Иркутский Бабр - это испохабленный грифон?

Россияне гордятся древней историей своего государства. Как-никак Россие более тысячи лет! Эта гордость даёт повод надменно насмехаться над США. Дескать, их империи не исполнилось ещё и двухсот пятидесяти! Как будто Российская империя намного старше… Поход Ермака начался вскоре после 1580 года. И лишь в 1721 году, после полного завоевания Сибири, государство Российское было провозглашено империей. Она старше США лишь на 55 лет! А без Сибири, какая это была империя? Никакой – просто Русь! Ну, немного это было престижным – всё-таки европейская страна! Правда, одних «европонтов» было недостаточно для чеканки своих денег. На это покупалось серебро и золото за границей. И царь со боярами решили это дело исправить. После крушения империи Великих Моголов, в руках правящих русских элит оказалась карта Чингисхана с обозначенной на ней Серебряной горой в центре Сибири. А ещё, за Уральским камнем в изобилии водился редкий пушной зверь (вплоть до соболя). Эта «мягкая рухлядь», на тот период времени, служила валютой при торговле с иноземцами. В общем, сложилась следующая картина -  пока Русь была маленькая, раздробленная и слабая, она входила в состав бескрайней Монгольской империи на правах православной автономии. Но когда этот колосс, поглотивший почти всю Евразию, сам стал слабым и раздробленным, русские не стали отказываться от нахождения в составе великой империи, но уже не на правах сателлита, а на правах новых хозяев этих бескрайних просторов. Нельзя сказать, что сибирские народы ждали нас с распростёртыми объятиями. А это значит,  что русские казаки пришли в Сибирь не как к себе домой – они пришли её завоёвывать. Официальные источники заявляют, что освоение Сибири прошло гладко, так-как аборигенов включали в состав России на условии равноправия. Но, если даже, Ермак утонул, спасаясь бегством от внезапной атаки татар, то выходит, что местные народы отбивались от русских как могли, за редким исключением. Среди исключений были буряты, кочующие в устье Ангары. Казалось-бы, у них нет причин для уважения покорителей Приангарья, но она была. Из Енисейского острога нередко «ударялись в бега» каторжники, которые стремились к Ангаре и искали приюта среди бурят. Беглецы были искусны в плотницком и кузнечном деле, знали толк в земледелии, и много ещё чего могли. Но не это было главным в желании местных бурят спасти чужеземцев – им нужна была «свежая кровь». Враждующие между собой бурятские родовые кланы были ограничены в выборе при заключении браков. И потомство от близкородственных связей рождалось слабым и физически, и умственно. А беглецы были крепки телом, высоки ростом, да имели буйную растительность на лице. То есть – они были усаты-бородаты, что ценилось местным населением, так как у местных мужчин было «по три волосинки» под носом и на подбородке. Результат от слияния кровей не заставил себя долго ждать и, вскоре,  возле бурятских юрт бегали бледнолицые ребятишки с русыми, или рыжими волосами, которые научились у отцов русскому языку и в совершенстве владели бурятским. То есть к моменту продвижения казаков от Енисейского острога на берега Ангары-реки, буряты уже имели представление о русской культуре, обычаях, вооружении и цели прибытия русских в Сибирь. Они знали, что там – далеко на западе, правит могущественный русский царь, желающий принять их и эти территории в своё подданство. Это было выгодно, так как давало защиту от враждебных князьков, беспокоящих постоянными набегами и грабежами. Поэтому, государевы люди, беспрепятственно вошли в ангарское устье. Они оценили миролюбие и назвали местный народ, именующий себя «буряад», сходным по звучанию русским словом «брат», а первый острог Братским. Но воинственные буряты из Приангарья, Прибайкалья и Забайкалья не удержались от того, чтобы попробовать новенький острог на прочность. Острог, как и положено, был деревянным, а бурятские стрелы были зажигательными и, построенный в 1631 году русский форпост, в 1635-м сгорел дотла. Оказалось, что было выбрано неудачное место. После проведённой «работы над ошибками», острог перенесли в место слияния Ангары с Окой-Сибирской. Теперь, две полноводные, быстрые и холодные реки защищали деревянную цитадель с двух сторон от особо агрессивных бурятских людишек. Но в чём была проблема? Ну, стоит себе острожек, и стоит! Чего его жечь-то? А вокруг него жили местные тунгусы. Даже Ангара, русскими первопроходцами, тогда называлась Верхней Тунгуской. Эти тунгусы платили ясак бурятским авторитетам, а те платили с этого процент авторитетам монгольским. А соболиный мех был для монголов и бурят «золотой жилой». И тут появились казаки с пушками и пищалями и сказали: «Было ваше, стало наше!». И не удивительно, что это не понравилось ни бурятам, ни, тем более, монголам. Ещё вчера монголы собирали ясак с русских князей, а сегодня пришли служивые люди русского царя и отнимают «жирный кусок» у князей монгольских. Где это видано!? Тем более, что бурятские воины хорошо вооружены и поддерживают уровень боевой выучки в постоянных межродовых стычках. Борьба за ясак разгорелась не шуточная и бурятские претенденты на него не сдерживали себя ни в чём, для достижения цели. В плен брались заложники из тунгусских вождей и их семейства, а для устрашения остальных, несколько человек забивали до смерти. Казалось, что шансов у русских нет никаких – их мало, они не знают местности, основные силы казаков далеко. Но ситуация стремительно менялась – число желающих быстро разбогатеть росло в арифметической прогрессии. Ведь, на женщинах местных народов было много серебряных украшений. Значит, серебряная гора Чингисхана где-то рядом! Но любое богатство таит в себе смертельную опасность и не каждый готов рискнуть жизнью ради наживы. Да и одной жадности мало. Нужно обладать определёнными способностями, заложенными в человеке с рождения и полученными в ходе воспитания. А так как казаки служили русскому царю, то на первом месте был патриотизм. Меха и серебро были нужны родине! Ничего нового для их обретения изобретать было не нужно – метод, разработанный бурятами, сбоя не давал. И передовые отряды, продвигающиеся к Байкалу, состояли из людей смелых, жестоких, не знакомых со словом совесть. По-другому, горстке вооружённых людей, на чужой земле не выжить, а не то чтобы собрать дань с местных элит, имеющих опытных воинов. Одними из первых к Байкалу хаживали, дослужившиеся до самого высокого казачьего звания «боярский сын» Иван и Яков Похабовы. Какими были они людьми отражено в фамилии, смысл которой озвучен в песне – «и похабничал я, и скандалил, для того, чтобы ярче гореть!». А исторические документы трактуют смысл фамилии следующим образом: «Иван и Яков не были близкими родственниками, но история происхождения их фамилии, говорит о том, что оба они принадлежали к роду неродовитых служилых людей Русского Севера, ведущих свое начало от общего предка - одного из безвестных юродивых Московского государства конца V в. В те времена «блаженными «похабами» называли на Руси юродивых, демонстрирующих «похабное» для достижения добродетели» (Иркепедия). За пример поведения настоящего юродивого можно взять событие во время военного похода Ивана Грозного на Новгород. Покорение города закончилось великим кровопролитием, после чего царь с войском вошёл в Псков и призвал для благословения блаженного Николая. Юродивый Никола Салос явился пред очи государя московского голым и, после богослужения, подал Ивану Грозному окровавленный кусок мяса. Возмущенный монарх вскипел: «Я – христианин и не ем мяса Великим постом!». «Ну а кровь-то христиан ты пьешь?» – отвечал Николай. Грозный царь поспешно покинул город, не рискнув покарать псковичей и отменив планы устроить массовую резню. То есть, принцип «блаженных похабников» – ради достижения благородной цели все методы хороши! И Похабовы полностью оправдали смысл своей фамилии. И такое вытворяли, что «тюрьма по ним плакала» постоянно. Их «беспредел» распространялся даже на свободных русских поселенцев, у которых они отбирали, по мере надобности, имущество и деньги, и даже, применяя силу, вступали в половую связь с их жёнами, чуть ли не в присутствии мужа. Среди поселенцев оказалось много людей грамотных, и они завалили Енисейскую канцелярию жалобами на «похабников» Похабовых, которые прикрывались не божьим знамением, а государевыми нуждами. А Похабовы верили в то, что их заслуги перед державой перевесят всю похабщину. И гордиться им было чем! Иван Похабов, управляя Братским острогом, поставил Осинский острожек, чем забил клин между бурятскими племенами, разделив их на двое, и ограничив взаимодействие балаганских и осинских бурят. Ходил он и к Байкалу, для чего воздвиг опорный пункт на острове Дьячем, при впадении реки Иркута в Ангару. И, даже, первый острог в Забайкалье поставил – на реке Баргузин. Ну, правда, Баргузинский острожек он ставил не один – поход возглавлял боярский сын Иван Галкин и будущий основоположник Иркутска Яков Похабов в этом деле, тоже, принял участие. Однако, канцелярия захотела продемонстрировать лояльность в отношениях с аборигенами и поселенцами, и Ивана Похабова сняли «с передовой». Эффект получился полностью противоположным ожидаемому – тунгусы и буряты перестали платить ясак заменившему «похабника» новому культурному байкальскому приказчику – почувствовав, как рука московского царя ослабела, они взбунтовались. Тогда Похабова тут же вернули, дав ему для усиления более полусотни стрельцов. Но, местные так распоясались, что старыми методами, с ними было уже не совладать. И тогда, Иван Похабов, испохабился совсем – он занялся работорговлей!? По сути, это было невозможно – буряты были свободными людьми. Но Иван выдумал похабный метод обращения свободных людей в крепостных. Сделал он это довольно просто, обратившись к истории Руси, и за пример взяв метод Киевского князя Владимира Крестителя, загнавшего в Днепр тысячи киевлян, после освящения вод Днепра Киевским патриархом. Только масштабы Иван значительно сократил, не решившись соперничать с основоположником христианства в русском государстве. Хотя Похабов и являлся единоличным управляющим двух острогов (Братского и Балаганского), бурят крестил он по-скромному – по два человека за раз. Насильственный ритуал выглядел следующим образом - двум человекам связывали руки, затем, за спиной, под локти просовывали шест метра четыре длиной. Получалось, что претенденты на крещение находились в середине, а за концы шеста брались по два казака и, подняв несчастных надо льдом, опускали их в подобие «иордани», которую предварительно освятил православный священник. Всё! Скоростной обряд крещения был совершён. После этого бурят объявлялся православным и тут же становился крепостным Ивана Похабова. А торговля крепостными в Московском княжестве была обычным делом. Не сходится тут только то, что этот работорговец не мог похвастаться благородным происхождением, а простолюдину не положено было владеть имением и крепостными. Но оказывается, в те времена, в особых случаях, «приборный» служилый (призванный на государеву военную службу простой человек) мог быть повышен в чине до десятника, пятидесятника, иногда сотника или атамана, а отдельные лица, за особые заслуги, получали чин сына боярского и, следовательно, переводились в разряд служилых людей «по отечеству». То есть - он, становился кем-то, вроде потомственного дворянина, и его звание, а так же усадьба и крепостные, передавались сыновьям и их потомкам по наследству. А, если вы обратили внимание, то знаете, что во всех документах Иван и Яков Похабовы фигурируют как сыновья боярские (благо, заслуг у них хватало). Но, согласитесь – обидно, что проживающие на территории России иноверцы были свободными людьми, а православное население сельской местности находилось в рабстве, и было товаром… И придумал это не Иван Похабов и, даже не Яков, а государь всея Руси Иван Третий. Заметьте – он тоже носил имя Иван и похабничал почище сына боярского. Так что – Ивану Похабову, да и Якову, было с кого брать пример. Но, сын боярский Иван  явно переборщил с крещением бурят на дыбе, и они массово взбунтовались в 1658 году. Их негодование было так велико, что они покинули берега Ангары и откочевали в Монголию. За утрату ясашных племён унгинских и осинских бурят, Иван Похабов и сам мог на дыбу «загреметь», пришлось спасаться бегством «на северах» в Илимском остроге. Там было время подумать… И он надумал – «от судьбы не уйдёшь!». А в начале 1660-х годов вернулся в Енисейский уезд с повинной. И там ему зачлась поездка в кочующую монгольскую столицу Ургу, где он уговорил монгольского князя отправить в Москву посольство и наладить отношения с русским царём. К государственной службе его больше не допустили, а выделили поместье – 268 десятин земли, и пожизненный денежный оклад. В общем, он стал помещиком, и провёл остаток жизни в хозяйственных заботах, преставившись в 1667 году. А Якову было суждено заложить в 1661 году Иркутский острог, ставший, впоследствии, центром управления Сибирью и, даже, Аляской! То есть – он выбрал стратегически крайне удачное место для строительства крепости у истоков Ангары из Байкала. И, на мой взгляд, похабничал он нисколько не хуже однофамильца своего Ивана. На чём я основываю свои выводы? До строительства острога, река называлась Иркут. На чертежах Ремезова, конца 1690-х годов, город обозначен как Иркуцк. Но, на стене напротив входа в Государственный архив Иркутской области висит копия документа о строительстве этого острога, и это Ыркуцкий острог. Копии этого документа в Интернете я не нашёл, но упоминание об Ыркуцком остроге есть в печатном издании ГАИО, которое называется «Календарь знаменательных и памятных дат Иркутской области на 2022 год.». Сведения об Ыркуцком остроге на первой странице после титульных листов: ««1662 г. 360 лет назад Иркутск обрел свое настоящее имя. Острог, построенный на правом берегу Ангары, ближе к устью р. Иркута первоначально был назван Яндашским, «по имени местного князца Яндаша Дороги, на его земле построенном». Первыми постоянными жителями будущей столицы Восточной Сибири были десять казаков с первым приказчиком Василием Ездаковым. И только в 1662 г. Яндашский острог переименовывается в «Ыркуцкий» («Ыркуцк») - по названию реки Иркут.»».  Если не обращать внимания на символ Иркутска - мифического Бабра, то изменение буквы «И» на букву «Ы», в начале слова, будет не понятным. Но, если понять, кто такой Бабр, станет понятна и нелепая замена букв. А кто такой Бабр? В якутском языке слово «баабр» означает «тигр» и вроде как Бабр первоначально был символом Якутска. Но после строительства острога на берегу Ангары, напротив впадающего в неё Иркута, он перекочевал туда. Почему? Зачем? Да и какой же он тигр, если от тигра ему досталась только голова. Но, скульптор, отливший в бронзе этого неведомого природе зверя, точно знает кто это. А я начну логическую цепочку с установленного Петром Первым герба Москвы. Там Георгий Победоносец бьёт наконечником копья в голову чёрного дракона. Сюжет битвы святого Георгия с нечистью, в масштабах всего герба,  такой маленький, что чётко не видно  головы поверженного "змея". А это голова гигантского венценосного орла, размах крыльев которого два метра. И дракон этот  «грифон» - символ Великой Тартарии, ранее входившей в  состав империи Великих Моголов. Территория Великой Тартарии простиралась от Уральских гор до Сахалина и есть она на многих старинных картах, в том числе и карте Стралленберга - пленного офицера шведской армии, разбитой под Полтавой. Карта названа «Tartaria Magna», то есть «Великая Тартария», хотя, чертил он её в 1730-м году, после смерти провозглашённого императором Всероссийским Петра Первого, когда Иркутску было уже семьдесят лет. Уже тогда иноземцы не признавали за Россией Сибирь! Но вернёмся к Бабру – он сейчас символ Иркутска и  Иркутской области. Изображается Бабр всегда чёрным, как и грифон на жёлтых знамёнах Великой Тартарии. И тогда легко объясняется странная поза Бабра, задравшего передние лапы – у грифона есть крылья, и он взлетает. А Бабр, мало того, что с отрубленными крыльями, у него отрублен завитый кольцами боевой хвост дракона с наконечником копья. Остался куцый обрубок, торчащий кверху. Но, может быть, не всё так трагично? Ходят слухи, что специалисты в области геральдики, пребывая в трудах над созданием символа Иркутска, не видели разницы между «баабром» и «бобром» и «присобачили» ему лапы с перепонками и бобровый лопату-хвост. Это отговорки! Где вы видели, чтобы у бобра хвост торчал вертикально? И последний аргумент в пользу искалеченного грифона – в зубах он несёт соболя, а это ясак. Ведь не может же тигр поймать соболя – для него это даже не пища, не считая того, что это невозможно физически (соболь настолько быстр, что на него вряд ли охотится хоть какой ни будь зверь). То есть - центр сбора ясака был перенесён из Якутска в Иркутск вместе с Бабром, по которому можно было судить об этом важном событии. Но почему я считаю, что скульптор знает о Бабре всё? Обратите внимание на то, что шерсть на шее, груди и загривке имеет странную укладку и похожа на перья грифона (его изображение есть на коллаже перед текстом). А теперь, посмотрите на передние лапы – это лапы дракона, а не тигра, и уж точно не бобра, хотя, между пальцами видны перепонки. К тому же, тигр полосатый, а Бабр нет. Но голова то тигриная! Это весомый аргумент. Но, вы представьте себе ушастую голову орла с зажатым соболем в клюве… Там сам чёрт не разберёт орлиный это клюв, или тигриная пасть, тем более на полностью чёрных маленьких изображениях. Да и грифон может быть с тигриной головой, как на разводных мостах Санкт-Петербурга. А каков изначальный замысел этого мифического животного, как символа Великой Тартарии? Если вам интересно моё мнение, то тело и лапы дракона это Китай, а голова венценосного орла это Восток - Ближний, Средний (любой), но не Дальний. Дальний Восток, оставшийся за Россией – это уссурийский тигр (баабр), плохо получившийся после неудачной пластической операции грифона. А тигриный рык мы себе представляем, как - «ыр-р-р!!!». Вот и представьте себе бессильное, злобное рычание огромного покорённого зверя с обрубленным куцым хвостом, несущего дань. Кто это и что он делает? – «Ыр-р-р  -  куц»...  Кстати, якуты называют свой народ «саха», как и территорию своей республики. Поэтому, у меня возникло предположение о том, что Бабр повлиял и на название города Якуцком, если нафантазировать утверждение животного: «Я – куц»…               
Попытаюсь сделать анализ аргументов и фактов, обнаруженных мной в интернете и изложенных выше: Казаки вторглись на территорию ослабевшей и разваливающейся монгольской империи, с целью усиления влияния русского царя в Азии. Но, полагать, что они шли по диким степям и непролазной тайге, ошибочно. Если бы монголы периода расцвета своей необъятной империи были дикарями, они не смогли бы контролировать практически весь континент Евразия и, предположительно, Аляску и Северную Америку. Чингисхан был гением! И не только военным. Он вбирал в строительство супергосударства всё передовое, существовавшее на завоёванных землях – развивал в Китае производство холодного оружия из булата и строительство осадных машин, производство шёлка и риса, но не стал использовать китайские иероглифы, а завладел удобной для составления документов письменностью тюркоязычного Найманского ханства. Поощрял науку и культуру, приветствовал свободу вероисповедания, с почтением относился к юродивым и дервишам. А сын Чингисхана, впервые в истории человечества, создал высокоэффективную связь со всеми территориями. Это была почта! Весь континент (кроме Европы, за пределами Великого княжества Литовского) опутала паутина почтовых трактов с почтовыми станциями – каждая почтовая станция называлась «ям», а почтовый гонец «ямчы» (на русский манер «ямщик»). То есть, казаки могли попасть в любую точку территории Сибири, Забайкалья и Дальнего Востока не только по рекам, на челнах, но и по почтовым трактам. И шли они свергать ослабевшую монгольскую власть, в лице ханских администраций, собирающих налоги с местного населения в виде ясака. Центр сбора монголами ясака находился в кочующей монгольской столице Урге, до которой в поисках серебра и добрался Иван Похабов.  Серебряную гору, пользуясь недрами которой, монголы чеканили свою монету, он так и не нашёл, а она была совсем рядом - в Нерчинске. Но его буйная голова принесла будущей Российской империи огромную пользу, несравнимо большую, чем вред от его похабщины. То же можно сказать и о его однофамильце Якове, кроме всего прочего, он основал город Иркутск, ставший серединой Сибирской земли, а точнее центром сбора налогов в Приангарье, Прибайкалье и Забайкалье, а позднее и на Дальнем Востоке и Аляске. То, что Иркутск был центром сбора пушного налога от Енисея до севера Американского континента, отражено в символе города Бабре, несущем в зубах соболя. Так было   продемонстрировано свержение на этой территории русскими казаками власти монгольских ханов и передачи управления этими землями русскому царю, в казну которого и направлялся собранный казаками ясак. Примечательный факт - чёрный грифон, поверженный в схватке с Георгием Победоносцем на гербе Москвы, первопроходцами в сибирском походе был унижен и обложен данью, но не убит. Мало того - он увековечен на гербе Иркутска, и ему поставлен памятник в центре города. И, хотя  Аляска теперь не находится в сфере влияния местной администрации  - это ни много, ни мало - областной центр...
Посткриптум.
Давно канули в Лету и монголо-татарское иго, и завоевание казаками сибирских территорий Великой Тартарии. И Бабр на гербе Иркутска, от смущения за похабщину, стал сильно похож на чёрного баргузинского соболя, несущего в зубах рыжую шкурку лисы. И русские и татары уже не те! Современные татары – это уважаемый в России народ, равноправный среди всех народов страны, как и буряты, и тунгусы-эвенки, и народ саха. И красноречиво говорит об этом нашивка на рукаве казанского добровольца, участвующего в спецоперации: «Мы – татары! С нами русские! С ними Бог!».