Жара. 0

0
Комар уселся на светло-зеленой стене непосредственно поблизости от известной картины. «Последний день Помпеи», вероятно, не действовал на него своим кровавым ужасом. Зато последние секунды комара явно не хотели предрешать события. Но Она вошла. Лениво включила свет, уставилась на картину. «Комар сонно распластался на светлой зелени»,- флегматично подумалось ей. Вдруг в обоих глазах ее что-то сверкнуло, ярко-красное: комарик раздвоился. И вот уже по стене сползала кровавая ниточка.
Руки были в крови. Равнодушно она опустила их в тут же стоявший таз с холодной водой, вымыла их, а потом протерла и стену. Все было как прежде: чистая светло-зеленая стена и «Последний день…»…
Жара полностью выключила ее сознание, так что казалось, что неминуема какая-то катастрофа. Зной распластал все живое в городе, и он казался пустыней. Из крана потоком хлынула горячая вода. Кипяток обдавал все тело паром горячей смерти, хотелось выйти в открытое пространство вечного холода и задушить в себе это проклятое лето. Она уже было в каком-то бессознательном экстазе жары чуть не совершила глупость: поднявши голову к небу, вырезала  в раскаленной атмосфере дыру Туда. Но… Слава Богу! Обошлось. Еле-еле хватало мужества противостоять этой духоте.
Воздух сопрел, как преет пропавший суп, а солнце герметично закупорило маленькую кастрюльку Земли  раскаленной крышкой. Под ней все варилось, раскалялось, и это был эффект полнейшей переработки мозгов и чувств. Лишь ночь давала какое-то отдохновение. Деревья чувствовали себя в ней более могущественными. Они набирали силу и тянулись стволами южных кленов к темному небу. А там, казалось, все было в каком-то черном варенье. Липкие звезды присасывались друг к другу и, в конце концов, исчезали, высосанные чьими-то теплыми губами. Только луна еще была в полном порядке. Она с презрением включила свой раскаленный фонарь и высвечивала тех, кто пытался подышать теплым воздухом.
Вот пробежал троллейбус, как заяц, прижав уши. Вот промычал поезд… 
… Шел последний день.

1
Человек начал писать о вечной нравственности. Между тем Она ходила и убивала. Это было совсем не так трудно, как она предполагала поначалу. Даже иметь желание было не обязательно. Просто надо было убивать – как будто ей приказали делать это свыше.
А ее родной человек все писал о вечной нравственности, между тем она заедала все это рыбными котлетами в томате и тихо про себя смеялась. Она была счастлива. Еда доставляла ей наслаждение. Особенно обжорство. Это было убийство собственной красоты. Она с удовольствием вглядывалась в зеркала, видя в них свою уже одутловатую фигуру с уродливыми наростами жира. Она наслаждалась этой патологией. Пока Гамлет решал свои вопросы «быть или не быть», «мстить или не мстить», она уже давно решила.
Было мерзко жить в такой атмосфере зноя и духоты. А пишущий человек не понимал, что само решение каких-то вечно человеческих проблем уже противно. Ей претили эти вопросы с выяснением, что нужно, а чего не нужно. Раздражительность доходила до предела, и инстинкт разрушения начинал брать свое. Но … убить Человека?
«Сейчас нужен только покой, - думала она. – Разлиться всей своей массой по жаре, распластаться и видеть сны».
Но покой не приходил. Она опять начинала злиться на него. «Все пишет и пишет», - ругалась она про себя. «Поздно уже писать». Последние годы, дни, часы. Он должен был бы быть с ней. Только с ней! Наверняка с ней! Он должен был бы прощаться с ней, обнимая ее, целуя ее глаза. Он должен был бы зачать нового ребенка, которому никогда не родиться, но он должен был! Должен был сделать это!
«Как глуп!» -  опять подумалось ей.
Вот человек запрокинул голову и стал вдохновенно водить глазами по звездам.
«Фи! Какие они дряблые и липкие. Жара выела его разум, он хочет удивить человечество, когда его уже наверняка нет! Или вскоре уже не будет… Вот уж, право, игрушка в собственных руках. Сам же запустил это проклятое искусственное солнце, которое, выйдя сейчас из системы optima, сжигает все под собой, … и сам же решает гамлетовские вопросики!».
Женщина разделась по пояс, оставив только лифчик, и принялась ходить по кухне. Вентилятор не помогал. Все равно воняло гнилью, и всюду бегали тараканы. Они как нарочно расплодились в условиях максимальной жары и теперь так и кишели под ногами – благо еды для них было предостаточно. Женщине есть сейчас не хотелось. А мужчина и вовсе не был голоден. Он питался своей писаниной и не обращал никакого внимания на кучу продуктов, валявшихся тут же. Суп в кастрюле протух, так как холодильник отключили два дня назад. По квартире распространялся запах гнили и чего-то переброженного. Солнце же еще больше сдавливало свою крышку.

2
Вдруг появились комары. Жара немного спала, но прохлады наступить уже не могло. Комары вольно вели себя в комнатах, особенно на кухне, так как балконная дверь была распахнута до предела. Но вместо свежего воздуха влетали в балконные проемы вот эти кровопийцы и сосали кровь мужчины и женщины. Эта насекомная сволочь почувствовала вдруг невообразимую свободу, потому что женщине было пока не до нее. Правда, укусы чесались все  сильнее и сильнее. Тогда, не выдерживая, Она брала лезвие и вырезала их прямо на своем теле. Кровь текла струйками ручья, и теперь комарам незачем было тратиться на укусы. Можно было просто подставить хоботок под алую ленточку и – обжираться. Они так и делали.
Вот женщина прижала одну ногу к телу и увидела еще один укус. Он был возле колена прямо на большой коричневой родинке, которую она с детства  оберегала от всяких напастей. Укус приводил ее в бешенство. Но она еще боролась со своим раздражением, памятуя о табу на эту ногу, которое сама же и наложила. Эта родинка была похожа на глаз – черное пятно казалось зрачком  на круглом колене. Она иногда сжимала его и повязывала платочком, получалось нечто вроде кукольного личика. Игра так нравилась ей, что сейчас трудно было свыкнуться с мыслью, что она должна будет расстаться со своей вечной игрушкой, по крайней мере, вечной для нее, пока она жива. Глаз вырезать было жалко. Женщина хотела посоветоваться с Мужчиной, но он опять писал и не обращал никакого внимания на ее мучения. Он думал обо всем Человечестве.
Тогда она, поняв, что помощи ждать уже неоткуда, дрогнувшей рукой взяла окровавленное лезвие и вырезала родинку-глаз прямо с укусом. Чесотка прекратилась, вместо нее появилась боль, но это было гораздо выносимей. Боль была какой-то чистой по сравнению с чешущейся поверхностью. Она не приносила чувства грязи собственного тела и окружающего мира.
Лезвие упало в тараканий сброд, кишащий под ногами, а рука выложила на кухонный стол мякоть с побледневшей кожей и резко очерченной черной горошиной. Она прощалась с Детством и юностью…  А Мужчина все писал.
……………………………………………………………………………………………………………….
3
Кто-то позвонил в дверь. Женщина открыла. Перед ней стоял Гаутама. Он тихо прошел в зал и включил верхний свет. Лицо, а точнее, лоб его был обезображен. Женщина тихонько вскрикнула и села на диван в большом нервном напряжении. Будда в руках держал что-то вроде меча и сейчас пытался убить залетевших в комнату комаров. Они тоже причиняли ему грязное беспокойство. Чесотка распространилась по всему телу, но особенно доставалось огромному лбу.
- Что с тобой, дорогой? - спросила она.
Но лицо Гаутамы ничего не выражало. Он спокойно сел напротив, и глаза уставились в светло-зеленую стену. Он продолжал сидеть так несколько часов, потом взгляд его соскользнул на колени Женщины. Одна из них была изуродована.
- Я вырезала Глаз, - смущенно проговорила она. – Мне больше ничего не оставалось делать.
Он утвердительно кивнул. Потом, как бы очнувшись от забытья, сказал металлическим голосом:
- Мне тоже пришлось сделать это. Теперь нам остается только убить твоего мужа.
Женщина громко вскрикнула, и теперь все поняла. Лоб Будды был действительно кроваво обезображен, и теперь на нем не хватало Третьего глаза. После долгого молчания Гаутама произнес:
- Все пишет?
Женщина кивнула в знак согласия.
- Глупец! – Гаутама грозно расхохотался. – У него теперь нет никаких шансов. Третий глаз вырезан, и ему теперь не к чему писать.
- Разве до вас еще не дошли оползни? – спросил Он более сдержанно после перерыва.
- Нет, но я жду их с минуты на минуту, - произнесла она. – Если будет рассвет, то мы, наверное, его не застанем, нас снесет в пустыню.
- Что ж, это к лучшему, - сказал Гаутама. – Нас давно уже стоило бы прихлопнуть, как вот этого комара.
Он резко вскочил, выхватил свой меч и полоснул им по стене, где спокойно сидел комар, напившись крови. Но верткое насекомое ускользнуло от удара, лишь стена покрылась трещинами.
-Черт! – простонал Будда.
Комарик опять сел на то же самое место и как будто потешался над Богом. Тот снова ударил мечом, и снова безрезультатно. От стены откалывались кусочки известки и штукатурки, а верткое созданье оставалось живым.
- Нет! – вдруг вскричала Женщина. – Это должна сделать я. Ты ведь не убийца.
Она выхватила меч, и в глазах ее загорелись огоньки кровавой луны. Меч она все же выбросила, и так осталась без оружия перед светло-зеленой стеной и известной картиной. Ладони ее тряслись от предстоящего наслаждения. Вот опять прилетел комарик, прожужжав над самым ухом, и сел на то же самое место, как будто потешаясь над всей этой игрой в убийство. Женщина насторожилась, вытянула шею, тихо на цыпочках подошла к стене и ударом ладони придавила мерзкое насекомое.
Струйка крови потекла по стене, как из вытекшего глаза.  «Последний день Помпеи»  закачался, и стена рухнула, завалив обломками всю кухню. Женщина дико расхохоталась, глядясь в свой окровавленный и уже начинающий гноиться третий глаз: теперь тот, кто сидел и писал на кухне для всего человечества, уже не мог этого делать. Его завалило обломками.

Эпилог

Рукописи исчезли в  крови и бетоне. А Человек был вот уже целое столетие слеп.
…………………………………………………………………………………………………………………
………………………………………………………………………………………………………………

… Сон удачно прервался, и она быстро вскочила с кровати. Жара не позволяла видеть ей прохладные сны. Снилось все непременно липкое, что-то вроде крови или варенья. Проснувшись, женщина ощупала ложе – мужа рядом не оказалось. Она вдруг всполошилась: ужасная мысль, или скорей, страшная догадка мелькнула в голове. Как и была, нагой, она побежала на кухню, мучительно перебирая ужасные фрагменты сна. Быстро открыла дверь и сощурила от близорукости глаза.
На кухне горел свет, балконная дверь была открыта, а мужчина сидел, опустив голову над рукописью, лица не было видно. «Слава богу, - подумала она успокоившись. – Спит». Она только хотела выйти и лечь снова в постель, как ей неудержимо захотелось ласки. Она подошла к мужчине и нежно поцеловала его в темя. Тот, по-видимому, крепко спал, потому что даже не пошевелился. Тогда она обеими ладонями приподняла его голову, надеясь поцеловать в лоб и губы … - крика не было! Женщина не кричала, она тихо убивала себя, спокойно глядя на обезображенное лицо мертвеца. Она не верила своим глазам. Третий глаз был вырезан и кровил, остальные два были слепы. Рукопись заливала кровь…
А Гамлет так и не успел произнести «быть или не быть».                1989 г.