Волщебное пёрышко 5. Фундук Кукуевич
Фундук Кукуевич
– Ну, вот мы и пришли, – произнёс дядя Родя с добродушной улыбкой, когда мы вступили в Орехово-Куево.
У моих ног лежала широкая улица. На ней стояли опрятные белёные домики. Окошки в них были крохотными, в синих рамочках, и на них, словно на брови синеокого человека, были надвинуты серые шапки камышовых крыш. Навесы эти подпирались вертикальными жердинами по периметру домов, и вокруг этих непритязательных жилищ произрастали деревья и цветы, а в глубине дворов виднелись огороды; двери многих домов были распахнуты настежь.
Орехово-Куевцы, похоже, поднимались с зарёй и уже копошились на своих огородах; по улице бродили пёстрые птицы, наподобие селезней и индюков. Желая бросить взгляд на только что пройденный путь, я обернулся. И что за дивная краса открылась предо мной!
С отлогого холма, на котором лежало Орехово-Куево, я увидел покрытый рощами склон, у подошвы которого мирно струилась Каштанка; еще дальше, на левой руке, дремало в лучах восходящего солнца озеро Кукуево.
Почти все поселяне, встретившиеся нам, были либо уже преклонного возраста, либо ещё находились в чудесной поре своего детства; причём все они, как я отметил с некоторым удивлением, были исключительно мужского пола.
Но вот из калитки одного из домов вышел молодой человек лет двадцати двух, или, быть может, двадцати трех. Был он весьма красив собой и сложён, как атлет. Лицо у него как бы затвердело, грудь бурно вздымалась, а затравленные глаза были полны невыразимой тоски и боли. Парень смотрел перед собой бессмысленным взором, и уж не знаю, в каких мирах он витал, да только вдруг он рухнул наземь, грудь его выгнулась колесом, и он забился головою об землю; на губах его показалась пена. Дядя Родя тут же бросился к нему на выручку, подложил ладонь под голову, а другую – на грудь, пытаясь притушить конвульсии бедолаги. Сбежался народ, привели лекаря, который жил неподалеку – какого-то ветхого старика с коричневым, как дубовая кора, лицом и острыми проницательными очами. Лекарь припал ухом к груди несчастного, пощупал пульс, встал на ноги и сокрушенно покачал головой.
\
Люди взволнованно спрашивали:
– Ну что, что там с ним, Кокосович?
– Можете вы ему помочь?
Старец печально помотал головой:
– Нет. Тут уже медицина уже бессильна. Ему срочно нужна женщина. Так что несите его поскорее в рощу Любви, иначе я за его жизнь не ручаюсь.
Несчастного положили на носилки и понесли в Рощу Любви. Всё это показалось мне довольно странным. Когда процессия с носилками удалилась, я спросил у дяди Роди:
– А что это ещё за Роща Любви такая? Не та ли, из которой мы пришли?
– Нет, – сказал лесник. – Это была роща Непорочных Дев. – Он подумал немного и, вскинув палец, присовокупил: – Пока что непорочных.
– Пока? – с ударением произнёс я, желая разговорить лесника и узнать об этом предмете побольше.
– Ну да. Не век же им в девицах куковать? Пятнадцать годков уж, считай, будет, как их высадили на берегу Каштанки. Следующая весна у них, однако, медовая… – и он подмигнул мне с лукавой искоркой в карих глазах. – Вот Флора на тебя глаз и положила. Мол, к тому времени ты как раз для всяких амурных дел в возраст войдёшь.
Он посмотрел на меня каким-то ироническим подтекстом, и я потупился. Дядя Петя, к моему великому удивлению, в разговоры не вступал. Так мы дошли до хаты Фундука Кукуевича.
Дом его, впрочем, почти ничем не отличалась от жилищ прочих поселян – разве что у его калитки был вывешен флаг зелёного цвета, на котором была изображена золотистая красноголовая птица; она сидела на ореховой ветке и держала в изогнутом клюве орех.
Дядя Родя, без церемоний, вошёл в опрятный тенистый дворик. Я, с Петром Иннокентьевичем на руках, последовал за ним. Пройдя шагов двадцать по тропинке, обсаженной Маргаритками, Чернобривцами и Анютиными Глазками, лесник остановился у порога хаты. Дверь в неё была распахнута, дом обступали плодовые деревья, и под их сенью, метрах в пяти от колодца, стоял деревянный стол. За садом, в некотором отдалении, просматривался обширный огород, и какой-то дядька пропалывал в нём сорняки.
– Бог в помощь! – крикнул ему лесник, поднимая ладонь.
Мужчина поднял голову, приложил ко лбу ладонь козырьком, вглядываясь в нас, ибо солнце светило ему в глаза, затем отбросил сапку на землю и двинулся к нам. Шёл он вразвалку – кряжистый, ядрёный – и на его буром скуластом лице светилась добродушная улыбка.
– А кто это? – спросил я у лесника. – Фундук Кукуевич?
– Он самый… – сказал лесник.
Хозяин дома подошёл к нам, продолжая улыбаться.
– Привет, бродяга! – сказал он; голос у него был густой, протяжный; мужчины обменялись рукопожатием. – Ну, наконец-то, явился! А я уж подумал было, грешным делом, что ты влип!
– Свят, свят, свят! – дядя Родя перекрестился. – Бог миловал пока. Хотя зарекаться не стану. Среди таких красоток всякий может ум потерять.
– А это что за удалец? – кивнул в мою сторону Голова сельсовета. – Сдается мне, что он не из нашенских?
– Нет. Говорит, что приплыл по Ореховому ерику из-за тридевять земель… И, первым делом – сразу же в рощу непорочных дев!
– Ну, оно и понятно… – загадочно протянул Голова.
– Так и тянет их к нашим девочкам, ровно магнитом… – продолжал лесник. – Ума-то ещё нету…
– Так откель же ему взяться, в его-то годы? Вот подрастет, поумнеет… Вспомни, каким сам был в его возрасте.
– Ну да… – сказал лесник, и было неясно, что скрывалось за этим его глубокомысленным «Ну да…»
Фундук Кукуевич перевел на меня изучающий взгляд.
– И с чем ты пожаловал к нам, добрый молодец? Аль своих девочек мало у вас, что ты на наших позарился?
Смущенный этим вопросом, я пожал плечами.
– Говорит, что он друг Аль-Амина из волшебной лампы, – ответил за меня дядя Родя. – И что у него к тебе, мол, дело есть.
– А звать величать тебя как?
– Витя, – сказал я. – Конфеткин.
– И что это у тебя на руках за жар-птица такая сидит? У нас таких, вроде, не водится.
– Петр Иннокентьевич Петухов, – высунулся мой спутник.
– О! Так она говорящая!
– Не она – а он, – горделиво расправил крылья петух. – Я вам не курица какая-то. Да будет вам ведомо, что мой род ведет свое начало от древнейшего семейства Петуховых. И мои предки, замечу кстати, служили гвардейцами самого царя Инти! А Вы меня тут с какими-то Курочкиными равняете.
– Да уймись ты, – сказал я петуху.
– Рад, весьма рад такому почетному знакомству, – улыбнулся Фундук Кукуевич. Затем спросил у лесника:
– Ну, и как там, в роще Непорочных Дев? Порядок?
– Ох! – сказал дядя Родя. – Не трави душу!
– Что так?
– А то, что сил моих нет больше всё это сносить! Хожу там по самому краю! вот-вот влипну!
– Держись, Родин… – сказал голова. – Держись! Ты – наш оплот! На тебя – вся надежда!
– Ага! Держись! Тебе-то легко говорить! Ходишь тут по своему огороду и машешь мотыгой. А каково приходится мне? Все девочки, как на подбор, налились соком, словно вишенки спелые. Картинки! Пальчики оближешь! Одна краше другой! С ума сойти можно от всех этих их прелестей. Так бы, кажется, и съел и ту, и другую, и третью, так бы и прилип к их нежным телесам – и век бы от них и не отлеплялся! И пусть, пусть выпивают мою жизнь, мои соки, мою душу до самого дна, до самой последней капельки, только бы соединиться с какой-нибудь красоткой и наслаждаться, наслаждаться, наслаждаться ею…
– Родион! – Голова строго помахал пальцем. – Не балуй!
Дядя Родя хмуро ковырнул землю носком ботинка и вдруг передразнил его с нервно трясущимися щеками:
– Ага! Не балуй! Во мне вся кровь кипит, понимаешь?! В мозги бухает, точно молотом! Хожу по земле, как тот ежик в тумане… уже и дышать не могу…
– Да… понимаю! Понимаю! – проговорил Голова примирительным тоном. – Тебе нелегко. Ты сейчас – на линии огня. Но если не ты – то, кто? Надо, старина. Понимаешь? Надо!
Но, видно, слишком уж много накопилось в душе у лесника, и теперь его прорвало:
– Ага! Надо, как же! Вам тут легко рассуждать, сидя в своих садах-огородах! А вот кинуть бы вас в это бабье царство, ко всем этим красоткам – вот тогда бы я на вас и поглядел! Или ты думаешь, что я из железа выкован – как твой топор? Или отлит из бронзы? Да эти девочки могут и мертвого из могилы поднять и в соблазн ввести! Вот чую, нутром своим чую, не выдержу! влипну!
При этих словах он сорвал шляпу с головы и яростно шмякнул ею о землю.
– Влипну-у-у! Влипну-у-у! Люди добрые, спасите! – с каким-то надрывом прокричал он.
Этот всплеск эмоций, казалось бы, невозмутимого лесника, произвел на меня очень сильное впечатление. Фундук Кукуевич поднял литой кулак и с суровым выражением лица потряс им перед носом дяди Роди:
– Держись, Родион! Держись! Ты – соль земли, твоё испытание велико! Но зато и награда тебе будет немалая!
– Где? На небеси? – взвился, словно ужаленный, дядя Родя. – А я хочу жить здесь, понимаешь? Здесь, на этой Земле! Что будет там, в небесных высях – это ещё вилами по вое писано, а я уже тут, тут горю в этом адском огне! И не надо мне никаких наград! Не на-а-до! Я просто хочу любить женщину, понимаешь ты, женщину из плоти и крови, как все нормальные люди! Ведь я же человек, а не деревяшка какая-то, можешь ли ты это понять?! Ведь все эти красотки уже замучили меня, они преследуют меня и днём, и ночью. Лишь только веки смежишь – а перед глазами стоит эта роща, и все эти прелестницы так и заползают мне в душу, в мозги, в сердце – да всё в таких соблазнительных образах, в таких позах! Ах, прости господи, даже и неловко говорить об этом при мальце. Но пусть, пусть и он знает! Пусть ведает, с чем ему ещё предстоит столкнуться. Вот подрастет – и тоже влипнет в этот сладкий медовый капкан! И никуда он не денется! А я – уже на краю! Понимаешь? И либо влипну, либо покончу, как Вася Орешкин.
– А что такое случилось с Васей Орешкиным? – спросил Фундук Кукуевич обеспокоенным тоном. – Я видел его только вчера, и он был вроде в порядке.
– Ага! В порядке, как же! – передразнил его дядя Родя. – В таком порядке, что только держись!
Высокое чело Головы прорезала суровая складка.
– Да ты дело говори. Дело! Что с Васей Орешкиным?
– А то… Иду я к тебе с этим мальцом, – лесник кивнул в мою сторону, – а тут из дома выходит Орешкин. И вижу я, парень вроде как не в себе – плывёт по улице, словно та сомнамбула. Видать, здорово его уже допекли все эти бабенки в его фантазиях… Вдруг – брык наземь, и забился, бедняга, в припадке. Сбежался народ, кликнули старика Кокосовича, он осмотрел его и ставит диагноз: тут, мол, медицина уже бессильна, немедля несите его в Рощу Любви, а иначе ему кранты. Ну, и понесли, бедолагу, вперед ногами, к сладким дамочкам…
– Да-а… – протянул Голова с печальными нотками в голосе. – Жаль молодца, конечно… Однако держался он стойко…
– А толк? Какой в этом толк, если в итоге он всё одно влип? – тут же ухватился дядя Родя. – Так стоило ли рыпаться, а?
Фундук Кукуевич почесал в затылке и не нашелся с ответом.
– А живописец какой был! – продолжал сокрушаться лесник. – Какие картины писал! Великим художником мог стать, просиять своими полотнами на весь мир! А так…
Он махнул рукой. Мужчины помолчали – тягостно, словно на похоронах.
– Э-хе-хе! – протянул лесник, покачивая головой. – Сколько талантов загублено! Кабы не эти бабы…
– Но ведь и без них тоже нельзя, – мягко вставил Голова. – Ибо сказано: «Плодитесь и размножайтесь!»
Лесник не ответил. Фундук Кукуевич перевел взгляд на меня.
– Так у тебя, говоришь, ко мне дело имеется?
– Да.
– Что ж, милости просим.
Он протянул руку к столу в тени старой груши. Мы уселись на лавочки (а они стояли на столбиках, вкопанных в землю, по обе стороны стола). Голова повернул голову к хате и крикнул:
– Игорь!
На его зов вышел мальчик лет четырнадцати, в бежевых шортах – поджарый, мускулистый, с загорелым бронзовым телом. Волосы у него были длинные, лицо весьма красивое, скуластое и узкоглазое – как у якута. В руке он держал книгу.
– Что, все читаешь? – усмехнулся Голова.
– Ну.
– И что же?
– Королеву Марго, – сказал Игорь.
– Ишь ты… Уже и за французские романы взялся. Гляди, они к добру не приведут.
– Так интересно же, – ответил мальчик.
– Хе-хе… Интересно ему, видишь ли… Рановато тебе ещё эти сказки читать.
– А вот и не сказки, – возразил Игорь. – Тут всё правда. Это у нас никто на шпагах не дерётся за своих дам, и не режет глотки друг другу за свою веру – а в том мире это всё в порядке вещей.
– А вот мы сейчас и узнаем об этом, – сказал Фундук Кукуевич и кивнул на меня. – Этот парень явился к нам из тридевятого царства, – голова сельсовета обратился ко мне. – Верно он говорит?
– Ну, в эпоху королевы Марго всё так и было, – подтвердил я, поскольку перечёл почти все романы Дюма, несмотря на свой юный возраст. – Однако ныне на шпагах уже не сражаются, разве что в спортивных турнирах.
Игорь подошёл к столу, держа книгу у груди:
– А еще пишут, что у вас там каждый год зима наступает, и деревья сбрасывают листву, и с неба начинает сыпать белая пушистая крупа, а вода в реках превращается как бы в стекло, и по ней можно ездить на санях? Это верно?
– Верно, – подтвердил я. – Но сейчас на санях мало кто ездит. И вообще, пошло потепление, так что зимы у нас стали уже не те…
– А еще я читал…
– Ладно, потом расскажешь, – прервал его Голова. – Сообрази-ка нам лучше чайку. А птице насыпь зерна и налей воды.
Игорь пошёл к хате.
Петр Иннокентьевич к тому времени уже соскочил с моих рук и восседал на краю стола, словно председатель какого-то сообщества, то и дело наклоняя голову вбок и обозревая нас своим круглым выпуклым глазом.
– Да-а! – протянул Голова, когда мальчик скрылся в доме. – Уж и не знаю, что с ним делать. Читает запоем, всё подряд, словно Максим Горький… Нет, чтобы мотыгу взять, да сорняки в огороде пополоть, иль малину полить…
– Зато вырастит – и, быть может, писателем станет, – возразил ему дядя Родя. – Если только не влипнет, как Вася Орешкин.
А откуда он книги берет? – спросил я, желая увести разговор с этой скользкой женской темы.
Фундук Кукуевич пошевелил пальцами:
– Да есть каналы…
– Аль Амин присылает?
– Ну, и Аль Амин тоже, – глянув на меня умными проницательными глазами, сказал хозяин дома. – И не только он.
Явился Игорь с чаем и разлил его в чашки. Петру Иннокентьевичу он насыпал пшеницу под грушей, налил в миску воды, и петух, соскочив со стола принялся клевать зерно. Мальчик подсел к нам за стол. По всему было видно, что мы возбудили в нём любопытство, но во время чаепития серьёзных разговоров не велось. Когда же мы напились чаю, голова сельсовета спросил:
– И что же привело тебя в наши края?
Я рассказал ему нашу историю, ничего от него не скрывая. Выслушав меня, Фундук Кукуевич сказал:
– Что ж, помочь влюбленным – это святое дело. Тем паче, что об этом просит сам Аль-Амин. Однако сделать это будет не так-то просто… Ведь прямых выходов в страну Заколдованных Невест у меня нет.
– А что, если двинуть туда через страну капустных людей? – подал идею лесник.
– Ну… не знаю, не знаю… обмозговать надо… – задумчиво проронил Голова. – Ведь на пути к ним лежат топи непроходимые. Как их пройти?
– А если аистами?
Голова поскреб у себя в макушке:
– Аистами говоришь? Что ж, это идея…
Продолжение 6. Роща любви http://proza.ru/2023/01/21/740
Свидетельство о публикации №223012000875