Павел - апостол-самоучка

                Христианство, христианская церковь является,
                быть может, самой великой и возвышенной формой
                организации человеческого духа, которая когда-либо
                существовала. Из иудейства сюда перешли религиозные   
                импульсы и предпосылки (для историка Иисус –
                проследний в ряду иудейских пророков, осознающий свою
                связь с ними), от греков — философская широта,
                ясность и сила мысли, от римлян – организационная
                мудрость в сфере реальности.

                Карл Ясперс


ПАВЕЛ – АПОСТОЛ-САМОУЧКА

Оглавление

Павел выходит на сцену


Обращение Савла
События до 44 г. от Р. Х.

Годы 44–51 от Р. Х.
Хроника событий
Миссионерское путешествие Павла и Варнавы
Три фактора победы христианства
Собор в Иерусалиме: паулинизм против иудео-христианства

Годы 51–54 от Р. Х.
Хроника событий
Начало второго путешествия Павла (Малая Азия и Македония)
Завершение второго путешествия. Послания к фессалоникийцам и галатам

Годы 55–58 от Р. Х.
Начало третьего путешествия Павла.
Первое послание к коринфянам
Поездка в Македонию и Второе послание к коринфянам
Павел в Коринфе. Послание к римлянам
Личность Павла

Апостольское христианство

Годы 58–60 от Р. Х.: под арестом в Палестине

Годы 60–62 от Р. Х.
Поездка в Рим
В ожидании суда. Послания к Тимофею
колоссянам и филиппийцам
Убийство Иакова Праведного

Окончание апостольского служения
Репрессии Нерона. Гибель Петра и Павла
Предсмертные послания Павла
Предания об апостолах
Иудейская война

Заключение


ПАВЕЛ ВЫХОДИТ НА СЦЕНУ

Обращение Савла

Одним из свидетелей казни Стефана был юный Савл, именуемый впо¬следствии Павлом, — центральная фигура раннего христианства. Этому человеку посвящена большая часть «Деяний Апостолов», а из 21 послания, включенного в новозаветный канон, ему приписывают 14. Павлу больше, чем кому бы то ни было, христианство обязано превращением из иудейской секты в самостоятельную религию, ставшую впоследствии мировой.
Родом он был из Тарса, столицы малоазиатской Киликии — города, в котором некогда Антоний познакомился с Клеопатрой и в котором в юности побывал Аполлоний Тианский. Семья Савла, стопроцентно иудейская, относилась к колену Вениаминову и в то же время принадлежала к имперской элите, обладая наследственным римским гражданством, — привилегия, которая в те времена давалось провинциалам лишь в редких случаях.
Если эллин Аполлоний приезжал в Тарс изучать греческую философию, то иудей Савл для получения полноценного религиозного образования отправился в Иерусалим. Здесь он обучался «при ногах» уважаемого фарисейского законоучителя Гамалиила, внука знаменитого Гиллеля. При таком характере образования Савл не мог стать никем иным, кроме как
убежденным фарисеем. В расправе над Стефаном он непосредственно не участвовал, но одобрял происходившее и стерег одежду, которую разгорячённые праведники сбросили, чтобы сподручнее было швырять камни.
После этого Савл принимает активное участие в арестах последователей Иисуса, а затем отправляется в Дамаск, выпросив у первосвященника доверительное письмо к тамошним синагогам, чтобы, если найдёт последователей нового учения, схватить их и доставить в Иерусалим.
Почему именно в Дамаск идет этот ревнитель фарисейства? Возможно, потому, что здесь осела часть кумранской общины — глашатаев Нового Завета, представлявших удобную почву для учения нового Мессии.
Скорее всего, в это время Савла уже гложут сомнения, вызванные стойкостью Стефана и других учеников Иисуса. При приближении к Дамаску он видит свет с неба. Он падает на землю лицом вниз и слышит Глас Небесный: «Савл, Савл, что ты гонишь меня?». «Кто ты, Господи?», — спрашивает потрясённый юноша. «Я Иисус Назорей, которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна». «Господи! Что повелишь мне?», — покорно вопрошает Савл. «Встань и иди в Дамаск, — повелевает Голос, — там тебе будет сказано, что делать».
Спутники Савла тоже видели свет и были очень напуганы, но Гласа Небесного не слышали и не понимали, с кем Савл разговаривает. Встав с земли с открытыми глазами, Савл обнаружил, что ничего не видит. Спутники за руку привели его в Дамаск.
Тем временем в Дамаске некоему Анании, ранее уже уверовавшему в Иисуса, было видение. Господь сказал ему: «Пойди на Прямую улицу, войди в дом Иуды и спроси тарсянина по имени Савл».
Для отношений евреев с Богом очень характерно, что, услышав это поручение, Анания не бросился его выполнять, а сперва попытался разубедить Господа, ссылаясь на зло, которое Савл причинил ученикам Иисуса. Но Господь был непреклонен и твердо заявил, что Савл избран Им, чтобы возвестить Его имя перед народами.
Выполняя Божью волю, Анания является по указанной явке, находит там Савла, возлагает на него руки, и у того сразу как бы спадает чешуя с глаз. К нему возвращается зрение, и он, встав, принимает крещение во имя Святого Духа.
С этого момента поведение Савла в корне меняется. Он начинает всюду проповедовать, что Иисус — Сын Божий, и все этому дивятся, поскольку знают его прежние поступки.
В Дамаске в это время сидел наместник арабского царя Ареты. Видимо, по жалобам местной синагоги он отдал приказ убить возмутителя спокойствия на выходе из городских ворот. Но новые единоверцы Савла, проведав о грозящей ему опасности, спустили его в корзине с городской стены.
Относительно дальнейшего в новозаветных текстах содержатся две версии. Лука в «Деяниях Апостолов» пишет, что, покинув Дамаск, Савл вернулся в Иерусалим. Сам же Савл (именовавшийся теперь Павлом) в «Послании к Галатам» вспоминает: «Я не стал тогда же советоваться с плотью и кровью, и не пошел в Иерусалим к предшествовавшим мне Апостолам, а пошел в Аравию и опять возвратился в Дамаск» (Гал. 1, 16–17).
Кому верить больше? Наверное, самому Савлу, который писал о пережитом, а не с чужих слов.
Итак, воспользовавшись тем, что окрестные территории оккупированы арабами, Савл отправляется в Аравию.

События до 44 г. от Р. Х.

Примерно в это время произошли волнения среди жителей Самарии. Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» пишет, что их «смутил некий лживый человек, который легко во всем влиял на народ». Человек этот призвал самаритян обзавестись оружием и всем вместе подняться на священную гору Гаризим, где он покажет им зарытые сосуды Моисея. Вероятно, в людском сознании это мероприятие связывалось с освобождением от римской власти, поскольку просто для созерцания сосудов вряд ли был смысл вооружаться. Предварительный сбор пророк назначил в деревушке Тирифан. Понтий Пилат, получив агентурную информацию, выслал в Тирифан войска, которые часть собравшихся перебили, а остальных обратили в бегство.
По идее, Пилат поступил совершенно правильно, разогнав вооруженную толпу, однако ревностное исполнение долга вышло ему боком. Представители верховного совета Самарии обратились с жалобой к шефу Пилата – легату Сирии Луцию Вителлию, заверяя, что их земляки вовсе не собирались отлагаться от Рима, а хотели лишь уйти от насилий прокуратора. Реакция Вителлия была чрезвычайно жесткой: он сместил Пилата и предписал ему ехать в Рим, чтобы оправдаться перед императором. Прокуратором Иудеи Вителлий поставил своего приятеля Марцелла.
Одновременно Вителлий готовил удар по арабам, угрожавшим спокойствию римских владений. Пока его легионы двигались в Аравию, сам легат отправился в Иерусалим под предлогом участия в праздновании Пасхи. Здесь он сместил действующего первосвященника Ионафана и поставил на это место его брата Феофила. Теперь, укрепив тыл, можно было продолжать войну с Аретой.
Но 16 марта 37 года на острове Капри в своей вилле на Мизенском мысу умирает 78-летний принцепс Тиберий, и на престол вступает 25-летний Гай Цезарь Август Германик по прозвищу Калигула (Башмачок). Письменное извещение о происшедшей смене власти Вителлий получил на четвертый день пребывания в Иерусалиме. Он привёл местное население к присяге на верность Калигуле, и, не имея от нового императора полномочий на ведение войны, отменил намеченное вторжение в Аравию. Арета мог вздохнуть с облегчением.
Что касается Пилата, то известие о смерти Тиберия настигло его по дороге в Рим. Существует предание, что при Калигуле он попал в опалу и покончил с собой.
Калигула, придя к власти, освободил из заключения своего приятеля Ирода Агриппу, внука Ирода Великого и родного брата Иродиады, которому отдал прежнюю тетрархию его дяди Филиппа — Батанею, Трахонею и Гавлантиду, присоединив к ней ливанскую Халкиду. У Иродиады успех брата вызвал острую зависть, и она уговорила своего мужа Ирода Антипу попытаться отобрать у Агриппы тетрархию. В Рим полетел донос на Агриппу. Но тот тоже был не лыком шит: он донес, что Антипа участвовал в заговоре Сеяна, казненного при Тиберии. В результате тот не только не получил новых владений, но был лишен своего удела и отправлен в ссылку — то ли в галльский Лугдун (Лион), то ли в Испанию. Иродиаду ради ее брата Калигула был готов помиловать, однако она добровольно последовала за мужем в европейскую глушь, заявив, что разделяла с ним его счастье и не бросит его при перемене судьбы.
Философ еврейского происхождения Филон Александрийский пишет о Калигуле: «Что-то неровное и странное было в отношении Гая ко всем, в особенности же к иудейскому роду. Он жестоко ненавидел евреев; объявил молитвенные дома по всем городам, начиная с Александрии, своей собственностью, заполнил их статуями и изображениями себя самого (он позволял ставить их другим, сам же водружал их с насилием). Храм в святом городе, который оставался пока неприкосновенным и пользовался всеми правами убе¬жища, он по-своему переделал и превратил в свое личное святилище, которое именовалось храмом Зевса Новоявленного — Гая». Филон повествует о тяжких бедствиях, которые выпали при Калигуле на долю его земляков — евреев Александрии Египетской, конфликтовавших с тамошними эллинами. Сам Филон ездил в Рим ходатайствовать за единоверцев перед Калигулой, но был злобно осмеян императором. По свидетельству Иосифа Флавия, Калигула обругал евреев, которые единственные из всех не желают воздвигать ему алтари, храмы и статуи. Филону, пытавшемуся их защищать, принцепс в гневе приказал убираться.
Павел (Савл), по его собственным словам, наведался в Иерусалим спустя три года после вторичного посещения Дамаска: «Ходил я в Иерусалим видеться с Петром и пробыл у него дней пятнадцать. Другого же из Апостолов я не видел никого, кроме Иакова, брата Господня» (Гал. 1, 18–19). В Иерусалиме Павел рассказал апостолам историю своего обращения и некоторое время пробыл с ними, проповедуя Слово Божие. Когда же и здесь прежние соратники попытались его убить, братия отправила его в Кесарию, откуда он вернулся на родину в Тарс.
«Между тем рассеявшиеся от гонения, бывшего после Стефана, прошли до Финикии и Кипра и Антиохии, никому не проповедуя Слова, кроме Иудеев. Были же некоторые из них Кипряне и Киринейцы, которые, пришедши в Антиохию, говорили Еллинам, благовествуя Господа Иисуса» (Деян. 11, 19–20).
Когда об их успехах узнали апостолы, оставшиеся в Иерусалиме, они послали в Антиохию Варнаву, иудея родом с Кипра. Видимо, не будучи уверен в своих силах, Варнава из Антиохии отправился в Тарс к Павлу, с которым когда-то вместе учился у Гамалиила. По приглашению Варнавы Павел идет с ним в Антиохию. «Целый год собирались они в церкви и учили немалое число людей, и ученики в Антиохии в первый раз стали называться Христианами» (Деян. 11, 26).
В 41 году в результате заговора был убит Гай Калигула. Ирод Агриппа, находившийся в это время в Риме, своевременно примкнул к Клавдию, который был провозглашен новым принцепсом-императором. В награду Клавдий передал под власть Агриппы все прежнее
царство его деда. Таким образом, Палестина была вновь объединена под властью еврейского царя.
В это время в восточных провинциях Римской империи начинается голод. Христианская церковь Антиохии решает оказать помощь голодающим братьям в Иерусалиме. Согласно «Деяниям Апостолов», собранные средства повезли Варнава и Павел; но сам Павел в Послании к галатам утверждает, что, впервые посетив Иерусалим в качестве христианина (около 37 г.), потом не возвращался туда четырнадцать лет.
«Слово же Божие росло и распространялось. А Варнава и Савл, по исполнении поручения, возвратились из Иерусалима (в Антиохию), взявши с собой и Иоанна, прозванного Марком» (Деян. 12, 24–25).

ГОДЫ 44–51 ОТ Р. Х.

Хроника событий

В 44 г. в Иерусалиме по приказу Ирода Агриппы был схвачен и казнён апостол Иаков. Евсевий Памфил в пояснение пишет: «Было же два Иакова: один — «Праведный» — сброшен с крыши и забит скалкой валяльщика (это произошло много позже описываемого времени. — А. А.), другому отрубили голову». В данном случае речь идет об Иакове Заведееве, брате евангелиста Иоанна, которому в самом деле отсекли голову мечом. Видя, что население Иерусалима осталось довольно этим мероприятием, Агриппа арестовал и Симона Петра, но тот с помощью ангела вышел из темницы и пробрался к дому Марии, матери Иоанна и Иакова, служившему местом собраний и молитв. Оттуда его перепрятали в другое место. Воинов, упустивших Петра, Агриппа казнил.
В том же году в день праздничных игр, проводимых в Кесарии в честь принцепса, Агриппа восседал на престоле в плаще, вытканном целиком из серебра. Внезапно он почувствовал резкую боль в животе и в тот же день скончался на 54 году жизни. Согласно «Деяниям», его съели черви, а по другой версии, отравили по приказу наместника Сирии Гая Вибия Марса, усмотревшего в сооружении стены вокруг Иерусалима угрозу римским интересам.
Агриппе II, сыну Агриппы, было тогда 17 лет, он жил в Риме и воспитывался при дворе Клавдия. Император хотел послать его царем в Иудею, но этому воспротивились его советчики-вольноотпущенники, и Палестина после трехлетнего перерыва вернулась под непосредственную власть римских наместников.
В 44 г. прокуратором Иудеи стал Куспий Фад. При нем некий Февда увлек многих людей обещанием перевести их через Иордан, воды которого, по его уверениям, должны
были расступиться. Конница Фада расправилась с безоружной толпой, а самому Февде отрубили голову.
На иерусалимских последователей Иисуса вновь обрушиваются репрессии. Слухи о совершаемых ими чудесных исцелениях расходятся, как круги по воде, к ним стекаются множество людей из Иерусалима и других городов. В конце концов, первосвященник и саддукеи вновь арестовывают апостолов, но ночью ангел выпускает их из темницы, и они отправляются в Храм учить народ. Схватить их на виду у всех представляется затруднительным, поэтому их приглашают добровольно явиться в Синедрион. Они приходят. Саддукеи встречают их с большим озлоблением. Однако президент Синедриона фарисей Гамалиил, тот самый, у которого учился Савл-Павел, напоминает коллегам об участи движений Иуды Галилеянина и Февды: когда вожди погибли, их сторонники разошлись. Гамалиил предлагает и в данном случае положиться на Бога: ведь если дело апостолов человеческое, оно разрушится само, а если Божье, людям с ним все равно не совладать. В итоге апостолов отпускают, для порядка поколотив и вновь потребовав прекратить проповедь. Они же продолжают проповедовать в частных домах и в храме.
В 47 г. Фада сменил Тиберий Александр. При нем Иудея голодала, что не помешало ему спустя год получить куда более значимую должность префекта Египта.
В 48 г. место прокуратора занял Вентидий Куман. В его правление какой-то римский солдат позволил себе перед толпой верующих неприличный жест, сопровождаемый не менее неприличным звуком. Этот инцидент стал поводом для кровавых столкновений, в которых погибли от 10 до 20 тыс. человек. Затем возле сильно укреплённого Бет-Хорона – города колена Эфраимова (Евремова) разбойники напали на багаж императорского слуги. Куман совершил набег на ближайшие деревни и взял их жителей в заложники; при этом один солдат на глазах у всех бросил в огонь подобранный на дороге свиток Торы. По требованию иудеев Куман приказал провести святотатца на казнь сквозь ряды обвинителей; казнили ли его после этого, неизвестно, но декорум был соблюден, и волнения утихли.

Миссионерское путешествие Павла и Варнавы

Видимо, к этому времени христианская церковь в Антиохии утвердилась прочно, но возможности для ее расширения были исчерпаны. Павлу же не терпелось поведать явленную ему истину как можно большему числу людей. Поэтому он вместе с Варнавой отправляется в миссионерское путешествие; с ними «для служения» едет ученик Петра, апостол из 70-ти и будущий евангелист Иоанн Марк.
Из Селевкии (порт в 25 км от Антиохии) миссионеры поплыли на Кипр, родину Варнавы. Здесь Павел в публичной дискуссии одержал победу над магом Елимой. Возмутившись попытками Елимы отвратить проконсула Сергия Павла от Иисуса Христа, Павел с помощью Святого Духа ослепил мага, и пораженный этим чудом Сергий «уверовал, дивясь учению Господню» (Деян. 13, 12). Впрочем, вряд ли речь шла здесь о подлинном обращении в христианство: для римского проконсула подобный шаг был невозможен.
С Кипра миссионеры перебрались в Памфилию — область на юге Малой Азии.
Здесь Иоанн Марк покинул Павла и Варнаву и вернулся в Иерусалим. Они же направились в Антиохию Писидийскую, где проповедовали в синагоге и перед эллинами. «Многие иудеи и чтители Бога, обращенные из язычников, последовали за Павлом и Варнавою» (Деян. 13, 43). Но когда в очередную субботу миссионеры вновь попытались выступить в синагоге, им не дали говорить. С язычниками дело тоже не заладилось: «иудеи, подстрекнувши набожных и почётных женщин и первых в городе людей, воздвигли гонение на Павла и Варнаву и изгнали их из своих пределов. Они же, отрясши на них прах от ног своих, пошли в Иконию» (Деян. 13, 50–51).
В Иконии (Конья в современной Турции, в центральной Анатолии) проповедники пробыли довольно долго; когда же и здесь их собрались побить камнями, они перебрались в Ликаонию. В городе Листра, в 30 км к юго-западу от Иконии, Павел исцелил человека, не ходившего от рождения, и жители сочли пришельцев богами — Варнаву Зевсом (видимо, благодаря внушительной внешности), а Павла Гермесом, «потому что он начальствовал в слове» (Деян. 14, 12). С трудом они убедили горожан не приносить им жертвы.Однако позже иудеи, прибывшие из Антиохии Писидийской, «возбудивши народ, побили Павла камнями и вытащили за город, почитая его умершим» (Деян. 14, 19). Но Павел не умер; он поднялся и самостоятельно добрел до города, а на следующий день вместе с Варнавой удалился в соседнюю Дервию.
Несмотря на гонения, которым подверглись проповедники новой веры, в Листре, Иконии и Антиохии Писидийской сложились христианские общины. На обратном пути Павел и Варнава вновь прошли через эти города, назначив каждой церкви старейшину – пресвитера. В Атталии (совр. Анталия) они сели на корабль, и, вернувшись в Антиохию Сирийскую, рассказали все, «что сотворил Бог с ними, и как Он отверз дверь веры язычникам» (Деян. 14, 27).

Три фактора победы христианства

Вернемся к вопросу о факторах, обеспечивших конечное торжество Церкви Христовой.
Своим существованием христианство обязано Иисусу. И если бы оно одержало повсеместную победу непосредственно после Его распятия, ничто не мешало бы нам со спокойной совестью признать: мы имеем дело с чудом, а раз так, дальнейшие вопросы неуместны. Однако прежде чем превратиться в одну из мировых религий, христианство прошло долгий, сложный и извилистый путь; а это означает, что если чудо и имело место, то реализовывалось оно через исторические закономерности.
В реальной жизни для успеха самой прекрасной проповеди необходимо  прежде всего, чтобы ее услышали. Глашатаи новых истин неизбежно сталкива¬ются с активной враждебностью консерваторов, с непониманием и равнодушием большинства. Чтобы преодолеть эти препятствия, нужны определенные условия. Почему же именно учению Иисуса, а не какому-либо иному из распространенных в ту эпоху, сопутствовал в конечном счете столь грандиозный успех?
Выше мы уже отмечали огромную роль, которую сыграла совместная проповедническая деятельность апостолов — сначала двенадцати, а позже еще семидесяти. Но не менее важно и то, что их проповеди изначально была обеспечена огромная аудитория.
И Иисус, и апостолы обращались, прежде всего, к своим единоверцам-иудеям. Иудеем же был, по меньшей мере, каждый двадцатый, если не каждый пятнадцатый подданный Рима; и все они уже в силу религиозной принадлежности оказались втянутыми в обсуждение нового учения, претендующего на обновление иудаизма. Такая ситуация давала апостолам огромную пропагандистскую фору по сравнению, например, с учениками Аполлония Тианского. Недаром Аддисон утверждал, что «евреи подобны гвоздям и затычкам в многоэтажном здании: сами они большой ценности не представляют, но без них здание не устоит».
Итак, активный прозелитизм и наличие аудитории, — таковы факторы, способствовавшие утверждению новой веры. Тем не менее, препятствия на пути христианской проповеди выглядели на первый взгляд почти непреодолимыми. Суть их очень точно сформулировал Павел: «Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости», — сокрушался он; — «а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1-е Кор. 1, 22–23).
В самом деле, апостолы и их первые ученики смогли признать Иисуса Сыном Божиим только потому, что были людьми некнижными, не искушенными в иудейской теологии. Большинство же иудеев Ему не поверили, так как понятие Сына Божия было чуждо их мировосприятию: у Яхве, также как у Аллаха, не могло быть детей.
Напротив, менталитету индоевропейцев, населявших Малую Азию, Балканы и Италию, эта идея сама по себе нисколько не противоречила: их мифология была полна подобными персонажами, наиболее известным из которых является Геракл. Однако «искавшим мудрости», т. е. образованным грекам и римлянам рассказы о богочеловеке, который вместо свершения великих подвигов позволил распять себя на кресте, как раба, казались такой же нелепостью, как и утверждения о грядущем воскресении мертвецов. Долгое время аудитория христианских проповедников состояла почти исключительно из безграмотных простолюдинов. «Немного среди вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных», — констатирует апостол Павел в обращении к христианам Коринфа (1-е Кор. 1, 26).
Его слова подтверждает ярый враг христианства Цельс: «Мы видим, что в частных домах шерстобитчики, кожевники, валяльщики, самые грубые мужланы в присутствии
старших и более разумных господ не смеют и рта раскрыть, но когда им удается залучить к себе отдельно детей и каких-нибудь глупых женщин, они им рассказывают диковинные вещи». Подобные кружки собирались, по свидетельству Цельса, в женских помещениях жилых домов, в сапожных и валяльных мастерских. Их участники никогда прежде не слышали про Яхве-Иегову и про Мессию, который должен вернуть избранному народу величие и славу; но их поражала и зачаровывала мысль, что сын бога ходил среди них. Он выглядел как простой человек — такой же, как они сами. Как и их, Его обижали и унижали, и смеялись над Ним, и наконец казнили позорной казнью. Но Он победил, Он воскрес, и скоро в силе и славе спустится с небес, чтобы судить обидчиков! И в тот счастливый день каждый может оказаться рядом с Ним и видеть, как будут унижены богачи и аристократы, — те, что сейчас кичатся золотом, блестящими одеждами и тучным скотом, и проходят мимо, и не подадут милостыни. Причем для этого не нужно ничего придумывать, не нужно напрягать ум и волю, — достаточно просто поверить.
Впрочем, иерусалимские апостолы считали, что одной веры мало. Поклонение Иисусу Христу они не отделяли от Завета Яхве праотцу Аврааму и от Законов, которые Яхве значительно позже (во время бегства евреев из Египта) продиктовал Моисею. Иерусалимцы соглашались принять в свою среду «язычников», но только при условии, что те примут иудейские обряды, и прежде всего символ Завета — обрезание.
Между тем даже среди евреев далеко не все соглашались возложить на себя тяжкое бремя многочисленных библейских запретов. Тем более немного было таких людей среди эллинов. Если бы точка зрения иерусалимских «столпов» возобладала, христианство в лучшем случае сохранилось бы в качестве одного из течений иудаизма.
Павел в корне изменил ситуацию, заявив, что обрезание плоти для спасения души необязательно, — вывод поистине революционный для фарисея по воспитанию. Тем самым он разрезал пуповину, связывавшую христианство с иудаизмом, и вывел Церковь Христову на новый уровень, позволивший ей превратиться впоследствии в мировую религию.

Собор в Иерусалиме: паулинизм против иудеохристианства

Споры относительно обрезания впервые открыто проявились среди христиан Антиохии Сирийской. «Некоторые, пришедшие из Иудеи, учили братьев: если не обрежетесь по обряду Моисееву, не можете спастись. Когда же произошло разногласие и немалое состязание у Павла и Варнавы с ними, то положили Павлу и Варнаве и некоторым другим из них отправиться по сему делу к Апостолам и пресвитерам в Иерусалим» (Деян. 15, 1–2).
В вышеупомянутом послании христианам Галатии Павел пишет, что спустя четырнадцать лет после первого посещения Иерусалима в качестве апостола Иисуса Христа он «опять ходил в Иерусалим с Варнавою, взяв с собой и Тита» (Гал. 2, 1). Эту встречу антиохийцев с иерусалимцами можно считать первым собором рождающейся христианской церкви. Исходя из того, что предыдущий визит Павла состоялся около 37 г., собор имел место примерно в 51 г.
Некоторые «из фарисейской ереси уверовавшие» сразу обрушились на антиохийцев, заявив, что Моисеев закон обязателен для исполнения. Все ждали, что скажет самый авторитетный из апостолов — Симон Пётр. «По долгом рассуждении Пётр, встав, сказал им: мужи братия! вы знаете, что Бог от дней первых избрал из вас меня, чтоб из уст моих язычники услышали слово Евангелия и уверовали; и Сердцеведец Бог дал им свидетельство, даровав им Духа Святого, как и вам. И не положил никакого различия между вами и ими, верою очистив сердца их. Что же вы ныне искушаете Бога, желая возложить на выи учеников иго, которого не могли вынести ни отцы наши, ни мы? Но мы веруем, что благодатию Господа Иисуса Христа спасемся, как и они» (Деян. 15, 7–11).
Итак, первый среди учеников Иисуса открыто поддержал антиохийских обновленцев. Его авторитет заставил критиков умолкнуть и выслушать сообщение Варнавы и Павла о знамениях и чудесах, сотворенных через них Господом. Иаков Праведный, брат Иисуса, согласился с Петром, предложив не затруднять обращённых язычников обрезанием, а написать им, «чтоб они воздерживались от осквернённого идолами, от блуда, удавленины и крови, и чтобы не делали другим того, чего не хотят себе» (Деян. 15, 20). Иными словами, обязательными для христиан признавались лишь несколько главных предписаний моисеева Закона — неучастие в языческих жертвоприношениях, отказ от мяса удавленных животных и сцеживание крови перед употреблением мяса в пищу. Собрание компромисс утвердило. Решено было послать в Антиохию письмо, выдержанное в этом духе, и одновременно направить туда эмиссаров — Иуду, прозываемого Варсавой, и Силу (Силуана), «мужей, начальствующих между братиями» (Деян. 15, 22).
В Послании к галатам Павел заверяет, что на соборе твёрдо отстаивал необязательность Моисеева закона: «Ходил же по откровению и предложил им, и особо знаменитейшим, благовествование, проповедуемое мною язычникам, не напрасно ли я подвизаюсь или подвизался. Но они и Тита, бывшего со мною, хотя и Еллина, не принуждали обрезаться. А вкравшимся лжебратиям, скрытно приходившим подсмотреть за нашею свободою, которую мы имеем во Христе Иисусе (то есть за игнорированием иудаистских обрядов. — А. А.), чтобы поработить нас, мы ни в чем не уступили и не покорились, дабы истина благовествования сохранилась у вас…
И знаменитые не возложили на меня ничего более» (Гал. 2, 2–6). Напротив — собор формально разделил полномочия: «Иаков, Кифа (Пётр) и Иоанн, почитаемые столпами», признали, что Павлу вверено благовестие для язычников, как Петру для иудеев, и «подали мне и Варнаве руку общения, чтобы нам идти к язычникам, а им к обрезанным, только чтобы мы помнили нищих, что и старался я исполнять в точности». (Гал., 2, 9–10). То есть «столпы», по версии Павла, санкционировали его агитацию при условии, что обращенные из «язычников» будут оказывать материальную поддержку иерусалимским «святым», как это делали иудеи диаспоры в отношении иерусалимского Храма.
На самом деле вопрос вряд ли был решен столь однозначно. Иначе трудно понять, зачем по окончании собора, еще до Силы и Иуды Варсавы, в Антиохию Сирийскую отправляется сам Пётр. Здесь споры вспыхивают с новой энергией. «Когда же Пётр пришел в Антиохию, — пишет Павел галатам, — то я лично противостоял ему, потому что он подвергался нареканию. Ибо, до прибытия некоторых от Иакова (Силы и Варсавы), ел вместе с язычниками; а когда те пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных. Вместе с ним лицемерили и прочие иудеи, так что даже Варнава был увлечен их лицемерием. Но когда я увидел, что они не прямо поступают по истине Евангельской, то сказал Петру при всех: если ты, будучи Иудеем, живешь по-язычески, а не по-Иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по-Иудейски?» (Гал. 2, 11–14).
Вопрос о разногласиях между главными устроителями христианской церкви всегда болезненно воспринимался их последователями. Иероним отвергал утверждения, «что организационные разногласия между Петром и Павлом были действительно ссорой и дракой». Климент Римский считал даже, что речь в послании Павла идет о тезке Симона Петра, апостоле из семидесяти. Однако вряд ли Павел стал бы стрелять из пушки по воро¬бь¬¬ям, тратя столько энергии на дискуссию с второстепенным противником.
Иуда Варсава вскоре возвратился в Иерусалим, видимо, не приняв взгляды Павла. Зато Сила остался в Антиохии: для него «свобода во Христе» оказалась привлекательнее мелочности закона.

ГОДЫ 51–54 ОТ Р. Х.

Хроника событий

В Палестине в это время происходили стычки между жителями соседних областей — Галилеи и Самарии. В отместку за убийство паломника-галилеянина толпа галилеян во главе с рабби Элеазаром сожгла несколько самарийских деревень, а их жителей перебила. Римский трибун (командир когорты) Целер разогнал погромщиков; множество пленных было распято на крестах в Кесарии, еще восемнадцать обезглавлены в Лидде (совр. Лод в Израиле), но самому Элеазару удалось ускользнуть. Сторонники мятежного рабби рассеялись и занялись разбоями. В Риме представителям Галилеи удалось оправдаться, и вина за происшедшее была возложена на самаритян и прокуратора Вентидия Кумана. Кумана отправили в изгнание, а Целера велено было доставить в Иерусалим в кандалах, дав иудеям право пытать его, волочить по городу и отрубить голову. Новым прокуратором стал в 52 г. Антоний Феликс; при этом земли на восточном берегу Иордана принцепс Клавдий передал Агриппе II, сыну покойного Ирода Агриппы I.
Феликсу удалось покончить с движением Элеазара и захватить его самого. Огромное количество повстанцев было распято, множество наказано иными способами. Страна была очищена от незаконных вооруженных формирований, но враги Рима перешли к индивидуальному террору. Так называемые сикарии убивали своих политических противников среди бела дня, обычно во время праздников. Убийца в толпе приближался к жертве и незаметно протыкал ее длинным кинжалом, после чего вместе с остальными принимался кричать и звать на помощь. Первой жертвой сикариев стал первосвященник Йонатан, убитый в 52 г. «Вслед за ним, — пишет Иосиф Флавий, — многие другие погибали ежедневно; паника, воцарившаяся в городе, была еще ужаснее, ибо всякий, как в сражении, ожидал своей смерти с каждой минутой» (ИВ, II, 13, 3).
Примерно тогда же император Клавдий изгнал из Рима «иудеев, постоянно возмущаемых Хрестом». Некоторые исследователи считают, что приведенное выражение Светония не связано с христианами и что автор имел в виду какого-нибудь бунтовщика. Имя «Хрест» действительно встречалось среди римских рабов, однако больше никто из историков ни о каком мятежнике Хресте не упоминает. Скорее всего, Светоний, родившийся около 70 г., на свой лад истолковал людские толки о первых христианах.
Клавдий, усыновив своего пасынка Нерона, внезапно скончался в октябре 54 г. Поговаривали, что его отравила Агриппина, мать Нерона, которому сенат определил теперь все полномочия принцепса.

Начало второго путешествия Павла (Малая Азия и Македония)

Павел и Варнава после недолгого пребывания в Антиохии Сирийской решили снова идти проповедовать. Однако совместного путешествия на этот раз не вышло: Варнава хотел взять Иоанна Марка, «но Павел полагал не брать отставшего от них в Памфилии и не шедшего с ними на дело, на которое они были посланы. Отсюда произошло огорчение, так что они разлучились друг с другом; и Варнава, взяв Марка, отплыл в Кипр; а Павел, взяв Силу, отправился, быв поручен братиями благодати Божией, и проходил Сирию и Киликию, утверждая церкви» (Деян. 15, 38–41).
В малоазийской Ликаонии, где иудеи в прошлый раз избили Павла до полусмерти, он решил действовать осторожнее. Недавно осудив Петра за уступки ревнителям закона, он сам теперь обрезал Тимофея, иудея по матери и эллина по отцу, «ради иудеев, находившихся в тех местах» (Деян. 16, 3). Тимофей становится постоянным спутником Павла и одним из вернейших его учеников.
Из Ликаонии проповедники направляются во Фригию, затем в Галатию, а оттуда в Мисию – область на севееро-западе Малой Азии. Что же касается юго-запада и севера Малой Азии (Вифиния), то туда они «не были допущены Духом Святым». «Миновавши же Мисию, сошли они в Троаду» (Деян. 16, 8). Говоря о Троаде – окрестностях древней Трои на крайнем северо-западе Малой Азии, Лука в последний раз ведёт повествование в третьем лице; дальнейшие события он описывает как очевидец.
Ночью Павлу снится македонянин, зовущий его в Македонию, на Балканский полуостров. «Итак, — пишет Лука, — отправившись из Троады, мы прямо прибыли в Самофракию, а на другой день в Неаполь, оттуда же в Филиппы: это первый город в этой части Македонии, колония; в этом городе мы пробыли несколько дней» (Деян., 16; 11–12).
Греческие города Неаполь (иначе Кавала) и Филиппы на располагались на берегу Эгейского моря. Синагоги в Филиппах не было, но за городом у реки имелся молитвенный дом. Здесь в субботу Павел и Сила беседовали с женщинами; одна из них по имени Лидия пригласила их пожить у нее.
У соседей Лидии была одержимая служанка, чьи путаные выкрики люди принимали за пророчества. Павел служанку исцелил. Ее хозяева, лишившись дохода от «предсказаний», донесли властям, что пришельцы «проповедают обычаи, которые римлянам не следует ни принимать, ни исполнять. Народ также восстал на них; а воеводы, сорвавши с них одежды, велели бить их палками. И давши им много ударов, ввергли в темницу, приказавши темничному стражу крепко стеречь их» (Деян. 16, 21–23).
На помощь голым избитым узникам неожиданно пришло землетрясение: фундамент темницы сдвинулся, двери распахнулись, и, что совсем уж удивительно, с Павла и Силы упали цепи. Проснувшийся сторож, увидев открытые двери, решил, что арестанты сбежали, запаниковал и даже собрался проткнуть себя мечом, но Павел окликнул его и успокоил. Пораженный сторож и все его домочадцы приняли крещение.
Наутро узников велено было отпустить, но тут Павел закатил скандал: их, римских граждан, прилюдно избили, а выпускают тайно! Напуганное начальство поспешило лично принести им извинения. Заглянув к Лидии, Павел и Сила успокоили собратьев-христиан и покинули Филиппы.
Двигаясь на запад, они прибыли в Фессалонику, главный город Македонии. Позже Павел напишет фессалоникийцам, что он и его спут¬ники пришли в их город, «прежде пострадавши и бывши поруганы в Филиппах» (1-е Фес. 2, 2). Филиппийским же христианам он с благодарностью напомнит, «что в начале благовествования, когда я вышел из Македонии, ни одна церковь не оказала мне участия подаянием и принятием, кроме вас одних; вы и в Фессалонику и раз и два присылали мне на нужду» (Фил. 4, 15–16).
В Фессалонике Павел три субботы подряд выступал с проповедями в синагоге. В результате перед домом, где они с Силой остановились, собралась толпа «некоторых негодных людей» (Деян. 17, 5). Ворвавшись в дом и не найдя проповедников, люди эти схватили домохозяина Ясона и находившихся там христиан и потащили их к городскому начальству, обвинив в том, что они почитают царем какого-то Иисуса. Однако власти проигнорировали нелепую жалобу и отпустили пришельцев под поручительство Ясона.
Чтобы избежать дальнейших конфликтов, единоверцы ночью отправили Павла и Силу в Верию, где, по утверждению Луки, все иудеи и многие из эллинов приняли Слово. Но вскоре и туда добрались фессалоникийские иудеи. «Тогда братия тотчас отпустила Павла, как будто идущего к морю; а Сила и Тимофей остались там» (Деян. 17, 14). Павла товарищи проводили до Афин; там он их отослал, наказав передать Силе и Тимофею, чтобы побыстрее присоединились к нему.

Завершение второго путешествия. Послания к фессалоникийцам и галатам

В Афинах Павел проповедовал не только в синагоге, но и на городской площади. Жители Афин издавна привыкли к уличным дискуссиям, однако рассказы о Сыне Божием, распятом на кресте, и о грядущем воскрешении мертвецов переполнили чашу их терпения: Павла схватили и привели на суд в ареопаг. Однако он ловко вывернулся, обратив внимание
судей, что среди многочисленных афинских святилищ есть жертвенник Неизвестного Бога; этого-то бога, по его словам, он и проповедовал. Он попробовал и членов ареопага ознакомить с деяниями Иисуса, но, «услышавши о воскресении мертвых, одни насмехались, а другие говорили: об этом послушаем тебя в другое время» (Деян. 17, 32). Тем не менее некоторые уверовали, среди них член ареопага Дионисий и женщина по имени Дамарис.
В Коринфе, куда Павел перебрался из Афин, он знакомится с супругами Акилой и Прискиллой, которые в числе прочих иудеев были вынуждены покинуть Рим по приказу Клавдия. На жизнь они зарабатывали изготовлением палаток, и Павел, поселившись у них, ради пропитания занялся тем же ремеслом. Вскоре к нему присоединились Сила и Тимофей.
Из Коринфа Павел направляет Тимофея с посланием в Фессалонику. В письме он превозносит влияние, которым пользуется фессалоникийская церковь, не забывая напомнить, чья это заслуга: «Потому что наше благовествование у вас было не в слове только, но и в силе и во Святом Духе, и со многим удостоверением, как вы сами знаете, каковы были мы для вас между вами. И вы сделались подражателями нам и Господу (ничего себе сравнение! – А.А.), принявши слово при многих скорбях с радостью Духа Святого. Так что вы стали образцом для всех верующих в Македонии и Ахаии. Ибо от вас пронеслось слово Господне не только в Македонии и Ахаии, но и во всяком месте прошла слава о вере вашей в Бога, так что нам ни о чем не нужно рассказывать» (1-е Фес. 1, 5–8).
Узнав, что некоторые фессалоникийские христиане чересчур увлеклись «общественной работой», Павел шлет им второе послание, призывая учиться на его примере: «Ибо вы сами знаете, как должны вы подражать нам; ибо мы не бесчинствовали у вас, ни у кого не ели хлеба даром, но занимались трудом и работою ночь и день, чтобы не обременить кого из вас — не потому, чтобы мы не имели власти, но чтобы себя самих дать вам в образец для подражания нам. Ибо, когда мы были у вас, то завещали вам сие: если кто не хочет трудиться, тот и не ешь. Но слышим, что некоторые у вас поступают бесчинно, ничего не делают, а суетятся; таковых увещаваем и убеждаем Господом нашим Иисусом Христом, чтобы они, работая в безмолвии, ели свой хлеб» (2-е Фес. 3, 7–12).
Из Коринфа же Павел отправляет цитировавшееся выше послание галатской церкви. В нем он приравнивает себя к иерусалимским апостолам, представляясь как «Павел апостол, избранный не человеками и не чрез человеков, но Иисусом Христом и Богом Отцем, воскресившим его из мёртвых» (Гал. 1, 1).
За время отсутствия Павла кто-то успел убедить галатских христиан блюсти иудейские праздники и посты. «Наблюдаете дни, месяцы, времена и годы. Боюсь за вас, не напрасно ли я трудился у вас», — укоряет Павел «несмысленных галатов» (Гал. 4, 10–11). «Удивляюсь, что вы от призвавшего вас благодатию так скоро переходите к иному благовествованию, которое впрочем не иное, а только есть люди, смущающие вас и желающие превратить благовествование Христово. Но если бы даже мы, или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал. 1, 6–8).
В Послании к галатам Павел доказывает превосходство веры в Христа над Моисеевым Законом, возводя довольно сложную логическую конструкцию. Обрезание — внешний признак Завета, данного Господом Аврааму за его веру. А раз так, то именно вера, а не исполнение обрядов и правил является главным в служении Господу. Цитируя библейскую книгу «Бытие», Павел утверждает, что обетование Аврааму не переходит автоматически на все его потомство: «Не сказано «и потомкам», как бы о многих, но как об одном: «и семени твоему», которое есть Христос. Я говорю то, что завета о Христе, прежде Богом утвержденного, закон, явившийся спустя четыреста тридцать лет, не отменяет так, чтобы обетование потеряло силу. Ибо, если по закону наследство, то уже не по обетованию» (Гал. 3, 16–18).
Сын — наследник отца; но пока наследство к нему не перешло, его положение в патриархальной семье не отличается от рабского. «Так и мы, доколе были в детстве, были порабощены вещественным началам мира; но когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего (Единородного), Который родился от жены, подчинился закону, чтобы искупить подзаконных, дабы нам получить усыновление» (Гал. 4, 3–5).
К тому же Закон Моисеев существует для живых людей, а последователи распятого Христа вместе с Ним умерли для этого мира: «Законом я умер для закона, чтобы жить для Бога. Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2, 19–20). «Нет уже иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе», — провозглашает Павел (Гал. 3, 28).
«Итак стойте в свободе, которую даровал вам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства. Вот, я Павел говорю вам: если вы обрезываетесь, не будет вам никакой пользы от Христа. Еще свидетельствую всякому человеку обрезывающемуся, что он должен исполнять весь закон» (Гал. 5, 1–3). Здесь Павел явным образом отходит от решений Иерусалимского собора, который как раз из множества требований Моисеева закона выделил несколько основных, обязательных для исполнения христианами из «язычников».
Итак, Павел шьет палатки, а в свободное время проповедует в местной синагоге, что Иисус есть Христос. Внимая ему, принимают крещение несколько иудеев, в том числе Крисп, начальник синагоги (скорее всего бывший).
«И он (Павел) оставался там год и шесть месяцев, поучая их слову Божию, — пишет Лука. — Между тем, во время проконсульства Галлиона в Ахаие, напали Иудеи единодушно на Павла и привели его пред судилище, говоря, что он учит людей чтить Бога не по закону» (Деян. 18, 11–13). Однако проконсул не стал вмешиваться в религиозные споры иудеев и прогнал их. «А все Еллины, схвативши Сосфена, начальника синагоги, били его пред судилищем; и Галлион нимало не беспокоился о том», — злорадно отмечает Лука (Деян. 18, 17).
Наконец Павел покидает Коринф в компании с Акилой и Прискиллой. В Эфесе – древнем городе на западном побережье Малой Азии – он их оставляет, и, съездив на Пасху в Иерусалим, возвращается в Антиохию Сирийскую.

ГОДЫ 55–58 ОТ Р. Х.

Начало третьего путешествия Павла. Первое послание к коринфянам

В Антиохии Павел оставался недолго: видимо, весной следующего года он отправляется по прежнему маршруту «Малая Азия — Македония — Греция». Но начинает он путешествие с пункта, которым в прошлый раз закончил, — с Эфеса.
Пока Павел шел через Галатию и Фригию, в Эфес прибыл Аполлос, иудей из Александрии Египетской, проповедовавший Иоанново водное омовение. Акила и Прискилла рассказали ему об Иисусе. Убежденный их доводами, Аполлос принял крещение Святого Духа и отправился в Грецию, содействуя утверждению новой веры.
Тем временем в Эфес явился Павел. Найдя здесь около дюжины «учеников», «крещённых» водой и не имевших понятия о Святом Духе, Павел окрестил их во имя Иисуса. В отправленном из Эфеса послании к христианам Коринфа (в «Новом Завете» оно именуется Первым, хотя в нем упоминается несохранившееся более раннее послание) Павел утверждает, что между ним и Аполлосом нет противоречий: «Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог» (1-е Кор. 3, 6). Однако один отрывок дает основания заподозрить некоторые шероховатости. «Благодарю Бога, что я никого из вас не крестил, кроме Криспа и Гаия, — заявляет Павел коринфянам, — дабы не сказал кто, что я крестил в мое имя. Крестил я также Стефанов дом; а крестил ли еще кого, не знаю. Ибо Христос послал меня не крестить, а благовествовать, не в премудрости слова, чтобы не упразднять креста Христова. Ибо слово о
кресте для погибающих юродство есть, а для нас спасаемых — сила Божья» (1-е Кор. 1, 14–18). Некоторые комментаторы усматривают здесь сознательную игру словами: «погибающие» (иначе «осужденные» или «проклятые») по-гречески звучит как аполлуменой, что созвучно имени Аполлоса.
Основное содержание послания составляют поучения, которых мы подробнее коснемся ниже. При этом в интонации Павла звучит железная убежденность в собственной правоте и едва прикрытая угроза: «Посему умоляю вас: подражайте мне, как я Христу. Для сего я послал к вам Тимофея, моего возлюбленного и верного в Господе сына, который напомнит вам о путях моих во Христе Иисусе, как я учу везде во всякой церкви. Как я не иду к вам, то некоторые у вас возгордились; но я скоро приду к вам, если угодно будет Господу, и испытаю не слова возгордившихся, а силу, ибо Царство Божие не в слове, а в силе» (1-е Кор. 4, 16–20).
В послании Павел предрекает скорое преображение земного мира, которое начнется сошествием на землю Иисуса: «А затем конец, когда Он передаст Царство Богу и Отцу, когда упразднит всякое начальство и всякую власть и силу; ибо ему надлежит царствовать, доколе низложит всех врагов под ноги свои. Последний же враг истребится — смерть» (1-е Кор. 15, 24–26).
«Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся…
Когда же тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: «поглощена смерть победою». «Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?» (1-е Кор. 15, 51–55).
В конце почти трехлетнего (!) пребывания Павла в Эфесе против него выступили серебряных дел мастера, обслуживавшие храм Артемиды. Они опасались, что если новая вера утвердится, их храм перестанут почитать, и они лишатся работы. Гая и Аристарха, спутников Павла, схватили, и, притащив «на зрелище», устроили общегородское собрание. Павла собратья уговорили туда не ходить. От христиан попытался выступить некий Александр, но собравшиеся, признав в нем иудея, заглушили его криками «велика Артемида Эфесская!». Явившийся на собрание представитель властей заверил сограждан, что в величии Артемиды Эфесской никто не сомневается и никто ей ущерба не нанёс, а все жалобы будут рассмотрены в законном порядке.

Поездка в Македонию и Второе послание к коринфянам

После этих событий Павел спешно покидает Эфес и идет вдоль побережья на север, в Троаду. О неприятностях в Эфесе он в общей форме сообщит коринфянам в очередном послании, отправленном несколько позже с дороги: «Ибо мы не хотим оставить вас, братия, в неведении о скорби нашей, бывшей с нами в Асии, потому что мы отягчены были чрезмерно и сверх силы, так что не надеялись остаться в живых» (2-е Кор. 1, 8).
Не найдя в Троаде Тита, Павел отправляется в Македонию. Здесь ему тоже приходится несладко: «Ибо, когда пришли мы в Македонию, плоть наша не имела никакого покоя, но мы были стеснены отвсюду: отвне — нападения, внутри — страхи. Но Бог, утешающий смиренных, утешил нас прибытием Тита, и не только прибытием его, но и утешением, которым он утешался о вас, пересказывал нам о вашем усердии, о вашем плаче, о вашей ревности по мне, так что я еще более обрадовался» (2-е Кор. 7, 5–7).
Поблагодарив коринфян за лояльность к Титу, Павел заверяет их, что в македонских церквах теперь все в порядке, сбор средств на общие нужды идет успешно: «Уведомляю вас, братия, о благодати Божией, данной церквам Македонским; ибо они среди великого испытания скорбями преизобилуют радостью, и глубокая нищета их преизбыточествует в богатстве их радушия; ибо они доброхотны по силам и сверх того — я свидетель: они весьма убедительно просили нас принять дар в участие их в служении святым» (2-е Кор. 8, 1–4). Таким образом, коринфянам заранее ставится в пример щедрость македонских братьев.
Видимо, Тит сообщил Павлу, что его прошлое письмо вызвало среди коринфских
христиан бурный всплеск эмоций и репрессии в отношении ослушников. Павел считает такой результат полезным: «Посему, если я опечалил вас посланием, не жалею, хотя и пожалел было… Ибо то самое, что вы опечалились ради Бога, смотрите какое произвело в вас усердие, какие извинения, какое негодование на виновного, какой страх, какое желание, какую ревность, какое взыскание! По всему вы показали себя чистыми в этом деле» (2-е Кор. 7, 8–11).
Говоря об Иисусе, Павел употребляет кумранское выражение «Новый Завет», которое впоследствии станет официальным названием христи¬анского канона: «Он дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа; потому что буква убивает, а дух животворит» (2-е Кор. 3, 6).
«Итак, кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое… Потому что Бог во Христе примирил с Собою мир, не вменяя людям преступлений их, и дал им слово примирения» (2-е Кор. 5, 17–19).
Сообщая о намерении посетить Коринф, Павел заверяет единоверцев, что ни на него, ни на его спутников им не придется сильно тратиться: «Другим церквам я причинял издержки, получая от них содержание для служения вам; и, будучи у вас, хотя терпел недостаток, никому не докучал, ибо недостаток мой восполнили братия, пришедшие из Македонии; да и во всем я старался и постараюсь не быть вам в тягость» (2-е Кор. 11, 8–9).
Эту мысль Павел развивает очень настойчиво: видимо, у него были основания
ожидать в Коринфе скрытых или открытых попреков: «Вот, третий раз я готов идти к вам, и не буду отягощать вас, ибо я ищу не вашего, а вас… Я охотно буду издерживать свое и истощать себя за души ваши, не смотря на то, что, чрезвычайно любя вас, я менее любим вами. Положим, что сам я не обременял вас, но, будучи хитр, лукавством брал с вас. Но пользовался ли я чем от вас чрез кого-нибудь их тех, кого посылал к вам? Я упросил Тита и послал с ним одного из братьев: Тит воспользовался ли чем от вас? не в одном ли духе мы действовали? не одним ли путем ходили?» (2-е Кор. 12, 14–18).
Однако предстоят неизбежные сборы в пользу иерусалимских «столпов», и Павел стремится сыграть на тщеславии коринфян, выставляя их в качестве примера для подражания: «Для меня впрочем излишне писать вам о вспоможении святым, ибо я знаю усердие ваше и хвалюсь вами пред Македонянами, что Ахайя приготовлена еще с прошедшего года; и ревность ваша поощрила многих. Братьев же послал я для того, чтобы похвала моя о вас не оказалась тщетною в сем случае, но чтобы вы, как я говорил, были приготовлены, и чтобы, когда придут со мною Македоняне и найдут вас неготовыми, не остались в стыде мы, — не говорю «вы», — похвалившись с такою уверенностью» (2-е Кор. 9, 1–4).
Чтобы окончательно развеять подозрения, Павел сообщает, что в доставке собранных средств, помимо Тита, будет участвовать «избранный от церквей» финансовый контролер, «чтобы нам не подвергнуться от кого нареканию при таком обилии приношений, вверяемых нашему служению; ибо мы стараемся о добром не только пред Господом, но и пред людьми» (2-е Кор. 8, 19–20).
Павел заверяет, что не собирается командовать коринфской церковью, в надёжности которой уверен: «Бога призываю во свидетели на душу мою, что щадя вас, я доселе не приходил в Коринф, не потому, будто мы берём власть над верою вашею; но мы споспешествуем радости вашей: ибо верою вы тверды» (2-е Кор. 1, 23–24). Однако вопреки этой показной уверенности он явно опасается встретить не слишком радушный прием: «Неужели нам снова знакомиться? Неужели нужны для нас, как для некоторых, одобрительные письма к вам или от вас?» (2-е Кор. 3, 1).
А чтобы его скромность не приняли ненароком за проявление слабости, Павел вновь прибегает к завуалированным угрозам: «Я же Павел, который лично между вами скромен, а заочно против вас отважен, убеждаю вас кротостью и снисхождением Христовым, прошу, чтобы мне по пришествии моем не прибегать к той твердой смелости, которую думаю употребить против некоторых, помышляющих о нас, что мы поступаем по плоти» (2-е Кор. 10, 1–2). Он знает, что за коринфскими «святыми» нужен глаз да глаз, поэтому предлагает им самим навести у себя порядок, «чтобы опять, когда приду, не уничижил меня у вас Бог мой, и чтобы не оплакивать мне многих, которые согрешили прежде и не покаялись в нечистоте, блудодеянии и непотребстве, какое делали» (2-е Кор. 12, 21).

Павел в Коринфе. Послание к римлянам

О самом пребывании Павла в Коринфе неизвестно практически ничего: Лука кратко отмечает, что в Элладе «пробыл он три месяца» (Деян. 20, 3). Отсюда Павел обращается к единоверцам в Риме, в очередной раз доказывая необязательность обрезания: «Обрезание полезно, если исполняешь закон; а если ты преступник закона, то обрезание твое стало необрезанием… Ибо не тот Иудей, кто таков по наружности, и не то обрезание, которое наружно, по плоти; но тот Иудей, кто внутренне таков, и то обрезание, которое в сердце, по духу, а не по букве: ему и похвала не от людей, но от Бога» (Рим. 2, 25–29).
По утверждению Павла, преимущество быть иудеем состоит в том, что им вверено слово Божие, а польза Моисеева Закона в том, что через него познается грех. Ныне же явилась правда Божия через веру в Иисуса Христа для всех верующих: «Ибо мы признаем, что человек оправдывается верою, независимо от дел закона. Неужели Бог есть Бог Иудеев только, а не и язычников? Конечно, и язычников; потому что один Бог, Который оправдает обрезанных по вере и необрезанных чрез веру. Итак, мы уничтожаем закон верою? Никак; но закон утверждаем» (Рим. 3, 28–31).
Павел сообщает, что собирается в будущем посетить Рим по пути в Испанию: «А теперь я иду в Иерусалим, чтобы послужить святым; ибо Македония и Ахайя усердствуют некоторым подаянием для бедных между святыми в Иерусалиме. Усердствуют, да и должны они пред ними. Ибо, если язычники сделались участниками в духовном, то должны и им послужить в телесном. Исполнив это и верно доставив им сей плод усердия, я отправлюсь чрез ваши места в Испанию» (Рим. 15, 25–28).

Личность Павла

Христианское учение несет на себе чрезвычайно яркий отпечаток Павловой личности. Можно спорить, состоялись бы вообще без Павла христианская церковь и христианская религия, но в любом случае они лишились бы значительной доли человеческой теплоты.
Тем не менее (или именно поэтому) отношение к Павлу даже среди христиан долгое время было весьма неоднозначным. Апостол Пётр за¬мечает, что в писаниях Павла «есть нечто неудобовразумительное» (2-е Пет. 3, 16). В так называемых «псевдо-Климентинах», приписыва¬емых Клименту Римскому, Павел отождествляется с врагом христианства Симоном-магом. Эбиониты называли Павла отступником, и вообще христиане Сирии и Палестины до X в. не включали в канон произведения, связанные с его именем. Так что Ницше не сказал ничего нового, противопоставляя Павла Иисусу: «Павел воплощал в себе тип, противоположный ”радостному вестнику”, — он гений ненависти, гений видений ненависти, неумолимой логики ненависти».
«Человек — это стиль», а среди раннехристианских лидеров Павел обладал наиболее выраженным стилем, особенно ярко проявившимся в посланиях к коринфянам. Стиль этот определялся как характером Павла, так и двойственностью его положения.
Пётр и Иоанн — первые среди учеников Иисуса. Им не нужно доказывать свои преимущества: их избрал сам Спаситель, в этом ни у кого нет сомнений.
Иаков Праведный, формальный руководитель иерусалимской церкви, при жизни Иисуса не был особенно близок к Нему; но он брат Иисуса, и это тоже факт, не подлежащий обсуждению (по крайней мере на Востоке).
У Павла, безусловно, есть собственные основания для гордости. Он куда образованнее рыбаков, первыми последовавших за Иисусом: он ведь учился у знаменитого Гамалиила, внука еще более знаменитого Гиллеля. Он хороший оратор: вспомним, что в Ликаонии его приняли за Гермеса, «ибо он начальствовал в слове». Он знает несколько языков: «Благодарю Бога моего: я более всех вас говорю языками», — замечает он в Первом послании к коринфянам. Его почитают наставником церквей многих городов Малой Азии, Македонии и Греции.
Но он не был учеником Иисуса, и, вероятно, никогда не встречался с Ним. Более того: в молодости Павел был ярым гонителем христиан. Положением среди христианских вождей он обязан исключительно своим способностям и неустанным трудам, которые часто служили объектом нападок со стороны единоверцев. Поэтому он вынужден изо дня в день доказывать окружающим (и, вероятно, самому себе), что занимает свое место по праву, ни в чем не уступая другим апостолам.
Впрочем, сам Павел с таким психологическим объяснением категорически не согласился бы. «Для меня очень мало значит, как судите обо мне вы, — уверяет он коринфян, — или как судят другие люди; я и сам не сужу о себе. Ибо, хотя я ничего не знаю за собою, но сим не оправдываюсь; судия же мне Господь» (1-е Кор. 4, 3–4). В этом послании он именует себя «волею Божиею призванный Апостол Иисуса Христа» (1-е Кор. 1, 1), а в послании к галатам — «Павел апостол, избранный не человеками и не чрез человеков, но Иисусом Христом и Богом Отцем, воскресившим его из мертвых» (Гал. 1, 1). «И в знаменитых чем-либо, какими бы ни были они когда-либо, для меня нет ничего особенного: Бог не взирает на лице человека», — запальчиво уверяет он (Гал. 2, 6). Ведь ему тоже являлся воскресший Иисус — правда, в самом конце, после всех остальных учеников: «явился Кифе, потом двенадцати; потом явился более нежели пятистам братий в одно время, из которых большая часть доныне в живых, а некоторые и почили; потом явился Иакову, также всем Апостолам; а после всех явился мне, как некоему извергу. Ибо я наименьший из Апостолов, и недостоин называться Апостолом, потому что гнал церковь Божию. Но благодатию Божиею есмь то, что есмь: и благодать Его на мне не была тщетна, но я более всех их потрудился; не я впрочем, а благодать Божия, которая со мною» (1-е Кор. 15, 5–10).
В одном из посланий (к Ефесянам) Павел мимоходом роняет, что ему «чрез откровение возвещена тайна» (Еф. 3, 3), а в другом раскрывает секрет, о котором не сообщил своему летописцу Луке: «Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет, — в теле ли, не знаю, вне ли тела, — не знаю: Бог знает, — восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке, — только не знаю, в теле или вне тела: Бог знает, — что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которые человеку нельзя пересказать» (2-е Кор. 12, 2–4).
Разумеется, этот человек — сам Павел. Соблазнительно увидеть здесь описание духовного переворота, случившегося с ним на пути в Дамаск, однако этому мешает хронологическая неувязка. Напомним последовательность событий. После поездки в Дамаск Павел побывал в Аравии, затем вернулся в Дамаск. Спустя три года он посетил Иерусалим, где встретился с Петром и Иаковом Праведным. Новую поездку в Иерусалим в составе антиохийской делегации Павел совершил «потом, чрез четырнадцать лет» (Гал. 2, 1). Но Второе послание к коринфянам написано спустя несколько лет после иерусалимского собора, когда с момента обращения Павла прошло никак не меньше 17–18 лет. Таким образом, возможны два варианта: либо про «четырнадцать лет» применительно к видению Павел написал по ошибке, либо видение имело место значительно позже его обращения в христианство.
Павел ощущает себя посредником между Христом и своей паствой, которую он стремится застолбить за собой, оградив от посягательств конкурентов: «Ибо, хотя у вас тысячи наставников во Христе, но не много отцов: я родил вас во Христе благовествованием. Посему умоляю вас: подражайте мне, как я Христу» (1-е Кор. 4, 15–16).
Он яростно отстаивает свое апостольское достоинство и связанные с ним привилегии: «Не апостол ли я? Не свободен ли я? Не видел ли я Иисуса Христа, Господа нашего? Не мое ли дело в Господе? Если для других я не Апостол, то для вас Апостол; ибо печать моего апостольства — вы в Господе. Вот мое защищение против осуждающих меня. Или мы не имеем власти есть и пить? Или не имеем власти иметь спутницею сестру жену, как и прочие Апостолы, и братья Господни, и Кифа? Или один я и Варнава не имеем власти не работать? Какой воин служит когда-либо на своем содержании? Кто, посадив виноград, не ест плодов его? Кто, пася стадо, не ест молока от стада?» (1-е Кор. 9, 1–7).
При этом Павел вовсе не ищет материальных выгод, как может показаться на первый взгляд. «Я не пользовался ничем таковым», — напоминает он коринфянам (1-е Кор. 9, 15). Нет у него и никакой «сестры жены», и прочим он советует следовать его примеру: «Безбрачным же и вдовам говорю: хорошо вам оставаться, как я» (1-е Кор. 7, 8). Горячится он из принципа, чтобы показать, что ни в чём не уступает «столпам».
Во Втором послании к коринфянам он возвращается к этой теме: «Но я думаю, что у меня ни в чем нет недостатка против высших Апостолов; хотя я и невежда в слове, но не в познании» (2-е Кор. 11, 5–6).
В отстаивании истины Павел требует ясности позиций: «Если труба будет издавать неопределенный звук, кто станет готовиться к сражению?» (1-е Кор. 14, 8). Однако он не сторонник бездумного единства, «ибо надлежит быть и разномыслию между вами, дабы открылись между вами искусные» (1-е Кор. 11, 19). Может быть, по этой причине кое-кто в Коринфе утверждает, что Павел робок в общении. Он спешит развеять это заблуждение: «Впрочем, да не покажется, что я устрашаю вас только посланиями. Так как некто говорит: «в посланиях он строг и силен, а в личном присутствии слаб, и речь его незначительна», — такой пусть знает, что, каковы мы на словах в посланиях заочно, таковы и на деле лично» (2-е Кор. 10, 9–11).
Выстраивая фразы своих посланий из однотипных элементов, Павел буквально вколачивает в голову адресатов собственную убеждённость:
«Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся;
Мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем;
Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем» (2-е Кор. 4, 8–10).
При этом себя он рисует безупречным носителем высшей истины:
«Мы никому ни в чем не полагаем претыкания, чтобы не было порицаемо служение,
Но во всем являем себя, как служители Божии, в великом терпении, в бедствиях, в нуждах, в тесных обстоятельствах,
Под ударами, в темницах, в трудах, в бдениях, в постах,
В чистоте, в благоразумии, в великодушии, в благости, в Духе Святом, в нелицемерной любви,
В слове истины, в силе Божией, с оружием правды в правой и левой руке,
В чести и бесчестии, при порицаниях и похвалах; нас почитают обманщиками, но мы верны;
Мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы; нас наказывают, но мы не умираем;
Нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; мы ничего не имеем, но всем обладаем» (2-е Кор. 6, 3–10).
Скромность Павла воистину паче гордости — об этом свидетельствует уже выбор имени: Павел — от латинского paulus — «малый».
«Еще скажу: не почти кто-нибудь меня неразумным; а если не так, то примите меня, хотя как неразумного, чтобы и мне сколько-нибудь похвалиться» (2-е Кор. 11, 16). Вновь и вновь он не устаёт повторять, что ничем не хуже «столпов» и прав имеет не меньше: «А если кто смеет хвалиться чем-либо, то, скажу по неразумию, смею и я. Они евреи? и я. Израильтяне? и я. Семя Авраамово? и я. Христовы служители? в безумии говорю: я больше» (2-е Кор. 11, 21–23).
Список страданий, перенесенных им во имя веры, в самом деле впечатляет:
«Я гораздо более был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти. От Иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение, ночь и день пробыл во глубине морской; много раз был в путешествиях, в опасностях на реках, в опасностях от разбойников, в опасностях от единоплеменников, в опасностях от язычников, в опасностях в городе, в опасностях в пустыне, в опасностях на море, в опасностях между лжебратиями, в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе. Кроме посторонних приключений, у меня ежедневное стечение людей, забота о всех церквах. Кто изнемогает, с кем бы я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенялся? Если должно мне хвалиться, то буду хвалиться немощью моей» (2-е Кор. 11, 23–30).
«Ничто так не смягчает присущей всем нам заносчивости, как наши собственные слабости, — утверждал Джордж Сэвил. — Не они ли внушают нам не бить слишком больно других, ибо сами мы нередко заслуживаем того же? Наши слабости хватают наш гнев за рукав и шепчут нам ласковые слова, когда мы пребываем в раздражении». Однако не менее известно, что и свои слабости человек способен превратить в основание для гордыни. Пример Павла в этом отношении очень показателен. «Впрочем, если захочу хвалиться, — пишет он коринфянам, — не буду неразумен, потому что скажу истину; но я удерживаюсь, чтобы кто не подумал о мне более, нежели сколько во мне видит, или слышит от меня. И чтоб я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтоб я не превозносился. Трижды молил я Господа, чтобы удалил его от меня. Но Господь сказал мне «довольно для тебя благодати Моей, ибо сила моя совершается в немощи». И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова» (2-е Кор. 12, 6–9).
По поводу этого «жала в плоть» высказывались разные мнения. Скорее всего, речь идет о сложности воздержания, связанного с отсутствием «сестры жены». В целом же во Втором послании к коринфянам смесь самоуничижения с самовосхвалением отдает юродством, заставляя вспомнить Ивана Грозного и персонажей Достоевского.
Признавшись в немощах, Павел сразу вслед за тем укоряет коринфских христиан в том, что они недостаточно его хвалят:
«Я дошел до неразумия хвалясь: вы меня к сему принудили. Вам бы надлежало хвалить меня, ибо у меня ни в чем нет недостатка против высших Апостолов, хотя я и ничто: признаки апостола оказались перед вами всяким терпением, знамениями, чудесами и силами. Ибо чего у вас недостает перед прочими церквами, разве только того, что сам я не был вам в тягость? Простите мне такую вину» (2-е Кор. 12, 11–13).
А в самом конце послания коринфяне получают заключительную порцию Павлова смирения: «Мы радуемся, когда мы немощны, а вы сильны; о сем-то и молимся, о вашем совершенстве» (2-е Кор. 13, 9).

Апостольское христианство

Чему апостолы Иисуса учили свою паству?
Как и ортодоксальные иудеи, первые христиане чтили Библию, которую большинство их знали в греческом переводе (так называемая Септуагинта). Помимо этого, они верили в божественное происхождение Иисуса, в то, что Он является Мессией-Христом и что второе Его пришествие не за горами. Но представления о троичности Бога — Отца, Сына и Святого Духа или о вечном девстве Богоматери тогда еще не сложились; наличие у Иисуса родных братьев и сестер не осознавалось в качестве проблемы, требующей объяснений.
Помимо отношения к Моисееву Закону, серьёзных разногласий между апостолами не было. Если при изложении основ их учения приходится чаще ссылаться на Павла, то потому, во-первых, что его текстов больше сохранилось, а во-вторых, они более образны, более темпераментны и, если можно так выразиться, более лиричны.
Присущую Павлу смесь самоуничижения с претензией на неоспоримое моральное превосходство, на обладание высшей истиной и высшими добродетелями он в полной мере передал своему детищу — христианской церкви: «Ибо я думаю, что нам, последним посланникам, Бог судил быть как бы приговоренными к смерти; потому что мы сделались позорищем для мира, для Ангелов и человеков… Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим; хулят нас, мы молим; мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне» (1-е Кор. 4, 9–13).
Чему учили апостолы свою паству?
Греки различали в человеке три элемента: сома — тело (или плоть — сарке), психе — животную душу и пневма — дух, т. е. разумное волевое начало. Людей соответственно делили на телесных (соматики), душевных (психики) и духовных (пневматики).
Апостолы убеждены, что плоть склоняет к греху: «Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, (соблазны), ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное; предваряю вас, как и прежде предварял, что поступающие так Царства Божия не наследуют» (Гал. 5, 19–21). Плотское начало диктует поведение даже добродетельному человеку: «Ибо не понимаю, что делаю; потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… Ибо знаю, что не живёт во мне, то есть, в плоти моей доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех» (Рим. 7, 15–20).
Однако это ни в коей мере не освобождает человека от ответственности за свою судьбу, за выбор между добром и злом: «Ибо каждый понесет свое бремя… Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет» (Гал. 6, 5–7).
Праведник должен отвергнуть плотское в пользу душевного и еще более высокого — духовного: «Сеется тело душевное, восстает тело духовное. Есть тело душевное, есть тело и духовное. Так и написано: «первый человек Адам стал душею живущею»; а последний Адам есть дух животворящий. Но не духовное прежде, а душевное, потом духовное» (1-е Кор. 15, 44–46).
В практическом плане это означает избавление от грехов, в которых погрязли жители Римской империи, и прежде всего от многобожия и гомосексуализма: «Они заменили истину Божию ложью и поклонялись и служили твари вместо Творца, Который благословен во веки, аминь. Поэтому предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противоестественным; подобно и мужчины, оставившие естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам и получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение» (Рим. 1, 25–27).
Отсюда вывод: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей» (1-е Иоан. 2, 15).
От мира христиане отрекаются ради любви к Богу — Отцу и Сыну. Также они должны любить друг друга и друг другу помогать: «А кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое — как пребудет в том любовь Божия?» (1-е Иоан. 3, 17). Свободу от мелочных требований закона надо использовать во имя любви: «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода не была поводом к угождению плоти; но любовью служите друг другу. Ибо весь закон в одном слове заключается: «люби ближнего своего, как самого себя» (Гал. 5, 13–14).
В прославлении любви как сущности христианства евангелисты поднимаются до высокой поэзии.
«В любви нет страха, — пишет апостол Иоанн, — но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение; боящийся не совершен в любви» (1-е Иоан. 4, 18). Тринадцатая глава Первого послания к коринфянам апостола Павла содержит подлинный гимн любви:
«И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, — нет мне в том никакой пользы.
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит.
Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (1-е Кор. 12, 3–8).
«А теперь пребывают они три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (1-е Кор. 13, 13).
Чтобы прийти к такому мировосприятию, необходимо верить в воскресение души.
Между тем большинству жителей империи подобная вера представлялось нелепостью или предрассудком. «Где обетование пришествия Его? ибо с тех пор, как стали умирать отцы, от начала творения, все остается так же», — передает подобные мнения Пётр (2-е Пет. 3, 4). Ему вторит Павел: «По рассуждению человеческому, когда я боролся со зверями в Эфесе, какая мне польза, если мертвые не воскресают? Станем есть и пить, ибо завтра умрем! Не обманывайтесь: худые сообщества развращают добрые нравы» (1-е Кор. 15, 32–33).
А как последователи Иисуса должны вести себя с остальными людьми, погрязшими во грехе?
С точки зрения Петра, лучше всего не общаться с ними вообще: «Ибо довольно, что вы в прошедшее время жизни поступали по воле языческой, предаваясь нечистотам, похотям (мужеложству, скотоложству, помыслам), пьянству, излишеству в пище и питии и нелепому идолослужению; почему они и дивятся, что вы не участвуете с ними в том же распутстве, и злословят вас» (1-е Пет. 4, 3–4).
Павел не столь категоричен: «Я писал вам в послании — не сообщаться с блудниками; впрочем не вообще с блудниками мира сего, или лихоимцами, или хищниками, или идолослужителями, ибо иначе надлежало бы вам выйти из мира сего; но я писал вам не сообщаться с тем, кто, называясь братом, остается блудником, или лихоимцем, или идолослужителем, или злоречивым, или пьяницею, или хищником; с таким даже и не есть вместе» (1-е Кор. 5, 9–11).
Итак, Павел не призывает разорвать все контакты с мирянами, — надо лишь самим не замараться, общаясь с ними. Отсюда его двойственное отношение к участию христиан в трапезах, устраиваемых «язычниками» после жертвоприношения. Для христиан-бедняков это была часто единственная возможность поесть мяса. С одной стороны, указывает Павел, «не можете пить чашу Господню и чашу бесовскую; не можете быть участниками в трапезе Господней и в трапезе бесовской» (1-Кор. 10, 21). Но с другой стороны, само по себе участие в подобных пиршествах не может осквернить — ведь «пища не приближает нас к Богу: ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем» (1-е Кор. 8, 8). Главное не то, что ты ешь (хотя бы и идоложертвенное), а что чувствуешь, во что веришь: «Итак об употреблении в пищу идоложертвенного мы знаем, что идол в мире ничто, и что нет иного Бога, кроме Единого. Ибо, хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, — так как есть много богов и господ много, — но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один Господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им. Но не у всех такое знание: некоторые и доныне с совестью, признающей идолов, едят идоложертвенное, как жертвы идольские, и совесть их, будучи немощна, оскверняется» (1-е Кор. 8, 4–7).
То есть вкушать пищу, оставшуюся от жертвоприношений языческим богам, христианину не возбраняется, но… не афишируя: «Берегитесь однако же, чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном для немощных. Ибо, если кто-нибудь увидит, что ты, имея знание, сидишь за столом в капище, не расположит ли и его есть идоложертвенное?» (1-е Кор. 8, 9–10). Из приведенной цитаты следует также, что Павел признает существование различных богов, хотя и стоящих неизмеримо ниже Яхве, которого он именует Богом Отцом.
Каких еще правил придерживаться христианам?
Им, «святым», не следует выносить свои распри на суд грешных мирян: «Как смеет кто у вас, имея дело с другим, судиться у нечестивых, а не у святых? Разве не знаете, что святые будут судить мир? Если же вами будет судим мир, то неужели вы недостойны судить маловажные дела?» (1-е Кор. 6, 1–2).
В отношении к женщине Павел, в противовес римской свободе нравов, предельно патриархален: «Жены ваши в церквах да молчат: ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит. Если же они хотят чему научиться, пусть спрашивают о том дома у мужей своих; ибо неприлично жене говорить в церкви» (1-е Кор. 14, 34–35).
«Хочу также, чтобы вы знали, что всякому мужу глава Христос, жене глава — муж, а Христу глава — Бог. Всякий муж, молящийся или пророчествующий с покрытою головою, постыжает свою голову; и всякая жена, молящаяся или пророчествующая с открытою головою, постыжает свою голову, ибо это то же, как если бы она была обритая; ибо, если жена не хочет покрываться, то пусть и стрижется; а если жене стыдно быть остриженной или обритой, пусть покрывается» (1-е Кор. 11, 3–6). Вообразить себе женщину, которая не стыдится быть остриженной или даже обритой, Павел не в состоянии.
Впрочем, власть мужа не означает произвола. Павел — сторонник семейного равновесия: «Жены, повинуйтесь мужьям своим, как прилично в Господе. Мужья, любите своих жен и не будьте к ним суровы. Дети, будьте послушны родителям во всем, ибо это благоугодно Господу. Отцы, не раздражайте детей ваших, чтобы они не унывали» (Кол. 3, 18–21).
Тот же принцип провозглашается применительно к отношениям между господами и рабами: «Рабы, во всем повинуйтесь господам по плоти, не в глазах служа им, как чревоугодники, но в простоте сердца, боясь Бога» (Кол. 3, 22). И далее: «Господа, оказывайте рабам должное и справедливое, зная, что и вы имеете Господа на небесах» (Кол. 4, 1).
Важное место в посланиях апостолов занимают предостережения против лжеучителей, среди которых Иоанн на первое место ставит отколовшихся членов христианских общин: «Они вышли от нас, но не были наши; ибо, если бы они были наши, то остались бы с нами; но они вышли, и чрез то открылось, что не все наши». (1-е Иоан. 2, 19). Разумеется, лжеучителями являются и все те, кто не признает мессианства Иисуса: «Кто лжец, если не тот, кто отвергает, что Иисус есть Христос? Это антихрист, отвергающий Отца и Сына. Всякий, отвергающий Сына, не имеет и Отца; а исповедающий Сына имеет и Отца» (1-е Иоан. 2, 22).
Апостол Иуда, помимо этого, причисляет к лжеучителям радикалов, не желающих дожидаться второго пришествия Христа для осуществления революционных перемен: «Как Содом и Гоморра и окрестные города, подобно им блудодействовавшие и ходившие за иною плотию, подвергшись казни огня вечного, поставлены в пример — так точно будет и с сими мечтателями, которые оскверняют плоть, отвергают начальство и злословят высокие власти» (Иуд. 7–8).

Годы 58-60 от Р. Х. Павел под арестом в Палестине

Добраться до Испании Павлу было не суждено, да и в Рим он попадет при совершенно других обстоятельствах.
Покинув Элладу «по случаю возмущения, сделанного против него Иудеями», Павел через Македонию направляется в Асию. Лука перечисляет его спутников: «Его сопровождали по Асии Сосипатр Пирров, Вериянин, и из Фессалоникийцев Аристарх и Секунд, и Гаий Дервянин и Тимофей, и Асийцы Тихик и Трофим. Они, пошедши вперед, ожидали нас в Троаде. А мы после дней опресночных отплыли из Филипп и дней в пять прибыли с ним в Троаду, где пробыли семь дней» (Деян. 20, 4–6).
Дальнейшие события Лука выписывает очень детально: возможно, с этого времени он вёл нечто вроде дневника.
В Троаде в первый день недели Павел устроил совместную трапезу и до полуночи беседовал с учениками. «В горнице, где мы собрались, было довольно светильников», — вспоминает Лука (Деян. 20, 8). Горница находилась на третьем этаже. Слушая Павловы поучения, сидевший на подоконнике юный Евтих заснул и выпал на улицу. Лука утверждает, что паренек умер, но Павел его оживил.
Чтобы успеть в Иерусалим на Пятидесятницу, Павел не стал заезжать в Эфес, а вызвал эфесских пресвитеров в Милет – большой старинный город, расположенный южнее. Предупредив, что больше они его не увидят, он призвал бережно хранить преподанную истину и, следуя его примеру, не пренебрегать трудом ради словопрений:
«Ибо я знаю, что по отшествии моем войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и на вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою. Посему бодрствуйте, па¬мятуя, что я три года день и ночь и один непрестанно со слезами учил каждого из вас… Ни серебра, ни золота, ни одежды я ни от кого не пожелал; сами знаете, что нуждам моим и нуждам бывших при мне послужили руки мои сии» (Деян. 20, 29–33). Товарищи со слезами проводили Павла до корабля.
«Когда же мы, расставшись с ними, отплыли, — продолжает Лука, — то прямо пришли в Кос, а на другой день в Родос и оттуда в Патару; и нашедши корабль, идущий в Финикию, взошли на него и отплыли» (Деян. 21, 1–2).
В финикийском Тире, где корабль встал под разгрузку, христиане советовали им не ходить в Иерусалим. В Палестине было неспокойно: агитаторы, которых Иосиф Флавий в «Иудейской войне» именует «обманщиками и прельстителями», «туманили народ безумными представлениями, манили его за собою в пустыни, чтобы там показать ему чудесные знамения его освобождения. Феликс усмотрел в этом семя восстания и выслал против них тяжеловооруженных всадников и пехоту, которые убивали их массами».
Какой-то пророк из Египта собрал на Елеонской горе тридцать тысяч человек, намереваясь вести их в Иерусалим. Прокуратор Антоний Феликс рассеял толпу, египтянин бежал, многие были схвачены, однако успокоения не наступило: «Обманщики и разбойники соединились на общее дело. Многих они склонили к отпадению, воодушевляя их на войну за освобождение, другим же, подчинившимся римскому владычеству, грозили смертью, заявляя открыто, что те, которые добровольно предпочитают рабство, должны быть принуждены к свободе» и – истина, которую революционеры брали на вооружение во все времена.
В Кесарии Приморской происходили столкновения между сирийцами и иудеями; солдаты кесарийского гарнизона, в большинстве сирийцы, поддержали своих земляков. Феликс, памятуя об участи Кумана, не взял на себя ответственность за решение спора, а отправил представителей противоборствующих сторон к принцепсу Нерону.
Павла слухи о волнениях не испугали. Из Тира он и его спутники морем добрались до Птолемаиды (приморский город Акко в современном Израиле, в Западной Галилее,  примерно в 23 км севернее Хайфы), а оттуда по суше пришли в Кесарию, где остановились у Филиппа Благовестника — одного из семи диаконов местной церкви. Пришедший из Иудеи пророк Агав предупредил, что в Иерусалиме их непременно арестуют. Ученики пытались отговорить Павла от продолжения путешествия, но он стоял на своем: «Я не только хочу быть узником, но готов умереть в Иерусалиме за имя Господа Иисуса Христа» (Деян. 21, 13).
В Иерусалиме Павел поселился у Мнасона Кипрянина. На следующий день он нанес визит Иакову Праведному, у которого собрались все иерусалимские пресвитеры. Павел поведал о своем служении, но вместо благодарности столкнулся с резким осуждением: «Видишь, брат, сколько тысяч уверовавших Иудеев, и все они — ревнители закона; а о тебе наслышались они, что ты всех Иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисея, говоря, чтобы не обрезывали детей своих и не поступали по обычаям» (Деян. 21, 20–21).
Видимо, Павел понял, что спорить со «столпами» бесполезно, и когда ему предложили поучаствовать в обряде очищения, взяв на себя издержки за нескольких человек, он согласился. Таким образом, очередной конфликт внутри христианской церкви разрешился миром.
Иначе обстояло дело с враждебностью ортодоксальных иудеев. Во время молитвы в Храме евреи, прибывшие из Асии, обвинили Павла, что он всюду учит против Закона и вводит в Храм эллинов. Последнее обвинение основывалось на ошибке: эфесца Трофима видели с Павлом в городе, но в Храм он не входил. Тем не менее Павла выволокли из Храма и прямо у дверей при большом скоплении народа принялись бить. Трибун (командир) римской когорты Клавдий Лисий, узнав о нарушении общественного порядка, срочно прибыл на место. Ничего не поняв из криков, он велел сковать Павла цепями и отконвоировать в казарму. Из-за давки солдатам пришлось на руках тащить арестанта по храмовой лестнице, в то время как толпа орала «смерть ему!».
У входа в казарму Павел обратился к трибуну по-гречески. Среди иерусалимцев греческий язык был не в ходу, и Лисий сделал неожиданный вывод: «Так не тот ли ты египтянин, который недавно устроил бунт и вывел в пустыню четыре тысячи разбойников?». Павел объяснил, что он иудей из Тарса, и попросил разрешения обратиться к толпе. Получив согласие, он стал рассказывать собравшимся (разумеется, по-еврейски), как воспитывался при ногах Гамалиила и как Иисус воззвал к нему на пути в Дамаск. Но когда он попытался объяснить, что Иисус послал его к язычникам, иудеи «подняли крик, говоря: истреби от земли такого! ибо ему не должно жить». Пока они «кричали, метали одежды и бросали пыль на воздух» (Деян. 22, 22–23), трибун приказал сотнику завести арестанта в казарму и допросить под пыткой. Но когда Павла растянули, чтобы бить бичами, он объявил, что является римским гражданином и не может быть наказан без суда. Сотник доложил новость Лисию, и Павла немедленно отпустили. «Я за большие деньги купил римское гражданство», — сказал ему удивленный трибун. — «А я родился в нем», — ответил Павел.
На другой день по приказу Лисия собрался синедрион, чтобы вынести Павлу обвинение. Один из начальников приказал бить Павла по губам; тот в гневе обозвал обидчика «стеной побеленной», но, узнав, что перед ним первосвященник, взял слова назад.
Понимая, что агитировать членов синедриона бессмысленно, Павел построил защиту с учетом разногласий между ними. Поскольку фарисеи признавали бессмертие души и воскресение из мертвых, а саддукеи отрицали, Павел заявил, что является фарисеем (а так оно и было) и что судят его за веру в воскресение. Услышав это, фарисеи решили, что вины на Павле нет. «Сделался большой крик» (Деян. 23, 9), и трибун велел отвести Павла в казарму, чтобы его ненароком не растерзали.
На следующий день около сорока иудеев дали клятву добиться смерти Павла. Но племянник Павла узнал об этом и предупредил дядю, а тот сообщил Лисию. В целях безопасности узника трибун решил отослать его к прокуратору. Он выделил для сопровождения семьдесят конных воинов и двести стрелков, «чтобы с третьего часа ночи (соответствует нашему девятому часу вечера) шли в Кесарию» (Деян. 23, 23). В «Деяниях» приводится текст сопроводительного письма Лисия Антонию Феликсу; вы-глядит письмо вполне правдоподобно, непонятно лишь, откуда Луке известно его содержание.
К утру Павла привели в Антипатриду, что в 50 км от Иерусалима. Отсюда пешие воины вернулись в Иерусалим, а конные проводили задержанного до Кесарии. Феликс, прочитав письмо Лисия, отложил рассмотрение дела до прихода обвинителей, оставив Павла под арестом. Но когда обвинители явились, Феликс вновь перенес суд на неопределенный срок, теперь якобы ввиду отсутствия Лисия. Вместе со своей женой, иудейкой Друзиллой, прокуратор неоднократно вызывал Павла и слушал его разъяснения христианского вероучения, рассчитывая, что рано или поздно узник даст взятку за свое освобождение.
«Около этого времени, — пишет в «Иудейских древностях» Иосиф Флавий, — царь Агриппа передал первосвященство Измаилу, сыну Фаба. Тогда же возникли споры и смуты между первосвященниками, священниками и наиболее влиятельными иерусалимскими гражданами. Каждый из враждующих собирал возле себя толпу крайне отчаянных и беспокойных приверженцев, становился во главе их и вел их в бой. При столкновениях эти отряды осыпали друг друга сначала бранью, а затем и каменьями. Между тем не было никого, кто бы мог их припугнуть и тем положить предел смуте; напротив, все эти злоупотребления происходили, как будто бы в городе не было начальства. Первосвященники настолько потеряли всякий стыд и дошли до такой дерзости, что решались отправлять своих слуг к гумнам, чтобы забирать там десятину, предназначавшуюся для простых священнослужителей. Таким образом случилось, что несколько бедных священников умерли от голода. Насилия бунтовщиков подавили всякое понятие о справедливости».
Павел оставался в заключении около двух лет. В 60 г. Нерон сместил Феликса с поста прокуратора, назначив на его место Порция Феста. «Фест, прибыв в область, чрез три дня отправился из Кесарии в Иерусалим» (Деян. 24, 1). Руководители иудейской общины обратились к нему с просьбой о выдаче Павла, но Фест ответил, что у римлян нет обыкновения отдавать человека на смерть, прежде чем ему открыто предъявят обвинение и предоставят возможность для защиты.
Вернувшись в Кесарию, Фест спросил Павла, хочет ли он быть су¬димым в Иерусалиме или предпочитает «суд кесаря» в Риме. Павел вы¬брал последнее. Спустя несколько дней в Кесарию поздравить Феста с назначением прибыли тетрарх территорий на восточном берегу Иордана Агриппа II с женой Береникой. В их присутствии Павел вновь повторил, что его судят за веру в воскрешение, и что Христос первым воскреснет, возвестив свет иудеям и эллинам. Для царя с царицей его слова были всего лишь заблуждением, но Фесту они показались самым настоящим бредом: «Когда он так говорил, Фест громким голосом сказал: безумствуешь ты, Павел! большая ученость доводит тебя до сумасшествия» (Деян. 26, 24). Однако Павел упорно стоял на своём. Посовещавшись с вельможами, Агриппа и Береника пришли к выводу, что ничего преступного Павел не совершил, но раз он уже потребовал суда кесаря, решено было отослать его в Рим.

ГОДЫ 60–62 ОТ Р. Х.

Поездка в Рим

Описание поездки в Рим в «Деяниях Апостолов» напоминает рассказ о морских приключениях.
«Когда решено было плыть нам в Италию, — пишет Лука, — то отдали Павла и некоторых других узников сотнику Августова полка, именем Юлию» (Деян. 27, 1). Помимо Луки, Павла сопровождал Аристарх, житель Фессалоники.
Сотник посадил арестантов на корабль, собиравшийся плыть напрямик к Асии. Но после короткой стоянки в финикийском Сидоне мореходам из-за встречного ветра пришлось изменить курс и идти на Кипр, а оттуда к южному побережью Малой Азии. В Мирах Ликийских сотник перевел своих подопечных на большое судно, шедшее из Египта в Италию; всего на судне находилось 276 человек. Однако непогода и на этот раз заставила отклониться от избранного курса и зайти в залив Хорошие Пристани на южном берегу Крита.
Был уже октябрь, дули сильные ветра. Павел советовал задержаться, но Хорошие Пристани не были приспособлены для зимовки, и кормчий решил перебраться в другую критскую гавань – Финику.
При попутном южном ветре они шли вдоль критского побережья, когда вдруг задул евроклидон — восточно-северо-восточный ветер, поднимающий смерчи. Корабль потерял управление; едва удалось удержать лодку, плывущую рядом на привязи. Чтобы не быть отнесенными к африкан¬скому берегу, спустили плавучий якорь и так носились по волнам. На следующий день стали выбрасывать за борт грузы; на третий день выкинули и корабельную оснастку.
Много дней за тучами не было видно ни солнца, ни звезд. Почти потеряв надежду на спасение, пассажиры и члены команды дали обет до благоприятного исхода не принимать пищу. Павел напомнил, как советовал остаться на Крите, и поведал, что явившийся ангел сообщил ему о скором спасении.
На четырнадцатые сутки скитаний, около полуночи, моряки по некоторым признакам поняли, что земля близко. Замеры показали, что глубина уменьшается. С кормы бросили четыре плавучих якоря и стали ждать наступления утра. Моряки сказали, что хотят бросить якорь еще и с носа, и принялись спускать на воду лодку. Павел предупредил сотника: «Они сбегут, и тогда нам не спастись!». По приказу сотника его солдаты разрубили канаты, которыми была привязана лодка, и она свалилась в море.
На рассвете Павел предложил всем поесть для восстановления сил, и сам первый, возблагодарив Бога, принялся за еду. Остальные последовали его примеру. После этого в море выкинули самый ценный груз – пшеницу.
Когда стало совсем светло, путешественники увидели залив с песчаным берегом. Сняв последние якоря, бросили их в море, развязали веревки рулей и, установив передний парус к дующему ветру, пошли к берегу. Вскоре корабль ткнулся носом в косу и сел на мель. Под ударами волн корма начала разваливаться. Некоторые солдаты предлагали перебить арестантов, чтобы те, выплыв на берег, не сбежали, но сотник им помешал. Тем, кто умеет плавать, он приказал бросаться в воду и выбираться вплавь, а остальным спасаться на досках или обломках корабля. В итоге все благополучно добрались до берега.
Вскоре выяснилось, что их занесло на остров Мелит – Мальту. Было холодно, лил проливной дождь, но местные «варвары» встретили их гостеприимно и развели для них огонь. Пока Павел подбрасывал в костер хворост, вокруг его руки неожиданно обвилась змея, которую он тут же стряхнул в пламя. Суеверные спутники отшатнулись от него — не иначе как этот человек убийца, раз его, едва спасшегося от гибели в море, Провидение настигло на суше. Они ждали, что рука Павла воспалится или он просто упадет замертво. Но когда выяснилось, что змея его не укусила, они решили, что перед ними бог.
Поблизости от места высадки находилось имение Публия, начальника Мальты. Он принял путников и три дня угощал их. Павел вылечил многих больных, в том числе отца Публия, страдавшего животом. На Мальте они провели три зимних месяца, а когда собрались в дорогу, их снабдили припасами.
На корабле со знаком Диоскуров (Близнецов) на носу, шедшем из Александрии Египетской и зазимовавшем на Мальте, Павел, его спутники и стража отплыли на Сицилию. Три дня они простояли в Сиракузах, а оттуда при южном ветре пришли к берегам Италии. Первая их стоянка была в Ригии (совр. Реджо ди Калабрия) на берегу Мессинского пролива, на самом носке Апеннинского сапога; оттуда они отплыли в Путеолы (совр Поццуоли) на берегу одноимённой бухты Неаполитанского залива. Здесь Павел и его спутники провели семь дней среди единоверцев, после чего отправились в Рим. Римские христиане вышли встречать их к Аппиеву Форуму и Трем Тавернам. В городе сотник передал Павла в руки властей; ему позволили жить отдельно, но под охраной воина.
Через три дня Павел пригласил руководителей местной иудейской общины и рассказал, что был схвачен за веру в явившегося Мессию, оправдан в Кесарии, но захотел суда кесарева и потому прибыл в Рим. В назначенный день множество иудеев собрались у него в гостинице, и он с утра до вечера излагал им учение о Царствии Божием, доказывая словами Писания, что Иисус есть Христос. Большинство иудеев с Павлом не согласились; он же заявил, что сердца их огрубели, а потому спасение Божие послано язычникам.

В ожидании суда. Послания к Тимофею, колоссянам и филиппийцам

Последующему пребыванию Павла в Риме в «Деяниях» посвящена всего одна фраза: «И жил Павел целых два года на своем иждивении и принимал всех приходящих к нему, проповедуя Царствие Божие и уча о Господе Иисусе Христе со всяким дерзновением невозбранно» (Деян. 8, 30–31). На этом повествование Луки завершается. Отрывочные сведения о дальнейшей судьбе Павла сохранились в его собственных посланиях и в некоторых сочинениях раннехристианских авторов.
В Первом послании к Тимофею, написанном, видимо, вскоре после прибытия в Рим, Павел напоминает ученику, что, отходя в Македонию, просил его остаться в Эфесе и добиться от «некоторых», «чтобы они не учили иному и не занимались баснями и родословиями бесконечными, которые производят больше споры, нежели Божие назидание в вере» (1-е Тим. 1, 3–4). Значительная часть послания посвящена вопросам устройства христианских общин, именуемых по-гречески экклесия — «собрание» (сейчас в русском языке это слово переводится как «церковь»), а также правилам христианского поведения для разных категорий верующих.
Хотя христиане считали себя умершими для мира, мирские страсти были им не чужды, и престижной должности епископа домогались многие. Павел пишет, что желать епископства не вредно, но «епископ должен быть непорочен, одной жены муж, трезв, целомудрен, благочинен, страннолюбив, учителен, держащийся истинного слова, согласного с учением, чтобы он был силён и наставлять в здравом учении и противящихся обличать, не пьяница, не бийца... хорошо управляющий домом своим, детей содержащий в послушании со всякой честностию; ибо кто не умеет управлять собственным домом, тот будет ли пещись о церкви Божией? не должен быть из новообращённых, чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом» (1-е Тим. 3, 2–6). Глава христианской общины должен иметь о себе одобрительные отзывы не только от собратьев-христиан, но и от «внешних», т. е. иноверцев-язычников. Не может быть епископом глухой, слепой, бесноватый, раб без согласия господина, а также женатый на разведенной, блуднице, рабыне или актрисе.
Требование быть «страннолюбивым» означает пожелание хорошо относиться к странствующим христианским проповедникам. Правда, среди таких странников было немало бездельников, любителей пожить за чужой счет, проедавших скудные церковные бюджеты. В посланиях апостолов содержатся советы, как отличить подобных лжеучителей от истинных проповедников слова Господня: последние не живут подолгу на одном месте и занимаются каким-нибудь ремеслом, чтобы самим себя содержать.
Вскоре Тимофей присоединяется к учителю: дальнейшие послания, отправленные Павлом из Рима, написаны от лица их обоих. В этих посланиях перечислены другие ученики, окружавшие Павла в это время: «Аристарх, заключенный вместе со мною», «Епафрас, узник вместе со мною ради Христа Иисуса», Иоанн Марк, «Лука, врач возлюбленный», Епафродит, Димас, Тихик, Онисим и Иисус, прозываемый Юстом.
В послании христианам города Колоссы (во Фригии, на западе Малой Азии). Павел убеждает их в необязательности иудаистских запретов: «Итак, если вы во Христе умерли для стихий мира, то для чего вы, как живущие в мире, держитесь постановлений: «не прикасайся», «не вкушай», «не дотрагивайся», — что все истлевает от употребления — по заповедям и учению человеческому? Это имеет только вид мудрости в самовольном служении, смиренномудрии и изнурении тела, в некотором небрежении о насыщении плоти» (Кол. 2, 20–23).
Церковь македонских Филипп Павел также предостерегает от ревнителей Моисеева Закона («берегитесь псов, берегитесь злых делателей, берегитесь обрезания») и благодарит за помощь: «Я получил все и избыточествую; я доволен, получив от Епафродита посланное вами, как благовонное курение, жертву приятную, благоугодную Богу» (Фил. 3, 2; 4, 18). Он оповещает филиппийцев о своих достижениях: «Желаю, братия, чтобы вы знали, что обстоятельства мои послужили к большему успеху благовествования, так что узы мои о Христе сделались известными всей претории и всем прочим, и большая часть из братьев в Господе, ободрившись узами моими, начали с большею смелостью, безбоязненно проповедовать слово Божие. Некоторые, правда, по зависти и любопрению, а другие с добрым расположением проповедуют Христа: одни по любопрению проповедуют Христа не чисто, думая увеличить тяжесть уз моих; а другие — из любви, зная, что я поставлен защищать благовествование» (Фил. 1, 12–17).
В конце послания Павел передает приветствие от «всех святых, а наипаче из кесарева дома» (Фил. 4, 22). Это выражение наряду с упоминанием претории свидетельствует, что уже в то время в римской администрации и даже в окружении принцепса (императора) были христиане; впрочем, скорее всего речь идет о слугах и рабах.
Постепенно Павел расстается со своими соратниками, рассылая их с поручениями по разным городам. Филиппийцам он сообщает, что отправил к ним Епафродита, к колоссянам послал Тихика и Онисима. Ко времени суда Павел, видимо, остается вдвоем с Тимофеем. О ходе разбирательства по его делу ничего не известно, но похоже, что оно завершилось оправданием. Спустя несколько лет, снова оказавшись в Риме под арестом, он напишет Тимофею: «При первом моем ответе никого не было со мною, но все меня оставили. Да не вменится им! Господь же предстал мне и укрепил меня, дабы чрез меня утвердилось благовестие, и услышали все язычники; и я избавился от львиных челюстей» (2-е Тим. 4, 16–17). Слова о «львиных челюстях» вовсе не обязательно употреблены в переносном смысле: травля узников дикими зверями была одним из развлечений римской толпы.
Итак, Павел оправдан «судом кесаря» и обретает свободу. «Знайте, что брат наш Тимофей освобожден; и я вместе с ним, если он скоро придет, увижу вас», — пишет он в так называемом Послании к евреям (Евр. 13, 23).

Убийство Иакова Праведного

В 62 г., т. е. примерно в то самое время, скончался палестинский прокуратор Порций Фест. Его преемник Луций Альбин установил в подвластной стране режим террора. «Мало того, что он похищал общественные кассы, массу частных лиц лишил состояния и весь народ отягощал непосильными налогами, — пишет в «Иудейской войне» Иосиф Флавий, — но он за выкуп возвращал свободу преступникам, схваченным или их непосредственным начальством или предшествовавшими правителями и содержавшимся в заключении как разбойники. Только тот, кто не мог платить, оставался в тюрьме». Народ был запуган, и жаловаться никто не ос¬меливался.
Христианской общиной Иерусалима руководил по-прежнему Иаков, брат Иисуса, пользовавшийся большим уважением среди иудеев как человек праведной жизни. Егезипп, христианский автор II века, пишет: «Брат Господень Иаков получил управление Церковью вместе с апостолами. Все — от времен Господа и поныне — называют его «Праведным» (имя Иакова носили ведь многие). Он был свят от чрева матери: не пил ни вина, ни пива, не вкушал мясной пищи, бритва не касалась его головы, он не умащался елеем и не ходил в баню». Егезипп утверждает даже, что Иакову дозволялось входить в Святая Святых — место в иерусалим¬ском .е, куда допускался лишь действующий первосвященник.
И вот этого-то праведника книжники и фарисеи попытались принудить публично опровергнуть «заблуждение об Иисусе распятом». С этой целью его затащили на крышу Храма (высота 15 метров), но он оттуда смело возгласил, что Иисус «восседает на небе одесную Великой Силы и придет на облаках небесных». Обозленные враги сбросили его с крыши. «И говорили друг другу: «Побьем камнями Иакова Праведного», и стали бросать в него камни, так как, сброшенный вниз, он не умер, но, опустившись, встал на колени, говоря: «Господи Боже, Отче! Отпусти им, ибо не знают, что делают».
Один священник из древнего рода, пытаясь предотвратить убийство, закричал: «Остановитесь! Что вы делаете? Молится за вас праведник!». Но какой-то суконщик добил Иакова, ударив его по голове своим рабочим инструментом — скалкой. Похоронили мученика прямо на месте убийства, возле Храма; по свидетельству Егезиппа, в его время надгробная стелла Иакова еще сохранялась.
Егезипп относит убийство Иакова Праведного к понтификату первосвященника Анана, а Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» — к началу прокураторства Альбина; то и другое означает примерно 62 год. Евсевий Памфил в «Церковной истории» в пояснение к этому событию пишет: «Было же два Иакова: один — «Праведный» — сброшен с крыши и забит скалкой валяльщика, другому отрубили голову».

ОКОНЧАНИЕ АПОСТОЛЬСКОГО СЛУЖЕНИЯ

Репрессии Нерона. Гибель Петра и Павла

О судьбе Павла после оправдания очень кратко сообщает Евсевий Памфил: «Затем, оправдавшись перед судом, апостол, говорят, отбыл на свое дело проповеди и, вторично придя в Рим, завершил жизнь мученичеством».
В Риме в конце правления Нерона складывалась нервозная и крайне опасная для христиан обстановка.
19 июля 64 года при весьма странных обстоятельствах в городе вспыхнул пожар. Пламя занялось в районе цирка, достигло роскошных кварталов Палатинского холма, потом поглотило старые дома Субуры – низины между холмами Эсквилин, Виминал, Квиринал и Циспий, где обитали более полумиллиона бедняков. Пожар продолжался шесть дней, из 14 районов уцелели лишь четыре окраинных.
Нерон поспешил оказать помощь пострадавшим, однако, по словам Тацита, «ни человеческой помощью, ни щедротами принцепса, ни умилостивлениями богов не устранялся позорный слух, что пожар был делом приказания». Слухи подогревались тем, что Нерон скупал земли под выгоревшими строениями, и уже началось возведение на этом месте так называемого Золотого Дворца. «Поэтому, — продолжает Тацит, — чтобы уничтожить этот слух, Нерон подставил виновных и применил самые изысканные наказания к ненавистным за их мерзости людям, которых в народе называли христианами. Человек, от которого они получили свое название, Христос, был в правление Тиберия казнен прокуратором Понтием Пилатом, и подавленное на время пагубное суеверие вырвалось снова наружу и распространилось не только по Иудее, где это зло получило начало, но и по Риму, куда стекаются со всех сторон и где широко прилагаются к делу все гнусности и бесстыдства. Таким образом, сначала схвачены те, которые себя признавали, затем по их указанию огромное множество дру¬гих, и они были уличены не столько в преступлении, касающемся пожа¬ра, сколько в ненависти к человеческому роду. К казни их были присо¬единены издевательства: их покрывали шкурами диких зверей, чтобы они погибали от растерзания собаками, или пригвождали их к кресту, или жгли на огне, а также, когда оканчивался день, их сжигали для ночного освещения. Нерон предложил для этого зрелища свой парк и давал игры в цирке, где он смешивался с плебсом в одеянии возницы или правил колесницей. Поэтому, хотя христиане и были виновные и заслуживающие крайних наказаний, к ним рождалось сожаление, так как они истреблялись не для общественной пользы, а ради жестокости одного человека» (Анналы, XV, 44).
Итак, Тацит, резко осуждая зверства Нерона, разделял общий взгляд своих современников на христиан как на человеконенавистническую секту.
Согласно христианским преданиям, Симон Пётр, благовествовавший иудеям в Малой Азии, как раз тогда оказался в Риме. «Он, как благородный вождь Божий, облеченный в божественные доспехи, принес с востока жителям запада драгоценное сокровище духовного света, самый свет и слово, спасающее душу, — проповедь о Царстве Небесном», — пишет о Петре Евсевий Памфил.
В доказательство посещения Вечного города Петром приводят слова из его Первого послания: «Приветствует вас избранная, подобно вам, церковь в Вавилоне и Марк, сын мой» (1-е Пет. 5, 13). В новозаветной литературе Вавилоном в самом деле часто именуется Рим; однако в посланиях апостолы, как правило, указывают свое местонахождение без иносказаний. Поэтому в данном случае речь скорее всего идет о настоящем Вавилоне в Месопотамии или одноименном городе в Египте. Однако это не дает оснований отвергать сам факт пребывания Петра в Риме. Поставив епископом римской церкви Климента, он вскоре был схвачен и распят головой вниз предположительно 29 июня 67 года. Павла рим¬ское гражданство избавило если не от смерти, то от позора: его казнили через отсечение головы то ли одновременно с Петром, то ли годом позже. Во всяком случае, в этом были твердо уверены христиане спустя полтораста лет после описываемых событий. Епископ Коринфа Дионисий (170–202 гг.) в письме к римлянам писал: «Вы в вашем сообщении соединили питомники, насажденные Петром и Павлом в Риме и в Коринфе. Оба насаждали у нас в Коринфе, одинаково научая нас; одина¬ково они вместе поучали в Италии и мученически скончались в одно и то же время». А клирик Гай, живший при римском епископе Зефирине (202–218 гг.), в письме своему оппоненту Проклу замечает мимоходом: «Я могу показать тебе победный трофей апостолов. Если ты пойдешь в Ватикан или по Остийской дороге, ты найдешь трофей тех, кто основал эту церковь».
Ярый враг христиан Порфирий также доверял преданию о казни Павла и Петра: «Как же, разве не был схвачен в Риме и обезглавлен этот хвастун (Павел. — А. А.), говорящий, что «будет судить ангелов»? Мало того, и Петр, взявший власть «пасти агнцев», пригвожден к кресту и распят».

Предсмертные послания Павла

Незадолго до гибели Павел в письме к христианам Эфеса изложил в обобщенном виде свою доктрину приобщения язычников к дому Израильскому через Сына Божьего Иисуса Христа.
«Наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духа злобы поднебесных» — заявляет Павел (Еф. 6, 12). Можно подумать, что апостол призывает к революции. Однако речь здесь идет не о руководителях Римской империи, а о потусторонних силах, олицетворяющих мировое зло. Вера в Иисуса Христа толкуется Павлом как духовное преображение человека. Быть христианином значит удалить от себя «всякое раздражение и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякой злобою» (Еф. 4, 31). Именно таким путем христиане бросают вызов всемирному злу, «дабы ныне сделалась известною через Церковь начальствам и властям на небесах многоразличимая мудрость Божия» (Ефес. 3, 10).
«А дабы и вы знали о моих обстоятельствах и делах, — пишет в завершение Павел, — обо всем известит вас Тихик, возлюбленный брат и верный в Христе служитель, которого я и послал к вам для того самого, чтобы вы узнали о нас, и чтобы он утешил сердца ваши» (Еф. 6, 21–22).
Уже находясь в темнице, Павел составил, по словам Евсевия Памфила, «второе послание к Тимофею, где говорит и о своей первой защите, и о близкой кончине». Упомянув лжеучителей Именея и Филита, чье слово распространяется как зараза, он осуждает проповедников, «которые вкрадываются в домы и обольщают женщин, утопающих во грехах, водимых различными похотями, всегда учащихся и никогда не могущих дойти до познания истины» (2-е Тим. 3, 6–7). На ближайшее будущее Павел смотрит с глубоким пессимизмом: «Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням. Но ты будь бдителен во всем, переноси скорби, совершай дело благовестника, исполняй служение свое» (2-е Тим. 4, 3–5).
Павел предвидит свою скорую гибель: «Ибо я уже становлюсь жертвою, и время моего отшествия настало. Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный; и не только мне, но и всем возлюбившим явление Его» (2-е Тим. 4, 6–8).
Тимофея он благодарит за верность: «А ты последовал мне в учении, житии, расположении, вере, великодушии, любви, терпении, в гонениях, страданиях, постигших меня в Антиохии, Иконии, Листрах; каковые гонения я перенес, и от всех избавил меня Господь» (2-е Тим. 3, 10–11). Павел просит его придти в Рим до зимы и привести Марка, «ибо он мне нужен для служения. Тихика я послал в Ефес. Когда найдешь, принеси фелонь (плащ), который я оставил в Троаде у Карпа, и книги, особенно кожаные» (2-е Тим. 4, 11–13).
«Димас оставил меня, возлюбив нынешний век, и пошел в Фессалонику, Крискент и Галатию, Тит в Далматию; один Лука со мною», — жалуется Павел (2-е Тим. 4, 10). «Ты знаешь, что все асийские оставили меня; в числе их Фигелл и Ермоген. Да даст Господь милость дому Онисифора за то, что он многократно покоил меня и не стыдился уз моих, но, быв в Риме, с великим тщанием искал меня и нашел» (2-е Тим. 1, 14–17). «Ераст остался в Коринфе; Трофима же я оставил больного в Милите» (2-е Тим. 4, 20).
Можно подумать, что с Павлом в самом деле один Лука, если бы не приветы в конце послания: «Приветствуют тебя Еввул и Пуд, и Лин и Клавдия, и все братия. Господь Иисус Христос со духом твоим. Благодать с вами. Аминь» (2-е Тим. 4, 21–22). Возможно, это последние слова, написанные или продиктованные Павлом.

Предания об апостолах

Если об окончании служения Павла и Петра мало что известно, то о судьбах остальных апостолов сохранились еще более скудные и не слишком достоверные предания.
Евангелист Иоанн заботился о матери Иисуса до самого ее Успения. После ареста Павла он отправился в Эфес, взяв с собой ученика Прохора. В Эфесе Иоанн прожил большую часть своей долгой жизни. При Нероне он был схвачен, отвезен в Рим и приговорен к смерти, но, выпив чашу с ядом, чудесным образом остался в живых.
Мария Магдалина благовествовала в Иерусалиме, а затем отправилась в Рим. Здесь она якобы беседовала с императором Тиберием, которому поднесла красное яйцо со словами «Христос воскрес!». Из Рима отправилась в Эфес, где помогала апостолу Иоанну в его проповеди и где позже скончалась.
Андрей Первозванный, брат Симона Петра, пройдя Малую Азию, Фракию и Македонию, добрался до Скифии, т. е. Северного Причерноморья. Утверждают, что, двигаясь вверх по Днепру, Андрей дошел до места, где впоследствии возник Киев; по еще более смелой гипотезе, побывал он и намного севернее – у славян, живших на месте будущего Новгорода, а также на острове Валаам.( Но это предание возникло в Киевской Руси после принятия ею христианства. К тому же на самом деле во времена апостолов на территории нынешней Украины славян ещё не было, а земли возле Балтийского моря населяли финны и балты). Отсюда через Скандинавию Андрей якобы вернулся в Рим, а позже вновь оказался во Фракии, где основал христианскую общину в поселении Византий (будущий Константинополь, ныне Стамбул), поставив епископом Стахия. В 62 г. в городе Патры по приказу проконсула Эгеата Андрей был распят на кресте.
Евангелист Левий Матфей обошел с проповедью Сирию, Мидию, Персию, Парфию (северо-восток современного Ирана и юг Туркмении) и закончил дни в Эфиопии. Здесь он учредил церковь и построил храм в городе Мирмены; здесь же около 60 г. был обвинен правителем Фульвианом в колдовстве и принял мученическую смерть на костре.
Евангелист Иоанн Марк побывал с Петром в Риме, а затем удалился в Александрию Египетскую, где основал знаменитое впоследствии училище. После проповеди в Ливии вернулся в Александрию, был арестован и скончался по дороге на суд.
Спутник Павла кипрянин Варнава, апостол из 70-ти, вместе с Марком побывал на Кипре, затем проповедовал в Риме и Медиолане (Милан), позже вернулся на Кипр. Здесь около 62 г. на 76-м году жизни был забит до смерти камнями.
Евангелист Лука после казни Павла покинул Рим и с проповедью прошел Ахайю, Египет, Ливию и Фиваиду (область в Верхнем Египте, южнее Файюмского оазиса). Мученически скончался в греческих Фивах в 85 г., в возрасте 84 лет от роду, во время гонений императора Домициана.
Филипп проповедовал в Галилее, а Варфоломей в Аравии и Индии. Позже они вместе обошли Сирию и Малую Азию в сопровождении Мариамны, сестры Филиппа, и четырех дочерей Филиппа, наделенных даром пророчества. В Иераполе Фригийском по приказу правителя Анфипата Варфоломей и Филипп были схвачены и распяты. Во время казни произошло землетрясение; Варфоломея сняли с креста еще живого, а почившего Филиппа погребла Мариамна. Сохранилось свидетельство некоего Прокла, что после смерти Филиппа «четыре пророчицы, дочери Филиппа, жили в Иераполе асийском. Там же находится и могила отца их». Выживший на кресте Варфоломей вместе с Мариамной отправился в Армению, где обратил в истинную веру царя Полимия. В городе Алванополе (на территории современного Дагестана) по приказанию Астиага, брата Полимия, с Варфоломея содрали с живого кожу и распяли вниз головой. Мариамна после гибели Варфоломея проповедовала в Ликаонии.
О Симоне Зилоте известно только, что его служение завершилось мученичеством: он был распят на кресте.
Иуда Иаковлев благовествовал в Сирии, Ливии и Армении. Близ горы Арарат повешен на кресте и пронзен стрелами.
Дидим Фома проповедовал на островах, в Парфии и в Индии, где мученически скончался в г. Каламине (Мальяпур).
Леввей Фаддей сперва сопутствовал Фоме, а позже обратил в христианство Авгаря, царя Осроены (Эдесса, совр. Шанлыурф в Турции). По одной версии, умер в Эдессе, по другой, дойдя до Бируты (Бейрут), мирно скончался там, по третьей, принял мученическую смерть в Армении.
Матфий, избранный взамен Иуды Искариота, проповедовал за пределами Римской империи, основал христианскую общину в Синопе (на территории совр. Ьурции).

Иудейская война

Бедствия империи в последние годы правления Нерона не ограничились римским пожаром. В 65 г. были схвачены и казнены заговорщики, намеревавшиеся убить Нерона и провозгласить принцепсом и императором молодого аристократа Гая Кальпурния Пизона. На Италию обрушилась эпидемия чумы, а по всему Восточному Средиземноморью прокатилась волна разрушительных землетрясений. Так что оснований для апокалиптического восприятия действительности имелось вполне достаточно.
Тогда же окончательно потерпели крах вековые старания иудейской верхушки примирить свою паству с римским владычеством.
Гессий Флор, получивший в 64 г. пост прокуратора Палестины благодаря дружбе его жены с женой Нерона, в пренебрежении законами перещеголял предшественника. Он разорил целые города и общины; каждый мог принять участие в грабеже при условии дележки с прокуратором.
Нерон, разбирая спор между сирийскими и иудейскими жителями Кесарии, решил его в пользу сирийцев, и те, пользуясь благосклонностью императора, принялись застраивать подходы к местной синагоге. Чтобы помешать этому, иудеи дали Флору крупную взятку. Тогда один сириец устроил жертвоприношение прямо у дверей синагоги. В мае 66 г. в Кесарии начались вооруженные столкновения. При подавлении волнений несколько иудеев, имевших римское гражданство и принадлежащих к сословию всадников, вопреки римским законам были подвергнуты бичеванию и распяты. Тетрарх Агриппа II и его жена Береника сумели на время успокоить единоверцев; однако попытки убедить их повиноваться Флору, пока кесарь не пришлет нового наместника, успехом не увенчались. Группа боевиков-зелотов захватила важную стратегическую крепость Масаду, перебив римский гарнизон. «В то же время, — пишет Иосиф Флавий, — Элеазар, сын первосвященника Анания, чрезвычайно смелый юноша, занимавший тогда начальнический пост, предложил тем, которые заведовали порядком богослужения, не принимать больше никаких даров от неиудеев. Это распоряжение и было собственно началом войны с римлянами, потому что в нем заключалось отвержение жертвы за императора и римлян».
Повстанцы осадили иерусалимскую цитадель, в которой укрылись римляне. Некий Менахем, потомственный бунтарь (он был сыном законоучителя Иуды Галилеянина, прославившегося непримиримостью к римлянам) «отправился во главе своих приверженцев в Масаду, разбил здесь арсенал Ирода, вооружил, кроме своих земляков, разбойников, и с этой толпой телохранителей вступил, как царь, в Иерусалим, стал во главе восстания и принял руководство осадой». Первосвященника Анания повстанцы вытащили из водопровода, где он скрывался, и убили вместе с его братом Иезекией.
Элеазар и его сторонники видели в Менахеме деспота, к тому же низкого происхождения. Однажды, когда Менахем шел к молитве, на него напали; он бежал в иерусалимский пригород Офлу, был там схвачен и после жестоких пыток убит. Вставшие во главе восстания Иоанн из Гискалы и Симон бен Гиора успешно завершили осаду цитадели. Римский гарнизон сдался. Солдатам была обещана жизнь, но когда они вышли и сложили оружие, иудеи, несмотря на субботу, всех их перебили, кроме командира Метилия, со страху пообещавшего принять иудейскую веру.
Эти события вызвали во многих местах империи новые кровавые преследования иудеев. Наместник Сирии Цестий Галл осадил Иерусалим, но был отогнан и разбит. Восстание охватило всю Иудею, Самарию, Галилею и часть территорий на восточном берегу Иордана. В городах шла ожесточенная борьба между правоверными иудеями и «эллинами»; в мятежном Иерусалиме была создана независимая администрация, в состав которой входил, в частности, Иосиф бен Маттафия (будущий Иосиф Флавий).
На борьбу с мятежниками Нерон отправил опытного полководца Тита Флавия Веспасиана. К середине 68 г. восстание было подавлено всюду, кроме Иудеи; но в это время Веспасиан получил известие о низложении и гибели Нерона. В Империи началась гражданская война, в ходе которой летом 70 г. сенат определил Веспасиану все права и привилегии, связанные со званием принцепса. В августе — сентябре 70 г. сын Веспасиана Тит, которому отец передал командование в Иудее, после многомесячной осады взял штурмом голодающий Иерусалим. Город подвергся полному разрушению, Храм Яхве был превращен в груду пепла.
Масаду фанатики-зелоты удерживали еще три года. В 73 г. перед началом решающей атаки римлян они покончили с собой, предварительно перебив своих жен и детей.
Поражение обернулось для еврейского народа национальной катастрофой. Палестина в ходе войны с Римом подверглась опустошению. Примерно сто тысяч попавших в плен были казнены, сосланы на каторжные работы, проданы в рабство, пали в гладиаторских боях либо были растерзаны зверями на цирковых аренах. Вся иудейская земля была объявлена императорской собственностью. Евреи лишились последних хилых остатков своей государственности; Агриппа II сохранил под своей властью лишь маленькое сирийское княжество. «Со времени разрушения Иерусалима Титом, — пишет Дион Кассий, — каждый еврей, исповедующий законы своих предков, должен был платить ежегодно две драхмы Капитолийскому Юпитеру».
Однако на дальнейшие судьбы христианства это не оказало решающего влияния. Усилиями Павла оно частично уже отпочковалась от иудаизма и развивалась своим путем. Разрушение Храма не имело для христиан того значения, какое оно имело для иудеев: в Евангелии от Иоанна сказано, что поклоняться Господу будут не в каком-то определенном месте, «не на горе сей (имеется в виду гора Гаризим, священная для самаритян. — А. А.), и не в Иерусалиме», а «в духе и в истине» (Иоан. 4, 21–23).
Тем не менее евреи по-прежнему составляли среди христиан значительную долю, особенно в Иерусалиме. Иоанн Богослов в «Апокалипсисе», предсказав спасение при конце света 144 тысяч человек, поясняет, кого именно он имеет в виду: оказывается, речь идёт о сохранивших невинность последователях Иисуса из еврейских праведников, по 12 тыс. из каждого колена Израильского.
Евсевий Памфил пишет: «После мученической кончины Иакова и непосредственно затем взятия Иерусалима апостолы и ученики Господни, оставшиеся ещё в живых, сошлись отовсюду, по преданию, вместе со сродниками Господа по плоти (многие из них были тогда ещё живы) и стали все вместе держать совет, кого счесть достойным преемником Иакова. Все единодушно признали достойным здешнего престола Симеона, сына Клеопова, о котором упомянуто в Евангелии. Говорят, что он приходился Спасителю двоюродным братом. Егезипп пишет, что Клеопа был братом Иосифа».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Жестокие преследования молодая христианская церковь пережила в правление императора Домициана (81–96 гг.); среди пострадавших были и прямые родственники Иисуса. Евсевий Памфил передает дословно слова Егезиппа: «Еще оставались из рода Господня внуки Иуды, называемого по плоти братом Господним. На них указали как на потомков Давида. Эвокат привел их к кесарю Домициану: тот боялся, также как и Ирод, пришествия Христа. Он спросил их, не из рода ли они Давидова; они сказали, что да. Тогда спросил, какое у них состояние и сколько денег у них в распоряжении. Они сказали, что у них, у обоих, имеется только девять тысяч динариев, из которых каждому причитается половина; они вложены в тридцать девять плетров земли. Они вносят с нее все подати и живут, обрабатывая ее своими руками. Затем они показали свои загрубелые руки в мозолях, свидетельствовавшие о тяжком труде и непрестанной работе. На вопрос о Христе и Его Царстве, что это такое, где и когда оно явится, они ответили, что оно не от мира и будет не на земле, а на небе с ангелами и явится при свершении века, когда Христос, придя во славе, будет судить живых и мертвых и воздаст каждому за его жизнь. Домициан, не найдя в них вины, презрительно посчитал их глупцами и отпустил на свободу, а гонение на Церковь прекратил указом. Освобожденные встали во главе Церквей как мученики и как происходящие из рода Господня. Времена настали мирные, и они дожили до воцарения Траяна». Это пишет Егезипп». Предание гласит, что в самом конце правления Домициана, около 96 г., апостол Иоанн был брошен в котел с кипящим маслом, из которого вышел невредимым.
Люди, несправедливо репрессированные при Домициане, в массовом порядке реабилитировались при его преемнике Нерве (96–98 гг.). «Тогда же, — пишет Евсевий, — как сообщают наши древние писатели, апостол Иоанн покинул остров, куда был сослан (Патмос), и устроился на жи¬тельст¬во в Эфесе». Скорее всего, речь здесь идет об Иоанне Богослове, авторе «Апокалипсиса», которого предание отождествило с еван¬ге¬листом Иоанном. Он же, видимо, и был погребен в Эфесе, по утверждению Иринея Лионского, во времена императора Траяна (98–117 гг.): «И Цер¬ковь, основанная Павлом в Эфесе, — Иоанн жил там до времени Траяна, — правдивая свидетельница апостольского рассказа», – пишет Евсевий Памфил.
В 116 г. евреи Вавилонии, Палестины, Кипра, Малой Азии, Киренаики и Египта приняли активное участие в антиримском восстании населения Восточного Средиземноморья, сопровождавшимся массовыми избиениями греко-римского населения. Принцепс Публий Элий Адриан, сменивший Траяна в 117 г., посетил Палестину, в частности, Иерусалим. «Он увидел, — пишет в книге «О весах и мерах» умерший в 403 г. Епифаний Кипрский, — что весь город сравнен с землей, и Дом Господень попирается ногами. Уцелело только несколько домов и церковь Божия — маленькое здание, оставленное на том самом месте, где после Вознесения Спасителя вернувшиеся с Елеонской горы ученики собрались в верхней комнате. Она стояла в той части Сиона, которая избегла разрушения, также как и несколько строений вокруг нее и семь синагог, разбросанных в Сионе как хутора».
В 130 г. во время объезда имперских земель Адриан распорядился создать на территории Иерусалима военную колонию Элия Капитолина; на месте разрушенного Храма Яхве предполагалось воздвигнуть храм Юпитера Капитолийского. Меры эти были направлены против иудеев в целом, но Сульпиций Север, писавший уже после победы христианства в Римской империи, толковал их исключительно с христианской точки зрения: «Адриан, думая уничтожить христианскую религию тем, что осквернит святые места, поставил в Храме, на том самом месте, где страдал Спаситель, изображения демонов (то есть римских богов. – А. А.). А так как христиане, по общему мнению, состояли преимущественно из евреев, то он приказал когорте солдат бессменно стоять на страже, чтобы помешать евреям приблизиться к Иерусалиму».
Согласно Епифанию Кипрскому, наблюдение за строительством Элии Адриан поручил благочестивому Акиле. «Акила поселился в Иерусалиме и нашёл там последователей, бывших учеников апостолов, полных веры и творящих большие чудеса исцелениями и другими способами. Они в это время вернулись в Иерусалим из Пеллы и учили там, потому что перед тем как город был взят римлянами, все ученики были предупреждены ангелом о том, что им нужно уходить. Они оставили свои дома и поселились в упомянутом городе Пелле за Иорданом, причисляющимся к Десятиградию. После восстановления Иерусалима они вернулись и проявили себя славными делами».
В 131 г. Адриан в целях ассимиляции евреев издал эдикт, запрещавший иудейские обряды, включая обрезание. Результатом стало новое восстание в Палестине, которое возглавил Симон бар-Косеба, называвший себя Бар-Кохба — «Сын Звезды»; сподвижники считали его Мессией. Сначала повстанцам сопутствовал успех: они сумели изгнать римлян с палестинских территорий. Однако Адриан, подтянув подкрепления, к 135 г. подавил восстание. Согласно Диону Кассию, в ходе военных операций в Палестине римляне разрушили 50 крепостей, 985 деревень и истребили 180 тыс. человек: «Погибших от голода и огня было несчетное количество, так что почти вся Иудея превратилась в пустыню… Масса волков и гиен врывалась с воем в города». Уцелевшим евреям было запрещено посещать Иерусалим за исключением одного раза в год.
Эта так называемая «Вторая иудейская война» довершила рассеяние еврейского народа.
«Мы легко можем видеть нашими собственными глазами, — говорится в книге «Теофания», — насколько евреи рассеяны среди других народов и насколько жители того, что было раньше Иерусалимом, а теперь называется Элия в честь Элия Адриана, являются чужеземцами и потомками другой расы… Им (евреям) запрещён доступ именно только в их собственный город и на место их бывшего богослужения… И теперь, когда их место занято чужеземцами, потомками другого народа, им не позволено даже ступить туда ногой, так что и издалека они не смеют взглянуть на страну своих предков». Как отмечает археолог Эрих Церен в книге «Библейские холмы», «многие поколения евреев больше никогда не увидели Иерусалима; тем самым стерлись все воспоминания о «лобном месте» и гробе Иисуса, также как и о месте, где происходила последняя «тайная вечеря», и других примечательных священных местах. Уже в годы правления Адриана, очевидно, никто более не знал, где под руинами Иерусалима находится дом Каиафы и здание, бывшее официальным местопребыванием Пилата».
Сохранилась лишь самая прочная вещь — слово. Свидетельства участ¬ников и очевидцев евангельских событий передавались из уст в уста, записывались и изучались. У христиан появлялись новые святыни: Юлиан Отступник отмечал, что ещё при жизни евангелиста Иоанна «начинали пользоваться почитанием» могилы Петра и Павла.
В сиро-палестинском регионе по-прежнему существовали общины иудео-христиан, совмещавшие исполнение Моисеева Закона с культом Иисуса Христа. Иероним на рубеже IV-V вв. писал: «Доныне во всех синагогах существует ересь среди иудеев, которая называется минейской и которая категорически осуждается фарисеями; обычно их называют назореями. Они веруют, что Христос, Сын Божий, родился от Девы Марии, и говорят, что Он Тот самый, который пострадал при Понтии Пилате и воскрес. В него же верим и мы; но, желая быть одновременно и иудеями и христианами, они ни иудеи, ни христиане».
В то же время Вторая иудейская война ускорила становление паулинистской христианской церкви, полностью отмежевавшейся от ветхозаветной обрядности. До 135 г. епископами в Иерусалиме были исключительно евреи; Евсевий Памфил перечисляет их поименно, «так как с этого времени епископов из обрезанных больше не было»..
Отбросив отработанную ступень иудаизма, учение Иисуса начинало свой победный взлет.