Дьявол носит дреды
Антонина Ильинична проснулась как обычно, в шестом часу утра и, поставив чайник, задумалась — чем же ей занять предстоящий день. Ее могучий организм вроде бы не давал сегодня никаких поводов для посещения врача, да и, к сожалению, в больницу она сможет пойти только послезавтра. Антонина Ильинична всегда очень трепетно относилась к своему здоровью и при малейших симптомах недомогания незамедлительно направлялась в районную поликлинику, приводя в ужас хорошо знавших ее докторов. Но наглая молодая врачиха в прошлый визит выписала несчастной пенсионерке целый ворох направлений на анализы и обследования, втайне надеясь, что надоевшая бабка хотя-бы на месяц теперь отстанет от нее. Наивная! Ведь она плохо знала свою пациентку. А та за две недели прошла и сдала всё необходимое и планировала уже в среду получить последние результаты обследований, чтобы в четверг вновь потрепать нервы ошеломленной и совершенно не ожидающей ее докторше.
Отхлебнув чаю, Антонина Ильинична мечтательно подумала о занимательных часах, проводимых ею в увлекательном сидении в очередях, в переругиваниях с другими пенсионерами, в осаживании наглецов, с жалким видом пытающихся пройти к врачу по электронному талончику, и как апофеозу всего — в обстоятельных и неторопливых беседах об ее драгоценном здоровье с медленно звереющими докторами. Но этого счастья ей ждать еще два дня. А пока наступил лишь только вторник, поэтому сегодняшним утром Антонина Ильинична решила устроить себе вояж на Губернский рынок.
Вожделенный рынок располагался на противоположном конце города, именно поэтому пенсионерка туда и поехала, чтобы потратить на путешествие как можно больше времени. Она с видом триумфатора согнала при входе в льготную маршрутку нагло рассевшихся на облюбованном ей сидении школьников, минут за сорок добралась до места, и неторопливо направилась на обстоятельный променад по торговым рядам. Там Антонина Ильинична устроила перебранку с парой новеньких продавщиц, еще не знавших ее в лицо, высказала свое ценное и пренебрежительное мнение по поводу лежащего на прилавках товара, внимательно изучила цены на все продукты, обронив кучу язвительных комментариев на этот счет, и купила наконец двести грамм сосисок в мясном ряду, чтобы оправдать для себя бессмысленный двухчасовой вояж по рынку. А потом, с уставшим видом победителя, неторопливо направилась на автобусную остановку.
И тут удача внезапно изменила Антонине Ильиничне. Буквально за минуту до прихода льготной маршрутки, почти весь народ с остановки рынка собрала неожиданно вклинившаяся платная, и в бесплатный автобус зашло не больше десятка человек, в основном пенсионеров. Флегматичная полная кондукторша окинула взглядом раскрытые пенсионные удостоверения вошедших, и даже не стала вставать со своего кресла. Свободных мест оказалось множество, и сгонять с них было увы, некого. Впрочем, изменчивая фортуна тут-же извинилась перед обескураженной владелицей сосисок — в салон заскочила высокого роста школьница лет пятнадцати, с красными дредами и наушниками в ушах, плюхнулась на сидение у входа и моментально уткнулась в свой телефон, в розовом чехле и со стразиками. Яркие волосы и нелепые косички мгновенно подействовали на Антонину Ильиничну, как красная тряпка на быка. Она подскочила к школьнице, нависла над ней всей тяжестью своего мощного тела и прорычала:
— А ну ка, быстро уступи место пожилым!
Красноволосая оторвалась от телефона, подняла голову, вытащила из уха наушник, и спросила:
— Что, простите?
— Я говорю, место уступила мне, чтокать еще будешь! — крикнула Антонина Ильинична, ликуя в душе.
Девочка оглянулась по сторонам и удивленно сказала:
— Так ведь куча сидений свободна, садитесь где хотите.
Пенсионерка завизжала на всю маршрутку:
— Молода еще меня учить, поживи-ка сначала с мое, потом и рот разевай! Хамка, уступи место, говорю, буду я с больными ногами по всему автобусу ходить!
Красноволосая с недоумением и некоторым страхом посмотрела на Антонину Ильиничну, быстро вскочила на ноги и плюхнулась на свободное сидение напротив, сев рядом с высокой хмурой дамой в годах, крепко сжимающей в руках старую потертую сумочку. А победительница с триумфом уселась на отвоеванное место и гордо огляделась по сторонам. Ей показалось, что многие пассажиры с неодобрением глядят на нее, и возликовала про себя, с нетерпением ожидая продолжения банкета. Но возвращающиеся с рынка пенсионеры благоразумно решили с ней не связываться и промолчали, несколько расстроив приготовившуюся к жестокой битве воительницу.
Маршрутка плавно тронулась с остановки, а Антонина Ильинична вдруг неожиданно для себя услышала голос изгнанной со своего места девочки:
— У Вас ноги болят, да? Вы, наверное, в поликлинику поехали? Давайте я вам помогу туда дойти, провожу к врачу. У меня все равно сейчас каникулы.
Пенсионерка нутром почувствовала в голосе наглой красноволосой издевку, но к существу вопроса подкопаться было невозможно, поэтому Антонина Ильинична не удостоила собеседницу ответом, а лишь презрительно промолчала, уставившись в окно.
— Ой, нет, — сказала вдруг девочка, — что я говорю, вам же в больницу только послезавтра. А ноги у Вас еще очень даже здоровые. Вы сейчас два часа ходили по Губернскому, с продавщицами ругались, и даже ни разу не присели отдохнуть.
Пассажиры начали с интересом прислушиваться к странным словам красноволосой, а кое-кто стал и оглядываться. Оставить без ответа такую наглость было уже никак нельзя, тем более что девчонка растрезвонила на весь автобус страшный секрет Антонины Ильиничны.
— Рот закрой хамка, — рявкнула пенсионерка, — волосы отрастила красные, как тебя только в школу такую шлюху пускают. В наше время давно бы уже учителя наголо обрили!
И тут внезапно подал голос плюгавенький мужичок лет шестидесяти с переднего сидения.
— Ты сама дура старая рот закрой, — гаркнул он неожиданно зычным и мощным басом, — чего докопалась до девчонки? Нашла себе по силам? Не бойся дочка, не обращай внимания на эту курицу. А за шлюху заявление на нее надо написать. Я свидетелем буду. Пусть ей штраф впаяют. Таких только рублем и учить!
Антонина Ильинична, не ожидавшая внезапно появившегося у врага подкрепления, на секунду растерялась, а девочка тем временем добродушным голосом произнесла:
— Да я нисколько не боюсь, и совсем ее не осуждаю. Вы просто не знаете, какая у нее судьба тяжелая. Досталось ей от жизни по полной программе, еще с детства, со школы. Одноклассники ей попались, врагу не пожелаешь! И портфель Тонин на козырек закидывали, и тетрадки чернилами мазали, и шнурки на сменке завязывали, и кучу других пакостей творили, всего и не упомнишь! А почему? А потому, что не прикрывала их, пока эти двоечники домашку списывали, за школой курили, да с физкультуры в кино сбегали! Не зря Тоню членом ученического комитета выбрали, а в старших классах еще и комсоргом. Глаз у нее с детства острый, все подмечал! Сразу классной обо всех происшествиях докладывала, и на собраниях никому из школьников спуску не давала, всю правду матку резала прямо в глаза! Вот одноклассники и мстили ей исподтишка. Дураки, ради них ведь и старалась, хотела, чтобы они людьми выросли, а не оболтусами! Но не в коней корм!
Теперь уже все без исключения пассажиры маршрутки, включая флегматичную кондукторшу, повернулись к красноволосой рассказчице и жадно впились в нее глазами, попутно с интересом разглядывая обомлевшую Антонину Ильиничну. В автобусе воцарилась мертвая тишина. А девочка невозмутимо продолжала.
— Пришлось ей после восьми классов в горный техникум уйти, выжили ее одноклассники из школы. Правда и в технаре Тоню тоже почему-то не любили, хотя и там она активисткой была. Диплом получила, и на шахту устроилась, бухгалтером. И вроде девка молодая, симпатичная, а никто из парней с ней дружить не хочет. Познакомятся, пару раз встретятся и сливаются почему-то. А сами перед свиданием даже лохмы не расчешут, и носки чистые не наденут. Да в разговоре двух слов связать не могут. Потом еще и обижаются, дураки, когда Тоня им об этом в лицо говорит, хотя она для их же пользы и старается! А тем временем годы идут, но замуж никто не зовет. Антонине уже двадцать пять! Тут не успеешь оглянуться, как в девках останешься, и стыду потом не оберешься! Ну и взяла она быка за рога — поймала парня, который увернуться от нее не успел, да и в ЗАГС потащила, а на носки его даже и смотреть не стала. Правда, честно говоря, оказался муженек ее ни рыбой, ни мясом. Не мужик, а недоразумение. Все за него самой решать приходилось. А он все только в гараж свой сбежать норовил, машину старую дедову ремонтировать. Одна радость, сыночек у нее родился, кровинушка ненаглядная, мать холила его, лелеяла, да налюбоваться не могла.
Народ безмолвствовал, у Антонины Ильиничны внезапно отнялся язык, хмурая дама покосилась на красноволосую соседку, недовольно поджав губы, а та бесстрастно продолжала свой рассказ.
— Правда, сын, как и папаша, такой же беспомощный оказался, ни украсть, ни покараулить. Так что теперь сразу за двоих приходилось маме отдуваться. А потом сынок как-то неожиданно вырос и начал втихушку со всякими шлюхами знакомиться, ужас! Антонина Ильинична еле успевала их отшивать, проституток малолетних… Какие могут быть знакомства? Об учебе надо думать, да о матери! Дома то она еще кое-как справлялась, прогоняла девок его, а потом сглупила и согласилась образование высшее сынку дать, поддалась на уговоры, в Новосибирск отправила учиться, нет чтобы здесь в Шахтинске оставить, закончил техникум, и хватит! Думала сын с ней так и будет жить, как диплом получит, уже и местечко для него на своей шахте присмотрела. А коли создала сама себе проблему, приходилось теперь ему звонить по десять раз на дню, а чем же там сынок непутевый в большом городе занимается, вдруг не покушал вовремя, подштанники не надел, или вместо учебы по бабам бегает? И не дай бог, сын сию минуту не ответит. У мамы сразу инфаркт, инсульт, да ветрянка в придачу.
Тут даже водитель маршрутки сбросил скорость, вытянул, как жираф, шею и напряженно начал вслушиваться в слова красноволосой. А та задумчивым голосом продолжала говорить.
— И как вы думаете, этот подлец вернулся после института домой? Ага, держите карман шире! Завел он в Новосибе себе девку местную, наглючку, шлюху пропитую, печати ставить негде, только что волосы не красные, и заявил матери — женюсь мол! Мама все бросила, полетела к заблудшему сыну, на невестку проститутку посмотреть, открыть глаза своему дурачку ненаглядному, да свадьбу их расстроить, пока не поздно, а тот купил ей билет на обратный рейс, и сказал, что хватит: достаточно ей его жизнью командовать, свое ценное мнение по всем вопросам она теперь может оставить при себе, и упаси бог ей лезть к нему в новую семью. Господи! И тут весь привычный мир перевернулся в одно мгновение! Как можно родной матери такие слова говорить? Она его растила, ночей не спала, горчичники ставила! Да разве кто-то другой может знать, как ее глупому сыну жить, что на обед кушать, и на ком жениться? А тут пришла проститутка, единственную кровинушку у матери забрала. Горе ей, горе!
Несчастная Антонина Ильинична, потеряв дар речи и разинув рот, выпученными глазами смотрела на красноволосую. Да откуда же той наглючке было знать, что именно этими словами она и костерила своего предателя сына да суку невестку и жалилась на них соседкам!
— А мужа, кстати, она давно уже в могилу свела… — продолжила девочка, — соседи даже удивлялись, ведь в гробу он лежал таким счастливым, каким они его в жизни никогда не видели. Попробуй-ка вытерпи, когда тебя ежедневно как пацана отчитывают, дураком безруким называют, одергивают на каждом шагу и жизни учат. А если вдруг нечаянно хоть одно слово поперек скажешь, тут уж проще самому сразу повеситься, чем ее рев выслушивать. Только в гараже и спасался от этой мегеры. И как только мужик несчастный с такой женой умудрился тридцать лет прожить, уму не постижимо! Другой бы давно прибил ее! А этот ангелом во плоти оказался… Предпочел сам сгинуть. Но зато теперь живет в раю.
Водитель, которому из-за шума двигателя было плохо слышно, свернул на обочину, остановил автобус и выключил мотор, чтобы не пропустить ни одного слова красноволосой. Почему-то никто из пассажиров даже и не подумал высказать свое возмущение по поводу внезапной остановки. Всем было совершенно не до этого. Антонина Ильинична, красная как вареный рак, попыталась было что-то сказать, но, к великому удивлению, не смогла вымолвить и слова. А наглая школьница безжалостно продолжала.
— Да тут еще и на службе неожиданно неприятности начались. Антонина Ильинична ведь всегда как лучше хотела, девчонкам молодым советы давала, как себя вести, в чем на работу ходить, ругалась, когда они мазюкались, словно шлюхи портовые, юбки приличные заставляла их надевать. В курсе всех дел была, кто с кем встречается, кто с кем напился, кто куда пошел. Острота глаз у нее с возрастом только увеличилась. А чем коллеги за ее доброту отплатили? Черной неблагодарностью! Когда стукнуло Антонине Ильиничне пятьдесят пять, она планировала еще с десяток лет поработать, организм слава богу позволял. А сучка эта главбушка новая, которую она лично в люди вывела из девок сопливых, вызвала к себе после дня рождения, и заставила заявление по собственному писать! Мол политика компании, пенсионеры должны дома отдыхать, да и с компьютером она, видите ли, не дружит, эксель не освоила, и не успевает работу выполнять, отвлекается на посторонние дела. Да нафига козе баян, эксель этот? Антонина Ильинична и на калькуляторе таблицы прекрасно считала. А насчет работы… Какие же это посторонние дела? Пока все новости обсудишь, советы ценные дурам молодым раздашь, жизни их поучишь малость, ну и не успеешь вовремя отчет сделать. Подумаешь, трагедия.
Хмурая дама хотела было что-то сказать, открыла уже рот, но передумала, и только еще сильнее поджала губы. А тем временем школьница уже завершала свою печальную историю.
— Ну и чем всё закончилось? — сокрушенно сказала она, — муж умер, сын сбежал, куда глаза глядят, только бы подальше от матери, с работы ее выгнали, соседки все отморозились, общаться с ней не хотят. Да и как тут захочешь, если от нее все время слышишь только нравоучения, да бесконечные претензии? Увлечений никаких нет, кроме телевизора, занять себя абсолютно нечем. Ну и что Антонине Ильиничне остается делать, если куча злобы копится внутри, а выместить ее не на ком? Вот и приходится вставать ни свет, ни заря, скандалить в маршрутках, продавщиц на рынке унижать, врачей в больнице строить, да за счет них самоутверждаться и как-то жить дальше. Грустно товарищи, все это так грустно... Мне, вот, например, ее очень жалко. А вам?
Девочка наивным взглядом обвела притихших зрителей, а Антонина Ильинична, внезапно обретя дар речи, заорала во весь голос, да так, что на окнах маршрутки заколыхались шторки:
— Откройте, откройте!!!
Ничего не соображающая пенсионерка подлетела к закрытой двери и начала лихорадочно рвать на себя поручень. Замешкавшийся водитель после окрика кондукторши опомнился, торопливо хлопнул по кнопке, дверь с шипением распахнулась, а бордовая Антонина Ильинична вылетела из автобуса, и побежала по тротуару, куда глаза глядят. Водитель закрыл дверь, завел мотор, плавно тронулся, и маршрутка поехала дальше.
— Да… вот так мы и спускаем всю свою жизнь в унитаз, — непонятно, к кому обращаясь, сказала в мертвой тишине кондукторша и печально вздохнула.
— Это точно! У меня теща такая-же, — поддакнул плюгавый мужичок, — всех врачей в городе достала, сучка старая, и нас с женой тоже. Каждый месяц находит у себя смертельные болезни, а мы с ней катаемся по больницам, да по обследованиям. И выслушиваю от нее постоянно, какой я дебил и что дочери ее недостоин. А мы с женой почти сорок лет вместе, я сам пенсионер… Порой думаю, скорее бы сучку эту на самом деле прихватило! Похороню, да поживу хоть маленько, как белый человек!
Красноволосая внимательно посмотрела на мужичка, ничего не сказала, а снова надела наушник и уткнулась в телефон. И тут наконец в разговор вступила хмурая дама, которую давно уже жгло.
— Сразу видно, мужик! — пренебрежительно бросила она плюгавому, — женщина, сама родившая и вырастившая детей, никогда так не скажет о пожилом заслуженном человеке, о чьей-то матери! Старость надо уважать! И дети это на носу зарубить должны!
— Да с какого перепугу они чего-то там должны, — искренне удивился мужичок, — я сам вроде уже не пионер, мне пятьдесят восемь стукнуло, но я так думаю, уважение для начала надо заслужить! По-вашему, если человек всю жизнь был полным мудаком, то к старости он вдруг автоматически станет хорошим? Нет, дорогая моя, так не бывает. К старости он станет всего лишь старым мудаком, и уважать его будет совершенно не за что! Как, впрочем, и в молодости. Вот эту дуру старую, которая сейчас на улицу выскочила, тоже надо уважать? И за какие, простите, заслуги, за ее хамство?
— Ну знаете ли, — возмутилась дама, еще крепче схватившаяся за свою невзрачную сумку, — если молодежь перестанет нас уважать, то сегодня они нам место в автобусе не уступят, а завтра деньги отберут, и ножом пырнут в подворотне! Вы этого хотите? Нет уж спасибо, мне такого счастья даром не надо! Своего сына я совершенно по-другому воспитывала!
Мужичок благоразумно решил не вступать в дальнейшие бессмысленные прения с возмущенной пассажиркой, и промолчал. А девочка вдруг снова вытащила из уха наушник, повернула голову к возмущённой даме и неожиданно спросила у нее:
— Вас ведь зовут Анна Сергеевна? Снегирева? И как я Вас сразу не узнала! Вы же к сыну, к Косте едете в СИЗО, с передачкой, да? Его на прошлой неделе задержали, он закладчиком подрабатывал. Но это ерунда, главное, что сам никогда не кололся, Вы ведь его достойно воспитали, слов нет!
Дама вцепилась в сумку так, что костяшки ее пальцев побелели, и густо покраснела, а маршрутка с протяжным писком наконец-то притормозила у первой после рынка остановки. Девочка вскочила с сиденья, в дверях помахала рукой пассажирам автобуса и выпорхнула на улицу.
Маршрутка (в которую почему-то никто на остановке так и не зашел) поехала дальше, а люди в автобусе напряженными взглядами молча провожали красноволосую с вызывающими дредами. И только убедившись, что она осталась далеко позади, все пассажиры, кроме плюгавого мужичка и красной дамы, вдруг одновременно, не слушая и перебивая друг друга, принялись о чем-то возбужденно говорить…
08.01.2023
Свидетельство о публикации №223011900240