5. Девушка в Красном. Гоголь и Чехов-два Домика

Всегда скромна, всегда послушна,
Всегда как утро весела,
Как жизнь поэта простодушна,
Как поцелуй любви мила;
Глаза, как небо, голубые,
Улыбка, локоны льняные,
Движенья, голос, легкий стан,
Всё в Ольге... но любой роман
Возьмите и найдете верно
Её портрет: он очень мил...  —  «Евгений Онегин», Гл.II —XXIII
      *   *   *
ЯВЛЕНИЕ   ГЕРОИНИ .  ПУШКИН – ТЮТЧЕВ   – ГОГОЛЬ – ТУРГЕНЕВ. Портрет героини «Драмы на охоте» - Оленьки Скворцовой не менее мозаичен и богат оттенками, чем портрет героя повести Камышева.

После «Евгения Онегина» и одноименной оперы Чайковского в конце 19 – начале 20 века назвать героиню Ольгой уже значило — провести аналогию. Тем более что в 1880-х отношение к этому пушкинскому роману в стихах было значительно живее, чем ныне. В произведениях Чехова героини с именем Ольга  — дамы с особенностями поведения: жена станового пристава Ольга Петровна из «Шведской спички», Оленька Скворцова из «Драмы на охоте» (1884), Оленька из «Душечки» (1886),  Ольга Ивановна из «Попрыгуньи» (1891).

Итак, героиня «Драмы на охоте» – Ольга: «Читатель ждёт уж рифмы розы...» — и получает сравнение со змеёй. Всё внешне будет, вроде, так, как в выше приведённой пушкинской цитате, и всё совсем не так по существу.

  Как и портрет по месту в сюжете первого героя - любовника портрет героини «Драмы на охоте» тоже мозаично противоречив: как бы сложен из разнородных мнений разно видящих лиц. Ещё до «физического» явления героини граф цинично расспрашивает лакея:
— Н е т  л и  т о г о... н о в е н ь к и х  д е в о ч е к...

В тон господину развращённый лакей среди прочих хорошеньких «девочек»  указывает:
— ...Т о л ь к о  в а с  и  д о ж и д а л а с ь, ваше сиятельство. Молоденькая, пухлявенькая, шустренькая... красота! Этакой красоты, ваше сиятельство, и в Питинбурге не изволили видеть...
— Кто же это?
— Оленька, лесничего Скворцова дочка.

Это похабное замечание вызывает гнев влюблённого в названную девушку графского управляющего 50-летнего Урбенина:
— Замолчи, хам! — проворчал он. — Гадина одноглазая!.. Говори, что хочешь, но не смей ты трогать порядочных людей!

Далее пока ещё относительно в меру выпившие герои в саду натыкаются на гадюку:
« — З м е я! — вдруг взвизгнул граф, хватая меня <<Камышева>> за руку и бледнея. — Посмотри!

 <…> На верхней ступени каменной полуразрушенной лестнички лежала молодая змея из породы наших обыкновенных русских гадюк. Увидев нас, она подняла головку и зашевелилась... Граф ещё раз взвизгнул и спрятался за мою спину.
— Не бойтесь, ваше сиятельство!.. — сказал лениво Урбенин, занося ногу на первую ступень...
— А если укусит?

— Не укусит. Да и вообще, кстати говоря, вред от укушения этих змей преувеличен. Я был раз укушен старой змеей — и не умер, как видите. Человеческое жало опаснее змеиного! — не преминул сморальничать со вздохом Урбенин...» — на свою беду пророчествующий сам себе! Так выходит, что «гадюка» укусит всех троих: бесчувственного на мораль труса графа слегка, Камышева – серьёзно, Урбенина – смертельно.

Красивое не прямое сравнение героини со змеёй подсказано повестью Тургенева «Вешние воды».  Её герой Санин думает про откровенно соблазняющую его Марью Николаевну Полозову:  «З м е я! ах, она  з м е я! — думал между тем Санин, — но какая красивая з м е я!»

После такого за глаза представления героини последует её совсем не «змеиное», красивое поэтическое явление.
             

«В  ВЫСШЕЙ  СТЕПЕНИ  ДОСТОЙНАЯ  ОСОБА»  –  ПОЭТИЧЕСКАЯ  «ДЕВУШКА  В КРАСНОМ».

После дневной  сравнительно с будущей ночной лёгкой выпивки граф с кампанией идут гулять и видят из леса явившееся: «красное пятно»: «Э т о   п я т н о  сразу приковало к себе наше внимание.
— Какое чудное видение! — воскликнул граф, хватая меня за руку. — Погляди! Какая прелесть! Что это за девочка? Я и не знал, что в моих лесах обитают такие наяды!

 Я <<Камышев>> взглянул на Урбенина, чтобы спросить, что это за девушка...
— Сергей Петрович! <<в своей повести Камышев назвался Сергеем Петровичем Зиновьевым>> — зашептал он мне на ухо, обдавая меня спиртными парами, — умоляю вас — удержите графа от дальнейших замечаний относительно этой девушки. Он по привычке может лишнее сказать, а это в высшей степени достойная особа!

“В   в ы с ш е й   с т е п е н и  достойная особа” представляла из себя девятнадцатилетнюю девушку с прекрасной белокурой головкой, добрыми голубыми глазами и длинными кудрями. Она была в ярко-красном, полудетском, полудевическом платье. Стройные, как иглы, ножки в красных чулках сидели в крошечных, почти детских башмачках. Круглые плечи её всё время, пока я любовался ею, кокетливо ёжились, словно им было холодно, и словно их кусал мой взгляд.

— При таком молодом лице и такие развитые формы! — шепнул мне граф, потерявший ещё в самой ранней молодости способность уважать женщин и не глядеть на них с точки зрения испорченного животного.

 У  м е н я  ж е <<у Камышева>>,  п о м н ю, затеплилось в груди хорошее чувство. Я был ещё поэтом и в обществе лесов, майского вечера и начинающей мерцать вечерней звезды мог глядеть на женщину только поэтом... Я смотрел на девушку в красном с тем же благоговением, с каким привык глядеть на леса, горы, лазурное небо...
— Кто это? — спросил граф.
— Это дочь лесничего Скворцова, ваше сиятельство! — сказал Урбенин.
<…>
Б е д н а я   б е л о к у р а я   г о л о в к а!   Думал ли я в этот тихий, полный покоя майский вечер, что она впоследствии будет героиней моего беспокойного  р о м а н а? Теперь, когда я пишу эти строки, в мои тёплые окна <<т.е. на зиму со вторыми рамами>> злобно стучит осенний дождь и где-то надо мной воет ветер. 

Г л я ж у  н а  т ё м н о е  о к н о  и на фоне ночного мрака силюсь создать силою воображения мою милую героиню... И я вижу её с её невинно-детским, наивным, добрым личиком и любящими глазами...» — это ТА, которая должна была бы стать героиней стандартного с хорошим концом романа о любви. Была она такой на самом деле или в лучшие минуты мыслящий поэтически Камышев её сочинил, как сочиняют стихотворение?! На этот раз, кажется, на мотив Лермонтова сочинил:

Гляжу в окно: уж гаснет небосклон,
Прощальный луч на вышине колонн,
На куполах, на трубах и крестах
Блестит, горит в обманутых очах;
И мрачных туч огнистые края
Рисуются на небе, как змея... - М.Ю. Лермонтов "Вечер после дождя", 1830
       *   *   *

Красный - тревожный цвет крови. У талантливого же автора герои не одеты незначаще. Красное платье предвещает несчастья. И вот со слов Камышева ТА, кто уже стала героиней его авантюрного с убийством в конце романа: «М н е  х о ч е т с я  б р о с и т ь  п е р о и разорвать, сжечь то, что уже написано. К чему трогать память этого молодого, безгрешного существа? Но тут же, около моей чернильницы, стоит её фотографический портрет. Здесь белокурая головка представлена во всем суетном величии глубоко павшей красивой женщины. Глаза, утомленные, но гордые развратом, неподвижны.
 
З д е с ь  о н а  и м е н н о  т а  з м е я, вред от укушения которой Урбенин не назвал бы преувеличенным. Она дала буре поцелуй, и буря сломала цветок у самого корня. Много взято, но зато слишком дорого и заплачено. Читатель простит ей её грехи...» Как не простить, когда в эпилоге так и не будет ясно: кто виноват? И – что делать? Ещё не ведающий будущих грехов героини сам грешный Камышев ей в момент первого знакомства почти завидует:

« — Лучше быть этой белокурой Оленькой, — обратился я к Урбенину, — и жить здесь со зверями, чем судебным следователем и жить с людьми... Покойнее. Не правда ли, Петр Егорыч <<Урбенин>>?
— Чем ни быть, лишь бы на душе было покойно, Сергей Петрович <<Камышев>>.
— А у этой хорошенькой Оленьки покойно на душе?

— Одному только богу ведома чужая душа, но мне кажется, что ей не из чего беспокоиться. Горя не много, грехов — как у малолетка... Это очень хорошая девушка! <<мнение тоже влюблённого в свой придуманный идеал Урбенина!>>  Но вот, наконец, и небо про дождь заговорило...»

И Урбенин, и Камышев — оба красивую девушку видят как некий прекрасный идеал.  Согласно символике повести между первым и вторым явлением героини описано её обиталище - дом: так описан, что становится чуть ли не действующим лицом, так же как и деревенский домик Камышева и графская усадьба.

Я  г л у б о к о  у б е ж д ё н,  что пока на Руси существуют леса, овраги, летние ночи, пока ещё кричат кулики и плачут чибисы, не забудут ни Вас, ни Тургенева, ни Толстого, как не забудут Гоголя.  — А.П. Чехов – Д.В. Григоровичу от 12 января 1888 г.   
                ************************
«К а к   с и л ё н  Гоголь  и  к а к о й  о н   х у д о ж н и к! Одна его “Коляска” стоит двести тысяч рублей. Сплошной восторг, и больше ничего. Это величайший русский писатель». (А.П.Ч. – А.С.  Суворину,1889)
                ****************************

У Гоголя такой «Интересный язык, какая богатая мозаика!» (С.Н. Щукин.  —  Из воспоминаний об А.П.Ч.)
                **************************

ГОГОЛЬ И ЧЕХОВ.  ДВА ДОМИКА.  Чехов о Гоголе всегда отзывался восторженно. И не удержался Чехов от откровенной аналогии с Гоголем. Гроза загоняет графа Карнеева с кампанией в домик лесничего – единственный в повести описанный, как очень маленький, тесный, но всё же жилой Дом, где живёт сумасшедший лесник с дочерью.  Этот в лесу  д о м и к  описан по явной аналогии с домиком  из «Старосветских помещиков» Гоголя.

ЖИЛИЩЕ «СТАРОСВЕТСКИХ  ПОМЕЩИКОВ»  ОТ АВТОРА - ПОВЕСТВОВАТЕЛЯ: «Я  о ч е н ь  л ю б л ю  скромную жизнь тех уединенных владетелей отдаленных деревень, которых в Малороссии обыкновенно называют старосветскими... <…>  Жизнь их скромных владетелей так тиха, так тиха, что на минуту забываешься и думаешь, что страсти, желания и неспокойные порождения злого духа, возмущающие мир, вовсе не существуют, и ты их видел только в блестящем, сверкающем сновидении.

Я  о т с ю д а  в и ж у  низенький домик с галереею из маленьких почернелых деревянных столбиков, идущею вокруг всего дома, чтобы можно было во время грома и града затворить ставни окон, не замочась дождем. За ним душистая черемуха, целые ряды низеньких фруктовых дерев, потопленных багрянцем вишен и яхонтовым морем слив... перед домом просторный двор с низенькою свежею травкою...  —  всё это для меня имеет неизъяснимую прелесть, может быть, оттого... что нам мило всё то, с чем мы в разлуке».

«Н о  б о л е е  в с е г о  мне нравились самые владетели этих скромных уголков, старички, старушки... На лицах у них всегда написана такая доброта, <…> что невольно отказываешься, хотя... на короткое время, от всех дерзких мечтаний и незаметно переходишь всеми чувствами в низменную буколическую жизнь».

«К о м н а т ы   д о м и к а,  в котором жили наши старички, были маленькие, низенькие...  <…> Стены комнат убраны были несколькими картинами и картинками в старинных узеньких рамах. <…> Стулья в комнате были деревянные, массивные, какими обыкновенно отличается старина… Трёхугольные столики по углам, четырехугольные перед диваном и зеркалом в тоненьких золотых рамах...» — всё «обрамлено», всё маленькое и уютное!

В «Старосветских помещиках» около домика: «З а   с а д о м  находился... большой  л е с... Он был глух, запущен...  В этом лесу обитали дикие коты...» Когда из этого леса вернётся сманеная дикими котами серенькая балованная кошечка старосветской помещицы, та решит, что это смерть приходила за ней, да и умрёт.

 Чехов любил уже известные литературные сюжеты «повернуть» под собственным углом зрения. И вот в «Драме на охоте» вместо диких котов из леса являются и прячутся от грозы в  домике лесника похожий на хилого усатого котёнка граф Карнеев и красавец Камышев:

«М ы  в о ш л и  в  д о м и к. <…> Представьте вы себе самый маленький в мире зал с некрашеными деревянными стенами. Стены увешаны олеографиями  <<печатная цветная иллюстрация>> “Нивы”, фотографиями в раковинных, или, как они у нас называются, ракушковых рамочках и аттестатами... Один аттестат — благодарность какого-то барона за долголетнюю службу, остальные — лошадиные...

К о е – г д е  по стенам вьется плющ... В углу перед маленьким образом тихо теплится и слабо отражается в серебряной оправе синий огонек. У стен жмутся стулья, по-видимому, недавно купленные... <…> Тут же теснятся кресла с диваном в белоснежных чехлах с оборками и кружевами и круглый лакированный стол. На диване дремлет ручной заяц...

У ю т н о,  ч и с т е н ь к о  и  т е п л о... На всём заметно присутствие женщины. Даже этажерочка с книгами глядит как-то невинно, по-женски, словно ей так и хочется сказать, что на ней нет ничего, кроме слабеньких романов и смирных стихов... Прелесть таких уютных, теплых комнаток чувствуется не так весною, как осенью, когда ищешь приюта от холода, сырости...» — духовно бездомный Камышев впадает в «низменное буколическое» умилительное настроение. Между тем, в картине уюта изначально есть некий настораживающий диссонанс!

«Лошадиные» аттестаты и это обилие уменьшительных форм! А вокруг домика «с карканьем летали испуганные вороны, с разных сторон доносилось соловьиное пение...» Добавляет ли соловьиному пению красоты воронье карканье?! Для полной гармонии странная композиция. Есть и другие вопросы: нравится ли этот уют редактору «А.Ч.» или он, читая, морщился? И пришлось бы здесь постоянно жить Камышеву, то долго он выдержал бы подобную идиллию?!    
ИГРУШЕЧНЫЙ  ДОМИК  В  ЗАКОЛДОВАННОМ  ЛЕСУ.   «С т р о й т е  ф р а з у,  д е л а й т е  е ё  с о ч н е й,  жирней» — советовал Чехов одному начинающему беллетристу и в полном согласии заветом Достоевского. Если у Чехова некое слово повторяется, то это неспроста: не по рассеянности или неряшеству.

В «Драме на охоте» в полном описании явления к лесничему незваных гостей уменьшительная форма «домик» навязчиво повторяется 12 раз, что было бы более чем избыточно, когда не служило определённой цели. Неоднократно повторённое слово «домик», да ещё — «хорошенький домик» с «самым маленьким в мире залом», — всё это наводит на мысль о чём-то игрушечном или сказочном. Далёкий от реальности домик среди заколдованного леса. А ведь всё игрушечное хрупко и непрочно.

Домик лесничего кажется очаровательным живущему в подобие склепа Камышеву. Домик-то миленький, но вот «страсти, желания и неспокойные порождения злого духа, возмущающие мир» в нём в потенции присутствуют, да ещё и граф с Камышевым явились. Недаром Урбенин пытался их В миленький домик  не пустить!

И недаром в хорошеньком домике, вместо сказочного Кощея, является сумасшедший лесничий как из гоголевских «Мёртвых душ» с «кувшинным рылом».  Сумасшедший лесничий боится воров: боится за самовар, а надо было бы охранять дочь, стремящуюся вырваться  из домика и из леса. И тут то наконец героиня  эффектно под раскаты грома второй раз является на сцену повести. У Пушкина в «Евгении Онегине»:

...Ленский <…> Он думал Оленьку смутить,
Своим приездом поразить;
Не тут-то было: как и прежде,
На встречу бедного певца
Прыгнула Оленька с крыльца,
Подобна ветреной надежде,
Резва, беспечна, весела,
Ну точно та же, как была...
     *   *   *

У Чехова в «Драме на охоте» второе уже не мимоходом явление героини на сцену: «Н а  д в о р е  послышались поспешные шаги, затем шум на хлопанье дверью крыльце и.  В  ”зал” <<уютного домика>>  в л е т е л а  девушка в красном <<Она пока ещё как птичка, а птицы летают!>>.

— “Люб-лю  гро-зу  в  на-ча-ле  мая!” <<стихотворение Ф. Тютчева>> — запела она высоким, визжащим сопрано, прерывая свой визг смехом, но, увидев нас, она вдруг остановилась и умолкла. Она сконфузилась и тихо, как овечка, пошла в комнату, откуда только что слышался голос её отца...
— Не ожидала! — усмехнулся Урбенин.

Ч е р е з  н е с к о л ь к о  в р е м е н и  она тихо вошла, села на стул, ближайший к двери, и стала нас рассматривать. Смотрела она на нас смело, в упор, словно мы были не новые для неё люди, а животные зоологического сада. Минуту и мы глядели на неё молча, не двигаясь...»

РАЗГОВОР   ПОД  ГРОЗУ  В  СТИЛЕ  ЛИРИКИ  ФЁДОРА ТЮТЧЕВА  И  АФАНАСИЯ ФЕТА.
 
 Камышев спросит «девушку в красном»: « — Вы, когда входили сюда в комнату, — сказал я Оленьке, — пели “Люблю грозу в начале мая”. Разве эти стихи переложены на песню?
— Нет, я пою по-своему все стихи, какие только знаю».

В характеристике героини есть мастерский чеховский штрих: смех у героини серебристый, а пение визжащее – с первого явления диссонанс, что не мешает герою впасть в эстетически платоническое наслаждение как перед прекрасным произведением искусства. Помнится Ленский говорил Ольге:

Л е н с к и й.
...Долгий день прошел в разлуке.
Это вечность!

О л ь г а.
Вечность!
Какое слово страшное!

Л е н с к и й.
Да, слово страшное,
Но не для моей любви!
      *  *  *
В отличие от Ленского Камышев свои более земные чувства соотносит с измеримыми временными рамками: вместо безмерной вечности – год и век. Фраза «маленькое тело» вообще не мыслима в устах Ленского. Итак, герой сходу очарован земным созданием как зеркалом идеала:

«Я  с о г л а с и л с я  б ы  и год просидеть неподвижно и глядеть на неё — до того хороша она была в этот вечер. Свежий, как воздух, румянец, часто дышащая, поднимающаяся грудь, кудри, разбросанные на лоб, на плечи, на правую руку, поправляющую воротничок, большие блестящие глаза... всё это на одном маленьком теле, поглощаемое одним взглядом... Поглядишь один раз на это маленькое пространство и увидишь больше, чем если бы глядел целые века на нескончаемый горизонт...» В этом описании только что открыто ни звучит А. Фетом за год до «Драмы на охоте» опубликованное стихотворение, возможно, не известное Камышеву, но известное Чехову:

Только в мире и есть, что тенистый
     Дремлющих клёнов шатёр.
Только в мире и есть, что лучистый
     Детски задумчивый взор.
Только в мире и есть, что душистый
     Милой головки убор.
Только в мире и есть этот чистый
     Влево бегущий пробор. (1883)
            *   *   *

Вернёмся в миленький маленький  д о м и к  –  к его опасным гостям и хорошенькой хозяйке:
« — Рекомендуюсь, — сказал я <Камышев>, вставая и подходя к ней <<к Оленьке>> — Зиновьев... <<так он назвался в своей повести>> А это, рекомендую, мой друг, граф Карнеев... Просим прощения, что без приглашения вломились в ваш хорошенький  д о м и к... Мы, конечно, не сделали бы этого, если бы нас не загнала гроза...
— Но ведь от этого не развалится наш  д о м и к! — сказала она, смеясь и подавая мне руку».
____________

Увы! В смысле духовном игрушечный домик от этого посещения именно развалится, хотя читатель в домик и не вернётся! Скоро граф и Камышев – как сманившие домашнюю кошечку дикие коты из «Старосветских помещиков» существа из иного чужеродного мира  – оба окажутся виноватыми в гибели домика и его хозяйки. А пока пришельцы пережидают в домике грозу:

«П е р в ы е  к а п л и   з а с т у ч а л и  по стёклам... Я подошёл к окну... Было уже совсем темно, и сквозь стекло я не увидел ничего, кроме ползущих вниз дождевых капель и отражения собственного носа. Блеснул свет от молнии и осветил несколько ближайших сосен...» Отрывок этот есть почти перевод в прозу стихотворения Тютчева, которое пела Оленька:

Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний, первый гром,
как бы резвяся и играя,
Грохочет в небе голубом.

Гремят раскаты молодые,
Вот дождик брызнул, пыль летит,
Повисли перлы дождевые
И солнце нити золотит.

С горы бежит поток проворный,
В лесу не молкнет птичий гам,
И гам лесной и шум нагорный —
Всё вторит весело громам... (1828)
      ************

ПОШЛОСТЬ  ИЛИ  ИДИЛЛИЯ?..  Уже прижизненная критика указывала на сходство наиболее лирических отрывков из Чехова с пейзажной лирикой Фёдора Тютчева. Лирика Тютчева подталкивает к выводу, что красота и гармония природы должны бы быть идеалом для жизни людской, лишённой вследствие издержек цивилизации природных, естественных начал. Чехов это использует. Далее по сюжету «Драмы на охоте»

«Д е в у ш к а  в  к р а с н о м  подошла к моему окну, и в это самое время нас осветило на мгновение белым сиянием... Раздался наверху треск, и мне показалось, что что-то большое, тяжёлое сорвалось на небе с места и с грохотом покатилось на землю... <…> Удар был сильный...»

Можно считать, что и героя, и героиню «свыше» предупредили об опасности их встречи, а Чехов мастерски описал вспышку страсти как «поединка рокового» без единого об этом прямого слова!  Мережковский красиво выразится, что Чехов пишет прозою, «с ж а т о ю,  к а к  с т и х и»; и что чеховской прозе присущи — «благородный лаконизм, пленительная простота и краткость». (Мережковский Д.С. «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» СПб., 1893) Слова Чехова так выпуклы и объёмны, так живы, что и кино не нужно. 

Вместе с Камышевым читатели должны бы быть очарованы первым явлением этой героини, как очаровывает красивая картина. Потому как, например, если создавший гениальное стихотворение поэт совершит после аморальный поступок, от этого уже явленные строки разве станут звучать хуже?!

Когда Чехов желал изобразить пошлость, он это мастерски делал: так в «Припадке» описание публичных домов у читателя заодно с персонажем вызывает отвращение.  Но этого нет в описании лесного домика и его хозяйки! Есть только намёки, что в будущем очаровательная картина не останется статичной. Мимоходом Чехов разрушает старые, после Пушкина и Лермонтова типажи характеров, которые в застывшей неизменности нередко заимствовали менее даровитые авторы. А время давало уже иной материал - предъявляло иные типажи и требовало других форм.

Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик...
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык...
<…>
Они не видят и не слышат,
Живут в сем мире, как впотьмах!
Для них и солнцы, знать, не дышат
И жизни нет в морских волнах!
<…>
И языками неземными,
Волнуя реки и леса,
В ночи не совещалась с ними
В беседе дружеской гроза! <…>  — Фёдор Тютчев, 1830
      *   *   *

«КРАСНЫЙ  ЦВЕТОК  ЗЕЛЁНОГО   ЛЕСА»  И  ДЕШЁВОЕ  ПЛАТЬЕ.  Катерина из известной драмы Островского «Гроза» (1859) боялась грозы, потому что неожиданная «с м е р т ь  тебя вдруг застанет, как ты есть, со всеми твоими грехами... вдруг я явлюсь перед богом такая, какая я здесь... вот что страшно». Лукавые помыслы и грехи – такими категориями вообще не мыслят персонажи «Драмы на охоте»!

В повести звучат слова – молитва, престольный праздник, церковь, венчание и далее в том же духе, но только один раз звучит слово – «бог», как бы превращённый в некую формальность. Утраченное место - роль «бога» должны бы занять такие высшие достижения цивилизации как понятия мораль и совесть: понятия-то высшие, но применяют к делу их как-то криво. Совесть у Камышева, по его собственному выражению, иногда «говорит» или «просыпается», а вот с моралью что-то неладно во всём обществе в целом. А общественная совесть вместе с богом подменена формальными обрядами и существует помимо людей в книжном варианте.

В сравнении  Катериной из «Грозы» героиня «Драмы на охоте» Оленька Скворцова - девушка в тревожно красном платье о грехах не думает, хотя и боится  грозы и вроде как считает её вершителем небесной воли, к чему добавляется изрядная доза почерпнутой из романов мишурной фантазии:

« — В ы  б о и т е с ь  г р о з ы? — спросил я <<Камышев>> Оленьку.
Та прижала щеку к круглому плечу и поглядела на меня детски доверчиво.

 — Б о ю с ь, — прошептала она, немного подумав. —  Гроза убила у меня мою мать... В газетах даже писали об этом... Бог сжалился над ней и убил со своим небесным электричеством. <<Единственный раз в повести упоминается бог, и то в связи с электричеством!>>
— О т к у д а  в ы  з н а е т е, что там электричество?

— Я  у ч и л ась... Вы знаете? Убитые грозой и на войне и умершие от тяжелых родов попадают в рай... Этого нигде не написано в книгах, но это верно… Мне кажется, что и меня убьет гроза когда-нибудь и что и я буду в раю... <…> Мне   вот как хотелось бы  умереть. Одеться в самое дорогое, модное платье, какое я на днях видела на здешней богачке... надеть на руки браслеты... Потом стать на самый верх Каменной Могилы и дать себя убить молнии так, чтобы все люди видели... Страшный гром, знаете, и конец...
 
— К а к а я  д и к а я  ф а н т а з и я! — усмехнулся я, заглядывая в глаза, полные священного ужаса перед страшной, но эффектной смертью. — А в обыкновенном платье вы не хотите умирать?
— Н е т... — покачала головой Оленька. — И так, чтобы все люди видели.

— Ваше теперешнее платье лучше всяких модных и дорогих платьев... Оно идет к вам. В нём вы похожи на красный цветок зеленого леса.
— Н е т, э т о  н е  п р а в д а! — наивно вздохнула Оленька. — Это платье дешёвое, не может быть оно хорошим».
__________________________

ЗДЕСЬ ВТОРОЕ  ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ способному мыслить поэтично герою: девушка в красном хоть и поёт стихи Тютчева, но мыслит не совсем так. Она наивно не поняла даже явного в свой адрес хвалебного поэтического комплимента. Быть в глазах окружающих поэтическим явлением и понимать самой лирику – разные вещи. Сцена с дешёвым платьем с большой вероятностью подсказана романом Тургенева «Дым».

 «Дым» Чехов оценил как слабый с некоторыми удачными сценами. В «Дыме» его центральный герой Литвинов - студент влюблён в княжну Ирину Осинину - девушку с весьма противоречивым характером. Как-то раз он застаёт её в слезах. На вопрос о причине слёз: «Ирина не дала ему докончить и с досадой топнула ножкой.
— Я совершенно здорова... но это платье... разве вы не понимаете?
— Что такое?.. это платье... — проговорил он с недоумением.

— Что такое? А то, что у меня другого нет, и что оно старое, гадкое, и я принуждена надевать это платье каждый день... даже когда ты... когда вы приходите... Ты, наконец, разлюбишь меня, видя меня такой замарашкой!
 — Помилуй, Ирина, что ты говоришь! И платье это премилое... Оно мне еще потому дорого, что я в первый раз в нем тебя видел.  <…>  Уверяю вас, Ирина Павловна, оно прелесть как идет к вам.
— Нет, оно гадкое, гадкое, - твердила она, нервически дергая свои длинные мягкие локоны. Ох, эта бедность, бедность, темнота! Как избавиться от этой бедности! Как выйти, выйти из темноты!»

 При выпавшей возможности тщеславная Ирина войдёт в высший свет Петербурга и порвёт с Литвиновым. Однако через 8 лет, заскучав, уже светская львица госпожа Ратмирова чуть вконец не испортит Литвинову жизнь своей вновь вспыхнувшей страстной любовью.
___________________

ТРЕТЬЕ  ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ герою «Драмы на охоте» Камышеву: "девушку в красном" платье прельщает романтически красивый эффект, но она не ценит красоты не имеющих высокой денежной цены вещей. Она не будет просить возлюбленного смотреть с ней на звёзды или читать ей стихи. («Владимир и писал бы оды,  Да Ольга не читала их...» – из «Евг. Онегина».)

«Девушка в красном платье» и боится бури, и одновременно заигрывает с бурей и грозой: воображает их как бы декорациями на ею измысленной сцене! Как красиво скажет Камышев: «О н а   д а л а   б у р е  п о ц е л у й, и буря сломала цветок у самого корня. Много взято, но зато слишком дорого и заплачено...» Буря оказалась ревнивой. Следует ещё добавить: «она» — Оленька — человек своей эпохи, когда старые опоры разрушились, а новые не созрели.

Интересно было бы узнать: когда бы про желание умереть эффектной смертью от удара молнии поведала Камышеву жеманная прекрасно одетая, но не слишком красивая девица в претенциозно роскошной гостиной, тогда он как бы отреагировал? Умилился бы или зло высмеял мишурные шаблоны мышления?!

В одних обстоятельствах поэтическое и романтическое, в других может обернуться откровенной пошлостью. Когда бы Пушкин описал сцену объяснения между Ольгой Лариной и уланом, то на общем фоне романа вышло бы пошловато: и сцена выброшена.  А где граница этих явлений в жизни? Где единственная верная точка — благой перекрёсток души, разума, обстоятельств и общественных установок? Так вот задумаешься, и не захочешь никого судить, как не советовал делать Чехов, коварно предлагая вместо автора читателям быть судьями. Не заняться ли лучше опять же по совету Чехова самовоспитанием, господа?!
               
Я не способна к грусти томной
Я не люблю мечтать в тиши,
Иль на балконе, ночью темной,
Вздыхать, вздыхать,
Вздыхать из глубины души...
<…>
Я беззаботна и шаловлива,
Меня ребёнком все зовут!  —  ария Ольги Лариной из оперы «Евгений Онегин»;  либретто П.И. Чайковского и К.С. Шиловского
       ************            

НОВАЯ  ОЛЬГА ЛАРИНА.  НАИВНАЯ  ПРИРОДА И МОРАЛЬНАЯ  ЦИВИЛИЗАЦИЯ?..

  Страсть чужда логике: в страсть «впадают» вопреки воле и рассудку. Герой «Драмы на охоте» Камышев влюбился в «девушку в красном», как в найденный смысл жизни, — как в глоток свежего воздуха или глоток воды в душной пустыне, как в лучшую часть собственной натуры.

Камышева влечёт к «девушке в красном» как к первозданной неиспорченной природе: он влюбился в неё как в воплощение поэзии. А уж если нового Онегина и Ленского в одном лице вдруг угораздило влюбиться в Ольгу, то ситуация мало предсказуема: отражения начинают двоиться, троиться...


«Драма на охоте» публиковалась в газете «Новости дня» с 4 августа по 23 декабря 1884,  и с 26 января по 25 апреля 1885. Всего 32 , №№ - 32 отрывка за подписями: Антоша Чехонте — Чехонте — А. Чехонте и один раз без подписи. Есть мнение, что к началу публикации в газете «Драма на охоте» была завершена. Однако возможно и обратное: повесть дописывалась на ходу, и автор её сам с интересом наблюдал, что же в смысле получится из нового Онегина и новой Ольги Лариной в новых обстоятельствах? Пушкинский Ленский в ослеплении ревности о мнимой измене своей Ольги мыслит книжными шаблонами:

...Возможно ль? Чуть лишь из пелёнок,
Кокетка, ветреный ребенок!
Уж хитрость ведает она,
Уж изменять научена!
     *   *   *

Пушкин от лица автора об Ольге почти ничего не скажет: только общий романный портрет, который читатель волен дорисовать соответственно своему опыту. Ленский из оперы Чайковского мыслит о мнимой измене Ольги Лариной более трагически экспрессивно: «Ты прекрасна как день, но душою Словно демон коварна и зла!» – и книжно романтическое, оторванное от действительности мышление своего носителя приводит к смерти. Выходит, что Ленский с Онегиным практически дерётся не из-за девицы, а из-за своих фантазий.
 
 К слову сказать, в 1879 как раз состоялась премьера оперы «Евгений Онегин», а Чехов обожал музыку Чайковского, с которым впоследствии познакомился, композитора с восторгом величая «полубогом». Так что в создании образа Оленьки Скворцовой трудно отрицать отталкивание от оперного образа Ольги Лариной.

Новая Ольга Ларина – «красный цветок зелёного леса» – Оленька Скворцова стремиться вырваться из леса любой ценой. Не демон и не ангел, она как вылетевшая из леса птичка как бы лишена понятия морали. Мораль не есть врождённое свойство. Понятие о морали есть – достижение культуры и цивилизации: к сожалению, не всегда на практике действенное достижение. В природе же ни морали, ни аморальности нет. Образно говоря, лес и озеро даровали героине жизненные силы, поистраченные в стремлениях и сомнениях людьми более образованными цивилизованными.  Но какие моральные примеры цивилизованные люди явят из леса явившейся «наяде» - покинувшей родное гнёздышко птичке?

После первой встречи с поэтической девушкой своей мечты  в последующих – после двухсуточной гульбы с цыганами в пьяных грёзах Камышева: «Д е в у ш к а  в  к р а с н о м  стоит на Каменной Могиле, но, завидев нас, исчезает, как ящерица!». И что она могла бы увидеть – чему могла научиться у графа с его приятелем: «Д а л е е  с л е д у е т длинный жаркий день с его нескончаемыми завтраками, десятилетними наливками, пуншами, дебошем...». И где же – в чём  достижения цивилизации и культуры: в кутежах?!

Так что закономерно, что в лесу Оленька Скворцова и правда, «о ч е н ь  х о р о ш а я  д е в у ш к а» с «голубыми добрыми глазами», а среди «цивилизованных» людей – гадюка. Дорогой ценой порчи своей судьбы выбравшись из лесного одиночества, она будет по-звериному бороться за лучшее – за выгодное место под солнцем, жертвуя для этого даже своей любовью. Не преуспеет в этом она, потому что по определению Камышева, останется по-детски наивной: хочешь, значит всё можно.
   ______________________
 
В 1890 старый Афанасий Фет создаст несколько странное – тоже в чём-то за пределами разграничения «хорошо» и «плохо» и спонтанно подходящее к образу «девушки в красном» стихотворение:

Из тонких  линий идеала,
Из детских очерков чела
Ты ничего не потеряла,
Но всё ты вдруг приобрела.

Твой взор открытей и бесстрашней,
Хотя душа твоя тиха;
Но в нем сияет рай вчерашний
И соучастница греха.  – А. Фет, 1890
      *   *   *   

В отношении не внимающего никаким внушениям упрямого Фета всегда воинственно настроенная критика  заволнуется: как это так, – «рай» даже «вчерашний» вместе с «соучастницей греха»? Несовместимо! Однако Фет прав: в своё время и в определённых обстоятельствах «соучастница греха» может оказаться сильнее не ведавшего страстей детского «вчерашнего рая».  Фет по законам  его же лирикой созданного Мира Красоты эти негативные «определённые обстоятельства» оставляет за гранью Мира Красоты – за гранью лирики. Наивная Оленька, вырвавшись из леса, попадёт в определённые, далёкие от Мира Красоты обстоятельства: наивный легко и перенимает.

Интересно, что Камышев справедливо называет наивным и говорящего на трёх европейских языках графа Карнеева: не злой, безынициативный, мягкотелый человек он живёт аморально, потому что совершенно убеждён в своём праве так  безответственно жить. Убеждён граф не разумом, а как-то от воспитания подсознательно – от избытка родового барства.

Татьяна... <<в деревенском кабинете Онегина>>
Потом за книги принялася.
Сперва ей было не до них,
Но показался выбор их
Ей странен. («Евгений Онегин» Гл. VII — XXI)
     *   *   *

ОБРАЗОВАНИЕ  ГЕРОИНИ  ПОВЕСТИ - ДЕВУШКИ  В  КРАСНОМ. 

По мнению Камышева «поэтическая «девушка в красном» была «воспитана лесами и сердитым озером». Но ведь и с людьми она всё-таки общалась. Какое у Оленьки образование?! Она точно – не из будущей повести (1899) Куприна только лесом - жизненной силой природы взращённая Олеся. Оленька сколько-то училась в гимназии; раз знакома со стихами Тютчева, значит и с другими – прочими стихами знакома.

Интересно, в «Евгении Онегине» Татьяна осматривает библиотеку своего кумира и находит «два-три романа, / В которых отразился век, / И современный человек / Изображен довольно верно...» В «Драме на охоте» всё наоборот: герой с «озлобленным умом, Кипящим в действии пустом» осматривает библиотеку героини. Как Онегин считая, что «Даёт нам чтенье бездну пищи Для ума и сердца!». Что же в чеховской повести выбор книг скажет о характере героини?!

«Я <Камышев в домике у героини>  з а н я л с я  о с м о т р о м  Оленькиной библиотеки. “Скажи, что ты читаешь, и я скажу, кто ты”, — но из добра, симметрично покоившегося на этажерке, трудно было вывести какое бы то ни было заключение об умственном уровне и «образовательном цензе» Оленьки. Тут была какая-то странная смесь. Три хрестоматии, одна книжка Борна, задачник <<по арифетике>> Евтушевского, второй том Лермонтова, Шкляревский, журнал "Дело", поваренная книга, “Складчина”...»

Георг Борн псевдоним немецкого писателя — Карла-Георга Фюльборна (1837–1902), автора серии авантюрно-исторических романов. Что касается задачника по арифметике, то героиня другого рассказа «Огни» (1888) решала гимназические арифметические задачи от скуки и одиночества.

Второй том любимого Чеховым поэта Лермонтова: возможно, из Сочинений Лермонтова в двух томах, под ред. П. А. Ефремова, 1873 г. Во второй том входила проза Лермонтова. В том числе и «Тамань», про которую Чехов сказал: «Н е   м о г у  п о н я т ь  как мог он, будучи мальчиком, сделать это! Вот бы написать такую вещь да ещё водевиль хороший, тогда бы и умереть можно!» (Иван Бунин «О Чехове»).

Чехов помещает на этажерочку героини им любимого поэта, возможно, ещё и потому, что в «Тамани» героя чуть не губит девушка, названная ундиной – германо-скандинавский аналог русалки. А Оленька Скворцова названа наядой – обитающей в  пресных ключах, ручьях, озёрах нимфой, умирающей,  когда уничтожался источник. Возможно, косноязычный граф Карнеев перепутал наяду с дриадой – мифологическим духом деревьев, ведь Оленька явилась из леса, но наяда или дриада в данном случае не так уж важно, а важно, что она сравнивается со сказочным мифологическим существом, красивым и обладающим способностью завлекать людей.
 __________

В начале «Драмы на охоте» раскритикованный редактором  «А.Ч.» – Александр Андреевич Шкляревский (1837—1883) — основоположник жанра русского «уголовного романа» (детектива). «Дело» (1866—1888) — самый радикально направленный против самодержавия русский журнал.
___________________

«Складчина. Литературный сборник, составленный из трудов русских литераторов в пользу пострадавших от голода в Самарской губернии»  (1874): смесь прозы стихов, мемуаров и т.д. Камышев «в з я л  с  э т а ж е р к и “Складчину” и начал её перелистывать...», но нашему проблематичному герою помешали, и он не узнал интересную вещь.

В том числе в «Складчине» было помещено стихотворение одного из любимых поэтов Чехова - Апухтина — «А la pointe» («Недвижно безмолвное море...», С. 397).  «La pointe» дословно переводится как — острие, вершина или максимум. В данном случае — максимум - пик несоответствия между природой и пустым светским обществом.  В «А la pointe» светские дамы и господа на загородной прогулке пустословят, не замечая своей чуждости природе: ничтожество оскорбляет величие мироздания..  Общество разъехалось и гармония восстанавливается:

...Везде тишина и простор;
В лесу, далеко, за водою,
Как молния вспыхнул костер.
Как рвется душа, изнывая,
На яркое пламя костра!
Кипит здесь беседа живая
И будет кипеть до утра;
От холода, скуки, ненастья
Здесь, верно, надежный приют;
Быть может, нежданное счастье
Свило себе гнёздышко тут...
      *   *   *
Что в результате из такого смешанного чтения  может выйти, трудно сказать. Одно точно: не мешает жить по-своему. Добавьте сюда в лесном домике к началу действия повести около года одиночества, отягчённого сумасшедшим отцом. И понятно будет жажда любой ценой вырваться на волю. Тщеславие и зависть к более имущим, стыд за бедность – это можно было вынести и из гимназии.

 Так сказать, начало природно - лесное и общекультурное совместились в Оленьке весьма проблематично. Но разве характер самого хорошо образованного Камышева менее проблематичен?! Много ли на свете людей с подлинно гармоничным совмещением природного и цивилизованного начал?! Вот какую проблему поднимает молодой Чехов – ещё фельетонист «А.Чехонте»!

При всей разности образования и идей Камышев и Оленька – персонажи самые инициативные и не озабоченные мнением общества. Хотя Камышев просто эпатажно наплевал на общество, а  Оленька не озабочена по неосознанию последствий. Подтекст, примерно, таков: что можно Юпитеру, то нельзя быку. Попрание морали простят богатому графу и не простят лицу с низшим положением.
__________________________

Возможно, выше мысль Чехова ещё не совсем ясна ещё самому автору: к чему это интересное, но не двигающее сюжет перечисление книг на этажерке?! Зато через четыре года в рассказе Чехова «Огни» (1888) его героиня скажет:

«У  н а с  интеллигентным девушкам и женщинам решительно некуда деваться. Уезжать на курсы или поступать в учительницы, вообще жить идеями и целями, как мужчины живут, не всякая может. Надо выходить замуж... А за кого прикажете? Вы, мальчики, кончаете курс в гимназии и уезжаете в университет, чтобы больше никогда не возвращаться в родной город, и женитесь в столицах, а девочки остаются!.. За кого же им прикажете выходить? Ну, за неимением порядочных, развитых людей, и выходят бог знает за кого <...>. Какая же после этого жизнь? Сами понимаете, женщина образованная и воспитанная живет с глупым, тяжелым человеком; встретится ей какой-нибудь интеллигентный человек, офицер, актер или доктор, ну полюбит, станет ей невыносима жизнь, она и бежит от мужа. И осуждать нельзя!»

Вот, чтобы вырваться из леса, Оленька и выйдет замуж за первого ей руку предложившего - за немолодого вдовца с двумя детьми Урбенина: выйдет - и тут же на свадьбе пожалеет. Потому что с первого взгляда влюбилась в Камышева, явившегося в её домик подобно сказочному принцу. Вот только уйдёт от нелюбимого мужа совсем не к Камышеву, а к графу ради денег...