Нельзя так

— Ну и бестактная твоя Олеся! Зачем тётю Вику обидела?

— Мам. Ну не начинай. Мне с ней жить, а не с тётей Викой, которая ещё к тому же отсюда за пятьсот километров, — заявил сын матери по телефону.

— Ах так! А она ведь к тому же твоя крёстная! Сколько подарков тебе привозила, дарила. Конфеты, вещи. Забыл?! Стыдно было за тебя, когда она пришла и всё мне рассказала. Это же родня наша! А Олеся…

— Что, Олеся? — вскинулся сын.

— Да ничего, — обиделась мать и замолчала.

Так и не поговорили толком. Сухо попрощались и отправились по своим делам. Борис знал, что мама на него сердится, но что он мог поделать? Жили они с Олесей далеко от родительницы в большом городе. А там, на его родине, в небольшом городке рядом с матерью обитали все его родственники, включая тётю Вику.

***

— Ой, да ладно! Ничего нового! Я у твоих родственников уже давно ношу звание худшей невестки года, и что? — фыркнула Олеся.

— Не обращай внимания, зря я тебе всё это рассказываю, извини, — сказал Борис и обнял жену. — Главное, что мы вместе. А тётю Вику я с детства не перевариваю, если честно.

— Погоди, погоди… Ты что-то говорил про подарки в детстве, игрушки, конфеты… Правда, тётя Вика тебе их дарила?

— Ну, как дарила? Так… — замялся Борис. — Приедет, бывало в гости, сунет мне в руки мешок — разбирай, мол, подарки, крестничек любимый. А сама к матери на кухню: сидит кофе глушит, болтают. Она кофе литрами раньше пила всё время. Сейчас не знаю, сто лет её не видел, да и рад бы столько же не видеть и дальше.

— Да прям! На свадьбе же она была! — улыбнулась Олеся, — Такое не забыть… Ну? А подарки?

— Ношеные вещи, со своих детей. Растянутые кофты, застиранные фланелевые рубашки, кособокие ботинки, стоптанные. Причём советская обувь могла ведь выдержать не одного ребёнка, ну ты помнишь! А тут… Это сколько же детей в них походило, прежде чем мне они доставались? Сломанный экскаватор пластмассовый привезла: «Виталик: вырос, не играет! А Бореньке в самый раз подойдёт!» Конфеты шоколадные белёсые! И твёрдые — не угрызёшь! У неё семья многодетная, четверо детей, им давали подарки под новый год всем бесплатно, наверное, не съедали, оставалось. Вот, видать, и завалялись мои «подарочки» с того периода.

— Мда… — улыбнулась Олеся и покачала головой.

— А мама всё обидеть её боялась. Шикала на меня, чтобы я молчал, а ещё спасибо говорил, радость изображал. До смешного доходило! Помню, однажды в мешке, который она привезла в очередной раз, обувь была без пары: сандалия только одна левая, а сапожки резиновые — только правый. Я надел всё это, пришёл на кухню, а тётка замолчала на секунду, уставилась на меня, стоящего в разных ботинках, а потом говорит: «Ну вот! Подошёл размерчик-то!» А мама мне знаки из-за её спины подаёт, чтобы я молчал, а сама в кулак от смеха прыснула. Выкинули мы весь мешок. Потом, конечно, когда уже гостья уехала. А она рада: облагодетельствовала бедных родственников. Мать ведь меня одна растила. Тётя Вика считала нас совсем уж несчастными. Но это неправда. У меня всё было: мама старалась.

Тётя Вика — это сестра мамы Бориса. Она очень ценила родственные связи и общение. Приезжала на свадьбу, видела Олесю. Все родственники со стороны мужа приезжали, дружные такие. И традиции у них семейные всякие разные. Олеся даже удивилась. Они объявили, что когда у молодых появится малыш, то имя ему будет выбирать родня мужа и никак иначе. Олеся смолчала тогда, а сама подумала: «Ну, уж нет. Это я, кроме как с мужем, обсуждать больше ни с кем точно не буду!»

Так и вышло. Родилась малышка Яна. И имя ей выбрали сами Борис и Олеся. Родня обиделась. Поворчали, но потом перестали. А что оставалось делать? Мама Бориса звонила, жаловалась, что, мол, молодые не чтут традиции, что ей за них стыдно, и всё в этом духе. Борис отмахивался. Жили они далеко и никому и ни чему не обязаны были соответствовать, в этом Олеся была права. Хотя ему, по большому счёту это было не так уж важно, однако к Олесиному мнению он прислушивался…

Но когда родственники потребовали привезти на смотрины маленькую Яну он и сам воспротивился. Грудной ребёнок, два дня на поезде! И зачем всё это? Опять звонила мама, звонила тётя Вика. Охали, причитали, раскудахтались, — как говорил Борис.

— Как так?! Внучатая племянница родилась, а родне показать не везёте?! Не по-нашему это! Хотя… Что с вас взять… — у тёти Вики заканчивались аргументы. Она поняла, что их не переубедить. И во всём виновата Олеся: она настраивает Бориса. Конечно! Ночная кукушка всегда дневную перекукует!

Перекуковала. Не поехали. Тётя Вика не стала долго обижаться и милостиво простила молодых.

— Всё ж не чужие! Чего ругаться? — она позвонила и объявила, что, несмотря на то, что они и не собирались приезжать, она собрала подарки. Некоторые вещи. И теперь вышлет их по почте. — Ждите посылочку! Пока! Целую, обнимаю, побежала, тороплюсь очень…

— Посылку послала… — сказал Борис, не выпуская из рук трубку телефона.

— Кто? Тётя Вика? Господи! Неудобно прямо… Беспокоится, — засуетилась Олеся.

— Ну да, — неопределенно ответил муж, невольно вспомнив своё детство.

***

— Это что? Вещи из секонд хенда?! Борь. Я не могу. Я не буду надевать их малышу! От них химией несёт за километр! А вдруг аллергия начнётся? Смотри, тут ещё какие-то застиранные комбинезончики… Совсем уж застиранные, страшненькие такие… — Олеся разворачивала подарки.

Олеся никогда не была против б/у вещей. Для Яны отдавали вещи её подруги, коллеги с работы, соседи. Всё почти новое. Но если уж не очень новое, то тогда Олеся просто выкидывала вещи. Ведь их отдавали навсегда. К слову сказать, она удивлялась на то, что некоторые предлагали детские вещи на время, с возвратом. Такие она не брала, потому что не могла гарантировать, что ничем их не испачкает: малыш есть малыш. Где пюре из моркови капнет и не отстирается, где сок фруктовый…

— Ну да, — задумчиво сказал Борис и почесал затылок, — Был бы хоть постарше ребёнок… А то три месяца только. Страшно как-то. Да и не люблю я это всё. Что мы? Купить не можем?

***

— Ну как? Пришла посылочка? Подошли вещички? — звонила тётя Вика. Как почувствовала, прямо, что они посылку разбирают. — Дай-ка мне Олесю!

Борис молча протянул трубку жене.

Олеся поздоровалась и только успела спросить, что мол, это секонд хенд? Что тут началось! Тётя возмущалась, ругалась, говорила про дарёного коня. И очень обиделась.

Потом позвонила мама Бориса и тоже долго возмущалась. И тоже обиделась. И заявила, что так нельзя. Что Олеся обидела тётю Вику. И, скорее всего, навсегда. Теперь уж не помирятся. Что надо было изобразить радость, поблагодарить. А уж если не нравятся вещи, то тихо выкинуть их потом. А тётю Вику не обижать…

А потом, вечером, когда Олеся уложила Яну спать, они с мужем разговаривали на кухне.

— Что же делать… Ну, такие вот мы разные люди, — грустно сказала Олеся. — Не понимаем друг друга. И ценности и приоритеты у нас разные.

— Да забей! — ответил муж, наливая себе чай. — Главное, что мы вместе с тобой. И мы счастливы. А остальные пусть остаются при своём мнении.

Мама Бориса ошиблась. Тётя обиделась не навсегда. Она позвонила через два месяца и попросила прислать фото Яны, «А то что-то давно от вас весточек не было, наверное, подросла малышка-то!» И сказала, что выслала ещё одну посылку с вещами для внучатой племянницы.

— Ждите подарочков! — весело заявила тётя.

— Она неисправима… — сказал Борис, воздев глаза к потолку. Потом он посмотрел на жену, и они вместе рассмеялись…