Когда мы устанем от пыли и прозы

Ошибочно со страницы Нины Никипеловой

К столетию со дня рождения Бориса Алексеевича Чичибабина

ЛИРИЧЕСКИЙ СЮЖЕТ ПЕРВОЙ СУДАКСКОЙ ЭЛЕГИИ

   Анализируется развитие элегического жанра. Традиция и новаторство элегии Бориса Чичибабина представлены как диалог с предшественниками и укрепляют право автора на обновление жанра.

Душа у поэта чудна`я,
От воли и света хмельная.
Дай Бог надышаться ей вволю
Простором небесного моря.
   Игорь Лосиевский,
   Борису Чичибабину к 70-летию

Память элегического жанра через все поэтическое наследие Чичибабина, начиная от строк,признанных автором первыми, – «Кончусь, останусь живым ли» – до последнего терцета прощального сонета.

Вся жизнь до сих прочлась, как телеграмма,
И в мрак уйти мне, в самом деле, рано:
Так мало в жизни радовал тебя
[Чичибабин, 2013, c. 408].

Обозначение жанра Чичибабин выносит и в заглавие стихотворений. Например, «Судакские элегии» (их 3), «Элегия февральского снега», «Элегия Белого озера», «Элегия о старом диване», «Орлиные элегии», «Дельфинья элегия» и др.
«Знакомыми незнакомцами» назвал элегию Л.Г.Фризман в монографии «Жизнь элегического жанра», изучая русскую элегию от Сумарокова до Некрасова [Фризман, 1973, c. 3]. Универсальное знание предмета исследования, круг собеседников, с которыми обсуждались сложные вопросы, многократное участие в научных конференциях по теме позволили ученому убедиться и убедить, что «русская элегия – очень значительное, своеобразное и интересное художественное явление»
[Фризман, 1973, c. 3].

Из глубины веков, из дальних стран, в разных переводах от разных авторов элегия пришла из устного народного творчества как жалобная песнь, причитание, песенка грустного содержания, как слово о скорбной минуте в жизни человека, как «оплакивание поэтом самого себя» и «потрясающий душу реквием». Жизнь элегического жанра продолжалась и продолжается. И каждая элегия – это мостик связи с прошлым или послание в будущее. Это жанр, способный привсех изменениях оставаться молодым.

Обратимся к тексту первой «Судакской элегии» и попытаемся определить свойства и особенности ее жанра и лирического сюжета.

Когда мы устанем от пыли и прозы,
пожалуй, поедем в Судак.
Какие огромные белые розы
там светят в садах.

Деревня – жаровня. А что там акаций!
Каменья, маслины, осот…
Кто станет от солнца степей домогаться
надменных красот?

Был некогда город алчбы и торговли
со стражей у гордых ворот,
но где его стены и где его кровли?
И где его род?

Лишь дикой природы пустынный кусочек,
смолистый и выжженный край.
От судей и зодчих остался песочек –
лежи загорай.

Чу, скачут дельфины! Вот бестии. Ух ты,
как пляшут! А кто ж музыкант?
То розовым заревом в синие бухты
смеется закат.

На лицах собачек, лохматых и добрых,
веселый и мирный оскал,
и щелкают травы на каменных ребрах
у скаредных скал.

А под вечер ласточки вьются на мысе
и пахнет полынь, как печаль.
Там чертовы кручи, там грозные выси
и кроткая даль.

Мать-Вечность царит над нагим
побережьем,
и солью горчит на устах,
и дремлет на скалах, с которых приезжим
сорваться – пустяк.

Одним лишь изъяном там жребий плачевен,
и нервы катают желвак:
в том нищем краю не хватает харчевен
и с книгами – швах.

На скалах узорный оплот генуэзцев,
тишайшее море у ног,
да только в том месте я долго наесться,
голодный, не мог.

А все ж, отвергая житейскую нехоть –
такой уж я сроду чудак, –
отвечу, как спросят: «Куда нам поехать?» –
«Езжайте в Судак»
   [Чичибабин, 2013, с. 163–164].

«Задача искусства состоит не в воссоздании свойств предмета (“красота изображения»), но в способности художника сделать постижимой, доступной для восприятия саму свою креативность”» [Ханзен-Леве, 1999, с. 52] – справедливо полагает исследователь русского символизма А.Ханзен-Леве. Действительно, в данном случае элегия не остается просто описанием, она содержит в себе событие, в ней происходит движение и обновление представлений в ходе развития ее сюжета.

Что такое сюжет, сюжетность? Сюжет в прямом смысле – это предмет, подброшенный жизнью для размышления, свободного изъявления чувства, лирического восприятия.
   Даже в первомчтении нетрудно обнаружить, что «подброшенным предметом» служит морской берег в Судаке, а мотивы памяти, моря, Вечности, возвращения определяют и делят текст на эмоционально-смысловые части. Итак, что такое элегия? Это лирический жанр, содержащий в стихотворной форме эмоциональный результат философского раздумья над сложными проблемами жизни.

Изначально в древнегреческой поэзии элегия, как и сонет, имела строфу только определенного размера. Постепенно строгие правила уходили, отступало трагическое содержание, менялись этические и эстетические оценки изображаемого. Первая «Судакскаяь элегия» Чичибабина примечательна высочайшей восприимчивостью автора к впечатлениям жизни и позволяет наблюдать, как реальный мир преобразуется в поэтический, как служит автору зрительная и слуховая память.

Все стихотворение построено на воспоминании, на желании вернуть пережитое. Каждая новая картина содержит новую мысль, новую эмоцию. Время и пространство не разделимы в философской системе Чичибабина. Пространство предметно, время связано с мыслью, памятью, чувством. В одном из ранних стихотворений поэт признается: «Во мне проснулось сердце эллина…». Эллинских дух Чичибабина в одухотворенности живой и неживой природы. Художественная ценность текста возникает в исключительном видении «живой жизни» «живым поэтом» собственной и жизни окружающей, изменяющейся и обновляемой. Стоит напомнить первую строфу полностью:

«Во мне проснулось сердце эллина. / Я вижу сосны, жаб, ежа. / И радуюсь, что роща зелена / и что вода в пруду свежа». [Чичибабин, 2013, с. 44].

И первая «Судакская элегия» Бориса Чичибабина сохраняет радость, яркость впечатлений, светлых эмоций и передает живую интонацию диалога с читателем. Риторические вопросы активизируют читательское внимание. Перед нами память индивидуальная:

«огромные белые розы там светят в садах; / А что там акаций...»

И память историческая:  «…был город алчбы и торговли» – город агрессивной жадности и вероятного вероломного обмана. Обратим внимание, что включены все органы восприятия внешнего мира: зрение, слух, обоняние. Это может каждый – увидеть, услышать, уловить запах. Но сказать, что «пахнет полынь, как печаль», дано только поэту. При виде танцующих дельфинов происходит эмоциональный взлет интонации. Вопросительные знаки уступают место восклицательным. Междометия – элементарное отражении чувств человека, моментальный отклик души. Неожиданно жизнерадостная нота, хотя и глубинно-грустная. Желанная минута жизнеощущения, стоит ее пережить вместе с читателем и танцующими дельфинами. И ключевой вопрос: «А кто ж музыкант?».

Успокоительная сила поэтического слова в том, что ответ доступен: это море, родная стихия, свобода: «То розовым заревом в синие бухты смеется закат».
Есть особая загадка в том, что, будучи личным жанром, узким и закрытым, элегия Чичибабина вмещает в себя необозримые глубины человеческого духа и дали исторических горизонтов. В первой «Судакской элегии» нашли свое выражение характерные, важнейшие особенности поэтического мышления Бориса Чичибабина. Это своеобразный сплав античной, современной и личной темы, создающей особенное настроение своего вольного «я».

СУДАКСКИЙ СБОРНИК. Выпуск 4 СУРОЖСКИЕ ЧТЕНИЯ. В печати 2023.