот, легко подался и вскоре он держал в руке ещё один конец обрыва, – Вася, обрублены топором, скорее всего и концы снегом прикрыты. Вот суки! Я бы их…
– Ага, ты его поймаешь на месте преступления, а он тебе на своем «гортанном» скажет: «Ни слухом, ни духом не знал. Я лёд ледорубом рубил, чтобы руссиш-зольдат не упал…», – улыбнулся в ответ Саша, – ты живее, не отставай, чтобы тебя не «укоротили» ледорубом.

***
Исполнив добросовестно и качество задание, Вася с бойцами возвращался в своё подразделение, предварительно связавшись с наблюдательным пунктом батальона, где, с того конца провода, Саша, ординарец комбата ответил, что никаких распоряжений по поводу вашей группы не поступало, возвращайтесь в расположение взвода. Бойцы были в настроении, и оно подкреплялось ещё и тем, что к этому времени стрекотня стрелковой перестрелки попритихла, миномётные обстрелы, выполненные немцами «на закуску» после их ужина, нет, лучше сказать «поданную на ужин» или «zum Abendessen serviert» уже затихли. Возможно, плотный ужин и мороз делали своё дело, закрывая глаза, в желании предаться дремоте. Как быто ни было, но наступила тишина до звона в ушах, что могло радовать и одновременно настораживать.
Кому часто приходилось возвращаться домой, пусть и не в прямом смысле, а к месту пребывания, где, как минимум, ждал долгожданный отдых и тот же котелок, с уже остывшей кашей. Снег начинал скрипеть под усиливавшимся морозом, который в дневные часы сдавал позиции. Приход весны хоть и не имел явных проявлений, но даже та же дата говорила о многом, 28 февраля – последний зимний день четвёртой военной зимы.
И само осознание, что завтра уже 1 марта, а значит начинается календарная весна. И бойцы надеялись, что именно в этот день они ступят на землю противника. А эта граница была одновременно и линией фронта на многих участках противостояния. От бойцов передового подразделения, второго стрелкового взвода, связисты также сегодня слышало нетерпение по поводу быстрейшего перевода линии фронта на территорию Германии. Кто-то мечтал, если повезёт, то сфотографироваться, если не у пограничного столба, то у какого-либо дорожного знака, с указанием на Берлин. Наверное, если родные получат такое фото, то и комментарий к нему не нужно. Это могло в разы поднять и так находящийся на должном уровне боевой дух бойцов.

Предыдущая глава - http://proza.ru/2023/01/18/595