Не неделька в Комарово, но уже семь десятилетий

На недельку, до второго
Я уеду в Комарово


Вот как вспоминает самый известный исполнитель песни «Комарово» Игорь Скляр момент рождения этого до сих пор  известного хита Игоря Николаева: «Помню, сидели в компании, пели под гитару, Игорь говорит: «Я тебе песню напишу!» И как-то в Питере они были на гастролях, и он под коньяк в какой-то квартире, где стоял огромный пыльный рояль, напел мне кучу своих неопубликованных хитов, в том числе и “Комарово”. А потом ее записали, прокрутили во время музыкальной паузы в передаче «Что? Где? Когда?», и она стала “Песней года – 85”. Но для меня опять же, это было не более чем одно из проявлений актерских возможностей. Типа показать, как надо петь на эстраде...».
Без преувеличения скажу, что в моей жизни поселок Комарово занимает очень важное место, а мое знакомство с ним относится к началу 1950-х.  Эта история изложена в face book 16 июля 2018 года в посте «На недельку до второго...плюс более 60 лет» с подзаголовком «Об одной социальной сингулярности». Сначала приведу рассказ, а затем сделаю необходимые пояснения.

                ******

В середине июля 2018, не помню, почему я разместил в face book воспоминание «Свет Остров – мой молочный брат». Через несколько дней стало понятно, что этот рассказ может стать началом серии постов об интересном, возможно, уникальном феномене – некоей социальной сингулярности, на которую я недавно обратил внимание.
Известно, что из некоторых школьных классов, где работают талантливые учителя, выходят в будущем успешные специалисты; скажем математики, из музыкальных школ – успешные пианисты, скрипачи, у талантливых тренеров – воспитываются спортсмены, достигающие больших результатов... Но в моем случае – не так... В начале 50-х, т.е. через несколько лет после войны, в Доме отдыха художников на Карельском перешейке, на берегу Финского Залива – на границе Зеленогорска и Комарово – стали собирать на месяц небольшие группы детей 11-14 лет из семей художников и скульпторов. У многих, ясное дело, не было отцов, многие семьи ютились в небольших комнатах коммуналок, в общежитиях, жили, как и многие в стране, бедно, ели скромно, у художников часто не было заказов... Мы с сестрой ездили туда в память об отце, который по образованию был художником и многие годы, начиная с довоенных времен, был редактором художественной продукции: плакатов, открыток, книг. За нас платил Союз Художников, думаю, не только за нас... Дети были из разных районов города, из разных школ, от разных учителей. Мы были в этом Доме отдыха несколько раз, и другие ребята... и мы уже немного знали друг друга. Это не был пионерский лагерь с горнами, барабанами, пионерскими галстуками. И вообще, нас никто «не строил». Иногда нас возили на экскурсии, но в основном летом мы купались и грелись на песке; были и зимние «сборы» во время зимних каникул.


И вот недавно я обратил внимание на то, что из небольшой группы мальчиков примерно одного возраста (наверное, 1937-1942 годов рождения) выросло несколько заметных в избранных ими областях творческой деятельности специалистов.
С тех пор прошло более 60 лет, самым младшим уже хорошо за 70, старшим – 80+, многих уже нет в живых... Никаких общих сборов никогда не было, каждый жил своей жизнью. Двух-трех человек я несколько раз случайно встречал на улицах Ленинграда. Не уверен, мягко говоря, что каждый из тех, кого я помню, помнит других, что помнит меня. Но я помню (вспомнил) и решил написать о тех ребятах. Откуда информация? Все из того же Интернета...


Пока воздержусь от указания фамилий, лишь замечу, что трое завершили образование в Институте им. Репина: один стал графиком, другой – крупным специалистом по витражам, третий – специалистом по керамике и литератором. Все участвовали во многих выставках, отмечены наградами. Такая плотность людей из цеха изобразительного искусства в данном случае естественна, ребята пошли по стопам родителей.
Но кроме того в этой команде: один – доктор наук, профессор психиатрии, много делающий добра для людей в последние дни, недели их жизни... один – кинорежиссер, известный многим многими своими фильмами, еще один – профессор астрономии, имя которого присвоено новому явлению, обнаруженному им, и я – профессор социологии, пытающийся вспомнить тех ребят и рассказать о них...
И понять, если смогу, в чем дело? Почему в такой случайно собиравшейся летом (и зимой) группе ребят, чтобы «поглядеть отвыкшим глазом на балтийскую волну...», оказалась столь высокая креативность и установка на достижение.


Допускаю, что в действительности эта группа даже больше, ведь я сохранил в памяти не все имена, да и Интернет – все же не всесилен. И я совсем не знаю, как в целом сложились жизни девочек, отдыхавших с нами.

                ******
Комментарий. Четыре с половиной года спустя


Раскрою анонимность указанных выше «спецов» и назову их имена, которые я помню с нашего детства. А было все это почти 70 лет назад.
Начну с художников, их много.
График – Светозар (Свет) Остров (1941 г.р.). Оформил свыше 200 книг, значительная часть которых для детей, подготовил «Петербургскую серию» рисунков, отразившую весь центр города, награжден серебряной медалью Российской академии художеств, его работы хранятся в государственных и частных коллекциях России, Франции, США, Японии и других стран [1].


Художник-монументалист, витражист Аркадий (Аркаша) Натаревич (1940 – 2018). Разработал оригинальную технологию окраски стекла окислами металла. Среди наиболее крупных его работ - витражи на морскую тему в интерпретации античных мифов для гостиницы «Англетер» в Петербурге, витражи для дворца культуры города Тихвина, им создан витражный плафона для центра «Олимпия» в Петербурге – огромное стеклянное перекрытие более 50 метров в диаметре было в начале 90-х самым крупным подобным произведением в городе, возможно - России. Витраж «Морские фантазии Петербурга» отнесен экспертами к шедеврам современной петербургской культуры.


Григорий (Гриша) Капелян (1940 г.р.) - российско-американский художник и литератор. Нонконформист в литературе (проза и стихи) и ряде направлений изобразительной культуры (керамика, графика и живопись).
В Википедии точно и интеллигентно охарактеризованы обе грани его деятельности: «В изобразительном творчестве Капелян опирается на традиции русского авангарда, сочетая конструктивистские начала с органической спонтанностью школы Филонова. Чистая абстракция идет рука об руку с фигуративными мотивами. Трактовка пространства часто носит парадоксальный характер, один и тот же участок холста может казаться и задним планом, и выступающей плоскостью». «Прозу и стихи Григория Капеляна можно считать продолжением петербургского литературного феномена обэриутов, однако в целом его словесное творчество не ограничивается абсурдистстской эстетикой, опираясь на традицию Чехова». От себя добавлю, что в прозе и керамике Капеляна наблюдается родство: единство взгляда на окружающую реальность.


Судя по всему, с нонконформизмом и авангардизмом Григорий родился. Так, 7 марта 2020 года он сообщил мне: «Смерть Сталина застала меня 13-летним, школа была тогда еще однополая мужская, мы все пионеры с красными шелковыми галстуками, должны были по двое дежурить справа и слева от бюста вождя. Спустя три года, в 56 году, когда на партсобраниях (т.е. как бы не для всех) было сообщено, что он был негодяй, весть об этом немедленно протекла в широкие массы, а мне стала известна от моего беспартийного отца. На следующий же день я решил сделать из этого выводы и внести свой вклад в развенчание культа личности. Я взял собой в школу молоток и, прогуляв урок, соответственно, анатомии, вышел в пустой коридор и отбил нос белогипсовому кумиру, которого три года назад почётно караулил. Бюст убрали, никакого расследования на предмет внеклассного вандализма не последовало. Постамент осиротел в ожидании достойного местоблюстителя. Тогда никто не мог знать, что в этой самой школе будет учиться другой будущий вождь, ему тогда было четыре года».


А через полторы недели – как бы дополнил: «Про Бранкузи [БД:   Константин Бранкузи -французский скульптор, один из ярких представителей авангардного искусстве XX века] я узнал в очень раннем, можно сказать, в нежном возрасте. О современном искусстве в то время можно было получить инфо только из насмешливых публикаций в журнале "Крокодил". И вот, представьте, врезалось на всю жизнь малюсенькая и полиграфически как можно более неполноценная (а других и не бывало, когда верхом качества были снайдеровские натюрморты из книги о вкусной и здоровой пище, которая была лучшим доказательством жизни лучше и веселей). И вот эта жалкая картинка величиной с почтовую марку должна была насмешить советского человека и еще раз убедить его в том, что на западе живут идиоты. Скульптура Бранкузи называлась "Светловолосая негритянка", что окончательно доказывало главное свойство западного искусства изображать такое, чего не бывает. Не понимаю. отчего это мне так запомнилось? Мне наверное тогда лет 8 было. Странная вещь память».


Я предполагаю написать эссе о Григории Капеляне, потому не разбрасываюсь материалами, но еще один предъявлю, его автор Константин Кузьминский, и он размещен в томе 2а его фундаментальной «Антологии новейшей русской поэзии у Голубой лагуны». Фигурирующий здесь  Вильям Бруй – советско-французский художник-авангардист, соавтор Капеляна по книге Ex Adverso. Даже у супер букинистов не ищите ее, она издана лишь в девяти экземплярах. Но фрагмент ее содержания можно прослушать в исполнении автора текста на youtube [2]. И есть еще три возможности ознакомиться с книгой, в примечании к видео указано:  «Григорий Капелян читает текст из книги Ex Adverso написанный им в Ленинграде в 1969 году под псевдонимом д-р Грабов. Книга была создана Вильямом Бруем, это серия абстрактных форм в технике офорта. Изготовлено было 9 экземпляров. Ex Adverso имеется в собрании Эрмитажа в Петербурге, в Музее Современного искусства в Нью-Йорке и в Центре Помпиду в Париже».


В 2018 году я вспомнил только троих художников, позже – четвертого – недавно скончавшегося живописца Олега Татарникова (1937 – 2022). Он – из семьи художников: его отец был тонким пейзажистом, два младших брата Олега, Петр и Павел, также пошли по стопам отца. 23 октября 2022 года дочь Олега – Анастасия, историк искусств, записала в своем аккаунте VK («Вконтакте»): «На днях, 20 октября, папе исполнилось бы 85 лет. Немного не дотянул до своего юбилея. Он был чрезвычайно скромным и замкнутым человеком, а последние лет двадцать вел практически отшельнический образ жизни. Теперь, разбирая его удивительные работы, такие пронзительные и исповедальные, я словно заново его узнаю и открываю для себя целую вселенную».


Теперь – о двух будущих ученых, с которыми я был в Комарово и с которыми, так судьба распорядилась, я случайно встречался в Ленинграде (возможно же такое) и на протяжении многих лет в целом знал, как складывается их жизнь.


Андрей Гнездилов (1940-2022) – доктор медицинских наук,  создатель и первый руководитель первого в России хосписа, автор новых методов в психотерапии: сказкотерапии, имидж-терапии, терапии колокольным звоном и других. Многим он известен как сказочник Доктор Балу [3].
Гнездилов был победителем Национального конкурса «Золотая Психея» в номинации «Личность года в российской психологии» по итогам 2009 года и лауреатом конкурса по итогам 2018 года в номинации «Мастер-класс года для психологов» с мастер-классом «Процессуальная сказкотерапия в Замке Доктора Балу». В 2011–2016 гг. он входил в состав Экспертного Совета Национального конкурса «Золотая Психея», в 2015 году стал лауреатом международной премии им. Н. К. Рериха в номинации «Сохранение рериховского наследия».
В далекие 50-е в Комарово еще нельзя было сказать, что он будет врачом, хотя, возможно, он задумывался об этом, но он уже был сказочником. Зимними вечерами, Андрей ездил в Комарово на зимние каникулы, когда мы укладывались в постели, он рассказывал какие-то придумки.


Пока, именно о Гнездилове, Докторе Балу, я написал больше, чем о других «комаровских пацанах». Но уже в этом году я познакомился в face book с философом и психологом, специалистом в области экзистенциальной психологии Анастасией Зиневич, в 2015 году она переводила выступление профессора Гнездилова на I конгрессе по экзистециальной терапии в Лондоне. Вот ее рассказ о вокршопе Гнездилова «Встреча со смертью: психотерапия путем обращения к экзистенциальному измерению Чудесного». «От воркшопа Балу, который я переводила на английский, запомнилась особенная тишина, стоявшая в зале. Тихий голос Балу сменялся моим возбужденно-громким. Наконец я со-настроилась, и потекла тихая речь. Когда переводила рассказ про его первую сказку, сочиненную для умирающего мальчика, в зале слышались тяжелые вздохи. Кто-то плакал. Но тут слушателей воодушевил рассказ про девушку, которая вырвалась из плена одиночества благодаря появлению в ее жизни куклы-подруги. О том, как им хорошо жилось вместе, и как она вновь загоревала, что у нее нет любимого. И как, придя на ярмарку — она выбрала суженого для своей куклы. Куклы поженились, и — о Чудо! — вскоре в дверь девушки постучал ее будущий муж... Балу предложил слушателям выбрать одну из привезенных им кукол. На воркшопе были показаны видео, подготовленные и переведенные на английский усилиями нашей коллеги, Натальи Мосян. После видео про имидж-терапию Балу предложил зрителям, прежде всего иностранным коллегам, примерить привезенные им платья и костюмы. Наконец, одна златоволосая женщина робко подошла и стала примерять бальное платье Королевы. Потом подошла еще одна и оделась в русское платье с кокошником. Балу предложил познакомиться с “новыми” образами себя в большом зеркале и поделиться впечатлениями. Златокудрой женщине очень понравилось быть королевой; по ее словам, это было как раз то, чего ей не хватало в ее образе себя. А вот женщина в наряде боярыни чувствовала себя очень неуютно: кокошник давил на голову и даже вызвал мигрень. Еще мне запомнился очень внимательный слушатель, похожий на испанского конкистадора. На третий день конгресса желающие имели возможность поучаствовать в театральной постановке сказки Андрея Владимировича «Бал неслучившихся встреч» — экзистенциальном театре…» [4].


Астро-физик теоретик, профессор Санкт-Петербургского государственного университета  Дмитрий (Дима) Нагирнер (1938 г.р.) еще в своей дипломной работе обнаружил феномен, называемый в астрономии «Эффектом Нагирнера» [5]. В  начале нашей переписки, летом 2012 года, Дмитрий заметил: «Есть что вспомнить из нашего детства». Прошло шесть лет, и он писал: «У нас с тобой – так получилось – четыре общие жизненные точки: Дом отдыха, школа на углу Красной конницы и Тверской, матмех и район ул. Фрунзе…». Конкретизирую: мы не просто учились в одной школе, но преодолевали премудрости начальной школы под руководством одной учительницы, лишь с разницей в четыре года. Район ул. Фрунзе – место, где мы жили через много лет после Комарово и обучения в ЛГУ и несколько раз встречались. Удивительно, но это так.
На сайте Петербургских астрономов биографический очерк о Нагирнере завершается следующим абзацем: «Собрал большую библиотеку по науке и по областям других своих интересов — истории, античной и российской, археологии, ономастике и этимологии, жизни животных и растений, древнерусскому и авангардному искусству. Увлекается классической музыкой и классической поэзией». В этом проявляется его глубокая связь с культурой его семьи.


В базовом тексте «На недельку до второго...», вспоминая ребят, с которыми я был в доме отдыха, я отметил, что один из них стал кинорежиссером, известном многим многими своими фильмами. Это – Александр (Саша) Прошкин (1941 г.р.), режиссер и сценарист, Народный артист Российской Федерации, лауреат многих отечественных и международных профессиональных премий. Вряд ли мне стоит рассказывать о его фильмах, напомню лишь названия некоторых из них: «Ольга Сергеевна», «Опасный возраст», «Михайло Ломоносов», «Холодное лето пятьдесят третьего…», «Николай Вавилов», «Увидеть Париж и умереть», «Доктор Живаго», «Искупление» и прошлогодняя картина «Назад в степь к сарматам». Многие фильмы Прошкина уже прочно прописаны в истории российского кинематографа, а его творчество рассматривалось ведущими кинокритиками и культурологами России.


Я хорошо помню маму Саши Прошкина – Анну Ефимовну, она работала в Ленинградском Художественном Фонде и по-доброму относилась к моим родителям, с которыми, возможно, была знакома с довоенного времени. Во многом благодаря ее помощи мы с сестрой несколько летних и зимних каникул выезжали в Комарово. Отец Саши, Анатолий Николаевич Прошкин (1907–1986), был художником, учился в Академии Художеств у К. С. Петрова-Водкина, с которым он многие годы дружил.
Не знаю, когда Александр задумался об актерстве, но помню, как стоя на кровати, чтобы казаться высоким подобно Маяковскому, он басом читал: «Я волком бы выгрыз бюрократизм / К мандатам почтения нету». После окончания Театрального института Прошкин несколько лет работал в Театре Н.П. Акимова – блестящего режиссера, смелого сценографа и независимой личности. Безусловно, он оказал большое влияние на Прошкина.


Я ни разу после комаровских лет не встречался с Александром Прошкиным, но знал о нем больше, чем о других приятелях того времени. Ведь его кинокартины – не только показ, анализ событий и процессов в прошлом и настоящем страны, также они не только о судьбах простых людей и выдающихся личностей (фильмы «Михайло Ломоносов» и «Николай Вавилов»), но они и о нем самом. В этих фильмах – его гражданские установки и социокультурные воззрения. Мне особенно интересны две его картины о послевоенном времени - «Холодное лето пятьдестят третьего» и «Искупление». Мы не были еще столь взрослыми, чтобы события, отраженные в них, обсуждать в реальном времени, но приятно осознавать себя единомышленником человека, с которым одновременно вступал в жизнь. Между этими работами – три десятилетия, значит стремление понять время нашего детства постоянно в нем.


Все, кого я здесь вспомнил, рано – в детстве, юности определились в  своих интересах, в будущей профессии. Я же мигрировал: математик по базовому образованию, психолог – по кандидатской диссертации, социолог – по докторской степени и в последние двадцать лет – историк российской и американской социологии. Хотя уже более трети жизни я живу в Америке, я сохранил и даже приумножил общение с российскими коллегами, при поддержки которых опубликовал в России около 20 книг и порядка 500 статей. Ценю профессиональные премии: «Серебряный лучник», «Книжная премия им. Б.А. Грушина», медаль Питирима Сорокина от Института социологии РАН. Одно успокаивает меня, долгая межнаучная миграция была бесконфликтной, новое естественно вписывалось в уже сделанное.

                ******

Только сейчас обнаружил, что Свет Остров и я были младшими в рассмотренном сообществе, а так как я пошел в школу в 8 лет, то по «стажу» обучения в школе я был младшим. Помню, как я расспрашивал друзей: «А тяжело учиться в третьем (четвертом) классе?» Возможно, в том, что я помню их, след отношения младшего к старшим.


В 2018 году, когда писал «На недельку до второго...», я интуитивно понимал, что комаровское дисперсное образование можно охарактеризовать как сингулярное в социокультурном отношении. Вместе жарились на солнце и купались, собирали в соседнем лесу ландыши, ловили в пожарном водоеме головастиков и тритонов, по-детски рассуждали о многом четыре будущих художника, кинорежиссер и трое исследователей в разных направлениях науки. Каждой работал увлеченно и каждому удалось сделать что-то значимое в своей профессии.  Разве это не сингулярность? Неужели – обыденность?


Сложнее определить природу этой сингулярности. Возможно, дело в том, что каждый из нас рос в творческой среде и в максимально раскованной по тому очень непростому времени обстановке.


Литература

1. Докторов Б. 80 лет Свету Острову - моему молочному брату. http://proza.ru/2021/11/24/1957.
2. Капелян Г. Текст, не предназначенный для чтения.  https://www.youtube.com/watch?v=VOcc8DpxF2M&t=170s.
3. Докторов Б. Доктор Андрей Гнездилов, или сказочник доктор Балу. http://proza.ru/2021/07/06/188.
4. Зиневич А. Конгресс в картинах и лицах. По следам путешествия с Доктором Балу
5. Докторов Б. Астроном Дмитрий Нагирнер и эффект Нагирнера. http://proza.ru/2022/02/09/1841.