Крах, часть2, Глава37

  37

- Елизавета Михайловна, почему все женщины считают себя несчастными, и, тем не менее, все мечтают о принцах на белом коне?
- Так уж и о принцах? А почему именно все, и почему именно несчастными? Я вот на данную минуту счастливая. Женщина, если и бывает несчастной, но какое-то время. На нас дом, дети, работа, где вы, мужики, портите нам нервы. Выбор случаен. Иногда кажется, что он вполне подходит… И всё же мало кто не ошибается. Потом уже поздно, даже подумать бывает поздно. Суть мало кого волнует. У меня нет полной уверенности, что я сама что-то выбираю. Что-то, называй как хочешь, ощущение, предопределение, то, что живёт внутри каждого, оно и мучает, и выбор определяет.
Тут я понял, сколь опасным становится вроде бы невинный и непритязательный с виду разговор.  Смешалась женщина, чуть-чуть раздражилась. Ответила уклончиво. Уклончивость – условие игры, женщина не обвиняет и не упрекает, она жалеет. Хорошо, что начатков ненависти нет. А за что меня ненавидеть? Ничего плохого не сделал. Спросил,- так за спрос, самое большее, по носу щёлкнут.
Спросил, будто снисхожу, будто упиваюсь своим знанием, будто свои заботы ставлю выше, будто и не жду, будто знаю, что мне ответят.
 Сознательно стараюсь не думать о вчерашнем. Хочу на время вычеркнуть это из жизни. Мне нужно спокойствие для того, чтобы понять, что произошло вчера. Мне надо осознать, что вошло в мою жизнь и перед чем всё остальное отступает как бы в тень.
Если называть вещи своими именами, то гадости я делаю тем, кто рядом, но ещё больший вред себе делаю. Никчемный я тип. Втемяшил в голову, будто хочу сделаться другим человеком. Чтобы стать другим, надо избавиться от себя прежнего. Чего мне прежнему не хватало, оно ниоткуда не возьмётся.
Не хочу обнажать душу, не хочу в ней селить отчаяние. От чужого готов отмахнуться. Правильно, кто любит слабого? Никто. И если слабый духом человек пытается выговориться, то слушатели лишаются душевного комфорта. Чужие камни носить – приятного мало.
Елизавета Михайловна покачала головой. Все разговоры — бесконечное повторение одного и того же, даже в одинаковых словах. Это не раздражало. Это было скучно и совершенно не нужно.
- Мне ужасно жаль иногда бывает мужчин. Не всякий из вас принимает данность, что побеждает не тот, кто красивее или сильнее, а тот, кто беспощадней к себе, кто жаднее. Я знаю, чего все вы боитесь. Но тебе, Глеб Сергеевич, ничто не угрожает. Я не собираюсь расставаться со своим благоверным. Надеюсь, что ты позволишь мне тебя любить. Какое-то время. Ты всегда будешь принадлежать самому себе и никому больше.
До меня дошло, нечто другое волновало женщину в сравнении с моими переживаниями. Мне не постичь этого. Мои мысли кружатся вокруг того, о чём думают все, а переживания женщины создают провалы.
- Значит, беспощадность к себе в моём случае – порок? Я должен пожалеть себя? Может, за что-то ненавидеть?
- Про беспощадность сильно сказано. Иной раз лучше и пожалеть. Когда жалеешь, то лучше ощущаешь время, хотя дойти до ощущения своего времени не всякому суждено. Каждый — сам по себе, не похожий на других, с собственным мнением и собственными словами.
Елизавета Михайловна пожала плечами. Она будто не поняла, чего от неё хотят. А я отвёл свои глаза в сторону. Я никак не решался задать вопрос, боясь, что только открою рот, как вся моя подноготная станет ясна. Тем не менее выдавил из себя:
- Как это, не всякому дойти до конца? Конец у всех один, если что-то непредвиденное не случится. Машина, например, собьёт, или кирпич на голову свалится. За техникой безопасности вы следите, так что тут полный порядок. Дойти до конца в своих переживаниях, как это?
У меня забилось сердце. Хорошо это почувствовал: забилось сердце. Мгновение назад сердца не было, а сейчас я ощущаю его во всей трепещущей силе. Смотрю на женщину, как бы ожидая продолжения монолога. Она длинную-длинную секунду молчит. И чем дольше молчит, тем очевидней становится, что в «любить какое-то время» вобрана никчемность всех последующих слов. Ни «до», ни «после» сути не меняют, весь смысл заключён где-то в промежутках между словами. В светлое будущее здравому человеку верить нельзя. Рассудок и необходим для определения себя, для осознания своих сил и возможностей. Весь смысл надо искать в тех минутах, которые стали нашими.
Слова ни утолить, ни насытить не могут, слова могут разжечь голод. Слова накапливают переживания, молчаливые секунды помогают сберечь силы. Мне не для кого беречь силы. Беречь силы, значит, кому-то принадлежать. Силы не беречь надо, силы надо расходовать.
Чувствую себя, как червяк, заползающий в прорытый ход. Только не могу понять, с какой стороны у меня голова.
Мы стояли рядом, отсветы деформировали лицо. Оба во что-то напряжённо всматривались. Ещё секунду или две стояли неподвижно. Елизавета Михайловна усмехнулась, и в этой усмешке, затаившейся в кончиках губ, скрывался весь многовековой опыт всех женщин. Что-то старушечье усмешка открывала.
- А кому я должен принадлежать?
- Не знаю, Глебушка. Правда, не знаю. Но ведь ты, спросив это, кокетничаешь, ты очень трезво относишься к себе. Ты роешься в воспоминаниях, ворошишь золу на пепелище, пытаешься найти нечто, что когда-то утешение тебе давало. Увы, сколько ни просеивай золу, не блеснёт в ней золотинка.
Я охотно дал бы разрезать себя на кусочки, чем переживать то, что переживает женщина, что жестко развенчивает её надежды.
Слух, зрение, осязание – всё существует для того, чтобы запечатлеть мгновение. Всё мешающее откидывается. На разрыве, откидывая, главная суть откроется?
Что-то мне всё тоскливей и тоскливей становилось. Говорят, что человек глупеет от счастья. Я лишь с краю счастье отведал, не мог поглупеть за сутки. Но ведь и не страдаю. Страдания ожесточают. Как же хорошо тому, кто живёт, и не думает ни о чём. Счастливчики даже не подозревают, что существует ещё чьи-то интересы, кроме их забот.
Елизавета Михайловна про копание в золе говорила. В песке любил в детстве возиться, да и теперь этот песок копать приходится. Чувствую свою вину. Из моей золы дворец не построишь. И вообще, на пепелище не подобает строить.
- Это плохо?
- Что? Золото в золе искать? Не знаю. Для кого-то – плохо, для кого-то – хорошо.
Любая исповедь сначала порождает искреннее недоумение.
Елизавета Михайловна остановилась. Порыв ветра швырнул нам в лица утаённую где-то порцию холода. Ни в глазах, ни в кончиках губ никакого смеха. Взгляд быстрый, цепкий.
- Обмануть женщину невозможно. Женщина разговаривает не только с собой, но и с вещами. Мне думается, самое тяжёлое ждать того, что не случится, что нафантазировала, что не может быть. Когда в человеке поселяется равнодушие, он перестаёт чувствовать.
И смотрю, и не смотрю на женщину. Елизавета Михайловна меня не обвиняет. В словах её нет ни злости, ни надежды, грусть, разве что. Не знаю, но почему-то в эту минуту и моя призрачная надежда начала бледнеть и рассеиваться. Новыми красками действительность окрасилась, от пелены влюблённости стал освобождаться.
- Я думаю, обиды у женщин на мужчин из-за того, что женщина ждёт от мужчины больше внимания и тепла, чем он может дать. Обещал много, а где оно, это обещанное? И потом, почему-то женщину волнует, к кому прикасался её мужчина. Женщина по своей природе не может не ревновать. Женщина провоцирует.
Беспечно я это высказал. Не искал, но нашёл хлёсткие слова, чтобы выбросить из груди подступавшую тоску.
- Ага, провоцирует, чтобы жить за чужой счёт. От отчаяния, от одиночества. Провоцирует, чтобы коснуться болючей точки, чтобы расставаться было не так обидно. Говоришь, внимание и тепло,- медленно повторила Елизавета Михайловна.- Женщина провоцирует. Да женщина, не глядя в глаза, ложь сразу чувствует. Женщина всю жизнь будет помнить состояние в ту минуту, когда всё началось. Не нужно нам ежеминутно о любви говорить. Я себе счастья желать не стану, потому как из поездки ничего не вышло. Время всему своё место выделит, и назовёт как надо, и обёртку выберет.
- Для нас, женщин, первое чувство,- оно особенное. Первого не так много. Первый поцелуй, первый мужчина. Потом всё становится вторым, третьим. Мне кажется, важнее важного то, что остаётся в остатке. И после первой любви, и после второй. И вообще. В молодости спешила жить, любить. Думала прожить жизнь, держась за руки. Увы и ах, держась за руки платья не надеть. Не знаю, почему любовь кончается. Не знаю. Не для того же я летела в Ярс, чтобы поплакать. Заметь, ни одной слезинки не проронила.  Не хочу быть к себе беспощадной.
- Жалеть себя приятнее.
- Лучше уж жалеть. Учусь у тебя, Глеб-хлебушка, быть наедине с собой, быть счастливой. Не с кем-то быть счастливой, а с собой. Не все мысли из головы удаётся выкинуть, а если сумеешь такое проделать, то они занозами под кожей зудят. Моя депрессия начинается с ощущения себя идиоткой. Не знаю, какая сила толкает человека к человеку: центробежная, центростремительная? Мгновения хватает оказаться в объятиях. Это такое мгновение, во всех смыслах этого слова, способное не уронив себя, лечь с мужчиной в постель. Я не помню того момента, когда ты для меня спустился с небес. И мечтой это не назову. Я срослась со своей маской. Жила и живёт во мне мыслишка, что прислониться я должна только к сильному мужчине, только с ним моё существование обретёт ясность. Я не романтическая особа, ради меня не стоит портить спинки скамеек и кору деревьев, вырезая сердечки. Я люблю, когда дарят цветы.
Усиливалось ощущение отчуждённости. Лучше делать что-то, чем ничего не делать.
Правда, что-то всё грустнее и грустнее становилось. «Жалеть себя приятнее». Такие слова греют, такие слова избранные, в них несомненная суть. Затёртые слова проговариваю без задней мысли, как  привычные и обыденные. Сейчас лучше молчать. Ни о чём не стоит говорить. Умные слова порождены сознанием своего безграничного превосходства.
Может быть, кто-то расслышит в обыденном слове оскорбление, но ведь нельзя запретить слышать то, что слышится. Хватит думать отвлечённо. Особенно сейчас. Особенно здесь. Не понимаю, чьих мыслей я проводник, одно знаю, не собственным голосом говорю. Несчастный я человек. Только моя несчастность позволила вызвать у Елизаветы Михайловны симпатию. Пожалела она меня, как жалеют увечного человека.
Отталкивая от себя, этим пытаюсь сохранить себя? Бред. Этим уничтожаю в себе остатки разумности.
У разуверившегося в любовь мужика, презирающего сюсюканье, эгоизм разрастается до неподобающей величины. Эгоизм вмещает в себя страх и стыд, уважение и презрение, эгоизму не чуждо и самолюбование. Эгоизм подпитывают придумки. Хорошо бы заглянуть в полный список придумок эгоиста, наверное, от синонимов к слову «обещания» голова кругом бы пошла.
Не знаю, в какой последовательности после «я» выстраиваются желания, как там всё перемежается, утрясается, складывается и делится, и насколько раскатываются губы, в желании заполучить сладенькое.
Хотя и пытаюсь смотреть вглубь себя, но  взгляд мой далёк и пуст. Делаю редкие вздохи. И не человек я, а кучка невыполнимых обещаний. Нет сил, перемочь себя, протянуть руку, дотронуться до женщины. Измельчал я.
Сейчас модно казаться сумасшедшим: чем непонятней, тем притягательней. Поговорить хочется, а не получается. Вроде бы пять часов назад легче было, а теперь болезненное ожидание краха чувствуется острее. Сутки назад загадывал желание, что если бумаги подпишем, то этим дорога в рай для меня откроется. А теперь состояние таково, что я просто отстранился от всех житейских забот и законов. До сегодняшнего дня жил иным ощущением. Другие люди живут прежним, а я готов оспорить всё.
Хотение желаемого разрастается. Шанс заполучить увеличивается. Начался обратный процесс к отторжению, к ненависти, к краху.
Появилась цель — поскорее убраться из Ярса. Эта цель стала важнее всего, важнее самой жизни.
Ненависть слишком громкое слово. Ненависть обязательно тоской закончится: получил, но всё не то. Не та дань впечатлений. Не знаю, что с чем сравнивается. Не знаю, откуда этот беспросветный пессимизм. Не знаю, что не даёт покоя. С какой-то периодичностью, будто что-то мстит за что-то,  наплывает тревога.
Вроде бы прежнее такое же состояние уже забыл, но нет, оно отсрочкой, отложенной расплатой оказывается, к прошлому плюсуется  новое. И я постыдно ничего не могу предпринять.
Скорее всего, кто-то из моих предков в такой же ситуации не нашёл выход. И я не могу найти. Я не могу по пальцам перечислить десять своих достоинств. Десять прорех, десять поганеньких поступков труда не составит изложить. Хорошее – о нём всегда неуместно говорить. О хорошем кто-то сказать должен.
Вообще-то, на любой упрёк можно ответить, но ответ обозначил бы, что последуют ещё упрёки, и ещё. И никогда круг не замкнётся. Или замкнётся?
Не тоска выдавливает из меня слова. Не тоска. Я теперь молчу по-иному, по-иному чуждаюсь всего.
Словами любви вымащивается дорога в будущее, туда, где нет места одиночеству. У дороги есть своя жизнь во времени: от и до. Начало дороги всегда возбуждает, будоражит, подначивает ускорить шаг. Начинаешь спешить, торопиться. В какой-то момент сомнения появляются, и приходится откликаться на эти сомнения. И шаг замедляется. И пытаешься осмыслить. И то, первоначальное состояние, то, что было в начале дороги, готовность горы свернуть, сходит на какую-то покаянную сладость – я как все.
Не удалась попытка возвращения к старому, к прежнему. Чтобы Елизавета Михайловна поверила, нужно ей объяснить. Общих слов не находилось. Получалось, невысказанное оправдывало.
Победить сомнения, победить самого себя, победить смуту, неприкаянность, чтобы чувствовать себя и вне и над своим беспокойством,- тут любые слова неубедительны.
Мысль о будущем с Елизаветой Михайловной появилась и пропала. Я испугался этой мысли. Восхищение и обида одновременно. Она - провокация эта мысль. Провокации ускоряют проявления. Провокации помогают преодолеть границы. Тут главное, успеть уловить момент возбуждения. Тогда всё пойдёт по новому кругу со старыми остановками.
Моё «я» разваливалось. Тело гудело, как будто оно стало пустым. Я не знал куда приткнуться. Не знаю, что с чем сравнивать. За эти ли два дня я себя окончательно потерял или, наоборот, пошёл процесс возрождения, судить об этом будет кто-то.
Я потерял куда больше, но теперь это не имело значения. У меня начался другой отсчёт всего. Отсчёт начался с шага от дома Максима.
Мои память и ощущения они как бы параллельны. Ни то, ни то не реальны. И границы между ними нет.
Борьба с самим собой, это борьба не только просто борьба, но и борьба за место рядом с женщиной. В этой борьбе важно уцелеть. Взбудораженный страхом, спиртным, предвкушением не могу собрать себя во что-то целое. Всё время пытаюсь что-то себе доказать. Не нравлюсь, каким стал или каким был?
Значение слова от частого употребления тупится, стирается острота, слово делается беспамятным. Как мне хочется забраться на крышу самого высокого дома, поставить там пулемёт и расстрелять все звёзды. Все, без исключения. Лучше бы пушку установить, но пушку один я не затащу на крышу.
- Тр-р-р, бах, бах.
Я спустился на Землю с какой-то звезды со всеми своими заморочками. Привязь, привязь необходимо перерубить. Предпоследнюю пулю в звезду, последнюю в себя. Не я один хочу такое проделать. Стрельба идёт со всех крыш всех городов. Иначе бы не разлетались в разные стороны по ночному небу крошки метеоритов, не гнездились бы воронки чёрных дыр, не полыхало бы подожжённое страстью Солнце.
Не уверен в завтрашнем дне,- стреляй по звёздам, чтобы освободиться от влияния ранее живших.
Странно, не рассматриваю то, что находится передо мной, а пытаюсь заглянуть в беспредел, где всё мертво, и задавлено желанием выжить. Смотрю туда так, словно вынуждаю беспредел считать из  моих глаз мольбу.
Не могу подобрать два слова для объяснения: затемнение или просветление у меня? Слова ничего не объясняют. Остаётся только молчать.
Звуки доходят с такой ясностью, что привычный смысл их пропадает. Все попытки прислушаться заканчиваются неудачей. На молчание можно ответить только молчанием.
Снова впал в непонятную задумчивость. Не чувствую за собой никакой вины. Не хочу, чтобы женщина стала привычкой. Не умею льстить. Мне ничего не надо. Мне снова становится неловко. Пропала лёгкость.
Я сходу не найду особое место на теле женщины, прикасаясь к которому, ответную бурю восторга вызову. Время и терпение для этого надо. Время и терпение. Время почему-то привык экономить. И ещё не обладаю отзывчивостью на счастье. И ещё никак соответствовать идеалу не научусь. И еще много-много, чем не владею. И ещё эта проклятая мания стремления дойти до сути. Если бы не думать про всё, если бы ни с кем не говорить, если бы говоруны не лезли в душу.
Меня во лжи никто не подозревает. Язык не переломится, произнося хвалу. Двое, если и сходятся, то сходятся в единственном варианте.
- А я?
Это «а я?» послышалось словно издалека, горьким оно отозвалось, чувствую, холод от понимания невозвратного приливает к сердцу.
Начинает потряхивать. Я не знаю, что ответить на это «а я?». За воздух уцепиться нельзя, а больше не за что.

Боровичи. 2018 год, 2022 год.