Змееносец Ликише. 2ч. 8гл

      Глава 6
            Улем потерял главное и по-прежнему вёл себя так, словно все что происходит с ним - являлась неминуемой превратностью его судьбы. Острая тяга к праведности и благочестию давно оставили его вместе с вдохновляющей смелостью. В его памяти давно стерся идеал святозара. Ушло глубокое понимание,он истерзал свою душу упреками к самому себе и невыносимой жалостью.  В нем не осталось той веры что была при нем когда-то. Слабые, а порой жалкие усердия быть таким же святозаром как и другие разрушали его еще больше. Его вовсе вышибло его из колеи, ему нельзя брать ответственность за отряд: поднимать внутренний дух братьев и сестер, быть для них не малой опорой. В его глазах тускнел свет,блеклым стал стал для него мир, а сейчас вовсе пустота. Его отчуждённость от сего мира с презрительной ухмылкой на лице вовсе искажало все человеческое в нем.
           Однако на этом Улем не останавливался. Нередкие гадкие высказывания приводили к большому разочарованию.  Многие святозары усомнились в его разумности. В этом Улем добил себе лёгкую славу, потому сторонились, боялись тяжёлого взгляда. Решили, будто "вольный" просто болен. Но подопечный святозаров, до жути неприятный Сараф, что так походил на древнего удава, видел мальчишку насквозь. Улема познала слабый удел всякого мирского человека, что не так давно утеряла веру, а сейчас бьётся со своей тьмой в внутри себя. Не смотря на разногласия, старый смотритель решил, не ему судить!  Тем не менее поняв, что его час пришел, отослал смутьяна в место, где мечущие души могут обрести покой.
       Дом, в котором пришлось побывать Улему, отличался от всех остальных, что встречались ему на пути. Это место было далеко от Нагово Болота, совсем в другом районе. Ухоженный дворик, белоснежные стены, крыша в виде луковичной маковки, кованная ограда. У входа, точно, как полная защита от всего изображался такой же кованый узор в виде креста и памятка, что гласила о правилах поведения в Божьем храме.  Улем долго стоял и колеблился. Слушал шелест листьев, улавливал каждое дуновение теплого ветерка, смотрел как смеркалось вокруг. Улем не упустил момента разглядеть летний вечер, как он заходит в дома счастливых людей, готовил ко сну. Как простые прохожие люди держась за руку манили семейным теплом. В них ощущалась непонятная для Улема самоотверженность. Способность жить и выбирать, чего были лишены святозары.
     Не разбираясь, к чему Сараф послал его в это место и как должна выглядеть его дань, святозар сматривался в оконца маленького храма, в окнах маленького дома, словно последняя надежда, пульсировал теплый оранжевый свет.
 Улем еще долго не решался заходить в святой дом. Считал себя непристойным в таком месте. Презренным. Металась его душа и тяжкою болело сердце. Мысль, что  изводила его многострадальную душу, говорила о его недавно проснувшимся страхе -- а что если они все увидят его темные мысли? Дела. Заглянет глубоко и осудит за трусость. Это сильно изводило.
        Лицо святозара побагровело. Впервые ему стало стыдно. Подобно тому, что он уже казнился в отступничестве, но единая мысль о данцах и жутких смертях невинных, лёгким ветром сдуло надежду на избавление.
        Улем долго боролся с собою. Ему мешали идти невидимые путы. Ноги будто привязаны к помыслам не пускали его. Зная, что без донцов ему не вернуться решил  нести это тяжелое бремя на своих худющих плечиках  зная. Да и укрыться от того противного Сарафа негде. Всюду достанет - гад! Улем не единожды пробовал скрыться где-то в горах, других городах и лесах. И когда надзиратель снова и снова находил удравшего, то тот не пропустил момента уесть малоумного среди других святозаров, поговаривая, что тому еще повезло.  Мол, тварь, что живёт в тех горах настолько древнее, как и голодное. Известная мистическая гора Нычь, что в переводе с древних языков ночная, мрачная или бездушная, смерть держит предание о треглавом Змее, что исстари обитает там. И человеческую плоть помнит по сей день.
         Всё же мечущая душа святозара горела ярым пламенем. И обиды, гнев, насмешки Сарафа помнил слово в слово, тем не менее, в этот раз все было иначе. В нем было ничего кроме сострадания, потому тот послал его сюда.
         - Данцов здесь нет! - внезапно прозрел Улем, - Он намеренно указал мне путь, чтобы…НЕТ! Он не может…Это не про него! Возможно, эта дань настолько омерзительна, настолько похожа на меня, что имени у неё нет! Да. Это про этого Сарафа! Ещё одно испытание перед этим червяком. Ненасытный! До каких пор он будет нас испытывать?
         Преодолевая страх, всю тяжесть в ногах, Улем все же переступил через порог, оставив за собой открытую калитку. С особым усилием ему дались первые шаги к открытым деревянным дверям. Точно незримый груз осел ему на шею и душит.  Зажимает в тисках напоминает об прошлом. Шаг за шагом в его голове калейдоскопом пронеслись картинки того времени, где орден, Ириль, Мирида, Ликише и его близкий друг – Владалан.  К чему это все?  Он никак не мог понять, но эти воспоминания причинили ему такую боль, от которой, от которой сердце вырывалось с груди, но святозар стиснул зубы, сгорбившись от тяжести, побрел дальше. Уже у двери он был готов упасть на колени и ползти, просить о помощи, но неотвязная ядовитая гордыня святозара, в тот треклятый соттан, которого они давно опорочили - не позволяла упасть к ногам.
            Тем не менее...
           Улем прополз порожек церквушки, словно вскарабкался на вершину горы, как ощутил полное облегчение. Внутри святого дома святозара обволокло незримое марево заботы, что тут же отогнала тёмные мысли.  Благоухание восковых свечей насыщало воздух, от которого все тело наполнялось живой, доброй энергией, а загадочный полумрак под парусным сводом внушал покой и умиротворение. Улем встал на ноги, сделал пару шагов вперед.
          Давно забытые ощущения. Улем как ни странно легко подался вперёд, где пять догорающих худеньких свечей освещали святое место. Расписные образа святых небожителей смотрели на святозара со всех сторон. Как будто они уже ведают о его бесчестии и неправедности, потому и со всей твёрдостью прослеживают за каждым его шагом. Он долго всматривался в этот строгий взгляд, подавляя жгучие слезы, однако накипевшее рвалось наружу и не в силах скрыть его. То ли от обречённости, то ли от непоправимости судьбы и рухнувших надежд на спасении Улем впервые в жизни падая на колени перед алтарём судорожно зарыдал. Сердце разрывалось при виде широкого расписного иконостаса. Будто те врата Божьи, что вели к отпущению и умиротворению призывали покоятся.  А что за ними? Все та же людская жизнь или свет Божий? Улем понял, что это будет его выбор, потому закрыв лицо руками, тот разрывался перед выбором.
         Старый худой священник, родитель в мирской одежде, вышел навстречу к незваному гостю. Твёрдо уверенный, что в храм ворвались злодеи, старик хотел уже вызывать охрану, однако узрев в лицо незваному гостю, его рука медленно опустилась.
        - Ты кто? Откуда пришел сюда?
        Мучительно больно смотреть, как бился в агонии святозар, и бессильные слезы оплакивали всякие надежды на скорое решение. Минутой, Улема жгло огнём и от страха, трясло как молодой весенний листочек на суровом ветру. Что же там, в неизведанном будущем? Будет ли ему там легко? Со стороны казалось, что время остановилось и эти все призраки прошлого давно канули в самые тёмные уголки его подсознания. Прошлая жизнь постепенно уходила. Бросалась в пустоту, забывалась в кромешной тьме, и наступал тот долгожданный покой. Улем едва помнил было раньше. Отпустил Элиду будто ее и не было. Потерял образы своих братьев и сестер.  Едва мог вспомнить старого друга Владалана.
    - Я… я… я… не помню. - Улем снял с головы глубокий капюшон показал белое как лунь лик альбиноса.
    -  А зачем тогда пришел? -- продолжил старик, не проявляя интереса к внешности гостя. -- Как сюда вошел?
    -  Не помню, - повторил Улем теряясь в воспоминаниях, не мог связать и два слова.
    -  А знаешь, где ты находишься?
    -  Где?-- как потерянный повторил Улем. - Где?
   -  Ты находишься в Божьем доме. Здесь живут святые…