3. Совсем взрослые. Сами с усами. - 17

Начало здесь:http://proza.ru/2023/01/20/453

3.17. …И НА ЭКСКУРСИЮ МЫ

Сдал свою вахту и, пообедав, захотелось посидеть в рубке, свысока посмотреть в голубые волжские дали. На вахте Лёшка Казаков проводит перестановку земснаряда, перекладку якорей и одновременно обжимается с поварихой Ленкой, которая незамужняя.
- Помешаю? - тихонько вошёл в рубку, понимая, что не во время.
- Да ладно, курсант, чего там, заходи. Мы вот тут с землячкой нашей разговариваем.
Все уже давно знают, что их отношения зашли далеко за рамки передачи в окно раздачи завтраков, обедов и ужинов. Ленка часто выходит по ночам из его каюты на второй палубе. Да мне-то это ни к чему, а вот что землячка:
- А откуда ты, Лен?
- Из Чкаловска, а ты же из Правдинска? – задаёт встречный вопрос.
- Да, между нашими городами час езды на автобусе. А Лёха каким тут боком земляк? – смеюсь.
- Ты чего это, практикант, опупел? Какой я тебе Лёха? – так же с улыбкой сквозь чёрные усы кричит он, а сам одновременно по рации с кем-то переговаривается, слушая наш разговор в полуха.
Лена тоже улыбнулась:
- Так он из Кинешмы, там от меня ещё часа полтора на автобусе.
- Ага, «два лаптя по карте», - совсем рассмеялся Лёха.
А в рации я услышал:
- «Ока», «Ока», я «Волжский-409», как слышишь, Лёха?
Оказалось, за поворотом, на соседнем коротком перекате, стоит землесос производительностью четыреста пятьдесят кубов, с брандвахтой у берега. У нашего второго помощника там одногруппник и земляк работает, с которым они дружат ещё с училища и вместе сюда приехали по его окончанию. Лёха и хочет в гости смотаться, а заодно и нас на экскурсию свозить.
- А чего там интересного? – сразу любопытствую.
Лёшка усмехнулся в усы и проговорил:
- Там по земснаряду в белой чистой обуви ходят. Грязи нет и даже в машинном отделении.
- Почему?
- Там движки почти не сопливятся, а механик под каждую капельку повесил баночки аккуратные, что бы на стлани не попадало ничего. По машинке парни тоже в белой робе ходят, не то, что у нас. Трём, трём каждый день ветошью сопли масляные, а толку нет.
Его тоже механик в этом деле сильно напрягает, а Лёхе не нравится.
- А там большой экипаж? – не унимаюсь.
- Человек девять-десять вместе с брандвахтой.
- Так мало? И успевают всё делать?
- А то! У них и объемы в нарядах поменьше, перекаты покороче и работа поспокойнее…

Ага, узнаем завтра, как поспокойнее…

- Алексей, за старшего едешь. В семь вечера быть на судне. Ребятам в ночную вахту заступать, - Александр Николаевич даёт указания Казакову, который везёт экскурсию на маленький землесос, с познавательной, так сказать, целью.
- Хорошо, Николаич, бу сделано. Поехали! – махнул он рукой капитану мотозавозни и мы отчалили…

Действительно, чистота и порядок на всём судне, не исключая машинного отделения, меня приятно поразила. Маленькие баночки на необходимых местах с подсоединёнными трубочками отсечками и всё стекает в поддон под двигателем. А тот в свою очередь наклонен в ведро. Вот и весь залог чистоты, который надо поддерживать, не забывая иногда выливать из ведра. Под стланями видны свежевыкрашенные набор и днище судна. Инструмент блестит первозданной металлической яркостью и висит на штатных местах стенда. К слову сказать, у нас тоже так принято, и ключи всех размеров аккуратно висят на стенде. Да вот только, если не углядит машинный моторист, когда «в гости неожиданно» зайдёт палубный и возьмёт ключик поработать, считай, хана. Не вернёт, бросит где-нибудь под лебёдкой, лебёдчик же, однако. А тебе нагоняй от механика, долгое и нудное бурчание, типа, что ты делаешь на флоте и не любишь ты совсем машинное отделение. Мать их…

Лёха пообнимался с земляком и другом, мы погуляли по судну и пообщались с немолодым мотористом, узнали много интересного и не сильно обрадовались тому, что их мало на судне. Во время вахты всего двое и один на мотозавозне, которая приезжает от брандвахты для перекладки якорей или перебуксировки концевого понтона. Поэтому постоянно всего двое.
- Вам хорошо, все вместе и много вас. Двоим-то страшновато, - поведал молодой завознист, сидя на кормовом кнехте, когда мы его обступили узнать побольше о работе на таком маленьком земснаряде.
- Чему завидуешь? Балаган, а не пароход. Единственное хорошо, в футбол можно погонять на песочке, народ нужен, как у нас. Свалка до сорока метров шириной получается при малой глубине у берега, футбольное поле.
- Ага, футбол, нам не до него, тут недавно случай у нас был…

И он поведал шокирующую историю, которая до сих пор сидит в голове и я не мог тогда поверить, что такое бывает в наше время равноправия и коммунизма, когда всё, якобы, общее и нам незачем бояться за свои жизни. Мы, ведь, живём в социалистическом государстве, а не на каком-нибудь «диком западе» и не ходим по Бермудскому треугольнику…

Нижняя Волга всегда славилась, сегодня славится и будет гордиться впредь осетриной, стерлядью и чёрной икрой, добываемой из них. То, что это называется браконьерством, я узнал только тогда, летом 1985 года. Людей, занимающихся незаконным ловом рыб ценных пород, зовут коротко «бракуши». У нас, на верхних течениях той же самой реки, чуть выше Горького, такого отродясь не водилось. А здесь…

В глухих пойменных местах, между двумя южными городами, на Волге люди и живут только тем, что браконьерским способом ловят «царскую рыбу», уничтожая её тоннами ради наживы на икре, «чёрном золоте», как её здесь называют. А она и в самом деле на вес золота и стоит, как соответственно. Буксировщик приводит маленький земснаряд с караваном на новое место работы, кругом леса да луга, холмы калмыцкие да разливы волжские. Ни души, хоть, свисти, хоть, ори во всё горло, никого. Поставили брандвахту на повороте реки, в курье, почти не видно. А трое членов экипажа остались на земснаряде установку делать. Завели концевой понтон и стали раскидывать становой и папильонажные носовые якоря. В мгновение ока к борту подъехала обрезанная моторная «казанка» с тремя суровыми немногословными мужчинами, у которых в руках обрезы охотничьих ружей.
- Служивые, что делать-то будете? Зачем пожаловали?
Командир развернул план переката и начал объяснять им, что у экипажа задание государственной важности углубить перекат, «от сих до сих» и махнул руками, рисуя границы прорези.
- А сейчас установку земснаряда на прорези выполняем и будем раскладывать якоря на тросах, что бы работать.
- Мужики, а куда повезёте якоря? – мотнув головой в сторону двухсоткилограммового якоря, спросил самый старший, сидящий «на моторе».
- Туда и туда, почти до берегов, - махнул командир.
Старший спокойно посмотрел в те стороны и отрицательно покивал головой, «нет». Командир начал было возмущаться, а те за обрезы схватились и гнут спокойно свою линию:
- Командир, не спорь, это наша поляна, мы на ней кормимся и кормим наши семьи. Вы бросите якоря туда, куда мы разрешим, туда, где перемётов наших нет, иначе, сам понимаешь, - и он поднял обрез с сиденья.
- Мы тоже кормим свои семьи и выполняем важную работу, - как-то не очень уверенно проговорил вахтенный.
- Давай, посмотрим, кто здесь главней, завози якоря, куда хочешь, а я посмотрю…
Пауза…

Очень томительная длительная пауза…

- Командир, - с шёпотом подошёл вахтенный с мотозавозни, - сам вставай за штурвал и вези якоря, я не поеду, у меня трое детей и жена без работы.
Командиру ничего не оставалось делать, как бросить якоря там, где показали «бракуши», которые отъезжая от борта, спокойно произнесли:
- У нас на берегу круглосуточное наблюдение за перемётами. Если придавите их тросами ко дну или чего хуже порвёте, пеняйте на себя.
Старший дёрнул шнур маховика и лодка стремглав улетела в ближайшие зелёные заросли камыша.
Вахтенные начальники, как могли потом измывались над земснарядом, что бы прорезь углубить, но разве можно её правильно сработать, если якоря лежат не там, где надо для работы, а там, где разрешили местные жители, которые кормятся со своих «угодий». Жизнь-то дороже, а вдруг и вправду постреляют. Проверять никому не захотелось…

- Ничего себе? – очередному удивлению нет пределов и это в двадцатом веке, пиратство, наверное, настоящее.
- А ты говоришь, спокойнее. Да на хрен такое спокойствие, Серёга, командир, поседел за эту работу. И работать надо, и с берега стволы смотрят…
Тогда-то я и понял, что за лодки постоянно мотаются вокруг нашего земснаряда. Мотаются, но опасаются. Нас много на борту, почти двадцать человек, просто так не подступишься и не запугаешь…

Забегу немного вперёд, но когда точно такого же проекта земснаряд производительностью четыреста пятьдесят кубов в час я принял командиром в 1991 году, мне и в голову не приходило, хоть, на одну ночь прицепить брандвахту за берег. Не знаю, помня ту историю, срабатывал инстинкт самосохранения, ведь, ко всему прочему, наступили дикие 90-е или просто не хотелось быть отделённым от общего экипажа. Так сказать «всё и все под рукой». Вопреки многим неудобствам работы «жилуха» все десять навигаций моего командирства была подцеплена под кормой и запитана с земснаряда электричеством. Все десять навигаций я проработал именно так…

- Как земснаряд? Как экскурсия? Понравилось? – вытирая руки ветошью, ко мне в мастерскую зашёл механик, я сидел и размышлял над прошедшим днём.
- Да так, чисто, красиво, поучительно. Но у нас такого не достигнуть, слишком много огрехов с зимы, видимо.
Он, по-моему, немного на меня рассердился, глаза потемнели, и после этого я услышал от него самую обидную фразу за всю практику:
- Таким, как ты, не место на флоте, да и флот не для тебя. Тебя не интересуют железки, ты – верхогляд. Бесполезно учишься в речном училище, на флоте ты работать не будешь, быстро сбежишь. Зря на тебя государство деньги свои тратит…
Сказав как-то спокойно, без злобы, он развернулся и вышел из мастерской, хлопнув железной дверью, а я улыбнулся ему вслед и только подумал «посмотрим»…

И сегодня, по истечении более тридцати лет, я отчётливо помню ту самую фразу «на флоте ты работать не будешь, сбежишь…». Интересно знать, где сейчас мой злой, но многому за практику научивший, механик Николай Александрович Черников? С его подачи и под пристальным наблюдением курсант Климов хорошо узнал Чехословацкие дизеля марки «Шкода» разных модификаций и многое другое. Знал бы Александрыч сегодня, что я до сих пор работаю на реках большой страны России. До сих пор люблю речную романтику и голубые просторы. За прошедшие на реках интересные и насыщенные годы поступенчато и планомерно поднялся вверх по каждой, не менее десятка ступенек, речной карьерной лестнице. О своей любимой работе, после первой же навигации в должности третьего помощника командира, начал писать стихи и прозу, до сих пор с удовольствием пишу об удивительных красотах извилистых дорог страны. Даже, названия рек, на которых мне пришлось поработать за свою карьеру, складывают главное слово моей жизни – Волга, Ока, Дон и Алдан. Заглавные буквы рек его и озвучивают – В-О-Д-А!..

Продолжение здесь:http://proza.ru/2023/02/16/667