На крыше

     На крыше старого дома сидел верхом мой братишка и на самом краю прибивал молотком свой пропеллер. Так захотелось очутиться рядом с ним, но от страха все не решалась. А он все подзадоривал меня, говоря, что здесь очень красиво и не страшно. Я, не торопясь, поднялась по лестнице на крышу сарая, затем по другой - на крышу дома. Сердце громко билось, порой даже тряслись руки. Села верхом, как мой брат, крепко держась за верх лестницы. Ах, какое зрелище! Я охнула от красоты и прямо с этим вздохом как бы полетела, полетела над землей, как те птицы, что пролетали надо мной, в сторону огромного леса, что стоял, как в картине Левитана, который я видела в школьном учебнике. Осень разукрасила опушку леса в живописные краски: огнем горели осинник, полоса черемух, верхушки рябин; в желто-коричневых одеждах стояли березы, дубы, клены, тополя.
     Вдали темно-зеленой стеной возвышались сосны и ели. Впереди, напротив дома, невдалеке раскинулся на холмах старинный город Мелекес, куда сельский народ ездил продавать молоко, яйца, мясо и покупал нужное в магазинах. На холмах виднелись высотные дома из красного и белого кирпича, купол бывшей церкви, голубая лента реки Черемшан с берегами в желтых песках и белых гальках, огромный деревянный мост с ажурной высокой аркой, который назывался «мост Гау». Сверху казалось не обычно все маленьким.
     У брата завертелся пропеллер от ветерка, и он слез посмотреть его снизу. Я сидела завороженная и не хотела спускаться. Повернулась в другую сторону: оказывается, наша деревня большая, вместе с двумя другими – Асановкой и Аврали, - она растянулась аж до самой дороги в поселок Новая Майна, и до реки Черемшан, что вокруг полей и лесопосадок. Возвышались лишь двухэтажная из огромных бревен школа, перестроенная из мечети, пожарная каланча и водонапорная башня.
     Сзади дома вдали виднелось рукотворное маленькое озеро для животных и птиц, где купались и мы, ребятня. И поля, поля с перелесками до села Лебяжье, за тем в глаза бросалась в блестящих куполах церковь, перестроенная в зернохранилище. На дорогах – движущиеся машины, трактора, мотоциклы, велосипеды, телеги, рыдваны, таратайки, прохожие. Все куда-то спешат. Небо – голубое-голубое! Благодать. Воздух чистый, звонкий! Слышно, как разговаривают в огороде женщины через десять домов, слышен звук бросаемой картошки в ведро, стук колес проходящего через город поезда. Его не видно, но движение можно проследить по дыму из-за леса. Ах, сесть бы на этот поезд и уехать далеко-далеко! Увидеть мир за деревней! Радость перешла в грусть, и от переполнивших меня чувств я расплакалась на крыше. Окрик мамы вернул меня на землю:
    - Галия, упадешь, слезай! Посмотрела красоту, быстро спускайся, надо идти копать картошку!
      Вдали от маленькой своей родины, в Средней Азии, когда совсем невмоготу от тоски, ностальгии, я начинаю вспоминать детские годы, тот бабьего лета благодатный день на крыше дома, в мыслях сажусь на поезд и еду домой. Начинаю как бы парить над дорогой, ведущей из города в деревню, подлетаю к дому, кружу вокруг него, палисадника, ворот, колодца, скамейки у палисадника, открываю сени, дверь в комнату, вижу родителей, сестер и брата, какими их увидела перед последним приездом десять лет тому назад, разговариваю с ними, пью чай из самовара со смородиновым вареньем; дышу родными запахами моего детства, лечу дальше на крышу и оттуда вновь созерцаю необъятную красу вокруг моего дома, которое уже изменилось в лучшую и худшую сторону одновременно с развитием цивилизации. Прощаясь, улетаю вновь в свой азиатский край. Сижу, пишу письмо домой, что «сегодня наяву приехала в наш дом, увидела всех вас живьем, вы все такие же для меня, какими были давно, ничуть не изменились».
     Мама написала мне письмо - ответ, что «я тоже в мыслях каждый день бываю у всех, кто живет далеко от нас, за каждого переживаю, бываю и у тебя, хотя ни разу не была, молю бога, чтобы у всех было здоровье, счастье. Ты и сыновья, мои внуки, не изменились, не состарились».
     В конце пишет: «Эх, доченька, если б так было!».