Ева

Линия соприкосновения проходила километрах в десяти от того места, где группа сапёров Международного Противоминного Центра Вооружённых Сил Российской Федерации в составе трех человек в данный момент медленно продвигалась по дороге, даже не дороге, а широкой тропе, ведущей к пешеходному мосту через небольшую речушку, одну из многих, стремительно прорезавших извилистыми и запутанными зигзагами широкодольные просторы необъятной, необыкновенно красивой Луганщины.
Здесь было тихо. Основные бои откатывались дальше, южнее и западнее, оставляя города и станицы по большей части разбитыми и выжженными, а поля и дороги перепаханными взрывами и усеянными всевозможной разбитой техникой, уже начавшей ржаветь, прорастать полынью и безразличной ко всему крапивой.

Четвертый месяц СВО. Так это называют. Специальная Военная Операция. И потому линия соприкосновения, вместо линии фронта. Фронта нет, а война идет. И не четвёртый месяц. Гораздо дольше.

В политику Вячеслав не лез. Он хорошо делал то, чему обучили его в Центре, куда пришел после срочной службы, пришёл, приняв решение связать судьбу с армией.
Два месяца обучения. Две командировки в Сирии. И вот- Украина.
В правой руке миноискатель. В левой щуп. Натянутое до предела, внимание. Заливающий глаза пот. Какая уж тут политика. Здесь работать надо, а не рассуждать.

Всё уже случилось и пошло в разнос. Поздно рассуждать. Причина, по которой Вячеслав и его группа занимались сейчас здесь тем, чем занимались, была озвучена президентом его страны, страны, которой Вячеслав не стыдился и не собирался менять на другую, более сытую и более модную, тем более сейчас, когда страна сцепилась со всем западным миром, одна против всех и так остро нуждается в бойцах, таких как Вячеслав.

«Наша цель- защита людей от издевательств и геноцида». Так сказал президент. Без пафоса сказал, голосом спокойным и уверенным.
«За Донбасс!», написали ребята– добровольцы с Донецка на башне трофейного танка. Написали белой краской, почерком лихим и твердым. На текущий момент так.

Вячеслав поудобнее перехватил миноискатель, на панели настроек выделил шкалу чувствительности, нажатиями кнопки перевел отметку на шкале на пару делений ниже: пошли «ложняки», земля на чистых участках фонила. Это нормально. К каждому типу грунта свои настройки.
Вообще то участок до моста был чист и проверен еще вчера. И чистым оказалась местность еще до проверки. Что большая редкость.

Станица здесь в несколько десятков домишек. Активные бои шли в районе второго моста, недалеко отсюда, моста уже серьезного, автомобильного. Целых домов там почти не осталось. И сам мост был взорван. Правда, не до конца. Пролеты украинским воинам обрушить не удалось. Но заминировали его знатно. Противопехотные мины по всей длине, шаг минирования– пятьдесят сантиметров. Слава ЗСУ!

Вячеслав сплюнул. Представил, как работают сейчас там его товарищи. Вот им действительно жарко. А здесь.. До водной преграды все чисто. На завтра обследование пешеходного перехода через речку, выход дальше, до лесопосадки и дороги вдоль нее. Работы по разминированию на десяток лет только на одной Луганщине. И с каждым днем работы прибавляется.

Вячеслав вдруг почувствовал, что кто то или что то обхватило его сзади и снизу, под коленями, нерешительно и мягко, по кошачьи, так, что он не испугался и не вздрогнул, только опустил вниз глаза и полуобернувшись, удивленно уставился на то, что так бесцеремонно его обеспокоило. Девочка лет девяти-десяти. Большеглазая, черноволосая. Волосы, перетянуты на затылке зеленой резинкой и опускаются сзади шикарным конским хвостом почти до пояса. Девочка обнимала Вячеслава за колени и снизу вверх смотрела в его лицо, закрытое маской.

-Ты кто? Ты как здесь?– справившись с удивлением спросил Вячеслав.
-А вы русские?– спросила девочка тихим, смущенным голосом, не вполне справляясь с буквой «Р», и оттого смущаясь еще больше.

Суровый, как показалось девочке, солдат, с автоматом, в маске, которая закрывала почти все лицо, оставляя только узкую щель для глаз, на которую падала тень от каски, в плотной зеленой форме, с белой молнией «Z» на нарукавном шевроне, в бронежилете, в разгрузке, с непонятными штуками в руках, вдруг отложил все свои непонятные штуки, присел и подхватив девочку на руки, легко поднял ее.

Вячеслав огляделся на машину сопровождения, тяжелый шеститонный броневик, стоявший неподалеку. Как же девочку то проворонили, вояки. Впрочем, такую кроху от земли рассмотреть было проблематично, в силу ее небольшого роста и совершенной ничтожности, да и вышла она, похоже, не со стороны дороги, а со стороны посадок от речки.
Запросив по рации старшего группы и коротко обрисовав ситуацию, Вячеслав получил приказ нести девочку к машине, напоить чаем, угостить чем нибудь вкусным, что найдется и выяснить откуда здесь, посреди всего бардака и разрухи, это чудо явилось.

Ребята из прикрытия, механ– водитель и пулеметчик, с позывными «Боба» и «Шмель», местные парни, суровые и бывалые, за 8 лет АТО повидавшие немало, к явлению "чуда" отнеслись положительно. Моментально был организован чай из термосов, выставлена нехитрая снедь, прямо здесь же, у броневика, на раскладном столике, за который девочка была усажена на специально для нее сооруженный трон из пеналов от миноискателей и ящиков с оборудованием.

-Тебя как зовут то хоть? Откуда ты?– поинтересовался Вячеслав, наблюдая, как девчонка, вцепившись в кружку с чаем, вертит головой во все стороны и с выражением восторга на симпатичной мордашке изучает боевой походный быт российских саперов и с таким же интересом– их самих.
-Я Ева! Я тут живу, недалеко, там!- девочка неопределенно махнула рукой в сторону предполагаемого места проживания,– Мы там с мамой. Еще с тетей Глашей. И тетей Ириной! А вы правда русские?
-Русские,- усмехнулся Вячеслав, -вот, в гости заехали.
-А мы ждали! И мама! И тетя Глаша плакала! А я уже насиделась там, в подвалах. Не хочу больше. А можно мне с вами? Я тут, тихонечко..
-А мама не заругает? Ищет тебя, поди, волнуется.
-Нее, она знает! Она сказала: «Там русские. Скажи им спасибо!». А вы к нам заедете?
-Заедем, заедем. Только от машины далеко не отходи! Будь здесь. За мостик не ходи, и маме скажи и тетям. Там опасно пока. Вот уберем все и можно будет..
-Спасибо.. Спасибо вам!

Населения в станице почти не осталось. Дома, из тех, что уцелели после боёв, стояли по большей части покинутыми. Но не все уехали от войны. Старики и те, кому ехать некуда, оставались на старом месте, укрываясь от обстрелов по погребам и подвалам.
И вот мирная жизнь в эти места потихоньку возвращается. Возвращаются люди. Начинаются отстраиваться дома.

Трижды в неделю, как по расписанию, у калитки своего дома, утром и вечером встречала Ева «своих русских сапёров», работавших по разминированию в этих местах, всякий раз останавливающие свой броневик против приметного дома. А от калитки бежала к ним крохотная фигурка в полосатой футболке и в стареньких, стиранных джинсах, сходу бросалась на руки выходящим из боевой машины высоким солдатам, которые, улыбаясь, подхватывали её, хлопали по спине, начинали расспрашивать её о здоровье, о здоровье мамы, о последних новостях в станице и Ева рассказывала, рассказывала обстоятельно и серьёзно обо всём, что знала, этим высоким парням в форме, которых уже знала всех по именам и узнавала каждого в маске, безошибочно определяя где дядя Артём, где дядя Серёжа, а где её любимый дядя Слава.

Потом Ева вела всех к дому, пить чай и есть клубнику, которую специально собрала для них на своём огородике и солдаты, подхватив из машины сумки с гостинцами шли за ней. А возле калитки стояли мать Евы, её две тётки и почему то плакали.

Но случилось так, что однажды броневик не приехал. А мать потащила её в погреб, где они вместе с тетками и кошкой просидели весь тот день. И всю следующую неделю. Потому что опять начались взрывы. И снова знакомо и страшно рвались снаряды и  мать каждый раз вздрагивала при близком взрыве и крепко прижимала с себе дочку. Война продолжалась..

***

Вгрызаясь в разбитый асфальт зубастыми внедорожными колесами, тяжелый шеститонный броневик с надписью железными буквами «Рысь» по решетке радиатора и белыми молниями «Z» на дверях, осторожно продвигался по улице одной из только что вновь освобожденных станиц Луганской области, где совсем недавно прошли ожесточенные бои с отступлениями, маневрами с обеих сторон и в итоге завершившиеся полным и бесповоротным оставлением Збройными Силами Украины этих территорий вплоть до самых границ области.

Броневик остановился у приметного дома. Из машины вышел высокий человек в форме, в маске, закрывающей все лицо, оставляющей только узкую щель для глаз, на которую падала тень от каски. Человек с видимым беспокойством оглядел покосившийся забор, дом и придворные постройки за ним. Дом выглядел относительно целым. Движения за забором не угадывалось, сам дом казался пустым и заброшенным. Человек оглядел пустынную же улицу. Соседним домам повезло меньше. Кое– где повреждены крыши, стены. Некоторые и вовсе стояли выгоревшими. Людей видно не было.

Человек снова повернулся к дому. Совсем недавно он был здесь. Хозяева, совершенно незнакомые ему люди, обнимали его, плакали, говорили, что ждали его, ждали целых восемь лет. Ждали Россию. И вот Россия пришла. Не сразу. Не ко всем. Пришла только к тем, кто ждал. И дождался.

И вдруг калитка в заборе открылась и маленькая детская фигурка в полосатой футболке, с копной тяжелых, густых волос, перетянутых в конский хвост на затылке зеленой резинкой, рванулась к нему по дорожке от забора до дороги. Человек сделал шаг навстречу, присел, подхватил фигурку и поднял ее на руки, обняв и прижав к себе.
Ева крепко обвила шею солдата руками и горячо зашептала ему на ухо задыхающимся от слез голосом:
-Дядя Слава! Ну почему так долго? Знаете как я ждала? Знаете? Я вас теперь никогда не отпущу! Вы самый лучший, самый мой единственный в мире! Вы больше не уедете?
-Нет, Ева, не уедем.  Мы больше никогда не уедем. Мы здесь навсегда.