Счастье, уходящее в вечность
Это утро выдалось каким-то безучастным к нам, серость за окном подавляла, и цветение сирени выглядело как-то по-осеннему печально, словно расцвела она не в свой срок.
То, что ночь прошла на редкость спокойно, поднимало мое настроение даже в отсутствие солнечных лучей.
Я сидела напротив мужа за столом, накрытым к завтраку, но завтракала я одна, а Ронни о чем-то мечтал, без всяких признаков аппетита. Он только пригубил горячий кофе с сахаром и молоком, как он любил, я думаю, с младенчества, и был достаточно сыт для того, чтобы начать беседу.
В последнее время я давала ему обезболивающее (без морфина), вне зависимости от болевого синдрома, что настоятельно рекомендовал домашний врач, напоминающий доброго самаритянина, так как он никогда не спешил уйти и уже в который раз, не спрашивал денег за свой приход в караван, в котором заканчивалась наша с мужем мечта путешествовать по всему свету.
Мы благодарили доктора за его визит, об оплате забывали и, прощаясь, сочувствовали ему, ибо понимали сами, как это трудно лечить неизлечимого. От госпитализации в паллиативное отделение, куда обреченные должны записываться заранее, мы отказались, хотя в очередь встали, что было вполне разумно.
Я гордилась Ронни за то, что в то утро он сидел напротив меня, и это делало меня счастливой, ведь наш поход от кровати до стола был также труден, как поход русской армии через Альпы, а наступившее после ночи утро являлось «праздником на нашей улице», подарком от Господа Бога.
Завтрак проходил в том особом времени, в котором мы жили уже пять месяцев, с тех пор, как я услышала коварное слово: «злокачественный».
Это было время, когда неважно вечерело или рассветало, а важно: есть боли или нет, есть желание жить или нет, есть вера или нет, и каждый раз, когда Ронни спрашивал который час, мне надо было уточнять, дня или ночи.
Но, несмотря ни на что, в молитвах мы просили Бога об исцелении, хотя реальность четко обозначила границы возможного.
- Ты сама веришь в исцеление? - спросил меня однажды Ронни после такой молитвы.
- Верю, - уверенно сказала я.
- Почему?
- Потому что я верующая.
Мой скоропалительный ответ мужа удовлетворил.
Надо сказать, что в нашем комфортабельном караване, предназначенном для дальних странствий, становилось уютнее от запаха кофе и поджаренных ломтиков черствого хлеба, вымоченного молоке.
Уже несколько дней подряд я никак не могла вырваться в магазин, Ронни паниковал, если я хоть ненадолго уходила, а, когда я была рядом, то часто он был мною недоволен, и тут уж ничего не поделать, этим мой муж показывал, кто в доме хозяин.
Удивительно то, что в том времени, когда каждый день может стать последним, любовь имела ту полноту чувств и красоты, когда глаза в глаза и не надо слов. Порой нам казалось, что мы имеем одно сердце и одну душу на двоих, а, так как, любое прикосновение друг к другу вызывало боль, от которой Ронни непроизвольно стонал, пожатие рук заменяло нам объятия.
Я пишу это, как мое откровение, что в каждом, пусть очень сложном времени, как и на любой войне, как и в любом горе, случаются какие-то радостные моменты, и даже ощущения счастья, пусть даже след от него, но оно реальное и неподдельное.
В то утро нам было обоим хорошо, Ронни не чувствовал той невыносимой боли, о существовании которой он раннее даже не подозревал. Преодолевать боль ему помогало убеждение, что он сам из всех смертей выбрал смерть с Христом, а это значит, что ему выпала честь делить с Христом и его страдания.
Наш караван, стоящий на морском побережье, стал для нас ковчегом. После холодной зимы в природе буйствовал май, а мы наслаждались уютом нашего жилья и общением друг с другом.
В разнобой тикали часы, вкус любимого кофе и тихий разговор за столом придавал ощущение сверхъестественного благополучия.
Ронни всегда очень серьезно относился к еде, для него было катастрофой, если хлеб не имел хрустящей корочки или мясо подавалось без соуса, но это время прошло, теперь его не радовала еда, но мы усердно обговаривали меню на завтра, и я исправно готовила его любимые блюда, с учетом того, что у нас оставалось в запасе, а потом ела за него и за себя, словно это было подтверждением того, что мы живы.
Если первые месяцы болезни я резко похудела, осунулась и постарела, не могла без боли ходить, вставать и лежать, и умудрялась чистить картошку двумя обеих рук, то после того, как Ронни спросил меня, сколько я еще выдержу на роли его сиделки, я перестала приносить себя в жертву, стала занимать собой, своим внешним видом, и постепенно вошла в силу своих лет, правда, темные круги под глазами выдали мое внутреннее состояние души.
Замечено мной: когда человека не радует еда, то его тянет к разговору с другом, а кто будет лучшим другом мужчине, как не его жена.
- Дорогая, у меня такое чувство, что я собираюсь в дальний рейс, только страшновато одному.
- Ронни, я люблю тебя, но, если говорить честно, то думаю, что в ты уже в пути, но не в Италию или Португалию, там мы уже были, а в пути, где попутчики не предусмотрены. К Богу каждый из нас приходит своим путем.
Хотя, нам хочется к Богу идти толпой, это утешает, ободряет, но расслабляет, а перед Богом каждый будет отвечать сам за себя, как говорит пастор Абай.
Пастор Абай наш духовный наставник, и для Ронни - единственный авторитет.
- Хорошо бы, еще и знать, - продолжал разговор Ронни, - где находится финиш этого пути, чтобы его отодвинуть немного подальше
- Я думаю, Ронни, ты уже на финишной прямой, она началась, когда ты захотел вернуться в отчий дом, обнять маму, и понял, что ты здесь, на земле, бездомный, что единственное, чем ты обладаешь - это твоя вера.
- Ты права, я благополучно добрался до финиша, главное, что на этом пути я нашел Христа, а вера в Него бессмысленна, если не верить в Его воскресение, как и в свое, и в то, что жизнь ещё только начинается.
- Ронни, вот, ты говоришь, а мне видится, как над тобой открылись небеса и ангельский мир слушает нас, ангелы знают, тебе тяжело, но Бог доверяет тебе прийти к финишу победителем.
- Победителем? Победитель Господь, а в Нем моя победа. Устал, хочу немного полежать … Почитай мне первое послание Иоанна ..
А тут неожиданно выглянуло солнце
- Любимая, а не завести ли нам котика?
- Котика??? Где его взять? Если только у кого-нибудь украсть …
- Нет, его надо просто заманить и накормить. С котом, как-то, легче будет …
Я отвела Ронни в постель, уложила и стала читать вслух библию, написанную на нидерландском языке.
Так прошел наш завтрак, потом началась дневная суета, а вечером я уговорила Ронни выйти из каравана. Светило весеннее солнце, согревая землю небесным теплом.
Это было довольно рискованное мероприятия, выйти с Ронни на свежий воздух, но у нас получилось во славу Господа, а в награду нам открылась торжественная красота заката, а ночью у мужа опять начались боли, до стона, простые обезболивающие не помогали, а от морфина он отказывался, пока я упросила его пожалеть меня.
Надо сказать, что Ронни еще до болезни был убежден, что подошли его сроки, поэтому приход смертного часа принимал спокойно, он был вполне доволен своей жизнью на земле, сам выбрал для себя смерть не такую, чтобы ему тихо умереть во сне, нет, он захотел, чтобы к смертному одру его вёл за руку Иисус Христос.
Когда боли стали нетерпимыми, то сначала Ронни хотел забыться наркотическим сном, но осознал, что ему выпала честь нести христовы страдания, и это помогло ему обходиться практически без наркотиков.
В Небесное Царство он вошел в ясном уме, благословив всех, кто был ему дорог.
Его последние три дня жизни мы провели в больнице, за ним был поистине царский уход, за ним ухаживали, как за ребенком, обмывали, мазали маслами, медсестры так нежно и умело обращались с моим мужем, что я даже заревновала.
Ронни лежал в солнечной комнате с большими окнами, на белоснежных простынях, чистый, пахнущей маслами, а для меня был предусмотрен диванчик и обед на заказ.
Когда в палате мы остались одни, то он сказал: "Любимая, я доволен всем, я имею все, кроме здоровья и радости."
На третью ночь, он стал задыхаться, и знаками попросил за него молиться.
Я держала его за руку, после молитвы, стала тихо петь хвалу Богу, во время которой он испустил дух.
За окном рассветало.
Странно, но в этот момент я была счастлива, чем озадачила дежурного доктора, и мне пришлось объяснить, что на койке осталось лежать только измученное тело моего мужа, а он сам уже с Богом.
Потом я поняла, что я была счастлива не своим, а его счастьем.
Свидетельство о публикации №223011901627