Дневник. Июнь 1969. Поездка в Грузию. Часть1

Вернулась из путешествия. Ждала самого-самого.
Оказалось лучше самого-самого. Загорела, посвежела и повзрослела,
изменилась. Вспоминаю все до мелочей с большим трепетом и боюсь,
что напишу обо всем не так, как хотелось бы.

Ведь сейчас все это сон, о котором приятно вспоминать.
Я постараюсь начать описывать свой дивный, удивительный сон
по порядку.

Странно познакомила меня жизнь с неведомым, и я благодарна ей
за это. У меня есть кое-какие наброски. С них я пожалуй и начну.

30.05.1969

Сделала стрижку, чтобы измениться и отчасти из-за спора.

Поезд Москва-Ереван пришел точно по расписанию.
Трогательное прощание с мулей. Едем с шиком.

Сразу же познакомилась с Аллочкой из Коми ССР (Сейчас жалею,
что не взяла у нее адреса. Рассказали бы друг другу о путешествии).
Очень обаятельная девушка Аллочка. Она тоже едет до Боржоми,
только по другой путевке, в дом отдыха Ликани. Рассказывала
мне о белых ночах у них на Родине. В белые ночи солнце
светит, как днем. Здорово!

Проехали Орел, Курск, Харьков. Что было интересного? С некоторых
пор мне стало не романтично обследовать вокзалы.

С меня довольно было Нижнетагильского. Проезжаем меловые
горы, разработки. Дядечка из нашего купе все время в окно
смотрел, вдруг крикнул: "Смотрите, этот, как его, осел!"
Мы глянули в окошко, к лесу бежал красивый, стройный лось.
Мы потом смеялись, вспоминая.

Ехали с нами армяне, живут в Боржоми. Рассказывали о городе,
расспрашивали, кто мы, откуда, куда едем. Я расположила к себе
одного из них, он к концу пути уже порядком надоел, все
обещал прийти в Бакуриани.

Как всегда, в поезде думается, приятно спится, приходит
в голову разная белиберда. В обществе этих людей я превосходно
себя чувствовала.

На второй день нашего пути мы познакомились с еще более приятным
и очень обаятельным, голубоглазым, загорелым товарищем, который
ехал из Москвы, где был в командировке, на родину в Армавир.

Рассказывал нам о Домбайской долине, о голубых озерах, удивительно
прекрасных местах в Армавире, водопадах, советовал обязательно
побывать в этом городе, когда долина покрыта тюльпанами, или
когда снег еще не сошел, и можно в купальнике кататься на лыжах,
загорать под ярким домбайским солнцем.

Еще познакомилась я с человеком, который бросил в мое сердце
горстку нежности и помог сохранить самое дорогое и незабываемое
впечатление о Грузии. Он грузин, зовут его Гомали, ехал он из Москвы,
где был на свадьбе у своего друга, а теперь возвращался домой
и на турбазу в Боржоми, где он работает инструктором.

Очень симпатичный, одного со мной роста, черный, кудрявый, жилистый,
с карими, как у большинства грузин глазами, длинными ресницами
и едва заметными, очень оригинальными усиками.

Говорил он коротко и очень тихо, с невозмутимым спокойствием.
Лицо его оставалось неизменным, создавалось такое впечатление,
как будто ему все надоело. Только улыбался он замечательно,
такая очаровательная улыбка озаряла лицо Гомали, что на душе
у видевшего ее становилось хорошо.

Он играл с нами в карты, профессионально играл, на остановках
выходил покурить, подышать воздухом, размяться немного.

Я его попросила помочь найти в Боржоми автобус и добраться до турбазы.
Приехать мы должны были утром третьего дня, а ночью три часа простоять
в Кашури, ждать, когда наш вагон прицепят к другому электровозу.

Видя мою страсть к картам, мой новый знакомый предложил сыграть с ним
на таком условии, что он будет вешать мне погоны, начиная с шестерок.

Я охотно согласилась. Играли мы на редкость интересно. С большим трудом
он все же повесил мне погоны, признав все же, что играю я отлично.

Кончили играть мы часа в два. В вагоне все спали, храпели на разные
голоса. Мы разговаривали. Я его расспрашивала о маршруте, туристах,
природе, о нем самом. Он рассказывал, как пришел из армии, как устроился
работать инструктором на турбазу, как поступил на заочный физкультурного.

Я не помню, о чем еще мы говорили, я о себе рассказывала, кажется, но
разговор был живой, интересный. Судя по тому, как часто он улыбался,
можно было подумать, что ему приятно со мной болтать.

Мне, разумеется, тоже доставляло удовольствие ночью в вагоне играть
в карты и делиться мыслями с новым знакомым и милым человеком,
это в какой-то степени веяло романтикой.

В Боржоми парк мы приехали рано утром. Я простилась с Аллочкой,
надеялась с ней встретиться еще. Гомали помог мне добраться до
станции, вызвал автобус. В этот же день прибыли туристы первой
группы, в основном, хохлы.

Только мы с Юриком - ранние гости из второй группы 80-го маршрута.
На базе нас встретили приветливо и радушно, все было приготовлено
к принятию туристов.

1 го июня прилетели мы - первые ласточки, открыли туристский сезон.
Нас прописали, выдали постельное белье, квитанции, талончики на обед,
разместили по палаткам.

Меня поселили одну, в 71-ю палатку. Вошел дежурный инструктор,
орлиным взглядом окинул меня, объяснил, что к чему. Собрал всех
девчонок, провел по территории, показал, где что находится, ни разу
не улыбнулся. Он нам не понравился. "Какой-то злой и самоуверенный", -
подумала я и ужаснулась, представив его нашим инструктором.

Разместившись в палатках, переодевшись, мы вышли на улицу,
в картишки начали играть.
Помню играла я тогда на пару с Валеркой, а инструктор первой
группы - с одной из девчонок.

Мы с Валеркой, видно, не понимали друг друга с самого начала,
проигрывали. Он говорил мне: "Пидманула, пидвела..."
Я обижалась, смотрела на него с неприязнью, ехидно отвечала.

Уже выяснилось, что он назначен инструктором нашей группы.
Пользуясь этим правом, он вполне серьезно заявил мне, что
при переходах даст самый тяжелый рюкзак и назначит дежурной
по кухне. Я была вне себя. Ну что это будет за жизнь, если я
поставила себя в такие отношения с инструктором.

А он, как будто действительно меня возненавидел, смотрел грозно.
Я еще не знала тогда, что у Валерика такой орлиный взгляд,
характеризующий его. Еще когда мы играли в карты, подошел
Гомали и сказал Валерке: "Ну с кем ты сел играть? Ты знаешь,
как она здорово играет. Я в поезде с ней сражался."

Тогда он и подарил мне свои карты на время. Инструктору
первой группы (позднее я узнала, что он был учителем Валерки)
я высказала свое недовольство нашим инструктором.

Добродушный, мягкий, полный бодрости и старческого обаяния,
загорелый и крепкий, много испытавший человек, улыбнулся в ответ.

Познакомилась я с Юлей, она тоже пока одна была в палатке.
Позднее у меня сложились о ней дрянное впечатление ветреной,
гулящей бабенки. Она хорошо сохранилась, выглядела свежей,
следившей за собой и даже в какой-то степени красивой
женщиной.

Когда я ей сказала, что мне совсем не нравится наш инструктор,
она воскликнула: "Да что ты, Наташа,  Валерик - хороший парень.
На кухню он тебя пошлет! Да он влюбится в тебя и только."

Как ни странно, но она оказалась права. Но не буду забегать
вперед. В общем, познакомилась я с некоторыми ласточками первой
группы и даже завела роман с одним из них, которого звали
Славик.

Худенький, некрасивый хохол, с широкими атлетическими плечами
и узким задом (гимнаст в прошлом), веселый и общительный "клоун",
как он сам себя обзывал, вызвал во мне интерес к своей особе.

Мы подружились. С ним хорошо было трепаться, не соскучишься,
остроумен в меру, в какой-то степени начитан, настойчив и хитер.

В первый же день пошли загорать на полянку, играли в карты,
фотографировались. После обеда решили пойти город посмотреть.

Экскурсоводом вызвался пойти наш знакомый грузин. Первым делом
мы прокатились на фуникулере по канатной дороге. Я очень боялась.
Славка обнял меня и не выпускал до самого низа. Фуникулер плавно
двигался навстречу лесным горным массивам, Боржоми-парку и быстрой реке
Куре.

Оказывается, не страшнее, чем на нашем колесе обозрения.

Спустившись, отправились обозревать город. Экскурсовод
рассказывал о лечебницах, поликлиниках, как основных
достопримечательностях города. Мы со Славкой отделились от массы,
увидели аппарат (забыла, как называется ) силомер, в общем,
попробовали. Молоточком о камень ударяешь, подымаются деления.

Там много грузин стояло, Славик сильнее всех ударил -160.
Я тоже, конечно, не отказалась, малость опозорилась, но важно,
что попробовала, как это делается. Девчонки наши пошли по
магазинам слоняться, а мы со Славкой полезли в горы.

До жути захотелось по горам полазить. Я как была, в пантолеттах
и узком платье, так и полезла в гору. Черт нас загнал в такие
дебри, из которых мы выбрались с трудом.

Я поцарапала ногу о какие-то кусты. Пантолетты мои изрядно
потрепались. Потные, немного уставшие, но страшно довольные
такой разрядкой, мы возвращались на базу.

По дороге я залезала в каждую лужу, прямо, как поросенок.
То вздумалось мне по Куре походить босиком, то брызгалась
из родника, пила все время.

В Боржоми я вообще только пила в последующие сутки
и ровно ничего не ела в столовой.

Порции свои отдавала Славке, а он мне свое кофе, компот.
Пробовала воду из всех родников, пила боржоми минеральную,
как теплую, так и холодную, газированную воду, мороженое ела.
Жила на воде.

Входя в ворота базы, я увидела Гомали, сказала ему:
 "А мы по горам лазили!".
 "Уже?" - улыбнувшись спросил он. Я кивнула.

Заглянув в палатку, увидела Лильку.
"Господи, наконец-то вселили человека, я извелась здесь одна."

Небольшого роста, не очень разговорчивая, стройненькая, синеглазая
девчонка Лия Юрьевна  стала моей постоянной соседкой по комнатам
и палаткам на протяжении всего маршрута.

На следующий день к нам в палатку подселили Ларису и Веру
из Полтавы (она из первой группы). В первый день на танцах
народу мало было, все привыкали, обживались.

Утром 2 июня приехали представители нашей группы.
Впоследствии оказалось, что наша группа самая лучшая
и по составу, и по активности и по возрасту.
Называлась она "Московская особая 2-80".

Газету мы выпустили под таким названием. Вся группа состояла
из москвичей. Но это все было потом.
А пока что никто не знал друг друга, а я вообще не могла
никак привыкнуть к своей группе, держалась обособленно,
с первой ходила в столовую, с первой - на танцы.

Да инструктора все были мне уже знакомы и я совершенно
свободно трепалась с Валеркой, часто подходила к Гомали,
чтоб рассказать ему о проведенном времени и первых своих
впечатлениях. Он мне как-то сказал, что лучше всех городов,
которые мы обойдем по 80-му маршруту, нам запомнится
и понравится город Боржоми, все, связанное с Боржоми.

В первой группе вроде бы меня полюбили и просили
оставить меня у них, но главный инструктор турбазы
не разрешил, потому что это нарушение правил распорядка.

Я и не огорчалась, мне было все равно, даже интереснее
познакомиться с новой группой.
Позднее я бы не смогла представить, что бы я делала,
если бы меня перевели в первую группу.

Утром этого же дня Юрик повел нас на серный источник.
С гор по трубе стекает горячий минеральный источник,
стекает в бассейн, глубокий, но небольших размеров
в ширину, 6х9 м.   Источник целебный, находиться в нем нужно
не более 15 мин. Полезно принимать его утром, когда еще
свежо, вода чистая и прозрачная, нет народу, одни голые
старушенции лежат под струей, как в раю, и мирно беседуют.

Мы с Юриком однажды утром рано смотались туда, удовольствие
получили огромное и пользу, конечно.
Когда шли на источник, я познакомилась с Левой, нашим будущим
старостой и самым младшим в группе, просто хорошеньким мальчиком
Володей. На источнике мы здорово выделялись среди черных
местных жителей. Мы стояли кучкой в сторонке, беленькие,
не тронутые южным солнцем, москвичи.

После обеда Валерка собрал нас в тур кабинете, выбрали старосту,
замполита, завхоза.
События этого дня обрывками вертятся в моей голове. Игра в карты,
танцы вечером, не помню, с кем танцевала в этот вечер, но танцы
были веселые, массовик развлекал нас очень усердно.

Да, в этот же день произошла одна история, которой вообще-то
не нужно было происходить. Танцы окончились. Отбой. Все стали
расходиться. Напишу еще один эпизод перед этим.

Танцевала я со Славкой несколько танцев. Интересный танец
с цветком. На стуле сидит девушка с тюльпаном. К ней подходят
два кавалера. Она может идти с любым из них, передав другому
цветок, с цветком он садится на ее место и ждет двух девушек.
Если она не захочет танцевать ни с тем, ни с другим, она топнет
ногой, эти уходят, приходят другие.

Мне в общем-то "повезло" сесть на стул, ко мне подошли Валерка
и маленький дядечка из первой группы.
Я была зла на Валерку и вообще у меня было плохое настроение.
Досадив Валерке и самой себе, я пошла танцевать с карликом.

Девчонки потом возмущались. "Ну и выбрала ты, Наташка, ниже себя."
Но я ничего им не отвечала, правы они.

Так вот после танцев Славка предложил: "Пойдем, погуляем?!"
Я согласилась. Вышли на дорогу за базой. Было темно, ни одного
фонаря. Он обнял меня, я не сопротивлялась, мне он не нравился,
просто хотелось узнать, что же будет дальше.

Скамеек свободных не было, вернее не было вообще, к другим
корпусам идти не хотелось. Он спрашивал, почему я так сникла,
замолчала, а я не знала, что ответить, сама не знала, чего хочу,
наверное спать хотелось. Остановились мы около забора, среди
сосен. Он положил руку на плечо, обнял второй и, видя, что
я не сопротивляюсь, быстро нашел мои губы.

Целуясь, я удивлялась новому для меня. Так вот оказывается,
как целуются взасос. Губы  выворачиваются как-то интересно,
ощущаешь привкус табака, чувствуешь его язык, зубы.

По описанию должно быть вроде бы противно, но далеко не так.
Приятно, тем более, если целуешься впервые.

Я поразилась его умению так хорошо целоваться, поэтому спросила:
"Ты встречался с девчонкой?"
- Да, встречался, но никого не любил.
Он снова впился в мои губы долгим поцелуем, потом стал целовать
в шею.

- Да что же это, нравлюсь я тебе, что ли?
- Очень нравишься...
- Я никогда не целовалась.
- Врешь. Не встречалась ни с кем?
- Нет, встречалась, но не целовалась.
- Ты любила кого нибудь?
- Любила...
- Он обманул тебя?
- Нет, я и сейчас люблю его, только он далеко от меня.

Снова поцелуй, потом в лицо, в шею.
- У меня на лице ничего не будет?
- Нет, я же осторожно...
Он целует меня, а я ему говорю такие хорошие слова.
Всего, что говорила ему, не помню, только некоторое.

- Прямо совсем, как в кино. Я смотрела фильмы про любовь
и думала, что в жизни такой любви не бывает.
- Бывает, - прошептал он.
- Почему я не отталкиваю тебя?
- Не знаю.
- Я должна тебя оттолкнуть, но почему-то не могу.
Он прижал меня к себе так сильно, что мне трудно
стало дышать.
- Что ты делаешь? Раздавишь.
- Нет, что ты...
- Я напишу об этой встрече в своем дневнике.
- Ты дневник ведешь?
- Да.
- Давно?
- Шесть лет.

Слишком страстно он стал целовать меня, с какой-то дрожью.
Как будто что-то перевернулось у меня в мозгу.

Я оттолкнула его.
- Хватит. Пошли домой.

Уже у палатки я велела ему разбудить меня завтра на зарядку.
У него был странный вид, как будто его обидели.

Девчонки не спали, паразитки, я им немножко рассказала, сбегала еще
в туалет, хорошенько осмотрела лицо и шею, умылась, чтобы хоть
немножко очистить лицо от той грязи, которую я приняла на себя.
Нецелованная. Ну какая же я теперь нецелованная?

На зарядку утром 3 июня я бегала одна, Славка проспал. Валерик отругал,
что обособленно делаю зарядку, а не со всеми вместе.

В 10 часов - экскурсия по городу. Зашли пить боржоми минеральную,
взвесились по дороге (64 кг. во мне было, хорошо).

Что мне запомнилось в городе?
Дворец персидского посла, у которого было 17 любовниц. Самую
красивую звали Фирюзой. Отсюда и название дворца. Отделан он
бирюзовым камнем и зеркальной мозаикой. Очень красивый, в середине
портрет этой божественной красавицы Фирюзы.

Зашли в краеведческий музей. Запомнились мне бабочки, огромные,
переливающиеся яркими цветами - прелесть.
Такое множество и разнообразие их — позавидуешь.

После музея обследовали центральную площадь города, магазины,
парк (грецкий орех - прекрасное средство для окраски волос),
все собрались в погребке, где нас угощали ни с чем не сравнимым
грузинским вином. Пили прямо стаканами и кружками, незаметно для
самой себя и тем более для окружающих, я начала пить, ну в меру,
конечно.

По дороге на базу встретили армянина, который ехал со мной в
поезде, узнал меня, мило беседовали.

Пришли мы к обеду, я встретилась со Славиком. Напился в доску,
стал молоть такую чушь. "Из-за тебя напился, почему не пошла со мной?"

- Интересный, честное слово. У нас же была своя экскурсия!
- Я не могу без тебя. Ты виновата в том, что я напился.
- Да что с тобой? В чем же я виновата? Дура я. Да, виновата в том,
что пошла с тобой вчера гулять.
- Виновата в том, что я люблю тебя. Все время теперь пить буду.

Боже мой. Вот уж чего мне и не хватало. Я сказала ему, что в таком
состоянии с ним невозможно серьезно разговаривать.

Вообще, мне повезло, что он был пьян в тот день. После обеда
я разговаривала с Гомали, он сидел на скамеечке, где в теннис
играли, я подсела, начала болтать о сегодняшней экскурсии
в город. Потом Юрик мне про йогов целую лекцию прочел, я чуть
не уснула, но слушала. Мне не хотелось видеть Славика в этот день.

А он тем временем поискал меня и сел на лавочку, где Юля с Аней
сидели. Уже вечером Анечка рассказала мне такую вещь: "Славка
пьяный был, разболтал нам, что он женат, и у него двое детей.

В отношении тебя он проверяет теперешнюю молодежь.
Ему 26 лет. Только тебе он очень просил ничего не говорить.
Будь осторожна с ним."

Но мне такое облегчение пришло, конечно, удивилась такой искренней
лжи, но меня успокоило это известие и насторожило.

Вечером на танцах он приглашал меня, но я не шла с ним танцевать.
Он казался мне таким противным. В карты играли, он так выхвалялся,
орал, ставил из себя просто дурака. И я, как не в своей тарелке
себя чувствовала, проигрывала все время. Потом посадила Аню
на свое место, а сама встала за скамейкой, стала наблюдать за игрой,
но еще больше наблюдала за танцующими, беспрестанно поворачивала
голову в сторону площадки (я стояла спиной к ней) и видела Гомали.

Я довертелась. Он увидел меня и понял. Я не оборачиваясь, чувствовала,
что он идет ко мне. Девчонки зашептали: "Ну, Наташа..."

Он подошел, поклонился и тихо сказал: "Можно вас пригласить".
Я тут же улыбнулась, кивнула головой и почти побежала с ним в круг
танцующих. Он обнял меня, нежно, трогательно. Было как никогда приятно
танцевать с ним. Я начала рассказывать ему про Славку, что он вообще
дурак какой-то, психованный. Сказала, что зря пошла с ним вчера гулять.

"Хорошо, что ты это поняла", - тихо ответил Гомали.
Танец кончился. Начался новый. Танго. Он снова пригласил меня.
Это была его любимая мелодия. Он тихонько напевал, временами прижимая
меня к себе порывисто и нежно. Мы и так танцевали очень близко.

Сначала я упиралась в его плечи, когда он прижимал меня к груди.
Притянет медленно, но сильно и через несколько секунд отпустит,
потом опять. Щека моя иногда касалась его немножко колючей, смуглой
щеки, и я не пыталась отстранить свое лицо от его лица.

И это прикосновение опьяняло меня. Какой милый он, не похожий
на других, как приятно с ним танцевать. Я была счастлива в этот вечер.
Гомали приглашал меня почти на каждый танец, и я с нескрываемой
радостью и удовольствием принимала его приглашения.

А Славка ужасно злился. Пробовал заставить с собой танцевать,
но безуспешно. В перерывах шипел: "Меня на грузина променяла?".
- Да, - смеясь, нет, серьезно вполне отвечала я. После танцев
я побежала в палатку, Славик дернул меня: "Пойдем!"

- Нет, Славик, не пойду. Спокойной ночи.

Около нашей палатки я увидела Гомали. Он ничего не сказал мне, но
хотел что-то сказать. Вот сейчас я представляю его глаза в тот вечер и
слышу несказанные им слова. Я поняла их только на  следующий день.

Утром  4 июня я не вставала рано. Перед этим я попросила Валерика
отпустить меня со Славкой утром до завтрака на источник.

- Со Славиком можно. Вы дружите с ним, я знаю, мне сказали, - так
ответил Валерик.

После ссоры я уже не думала идти с ним на источник. Но неожиданно
возле палатки послышался голос Юрика: "Наташ, ты вроде собиралась
сегодня на источник пойти?"

В полминуты я оделась и вот мы уже шагаем по дороге к серному
источнику. Блаженство райское, так отлично искупались. Оттуда шли
тропинкой через сосновый бор, вдыхали аромат утренней свежести
природы. В этот день у нас был отдых перед тренировочным походом.

Загорали до полудня, а после обеда я писала письмо домой.
Сидела в скверике и думала. В палатке днем жарко и душно, брезент
сильно накаляется от солнца и поневоле приходится все время
находиться на свежем воздухе. Письмо писать не хотелось.

Мне было хорошо. А когда хорошо человеку, он не может рассказать
о красотах, которые его окружают, ему кажется, что всякое описание
будет бедным в сравнении с той божественностью, которая витает
в его воображении. По этой или по другой причине я сидела
и думала, написав всего несколько строк.

И вдруг к скверу подошел Гомали, улыбнулся мне.
- Не успели приехать, уже пишете?
- Ой, не могу писать. Просто не хочется. На Урале на сборах была,
письмо за письмом домой посылала. И письма длинные писала,
обо всем.
- А я не люблю письма писать. Рассказать о природе, о людях еще
могу, а написать... Он сморщился и качнул головой.

Пришел Валерка, что-то покричали на своем языке.
Я спросила, чем Валерик недоволен.
- Да ну его, заставляет меня дежурить по столовой.
- А я сейчас подумала... Глупо, конечно, Хорошо бы, если б отец
с матерью ругались не непонятном для тебя языке, сидишь
безучастно, душа не болит за того и другого, ничего не понимаешь.
Поговорили немного еще, потом он встал со словами: "Я вам помешал..."

- Да нет, что вы, наоборот. Без вас я все равно ничего не написала бы.
Вечером снова были танцы. Как бы детально я не описывала этот
вечер, все равно не получу удовлетворения от писанины, это
надо чувствовать, тогда поймешь душу другого.

Мы с Валюшкой сидели на скамейке и болтали.
Танцевали вальс, простые танцы. Гомали был здесь, видел меня,
может быть хотел пригласить, или мне показалось.

Я не сидела, танцевала то с Юриком, мало ли кавалерии.
Страшно хотелось танцевать с ним. И я решилась.
Заиграли танго, я встала и подошла к Гомали.

- Гомали, можно мне потанцевать с вами?
И снова сон очаровательный. Вот сейчас, да сейчас я нравилась ему.

- Валюш, мы не очень близко танцевали?
- Нет. Он нравится тебе?
- Угу, очень.
- Да, он необыкновенный.

Теперь он приглашал меня на каждый танец. Оживился даже.
Спрашивал: "А под вальс можно просто ходить? Нет, наверное!"
- Нет, - неуверенно отвечала я.

Он улыбался, стал еще красивее. Я не заметила, как объявили
отбой, как все стали расходиться, танцплощадка опустела.
Мы сидели на скамейке, разговаривали. Потом я встала.

- Ну я пойду. Спокойной ночи.
- Уже? Так быстро уходите?

Разве я могла устоять против того обстоятельства, что сам
инструктор не прогоняет туриста после отбоя в палатку,
а даже наоборот. Ну нет, конечно, не поэтому я осталась,
мне хотелось быть с ним. Я села рядом и разговор продолжился.

Неожиданно он предложил:
- Пойдемте куда-нибудь, что здесь сидеть?
Я сразу согласилась. Мы поднялись со скамейки и шагнули
в темноту. Мы пришли к отдаленно стоящей скамейке.
- Сядем?
Я кивнула. Он обнял меня одной рукой за плечо, а другой
осторожно взял мою руку и стал целовать ее.

Сначала касался губами моей ладошки, потом пальцев.
А я думала: "Господи, неужели это я? И что я собой такое
представляю?" Мне было приятно, и я не думала о том,
что будет дальше. Кончиками пальцев притронулся
к подбородку, повернул мое лицо к своему, и я почувствовала
себя в страстных объятиях. Губы мои  невозможно было
оторвать от его губ, поцелуи его были долгими, сладкими
и приятными. Это были, честное слово, профессиональные поцелуи.

Это было не как в кино, как в сказке. Я отвечала на его
страстные поцелуи, он просил меня закрыть рот и, жадно прижав
к себе, надолго приникал к нему губами. Тот же кончик языка,
зубы, табачный запах более приятный, нежели у Славки, колючая
щетинка щеки, но что-то новое влилось в эти поцелуи, непохожие
совершенно на первые.

- Гомали, у вас, наверное много девушек?
- Почему вы это спросили?

После первого поцелуя я посмотрела на него. По его лицу блуждала
довольная улыбка, туманом заволокло глаза.

Сама не знаю, почему я сказала: "Странный вы какой-то."
- Почему странный, ну почему?
Я молчала.
- Обыкновенный.
- Если бы вы были обыкновенным, я не пошла бы с вами гулять.
- Я что, необыкновенный? - спросил он растерянно, не понимая меня.
- Да.

Поцелуями своими он вселял в меня что-то новое, вдыхая
другую, совсем иную жизнь, такой я еще никогда не знала.

- Не целовалась в Москве...
- Почему?
- Не знаю. Так уж...

Не могу даже ощутить эти поцелуи сейчас, невозможно воспроизвести.

Память - великая вещь, но она лишена некоторых, с виду незначительных,
но очень ценных качеств.

Гомали, Гомали, если бы вы полюбили меня, я осталась бы с вами навсегда,
пошла бы с вами куда угодно, в любой уголок земли. Но вами овладела страсть...

Даже выразить литературным языком не могу...

Он прикоснулся моей рукой к члену. Я вскрикнула, резко отдернула руку.

- Нет. Этого не надо.
- Почему?
- Нет. Я не хочу.
- Ну почему? Ведь тебе же ничего не будет.
- Но ведь я же еще ребенок...
- Неужели тебе хочется быть ребенком?
- Да.

Он умолял меня, тихонько положил руку на мое колено.
Я взяла его руку в свои и прижала к груди.

- Помоги мне, - умоляюще прошептал он и снова положил
руку на колено.
- Нет... Нет. Не надо.
- Я не могу больше терпеть...
У него было ужасное состояние.

Мне, наверное, непонятно было это чувство, но до невозможности жаль
его. Я могла спасти его. Он сразу сник, уронил голову на руки, ему
было ужасно тяжело. Любая на моем месте не выдержала бы его мук.
Но я чувствовала, видела, знала и верила в одно только слово: "Нет".

Я не могла согласиться, ни за что на свете. Умру лучше.

- Нет. Я не помогу вам, Гомали, - громко сказала я.

Он не поднимал головы. Я еще никогда не видела мужчину в таком
состоянии. И здесь он был необыкновенным.

Не лез, не приставал, а  мучился и терпел.

- Если вам тяжело, я уйду? - я не знала, что мне делать.
- Что от этого изменится? - грустно проговорил он.

Я присела около него на корточки, дернула за руки, хотела отнять
их от лица. Он сидел, как приговоренный, расстающийся с жизнью.
Безжизненный, деревянный, опустошенный.

- Гомали, ну что с вами. Ну зачем вы так. Не надо... - лепетала я.

Обхватила руками его голову, стала целовать волосы, обняла за плечи.
А он сидел, как робот, совершенно разбитый. При всем своем желании
я не могла успокоить его.

- Гомали, вы женаты?

Он тихонько покачал головой.

- А сколько вам лет?

Не ответил, как не слышал вопроса. Я поднялась.

- Пойдемте.
- Вы идите, я приду сейчас.

Я пошла. Было часа два ночи. Темно, луна освещает силуэты палаток.
Все спят. Я зашла в туалет, осмотрела себя в зеркале. Все нормально.
Вспомнила, как прошептала Гомали:

"На лице у меня ничего не будет?"
- А ты боишься?, - спросил он, впервые называя меня на "ты".

Выйдя, я чуть не столкнулась с ним. Он едва взглянул на меня и
опустил глаза.
Я пошла впереди него и обернулась. Он тихо произнес:

- Я хочу попросить вас...
- Да?
- Если я еще когда-нибудь позову вас гулять со мной, вы не ходите.
- Ладно, - почему-то улыбнувшись ответила я - а танцевать вас
можно приглашать?
- Можно, глухо ответил он.

Я взяла его за руку, как бы прощаясь, и убежала. Быстро влезла в
палатку (девчонки закрывали на все пуговицы), разделась и легла.
Как будто что-то потеряла, такая на сердце пустота.

Может быть надо было отдаться ему, пусть взял бы все, что было
во мне и тем погубил бы меня. Думала ли я о себе, когда он просил
помочь ему? Ни о чем я тогда не думала, знала, что этого не будет.
 Он еще спросил: "Тебя никто не трогал?"

- Нет, - ответила я.

И не тронет, пока я сама этого не захочу.

О своей встрече с Гомали в этот вечер я никому не рассказала ни тогда,
ни после, вот только в дневнике и то нелепо.

Мне запомнилось это свидание. Я не обиделась на него. У меня такое
ощущение, будто так и должно было быть.

Ну ладно, я не стану делать отступлений. Ведь мне еще столько надо
написать. Рассуждать, оценивать свои поступки буду после.

5 июня.

Однодневный поход на Ликани. Не буду писать о подготовке, все
было путем. Крепость Петра ничего особенного собой не представляет,
обыкновенная крепость, как все другие. Говорю так, видимо, потому,
что не слышала, о чем говорил Валерик.

Для третьей группы мы оставили записку и бутылку вина.
Спустились в низину, возле родника сделали привал.
Загорали, ходили на Куру. Грузин один там подарил мне
удивительной красоты маки. Пробыли мы в крепости весь день.

Возвратились с песнями и цветами для самой красивой девушки.
Встречали нас с компотом.

Вечером устроили банкет. Вчера я попала на банкет к первой группе,
как дочка тети Ани. С каких пор я стала пить вино стаканами,
и ни в одном глазу. Концерт мы дали что надо. После концерта -
танцы. Мне никого не надо было, кроме него.

Гомали сидел на скамейке со своей группой, безразличным
взглядом смотрел на танцующих. Когда заиграли его любимое
танго, я подбежала к нему: Гомали, шеидзлеба шентан вицекво?!

Он удивленно улыбнулся: "Кто тебя научил?"
Танцевали мы на расстоянии, его руки будто не хотели
держать меня за талию, смотрел он мимо отсутствующим
взглядом. Танец окончился. Я сказала: "Ди ди мадлобт".
Его отношение ко мне изменилось. Грустно было немножко,
но к грусти примешивалось чувство любви к необыкновенному
грузину.

На следующий день 6 июня общие приготовления, а 7-го уехали
из Боржоми. Высадили нас в деревне. Дальше пешком до озера
Кахиси. Оранжевые палатки, спальные мешки, грузины, собаки,
лягушки и тритоны.

Озеро чистое, холодное, прозрачное, очень глубокое, с каменистым
дном, живописно расположено. Загорали, играли в картишки,
ходили вокруг озера, любуясь красотами этой местности.
Ночью лягушки устроили нам дружный концерт.

В палатках девчонок положили с ребятами, чтоб девчонок
не выкрали грузины.
Не хочется писать о ночевке. В палатке нас было четверо:
Девчонка татарочка Надя, Василь Иваныч, Женька и я.
Василь Иваныч смешил нас до слез.

Его реплики вроде: "Большая ответственность сохранить девку
девкой."
- Перед кем ответственность, Вась, - спрашивал Женька.
- Перед Родиной.
Надьку Василь Иваныч не охранял, еще жаловался, что она его
не согрела. Меня Женька не выпускал из своих объятий.
Всю ночь продремала на его руке.

Обнимал, прижимая к себе, целовал, согревал.
Стыдно признаться, что просовывал руку под майку сзади
и обнимал за голую спину. Чувствовал себя спокойно, никаких
страстей в нем не разгоралось.

Вот так прошла ночка. Утром умылись, рано позавтракали,
собрали манатки и в путь. До Бакуриани шли почти все время
вниз, по равнине шли. Делали привалы, последний - у деревни,
где живет Валеркин дед.

На подступах к Бакуриани инструктор дает наказ: в шортах
по городу не ходить, в машины не садиться.

Непривлекательный поселок Бакуриани. Реки никакой нет,
купаться негде. Роскошный вид на снежную семерку, гору Кохиту,
трамплины для горнолыжников. Поселили нас в пансионате.

Очень уютная комнатка, жили впятером: Лариска, Лия, Нина,
Любашка и я. Девчонки вообще бесподобные, так бы и жила
с ними всю жизнь. Замечательные девчонки.  Самая лучшая
жизнь у нас была здесь. Единственным развлечением
служил ночной бар.

Столики из пеньков, стулья из пенечков поменьше. Груды
камней, цветы, течет родник - оформление под естественный
уголок природы, очень оригинальное.

Вечером на столиках зажигаются свечи, танцуют в полумраке,
здорово так. Как-то вечером Женька пригласил меня в бар.
Попробовала водки, больше двух глотков выпить не могла,
вернее, не хотела, такая фирменная гадость,  но я не хотела
опьянеть. Посидели, потом пошли на воздух.

Женька умный, начитанный парень. Разговор у нас был оживленный,
занимательный. В баре сидели, разговаривали без умолку, вышли
на площадку второго этажа, смотрели на звезды и разговаривали
на разные темы. Девчонки говорили, что Женька женат.

Мне не хотелось, чтобы он целовал меня. "Но целовать он будет,
ведь целовал же на Кахиси", - временами думалось мне. Сначала
осторожно прикасался к лицу губами, потом увереннее брал мои губы.
Меня не бросало ни в холод, ни в жар. Безразличие. У него тоже
не было страсти.

Я чувствовала, что нравлюсь ему все больше.
Он поднимал меня на руки, перегибал через перила, как будто
хотел всерьез сбросить со второго этажа. Я ему говорила, что
мало выпила, чтоб спрыгнуть. Не знаю, в котором часу мы
возвращались в пансионат.

Все двери были закрыты, я в ужас пришла, ведь на третий этаж
не полезешь через балкон. К счастью около двери при выходе
из бара стояла дежурная с ключом, и около нее я увидела Славика.
Он удивленным взглядом окинул меня и Женьку, все понял.
Ох, презирал он меня, наверное, в эту минуту.

Девчонки в комнате не спали, начали меня ругать:
"Тебя Валерка искал, бесился, гда ты пропадаешь ночами,
не видишь - уже два часа."

- Нинуль, ну не ворчи пожалуйста. Я в баре была.
- С кем ты была в баре?
- С Женькой.
- Так долго?
- Мы гулять пошли.

Она смолкла. Ей нравился Женька. Ни о чем серьезном она,
конечно, не думала, у нее муж, ребенок, и Женька был для нее
просто "хорошим парнем". На следующий день я подошла в столовой
к Валерке, просила не сердиться на меня за вчерашнее.  Он не сердился.
Он знал, с кем я была, и был о нем хорошего мнения.

После завтрака - экскурсия по городу, вернее, по деревеньке.
В зверосовхоз нас не пустили, у зверей - карантин. Смотреть
в этом селе нечего было, лучше бы загорали в такую погоду.
А то в глушь зашли, привал сделали - смех, бестолковая экскурсия.

9 июня - мировая поездка на автомашине на озеро Табацкури.
По дороге орали песни,  сорвала голос в этот день.
Дорога, петляя и извиваясь уходила высоко в горы, потом так
же незаметно спускалась. На склонах паслись отары овец,
открывалась красивая панорама села Бакуриани.

Мы несколько раз останавливались, чтобы нарвать букет
горных цветов, рододендронов, которыми сплошь были покрыты
склоны гор. Они не имеют резкого запаха, но очень красивы.
До сего времени я видела их только на картинках.

Ближе к вершинам воздух стал холоднее, чувствовалось
приближение снега.

По плану мы должны были сегодня штурмовать гору Кохиту,
но мы устроили себе гораздо интересную и приятную экскурсию.
Перед нами семерка из снега в растерзанном виде.
Снег грязный, коркой покрыт сверху. Мы кидались снежками.
Мне попали снежком в шею, и божий дар провалился за шиворот,
прямо совсем, как зимой. Так здорово. Вот бы приехать сюда
весной, на лыжах кататься и загорать, что может быть приятнее.

Озеро Табацкури находилось в отдалении от любого жилья,
в ущелье, среди гор. Народ диковатый. Собрались вокруг нас
всем селом, а мы в купальниках, даже неудобно, когда полуголых
особенно так разглядывают. Детям мы подарили цветы.

Дети у них до чего симпатичные, особенно мальчишки. Большие карие
глаза, длинные ресницы, сами черненькие, как закопченые негритосики,
бегают босиком, в рваной одежонке, хорошенькие до чего.
Вообще-то, народ оказался доброжелательный, приветливый.

Угостили нас чуреками и сыром. Чуреки напоминают сухую,
раскатанную лапшу, сыр очень вкусный, острый такой.
Пили "чачу". Ну и гадость.  Пить лучше не нюхая, хуже нашей
самогонки, а вонючая - жуть. 

На обратном пути всю дорогу пели, Осман на грузинском
языке спел нам "Сулико", хорошо получилось. Настроение было
первоклассное. К пансионату подъехали с песнями, с радостью,
с улыбками на лицах.

Встретили третью группу. Гомали я видела мельком, не подошла
к нему, он был все время с инструкторами. Вечером у первой
группы банкет был. Перепились. Песни пели, плясали вовсю.

Пришли мы на танцы, немного потанцевали с нашими ребятами,
посмотрели на хохлов, решили идти спать.

И я подумала еще: "Шляюсь вечно вечерами, а Валерка проверяет,
все ли на месте именно тогда, когда меня нету.
Хоть сегодня лягу спать в 9 часов.

Мы с девчонками пришли, намазались мацони, потрепались
и заснули. Вдруг среди ночи, часа в два, наверное, зажегся
свет. Мы зачертыхались, особенно я, весь сон перебили.
У двери стоял Валерик. Вид у него был страшенный, грозные,
орлиные глаза блестели. Он подошел ко мне, сел на кровать,
ошарашил непонятностью своего поступка.

- Из-за тебя дрался сейчас со Славиком. Он оскорбил тебя,
понимаешь? А я не стерпел. Нас директор видел, меня теперь
отстранят от руководства группой.

- Валер, что случилось, я ничего не понимаю. Зачем ты дрался?

Я в ужас пришла, окончательно проснулась, видела,
что это все не есть сон, что история более, чем дурная.

Я требовала, чтоб он объяснил мне все по порядку. Он был
возбужден, говорил непонятно, все порывался уйти, но я его
не отпускала. Девчонкам как будто все безразлично было.
 "Наташ, кончай базар, мы спать хотим."

Вот идиотки, я являюсь гвоздем этой истории и ни черта
не понимаю.

- Валер, в конце концов, за что ты его ударил?
- Он сказал на тебя... Я тебя знаю хорошо, ты - моя первая
туристка, я не мог слышать о тебе такое и поверить.

- Ой, Валерик, ну неужели наши отношения надо было принимать
за чистую монету. Да он не нравится мне вовсе и наплевать,
что обо мне говорит он.

- Я ему еще в Вардзии дам. Если ты подойдешь к нему, я зарежу тебя!
- Нет, Валер, я к нему не подойду. А что он про меня сказал?
Валерка встал, собираясь уйти.
- Валер, подожди. Ты не имел права бить его, даже если он
и сказал про меня что-нибудь нехорошее.

Что же он все таки сказал? Нинуля не выдержала: "Ну, Наташка
сама же говоришь, что на него тебе наплевать и на его болтовню,
а потом спрашиваешь, что он сказал."

- Правильно, Нин, - поддержала Лариска.
- Ну, девчонки, подождите, надо же разобраться.
- Завтра разберешься.
- Ну я не усну теперь. Черт знает, что такое.
Дикость какая! Обалдеть можно. Валер, ты зря его ударил.

- Прости, я виноват перед тобой. Я не должен был его бить.
Но перед ним я не виноват.

Лариска что-то сказала. Он посмотрел на нее, улыбнулся
и сказал: "Молчи, салага, сейчас приду к тебе спать."

Вышел, закрыл за собой дверь. Нинка погасила свет.
- Девчонки, ну что это такое в самом деле? Драка из-за меня...
- Хватит тебе, Наташ, спи давай.
- Нет, я не усну теперь. С ума сойти можно, честное слово.
- Честь твою защищал.
- Да брось ты...
- Девчонки, он сейчас спать к нам придет!
- Не придет.

Вдруг осторожный стук в дверь.
Нинке опять пришлось вставать открывать.
Вошел Валерка, сел на Ларискину кровать.
Я села на кровать напротив Валерки.

- Он тихо сказал: "Ну что ты, ложись и спи"
- Да, уснешь тут.
- Ложись, ложись и спи - требовательно сказал он.
Я легла. Он лег на краешек Ларискиной постели сверху
одеяла во всем и уснул.

Я долго не могла уснуть, потом задремала. Утром я открыла
глаза и увидела Лариску. Валерка еще спал, развалившись на
кровати. Лариска сидела на стуле около кровати.

- Ларис, ты чего?
- Вечером ничего, а сейчас вроде стыдно ложиться рядом
с ним. Знаете, девки, прижал он меня к самой стенке,
ни повернуться не могу, ничего.

Не выспалась совсем. И вообще, Наташ, я не понимаю,
пришел к тебе, а спал со мной. Девчонки прыснули.

- Ларис, ложись ко мне, - сказала я.

Она легла. Часочек поспали. Уже около восьми
Валерка встал, посмотрел на нас, дернул меня за нос,
улыбнулся и ушел. Вот дела, что сажа бела.

Утром я загорала на поляне за пансионатом, пока девчонки
не позвали к завтраку. Возвращаясь, я увидела первую
группу в полном составе. Они уже сидели в двух
открытых грузовиках, готовые к отъезду. Меня окликнули.

Я подошла попрощаться с Анечкой, Юлей, девчонками,
пожелать им счастливого пути и ждать нашего приезда
в Вардзию. "Наташ, а со мной", окликнули меня из второй
машины. Я оглянулась, увидела улыбающуюся Верочку,
рядом с ней сидел угрюмый, жалкий, разбитый и расстроенный
Славик.

"Поделом же тебе, если ты действительно виноват, а я не
сомневаюсь, что ты виноват", - подумала я, кинув на него
почти жестокий взгляд.

Позднее я поняла, что Валерик поступил правильно.
В Вардзии мне рассказали эту историю по-разному,
собрав сплетни и свои наблюдения.
Аня говорила, что Славик не виноват, Аллочка во всем
замешана, а Веруська рассказала подробнее, Славка, мол,
говорил, что я проститутка и он на меня "прибор наложил".

Даже противно от таких слов. Аня слышала Славкины слова:
"Отпусти меня, Валер, я тебе сказал, что она хорошая,
нецелованная даже."

Вот и верь кому хочешь. А верю я пока самой себе. Еще бы,
чего захотела, в такой кадрежке крутиться и без сплетен.
Я, конечно, виновата, что пошла со Славкой гулять и целовалась.
Просто мне хотелось узнать, как целуются - вот и узнала.
А Валерик не поверил, как в душу заглянул.

Была горда тем, что за меня есть кому заступиться, и
в обиду меня не дадут, даже, если вздумают обидеть сплетнями.

История быстро замялась. Только на следующий день после
драки Валерик ходил хмурый, да девчонки говорили нам
с Любкой, что Валерка наш дрался из-за какой то девахи
с хохлом из 1-ой группы, что якобы ее он хорошо знает
и не позволит оскорблять.

Что за деваха, не знали, и говорили со мной об этой
девке. Я все боялась, что Любка сейчас им все расскажет,
но она как будто с безразличием отнеслась ко всей
этой ночной драке, а потом сказала мне: "Ну что ты,
Наташенька, я же все понимаю".

Редкая человечность. Только после этой истории я стала
вроде бы чуть скромнее. В Вардзии я к нему уже не подходила,
а он был смирненький и тихенький.

Я не злилась на него, он не был мне противен, просто чужой,
совсем чужой остался он для меня до конца маршрута.

Сейчас я уже дома, напечатала фотографии, где я с ним
в обнимочку сижу на полянке, он в разных видах у меня,
но послать нельзя и не рву, пусть память останется.