Проводница

Мчится поезд чух-чух-чух.
Мчится поезд во весь дух.
Паровоз пыхтит.
; Тороплюсь! ; гудит.
; Тороплюсь, Тороплюсь, Тороплю-у-усь!
Эмма Мошковская.

Племяннику Дмитрию Георгиевичу и брату Дмитрию Сергеевичу посвящается.

Вагон 1.

Возможно, Вы удивитесь, но я помню, как к власти в Чили пришёл Пиночет. Да, помню. Мне тогда было, чуть больше двух лет, но я отчётливо помню, как наступил на этого страшного дядьку. Он лежал на полу плацкартного вагона. Вернее не он сам, а газета с его изображением. «Босячок, подай газетку» ; сказал мне тогда крупный мужик в майке, свесившийся с верхней полки. Я оробел. Поднял газету. Отдал мужику.
«Смотри, это Пиночет» - сказал тот дядька и ткнул толстым пальцем в фотографию мужика в фуражке. Я понял. Пиночет.
Проводница со стаканами особенного, вагонно-ароматного чая проскользнула тенью мимо нас. «Не пугай малыша»,- сказала она мужику в майке. Её звали Лина. Её я тоже запомнил. Девушка с праздничной открытки. Лина.
Поезд продолжал стучать колёсами в южном направлении. В окна светило солнце.

К пяти годам я знал практически все страны мира и всех руководителей государств. Карта Мира во всю стену висела в комнате старшего брата. И мною любили удивлять многочисленных гостей дома. Я особо и  не возражал. Для меня это была игра. Память у меня была замечательная.
Где живёт Пиночет, я тоже знал. Его государство – жёлтая сопля со странным названием Чили, прилипло к нижнему краю Южной Америки. Хорошо, что Пиночет живет так далеко, думал я…

Вагон 2.

Поезд Ташкент-Москва пересекал бескрайние просторы пустыни. Путешествие занимало трое суток, большую часть пути пейзаж за окном оставался уныло однообразным. Бескрайние пески, одинокие верблюды и колючки перекати-поля. Иногда поезд останавливался на редких запылённых полустанках. Тогда за окном слышались какие-то отрывистые разговоры с элементами русского языка, возня, топот ног, позвякивание чего-то. Пассажиры выходили покурить, размять затёкшие тела, может быть, купить что-то у местных обитателей, которые мгновенно осаждали каждый останавливающийся состав. Это было частью их повседневности, быта. Важной частью. Например, на станции около Аральского моря продавали вяленую рыбу. Кому она нужна здесь? У местных её и так завались. А тут пассажиры. Бизнес. Хотя слова такого тогда ещё не знали. А если знали, то не использовали, так как оно было тогда буржуазным, следовательно, оскорбительным для советского человека.
Купили мы эту рыбу или нет, я, конечно, не помню. Зато запах запомнил на всю жизнь. Вкусный запах. Им пропах весь вагон.
Большую часть времени я проводил на второй полке, глядя в окно. Не могу сказать,  чтобы время тянулось или я томился. Время временно отсутствовало. Стук колёс успокаивал.

Иногда я спрашивал: « Мама, а долго нам ещё ехать?» ; « Два дня…». Я засыпал ненадолго, а проснувшись, снова смотрел в окно: не поменялось ли что там. Нет, не поменялось. Пустыня, колючки, верблюды.
Иногда в вагоне отчётливо попахивало угольным дымком, на котором топилась печка-чайник. Проводница разносила стаканы с чаем, спрашивала:
 - Чёрный, зелёный, сколько стаканчиков? Может ещё чего?
  -Чёрный, два. Спасибо,- отвечала мама.

Горячий чай дымился в стаканах с подстаканниками. Ложечки позвякивали, не попадая в такт перестуку колёс. Сахарок лежал рядом. По два кусочка в цветастой упаковочке. Размеренная вагонная жизнь.
Лика изменилась. Из русоволосой, голубоглазой девушки с открытки она превратилась в красивую восточную женщину.  И имя у неё было другое, восточное ; Айшет, Айша?  Но, несомненно, это была она самая. Я узнал её. Она меня тоже.
 - Подрос, босячок. Тебе семь уже?
 - Восемь….

Вагон 3.

В Симферопольском поезде мы столкнулись в коридорчике купейного вагона. Путь меня утомил. Я вышел в коридор. В этот раз трип казался бесконечным. Мне не терпелось увидеть море. Лежать надоело. Сидеть тоже. Чтобы как-то убить время я слонялся по коридорчику. Отец отдыхал в купе. Взрослым проще, у них есть машина времени. Вернее её аналог ; раствор для телепортации. Правда, он работает только в одну сторону, вперёд. Но и то дело.

   Позже, я в совершенстве (даже с избытком) овладею искусством телепортации. Что приведёт к весьма плачевным перемещениям во времени, с крайне нежелательными побочными эффектами. А пока раствор не полагался мне по сроку службы. Поэтому я висел на поручнях и наблюдал бегущие навстречу поезду дома и деревья. Судя по скорости бега, они тоже торопились. Только им надо было в другую сторону, в Москву.
Распорядительница вагонного быта делово и уверенно шла по коридорчику, практически не подверженная вагонной качке.
- Привет!
- Сдрасьте.
- На море? С папой? 
- Угу..
- Первый раз!?
 Молчание.
- Тебе понравится, вот увидишь.
Она улыбнулась, и, потрепав меня по непослушной шевелюре, и проследовала дальше. Я стоял, утупив взор в зелёную ковровую дорожку, бессмысленно ковыряя её носком сандаля. 
Я почувствовал, что она меня давно знает и я её тоже.  Хотя я даже не взглянул на неё толком, застеснялся. Спросить «Как Вас зовут?» было просто немыслимо.
Есть вещи, которые невозможно с чем-либо спутать.  И не важно, в каком месте, времени и состоянии ты находишься. Ты их чувствуешь. Они часть тебя самого. Данность, заложенная изначально. Тогда я этого не понимал. Да и сейчас не очень. Впрочем, этого и не требуется.
Я знал… В этот раз её звали Ева.

Вагон 1-10.

В следующие года мой поезд продолжал колесить по всем известным дорогам: школа, дворы, каникулы,  драки, тренировки,  взросление, первый поцелуй, первый стакан, экзамены, поступление в институт и т.д. и т.п. Всем известные, но, тем не менее, глубоко индивидуальные вещи. Детство и ранняя юность ; времена очень непростые. «Беззаботное детство» - выражение, придуманное глупыми взрослыми для тупых пионеров. Забот в детстве, хоть отбавляй. Да и проблемы, порой, совсем нешуточные. Это период жизни, когда изменения в тебе и окружающем мире происходят с колоссальной быстротой и в то же время незаметно, как ход минутной стрелки на часах. Школа, дом, папа, мама, старший брат, сопливый племянничек, вместе с двоюродным младшим братцем, крушащие твои любимые игрушки-солдатики и надругающиеся над твоими тетрадями и книжками.  Все и всё в наличии ежедневно. Вампиры, шуты и прочие положительные персонажи. Сегодня похоже на вчера. Есть иллюзия, что и на завтра тоже. Ан, нет. Стрелка в непрерывном движении, незаметном глазу.
Позже стрелка побежит быстрее и быстрее. Движение её станет вполне заметным, как движение секундной стрелки. Часовая стрелка тоже утратит статичность  и устремиться к верхнему краю циферблата, приближая неминуемую полночь.
Пока же движение стрелок отслеживалось по косвенным признакам. Например. Позавчера весь двор играл в прятки, брызгалки, казаки-разбойники. Вчера стрелял шпонками во что попало, играл в клёк и грохотал пугачами, а сегодня это уже никому не интересно. Дождь размывает нарисованные мелом стрелки на асфальте. Заныканные от родаков пугачи пылятся на антресолях. Пацаны курят за гаражами. Картуш пошёл на первую ходку. Геныч с Рваным походу скоро туда же. У девчонок откуда-то выросли сиськи. Умер Лёня Брежнев, казавшийся бессмертным.
В школе новый предмет – ХИМИЯ, выдуманный инопланетянами, и поэтому почти никому не понятный, кроме пары задроченных ботанов. И тут неожиданно выясняется, что они не совсем бесполезные существа, приспособленные только для вытирания паркета в рекреации и питья чая с плевками.  У них можно списывать.  АСТРОНОМИЯ – лженаука, зато училка – СУПЕР! Галёрка держит парту двумя руками, когда она грассирует между рядами на каблучках-шпильках в короткой серой юбке с разрезом. Кто её слушает? Зато все смотрят. Уж нормальные пацаны точно.
В туалете, на переменах все рвутся посмотреть  на порнографические карты, добытые пронырливым хулиганом Рудиком. Дома кое-кто из ребят читает Айвенго и Филимона Купера. Я, к тому же, коллекционирую солдатиков. Это косвенный признак некоторой неполноценности.
Порой не знаешь как себя вести. Опыта нет. Выглядишь то глупо-растерянно, то ссыковато-сосредоточенно, то самоуверенно-придурковато, стараясь изо всех сил держать мазу. Получается не всегда. Девчонки подсмеиваются над тобой, и больше всех та, которая тебе особенно нравится. Большие пацаны… С ними всё ясно. Они постепенно куда-то исчезают и вот ты сам уже один из них.
Летом, в деревне, гоняешь на мопеде (мотоцикл мне был недоступен), куришь трофейную дедовскую «ПРИМУ», вечерами на поле пьёшь плодово-выгодное, добытое в сельмаге старшей в компании ; Амосовной. В сентябре делишься впечатлениями со школьными товарищами. У них информация почти одноху... аналогичная.

 Участок дороги от платформы имени «1го сентября» с букетами, бантами и девочкой с колокольчиком на плечах лося-переростка, до крупной узловой станции имени «вручения аттестата о среднем образовании» с прыщами на морде ; это огромная, иногда определяющая всю последующую часть магистрали. Это целые истории, порой увлекательные, порой достаточно скучные, типичные и нет, местами даже трагичные. Об этом мною уже частично рассказано в других сюжетах. О некоторых вещах я не расскажу никому и никогда. А всего не помнит уже никто.
Время рассеяло по свету вчерашних друзей  и однокашников. Многие сошли с поезда на полустанках и пересекли границу света и тени. Кого-то выкинули на полном ходу. Наглушняк.

 По какой ветке пойдет состав после узловой ; решать тебе. Хотя и это не совсем правда по многим понятным причинам.
 И вот ты уже на пороге приёмной комиссии в надежде, что «лучшее, конечно, впереди». Так оно или нет? Может, при****нули малька Гена с Чебурашкой? И почему мединститут? В радик было надёжней. Там у Андрюхи Белова отец, которого никто с роду не видел, на какой-то кафедре работает. Курсы подготовительные есть. НЕТ. НЕ МОЁ. Рискну. Второго шанса не будет. Если мимо, сапоги уже ждут.
Стрелочник спокойно ворочает рычагом, определяя вектор движения.  Ему-то всё давно известно…

Тамбур.

Проводница Лика курит, задумчиво глядя в мокрое от дождя стекло. «Босячок, босячок, совсем взрослый стал..» ; улыбается она, выпуская струйку дыма в стекло. Колёса стучат. «Скорый поезд набирает ход».
31 августа 1988 года. Деревья в этом году пожелтели рано. Их срывает порывами ветра и кружит по двору. Некоторые прилипают к заплаканному дождём стеклу терраски, на ступенях которой я сижу. И мне кажется, что если я встану и уйду, то больше не смогу вернуться назад. НИКОГДА.

Вагон 18+.

Я поступил. Удивительно. Даже 1 балл в запасе остался.  Я, конечно, надеялся и верил. Готовился изо всех сил. Был упрямо-целеустремлён. Но, всё же, кухаркиных детей принимали в данное заведение крайне неохотно. Валили почём зря.  Мне удалось втиснуться. Надо ли говорить, что я был счастлив. Я летал. Таких успехов у меня ещё не было. Я чувствовал себя как победитель генерального сраженья. Буквально парил над бренностью бытия. Мир стал неправдоподобно разноцветен и наполнился ласкающими слух звуками: анатомия, биология, гистология, хирургия… Все эти чудесные белоснежные принцессы в белых одеяниях кружились передо мной в восхитительном вальсе.

      Студент прохладной жизни. Да, это был Я. И я уже побывал в колхозе «40 лет без урожая», препарировал трупы, сдавал какие-то коллоквиумы и зачёты. Обзавёлся кучей друзей, подруг с моего, лечебного, факультета. Позже добавилась большущая группа единомышленниц и сочувствующих с санитарно-гигиенического факультета.  Все такие интересные, разные. Перспективы радужные. Полёт. Другая жизнь. Другие горизонты.

   Перед экзаменами страшновато. Постепенно привыкаешь. Всё равно потряхивает. Зато потом, в перерывах между сессиями ; красота. Упоротая учёба прекрасно сочетается с кутежами и перфомансами, весьма разнообразными. Выраженное безумие, сочетается с ежедневным честным трудом. Облажаться нельзя. Вылет = сапоги.
 Афганистан в 89, слава богу, закончился. Многие вернулись за парты, не дослужив свой срок. Кому-то было уже по... Йонсен, упокой господи душу его, 3 года в Северном флоте уже оттарабанил. Салагам вроде меня дали амнистию. Но это только пока ты студент. Так что, копай нога, не вздумай обосраться. Я и копал.
Но юность, ветерок свободы… Замануха, да и только.
К примеру. «Друзья для того и существуют, чтобы замазывать говном окно в светлую жизнь» ; уверенно говорил мой новоиспечённый собрат по кличке Пых. Надо отметить,  делал он это виртуозно. Я тоже себя не щадил на этом поприще. Скачки, драчки, отделения милиции (этот пункт был больше по его части), сломанная челюсть и нос (это уже мой улов). Успешно сданная очередная сессия. Нужно отметить! И пошла, как говорится, коза по космодрому. Общаги, дискотеки, поиски приключений на худые и не очень жопы.
На  «Истории КПСС» я чуть было не попух по полной. Накануне, мы с Пыхом прекрасно провели время на Окском пляже, попивая пиво и рассматривая весьма манящие женские тела. На экзамене он попал к старому добряку Василию Ивановичу, возможно знавшему его маму – уважаемую Ольгу Ивановну. Пых всегда был везунчиком. Сдал. Я же попал к упёртому коммуняке Южакову, которому моё похмельное заявление о том, что коммунисты в колхозах отбирали у крестьян кур, и те дохли от недокорма в общих курятниках, пришлось не по вкусу. Военные постановления ВКПБ мне были тоже неведомы и, чтобы как-то замять неловкость, я сказал, что коммунисты сразу обвязались гранатами и бросились под танки, спасая Родину. В общем, все умерли.
Надо ли говорить, что моя зачетка, впорхнув крыльями-листами, полетела к двери аудитории,  где шёл экзамен? Я серьёзно призадумался над неравенством жизни в глобальном понимании этого вопроса. Оценил «Историю КПСС» как серьёзнейшую науку. Жаркими летними днями, мои друзья загорали на пляжах, некоторые на морских.  Я же сидел в доме брата на Шевченко 53 (На Крупской непрерывно работала соковыжималка, а это совершенно не располагало к глубокому овладению ценными знаниями, необходимыми будущему врачу).  Глядя на могучую липу за окном, я детальнейшим образом вникал в постановления партии о тракторах и комбайнах, направленных в МТС для борьбы с небывалыми урожаями кукурузы. Мне было совсем не жарко. Мерещились кирзовые сапоги у входа. Выдержал. Пересдал экзамен. Поумнел ненадолго.
Призадумался о средствах для дальнейшего существования.
   Выручил брат Жора. Взял к себе подмастерьем. Я помогал делать памятники, укрепляясь в мысли бренности бытия. В итоге, обогатился духовно и материально. Спасибо ему за бесценный опыт! И педагогу-коммуняке спасибо!
Следующее лето, я уже уверенно бомбил в Спасском районе Рязанской области. Помогал стране поднимать сельское хозяйство за достойное вознаграждение. Сколотил бригаду, в которой были только закалённые армией субъекты. Серёга и Зёма прошли горячие точки. Сашка Лютиков 2 года был сержантом в учебке и мастером спорта по плаванью, спортивной гордостью института.  Мне это не мешало. Никакие авторитеты на меня уже не действовали. Мне нужны были деньги!!! И эти ребятки должны были выдержать всё и помочь мне их добыть.

   Расчёты оправдались не вполне. Выдержали не все. Добивали объект уже вдвоём. Я и бывший карабахский гранатомётчик Зёма, он же Паша Астраханцев. 31 августа 1990г председатель Грошев расплатился с нами наличными. Честный мужик. Позже я видел его близнеца, тоже председателя, в фильме «Граффити». 
После расчётов с выбывшими из бригады, нам с Зёмой осталось около 900 рублей на каждого. Неплохо. Хорошая зарплата в то время была примерно 150 рублей в месяц. Это так, к слову.

 Впечатлениями о новой жизни я делился с проводницей в её каморке у сортира.  Это был вечерний поезд на Питер. Я ехал на свидание с Северной Пальмирой.  Высокопарно? Не то слово.
Предъявляя документы на входе в вагон, я увидел её и моментально узнал. Она меня тоже. За столько лет она совершенно не постарела, даже помолодела, хотя выглядела совершенно иначе, чем раньше.  Меня это ничуть не смутило. Меня, вообще, мало что смущало тогда…
Дальше без слов, глазами. «Улягутся, мол, заходи». Зашёл.
 Чиж с командой спели потом об этом. Вы, конечно, слышали эту песню?  Нет? Настоятельно рекомендую… Только звали её не Оленька, как в песне, а кажется Лера. Почему-то теперь Лера? Ох уж эти мне чаи.

Тамбур.

Выпуская пассажиров в холодную питерскую мглу, Лера улыбалась.  Пассажиры ёжились и спешили к зданию вокзала по промёрзшему перрону.
- До свидания.
- Спасибо.
- Не забываем ваши вещи!
- До встречи, Босячок…
 Я вздрогнул и оглянулся.  Вагон через открытую дверь выдыхал лёгкий парок в морозное утро. В проёме никого не было.
Переключатель щёлкнул. Что-то НАВСЕГДА изменилось во мне. Нет, изменения начались раньше, но только сейчас я их почувствовал.
           Так человек, больной неизлечимой болезнью, вдруг осознаёт, что болен. « А, ерунда, показалось» ; говорит он себе. Но семечко уже проклюнулось и скоро пустит корни. «Плевать, времени ещё много, подумаю об этом потом» - говорит он себе, понимая, что не показалось. Потом говорит ещё и ещё что-то, пока потребность говорить и быть услышанным окончательно не угаснет, опутанная корнями и стеблями, проросшими из крохотного семени.

Экспресс.

Из Питера очень удобно добираться на экспрессе. Четыре часа и ты в Москве.
Исполненный новых впечатлений и знакомств,  я проспал эти 4 часа. Ещё 4 часа я корячился во всевозможных позах в электричке до Рязани, периодически проваливаясь в сон и пуская слюни. Домой попал поздно. Наскоро поел и выпал в осадок. Возможно, мне снился  Питер с его мостами и колоннами, возможно… Всё так перемешалось во мне: чувства, впечатления, ожидания, непонятная тоска, что-то ещё... Что?
Может я подцепил тамошний сплин. Хочу вернуться. Очень хочу вернуться. Даже теперь, я ОЧЕНЬ ХОЧУ вернуться в Питер ;  город моей несбывшейся мечты.


    Бесконечная череда тамбуров.
Я возвращался в Питер снова и снова. Ещё раз этой же зимой. Потом спустя годы и ещё годы, уже будучи семейным человеком. С детьми и без них, когда они уже выросли. С друзьями. В одиночку. Я проделывал это десятки раз. Я так и не смог вернуться, потому что невозможно дважды войти в одну реку…

Рейсы.

   Если есть вагон, то в нём есть и проводница. Ну и что? Какие-то тётки, имена и лица которых моментально вылетают из головы. И вообще, я предпочитаю самолёты. Бортпроводницы как изделия фарфорового завода или фабрики пластмассовых игрушек. С первыми их роднит изящество и безукоризненные формы, со вторыми ; надёжность в эксплуатации. С первыми и вторыми ; серийность изделий.
Прошло 30 лет. Чем я занимался все эти годы? Чем только не занимался. Работал на разных работах, зарабатывал, где можно и нельзя, растил детей, строил, терял, падал,  поднимался,  постигал какие-то истины, позже осознавая их относительность или ложность,  шёл дальше и дальше, в ногу со временем. Временами бежал, стараясь опередить его. И ушёл я очень далеко, поскольку с детства был умный и целеустремлённый,  да к тому «ещё и талантливый», как Карлсон. Во всяком случае, так мне казалось, пока я не услышал почти забытый щелчок переключателя…

Проводница.

Поезд Грозный ; Москва. Вагон-ресторан. Эльбрус, сверкающий на солнце белоснежными  вершинами, превращается в почти сказочное воспоминание по мере движения состава в сторону Москвы. Неужели это я ещё вчера скользил по склонам, высекая фонтаны хрустальных искр из крутых виражей, а потом болтал ногами, сидя на подъёмнике и созерцая величественную красоту окрестностей. Сон. Чудесный снежный сон. Просыпаться совершенно не хочется.
Кажется, были в горах вдвоём с племянником.  Куда он делся? Курить без меня пошёл? Кто бы подумал, что из этого мелкого негодяя вырастет достаточно большой сундуковато-бородатый мужик. Вырос. Даже перерос. Уже тоже не молод. В бороде седина. «Далеко времечко ушло. Да-с…»

- Что заказывать будешь, Босячок?

«Твою мать!!!»  Меня, как током ударило. Молодая симпатичная официантка с меню в руках стоит рядом, вопросительно глядя на меня и улыбаясь. На бейджике имя  – Зоя. Что за … Я не пил абсент?  Показалось. Конечно, показалось. В первый раз вижу её.

- Может, прогуляемся по старой дружбе? Я знаю, тебе совсем одиноко последнее время. Можешь не отвечать. Я всё про тебя знаю и даже больше.

  Как бы сказал классик: «Глаза мои лезут из орбит». Я не классик. Глаза на месте. Но вид, наверное, дурацкий. «Ещё соплю удивления пусти!» ; хихикает где-то в сознании.   
- Мы знакомы?
- Конечно.
- Да я Вас впервые вижу… Или не впервые? И имя. Я не знаю никаких Зой! Чушь. Фантасмагория. Бред.
- Босячок. Ты всегда был вруном и трусишкой. Таким и остался. Не беда. Почти все такие. А имён у меня много: Зоя, Валерия, Ева, Айша, Лика.  Все они обозначают одно и то же ; жизнь. Но больше всего мне нравится ; Авелина.
«Боже правый! Авелина – Лина – девушка с праздничной открытки! Откуда это? Она?…» - Ноги становятся ватными.
Лина берёт меня за руку, и мы идём. Вагон исчезает. Вернее становится бесконечным. Точнее, я уже не могу определиться, где он начинается и где заканчивается. Стены плывут перед глазами. Стук колёс слышится как через толщу воды. Мы идём. Лина держит меня за руку. Постепенно мои шаги обретают уверенность, даже лёгкость.
 - Знаешь, говорит она, люди так глупо устроены. ( Смешок). Им кажется, что они живут только здесь и сейчас. Может, это и хорошо? Удобно и понятно. Но, на самом деле, нет никакого здесь и сейчас. Вы сами себе так выдумали. На самом деле, жизнь похожа на фильм, который можно смотреть с любого момента. Можно перемотать в любую сторону от начала до конца.
   Я не понимаю. Она замечает мою растерянность.
-  Ну, хорошо, объясню по-другому. Что ты видишь, находясь в вагоне? Вагон? И всё? Но поезд состоит из многих вагонов, и это очевидно, если взглянуть на поезд со стороны. Хотя,  вагон, поезд ; тоже всего лишь аллегории…

   Мы продолжаем идти, и я вижу мелькающие за окнами живые слайды. Вон на том девочки совсем ещё маленькие,  я вернулся с работы, они рады мне. Одна обнимает шею, другая колено. Там какой-то студент заснул на лекции. Я?.. А вот мы с отцом плывём на лодке по весенним водам. Отец что-то говорит или поёт, ружьё за спиной. Вон блеснуло на солнце лазурное севастопольское море, покивал ветвями сосновый бор, раскачиваемый ветром. А там,  вдвоём с братом,  мы тащим тяжеленный гранитный памятник.  Да,  памятник. «Пора уже ставить» ; приходит вдруг в голову…
Картинки начинают мелькать с невероятной скоростью. С каждым шагом я становлюсь как будто меньше ростом. Или вагон растёт у меня на глазах? Я практически вешу на руке у Лины. Она уже ничего не говорит. Или я не слышу её слов? Стук колес становится громче и громче. Он начинает давить на уши. Я закрываю их ладонями.  Мне становится страшно. Я понимаю, что вот-вот разревусь. Я поднимаю голову и пытаюсь что-то прокричать Лине. Но она смотрит куда-то мимо меня, улыбается. В её руках стаканы с чаем. Я останавливаюсь и опускаю глаза. Под моим детским сандалем немного помятая газета. Я опять наступил на Пиночета…

                Пески 21.04.2022