Пьянящее исцеление

Эта история положила свое начало задолго до моего взросления. Воспоминания согревают меня отныне не хуже яркого алого свитера, связанного два поколения назад.
В ту волшебную пору маленький и невзрачный домик на маяке был нашим секретом, особой тайной, которую хранили двое счастливых людей.
В его облике было что-то от персонажей приключенческих романов о простых моряках, попадающих в жизненные передряги, но нашедших свое утешение в единении с природой на краю земли. Высокий, мудрый мужчина с большими теплыми руками, надвинутыми на нос очками и приятной сединой - таким я запомнила деда. Он умудрялся найти ответ на каждый вопрос, вылетавший в ту пору из моей головы, словно пробка.


Простота убранства нашего дома, которая могла бы поспорить совершенством с самой природой, напоминала о том, что, сколько бы раз ни сменялась листва на деревьях за этими стенами, его не касались никакие перемены. Маленькая, но уютная комната была полна всякого рода диковинками, которые по воле судьбы были выброшены на берег.
Тихим утром величественное солнце вставало над далекими холмами и гнало перед собой туман, очищая землю от призрачных порождений ночи до нового наступления темноты. Весело поблескивало оно на прозрачной воде.  Шум, грязь и смрад промышленного города, затянутый мглой горизонт которого скрывал в своих удушающих объятиях фабричные трубы, теснившиеся одна к другой и извергающие в чистое небо клубы сухого, безжизненного дыма, - все это осталось далеко в прошлом, и  не оставило ни следа на нашем чистом небосклоне жизни. Вросшие в землю лачуги, безмерно сердитые и уставшие лица - все это было так далеко и неведомо!
Одним таким утром я  проснулась и прямиком, схватив под мышку старенький бинокль, побежала к окну, дабы разглядеть своего мореплавателя. Большой деревянный ящик был полон провианта.
-Привет, деда! Что это? - любопытно вопрошала я.
-Много миль я прошел по морям, дабы добыть тебе завтрак! Охо-хо! - удивительно пародировал дед говор пиратов из старых черно-белых фильмов, которыми мы когда-то засматривались.
Мы тут же оба заливались простодушным смехом.
-Ох, спасибо, сэр! Очень мило с Вашей стороны, позвольте, я облегчу Вашу учесть нести этот грузный ящик, - с акцентом особ старой Англии спешила ответить я, поскольку тогда зачитывалась не только романами о морских странствиях, но и с интересом перелистывала ветхий томик Джейн Остин. Немедля я взбиралась ему на спину, точно ручной зверек, уверенно полагая, будто так будет гораздо легче. Дед посмеивался, но и слова не говорил, тягая уже довольно внушительного размера ношу в лице маленькой девочки и провизии в руках.

Небо было безмятежно ясное; в чистом воздухе, напоенном ароматом опадающей листвы, чувствовалась благодатная свежесть. Зеленые холмы поблескивали росой, точно слезами, пролитыми добрыми духами.

Мы дивно проводили день за днем, делая каждый из них запоминающимся и греющим сердце: играли на уже осыпающемся, но еще вполне пригодном и белом, как чайка, рояле в четыре руки; учились кулинарным шедеврам, превращая всё в увлекательную игру, пока один пёк румяные блины, а второй ловил тарелкой, словно умелый голкипер. Он научил меня колоть дрова, ухаживать за маяком и обращаться с его деталями так, будто это маленький ребенок, требующий деликатного ухода. Передавал свои знания о том, как правильно брать курс на маленькой лодке с парусом в погожий день, и все его уроки сопровождались мудростью, от которой благоговело маленькое личико с забавными кудряшками.

А покойными сумерками, когда небо, земля, воздух, морская вода - все отвечало чувствам маленького сердца и рождало в нем умиротворяющие мысли, несвойственные детскому возрасту, - такими вечерами я ощущала слияние с мирной, безмятежной природой, что, если б в этой самой тишине вдруг раздался людской говор, я бы, вероятно, ощутила несравнимое тягостное одиночество.

"Мир догонит тебя и попытается одолеть. Нужно опьяняться и насыщаться творчеством каждый день своей жизни, и тогда реальность уж точно не сможет тебя уничтожить".
Каждое  его слово ловила я жадно, с упоением слушая все, что приготовил для меня новый рассказ.

***
Старый церковный колокол грустно отбивал часы, будто опечаленный тем, что ему приходится говорить только с мертвыми, ибо живые не слышат его предостерегающего голоса; зашуршали опавшие листья, как шуршали когда-то в доме у маяка; колыхнулась трава на могилах; все остальное безмолвствовало и покоилось во сне.

Я  тут же осознала что стою на твоей могиле. Стою и думаю о том, что  мы приникаем к прекрасным, благородным явлениям нашей жизни, чтобы примириться с ужасами и бедой, поражающими нас напрямую. Отрицать ужасы невозможно. Но я делаю все, как ты учил: насыщаюсь творчеством до краев, стараюсь изо всех сил, и это дарует мне исцеление.