Вадим

-1-

К утру изба выстывала, и вылезать из-под одеяла было уже некомфортно. Поэтому Вадим оставлял на стуле рядом с кроватью теплый махровый халат, чтобы после пробуждения сразу накинуть его. Вставал он рано, около семи. За окном еще было темно, но разглядеть очертания предметов в комнате уже можно.
Первым делом Вадим подходил к печке, чтобы положить туда три полена и развести огонь. После он шел к раковине на кухне и умывался холодной водой. Затем включал плитку и варил в турке горький крепкий кофе, выпивать который он любил медленно, в полутьме, у окна, всматриваясь в сереющее рассветное осеннее небо. И только когда в избе начинало ощущаться тепло от нагревающейся печки, он допивал свой кофе и собирался на прогулку.
Каждый день ритуал повторялся с хирургической точностью. Он никогда не нарушал последовательность, не отменял ни одного действия. Эту идеальную схему он разработал много лет назад, и с тех пор не думал что-то в ней менять.
Однако это утро было не таким, как прежде. Проснувшись в обычное время, Вадим почувствовал озноб. Ни разу до этого он не замерзал под своим большим тяжелым ватным одеялом. Но сегодня ему захотелось укутаться плотнее и полежать подольше — настолько тяжело давался подъем. Тем не менее, он поднялся, надел халат, потуже завязав его на поясе, и положил в печку три полена.
Подойдя к раковине, он заметил, что вода в ведре рядом с умывальником подернулась тонким хрустящим льдом. «Ерунда какая-то», — подумал Вадим. Но внутри почему-то стало тревожно.
Усаживаясь на свое место за столом с чашкой кофе, Вадим привычно посмотрел в окно. Серое небо, голые деревья с влажными от измороси стволами, небольшой луг перед его домом, заросший бурьяном, — все как обычно. Нет поводов для беспокойства.
В избе становилось теплее. Допивая кофе, Вадим заметил еще одну странность — в углу окна красовался морозный узор. Раньше его никогда не было, а тут вдруг появился. «Видимо, ночью был заморозок, ничего страшного», — говорил себе Вадим. Но все равно чувство тревоги не покидало. Почему уже много лет погода не менялась, а сейчас похолодало?
Эти перемены, пусть и незначительные, очень пугали. Вадим с ужасом подумал, что так теперь будет всегда, и ему придется подстраиваться, пересматривать свои ежедневные привычки. От этих мыслей ему стало до тошноты плохо. Он ненавидел изменения, всей душой ненавидел. А если каждый день будет что-то новое? У него свело в животе. «Что делать? — Вадим пытался собраться, сориентироваться. — Может, не ходить сегодня на прогулку?». Но он решил, что ничего не должно нарушать заведенный здесь распорядок. Не для того он его придумывал, чтобы какие-то заморозки испортили продуманную идеальную схему.
Он уже был в сенях, где обувал свои темно-зеленые высокие резиновые сапоги. Они идеально подходили под здешнюю промозглую сырую погоду — не промокали, а благодаря меховой подкладке в них было тепло.
Обмотав вокруг шеи шерстяной серый шарф, надев черную утепленную куртку с капюшоном, Вадим вышел на улицу. Пару минут он постоял у двери, не решаясь отойти от дома. Он всмотрелся вдаль, огляделся по сторонам — все было в порядке.
Дом находился на краю небольшого луга, окруженного лесом. На сам луг Вадим никогда не ходил — пожухлая и влажная трава в некоторых местах была настолько высокой, что, как он предполагал, непременно намочила бы его штаны, да и пробираться через весь этот бурьян не особо хотелось. Поэтому Вадим предпочитал обходить его по узкой тропинке в лесу, протоптанной между деревьев, при этом в сам лес он также не углублялся. И хоть луг был небольшой, один круг спокойным шагом занимал полчаса. Вадим делал ровно восемь кругов, чтобы к обеду быть дома.
Сегодня его прогулка чуть затянулась — он шел осторожно, опасаясь, что может произойти что-то необычное. Пару раз он вздрогнул, правда, так и не понял, что именно его напугало. Лес оставался тихим и спокойным. Ветра не было. И даже температура не опустилась, несмотря на неприятный инцидент с ночным заморозком. Все было как обычно. Но успокоился Вадим, только когда пришел домой.
Он еще раз осмотрел сени, свою комнату и небольшую кухоньку. Каждый предмет — на своем месте. Больше ничего не нарушало привычный распорядок. Однако дверь за собой Вадим все-таки запер на засов. Он никогда этого раньше не делал. Да и не нужно было — кроме него в этом месте не жили никакие другие люди, и зверей он ни разу не замечал. Но сегодня на всякий случай решил сделать исключение, хоть сам себя и отругал за нарушение собственного же порядка.
Оставшись в закрытом доме, Вадим впервые за этот день почувствовал себя в безопасности. Он только сейчас заметил, что полдня проходил с крепко стиснутыми зубами.
Убедившись, что больше ничего не мешает ему продолжать жить, как раньше, Вадим уже на автомате отправился на кухню, чтобы приготовить себе обед.
Когда-то он пытался варить супы, делать жаркое, тушить овощи… Но все это требовало немалых сил и временных затрат, поэтому из всего разнообразия блюд он остановил свой выбор на двух вариантах: либо перловка с говяжьей тушенкой, либо гречка — со свиной. Постепенно эти блюда стали частью порядка. А так как Вадим давно сбился со счета дней и не мог сказать определенно, понедельник сегодня или четверг, то система питания по дням потеряла для него всякий смысл. Поэтому он стал чередовать: если вчера была гречка, значит сегодня перловка, а завтра опять гречка.
Вадим вспомнил то чувство радости и гордости за себя, когда он применил эту систему, и понял, как она прекрасна. Спустя столько времени он еще раз убедился в правильности своего решения.
Сегодня была перловка.
Во время обеда он уже не смотрел в окно. Этот прием пищи он старался не затягивать, ведь затем его ждало самое любимое занятие — Вадим разгадывал судоку. Раньше он пробовал читать, решать кроссворды, составлять шахматные партии, смотреть фильмы, слушать музыку... Но все это проигрывало в своей простоте и одновременной сложности судоку.
Первым делом он отмел книги. Его раздражало то, что авторы произведений часто нарушали логические связи. В романах, которые он успел прочитать, герои совершали глупые поступки, а их жизненные ситуации были настолько надуманными, что верить в истинность происходящего не представлялось возможным.
Какое-то время он увлекался кроссвордами. Но тот факт, что их составители могли дать слову совершенно нелепое объяснение, приводил его в бешенство.
От шахмат он отказался из-за того, что эта игра предполагает партнера, хоть и вымышленного. А иметь даже вымышленного партнера Вадиму очень не хотелось.
Музыка? Популярные мелодии — наивны и бессмысленны, джаз — совершенно непонятен, блюз слишком уныл… Он любил скрипку, но найти композицию, которая была бы достойна его ежедневного ритуала, так и не получилось, поэтому Вадим решил полностью отказаться и от музыки.
Поиск увлечения закончился, когда он попробовал судоку. Всего девять простых цифр, огромное количество комбинаций. Он мог проводить часы за этим занятием. Тут не было никаких выдуманных историй, никаких нелогичных поступков, поэтому судоку и стало частью ежедневного распорядка Вадима.
После обеда он часа четыре проводил в массивном кресле у остывающей печки, разгадывая головоломки. Начинал с простых, заканчивал совсем сложными, где на всем поле была всего пара цифр.
Сегодня Вадим с еще большим удовольствием принялся разгадывать свои судоку — он чувствовал, что это занятие позволит ему полностью расслабиться. Так и случилось. Когда он закончил, он уже не думал про утреннее происшествие. Он, наконец, вновь почувствовал себя в своем привычном, знакомом и таком идеальном мире.
Отложив тетрадь с головоломками, Вадим взял три полена и затопил печку. К этому моменту она уже совсем остыла, и ноги понемногу начинало сводить от холода.
Подошло время ужина. Как и утром, Вадим выпивал кружку крепкого горького кофе, но вечером еще и съедал один кусочек черного хлеба. Как и все в его жизни, такой прием пищи стал итогом долгого и тщательно продуманного выбора.
Заканчивал текущий день он подготовкой к следующему: клал на стул махровый халат, приносил три полена, чтобы с утра затопить печь, доливал в умывальник воду, натачивал карандаш для разгадывания судоку. После всего этого умывался, брился и ложился спать. Засыпал он в течение нескольких минут. И этот день не стал исключением. Вадим окончательно забыл о своих тревогах и волнении, он чувствовал лишь умиротворение, что и помогло заснуть приятным расслабляющим сном.


-2-

Вадим проснулся в привычное время. Он давно не пользовался будильником, да и часов в доме не было. Время он ощущал интуитивно.
Высунувшись из-под одеяла, Вадим прислушался к своим ощущениям. Но никаких изменений не было. Утро начиналось как обычно: ни ночного заморозка, ни узора на окне, ни льда в ведре с водой — это все осталось в прошлом, от чего Вадиму стало легко и спокойно.
Завершив свой утренний ритуал, он направился на прогулку.
Вадим наматывал свои стандартные круги вокруг луга, заложив руки в карманы и несколько втянув голову в шарф. В эти моменты он старался ни о чем не думать — просто шел и считал круги. Обычно он даже по сторонам не смотрел, только под ноги. Но на пятом круге он резко остановился. Что-то привлекло его внимание. Вадим мысленно пытался убедить себя, что все в порядке, что надо просто продолжить свою прогулку. Но сердце бешено колотилось, а ноги не слушались. Невольно он поднял голову и повернулся в сторону леса. В нескольких шагах от него, за ветку небольшого кустика зацепилась длинная красная нитка. «Что это? Этого не должно тут быть. Никогда не было», — думал Вадим. Он мог хоть как-то объяснить себе вчерашний заморозок. Но нитка… Откуда она? У него красных вещей нет. Ветров тут тоже не бывает, чтобы предположить, что принесло ветром. Остается только один логичный ответ — здесь кто-то был.
Вадим чувствовал, как ему становится тяжело дышать. Какое-то время он стоял, словно скованный, боясь сделать шаг. Как внезапно — что стало сюрпризом для него самого — он сорвался с места и пустился бежать к дому, причем по самому короткому пути, через луг.
Вбежав в дом и убедившись, что кроме него тут никого нет, Вадим запер дверь и еще несколько минут стоял, пытаясь отдышаться.
Постепенно он начал чувствовать, как намокшие от росы штаны прилипли к ногам, отчего ему было неприятно и холодно. Он скинул сапоги, сбросил штаны и куртку и забрался в кровать под одеяло. Почему-то именно это место казалось ему сейчас самым безопасным. Только сейчас он заметил, что дрожит: то ли от холода, то ли от страха.
«Так, это просто нитка — думал он. — Возможно, она тут всегда была. А может мне показалось?».
Как бы то ни было, этот день закончился совсем не так, как всегда. Вадим оставался в кровати до самой ночи. Он не обедал, не ужинал, не топил печь, не стал разгадывать судоку. Он просто лежал под одеялом. Даже заснул не сразу, а где-то далеко за полночь.
Когда Вадим открыл глаза, в избе было светло. «Я что, проспал рассвет?» — думал он, но вставать не торопился. Нужно ли топить печь, завтракать, стоит ли выходить из дома — такие мысли крутились в его голове. В конце концов, он решил, что какое-то время он не будет ходить на прогулки и в принципе отпирать дверь. Но в доме постарается придерживаться своего распорядка. А вместо прогулки… «Пусть тоже будет судоку», — сказал себе Вадим.


-3-

Затворничество длилось шесть дней. Поначалу Вадим старался не подходить к окну и уж тем более не смотреть на луг и лес, как делал обычно. Постепенно страх стал отступать. Возвращалась привычная жизнь. Вадиму уже не хватало его ежедневных прогулок, и на седьмой день он вышел из дома.
Он не смотрел себе под ноги, как обычно, а медленно скользил взглядом по ветвям кустов и деревьев, всматривался вглубь леса, изучал каждую травинку на лугу. Ему было важно убедиться, что все по-прежнему. Нитки нигде не было. Вадиму в какой-то момент стало казаться, что ее никогда и не существовало, что это шутка воображения.
Постепенно Вадим забыл о своих страхах и, как он отметил позже, потерял бдительность. И так продолжалось до тех пор, пока однажды он, по привычке смотря себе под ноги, не увидел след от ботинка. Чужого ботинка.
Вадим замер. Из-за возрастающей тревоги было сложно думать. Единственное, чего ему сейчас хотелось, это убежать в дом и спрятаться под одеялом. «Не-ет, — останавливал он себя. — Надо разобраться, в чем тут дело». Осторожно он поднял голову. Вокруг никого не было. Тогда он сравнил след со своим, в надежде, что это все-таки его нога. Но размер был раза в два меньше, чем у него. Он рассудил, что это либо ребенок, либо маленький человек.
Нос следа смотрел в сторону леса, там же, где земля была мягкой от влажности, он увидел еще один след, на расстоянии примерно полуметров от первого. «Может, он случайно вышел к моей избе и, увидев, что тут живут, решил уйти», —  Вадим пытался себя успокоить. На всякий случай он оставил рядом со следом отпечаток своего огромного сапога: «Надеюсь, так ты поймешь, что я больше и опаснее тебя, и не вернешься сюда». Эта мысль о том, что враг потенциально слабее, придавала ему уверенности: «В конце концов, если он придет снова, я ему объясню, что ему тут не рады».
Вадим решил не продолжать свою прогулку. Во-первых, он сбился со счету и не мог точно сказать, сколько кругов уже сделал. А во-вторых, его догнала и другая мысль: если нос следа был направлен в сторону леса, то пятка смотрела на его дом. Глянув в сторону избы, Вадим заметил, что в некоторых местах трава на лугу была примята, как в тот раз, когда он сам бежал по ней.
С тревожным предчувствием Вадим направился к дому. И здесь он также увидел след. «Почему я не заметил его, когда только вышел? Неужели…» Вадима передернуло от мысли, что этот некто мог незаметно проскользнуть мимо него.
Внезапно он ощутил себя таким уязвимым, словно это он — маленький человек, не способный защитить себя и противостоять неизвестной силе.
Прихватив ржавый топор, который лежал на колоде, он аккуратно вошел в дом. Вадим запер дверь и прошел в комнату прямо в сапогах, чего никогда не делал. Было тихо. Все вещи лежали на своих местах. Кровать заправлена, без вмятин. Поленья в печке прогорели. Плитка на кухне выключена. Помытые турка и кружка стоят на столе, рядом с окном. И только опуская топор на пол рядом с печкой, он понял, что не так. В воздухе пахло кофе. Обычно запах быстро выветривался, а сейчас отчетливый, будто кофе только закипел.
Вадим подошел к кружке — она была влажной. «Вот скотина! — от ярости и обиды Вадим вспыхнул. — Хватило же совести припереться ко мне в дом и пить мой кофе! Еще и проскользнул незамеченным прямо перед носом».
Он хотел было разбить свою кружку, чтобы незваный гость больше не смог хозяйничать тут в его отсутствии, но вовремя остановился — убирать осколки не самое приятное занятие.
Вадим забыл о своем распорядке. Забыл, что надо приготовить обед. Забыл о судоку. Все, что его заботило сейчас, — это то, как сделать так, чтобы негодяй больше тут не появился. Ни этот, ни какой другой.
Остаток дня Вадим продумывал, как обезопасить себя. Он решил, что отныне всегда будет запираться. К сожалению, внешнего замка на доме не было. Поэтому на время прогулки он станет подпирать дверь большим поленом, которое можно увидеть издалека. И если Вадим заметит, что оно отодвинуто, значит, кто-то посмел зайти в его избу. «В таком случае… Черт, что тогда делать? А вдруг он агрессивный? Хм… Буду брать с собой нож, он как раз поместится в кармане. А топор надо спрятать, чтобы он не воспользовался им против меня».


-4-

Новое утро Вадим начал с того, что откопал в пыльной коробке в сенях старые занавески в цветочек, которые тут же повесил. Его подташнивало от мысли, что незнакомец может заглядывать в окна и следить за ним. Затем он посмотрел на улицу, внимательно изучая луг и лес. Убедившись, что никого там нет, Вадим затопил печь, умылся и принялся варить кофе. Только сейчас он почувствовал, как голоден, поэтому с утренним кофе съел несколько кусочков черного хлеба. И хоть он был сам себе противен из-за нарушения своего же распорядка, но иначе до обеда ему пришлось бы тяжко.
Собираясь на прогулку, Вадим спрятал топор в коробку, где до этого лежали занавески, прикрыв его старым хламом, книгами и пластинками с джазом. Взяв со стола нож, он вышел в сени, оделся и еще несколько минут постоял у двери, не решаясь ее отпереть.
Вадим прислушивался, но никаких звуков, кроме своего же дыхания, он не слышал. Тогда он медленно открыл дверь и вышел. Снаружи никого не было, следов он также не обнаружил.
Недалеко от входа лежали поленья. Выбрав наиболее приметное из них, Вадим подпер им дверь и с опаской двинулся вперед. Он постоянно озирался, и чем дальше отходил от дома, тем чаще оборачивался, проверяя, на месте ли полено.
Пройдя несколько кругов, он вдруг увидел, как далеко в лесу маячит непонятная фигура.
Впервые за долгие годы Вадим свернул со своей тропинки и спрятался в зарослях кустарника у большого дерева. Он был уверен — он первый заметил незнакомца, а значит, сможет проследить за ним, не выдавая себя.
Чем ближе подходил человек, тем бешенее у Вадима колотилось сердце. В какой-то момент ему показалось, что его сердцебиение отдает эхом по всему лесу.
Незнакомец двигался медленно. Человек, и, правда, был низкого роста, в длинном темно-фиолетовом плаще, волочащемся по земле, с огромным капюшоном, практически полностью покрывающим голову и лицо. Но Вадим уже четко видел его красный шарф. «Нитка! — внутри все вопило. — Он уже был здесь тогда!»
Вадим практически не дышал, боясь выдать свое присутствие. Человек ненадолго остановился в нескольких метрах от Вадима. Создавалось ощущение, что он заблудился и не знает, куда двигаться дальше. Лица все еще не было видно из-за капюшона, зато до Вадима донесся едва уловимый запах детского клубничного мыла. «Слишком девчячий аромат», — презрительно подумал Вадим.
Незнакомец прошел мимо. Вадим смотрел вслед этому небольшому человеку с маленьким размером ноги, вдыхая этот омерзительный запах, как вдруг до него дошло: «Да это же девушка!».
Он был готов ко всему, но не к тому, что в этот лес придет какая-то девушка, которая к тому же… «Идет к моей избе?!»
Вадим хотел вскочить и прогнать ее, но струсил. Решил, что лучше не выдавать свое присутствие. Издалека он наблюдал, как она подходит к его дому, по-свойски откидывает полено и заходит внутрь.
Вадим был возмущен. Он готов был ругаться, кричать, вышвырнуть ее из своего дома, но продолжал сидеть в кустах. «Что за наглость?! — злился про себя Вадим. — Как можно вот так вломиться в чужое жилище?! Это недопустимо!» И, тем не менее, он не пошевелился, хотя уже чувствовал, как начинает замерзать, а мышцы сводит от замирания в одной позе. К тому же его подбородок и щеки чесались от суточной щетины, так как вчера он не побрился. В желудке начало урчать — подошло время обеда. И как бы сильно Вадим ни хотел сейчас же отправиться домой, выгнать девушку и запретить ей показываться в его лесу, он все же предпочел оставаться на месте, пока она не уйдет сама.
Спустя время незнакомка вышла из избы, вернула на место полено, подперев дверь… «Вот же гадина! Еще и пытается замести следы», — думал Вадим, внимательно наблюдая за действиями девушки. Тем временем она направилась в сторону леса, через луг, туда, где недавно оставила свои следы.
Когда ее фигурка скрылась в гуще осеннего леса, Вадим сорвался с места и бросился к дому. Он не учел того, что застоявшиеся мышцы не будут готовы к такому рывку. Ноги подкосились, и Вадим упал. Лежа на промозглой земле и чувствуя, что ноги словно утыканы мелкими иголочками, он испытывал дикую обиду. На эту девушку, которая без спроса явилась в его владения, на то, что из-за нее он упал, поцарапав лицо и руки, на то, что его идеальный распорядок разрушен, и все стало слишком сложно. В какой-то момент он чуть не расплакался от жалости к себе, но вовремя взял себя в руки. «Еще чего не хватало! Чтобы какая-то девчонка довела меня — меня! — до слез». Вадим поднялся и, прихрамывая, пошел к дому.
В избе пахло кофе, но кружка и турка, как и в тот раз, были вымыты и аккуратно убраны на место. И еще оставался запах клубничного мыла. Вадим поморщился. Он не любил сладкие ароматы, а этот запах теперь ненавидел больше других.


-5-

«Ну и что ты будешь делать теперь?! Хватит ли тебе наглости припереться?» — утром Вадим решил остаться дома и не открывать дверь. Снаружи отпереть ее невозможно, поэтому незваная гостья, если и явится, наткнется на непреодолимое препятствие. Возможно, после такой «встречи» она больше не захочет тут появляться и навсегда исчезнет из его жизни — так размышлял Вадим.
Он быстро затопил печь, быстро умылся и позавтракал, затем пододвинул к входной двери свое кресло и стал ждать. Окна в сенях не было, поэтому увидеть, что происходит снаружи, он не мог. Оставалось полагаться только на свой слух. Он затаил дыхание, мысленно представляя, сколько кругов уже прошел бы во время своей прогулки, и на каком из этих заходов могла появиться она.
За этим занятием он провел весь день, не обедал и не притронулся к судоку. Но никакого намека на то, что девушка приходила, так и не было. Никто не пытался открыть дверь, не было слышно волочения плаща по земле, не доносился до него аромат клубничного мыла, как бы он ни пытался его учуять.
И на следующий день никто не приходил. И через день тоже.
Когда Вадим после своей засады вышел из дома, он долго в нерешительности стоял у двери, словно сторожевой пес, не отходя даже на полшага. Он стоял, вглядываясь в лес то с одной, то с другой стороны. Неосознанно втягивал воздух в попытках уловить чужеродный аромат. Девушки не было.
«Ну и славно», — думал он, но подспудное чувство беспокойства его не покидало. С огромным трудом он все же заставил себя пройти пару кругов. Он шел быстрым шагом, спеша скорее подойти к дому и убедиться, что там никого нет. Хотя Вадим уже знал — девушка смогла незаметно проскочить мимо и уже хозяйничает на его кухне.
Когда он открыл дверь, ему в нос ударил запах свежесваренного кофе, смешанный с ароматом клубничного мыла. На крючке, напротив входной двери, висел старый потрепанный темно-фиолетовый плащ. Красный шарф лежал на кресле, которое Вадим так и не отнес обратно в комнату. У входа стояли маленькие, изрядно поношенные ботиночки. Вся эта одежда выглядела так, будто ее непрерывно носят уже несколько веков. Вадим удивился, как в этом в принципе еще можно ходить, да и где она только нашла это древнее барахло.
Он замер, в сенях, не понимая, как ему действовать. Единственное, чего он хотел — это выгнать незнакомку, чтобы больше у нее не возникало желания вернуться. Но как это сделать?
«Если я так и буду стоять тут, то она еще решит, что я ее боюсь. А я должен показать, что я здесь хозяин, и я ей не рад. Просто иди и скажи ей, чтобы убиралась. Да, просто выгони ее», — уговаривал он себя.
Вадим ощущал, как у него подрагивают мышцы ног и немного сводит живот, будто от голода. Он медленно зашел в комнату.
Девушка, почему-то босая, стояла на кухне к нему спиной, переминаясь с ноги на ногу и копошась у стола. Несмотря на то, что верхняя одежда у нее была очень старой и драной, сама она была в практически новом легком белом платьице на бретельках — совсем не по погоде. Длинные темные спутанные волосы опускались на худые плечи и несколько прикрывали руки.
Было понятно, что она замерзла и пыталась согреться с помощью горячего кофе. Да и Вадим, глядя на нее, почувствовал озноб. «Затопить, что ли», — подумал он, затем быстро одернул себя: «Вот еще! Ее прогнать надо, а не устраивать ей тут курорт».
Он направился к девушке и хотел заговорить, как она внезапно обернулась и протянула ему кружку с кофе. Вадим рассматривал ее. Ничем не примечательная внешность: худощавая, с тонкими руками и бледной кожей, большие зеленые глаза на невыразительном лице.
Девушка подошла еще ближе и вновь, уже более настойчиво, но также молча протянула ему кружку. Он ее взял, сделал глоток. Девушка отвернулась и наполнила еще одну кружку для себя. Добавила ложку сахара и немного молока. Вадим смотрел заворожено: «Откуда она все это взяла? Неужели принесла с собой?.. В любом случае, прогони, прогони, прогони ее».
— Спасибо, — сказал он, противореча своим же мыслям. — Тебе холодно?
Девушка вновь посмотрела на него.
— Сядь пока на кровать. И вот, накинь халат. Я сейчас затоплю печку.
«Что ты делаешь? Зачем ты это делаешь?» — вопил внутренний голос. Вадиму сейчас было очень сложно совладать со своими мыслями. Он ругал себя за гостеприимство, практически ненавидел за то, что позволил ей вообще тут находиться, при этом он уже присел у печи, куда уложил поленья, и трясущейся рукой пытался разжечь огонь, не сразу сообразив, что надо открыть поддувало.
Когда все-таки он справился, и огонь постепенно начал разгораться, Вадим решился снова заговорить с девушкой и узнать, кто она такая и что ей нужно. Он поднялся и повернулся к гостье. Она уже допила свой напиток, поставила чашку рядом с кроватью на пол и, завернувшись в его халат, привалилась к подушке и дремала.
Вадим стоял в центре комнаты, смотря на спящую незнакомку, и чувствовал себя чужим в своем же доме. Он уже не думал о том, что его быт, уклад, распорядок — все это разрушено. Он не размышлял о том, что делать дальше. Он больше не боялся и не злился. Единственное, что ощущал Вадим в данный момент, — это то, что его опустошили, отняли всякую точку опоры, лишили воздуха, которым можно дышать, превратив его в пустое место. И виновата в этом она и только она.
Сколько времени Вадим простоял неподвижно, он не знал. Из оцепенения его вывел звук урчания собственного желудка. Он опять пропустил обед, и организм, привыкший получать свою порцию каши каждый день в одно и то же время, начал уже активно возмущаться неприятным для него изменениям.
Вадим тяжелыми движениями, медленно и неуверенно прошел на кухню, чтобы приготовить обед. Он забыл, должна ли быть сегодня перловка или гречка, забыл, какие обычно клал консервы. В какой-то момент решил, что это сейчас вообще не важно, и взял первое, что попалось под руку. «Макароны?! Макароны?! Да что за черт!» — Вадим пытался сконцентрироваться, но вместо этого он все сильнее ощущал собственную рассеянность и неуверенность. И чтобы лишний раз не хлопать дверцами в поисках более подходящего для себя обеда, он все-таки решил сварить макароны. Получилось две порции.
Девушка проснулась, когда обед был готов. Она встала, потянулась, аккуратно повесила халат на изголовье кровати, пальцами попыталась расчесать волосы и присоединилась к Вадиму. Он принес для гостьи стул. Девушка уселась, поджав ноги под себя, и с явным удовольствием уплела свою порцию. Вадим ел куда медленнее, так как непрерывно рассматривал незнакомку.
Она ему совсем не нравилась. Глаза слишком большие для такого худосочного тела. Слишком бледная, а темные волосы это только подчеркивают. Она скорее похожа на призрак, а не на юную девушку. И, конечно, она слишком наглая, раз вот так бесцеремонно входит в его дом, берет его вещи, пьет его кофе…
Девушка доела, помыла за собой тарелку и направилась в сени. Вадим молча наблюдал из кухни, периодически вытягивая шею, чтобы не пропустить ни одного ее движения. Незнакомка надела свои ботиночки на босую ногу, замотала на шее красный шарф, накинула плащ и молча, не оборачиваясь, вышла из дома в темноту наступающей ночи.
«Что это было? Ни тебе “спасибо”, ни тебе “до свидания”… Зачем только приходила?» — Вадим так и продолжил сидеть на кухне. И лишь спустя пару часов он все-таки встал, вышел на мгновение из избы — уже была глухая черная ночь, не было видно ничего дальше луча света, падающего из приоткрытой двери. «Зачем только приходила?» — вновь задался вопросом Вадим, вернулся в дом, но дверь на засов запирать не стал.
Он умылся, побрился и решил, что сейчас самое лучшее, что можно сделать, — лечь спать. Он забрался в кровать, ощутив, как от его подушки пахнет клубничным мылом. «И вот еще — она слишком воняет», — подумал Вадим и заснул.


-6-

Вадим проснулся поздно. Он лежал в кровати с закрытыми глазами и не торопился вставать. Слушал дождь, уже не удивляясь смене погоды и тому, что здесь впервые пошел дождь. Просто лежал и слушал, как шумит вода, стекая с крыши. Но внезапно этот монотонный шум разбавили другие, постепенно нарастающие звуки.
Скрипнула дверь. В сенях зашуршало. «Плащ снимает. Наверняка промокла», — думал Вадим, но не подавал вида, что проснулся.
Девушка прошмыгнула в комнату и с минуту постояла, не шевелясь. Затем медленно подошла к печке и попыталась засунуть в нее поленья, которые то и дело роняла.
«Такое чувство, что это не человек, а гигантская мышь. Ну как можно производить столько шума?!» — с этими мыслями Вадим поднялся с кровати, взял халат, который почему-то сразу передал ей. Сам же, немного съежившись, занялся растопкой печи. Только после этого он обратил внимание на гостью. Она закуталась в халат и протягивала озябшие руки к печке. С волос капало, а на полу остались влажные отпечатки босых ног.
— Нужно подождать — печка не сразу будет теплая. Залезь пока под одеяло, там согреешься.
Девушка послушно забралась в кровать, а Вадим пошел на кухню, чтобы приготовить кофе. «Или лучше чай сделать? Хотя… — Он на секунду остановился. — Зачем я пытаюсь о ней заботиться?» И все-таки он сделал ей чай. На всякий случай положил туда ложку меда, чтобы она не заболела. Задумался: «Хм, не помню, чтобы у меня был мед… Видимо, внимания не обращал». Он подошел к кровати. Девушка забралась под одеяло с головой и свернулась калачиком.
— Я тебе чай сделал. Выпей и согреешься.
Из-под одеяла показалась тонкая бледная рука. Вадим осторожно подал ей кружку и неожиданно для самого себя улыбнулся, услышав, как копошащееся одеяло причмокивает, отпивая маленькими глотками чай.
Он оставил ее, а сам пошел умываться и варить себе кофе. Хоть в этом для него должна была оставаться стабильность.
В избе становилось тепло, и Вадим развесил плащ и шарф девушки в комнате, а ботинки поставил рядом с печкой, чтобы они высохли. Затем достал из сеней пыльную запечатанную коробку и принес к кровати. Девушка выглянула из-под одеяла, наблюдая за происходящим.
— Тут есть сухая одежда. Сейчас найдем что-то подходящее, чтобы ты не ходила в мокром. — Вадим доставал из коробки футболки, рубашки и штаны, которые он когда-то забраковал: одни не подходили ему по размеру, другие были слишком яркие или с нелепыми рисунками, третьи не нравились ему по фасону…
— Смотри: эти футболки мне маленькие, а тебе могут подойти. Штаны, скорее всего, все будут велики. Но вот спортивки на веревочке, завяжешь потуже, и будет нормально. И носки еще шерстяные. Немного колются, зато не заболеешь. А, и еще свитер, очень теплый.
Девушка молча подгребла к себе одежду.
— Сейчас отвернусь. Переодевайся.
Несколько минут она шуршала у него за спиной. «Ну, точно мышь… — думал Вадим. — Так, одежду я ей отдам, мне все равно не нужна. Но ее надо прогнать. Вот закончится дождь, надо будет сказать, чтобы больше не приходила».
Девушка приблизилась к печке и повесила свое белое платьице рядом с плащом. «Да, великовато», — Вадим еле сдержал смешок при ее виде. Свитер оказался велик размера на три, штаны пришлось не просто на веревочку завязать, но и закатать штанины, иначе она бы наступала на них, да и носки на ней смотрелись словно валенки.
— Согрелась? — Вадим пытался не смеяться, но улыбка выдавала все, что он думал о внешнем виде своей гостьи. — Есть будешь?
Девушка с шумом выдохнула воздух из носа и, прихватив кружку из-под чая, поплелась на кухню. «Видимо, это значит да», — решил он и отправился следом готовить обед…
Сидя на кухне, незнакомка то следила за Вадимом, который резал морковку и лук, чтобы сделать перловку с тушенкой чуть более вкусной, то смотрела в окно, как-то печально провожая взглядом каждую каплю, стекающую по стеклу.
— Видимо, сегодня дождь не закончится. Не думаю, что стоит высовываться из дома, тем более твоя одежда совсем не подходит под такую погоду. — Вадим сказал это и только потом понял, что таким образом предложил ей остаться: «Да что же со мной? Мой идеальный распорядок убит, я режу эту чертову морковь — откуда она только взялась! Вместо того, чтобы вернуть все назад, я предлагаю этой девице остаться… Остаться!». И хоть он вопил, кричал и ругался про себя, обед продолжал готовил.
— Вот, ешь. И не надо морщиться, это вкусно.
Девушка быстро съела предложенное блюдо и снова отвернулась к окну.
Вадим молча наблюдал за ней, не зная, о чем говорить и стоит ли вообще нарушать тишину. Его обед уже совсем остыл, когда незнакомка, будто проснувшись, стала крутить головой. Казалось, что она изучает все здесь, кроме одного. Она ни разу не посмотрела на Вадима. «Я что, пустое место для нее? Что за неуважение!» — возмущался он, но опять ничего не сказал вслух.
Внезапно девушка встала, уверенными движениями прошла в комнату, сняла с себя одежду, которую дал ей Вадим, надела свой белый сарафан, ботиночки, шарф и плащ и направилась к выходу.
— Эммм... Ты с ума сошла, в такую погоду по лесу разгуливать? — Вадим сказал ей это вслед, продолжая сидеть на кухне. Она, казалось, не слышала. Как и в прошлый раз, не оборачиваясь, ушла.
«Вот и скатертью дорога, и больше не возвращайся», — думал Вадим, аккуратно складывая оставленные девушкой вещи. В воздухе завис запах ее омерзительного мыла.


 -7-

Проснувшись, Вадим опять почувствовал озноб. «Ночью, видимо, снова был заморозок», — с неприязнью подумал он. Встав и затопив печь, он выглянул на улицу. Как он и предполагал, тропинка, ведущая к дому, превратилась в каток после вчерашнего ливня. «Может, это остановит ее, и она не придет», — думал он. И все же когда закипал кофе в турке, он достал две кружки, разлил напиток и сделал несколько бутербродов.
— Ты как раз к завтраку, — сказал он, услышав уже знакомое копошение в сенях.
Девушка, которая сегодня казалась еще бледнее, все в том же сарафане прошла босиком на кухню и принялась есть.
Она сегодня была какой-то особенно странной. Вадим смотрел на нее, пока его кофе остывал, и не мог понять, что за изменения в ней произошли.
Он очнулся от своих размышлений, когда она по привычке стала подтягивать ноги под себя, и Вадим увидел свежие синяки на худых бледных ногах.
— Ты упала, когда сюда шла?
Только сейчас девушка подняла на него глаза. Она протянула ему руку, на которой были ссадины.
— Сейчас помажу йодом. Там лед, не удивительно, что ты упала.
Он обработал ее ранки, после чего девушка потянулась и зевнула.
— Ложись, поспи.
Гостья послушно направилась к кровати, завернулась в одеяло и практически сразу заснула. Вадим остался на кухне один. Он тихо, чтобы не разбудить ее, убрал со стола чашки и решил, что на обед надо бы приготовить суп.
Вадим достал овощи, начал их нарезать, как вдруг замер. Он испытывал какие-то чувства, названий которым не знал. Дрожал. Ему хотелось кричать, бежать, но его сковало, стены будто сжимались — дом, который раньше был для него убежищем, теперь, казалось, душил его. Он тихо заплакал. Он никогда еще не был таким беззащитным, уязвленным и одиноким.
Она неслышно встала, подошла и мягко обняла его со спины. Так они простояли несколько минут.
— Знаешь, пока ты не появилась, у меня была идеальная жизнь. — Он обернулся к ней. Она опустила голову, словно ребенок, которого отчитывают.
— Нет-нет, ты не виновата. Просто… Я привык быть один. И мне это нравилось. А теперь не нравится… — Он запнулся. Сам не ожидал, что скажет такое. Но после этих слов ему стало спокойно.


-8-

В тот день она осталась.
Вадим пытался научить ее разгадывать судоку, но девушка лишь смотрела то на него, то на набор цифр. А когда брала в руки карандаш, рисовала в клеточках узоры, похожие на морозные.
Гулять Вадим не пошел. Он попытался починить ее ботинки, и это даже получилось. Она улыбнулась, когда Вадим показал результат своей работы.
На другой день она копалась в коробках. Вадим только наблюдал за тем, как она с интересом рассматривает каждую вытаскиваемую вещь. Она добралась до топора и, держа его в руках, посмотрела на Вадима.
— От тебя прятал, — рассмеялся он.
Девушка вытащила несколько книг, одну из которых протянула Вадиму.
— Если хочешь, читай. Мне это не нравится.
Она продолжала держать книгу, и Вадим нехотя взял ее.
«На исходе недели стервятники-грифы разодрали металлические оконные сетки, проникли через окна и балкон в президентский дворец, взмахами крыльев всколыхнули в дворцовых покоях спертый воздух застоявшегося времени, и в понедельник на рассвете город очнулся наконец от векового летаргического сна, в который он был погружен вместе со всем своим превращенным в гниль величием 1», — прочитал он вслух.
— Ведь скука полнейшая. Тебе, правда, интересно?
Девушка придвинулась к нему поближе, и Вадим несколько часов читал ей вслух.
Еще через день она вытащила на середину комнаты граммофон и переслушала почти все пластинки, которые обнаружила в коробках.
Потом она нашла краски и стала рисовать: печку, цветочные узоры, турку с кофе, попыталась изобразить и Вадима, но вышло по-детски смешно и нелепо…
Постепенно дом превращался в свалку: везде были какие-то книги, вещи, которые примеряла девушка, ее рисунки… «Такого бардака у меня никогда не было. Она перевернула тут все», — думал Вадим, но доставал для нее все новые коробки, которые долгие годы хранились в сенях.
Иногда они ходили гулять. Он заставлял ее одеваться теплее, потому что на улице стало холодать — погода менялась. Вадим пытался делать свои восемь кругов, но девушка то разворачивалась и шла домой, то убегала в лес, то останавливалась. Один раз они гуляли до самой ночи, а пару раз вовсе не выходили из дома. Он понимал, что с ней он не может мечтать о своем привычном распорядке и, наверно, смирился с этим.
Дома она постоянно мерзла, поэтому приходилось топить печку три, а то и четыре раза в день.
Она не стала есть перловку и гречку, и Вадим каждый день придумывал что-то новое на обед и на ужин. Несколько раз даже пытался сделать пирожки к чаю.
Спали они в его кровати. Сначала ложилась она, всегда по центру, и почти сразу засыпала. Вадим мог долго при этом сидеть в кресле, смотреть на ее растрепанные волосы, улавливая ритм ее дыхания. В такие моменты он пытался понять, что ему делать дальше. Но как бы он ни старался придумать новый распорядок, учитывающий теперь и ее, у него ничего не выходило. Мысли стопорились — он представить себе не мог, что теперь она всегда будет жить с ним. И что значило это «всегда», он тоже не понимал.
Совсем запутавшись в своих мыслях, он ложился спать, осторожно пристраиваясь с краю кровати, чтобы не разбудить ее, накрывался своим махровым халатом и, стараясь сильно не шуметь, втягивал носом воздух с ее запахом.
На пятый день такой ночевки он, наконец, понял — она теперь пахнет по-другому. Вот что в ней тогда изменилось. Больше нет этого приторного сладкого запаха клубничного мыла, теперь это была смесь лаванды, розы и еще каких-то цветов, которых он не различал. «Слишком взрослый запах… Все-таки она не умеет выбирать духи», — подумал Вадим и заснул.
Утром он просыпался всегда первым, затапливал печку и готовил для них завтрак. И это было, пожалуй, единственным элементом постоянства в его новой жизни.
Когда она вставала, в избе уже было тепло, и можно было разгуливать босиком и в ее легком платье. Он ждал, пока она позавтракает и уже с каким-то предвкушением пытался предугадать, чем она займется сегодня. Она перепробовала все, что было в его ящиках. Единственное, к чему она так и не притронулась, — это судоку. Но Вадим и не настаивал. Ему было интересно наблюдать за ней.
В какой-то момент его даже начали увлекать те книги, которые он ей читал. А одна из композиций, которую она слушала, так засела у него в голове, что он, хоть и не знал смысла этих слов, периодически напевал, когда готовил обед или растапливал печь: «Айв гот ю-ю андэ май скин, айв гот ю-ю дип ин э харт ов ми…2».


-9-

Ему казалось, что прошла уже вечность с тех пор, как она поселилась у него. Но на самом деле она жила у него чуть больше недели.
А на девятый день она ушла.
Ушла очень тихо, пока Вадим еще спал. Разбудил его совершенно новый запах — запах какой-то старческой пудры. Внутренним, интуитивным чутьем он понял, что она больше не вернется. Он вертелся под одеялом, тыкался носом в подушку, пытаясь найти привычный аромат клубники или хотя бы лаванды. Но ничего не было, словно и ее не было.
Он лежал и думал, а стоит ли вообще вставать. И если вставать, то что делать дальше.
Топить печку, пить кофе и идти на прогулку? Такой привычный распорядок, который раньше его всегда успокаивал, сегодня казался ему уродливым монстром, убивающим все, что было связано с ней.
Остаться в кровати? А что это изменит?
Постепенно из избы выветривался и этот последний ее запах. Он сделал глубокий вдох, стараясь втянуть в себя все невидимые частички пудры, оставшиеся в воздухе, и встал.
В избе было тихо и светло. На стуле рядом с кроватью лежал теплый махровый халат, возле печки — три полена. Книги, пластинки, рисунки — все, что еще вчера она разбросала по комнате, было аккуратно сложено в коробки.
Вадим затопил печку, умылся. Стол на кухне был идеально чистым, словно вчера он не готовил ей «самый вкусный ужин», заляпав соусом почти всю клеенку. Из-за этой чистоты ему совершенно не хотелось завтракать, да и вообще находиться дома.
«А вдруг мне это все приснилось», — внезапно подумал Вадим. Почему-то эта мысль показалась хоть и успокаивающей, но очень безрадостной. Он вышел в сени, где аккуратно у двери стояли его сапоги, на крючке висела куртка и… ее красный шарф вместо его, серого.
«Айв гот ю-ю андэ май скин…» — пропел Вадим, натягивая сапоги. Он надел куртку, взял шарф, обернул его пару раз вокруг шеи. Еще несколько минут постоял в сенях, а затем вышел на улицу.
В глаза резко ударил слепящий белый свет. Везде был снег. Его было столько, что он полностью покрыл весь бурьян, завалил дорожку, по которой Вадим обычно гулял, засыпал колоду, где когда-то лежал топор, и замел ее следы, так, что было совершенно не понятно, в какую сторону она ушла.
Вадим еще раз огляделся по сторонам, стараясь привыкнуть к этому яркому свету, и, заложив руки в карманы и втянув голову в шарф, стал протаптывать себе новую дорожку.
Началась зима.



1. Габриэль Гарсиа Маркес «Осень патриарха».
2. Песня Коула Портера I've got you under my skin