Что такое неписун, и как с ним...

 Иван Иваныч Козлючевский был широко известен в узких кругах, как графоман. Он писал всегда. Обо всём и много. Не было на свете такой темы или предмета, о которых он не смог бы написать минимум повесть. С продолжением.

Но однажды случилось что-то невообразимое: ему приснилось, что его учит жизни его же компьютер. Очень натурально приснился, как будто бы наяву.

 Компьютер включился сам и по монитору побежали буквы. Иван Иванович понимал, что обязан прочесть, так как от компьютера шла серьезная, почти начальственная аура, подчиняющая писателя, словно волшебная дудочка крысу.

Он прочел. И обиделся.
— Что значит, — «графоман»? Нет, я знаю, что обозначает это слово. Но при чём тут я?!
— «Графоман — это...», — снова стал цитировать определение графомании компьютер. Кроме того, он показал длинную ленту комментариев трудов Ивана Ивановича, где в огромном количестве встречалось слово "графоман", заботливо подчёркнутое компьютером.
Иван Иванович опешил.
— Вы, действительно, так думаете?
— «У меня есть возможность анализировать все ваши тексты и отображенную в сети реакцию на них», — появилось на экране.
— Но меня читают! — упрямо, и совсем неуверенно воскликнул мужчина, — я приношу пользу!

Монитор замигал, и во сне сразу стало понятно, что компьютер так хохочет. Это было обидно. Тем более обидно, что Иван Иванович и сам понимал, что так и есть — не читают и что никакой пользы или радости его опусы не приносят.

— Что же делать? Ведь вы-то понимаете, как я люблю писать?
— «Есть три выхода. Первый: бросить писать».
Иван Иванович энергично замотал головой:
— Исключено!
— «Займитесь каллиграфией. Там тоже надо писать».
— А третье?
— «Пишите хорошо. Учитесь этому. Привлеките адекватного редактора, критика. И опять учитесь. Пишите хорошо.»

Иван Иванович тяжко вздохнул.
— Иногда мне кажется, что я не понимаю, что такое — «писать хорошо». Вот есть же люди совсем без музыкального слуха? Они поют, и им кажется, что замечательно поют. А для людей со слухом их пение — какофония и негармоничный шум. Вот так и у меня: нет литературного слуха, — вдруг выдал мужчина свои самые сокровенные мысли, самый постыдный страх и самую главную боль.

И в это время раздался громкий бравурный марш (он там, внизу) и на экране монитора закрутились цифры, бананчики и клубнички, как в игральном автомате. Покрутившись секунд десять, они выстроились в ровные горизонтальные ряды. Три банана, три семерки и три клубнички.

— Бинго! Трижды бинго! — раздался голос из динамика. — Не ожидал, не ожидал. Вы — первый писатель и графоман, который искренне это признал.. За такой поступок вам полагается приз!

Чистосердечно признавшийся писатель и графоман обалдело уставился на клубнички, а затем на бананы. Ему очень не хватало лица собеседника. С тремя семерками говорить было как-то неестественно. Но, за не имением лучшего, как говориться...

— А какой приз?
— Об этом вы узнаете завтра, как только сядете писать. Поздравляю вас! Позд...
«Let My People Go!..» — громко и не вОвремя. Это будильник.
 
И — Иван Иванович проснулся. Луи Армстронг продолжал петь. Иван Иванович специально настроил будильник так, чтобы каждый день в неделе его будила новая песня. И погромче.

Он открыл глаза, соскочил с постели, как был, в пижаме, уселся перед компьютером, включил его, торжественно возложил руки на клавиатуру и... понял, что с ним случилось невообразимое: случился ступор, писательская немота, «неписун».

Иван Иванович вот уже сорок минут сидел перед монитором, на котором укоризненно и с неким вызовом белел виртуальный лист. Пустой-пустой, он как будто отгонял все слова, залетавшие в голову к жаждавшему хоть что-нибудь уже написать. Собственно, в голове у него было так же чисто, пусто и бело;.

Иван Иванович нервничал. Вздыхал. Матерился. Стучал карандашом по столу и пальцами по клавиатуре. И тогда на белом мониторе бежали в произвольном порядке маленькие черные гады, именующие себя буквами, и складывающиеся в какую-то графоманскую чушь. Иван Иванович тут же удалял её с омерзением на лице. И снова стучал, и снова матерился.

Прошли сутки. И ещё сутки. Время шло. На самое необходимое для своего организма он выделил семь часов. Остальное время съедали изучение чужого опыта борьбы с неписуном и применение этого опыта на практике.

Через месяц изучения, той самой практики, саморедактуры и переписки с редактором на столе перед Иван Ивановичем и его компьютером лежали несколько печатных листов — его рассказ! Правда, большой, но выстраданный, не раз переписанный рассказ, за который были получены положительные отзывы читателей, хорошая рецензия критика и приглашение в сборник. Отлично!!!

Но — всего лишь рассказ. Но — целый месяц!

Он с гремучей смесью благодарности и злости посмотрел на компьютер.
— Да уж, ну и приз вы мне дали. Спаси-и-бо! — язвительно протянул он в сторону электронной машины, прекрасно понимая, как это выглядит со стороны. И почти не удивился, услышав вежливый ответ:
— Пожалуйста, Иван Иванович.