Размышления бывшего физика Глава 12 из романа Деся

   Дед Андрей нашел благодать в размышлениях, супруга его в ведении хозяйства. Андрей оставил в покое ядерную физику, пришло к нему понимание, что разбирательство в высоких материях мироздания, созданного Богом, не приводит к человеческому счастью. Успокоение Андрей для своей мятежной души нашел в литературе, истории, в собственных размышлениях о судьбах человеческих и мироустройства. Интернета не было в деревне, а скачать что-либо в районе тоже было проблематично. Всемирная паутина превратилась в Рунет, словно бы в издевательство названным «открытым». На деле он представлял из себя лишь рекламные сайты видных компаний Открытой России, Госуслуги и ретрансляцию телевизионной пропаганды. Вся свобода Рунета была безжалостно принесена в жертву единственному, разрешенному, банкирскому мнению. За государственный идеологический надзор отвечал Отдел цензуры политического управления Банка. Невозможно было создать любой сайт или внести изменение в существующий без проверки отдела цензуры. Социальные сети приветствовались, переписка в них была даже обязательной для граждан открытой России, но попробуй только высказать тень неудовольствия и не только в отношении внешней или внутренней политики Банка, а хотя бы в адрес мелкого банковского начальника, как сразу же на незадачливого искателя правды сыпались виртуальные и реальные неприятности: блокирование личной страницы и еэскашки, штраф до десяти тысяч эров в зависимости от тяжести написанного или произнесенного, вызов в полицейский отдел Банка, понижение социального статуса или даже реальный срок. Поэтому аккуратно вели себя пользователи социальных сетей. Свои сомнения относительно начальства необходимо было сообщать в доносах при обязательном ежеквартальном посещении полицейского отдела, а не выносить на суд толпы.

   Блоки новостей были представлены информационными агентствами Открытой России и телеканалами, на которых бодро рапортовали о росте дохода Банка России, о рекордных сборах налогов, о выявленных отщепенцах, самые страшные из которых были представлены террористической организацией «Право выбора». Гнезда этих недовольных недобитков вычислялись силами полиции и самим ИскИном, их безжалостно уничтожали при задержании, судили, казнили, пособников отправляли в лагеря. Но выжечь заразу пока просто не могли или не хотели по политическим мотивам.

   Блоки международных новостей были представлены репортажами: об успехах банкиров Открытой России на международных саммитах, куда Россию вновь стали допускать, о невыносимой жизни под религиозным дурманом в исламских странах, о повальном тоталитаризме и оболванивании граждан в Великом Китае, о неурожаях в Америке, о забастовках в Объединенной Европе…

   Сайт Центрального Банка Открытой содержал Истории и жизнеописание Первого Председателя Банка, изучение ее бессмертного учения «О новом открытом обществе».
По бессмертному учению Председателя Центрального Банка, спасшей Россию в году Великой Смуты: «Прежние капиталистические, псевдокоммунистические и религиозные государства зашли в тупик исторического развития. На их обломках возник новый исторический индивидуум – Человек открытый. Человек открытый является венцом многотысячелетнего развития гомо сапиенс. Человеку, поставленному в условия, когда ему нечего скрывать – нечего и стыдится, потому что он не совершает отрицательных поступков. Человек открытый не имеет морального права скрывать любую информацию перед другими гражданами, перед Отечеством-Банком. Все действия, совершаемые им приводят к целям процветания общества, дальнейшего собственного развития и самосовершенствования. Больше того, лишь превращение человеческого общества в сообщество людей открытых, способных добровольно отказаться от излишних благ, способно сохранить экосистему Земли, саму жизнь на планете. Открытое общество не является демократией в чистом виде, ибо должны быть созданы условия цифрового контроля над людьми, чтобы задавить в слабых членах открытого общества низменные, честолюбивые стремления отделить свою судьбу от судьбы страны, открытого общества, чтобы не позволить тратить силы молодых формирующихся людей на самостоятельное постижение истин, к которым уже пришло Открытое общество, либо что еще хуже, искать истину в чуждых религиозных, философских и других вредных инаконравственных учениях».

   Поэтому безжалостно запрещалось все бунтарское, все могущее вызывать сомнение, под нож пускались изучение в школе истории, философии, искусствоведения… Все что могло вызвать волнение души: скульптуры русских царей, государственных деятелей, лидеров Российского революционного движения…Да, что там люди! Вздыбленные кони Клодта с Аничкового моста в Петербурге были демонтированы и собраны в закрытых галереях музеев. А возможно, пополнили частные коллекции закрытых усадьб банкиров Открытой России.
К запрещенной литературе было отнесено большинство философских трактатов, начиная с античности, книги мировых историков, искусствоведов, шедевры мировой литературы, таких как: Сервантес, Гёте, Гюго, Джек Лондон, Хемингуэй, Ремарк… Из наших отечественных под запретом оказались: Лев Толстой, Тургенев, Булгаков, Михаил Шолохов… Всех и не перечислишь. В школе из Пушкина и Есенина учили несколько нейтральных стихотворений. Достоевского изучали не напрямую, а по рассуждениям критиков и рецензентов.

    Поэтому дед Андрей не горевал особо по отсутствию доступа в Рунет, а за бесценок скупал в районных библиотеках и архивах печатные издания – их поначалу выдавали по цене дров на растопку. Но потом банковские власти поумнели и на растопку стали отдавать лишь разрешенные книги. Книги же, попадающие под запрет, полагалось сжигать в котельной по акту, в присутствии районных банковских представителей. Дед Андрей пытался выписывать книги из области, но это уже было дорого – здорово ругалась баба Света, ведшая нехитрое стариковское хозяйство. Да и отдел цензуры запрещал выписку наиболее интересных с точки зрения деда Андрея книг. Не раз в полицейском отделе банка деда Андрея, бывшего «на карандаше», спрашивали:
– А почему, Вы выбрали именно эту книгу?
– Книга не находится в запрещенном списке, – возражал было Андрей.
– Еще не находится, но ее прочтение является нежелательным, – с напором обучал бывшего академика, полуграмотный, не прочитавший за свою жизнь и десятка книг правоохранитель-полицай. Да по нашим данным, у Вас на руках находится «Молодая Гвардия» Фадеева и «Как закалялась сталь» Островского. По уточненному реестру отдела цензуры от октября нынешнего года, эти произведения считаются противоречащими взглядам Открытого гражданина и должны быть добровольно сданы гражданами в полицейское управление Банка.
– Я их сжег, – не отводил взгляда от глубоко посаженных полицейских глаз дед Андрей.
– Как сожгли? Где? Как Вы могли без соответствующего Акта?
– Ну это ж мои книги, я же не знал. На коммуникатор вот только сообщение пришло относительно изданий. Но я как чувствовал и сжег их безжалостно.
– Ох, темнишь, дед. Вот нагрянем к тебе с проверкой, как найдем что и полетишь в лагеря голубем. Никто на твой возраст не посмотрит, там и издохнешь.
– Разве Вам можно ругаться на гражданина, Открытого человека, – показывал изумление дед Андрей.
– Да Вы, десятинцы, бельмо на глазу, а не граждане… Вот сколько раз вам предлагали с бабкой в район переехать и жилплощадь предлагали…
– Не проживем мы здесь, гражданин начальник, пенсий ведь нам не положено, а там у нас хозяйство, дроном учтенное, налоги вот заплочены, – юродствовал дед Андрей.
– Иди уже, – махал на это полицай.

   По поводу скудости своей библиотеки дед Андрей не унывал – великий ученый он и по движению звезд на небе мог догадаться ясным своим умом о законах и размерах Вселенной, многажды перечитывая имеющееся.
   Запрещенные книги приходилось прятать, на случай появления в деревне полицаев и банковских. В новой России инспектора могли произвести обыск в любом месте: по своему усмотрению, или на основании чьего-то доноса, или по разнарядке ИскИна. Открытому гражданину ведь скрывать нечего? Охотились в основном за наличной валютой юанями, которые были в большом ходу, за неучтенными драгоценностями, за самопальным куревом-самосадом, за самогоном или брагой, но под полицейскую раздачу можно было попасть и за книги. Был у деда Андрея схрон-ниша на чердаке, там лежали наиболее ценные для него томики, среди которых «This Side of Paradise» Фицджеральда на английском, «Also sprach Zarathustra. Ein Buch f;r Alle und Keinen» и «Jenseits von Gut und B;se» Ницше на немецком, эти книги чудом удалось раздобыть во время эвакуации в Челябинске, куда в страшной спешке вывозились из Москвы архивы. Их сначала пытались каталогизировать, дед Андрей подвязался помочь за продпаек. Среди кучи ненужного административного хлама московской мэрии, смешных и таких ненужных во время гражданской войны распоряжений, постановлений, протоколов, наткнулся на вывезенные библиотечные архивы. И договорился уже с ответственным товарищем распорядителем «позаимствовать несколько томиков». Товарищ распорядитель, гражданский, но в новой военной портупее, посмотрел, полистал принесенные дедом книжонки, издания не раритетные, двадцатый век, денег точно не стоят, чего-то там не по-русски написано, да и махнул рукой: «Забирай дед». Дед после смены устремился с тремя книжицами в выделенную комнату общежития, рассказать бабе Свете о найденном им сокровище, и согласовать, по-семейному, количество книг которое стоит перетащить домой. Но на следующий день на работу деда Андрея не взяли. Архивы сожгли Фронт стал подходить очень близко. Потом много костров было в новой открытой России.
   
   Дед Андрей по поводу этого в своих «Размышлениях бывшего физика» писал: «Для человеческой истории это было не ново. Вместо того чтобы изучить мудрость прошлого и попытаться найти там ответы на вопросы дня сегодняшнего, властные недоумки пытаются уничтожить наследие предков или других народов. Зачем? Чтобы стереть память, чтобы сделать рабов, внемлющих им, умственно неполноценными, податливыми. Отсутствие других умозаключений и суждений, уничтожение за ненадобностью эталонов мер разума, разбитие зеркала, способного отражать мысль человеческую, находящуюся под другим углом зрения – все это позволяло сделать единственно верными свои скудные мыслишки. Уничтожение книг известно с Древнего Китая, потом их палили в Римской империи. Однако эти акции были точечными. А потом стали запускать пал из сожжённых книг навстречу костру вольнодумства. В пятнадцатом веке инквизитор Саворнарола жег книги во Флоренции, тогда же кардинал-инквизитор Хименес де Сиснерос уничтожил все арабские манускрипты в Гранаде. Епископ Юкатана, инквизитор Диего де Ланда в шестнадцатом веке, в ходе специально организованного аутодафе, сжёг все известные на тот момент литературные памятники цивилизации майя, а также труды по истории, медицине, архитектуре, философии и астрономии. Фашисты сожжению книг придали, свойственный Третьему рейху, размах и величественную постановку. В прошлом веке, десятого мая тридцать третьего года на площади Опернплац в Берлине, а также в двадцати других городах Германии произошло масштабное показательное сожжение книг, организованное в рамках акции «против не германского духа». Эту акцию организовал Немецкий студенческий союз в сотрудничестве с Гитлерюгендом. Книги жгли упоенно студенты, профессора и руководителями нацистской партии. Я всегда думал, что преодолеть этот порог интеллектуального позора невозможно. Но оказалось, что наши общества, двадцать первого века, просто летят в пропасть мракобесия. Более массовые чем в нацистской Германии акции сожжения и уничтожения атрибутов европейской цивилизации: картин, скульптур, книг, храмов, университетов, стадионов, домов мод… да много еще чего прошли в исламских странах. Но «Открытая Россия» превзошла и их, здесь у нас происходит уничтожение цивилизации при полном равнодушии граждан. Жить во времена, когда тебя окружают нравственные калеки, лишенные сострадания – это страшно.
И если в нацистской Германии писатель Оскар Мария Граф, возмущенный тем, что его книги не сожгли, а более того – попали в список рекомендованной нацистами «народной» литературы, обратился к властям с открытым письмом, озаглавленным «Сожгите меня!».
Он писал: «Я не заслужил такого бесчестья! Всей своей жизнью и всеми своими сочинениями я приобрёл право требовать, чтобы мои книги были преданы чистому пламени костра, а не попали в кровавые руки и испорченные мозги коричневой банды убийц».
То где нынешние Оскар Марии? Есть они, но заглушены они еще более чем в нацистской Германии единорёвным религиозным криком или стыдным, законопослушным молчанием граждан Открытой России, как я. Что, наверное, еще страшнее…».

   Писано это было дедом Андреем простым карандашиком на бумаге для рисования. Бумага для письма, тетради, равно как и ручки, не продавались в Открытой России. Ее маленьких граждан дистанционно с первого класса учили печатать на компьютере. Вместо привычной для ровесников деда Андрея подписи сейчас использовались воспроизводимые принтером отпечатки пальцев и скан сетчатки глаза. Рукописное письмо – это придание маленькому человеку индивидуальности, формирование духовных и материальных запросов, которые придется в будущем исправлять учителям, банковским работникам и искусственному интеллекту. Это абсолютно чуждо для открытого общества, где дети и взрослые сформированы с совершенно правильными для общества потребностями и при этом абсолютно счастливы! Бумагу для рисования и карандаши еще продавали. Хотя в обществе уже поднимался вопрос о превосходстве графических редакторов над «скальными росписями». Так что бумаге и карандашам тоже недолго осталось. И если за нахождение книг дед Андрей мог отделаться штрафами, то за такие мысли, прописанные его рукой, было ему не жить. Но и не писать, он уж не мог. Читать свои «Размышления бывшего физика», либо декламировать их по своей абсолютной памяти, он мог лишь своим односельчанам. Андрей со времени исламской революции в Германии, своего служения в дружине, поздней эвакуации, научился разбираться в людях. Но все равно прокололся, когда стал рассказывать относительно нейтральные вещи на вечерних посиделках в Десятом, когда здесь еще были эвакуированные из Москвы. Кто-то из москвичей на него капнул в полицейское управление. Московский иудушка сообщил в органы, что: «… Андрей … вносит сумятицу в ряды тружеников тыла, отдающих все силы для непобедимой армии Открытой России. Ходит вокруг да около, козыряет свои рыцарским и академическим званием, открыто не призывает, но и не стоит твердо за Центральный банк».

  Приезжал оперуполномоченный особист, приходил в дом к Андрею, все расспрашивал про Гамбургское проживание семьи Андрея. Бередил старые раны про дочь Марту, «не дает ли о себе знать». Интересовался про капитана, с которым дед Андрей совершил выход из Москвы. Заявил, что капитан оказался – гнидой, врагом Центрального Банка. Ржал: «Про тебя тоже большие сомнения у нас, академик. Ничего, если надо, мы тебя расстреляем».
Дед Андрей на своем стоял твердо: «Я человек старый, но в разуме. Все что говорил спрашивайте у людей. Норму по трудодням я выполняю, а смерти я не боюсь».

   Вроде пронесло, толи потому что, машина с опером подорвалась на мине возле Раздолья, толи действительно дед Андрей и не сказал ничего. Потом эвакуированные разъехались, и дед Андрей остался с людьми, которым доверял полностью. Сам себе он напоминал космолетчика из будущего, потерпевшего аварию на планете с туземцами. Но при попытке учить уму-разуму земледельцев, охотников и рыбаков он с удивлением обнаружил, что местные аборигены не только обладают искрой разума, но их умы пытливы и владеют знаниями, но несколько в другой области, от межзвездных полетов. Внимающие ему десятинцы, были слушателями благодарными. Им льстило, что старики, Андрей и Света, ученые с мировым именем, встречающиеся прежде с самой английской королевой, были их односельчанами и у них запросто можно было спросить отчего в мире происходит именно так, а не иначе. И на любой ответ получить пространный ответ. Подкупало десятинцев и то, что старики не гнушались никакой деревенской работы, были своими.