Глава вторая. Коршун. Кофе с печеньями

Нервяк бьёт такой, что мама не горюй: завтра - открытие «Ковчега». Чёрт, какой завтра? Час ночи уже.
Спокойно, Маэстро, не мандражируй. Чего дёргаешься? Всё будет нормально. Вспомни публику на леваках: смеялась, плакала и танцевала до упаду. Чем публика «Ковчега» отличаться будет? После третьей рюмки ничем, а вот до третьей будет… Ну и что? До третьей рюмки ты тоже всё продумал. Или не всё?
Так. О хорошем думай! А чего у нас хорошего? Шеф в приятном шоке. Ещё бы, две трети заказанных мероприятий в «Ковчеге» пройдут, а это - выручка. Потихоньку возвратится вложенное, Виталька. Рад за тебя, друже. Рад, что "Эдельвейс" набирает обороты, как ты и хотел: Ковчеговские мероприятия частично заказаны именно под "Эдельвейс".
Чего ещё у нас из хорошего? Три предложения за работу лично тебе, Маэстро, и не гитаристу, а именно руководителю ансамбля, гитаристы у них свои имеются. Романтиков не считаем, у них не предложение. Вообще не надо про них думать. Тварилы. Шеф, я с тобой. Приятно, конечно, что зовут, но не более того.
Ещё что? Стопятьсот раз перетасованные музблоки собраны, как надо: всё под Миню, чтобы успевал сосредоточиться и не трясти руками. Или не как надо?
Так. А ну, спать, Маэстро! Да, надо поспать, а то упаду нафиг и, не дай бог, прямо у сцены за микшером. Спи, руководитель!
А не спится! Не спится, и всё тут: голова скулить затеялась. Цыц, тыквушка! Таблетки позже получишь, сразу две получишь, и чтоб заткнулась наглухо на весь вечер, а сейчас – цыц. Ага, послушалась она, как же, уже подвывает, а не просто скулит. Ну, ничего, переживу, главное - видимость ясная: портрет вижу чётко. Слышь, Пётр Алексеевич? Ты тоже думаешь, что в первом музблоке надо поменять местами пару вещиц? Вот и я так думаю.
Етижи-пассатижи! Что ж ты орёшь на весь ДК, Птиц? Пётр Алексеевич чуть со стены не упал. Не пугайся, Государь, это Виталия Николаевича чёрт принёс.
- Спать можно дома бесплатно! Последнее предупреждение!
Нормально так. Птиц, сторож теперь и дома неделю спать не будет.
Так. Пётр Алексеевич не упал, а вот ручка шариковая под стол укатилась, а это руки пошли, Маэстро, зато позвоночник прям и ничего: не в трусах, но спина ноет. Похоже, метель будет.
Ну, ё... Дверью стукнул, аж стакан о графин звякнул.
- Шеф, петли регулировать заставлю. Привет, летящий на свет.
- Маэстро, привет! Ты чего под столом делаешь? О! Водичка!
Чего я делаю, блин...От тебя прячусь, ночной ковбой. Ну-ка, сдвинься в сторонку, я вылезу. Да уж... Ковбой после родео, и убойного родео: пол графина воды вылакал.
- Я за тобой, Серёг. Шнель! Шнель! Слышь чо говорю?
Не понял.... Куда шнель? Что случилось?
- В «Ковчеге» что-то с аппаратурой?
- Вот ты помешанный. Поехали - расслабимся перед решительным боем. Поехали-поехали, говорю! Там такие тёлки….
Хорошее предложение, однако, а главное - вовремя. Етижи-пассатижи! Не пихай меня к вешалке! Спина в трусы рухнет, и так еле-еле душа в теле.
- Не пастух я никак: мне аппарат настраивать надо.
Хм... А чего я непонятного сказал? Вылупился он, как на юродивого. Галстук вон поправь лучше, чуть не на плече лежит. Аппаратурой мне надо будет с раннего ранья заняться. Какие тёлки?
- Настроят тебе чего надо, если сбоит. Поехали, говорю!
Ну, ё... У кого чего болит. Озаботился что ль с устатку, шеф?
- Не знаю, как у тебя, Птиц, а у меня с тем аппаратом всё в порядке. Отстань, не до тёлок мне сейчас.
Вот настырный какой... Ухмыльнулся и опять к вешалке пихает.
- Считай, что я тебя приказом обязал: марш на выход!
Да ты чо? Приказом, ага. У меня сейчас личное время до восьми утра: хочу сплю, хочу под столом сижу. Отстань, сказал!
- Виталий Николаевич, а не пошли бы Вы в одиночестве тёлок пасти? Пастух, блин. Марш из кабинета!
Ох, ты ж, блин... А рожу-то состряпал, прям судья Уоргрейв: сейчас лично казнит, на роже у нас написано: "Казнить, нельзя помиловать", и запятая в нужном месте. Слышь, Птиц? Рот к уху не тяни: не приклеится он - плывёшь, но и руки в карманы сунул, и качается с носка на пятку. Не упади смотри, гроза руководителей. К тёлкам он собрался. Тебя только обнять и плакать осталось.
- Вообще-то, это мой кабинет, Маэстро.
- Твой кабинет? Хм.. Вкурил, хозяин. Ну-ка, уйди с дороги.
Эй! Не хватай меня за плечо! Вцепился он. На улицу я пошёл. На улицу, сказал! Подышу малёхо, а ты вон с Петром Алексеевичем общайся. Чего тебе?
- Серый, есть чего пожрать? Сдохну щас, как жрать хочу.
Ах, ты ж, хитрая ты зараза: и брови домиком сложил, и глаза жалостливые - хоть на паперть отправляй. Метаморфозник чёртов, но купил, однако. Теперь ведь точно голодный, потому что носился весь день, ног не чуя. Ну-ка, сдвинься в сторонку, монумент.
- А чего в «Ковчеге» не поел? Нас сегодня пробными салатами кормили. Вкусные салаты, кстати.
- Да чот... Пока туда, пока сюда... Ну, дай пряничек, зануда.
Не смотри на сейф! Пряники потом, сейчас бутербродами тебя накормлю, мама Чоли всучила после ужина, всё боится, что отощаю.
- Топай руки мыть. Иди-иди, не вздыхай. Повесь пальто нормально!
Ай, молодец какой: и пальто повесил аккуратно, и руки сходил вымыл, и уселся за стол спокойно, а не как всегда, когда чуть не в прыжке.
Да, голодный он: пол бутера сразу откусил. Слышь? Хорош мне лыбиться, а то колбаса изо рта выпадет.
- Не торопись: не сбегут тёлки, они тебя на морозе голяком до утра ждать будут. Ешь спокойно, говорю!
- Маэстро, кнут принести? А то голос сорвёшь, а так: щёлкнул-хлыстнул, и ваши не пляшут.
Ох, ты ж... Припомнил, однако. Жуй вон и не доставай меня, а то без кнута люлей выхватишь. Ну, ё... Вот неугомонный: и жуёт, и сказать мне чего-то пытается.
- Не подавитесь, Виталий  Николаевич. Может Вам бутер ногой протолкнуть?
- Серёг, ты только прикинь, как оборзели барыги: колбаса говнее говна, а стоит!
Хм... Да прям там, нормальная колбаса. Придирается он. Говнее говна - ага, а чего тогда на подоконник зыркаешь? Нет там больше бутеров. Чай с пряниками теперь пей. Ах, ты ж...
- Тал, не надо лезть через весь стол, сахарницу кувыркнёшь. Ещё чаю? Щас сделаю.
- Серёг, а пряников больше нет?
Хм... Не наелся что ли? Да, не наелся - на сейф косит голодными глазами. Надо девчонкам в "Ковчеге" сказать, чтоб хоть кофе ему подсовывали, а лучше перекусить чего-нибудь, а то забывает он.
- Держи пряники, Птиц, зубы только не сломай: не пряники, а курумы.
- Чо?
И глаза на меня таращит, а в глазах - любопытство детское.
Вспомнил... Он так на меня смотрел, когда я на перемене "Парк Юрского периода" пересказывал. А на какой урок мы пришли? Хм... Да, на географию.
- Курумы - это камни, если кратко. Запоминай, эрудит.
Кивнул и хрустит себе пряником, и чаем его запивает, а у меня... Солнце в глаза, за окном день морозный, стёкла оконные до половины узорами затянуты. Я на парте сижу, а Дэн за партой: подбородком в ладони упёрся, а глаза на пол-лица. Надька Анисимова чуть не в лицо мне дышит, с учебником географии обнялась. Надька... Любовь моя первая.
Напротив Валерка Панасенко сидит - лучший математик класса, а Птиц на учительский стол приземлился и глобус разглядывает, а сам косит в мою сторону. Помню почему косит: мы с ним утром входную дверь не поделили: кто первый войдёт. Вместе и ввалились в фойе. У него пакет с кедами порвался, вот он и косит. А я на него не смотрю, я рассказываю: диплодоки, стегозавры, тиранозавры. Голову поворачиваю и взглядом с ним сталкиваюсь. Он взгляд не отводит, а в глазах столько любопытства, столько...
- Маэстро, прикинь! Минералку закупил, попробовал. Да, ёпть, я сам такую сделаю! А чо? Вода, соль, сода, газ – готово. Слышь?
Етижи-пассатижи! Газ, блин. Газ свой используй. Гороху наешься, и будет тебе газ. Дай я блоки просмотрю ещё  разок!
- Маэстро, ты меня слышишь или нет? Бросай свои бумажки, счетовод. Помчали к тёлкам.
Вот же ж... Ну, чего ты меня достаёшь, Виталька?
- Тал, некогда мне, приспичило - мчи, а то теперь тёлки ждать устали, аппарат твой настроить мечтают. Вали один к настройщицам, не поеду я.
И чего смешного? Ржёт он.
- Между прочим, приказы начальства не обсуждаются. Быром оделся, быром на выход!
Ах, ты ж… Раскомандовался он, птеродактиль чёртов. Ладно, сиди тут – газы копи, не взорвись только.
- Куда потопал, Маэстро? Вернись щас же!
Обойдёшься. Его кабинет, ага. Ничо, скоро освобожу тебе твой кабинет, уже можно помечтать: пара после новогодних леваков, и комнату сниму.
Ветер, друже, не надо в меня снегом швыряться, я не злой. Зачем на него злиться? Он вон никакущий, ерепенится больше. Не вижу я что ли? Пусть чай допивает и к тёлкам валит.
Хорошо на улице, хотя и неспокойно: метель просыпается. Ветер нервничает: то взвивается, то падает и по плитам катается. Снег к фонарю жмётся. Дружище, запах "Командора" - это оригинально, ничего не скажешь, но я в себе. Полностью в себе, кстати. 
Холодной свежестью пахнуло, и не снежной, а морской... А вот за это спасибо, дружище.
Дэн… Братишка мой… Если б не ты, я бы сейчас на метель не любовался. Где ты? Где?
Так. А Птиц где? Чего это он не вылетает? Машину скоро заметёт, а тёлки теперь мычат хором, как заждались.
- Коршун, слышь? Цигель, цигель…
Ты глянь чего, а он в полном отрубе: спит, зараза, на моём, то есть, своём диване. А я где лягу? На полу? Ага, разлягусь у ног хозяина, ботинки его под голову положу и сторожить буду шикарное пальто и крутые ботинки. Обломитесь, хозяин.
- Птиц, просыпайся!
Хм… Мычит, но не телится, а тени под глазами, как спецом накрасили, морщины на скулах прорезаются, уже глубокие, уже заметные, и подкрасился он наспех. Да уж... Какие тебе сейчас тёлки, Виталька? С диваном вынесут - не почуешь.
Ладно, спи, Птиц, давай только галстук развяжем и ворот рубашки расстегнём, а то задушишься. Эй, вожный! Прекращай крутить башкой и пихаться! Чего ты? Не собираюсь я отрывать тебе башку, подушку вон под неё сунул, а это плед. Чего?Хм... Не… Я не Таня, проснёшься – заново познакомимся. Таня, блин… А Маринка где? Не сбрасывай плед на пол! Я всю ночь что ль буду тебя укрывать? Мне самому поспать надо, хоть чутка.
Шеф, у тебя не кресло, а мини-диван, удобный, между прочим. Прям провалился, а не уснул. Метель так и не разошлась - угомонился ветер, луна сквозь снежные тучи рвётся, рвётся... Красная луна, страшная...