Под солнцем южным, незакатным

(к 160-летию со дня рождения донского писателя
  Серафимовича Александра Серафимовича)

                Ржавеет золото, и истлевает сталь,
                Крошится мрамор. К смерти всё готово.
                Всего прочнее на земле печаль
                И долговечней – царственное слово.
               
                Анна Ахматова   

Писатели не рождаются на земле. Они падают с небес, подобно звездам. Звезда Александра Серафимовича для нас, жителей Дона, – особая: она вспыхнула и упала именно на донскую землю. «Есть на земле одно место, куда я стремлюсь беспрестанно, куда меня тянет, словно магнитом, с новой силой всякий раз, едва я расстаюсь с ним. Это отчий край, край моего детства – казачий Дон. Поедешь ли, пойдёшь ли куда – всюду видишь его частичку. И попадётся тебе вдруг знакомый с детства цветок-бессмертник… и нежданно-негаданно обдаст тебя духом родного дома», – писал Серафимович о своей станице Нижне-Курмоярской Области Войска Донского, ставшей родиной будущего писателя. Увы, на карте России уже не найти этой станицы, первые упоминания о которой относятся к 1613 году. Время безжалостно: просуществовав более трёхсот лет, в 1952 году она ушла под воду при заполнении чаши Цимлянского водохранилища. Её развалины теперь покоятся на дне рукотворного моря примерно посередине водной акватории напротив станицы Малая Лучка Дубовского района.
   Сегодня, пристально вглядываясь в растворяющееся в туманном мареве прошлое, мы попробуем вглядеться в крупного российского и советского писателя Александра Серафимовича Попова, приблизить его фигуру к нашим дням из далёкого далека. Да-да, это не описка, Попов – подлинная фамилия выдающегося сына Тихого Дона, хотя несколько поколений советских людей, да и современных россиян знают его как Серафимовича.  Серафимович – это оригинальный псевдоним писателя, образованный из собственного отчества путём переноса ударения с гласной «и» на следующую гласную «о». Причина, по которой все свои произведения Александр Серафимович Попов публиковал под придуманным им псевдонимом, изложена чуть ниже. Прежде, обратимся к биографии писателя.
   Родился Александр Серафиомович Попов 160 лет назад: 19 (7 – по старому стилю) января 1863 года. Отец Серафим Иванович Попов в казачьем чине «есаул» всю жизнь прослужил казначеем в полковой канцелярии; его кавалерийский полк принимал участие в Кавказской войне на территории Малой Чечни. За  многолетнюю службу на Кавказе был награжден орденом Святого Георгия и Георгиевским крестом. В 30-летнем возрасте Серафим Иванович вернулся на Дон, в станицу Нижне-Курмоярскую и через год женился на юной донской казачке Раисе Александровне Дубовской (была она на 15 лет младше мужа – прим. авт.), дочери войскового дьяка из Новочеркасска (по современному: дочь прокурора – прим. авт.). Сама Раиса Александровна доводилась правнучкой есаулу Евлампию Котельникову, участнику Отечественной войны 1812 года в составе Донского казачьего войска под командованием атамана Матвея Ивановича Платова. Сражался есаул Котельников с французами на Бородинском поле, а уже в чине полковника вступил в Париж и прожил в нём несколько лет. Через год после свадьбы у четы Поповых родился первенец, наречённый Александром – будущий всемирно известный писатель. Когда малыш появился на свет, его родная бабушка, принимавшая роды, заключила: «Дюже удачливый и способный будет и Господом будет хранимый». Возможно, потому она так пророчествовала, что родился он «в рубашке» и ровно в святой день –  на праздник Крещения Господня. После январского восстания 1863 года в Польше, целью которого ставился её выход из Российской империи и восстановление Речи Посполитой, требовалось усилить меры усмирения польской шляхты. Поэтому в 1866 году казачий полк Серафима Ивановича был передислоцирован под Краков. И семья Поповых переехала к месту службы отца семейства. В Польше у Александра появилась сестрёнка Олимпиада, которую в своих воспоминаниях писатель «величал» Липой. Таким образом, семь детских лет своей жизни Александр провёл в Польше. В конце 1873 года семья снова вернулась на Дон, но уже в окружную станицу Усть-Медведицкую, где отец получил должность адъютанта при окружном атамане. Там у Александра родились ещё два брата – Вениамин и Сергей. Вот как впоследствии  вспоминал свои детские годы Александр Серафимович: «Детство моё прошло на Дону и в польском местечке Стопница (в 80-ти километрах северо-восточнее Кракова – прим. авт.), где стоял полк отца. Как-то на полковом плацу пороли розгами казака, убежавшего с тоски на Дон и возвращённого к месту службы сыскным ведомством. Мать мне сказала: "Никогда, никогда не будь военным, они вытравят у тебя душу", и это врезалось на всю жизнь». 
   У Серафимовича, родившегося и выросшего на Дону, на всю жизнь запечатлелся в памяти ещё один примечательный эпизод детства: лето, станица Усть-Медведицкая, древний «Казацкий стан» на белой горе, самой высокой точке близлежащих окрестностей; он сам – ребёнок 11-ти лет – стоит на вершине горы, буквально заворожённый открывшейся далью, жёлтыми плёсами Дона, зноем, неуловимо струящимся над рекой… Родина для него – это семейные предания старинных казачьих родов Поповых, Дубовских и Котельниковых.
   Александр очень рано стал сиротой: вскоре после рождения самого младшего из братьев – Сергея, в ноябре 1875 года в возрасте 48-ми лет умирает отец; Александру шёл13-й год. Смерть его потрясающе подействовала на мать: она заболела. В семье «началась непроходимая, незамирающая бедность». Уже с третьего класса мальчику приходилось давать за гроши частные уроки, чтобы материально помочь матери. И сама учёба была нелёгкой. О своих школьных годах Серафимович писал: «Черносотенные, непроходимо грубые учителя старательно воспитывали в учениках неугасимую ненависть к школе и ко всему, что с ней связано. Нас душили в гимназии латинским, греческим, законом божьим, давили всем, лишь бы задушить живую душу. Всякую книжку по общественным наукам отнимали, а нас сажали в карцер. До третьего класса гимназии я был исступленно религиозным. Но к четвертому классу церковь стала для меня капищем, а попы – жрецами и мошенниками. В гимназии у нас училось много детей трудовых казаков. Создавалась постоянная связь с трудовой казачьей массой». 
   Несмотря на все запреты и кары, гимназисты находили возможность тайком читать произведения революционных демократов – Писарева, Чернышевского, Добролюбова. Их книги стали любимым чтением юноши. Пристрастившись к чтению, он запоем читал и русскую художественную классику – Пушкина, Тургенева, Толстого, Помяловского. В старших классах  гимназии от приезжавших на каникулы студентов Александр узнал о революционерах-народовольцах Желябове, Халтурине, Перовской и других, а также получил первое представление об общественно-политической жизни России. 
    Мать оставалась единственной опорой в жизни будущего писателя. Поэтому многое он унаследовал именно от матери – ласковой, отзывчивой женщины, готовой отдать последние крохи тем, кто оказывался в беде. Раиса Александровна слыла человеком умным, но ум её был удивительно непрактичного склада – никогда она не умела выгодно устроиться в жизни; была малограмотной, едва умела писать, однако владела ярким, образным языком – тем народным наречием, каким гуторило донское казачество. Не отсюда ли истоки его самобытного стиля повествования и «народного» языка в большинстве своих произведений, созданных за долгую жизнь в русской и советской литературе?
   Мать билась в бедности, но при этом очень хотела, чтобы ее любимый Сашенька обязательно получил образование. Ей удалось выхлопотать сыну скромную войсковую стипендию, что позволило будущему писателю в 1883 году поступить на математическое отделение физико-математического факультета Петербургского университета.  Несмотря на то, что в ведущем университете Российской империи преподавали выдающиеся учёные –  математик Марков, великий химик Менделеев, известный историк Платонов и отец российской физиологии Сеченов – у студента Попова сложилось нерадостное впечатление об учёбе. «Почему именно на математический факультет? – вспоминал Серафимович, – так же слепо и без достаточных оснований, как большинство гимназистов. Университет, университетская наука были совершенно отрезаны от гимназии и от тех знаний, которые гимназия давала. В университет мы ехали полными невеждами, не имея ни малейшего представления о методах научной работы и о том научном материале, с которым мы будем иметь дело. И когда приехал в  университет, началось то, что, было в гимназии: профессора, лекции, всё содержимое университета само по себе, а я, мой внутренний мир, моя потребность знания – само по себе. Я жаждал знать не только мертвое сцепление вытекающих одна из другой математических формул, но и тот живой процесс, несомненно, физический процесс, который стоит за формулами и которому эти формулы отвечают. Этого не давала профессура, она просто не считалась с этим, предоставляя нам самим добиваться философского смысла и значения математических явлений, добиваться собственными силами, игнорируя нашу неподготовленность. Это разом положило черту отчуждения между мною и формальным преподаванием университетской науки. Математикой я занимался постольку, поскольку это необходимо было для сдачи экзаменов, а для себя, в удовлетворение собственной внутренней потребности знания, посещал лекции отдельных по выбору профессоров на юридическом и естественном факультетах, штудировал с группой товарищей Маркса и общественно-экономические науки. Так было во всё продолжение университетской жизни». А вот знакомство с Александром Ульяновым (старшим братом Ленина) произвело на  студента Попова едва ли не самое сильное впечатление. «Он сразу выделялся в толпе матовым и полным несокрушимой энергии лицом, крепкой, слегка вперёд наклонённой, точно в порыве, фигурой – делился Серафимович. – Блестящий оратор; он давил противника несокрушимой аргументацией, сарказмом, стремительностью. С ним было трудно спорить. Начитанность была громадная. Он был великолепный организатор. Схватит человека, повертит его со всех сторон, гож – в организацию, нет – отбрасывает в сторону и за другого». 
   В Петербурге обозначились две очень важные особенности отношения к миру будущего писателя: он особенно остро переживал любовь к родному краю, степному простору, любимой реке и горячему солнцу, и это чувство осталось в душе Серафимовича до последних дней жизни, во многом обусловив тематику его произведений и жизненные приоритеты. Здесь же проявилась удивительная жизненная активность Александра, умение жадно впитывать впечатления, познавать мир, не переставая удивляться его красоте, естественная, природная жажда жизни.
   Первая проба пера у Александра Попова состоялась ещё в студенческие годы. Он написал рассказ об охоте на уток в придонских озёрах, но университетские товарищи это литературное творение не восприняли всерьёз. И юноша на время оставил попытку писать. Он ещё не обрёл, не выстрадал свою тему.
   В мае 1887 года, после неудавшегося покушения на царя Александра III, Александра Ульянова повесили. В его записной книжке следователи обнаружили имя Александра Попова. Кроме того, в руки полиции попала листовка, от руки написанная Поповым, в которой в форме воззвания к населению он пытался разъяснить смысл окончившегося неудачей покушения на императора и призывал к революционной борьбе. Будущего писателя арестовали и отправили  в тюрьму. По приговору суда в июне 1887 года он был сослан на пять лет в глухой городок Мезень Архангельской губернии. Ёкнуло сердце юноши, когда привезли его туда два жандарма: «Прощай, родное южное солнышко! Не скоро увижу родные белые горы, отраженные в реке Дон, услышу сухой звенящий звон, гомон южных птиц. Здесь человек поистине похож на остановившиеся часы. Все мысли, чувства, сами сердца как будто замерли, остановились, почти оборвались», – писал ссыльный Серафимович.
   Через год он был перемещён в уездный город Пинегу той же губернии. Постепенно Александр освобождается от первого гнетущего впечатления. В ссылке он сблизился с организатором Морозовской стачки в Орехово-Зуево, ткачом Петром Анисимовичем Моисеенко. Живой, компанейский, внимательный, Моисеенко собрал вокруг себя ссыльную колонию, организовав столярную мастерскую, доходы от которой шли в общий котёл – в том числе и для пищи духовной: выписывали немало газет и журналов. Шли бесконечные споры, не остывали беседы – о России, о народе, о неизбежной революции…
   Александр Попов начинает ощущать своеобразную поэзию необычной суровой природы. Общение с местными жителями приносило ему огромное удовлетворение. Он жадно слушал поморов, живших рыбной ловлей и охотой на морских зверей, узнал, как тяжел и опасен был этот промысел. В нём снова проснулась тяга к литературному творчеству. Однажды он пришёл к своим товарищам по коммуне и сказал: «Хочу прочитать, что написал». Это был рассказ «На льдине». Прочитанный рассказ впечатлил товарищей. Они и посоветовали автору отправить его в какой-либо журнал или газету. Само собой разумеется, что за подлинной фамилией политического ссыльного рассказ не был бы опубликован ни в одном литературном издании того времени. Тогда и пришла в голову Александру идея: в память об отце, которого он безмерно почитал, превратить своё отчество в псевдоним. А чтобы псевдоним смахивал на фамилию, виртуозно перенёс ударение на следующий слог: СЕРАФИМОВИЧ – в нём чувствуются отголоски польского периода детства Александра Попова. Первый рассказ начинающего писателя напечатали «Русские ведомости» 26 февраля 1889 года. Об этом долгожданном событии он вспоминал так: «Сижу однажды на лавочке около дома, смотрю, друг Сашка бежит, машет газетой и кричит: "Напечатали! Напечатали! " Не помню, как я очутился около него, выхватил газету и стал читать свой рассказ. Вижу, напечатано: "На льдине,  рассказ А.С. Серафимовича". Глазам не верю! Неужели напечатали?  Начинаю читать. Раз прочитал, другой – прочитал, третий… Не верится: неужели это я написал? И опять начинаю читать. Газету с рассказом наклеил на стену и опять читаю. Долго читал, даже голова разболелась. Подошёл к умывальнику, вымыл голову холодной водой и лёг спать. Это событие в моей жизни и послужило толчком к моей литературной деятельности».
    Тяжелая жизнь рыбаков-поморов так талантливо была описана молодым литератором, что привлекла к его имени внимание читателей и прогрессивных писателей тогдашней России. В нем увидели яркий, самородный талант. Успех рассказа «На льдине» заставил поверить в себя и самого автора, окрылил его. Отныне псевдоним стал постоянным литературным именем писателя. А первый гонорар в 50 рублей был отдан в общий котёл ссыльной коммуны (большие деньги по тем временам: средняя зарплата в Российской Империи у работников фабрик, заводов и служащих младших чинов – 20 рублей в месяц; пальто мужское длинное – 15 рублей; гармонь-двухрядка – 7 рублей 50 копеек; мясо говяжье «лопатка» 1 килограмм – 45 копеек; батон ржаного свежего хлеба весом в 400 граммов – 4 копейки).
   Примерно через полтора года (осенью 1890 года) вышли в свет следующие два рассказа Серафимовича, навеянные тяжкими впечатлениями архангельской ссылки – «Снежная пустыня» и «На плотах». В них он застолбил свою главную дореволюционную тему: отчаянное положение трудового человека в тисках безжалостного социального механизма. Эти рассказы были одобрительно встречены известными к тому времени писателями – Г.И. Успенским и В.Г. Короленко. Гонорары за них обеспечили Серафимовичу финансовую возможность уехать с Севера в родные края. По причине слабого здоровья срок архангельской ссылки ему скостили, и уже в 1890-м отправили на родину – под гласный надзор полиции: «…согласно постановлению особого совещания 11 января 1890 года ему разрешено было переехать на родину в Область Войска Донского с оставлением его под надзором полиции на срок, установленный определением особого совещания, т. е. по 11 июня 1892 года. Вследствие сего 26 июня 1890 г. он прибыл из Пинеги в ст. Усть-Медведицкую», – гласила выписка из сведений департамента полиции об А.С. Попове 1890 года. На основании этой выписки, видимо на случай побега, Донское областное жандармское управление заблаговременно разослало по полицейским участкам ориентировку на прибывшего поднадзорного: «Попов Александр Серафимович, сын умершего есаула, вероисповедания православного, холост, знает столярное и слесарное ремесло. Роста 2 аршина 6 вершков (169 см – прим. авт.), телосложения среднего, волосы на голове, усах и бороде темно-русые, лоб высокий, глаза темно-карие, нос широкий, подбородок круглый, лицо чистое. Особые приметы: бородавка над правой скуловой костью. Имеет мать, вдову есаула, Раису Александровну, проживающую в станице Усть-Медведицкой Области войска Донского, и владеющую там домом. Обыскать, арестовать и препроводить в распоряжение начальника Донского областного жандармского управления, уведомив о сем Департамент полиции».
   Путь до станицы Усть-Медведицкой Серафимович проделал за одиннадцать дней. Было время о многом подумать, кое-что наметить на ближайшее будущее: ни имущества, ни земли, ни капитала. Соскучившаяся мать Раиса Александровна вышла встречать сына за околицу – на въезде в станицу. И глядя на постаревшую мать, Александр понимал, как нелегко было ей: жить после его ареста под косыми взглядами станичников. Казачку, воспитанную в духе традиционного почтения к начальству, к государю, которому верой и правдой служили её муж, отец, дед и прадед, сильно подкосило осознание несбывшейся мечты: «поднять сына», выучить, вывести в люди и порадоваться его успехам –  всё рухнуло. Она привыкла к бедам, ударам судьбы, но случившиеся с Сашей – удар непостижимой силы. Взгляды и убеждения сына ей непонятны. Однако, не разделяя его взглядов, молча простившая сына за все нравственные страдания, она до конца своей жизни будет любить своего Сашеньку (Раиса Александровна так и осталась вдовой и намного пережила своего мужа; точная дата её смерти неизвестна, однако, из письма Александра своему брату Вениамину в 1911году доподлинно известно, что в свои 69 лет она была ещё жива: «…уехал я из Раздорской в Питер в середине сентября. Мама осталась в Новочеркасске с невесткой Ксенией и внуками. Хворенькая она.» – прим. авт.). А он, чувствуя свою вину за страдания матери, долго не смог оставаться в отчем доме. Как только полицейский надзор был снят, Александр Серафимович, получив право передвижения по Области Войска Донского, в 1892 году уезжает в Новочеркасск, где устраивается на работу в первую на территории Области Войска Донского ежедневную газету «Приазовский край». Темы его корреспонденций и фельетонов вызывающе злободневны, заголовки зачастую имеют агрессивный оттенок: «Сумерки», «Гангрена», «О том, как в мутной воде рыбу ловить». Журналист Серафимович пишет по принципу «Что вижу, о том пою»: о произволе полиции в обращении с городской беднотой, о судебных издевательствах над мужиком, об эксплуатации портовых грузчиков подрядчиками, о хищниках-хлеботорговцах, о беспризорных детях… И делает выводы: «В Мариуполе становится страшно жить». Или: «Ростов – город чистых буржуа. Здесь все покупается: любовь, дружба, знакомства, человеческие отношения». Рассказы, написанные им в этот же период – «Стрелочник», «Под землёй», «Маленький шахтёр», «Сцепщик», «На заводе» – тематически близки к его газетным публикациям.
   В Новочеркасске Александр Серафимович встретил свою будущую жену, юную (на 13 лет младше; не пример ли отца? – прим. авт.) красивую казачку Ксению Александровну Петрову. Она была образованной, владела иностранными языками, прекрасно играла на рояле, к тому же являлась одной из создательниц городской библиотеки в столице Области войска Донского. В 1895 году они сыграли свадьбу. Буквально на следующий год Серафимовича переводят в Мариуполь в качестве заведующего местным  отделением газеты «Приазовский край». Результатом жизни в этом городе на берегу Азовского моря стал цикл рассказов и очерков «Мариупольские картинки» – о нелёгкой жизни ремесленников и рыбаков. Спустя полтора года писатель вновь возвращается в Новочеркасск, где в конце 1899 года в семье Поповых (Серафимовичей) появился первенец – Анатолий. В столице донского казачества он становится штатным сотрудником рупора либеральной казачьей интеллигенции, газеты «Донская речь», выходившей с периодичностью четыре номера в неделю. В марте 1899 года редакция «Донской речи» была переведена в Ростов-на-Дону, куда вынуждена переселиться и семья писателя. При этом газета была превращена в еженедельное иллюстрированное издание; поменяла она и ориентацию – стала органом буржуазно-демократических сил на Дону. Один из фельетонов Серафимовича о проделках крупного воротилы ростовского банка М.И. Берберова, произвел огромную сенсацию. Газета «Донская речь» оказалась выкупленной этим же воротилой, а сам автор скандального фельетона тут же был выброшен на улицу. Правда, долго Серафимовичу без дела сидеть не  пришлось: в апреле 1901года выходит его первая небольшая по объёму книга с прочувствованным предисловием самого «патриарха» русской литературы В.Г. Короленко – «Очерки и рассказы». В неё вошли всего лишь восемь произведений малой прозы: «На плотах», «В тундре», «Поход», «Стрелочник», «Месть», «Прогулка», «Под землёй» и «Под праздник». А в январе 1902 года он получает приглашение из Москвы от писателя Леонида Андреева на работу в газете «Курьер», и уже к августу с семьёй переселяется в первопрестольную. Вскоре чету Поповых (Серафимовичей) ожидало новое радостное событие: в конце апреля 1903 года у них родился второй сын – Игорь. 
   Следует отметить, что тот же Андреев фактически стал «крёстным отцом» Серафимовича в литературе: он привлёк его к участию в знаменитом литературном кружке Николая Телешова «Среда», где заседала элита московских писателей: Максим Горький, Иван Бунин, Александр Куприн, Владимир Короленко, Дмитрий Мамин-Сибиряк, Леонид Андреев, Владимир Гиляровский, Константин Бальмонт и другие. Надо было вытащить счастливый билет, чтобы оказаться в их числе. По неписаному обычаю все участники общества носили прозвища. Серафимовичу досталась кличка «Лысогор» – за уже ясно обозначившуюся лысину. Заседания проводились по средам, отсюда кружок и получил своё название. Интересно, что участников кружка объединяли не эстетические или политические взгляды, а дружеские отношения. Один их них (Борис Зайцев) вспоминал: «…на «Среде» держались просто, дружественно. Дух товарищеской благожелательности преобладал. И тогда даже, когда вещь корили, это делалось необидно. Вообще же это были московские, приветливые и добрые вечера». Хотя буржуазно-либеральное мировоззрение большинства собиравшихся в «Среде» участников было чуждо революционным настроениям Серафимовича, однако, сам этот кружок был для него хорошей литературной школой.
   На рассказы и очерки Серафимовича, в которых он изображал каторжный труд и бесчеловечную эксплуатацию трудящихся, их растущую сознательность и тягу к революции в 1903 году пристальное внимание обратил Максим Горький. Он не только оценил по достоинству рассказы Серафимовича, но стал редактором и издателем его сочинений. «Горький, – говорил Серафимович, – сыграл решающую роль в моей писательской судьбе… он всех нас сумел объединить вокруг революции, зажечь её пламенем, заставить ей служить». Горьковское влияние особенно сказалось на рассказах писателя о революции 1905 года. В это время Серафимович в Москве жил на Пресне, ставшей главным очагом революционного взрыва – декабрьского вооружённого восстания. Он видел бои на баррикадах, явился свидетелем поражения первой русской революции. Всё это писатель запечатлел в своих рассказах и очерках «Среди ночи», «Мёртвые на улицах», «Как вешали», «Похоронный марш». А написанный в разгар боёв очерк «На Пресне» по горячим следам был напечатан Горьким в одном из литературных сборников руководимого им издательства «Знание». Впоследствии этот очерк переиздавался множество раз, вошёл в хрестоматии и сослужил хорошую службу делу революционного воспитания трудящихся масс. В том же издательстве в период с 1903 по 1908 г.г. вышло 3-томное издание «Рассказов» Серафимовича.
   Годы глухой реакции, наступившие после поражения первой революции, не смогли поколебать боевой тональности реалистически ясной и идейно выдержанной прозы Серафимовича. В то время, когда многие представители интеллигенции отказались от прогрессивных идеалов, впали в мистику, прониклись упадочными настроениями, Серафимович остаётся на позициях литературы, верящей в светлое будущее народа и делающей всё, чтобы это будущее скорее наступило. Надвигается и всё самоувереннее заявляет о себе капиталистическая идея и практика, перед которой покорно склоняется и идёт ей в услужение дремотная провинция. Об этом пишет Серафимович в своём самом значительном произведении, написанном в этот период, романе «Город в степи» (1907 – 1910). Соратник В.И. Ленина, Народный комиссар просвещения РСФСР А.В. Луначарский в своей статье «Путь писателя» дал развёрнутую характеристику этого произведения: «Это – роман, достойный Бальзака. Перед нами громадный организм города, возникшего около железной дороги и по-американски растущего так, что меняется не только его облик, но и характер его жителей и их взаимоотношений. Процесс капиталистического набухания города, процесс расслоения его на классы показан на десятках людей, из которых каждый представляет собой значительный тип. Роман чрезвычайно богат содержанием. Его социологические выводы бьют далеко. Вместе с тем, он читается с захватывающим вниманием».
   В этот же период Серафимович пишет повесть «Пески» (1907 – 1908), которую сам Лев Толстой счёл одним из высоких достижений реализма  послереволюционного времени. Прочитав её, великий писатель поставил на полях книжки оценку «5+», приписав, что в повести есть «чеховская сила».
   О чём эта повесть? На мельнице, затерявшейся в песках, доживает свои дни старый мельник. За него выходит замуж молодая девка-батрачка. Она ждёт его смерти, но беспощадное время работает и против неё. Когда умер старик, оказалось, что и её молодость прошла. Теперь молодой батрак-любовник, ждёт её смерти, но и он сам стареет. И его жизнь проходит в бесплодном ожидании. Эта повторяемость жизненных ситуаций свидетельствует о том, жизнь в глубинной своей сущности неизменна. Для отдельного же человека в его кратком земном существовании жизнь находится в бесконечном движении, ибо «каждый день уносит частицу бытия». Эту диалектику неподвижности и вечного движения подчёркивает опорный символический образ – пески. В повести реально присутствуют два аспекта – социальный и общефилософский. Они существуют в едином художественном сплаве, в котором социальная драма поднята до высот философской трагедии.
   К этому же периоду литературной деятельности относится издание сборника рассказов для юных читателей под названием «Простая жизнь» (1911). В него вошли шесть произведений: «Праздник», «Капля», « В бурю», « В лесу», «Сережа» и  «Никита», в которых повествуется о безрадостном детстве, полной лишений юности, о зарождении революционного сознания, ведущего молодых людей в ряды борцов за народное счастье. 
   В 1914 году разразилась мировая война, а в самом начале 1915 года Серафимович отправился на фронт в качестве санитара врачебно-продовольственного отряда. В этом отряде была и сестра В.И. Ленина – Мария Ильинична Ульянова. Совместная работа с нею способствовала сближению Серафимовича с большевиками. И конечно, это не могло не сказаться на творчестве писателя. Его рассказы и очерки военного времени, печатавшиеся в газетах и журналах, резко отличались от многих писательских выступлений – прежде всего трезвым пониманием размеров народного бедствия («Чёрный треух» и «Термометр», написанные в 1914 году; «Шрапнель», «На побывке» и «В Галиции» – в 1915 году).  Писатель чутко уловил антивоенные настроения в народе и, несмотря на все строгости цензуры, сумел донести до читателей протест против развязанной империалистами бесчеловечной бойни. В других произведениях того же периода («Сердце сосет», «Встреча»  – 1915год) Серафимович первым в литературе отразил начало революционного брожения среди солдат-фронтовиков. 
    Российская Империя вступала в полосу революций. Александр Серафимович безоглядно принимает и февральскую, и, особенно, октябрьскую революции. «Я пришёл в Октябрьскую революцию после полувека жизни, но счёт своим годам веду с её начала», – так он охарактеризовал значение Октября 1917 года для него самого. С первого дня Октября писатель начинает открыто сотрудничать с большевиками, чего не простили ему маститые друзья-писатели из «Среды»: в декабре 1917 года его исключили из этого писательского общества. Не устрашившись гнева бывших коллег, Серафимович продолжил сближение с «Совдепией». А чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений, в мае 1918 года вступает в ВКП(б) и, как шептали злопыхатели(не без оснований), становится агентом ЧК, которое возглавлял Ф.Э. Дзержинский. Серафимович отчётливо понимал, что для него начинается новая карьера – «пролетарского писателя». Пост главного редактора журнала «Октябрь» был не единственным местом приложения его творческих сил. Кроме нового, учреждённого в январе 1917 года органа печати – газеты «Известия», где писатель заведовал литературно-художественным отделом, он руководил также агитмассовым отделом Моссовета, вел большую работу в Наркомате просвещения, был военным корреспондентом «Правды». Его очерки о гражданской войне на Дону, Северном Кавказе и Украине отличались мастерством и строгой фактической точностью. Любопытно, что Лев Троцкий, командовавший Красной армией, предлагал привлечь Александра Серафимовича к суду за его тогдашние фронтовые очерки.
   Под стать отцу оказались и сыновья писателя.
   Старший сын Анатолий после окончания командных курсов РККА был направлен на Южный фронт чрезвычайным комиссаром ЧОН (части особого назначения). В ноябре 1918 года сын Анатолий писал отцу: «Еду, еду на Дон, в самое пекло. Надо почитать о казаках! Настроение твердое. Я дьявольски счастлив и даже войне сейчас рад: разве есть наслаждение большее, чем драться за идею, в которую веришь?! Мы летим в историю! Россия – вся в будущем. В борьбе за это будущее – огромное, невероятное счастье!» Комиссар Анатолий Александрович Попов мужественно выступил против политики расказачивания, мести казачеству как «реакционной опоре трона». На упрек Троцкого: «Вы не казак, вы – коммунист», сын Серафимовича ответил: «Да, я коммунист, но нельзя вычеркнуть из моей биографии то, что мой отец, дед были казаками». При странных обстоятельствах Анатолий был убит, не успев прибыть в корпус легендарного Бориса Думенко, куда был назначен комиссаром бригады. Есть подозрение, что люди Троцкого в то время устраивали казакам «волчьи ямы». Следует отметить, что посланный к Б.М. Думенко взамен убитого, комиссар Владимир Несторович Микеладзе тоже был зверски убит в начале февраля 1920 года, и тоже при загадочных обстоятельствах. В этих двух трагических событиях проглядывается месть Троцкого тем, кто стремился защитить казачество от физического истребления.
   Долго искал, но так и не нашёл могилу своего старшего сына писатель-коммунист Александр Серафимович. Узнав о большом отцовском горе, В.И. Ленин направил Серафимовичу письмо, полное глубокого сочувствия: «Дорогой товарищ! Сестра только что передала мне о страшном несчастье, которое на Вас обрушилось. Позвольте мне крепко, крепко пожать Вам руку и пожелать Вам бодрости и твёрдости духа. Я крайне сожалею, что мне не удалось осуществить своё желание почаще видеться и поближе познакомиться с Вами. Но Ваши произведения и рассказы сестры внушили мне глубокую симпатию к Вам, и мне очень хочется сказать Вам, как нужна рабочим и всем нам Ваша работа и как необходима для Вас твёрдость теперь, чтобы перебороть тяжёлое настроение и заставить себя вернуться к работе. Простите, что пишу наскоро. Ещё раз крепко, крепко жму руку. Ваш Ленин». Это сердечное письмо помогло писателю преодолеть горе и продолжить плодотворную работу. Он встретился с Лениным, и эта встреча явилась одним из самых ярких и незабываемых событий в его жизни: «Свидание с Лениным, – писал Серафимович, – оставило во мне неизгладимый след на всю жизнь».
   Младший сын писателя Игорь в 14 лет вступил в «Союз рабочей  молодежи» (через год преобразованный в комсомол) в 1917 году, стал членом Красной Гвардии, участвовал в ночных патрулированиях Москвы красногвардейскими отрядами. А днем продолжал учёбу в гимназии – как красногвардеец, являясь на занятия с револьвером на поясе. В следующем году, едва ему исполнилось 15 лет, вступил в партию большевиков и, вслед за старшим братом Анатолием, в 1919 году ушел на Гражданскую войну. Игорю удалось избежать роковой участи старшего брата – он вернулся 
с войны живым. Впоследствии он окончил МВТУ имени Баумана, был участником Великой Отечественной войны, после войны остался в Вооруженных силах СССР, дослужился до звания инженера-полковника. Умер в 1981 году. Похоронен вместе с выдающимся отцом на Новодевичьем кладбище.
    «На службе у революции» в 1924 году Серафимович написал насквозь идейный роман «Железный поток», по иронии судьбы превратившийся в его визитную карточку. Основой романа послужило реальное событие из истории Гражданской войны – героический поход 30-тысячной Таманской армии с 25-тысячным обозом под командованием Епифана Иовича Ковтюха летом 1918 года, пробивавшейся к красным с Кубани, охваченной контрреволюционным восстанием. Путь Таманской армии – это 500 километров дороги между морем и горами, штурм перевалов. Трагическое состояние молодой армии Серафимович обрисовал через особые обстоятельства, через внутреннее состояние людей: «Нет ни продовольствия, ни сена. Дети обессилили от голода, они даже не просят есть. Раскинутые на повозках детские тела походят на скелеты, обтянутые кожей. Их матери бредут за повозками. Они уже выплакали слезы и, иступленные, всматриваются в нескончаемую дорогу…». Пафосом романа стало изображение чудесной метаморфозы, происходящей с толпой, угодившей в горнило революции. Охваченный разбродом и анархией людской рой по ходу действия превращается в сплоченную и организованную массу, в «железный поток». Произведение было написано так ярко и талантливо, что сам Е.И. Ковтюх, прототип главного героя романа Кожуха, удивлялся: «Мы остаемся в недоумении, откуда Серафимович мог знать даже все детали быта нашей Таманской армии. Неужели он был вместе с нами?»
   Успех привел к редкому для того времени явлению: книга оперативно была переведена в ряде стран. «Железный поток» стал доступен французским, немецким, китайским, чешским, японским, испанским и другим читателям. Книга «Железный поток» считалась классикой, переиздавалась все советские десятилетия подряд, рекомендовалась юношеству. Внушительна статистика изданий книги в нашей стране и за рубежом. У нас «Железный поток» издавался 121 раз общим тиражом 4 миллиона 589 тысяч экземпляров, за рубежом  – 96 раз.
   Александр Серафимович сыграл огромную роль в становлении Михаила Александровича Шолохова как писателя. В числе первых в 1925 году он встретил этого ершистого казачка с Дона с ранними Донскими рассказами. Не все московские писатели сразу разглядели в этом деревенском парне будущего писателя, а вот опытный и маститый Серафимович разглядел. А потому сразу одобрил ранние Шолоховские рассказы и даже написал к ним предисловие. И первые главы романа «Тихий Дон» тоже прошли через руки Серафимовича. Будучи уже тогда, в 1930 году известным на всю страну редактором журнала «Октябрь», он поставил роман на самом видном месте – первым. И дал произведению очень высокую оценку: «А я, знаете, зачитался Михаилом Шолоховым. Зачитался! Хорошо, что мы его поставили. Не должен он на полке лежать. Талантище-то! Донская станица, казачьи курени, базы, деревенская улица, сквозь всё это видишь всю Россию!..»
   19 января 1933 года станица Усть-Медведицкая была преобразована в город Серафимович – в честь 70-летия писателя Александра Серафимовича. Соблюдая неписаный этикет, Советское правительство обратилось к нему с просьбой: дать согласие на переименование в его честь… города Новочеркасска. Писатель не спал всю ночь, обдумывая это предложение. Оно было лестным, но, всё же, сторонником переименований Серафимович никогда не был. В итоге он отказал, но согласился на альтернативный вариант – назвать городом Серафимович станицу Усть-Медведицкую (в Нижневолжском крае – прим. авт.). Новочеркасск остался Новочеркасском, а Усть-Медведицкая стала городом Серафимович. В настоящее время в доме, принадлежавшем писателю, находится мемориальный музей.
   Вместе с Максимом Горьким Серафимович Александр Серафимович стоял у истоков создания Союза писателей СССР – первой в мире организации профессиональных писателей. И получил членский билет СП СССР под номером 2 – после Горького, естественно.
   В 30-е годы Серафимович задумал написать многотомную эпопею под общим названием «Борьба», в составе которой роман «Железный поток» должен был стать 1-м томом. Увы, этот труд остался не завершённым и не увидел свет.
   На долю писателя выпала еще одна война – Великая Отечественная война. 1942 год застал Серафимовича на Дону. Фашисты начали оккупацию Ростовской области. Из города своего имени писатель спешно уезжал в направоении Сталинграда, прихватив двух внучек – Искру и Светлану (дочерей младшего сына Игоря Попова). В его родных местах уже орудовал враг. Лучшие дома в городе были разрушены и сожжены. И лишь дом Серафимовича в городе не был тронут, уцелела его библиотека, не разграблена мебель, не вырублен сад, даже моторная лодка стояла у причала. Немного погодя выяснилась причина такого бережного отношения немцев к дому писателя. Оказалось, в брошенных немецким штабом бумагах был обнаружен приказ, подписанный самим Гитлером. Тот решил подарить дом выдающегося советского писателя фельдмаршалу Манштейну – в благодарность за разбой на Донской земле.
   В возрасте восьмидесяти лет Серафимович хитростью навязался в писательскую делегацию, отправлявшуюся на фронт. Нагло влез в кузов грузовика и отказался вылезать. Пришлось взять его с собой. В солдатской шинели без погон, с глубоко врезавшимися морщинами на лице и белоснежными усами, он выглядел этаким «патриархом» среди молодых писателей. Поездка послужила для написания десятков очерков и рассказов о борьбе советского народа против немецко-фашистских захватчиков.
   В июне 1947 года Серафимович в последний раз посетил город своего имени. Лето было жарким, над степью висело знойное солнце, казалось, незакатное. И крутящиеся столбы пыли проносились по задонским просторам. Он всю жизнь считал, что лучшего и более спокойного места на земле вовек не найти: «В моих жилах, несомненно, течет скифская кровь, иначе, отчего же я так тоскую по милым степям».
   Страна высоко оценила труд выдающегося донского советского писателя: в 1933 году он получил орден Ленина – за выдающиеся заслуги в области литературы, в связи с 70-летием со дня рождения; в 1939 году – орден «Знак Почёта» – в связи с 75-летием со дня рождения; в 1943 году – орден Трудового Красного Знамени – в связи с 80-летием со дня рождения; в том же году – Сталинская премия 1-й степени: за многолетние выдающиеся достижения в литературе (100 000 рублей, передана в Фонд обороны).   
   Александр Серафимович Серафимович (Попов) умер в ровно день своего рождения, когда ему исполнилось 86 лет: 19 января 1949 года, и похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (1-й участок, 44-й ряд). 
   Отблеск южного незакатного солнца ярко лёг на весь жизненный путь выдающегося советского донского писателя, пройденный им тяжёлой и размеренной поступью.