Современный марксизм. литература и политика

СОВРЕМЕННЫЙ МАРКСИЗМ. Часть VI

Литература и политика

Борис Ихлов

Пермь, 2021

ББК 63.3(2)
УДК 94 (47).08
И-95

Борис Ихлов – политик, марксист, секретарь исполкома российского политобъединения «Рабочий», член профкома пермского рабочего профсоюза №Защита, занятость, законность». Физик-теоретик, область исследований – гравитация, космология, биофизика.
В 1988-м был подвергнут преследованиям со стороны КГБ, преследования продолжились после 1991 года.
В книге в духе марксизма анализируются некоторые ошибки Маркса. Энгельса, Ленина. Раскрыты причины распада СССР, рассмотрены закон стоимости в СССР категория социализма, отношение «класс – партия», азиатский способ производства, противоречия современного капитализма, диалектика абстрактного и конкретного в труде. В категориях марксистской политэкономии доказано, что в СССР господствовал капиталистический строй.

Б. Л. Ихлов. Современный марксизм. 115 с.
Формат A4.
Тираж 500 экз.
ISBN 978-5-6046162-7-7
@ Б. Ихлов, 2021.

Содержание
Анализ пьесы Бернарда Шоу «Дом, где разбиваются сердца»…………………………………………….4-2
В защиту Есенина…………………………………………………………………………………………….11-2
Антикварки. Шекспир……………………………………………………………………………………16…
Достоевский и сталинизм……………………………………………………………………………………...24
Генрих Манн……………………………………………………………………………………………………38
Дар напрасный, дар случайный……………………………………………………………………………....42
Детективный триллер «Король Лир»…………………………………………………………………………48
Брюсов против Ленина………………………………………………………………………………………...51
Николай Гумилев……………………………………………………………………………………………...58
Шарль де Костер. К истории первой буржуазной революции……………………………………………..66
Истоки русофобии……………………………………………………………………………………………..95
Автократия vs охлократияю Античная трагедия……………………………………………………………104
Автократия vs охлократия. Рабовладение…………………………………………………………………..111
Из архива АНБ………………………………………………………………………………………………..118
Из записок Бабы Яги………………………………………………………………………………………….125
Люди. Перемена……….……………………………………………………………………………………...127
Партийная литература на Западе. Безансон………..……………………………………………………….131
Перестройка братьев Стругацких……………………………………………………………………………138
Примитив постмодерна. Онетти……………………………………………………………………………..145
Сказка сказок. Пушкин……………………………………………………………………………………….151
Дюма…………………………………………………………………………………………………………...158
Сталин беседует с писателями……………………………………………………………………………….163
Шукшин и религия……………………………………………………………………………………………185
Физики и немецкие лирики…………………………………………………………………………………..191
Патриотизм в русской литературе. Лермонтов……………………………………………………………..200
Национализм и литература. «Боривой» и «Песнь о Роланде……………………………………………....211
Национализм и литература. Гюнтер Грасс…………………………………………………………………..224
Национализм и итература. Глобализация, антиамериканизм, Россия…………………………………….244
Национализм и литература. Борхес………………………………………………………………………….256
Национальный менталитет в сказках………………………………………………………………………...264
От Хайяма до Мережковского………………………………………………………………………………..266
Пушкин…………………………………………………………………………………………………………272
Классовость литературы……………………………………………………………………………………...278
Гений XX века. Сталин о языке………………………………………………………………………………284
КРИТИКА
О книге Биллингтона «Икона и топор»………………………………………………………………………292
Новикова-Строганова о Гоголе……………………………………………………………………………….299
Оливер Стоун, Николай Некрасов и демократия……………………………………………………………306
Что такое литературоведение? С точки зрения физика…………………………………………………….318
Что такое литература? С точки зрения физика……………………………………………………………...322
О книге Рут Бенедикт «Хризантема и меч»………………………………………………………………….327
Саша Панченко против плана Даллеса………………………………………………………………………331
Моя маленькая Флаэртиана…………………………………………………………………………………..337
Потерянная культура………………………………………………………………………………………….344
Немного о кинематографе…………………………………………………………………………………….352
Послесловие……………………………………………………………………………………………………360


АНАЛИЗ ПЬЕСЫ БЕРНАРДА ШОУ «ДОМ, ГДЕ РАЗБИВАЮТСЯ СЕРДЦА»

Насколько востребованы пьесы Шоу, да вообще английская, да вообще мировая литература широким читателем в эпоху, когда классовую мораль заменила кассовая мораль, когда культуру всё больше и больше вытесняет масс-культура? Музыку Гершвина заменили додекакофония, атональная музыка, концерты Майкла Джексона, картины Рокуэлла Кента – «Сто консервных банок» Грея Уолтера и писсуар Марселя Дюшана, скульптуру, архитектуру – китч, Стейнбека, Хемингуэя, Уитмена, Фолкнера, Фроста, Драйзера, Марка Твена, всю великую американскую литературу – Гарри Поттер, на место фильмов «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли», «Погоня», «Генералы песчаных карьеров» пришли боевики со Шварценеггером, Сталлоне, Ван Дамом, Сигалом и вкупе с порно.
В России театры заполонили спектакли, где артисты матерятся, испражняются и предаются соитию, телевидение транслирует, в основном, сюжеты о жизни в тюрьме, о полиции или коммерции, актерский уровень упал до уровня школьного кружка художественной самодеятельности, а Достоевского или Тургенева заменяет героин.
Возможно, мировая литература остается в сфере интересов лишь узкого круга специалистов? Если, конечно, ее, безбожно перекраивая, не используют в политических, агитационных целях, как поступили, например, с романами Булгакова «Собачье сердце», «Роковые яйца» и «Мастер и Маргарита». Как заметила еще в 90-е в «Литературной газете» Юнна Мориц: «Лежит милая в гробу, я пристроился, гребу, нравится, не нравится, терпи, моя красавица».
Точно так же использует те же пьесы Б. Шоу и «оппозиция» - в лице различных «коммунистических» партий, а также многочисленные сторонники реабилитации Сталина на волне реакции населения на неолиберализм.

Действительно, на свой 70-летний юбилей в 1931 году Шоу приехал в Советский Союз, встречался и беседовал со Сталиным. Ему показали образцовую коммуну. Позже он назовет Сталина очень приятным человеком, настоящим руководителем рабочего класса.
Будто возражая рассказу Б. Пильняка «Шоколад», Шоу в предисловии к пьесе «На мели» подводит теоретическую базу под явно фальсифицированные политические суды конца 20-х – начала 30-х. Наконец, выступает как откровенный обскурант, поддерживая Лысенко против Вавилова.
Шоу изучал биологию, но не мог знать, какие плоды принесет генетика, не мог знать, что подхваченная Лысенко яровизация не принесет никаких плодов, и от нее откажутся.
С конца 20-х по начало 30-х средства массовой информации в СССР претерпели жесточайшие изменения. Резко упал тираж «Известий», органа Советов, резко вырос тираж «Правды», органа ВКПб. Поток информации из СССР резко сузился. Потому Шоу не мог знать о тысячах крестьянских восстаний, охвативших страну вследствие насильственной коллективизации и раскулачивания середняка, которые шли в разрез не только с ленинским Декретом о земле или с ленинской речью о середняке, но даже с решениями XV съезда ВКПб о коллективизации. Сталин изгнал Троцкого, в то же время принял его план ускоренной коллективизации, индустриализации за счет села. Шоу не читал писем Шолохова Сталину, не знал о резко подскочившей средней смертности в стране в 1933-м свыше 40 промилле – аграрную политику Сталина дополнила засуха 1932 года. В том же году вспыхнуло восстание вичугских ткачей.
Главным событием, определившим позицию Шоу, была Великая депрессия, он видел «страны отчаяния», на фоне которых СССР представлялся писателю страной надежды.

Энгельс пишет, что Шоу как политик ничего не стоит. Если Энгельс указывает на социальные корни алкоголизма рабочих Англии, Шоу поначалу уверяет в благородстве рабочих.
Да, по молодости Шоу проповедовал евгенику. Да,  в 1899-м Шоу, не различив рабовладельцев-буров и рабовладельцев-англичан, поддержал рабовладельцев-англичан. Хотя он, ирландец, не только помнил историю истребления населения Ирландии англичанами, но и, в отличие от расиста Редьярда Киплинга, был противником захватнических войн Британии.
Да, Шоу вступает в Фабианский (уклоняющийся от боя) клуб, как даже иные представители левого крыла чартистов, изначально верит, что социальные конфликты могут быть разрешены мирным путем. Но писатель быстро учится, «я человек улицы, агитатор», говорит он про себя. Практика выше теории!
Ленин критикует Фабаинское общество за оппортунизм, но пишет о Шоу как о честном парне, оказавшемся среди фабианцев.

Посмотрите, попытайтесь понять - Шоу и его литература живут вместе с движением. И декадент Уайльд критичен, и Уайльд делает кивок в сторону социализма – но в сторону идеи социализма. У Шоу, наоборот, четкий социальный адрес. Если Шоу и ошибается – то вместе с чартизмом, который борется за участие в буржуазном парламенте, за всеобщее голосование. И эти ошибки писатель осмысливает тогда, когда чартизм терпит поражение.

Вскоре Шоу поймет и, с позиций рабочего класса, укажет на фальшь, бесперспективность Тройственного союза. То есть, социального партнерства между рабочими, буржуа и властями, которое ныне подняла на знамя КПРФ.
Прочитав «Капитал» Маркса Шоу скажет, что Маркс открыл ему глаза на факты истории и цивилизации, на цель и смысл жизни. Шоу восторгается Лениным, называет его единственным интересным политиком в Европе.

Далее Шоу и Ленин мыслят почти синхронно и почти одинаково. В сентябре 1914 года Шоу призывает солдат обеих враждующих сторон расстрелять своих офицеров, вернуться домой, собрать урожай и поднять революцию. Ленин: перевести войну империалистическую, войну захватническую, в войну против своих правительств.
Напомню, что Россия желала захватить кусок Турции, чужие Дарданеллы и прочее.
В 1915-м немецкие и русские солдаты – без всяких указок политиков – начали массово брататься. Ленин в то время сидел в бернской тюрьме, а эсеры, анархисты и даже большинство руководства РСДРПб ратовали за войну до победного конца.
Так и случилось! Революция в Германии, бегство кайзера помогли России отстоять независимость.
Шоу приветствует Октябрьскую революцию, он уже знает, что оружие критики не заменит критику оружием. Кровь его не пугает, Кромвель и Робеспьер были куда более кровавыми.

***

Джордж Бернард Шоу – как отмечено в литературе, представитель критического реализма, крупнейший сатирик конца XIX – начала ХХ века. В его пьесах нет пламенных революционеров, как у Этель Войнич, Максима Горького, Жюля Валлеса, Анри Барбюса, Августа Стриндберга или Яна Райниса, тем не менее, он также представитель именно социалистического направления. Социалистического в том смысле, какой вкладывали в это слово Маркс, Энгельс, Ленин, но, разумеется, не Миттеран или Олланд.
Когда известный своим высказыванием о Сталине Черчилль назвал Шоу клоуном, и словечко подхватили, Ленин резко отреагировал, даже не на Черчилля, на шорох в кустах: для буржуазного быдла, для мещан – клоун. Но не для революции.

Шоу – не только сатирик, но еще и один из основателей Лондонской школы экономики и политических наук. Он же и литературовед, исследуя творчество Генрика Ибсена и солидаризуясь с ним в неприятии буржуа, принял и перенял у норвежского писателя стремление использовать литературу «по-маяковски», для решения социальных проблем. В пьесе «Женева» 1938 года он пытается донести до зрителя необходимость развития геронтологии, чтобы у человека было время учиться самоуправлению.
Шоу - противник как пуританской морали, так и декадентства, искусства для искусства. Он  идет от реализма Диккенса и Теккерея, но, в отличие от предшественников, не просто показывает язвы общественного устройства, он, подобно Мандевилю, рисует противоречие капитализма в полный рост.
В предисловии к пьесе «Дом, где разбиваются сердца», Шоу пишет, что солдат, прибывший в отпуск с фронта, не понимает драмы, Шоу обнаруживает, что искусство не принадлежит народу. В то же время драматург обличает коммерческий, потребительский характер английского театра, в том же предисловии он указывает: «Если  бессмысленная  стайка  хорошеньких девочек и комик перевешивают Моцарта - побоку Моцарта».

Шоу пишет цикл «Неприятные пьесы» - почти что «Несвоевременные записки», пьесы ставит Независимый театр. Английский критик Алик Уэст, как отмечает П. С. Балашов, пишет, что Шоу спас английскую драму от вырождения (Бернард Шоу, «Избранное», М.: Госиздат. худ. лит., 1953, Предисловие).
Но как же само искусство, ведь нельзя же нарисовать красное знамя, поясняют М. Лившиц и Л. Рейнгард, и назвать это искусством («Кризис безобразия»).

«Каждый пишет, как он слышит, не стараясь угодить», - будто бы возражает Шоу и Маяковскому Булат Окуджава. На самом деле бард возражает лишь партийной установке, чего стоит только его «Комсомольская богиня». Окуджава возражает лишь придворным художникам, Налбандяну, Шилову, Союзу советских писателей. На самом деле данное стихотворение Окуджавы – тоже партийная установка.
Очевидно: поэт, полагающий, что может творить сам по себе, а толпы народа должны быть ему благодарны за его дар – бездарен нравственно, потому бездарен поэтически, как это связал Андрей Вознесенский. Художник, который нарочито игнорирует народ, всё то, что происходит на улице – не художник.

Но ведь литература не утилитарна, она не всегда следует массам и даже истории (хотя готова следовать потребителю). В эпоху Верлена шли войны и революции, а он писал «Воспоминанье в Сумерках печали», «Дрозда косой полет в осеннем увяданье», хотя однажды бросил в толпу «Лошадки их сердца».
И Маяковский – не только пропагандист, это великий художник, когда он читал «… Идет. Пришла. Раскуталась. Лучи везде, скребут они. Запели петли утло, и тихо входят будни с их шелухою сутолок» - Цветаева, Белый слушали, молитвенно сложив руки.
Шоу порой вместе с водой выплескивает и ребенка. Томас Стернз Элиот – безусловно, модернист, но как можно было не почувствовать теплоты в его стихотворении «Густеет зимний вечер в ночь, / И запахи чадит жаркое. Шесть часов. / Сожженье зимних дней такое, И вот вам ног обмотал / Дождливый шквал, / Листвою, сброшенною в грязь, / Газетами с пустых участков…»

Элиот, в свою очередь, не понимал, что эпохе революций нужна другая литература. В России проза и поэзия разделились на две ветви: декадентскую и ту, что впитала в себя фольклор. Представители первой – Северянин, Брюсов, Волошин, Вячеслав Иванов. Второй – Маяковский, Багрицкий, Бабель, Артем Веселый, Замятин, Платонов.
Современная российская литература ничего не смогла в себя впитать, кроме фени.

Шоу упрекают, что в его пьесах нет ярких характеров, есть ходячие идеологемы, тезисы в одеждах. Это действительно так, иные пьесы молодого Шоу выглядят пустоватыми. Однако недаром в 1925 году писателю присудили Нобелевскую премию по литературе не только за «искрометную сатиру», но и за «исключительную поэтическую красоту».
В пьесе «Дом, где разбиваются сердца» Шоу не просто мастер, но художник, характеры даны вполне рельефно. Элли – хорошенькая, что сразу и точно говорит, что она себе на уме. У миссис Гесионы Хэшебай глаза, как колдовские озера, ее сестра Ариадна – очень красива, что уже говорит о том, что они – не пустые, а весьма любопытные персонажи.
Юмор не всегда прочитывается в тексте, это именно сценический юмор, смех в зале достигается интонацией, поворотом головы, паузой, взглядом. Либо короткий смешок, когда капитан Шотовер впервые видит отца Элли и, продолжая убеждать всех, что ее отец – его матрос, бросает: «Совершенно не похож». Либо саркастический смех, когда Элли рассказывает Гесионе, как ее возлюбленного – по рассказу возлюбленного - нашли маленьким, после грозы, в саду виконта, в рубашечке, на которой было вышито его имя, в пятьсот фунтов золотом.

***

Отечественному зрителю пьесы Шоу знакомы по фильму «Моя прекрасная леди» (существенно урезанная пьеса «Пигмалион»), по фильму-спектаклю «Миллионерша». В исполнении режиссеров – постановки несколько слащавые, как фильмы Эльдара Рязанова, несмотря на изумительную актерскую работу.
В 1962 году пьесу «Дом, где разбиваются сердца» поставил Московский театр сатиры.

Пьеса состоит из трех действий, в ней представлены три возраста, от юности до поздней старости, четыре социальных слоя: буржуа, богатая и не слишком интеллигенция, беднота. События происходят в одной комнате одного дома, построенного как корабль, олицетворяющего всю Англию, владычицу морей. Вход и выход актеров из комнаты свободный, естественный, логически следует за репликами или действиями актеров.
Композиция пьесы линейна, с элементами кольцевой. Например, действие начинается с трех бутылок рома на подносе няни, во втором действии упоминается ром и в третьем действии мы, наконец, узнаем, что ром – это и есть путь капитала Шотовера, отца двух дочерей, Гесионы и Ариадны, к седьмой степени самосозерцания. Соответственно, сюжет излагается в прямой хронологической последовательности событий.
По приглашению миссис Гесионы Хэшебай приезжает ее подруга мисс Элли Дэн. Цель Гесионы – расстроить брак Элли с нелюбимым пожилым миллионером, тем более, что Гесиона убеждена в существовании у Элли возлюбленного. Здесь завязки сюжета.
Возлюбленный Элли Марк Дарнли оказывается мужем Гесионы Гектором, который развлекался тем, что околдовывал девушку небылицами. У Элли разбивается сердце, но… Гектор – всего лишь «домашняя собачка», красивая кукла, лишенная каких-либо черт, как и герои мифов античной Греции. Его подвиги в его рассказах – мифология, хотя он обладает главной из немногих черт античных героев – храбростью, у него целый ящик медалей Альберта за спасение погибающих. То есть, Элли изначально пуста, как и кукла, которую она любит. Она изначально, еще до основных событий пьесы, обезличена.
Сердце разбилось, но Элли быстро мирится с Гектором и стремится быть к нему в смысле расстояния - поближе.

Российскому зрителю сразу становится всё ясно, когда Элли рассказывает миссис Хэшебай, как мистер Менген сначала вложил средства в ее отца, а после банкротства скупил помещение, оборудование и всё прочее.

В конце первого действия капитан Шотовер отговаривает Мэнгема от брака с юной Элли, прямо говорит ему, что тот стар. Здесь поворот сюжета, с этого момента тайное становится явным, начинается своего рода игра в перевертыши – персонажи, положительные в разбитой по времени экспозиции (до 2-го – вор, и 3-го – немецкая авиация - действия!) в разработке (развитии) становятся отрицательными. В этом художественная особенность композиции.
Так, капитан Шотовер из крепкого, умного старика превращается в пьющего с утра до ночи ром, как воду, в представителя отживающей эпохи рыцарства, только вместо копья – динамит, которым он хочет взорвать этот мир. Капитан стремится вернуть прежнюю мораль, остановить надвигающийся капитализм, но его моральные принципы вытекают не из бытия, а лишь из морального кодекса, списанного со скрижалей. Поэтому Элли тщетно ищет в них разрешение ее мучений.
У капитана – огромная белая борода, борода Шоу не огромная, но белая, отчасти Шоу видит себя в капитане.
Вор, залезший в дом в третьем действии, оказывается не вором, а вымогателем-побирушкой, да еще и матросом капитана Шотовера Билли Дэном, да еще и мужем няни.
Отец Элли, Мадзини Дэн, из мистера Пиквика преображается в проницательного циника, торгующего свою дочь – как ему представляется, для ее же блага.
Миллионер Мэнгем оказывается не капиталистом, а лишь представителем капиталиста, посредником, контрагентом. Мэнгем обокрал отца Элли, использовал его для развития дела, чтобы затем разорить и передать дело капиталисту. Его мораль – мораль вора, обычная мораль буржуазного общества, однако, когда эта мораль обращается против самого Мэнгема – он возмущен, подавлен, становится безвольным.
Гесиона хочет добра Элли – на самом деле ей всё равно, с кем ее муж, она непрочь соблазнить возможного мужа Элли, она стремилась расстроить ее брак ради развлечения. Вдобавок оказывается, что ее прекрасные черные волосы – фальшивые.
Элли говорит, что должна выйти замуж за миллионера из чести и чувства благодарности, ибо Мэнгем спас отца от разорения и нищеты. Врет. Говорит, что гордится тем, что ее отец беден – снова врет. И Гесиона уличает ее: так почему бы Элли не продолжить гордиться ее бедным отцом и не выйти замуж по любви. На самом деле Элли и не думает об отце, она сама хочет бежать от нищеты. Когда же она узнает, что Мэнгем не миллионер, она объявляет, что не собирается выходить за него замуж и сочетается «духовным браком» с единственным в доме, кто изобретает, занят созидательным трудом и потому имеет деньги – с капитаном Шотовером.
Итак, Элли из восторженной дурочки преображается в эгоистичную грубую стерву и приобретает черты Ребекки Шарп из «Ярмарки тщеславия» Теккерея. Можно было бы подумать, что душа ее жива, а стервозность – лишь необходимая защита, именно так Элли подает свое преображение. «Неужели вы не понимаете, - говорит она Гесионе, - что если я не заставлю себя быть жестокой, жестокой, как камень, то я сойду с ума». Не сойдет. Ведь пока Элли не узнала, что Мэнгем не миллионер, она все равно хотела выйти за него замуж даже тогда, когда он ей сообщил, что любит другую, даже когда он ей сообщил, что разорил ее отца.

Оказывается, что обитатели дома – как и в пьесе Чехова «Вишневый сад» - культурные бездельники, отживающая эпоха. И, как общество времен упадка Рима, безнравственны. Ариадна покинула дом потому, что хотела оттуда сбежать, отца и знать не хотела. И возвращается тогда, когда ее уже не ждут, отец, капитал Шотовер, по-детски пытается отомстить, делает вид, что не узнает дочь. Конечно же, узнает, иначе как можно сказать очень, очень красивой женщине, что она неплохо сохранилась.
Вслед за Ариадной приезжает брат мужа Ариадны Рэнделл, с ходу начинает за ней ухаживать, она принимает ухаживания и помыкает Рэнделлом как вещью. Муж Гесионы Гектор и сестра Гесионы Ариадна начинают флиртовать, самым примитивным и самым пошлым образом.

Персонажи пьесы обнаруживают поразительную социальную инфантильность, как и идеологи Тройственного союза, они не понимают, что класс буржуа не партнер, а противостоит рабочему классу. Для второй дочери капитана Ариадны, леди Эттеруорд, английское общество делится на невротиков и лошадников. Капитан Шотовер полагает, что в этом есть доля правды. Ариадна, как многие ныне в России, полагает, что Англию могут спасти деятельные чиновники, такие, как ее муж Гастингс.
Даже когда «опущенный» Мэнгем снова «переворачивается» и сообщает, что его пригласили в правительство, герои пьесы реагируют точь-в-точь как российские политтехнологи.
«Леди Эттеруорд. В качестве консерватора или либерала?
Менген. Ну, это все ерунда. Просто в качестве делового человека.
Все разражаются хохотом».
Мэнген недоумевает: «Над чем вы, собственно, смеетесь?» В доме не могут сразу осознать переворот, низведенного до ничтожества Мэнгема и по инерции издевательски спрашивают, дал ли он выдвинувшей его партии огромную сумму. Мэнгену приходится объяснять просвещенным интеллигентам сущность буржуазного парламента: ярлычок партии не имеет никакого значения, вся партийная кухня не имеет никакого значения, парламент – это вид бизнеса, за него заплатил синдикат.
Еще один перевертыш: Мадзини Дэн узнает, что Мэнгем его обокрал, но продолжает уверять окружающих, что Мэнген – честный человек, да вообще куда бы рабочие делись без капиталистов и их посредников, пропали бы – вот тема «Басни о пчелах» Бернарда де Мандевиля. И эта позиция близка современному менталитету населения России, где рабочие до сих пор не понимают, что их зарплату не индексирует и задерживает, закрывает заводы и устраивает локауты не правительство, а буржуа, бизнес. Ведь еще вчера рабочие сидели в кабаках вместе с уголовниками, которые стали богатыми предпринимателями.

Драма написана, как указывают литературоведы, под влиянием пьес Чехова, в «Вишневом саде» читают про «Охмелию» из «Гамлета», у Шоу Элли перелистывает «Отелло» Шекспира, у Чехова звук лопнувшей струны, у Шоу – звуки флейты. Но Шоу не переносит эклектически символы из одной пьесы в другую. Он фантазирует «в русском стиле на английские темы». Он показывает тождество социальных законов. Его пьеса вписана в русский контекст.

Кульминация пьесы – взрывы бомб немецкой авиации. У Чехова в пьесе – удары топора, вишневый сад вырубают под корень.
Одна бомба сносит дом священника, другая попадает в яму, где укрылись два вора (два деловых человека, отождествляет умница Ариадна): Мэнгем и вор-побирушка.
Дом капитана остается невредим, но действующие лица – надеются, что самолеты прилетят еще. Они ждут всеобщей смерти, разрушения дома, разрушения Англии. Буржуазной Англии. Ждет Элли, ждет Гесиона Хэшебай, ждет Гектор.
И эта тема близка современной России, но с иным акцентом. В России отнюдь не праздная интеллигенция с изумлением смотрит, как происходит игра в перевертыши, как друг становится врагом, как брат по суду отнимает у брата кусок огорода, как мать изгоняет дочь, как сын убивает отца из-за квартиры, как спортсмен на вечерней пробежке с размаху бьет по лицу идущего со смены рабочего и тут же скрывается, смотрит с изумлением, как безвозвратно уходит ее великая «викторианская» эпоха.
В ближайшие десятилетия – ничего не изменится. Не иссякнет реклама, и никто не вспомнит «451 градус по Фаренгейту». И если найдется Данко, который вырвет пылающее сердце, чтобы осветить путь впереди, то… хлюпнув, болото поглотит бедолагу.
И каждый ждет потопа. Как возмездия. Пусть ужасный конец, чем ужас без конца.
Феномен гитлеровской Германии, где тотально реализовалось социальное партнерство капитала, власти и рабочих, серьезно поколебали уверенность «человека бунтующего, Бернарда Шоу - в рабочем классе.
Наша эпоха, говорит Ален Делон, пронизана ложью, и я покидаю ее без сожаления.

Итак, тема пьесы – сущностная порочность капитализма, проблема – подчиненность любви чистогану. В таком ключе пишут и А. Образцова (Драматургия Б. Шоу), и В. Луков (История зарубежной литературы от истоков до наших дней, М.: АН, 2009) и Н. Михальская (История английской литературы, М.: АН, 2007), с подробным анализом пьесы, и Балашов.
Будто бы, ничего нового, сюжеты с мезальянсом, с моралью бизнесменов изъедены. Но если, скажем, Диккенс в романе «Приключения Оливера Твиста» разоблачает буржуазный миф о счастье в работных домах, то Шоу описывает одну из сторон основного противоречия общественного строя, противоречия между трудом и капиталом.
Казалось бы, Чехов не дал бы такое название пьесе – «в лоб», почти мелодраматичное. Тем более, что в пьесе кто-либо постоянно повторяет название, говорит, что у него разбилось сердце. Шоу нельзя упрекнуть, что он дает названия пьесам наспех, чего стоит, например, «Вы бы так никогда не сказали». На самом деле «Дом, где разбиваются сердца» - точное название. Дословно – разбивающий сердца дом. То есть: разбивающий сердца строй. Это идея автора.

Однако нужна ли эта филологическая бухгалтерия, обязательно сонатная форма сюжета, следование схеме «тема, идея, проблема, пафос», группировка персонажей «Элли – капитан», «Гектор-Ариадна-Рэнделл» и т.д.? Вот так вот уж прямо нужны «целостность, взаимосвязь и соподчиненность, соразмерность, контрастность, единство содержания и формы, типизация и обобщение»? Разве писатели выстраивают, вычерчивают заранее план произведения по линейке?
Помнится, мы в 9-м классе смеялись над канонами литературного анализа, на примере сказки про Волка и Зайца: Волк символизирует зло, Заяц – добро. Соответственно, контрастность: Волк – серый, Заяц – белый. Обобщение: каждый из нас может попасть в лапы Волку, но даже слабый может дать ему в нюх…
Кортасар говорил, что когда начинает писать роман, не знает, чем он закончится. Цветаева не разбиралась в размерах, не знала, что такое анапест, ямб, хорей, гекзаметр: «Пишу, как слышу».
Уже развязка как таковая отсутствует в пьесе Шоу. Ее и не может быть, поскольку обозначенный Шоу социальный конфликт в рамках буржуазного строя не может быть разрешен.

Никто не возражает стандартному анализу. Но эпоха глобальных катастроф и малых войн явно требует новых форм анализа. А ведь новые формы известны давно, с 70-х прошлого века.

Пьеса написана в жанре психологической драмы, или, как формулирует В. Луков, «интеллектуальной драмы». Но это не всё. Это социально-психологическая драма.
Шоу не собирается трафить зрителю. Он, будто хирург, делает надрез опухоли, собирает гной и швыряет в лицо буржуазному обществу. Что важно: не только в лицо элите, но и общественным низам. Которые, как мы знаем, не менее буржуазны, чем элита.
Литературоведы указывают, что, в отличие от пьес Чехова, где философское содержание на втором плане, в пьесе «Дом,  где разбиваются сердца» оно заполняет первый план. И это тоже не всё. В пьесе Шоу доминируют и политический, и даже политэкономический планы.
Основные события в этих планах происходят вдали от кульминации, во втором действии.

А вы хотите, чтобы моя дочь вышла замуж за того, кто у кого-нибудь на побегушках? – спрашивает Мадзини Гесиону. И Гесиона понимает, о чем речь. Она перестает относиться к Мадзини пренебрежительно. Это собственная правда Мадзини и Элли. А дальше уже сам Мадзини, как никак буржуазный менеджер, начинает относиться к «культурным бездельникам» пренебрежительно, появляется в их обществе в пижаме.
В этом, если угодно, пафос пьесы.
В России высказываются аналогично: «Выходить замуж за рабочего или ученого – нищету плодить».

Но формулой «тема-идея-проблема-пафос» композиция не исчерпывается.
Капитан Шотовер сделал вид, что продал душу дьяволу, чтобы в Занзибаре обойтись без избиения палками воришек, которых отправляли к нему на учебное судно.
«Элли. Я сделаю вид, что продаюсь Боссу Менгену, чтобы спасти мою душу от нищеты, которая день за днем ввергает меня в преисподнюю.
Капитан Шотовер. Богатство в десять раз скорее ввергнет вас в преисподнюю. Богатство не пощадит и ваше тело.
Элли. Ну, опять что-то старомодное. Мы теперь знаем, что душа – это тело, а тело – душа. Нам говорят, что это не одно и то же, потому что нас хотят убедить, что мы можем сохранить наши души, если мы позволим поработить наши тела. Боюсь, что я от вас никакого толку не добьюсь, капитан».
Не могу поступиться принципами, заявляет Нина Андреева, мораль коммуниста выше западного богатства. Когда же грянула гиперинфляция, уже либералы в лице актера Юрия Яковлева воскликнули: «Разве мы можем поступиться принципами демократии ради куска хлеба?!»

Вот в чем противоречие: нельзя спасти душу, не спасая тело. Но спасая тело, поганишь душу. Вещное богатство, объясняет Достоевский, не освобождает, оно ограничивает душу.
Выход из этого противоречия Шоу видит в революции. Лозунг «фабрики – рабочим» означает, что рабочие перестают быть нищими, они становятся коллективными частными собственниками, оставаясь при этом тружениками, созидателями. Однако вскоре Шоу обнаруживает, что далеко не всё так просто.

Поклонники Сталина упрекают Шоу, что он понимает диктатуру пролетариата не как диктатуру класса, а как диктатуру интеллигентного меньшинства.
Действительно, в «Диктатуре пролетариата» 1921 года Шоу не просто считает, а видит диктатуру в СССР как власть узкой партийной группы:  «Диктатурой называется государственная власть отдельного лица, которому народ, доведенный до отчаяния отсутствием правительства и неспособный к самоуправлению, поручил или позволил… стоять во главе ее управления…»
Еще Плеханов писал, что диктатура класса, как небо от земли, отличается от диктатуры кучки революционеров-разночинцев («Социализм и политическая борьба»). Еще Ленин писал, что диктатура пролетариата выражается в форме рабочих Советов («Государство и революция»). Но здесь Шоу снова следует Ленину, который указывает, что положение в стране, увы, определяется узким слоем партийной элиты.

В предисловии к пьесе гуманист Шоу с сочувствием пишет о двух столетиях рабства заработной платы, которые сделали из рабочих торгашей до мозга костей. Но Шоу здесь не додумывает до конца, как вначале Ленин, а ранее Маркс: рабство заработной платы – вторично, это лишь следствие. В рабство рабочего загоняет общественное разделение труда, сам абстрактный труд, труд тяжелый, монотонный, однообразный, отупляющий, обезличивающий (Маркс, «Экономическо-философские рукописи»).
Маркс полагал, что достаточно ликвидировать рынок, чтобы исчезла стоимость («Критика Готской программы»). Ленин на практике чувствует ошибку Маркса и вводит НЭП. Левые марксисты, Рабочая оппозиция упрекают Ленина в том, что рабочих не допускают к управлению, что Ленин «строит» государственный капитализм.

Но государственный капитализм – шаг к прогрессу от нынешнего состояния, парирует Ленин в 1918 году.
Диктатура пролетариата, утверждает Ленин, вслед за Плехановым, не только и не столько насилие. Она предполагает такой пролетариат, который способен взять  в руки управление экономикой всей страны.
В том же году он объясняет рабочим, что они не могут прогнать капиталистов и взять фабрики в управление – ибо неграмотны (Альберт Рис Вильямс, «Путешествие в революцию»).
Потому в речи 1-м на съезде земледельческих коммун Ленин заявляет, что вряд ли и внуки увидят социализм (ПСС, изд. 5, т. 39. С. 380).

Маркс опасался, что после слома капитализма его восстановит нищета. Шоу в предисловии к пьесе опасается, что Дом, где разбиваются сердца, который сломали большевики, восстановят Глупость, Леность и Самонадеянность, Слабоумие и Перепуг, все «присяжные заседатели Ярмарки тщеславия» восстановят этот дом. Так и случилось! Именно так. И гораздо раньше, чем 1991 год, когда тайное стало явным, а уже в 20-е. Я бы только добавил: Властолюбие и Жадность.

«Если вы хотите выбирать знакомых по принципу высокой нравственности, вам лучше уехать из Англии и вообще отказаться от общества», - говорит бизнесмен Джордж Кроуфтс в пьесе Шоу «Профессия миссис Уоррен».
Отказаться от общества? Но нельзя жить среди волков и быть свободным от волков. Уехать? Но куда? В пьесе Гектор вопрошает: «Это Англия или сумасшедший дом?»
В 1992 году в Лос-Анджелес для подавления мирной демонстрации были введены 9000 полицейских, 10 000 военнослужащих национальной гвардии, 3300 служащих армии и морской пехоты США, 1000 сотрудников ФБР, бронетехника, боевые и полицейские вертолеты. Был открыт огонь на поражение, от 50 до 100 человек убиты, более 11000 человек арестованы, около 500 человек из числа задержанных до сих отбывают наказание в тюрьмах - они получили от 25 лет и до пожизненного заключения. Претензий от ООН и мирового сообщества не было. Чиновники, виновные в применении силы против мирных демонстрантов, наказаны не были.
Не стоит питать иллюзий: весь мир – сумасшедший дом.

Шоу писал пьесу с 1913 по 1917 годы, опубликовал лишь в 1919-м.
Как ее приняла критика? Никак. Ее просто не поставили. Метод придуман не КПСС. «Дом, где разбиваются сердца» увидели только в 1920-м, в США.

***

Но мы были бы слишком самонадеянны, если бы отнесли всю символику пьесы исключительно к русскому стилю.
Гесиона. Типично, знаете ли, английское имечко. Как и Ариадна, не говоря уже о Гекторе. Могучем, шлемоблещущем Гекторе, братце Париса.
После соития с быком Пасифая родила Минотавра, человека с бычьей головой. Минотавр селится в лабиринте. Ариадна – его сводная сестра. Влюбляется в Тесея, и ее дар, путеводная нить, спасает героя из лабиринта после того, как тот убивает ее родственника.
В пьесе будто совершенно несвязно возникает эпизод с погружением Мэнгена в сон, оказывается, Элли обладает гипнотическими способностями. Подобно Гере, погрузившей в сон Зевса.
Чтобы соблазнить Европу, Зевс преображается в быка. Гесиона называет Мэнгема боровом. Боров, конечно, не бык. Но боров – кастрированный самец свиньи, как Минотавр – генетическая химера. Словом, вырожденцы. И Гектор в пьесе не античный герой, а профанация, перевертыш.

И дом капитана – не только корабль, олицетворяющий Британию.
Троянскую крепость разрушило землетрясение. Царь Лаомедонт перетёр с Аполлоном и Посейдоном, и те восстановили город во всей красе. Неизвестно, какая валюта была в те времена в ходу, мина (полкило серебра), шекель (скиль, 1/120 кг серебра) или талант (лист меди в 29 кг), но Лаомедонт кинул богов на бабки, не расплатился. Сверх того, он еще и послал высших существ далеко. Тогда Аполлон наслал на троянцев немецкую авиацию… пустил стрелу, от которой население поразил мор. Возможно, жители принимали витамин С или пили козье молоко, но как-то выкарабкались. Однако Посейдон наслал на город дополнительно морское чудовище, оно потребовало от Лаомедонта его дочку, вот именно Гесиону.
Царь, не будь дурак, нанял Геракла. Геракл пришил чудище, отчего бы не пришить, если платят. Посейдон утёрся. Но Лаомедонт кинул и Геракла. Разъяренный сын Зевса напал на Трою и пришил Лаомедонта…

Но зачем Шоу такая перекличка времен? А вот зачем: все мифологии, все религии мира пересыщены садизмом. Они выдумывались в те эпохи, когда вполне нравственно было приносить в жертву младенцев, сжигая их на костре, их крики заглушали барабанным боем и рёвом музыки того времени.
Ну, например: Гера, чтобы убить Геракла во младенчестве, подсунула ему в колыбельку двух змей, Аякс-младший изнасиловал Кассандру прямо в храме, перед ликами святых, Зевс укокошил собственное отродье – Эскулапа, сам Геракл убил Ифита, двух мин серебра у Геракла не было, и суд отправил его в рабство. Ядосмесительница Медея потравила собственных детушек, мама Гея с сыночком Кроном порешили папашу Урана. Как не хватало Элладе Эдварда Радзинского, он бы тут же указал на большевизм. Ну, еще короткое замечание Н. Куна, что Зевс не хотел, чтобы человечество существовало («Легенды и мифы Древней Греции»). Шоу проводит параллель между нравственностью Англии и садизмом древнегреческой мифологии.
О какой нравственности человечества мог писать Шоу после атак с применением хлора
на Ипре, или применения иприта и хлора в России? Применение химического оружия в военных действиях еще несколько лет оставалось нормой. При этом в попрании нравственности обвиняют только Тухачевского, который на самом деле химического оружия против засевших в болотах бандитов не применял. Только собирался.

Лишь через два десятка лет после смерти Шоу рабочие нанесут первый удар по разбивающему души дому. В конце 60-х на север Италии придут голодные и вооруженные рабочие с юга. Они установят Советы не на территории, а на заводах, подвергнут контролю финансы и спасут страну, потонувшую в коррупции. В те же годы в США вспыхнут мощные забастовки против конвейерной обезлички, и на заводах будут устанавливать неконвейерные системы. В 1968-м во Франции за студентами поднимутся рабочие, завод «Сюд авиасьон» будет захвачен, рабочие запрут администрации в кабинетах, по громкой связи заставят учить «Интернационал», сами наладят производство и сбыт товара.

Вы будете смеяться, но Трою разрушали и восстанавливали девять раз.
Буржуазная революция гуляла по Франции больше столетия.


В ЗАЩИТУ ЕСЕНИНА

Есенина принято считать имажинистом, поэтом-деревенщиком, певцом природы. Не лубочные сюжеты, но пронзительное: «… край любимый! Сердцу снятся / Скирды солнца в водах лонных». Настоящий Есенин – разорвал и с Мариенгофом, и с Клюевым. «… Не всякий мог / Узнать, что сердцем я продрог…» Наконец, Есенин скажет: «Я не крестьянский поэт и не имажинист, я просто поэт».

В ходе реформ стало принято говорить о Есенине как жертве чекистов. Мол, не любили кабацкую поэзию хулигана Есенина, его откровенную антисоветчину и пр. Снят фильм, где Безруков-Есенин ужасается зверствам большевиков и т.д. На самом деле всё было наоборот, как раз большевики привечали Есенина, и сам Есенин писал, что хотел бы «задрав штаны, бежать за комсомолом». Не любил поэт и церковь, о православном Клюеве писал: «Стихотворенье Клюева прочел, и в клетке сдохла канарейка…» То, что церковь выносит за пределы природы, Есенин оставлял в природе: «… У лесного аналоя / Воробей псалтирь читает».
Революцию считал «восстанием рабов», явлением космического масштаба.

Небо - как колокол,
Месяц - язык,
Мать моя - родина,
Я - большевик.

«Есенин принял Октябрь с неописуемым восторгом; и принял его, конечно, только потому, что внутренне был уже подготовлен к нему, что весь его нечеловеческий темперамент гармонировал с Октябрем» (С. А. Есенин в воспоминаниях современников. М.: Издательство художественной литературы, 1986. Т. 1. С. 267).

Не имея аргументов возразить, перестроившиеся литературоведы принимаются обрамлять прямые слова Есенина соображениями вокруг да около. А. М. Микешин объявляет, что в данном случае поэт «выдавал желаемое за действительное» («Инония» С. Есенина как романтическая поэма// Жанры в литературном процессе. Вологда, 1986. С. 43)
В конце 1918 - начале 1919 г.г. Есенин пишет:

Листьями звезды льются
В реки на наших полях.
Да здравствует революция
На земле и на небесах!...

В феврале 1919 г. – по-прежнему большевик и «рад зауздать землю».
В поэме «Гуляй-поле» восхищается Лениным: «Он вроде сфинкса предо мной… какою силой сумел потрясть он шар земной».

Но он потряс.
Шуми и вей!
Крути свирепей, непогода,
Смывай с несчастного народа
Позор острогов и церквей.

Поэму «Страна негодяев» ныне принято записывать в антибольшевистские, якобы Есенин сочувствует анархисту-бандиту Номаху, который «разочаровался в революции». Якобы и у Есенина «энтузиазм сменился горьким разочарованием». Однако Есенин в поэме сочувствует не Номаху, а большевику Чекистову:

… я в жизни
Был бедней церковного мыша
И глодал вместо хлеба камни.
Но у меня была душа,
Которая хотела быть Гамлетом.

Никакого разочарования, поэма написана в 1922-1923 годах, в 1924-м Есенин пишет о Ленине:

Суровый гений! Он меня
Влечет не по своей фигуре.
Он не садился на коня
И не летел навстречу буре.
Сплеча голов он не рубил,
Не обращал в побег пехоту.
Одно в убийстве он любил —
Перепелиную охоту.

Для нас условен стал герой,
Мы любим тех, что в черных масках,
А он с сопливой детворой
Зимой катался на салазках.
…
И вот он умер…
Плач досаден.
Не славят музы голос бед.
Из медно лающих громадин
Салют последний даден, даден.
Того, кто спас нас, больше нет.

«Позор церквей». В этом нельзя «разочароваться»!
Заметим, однако, что Есенин не мог не чувствовать, что впереди. В том же 1924-м в «Письме к женщине» поэт полон сомнений:

С того и мучаюсь, что не пойму -
Куда несет нас рок событий...

Но ведь еще в 1919 году Ленин на съезде земледельческих коммун объясняет: едва ли внуки увидят социализм. В 1921-м Ленин вводит НЭП. В письме меньшевику Суханову Ленин пишет: все мы знаем, что базис определяет надстройку. Но в каком учебнике сказано, что нельзя сделать наоборот? То есть: чтобы в стране, еще не созревшей для социализма, революционно преобразованная надстройка проросла в базис.
Однако Сталин вырезал большевистскую «революционно преобразованную надстройку». И отсталый базис привел надстройку в соответствие с собой. Что мир увидел явно в 1991 году. В 1991 году, восстание, начавшееся в 80-х, потерпело поражение. Осталась занудная экономическая борьба, которая умерла сама собой 2014 году, на смену пришло новое восстание, которое тоже умерло уже в конце в 2014 года.

Прядите дни свою былую пряжу.

Кругом с тоской глубокою
Плывут в страну далекую
Седые облака.

В 1921-м, когда большевики побеждают в войне с интервентами, Есенин пишет поэму «Пугачев»: восстание потерпело поражение. В 1923-м, когда больной Ленин лежит в Горках, Есенин пишет Кусикову:
«… чую себя здесь чужим и ненужным, а как вспомню про Россию, вспомню, что там ждет меня, так и возвращаться не хочется. Если б я был один, если б не было сестер, то плюнул бы на все и уехал бы в Африке или еще куда-нибудь. Тошно мне, законному сыну российскому, в своем государстве пасынком быть. Надоело мне это б…ское снисходительное отношение власть имущих, а еще тошней переносить подхалимство своей же братии к ним... от революции осталась только х… да трубка…»
Да-да, именно так.

2.3.1923 в Берлине Есенин говорит Алексееву и Гулю: «Дочь люблю (...) и Россию люблю (...), и революцию люблю, очень люблю революцию» (Куняев С., Куняев С. «Божья дудка». Жизнеописание Сергея Есенина // Наш современник. - 1995. - №7. – С. 76)
 То есть. Поэт понимает, что случилось. Он не отвергает революцию, не разочаровывается в ней. Он говорит, что от нее ничего не осталось – вот что отвратительно! Не революция отвратительна, а ее отсутствие.
Оттого и гибель - 28 декабря 1925 года.

В письме Дзержинскому от 25.10.1925 Раковский просит «спасти жизнь известного поэта Есенина - несомненно самого талантливого в нашем Союзе», предлагая: «пригласите его к себе, проборите хорошо и отправьте вместе с ним в санаториум товарища из ГПУ, который не давал бы ему пьянствовать…» На письме резолюция Дзержинского, адресованная его близкому товарищу, секретарю, управляющему делами ГПУ В. Д. Герсону: «М. б., Вы могли бы заняться?» Рядом пометка Герсона: «Звонил неоднократно — найти Есенина не мог».

В конце ноября 1925 г. Софья Толстая, внучка Льва Николаевича, договорилась с директором платной психоневрологической клиники Московского университета профессором П. Б. Ганнушкиным о госпитализации поэта в его клинику. 21.12.1925 Есенин покинул клинику, аннулировал в Госиздате все доверенности, снял со сберкнижки почти все деньги и через день уехал в Ленинград, где остановился в № 5 гостиницы «Англетер».
В момент смерти поэта дверь номера была заперта, её взламывали ломом. Вошедшие друзья Есенина увидели, что весь номер был перевёрнут вверх дном, на шее лежавшего на диване поэта была подвешена петля, сделанная из разорванной простыни. Последнее стихотворение поэта - «До свиданья, друг мой, до свиданья…» - по свидетельству Вольфа Эрлиха, было передано ему накануне: Есенин жаловался, что в номере нет чернил, и он вынужден был писать своей кровью.

В 1989-м, когда обществу было уже приемлемо считать, что Есенина убили чекисты,  под эгидой ИМЛИ была создана Есенинская комиссия под председательством советского и российского есениноведа Ю. Л. Прокушева; по его просьбе был проведён ряд экспертиз, приведших к следующему выводу: «опубликованные „версии“ об убийстве поэта с последующей инсценировкой повешения, несмотря на отдельные разночтения…, являются вульгарным, некомпетентным толкованием специальных сведений, порой фальсифицирующим результаты экспертизы» (из официального ответа профессора по кафедре судебной медицины, доктора медицинских наук Б. С. Свадковского на запрос председателя комиссии Ю. Л. Прокушева).
Однако литературоведы уверяют, что признания поэта Алексееву и Гулю «доверия не вызывают»!
Перестроившиеся литераторы приписывают Есенину разочарование и в революциях, и в социализме, и в большевизме.

Есенин – понял. Другие, как Ольга Зотова в фильме «Гадюка» - нет.

***

В одной из программ «Постскриптум» на ТВЦ ведущий Алексей Пушков пригласил бывшую балерину Большого театра Анастасию Волочкову в качестве арбитра для выяснения сущности бывшего министра культуры Швыдкого и руководителя Большого театра. Явление показательное, ибо уж кто-кто, а Волочкова  в роли арбитра – всё равно что Pussi Riot или Навальный в роли выразителей народных чаяний. В профессиональном плане ее в пермский театр и в кордебалет не взяли бы. Большой театр – одно, Волочкова – другое. Швыдкой и руководитель театра – одно, Большой театр – другое. И кому какое, собственно, дело, в каких отношениях состоят Швыдкой с Волочковой.
Но главной темой передачи стало обсуждение реакции на телесериал 1-го телеканала, посвященный Есенину. Пушков, приводя в пример негативную публикацию какой-то «критикессы» в «Известиях», обрушился на «пролеткультовских шавок». Они, по мысли Пушкова, и раньше ненавидели Есенина и до сегодняшнего дня дожили. «Критикесса», в частности, писала, что Есенин был пьянью хронической, «удавился» в гостинице «Англетер», а его поклонники исполняют его стихи под музыку якобы обязательно гнусавыми голосами. В ответ одна из родственниц Есенина пригрозила в «Постскриптуме» всем врагам поэта божьей карой: «Все, что выступал против него, кончили плохо!»
По версии Пушкова Есенина постоянно преследовали и, в конце концов, убили сотрудники ОГПУ. Фон убийства – интриги и «разборки» между Сталиным и Троцким, повод убийства – телеграмма, якобы посланная Троцким Николаю 2-му с какими-то поздравлениями. Пушков, в подтверждение версии, предложил ко вниманию телезрителей «собственное расследование». Точнее, просто-напросто фильм Воронежской телестудии о Есенине, в котором «доказывается», что Есенин вовсе не повесился, а был убит.
Здесь нужно отделить котлеты от мух.

Участникам «Постскриптума», режиссерам и актерам, не стоит воспринимать персонажей двадцатых годов прошлого столетия так погано, как устроены они сами. Например, актер Безруков, играющий Есенина, изображает наглого алкоголика с поведением, достойным современной богемы театрального вуза, пропившейся, обкуренной, но до пены изо рта любящей родину в момент съемок. Точно так же нелепо думать, что большевики в те годы были заняты исключительно собственным положением в партийной иерархии, всевозможными интригами, которыми обеспокоен сегодняшний политический и околополитический бомонд. Скажем, какое дело было Троцкому до какой-то телеграммы царю, если он о Ленине писал такое, за что в 30-е непременно поставили бы к стенке? Разве не читали его подборку статьей в книге «К истории русской революции», где он откровенно нападает на вождя мирового пролетариата?
По мотивам одного единственного эпизода из одного рассказа Довлатова со значительными искажениями создан целый фильм, где уголовники в спектакле играют большевиков, а затем устраивают побег. Ибо актеры так и воспринимают большевиков, как ныне устроен бизнес и, в частности, бизнес театра и кино – это уголовный бизнес.

Во-вторых, какое дело было Есенину до «Пролеткульта», если Ленин писал об идеологии этой организации как «теоретически неверной и практически вредной». Неужели кто-то всерьез считает, что Троцкий, в виду собственных неурядиц, мог дать указание истребить кого-либо невинного? Уверяю, в то время к поэтам, вообще людям искусства, относились вовсе не с таким вниманием, как того хотели бы современные представители искусства, не носились с ними, как с писаной торбой и не боялись их, как этого хотелось бы современным представителям «искусства». Например, Ленин откровенно заявлял, что ничего не понимает в абстрактной живописи, посему не может давать ей оценки. Достоевскому же оценку дал: архискверный Достоевский. И тут же подписал проект памятника Достоевскому. Между прочим, «Пролеткульт», несмотря на оценку, данную Лениным, просуществовал до 1932 года, а одним из его идеологов был противник Ленина, ученый А. Богданов. К идеологии «Пролеткульта» относится, в частности, отрицание культурного наследия. Не так ли в наши школьные учебники втискивают вместо книг Достоевского книжки Приставкина и ему подобных?
 
В-третьих, фильм не является расследованием, поскольку не подкреплен ссылкой на домументы. Т.е. никто ничего не может проверить. В-четвертых, в фильме ни слова не говорится, что если и убили Есенина, то это были чекисты.
В постперестроечной России вообще нет доверия человеку искусства, слишком быстро перестроились «художники». Еще вчера они ретиво участвовал в фильмах, спектаклях, восхваляющих большевизм, сегодня не менее рьяно расшибают лоб в обливании большевизма грязью. Еще в «советское» время всегда чувствовалась фальшь Утесова, Райкина и многих прочих «раскрученных» кумиров публики. Перестройка обнажила эту фальшь, сделала ее явной.

Впрочем, попытки сделать неявное явным были еще и в период оттепели. В книге «Повесть о пережитом» Дьяков пишет, как сосланные в концлагерь воспринимали творчество еще одного «кумира» - Любови Орловой. Как фальшь, а не как искусство.
Вспомним, как творческий бомонд во главе с Лолитой оправдывал сериал «Московская сага» о периоде правления Сталина. Поскольку сериал явно провалился, возникла срочная необходимость в «ток-шоу», в котором недовольным зрителям объяснили бы, что сериал на самом деле хорош. В роли противника сериала выступал тренер Гомельский, который своими глазами видел Сталина. По его мнению, «Сталин не похож на себя, нет впечатления ужаса» и т.д. Кто ему возражает? Виталий Соломин, эволюционировавший от «Адъютанта его превосходительства» к борцу с тоталитаризмом. Соломин «опроверг» Гомельского: «А… кто сказал, что тиран должен выглядеть ужасным?»
Здесь подмена. Соломин путает. Одно дело, выглядеть ужасным, как Бармалей, Урфин Джюс или Карабас Барабас. Другое дело – внушать ужас. Причем этот момент уж кто-кто, а выучившиеся в вузе актеры должны знать лучше кого-либо. Следовательно, Соломин сознательно путает, оправдывая сериал, в котором сам участвовал и получил за это хорошие деньги. По сути же в бесконечно затянутом сериале нет ничего, кроме хороших гардеробов для актеров. Что само по себе вызывает чувство не то, чтобы неловкости, но нереальности происходящего.

Сегодня для того, чтобы стать актером, нужно немного. Накачать мускулы в фитнесс-центре. Научиться бить ногой в челюсть. Во-вторых, научиться орать, визжать, верещать, пищать, широко раскрывая рот или глаза. В-третьих, научиться ужимкам. Ужимка страха. Ужимка ужаса. Ужимка горя. Ужимка неловкости. Ужимка любви. Ужимка сострадания. Набор ужимок вполне ограничен, как набор отрепетированных движений бровями и зрачками какой-то индийской танцовщицы. Чтобы изобразить крайнее сострадание, например, при виде убитых родственников, есть стандартный способ – поблевать (взято на вооружение Голливудом из французского фильма «Старое ружье» и используется с поводом и без повода; куда там Крамской с его «Неутешным горем»).

Не нужно даже учить текст и произносить его без запинок. Вообще не нужен текст, близкий к сценарию. Можно говорить в сторону, что-то невнятное, как это делает «актер» Домогаров – да все, абсолютно все «актеры». Слова можно коверкать, как угодно, искажать русский язык, как угодно. Уж если Миронов, произносящий тексты князя Мышкина в фильме «Идиот» в постановке Бортко в недавнем интервью дважды повторил: «Ничё… ничё не понятно…» Тот же Миронов откровенно провалил роль в фильме «В августе 44-го».

Что касается легенды о Есенине, линия партии здесь прослеживалась и прослеживается весьма четко. А именно.
1) Литературу и писателей с поэтами надобно сделать богобоязненной. Это стандарт. Был писатель набожным, не был – не имеет значения.
2) Литературу надобно сделать антибольшевистской, пусть автор и умер задолго до их появления. Сделаем так, что он предвидел «грядущего хама».
По этому поводу, имея в виду литературу, поэтесса Юнна Мориц в 1991-м году высказалась в «Литературной газете»: «Лежит милая в гробу, я пристроился – гребу, нравится, не нравится – терпи, моя красавица!»

Запугала нас сила нечистая,
Что ни прорубь — везде колдуны.

Все было наоборот: не чекисты, как раз «просвещенная» публика не переносила Есенина. Вот что пишет на сей счет Игорь Северянин, противник большевизма, враг Советской власти, в стихотворении «Она критикует»:

Нет, положительно, искусство измельчало,
Не смейте спорить, граф, упрямый человек!
По пунктам разберем, и с самого начала;
Начнем с поэзии: она полна калек.
Хотя бы Фофанов: пропойца и бродяга,
А критика дала ему поэта роль…
Поэт! Хорош поэт… ходячая малага!..
И в жилах у него не кровь, а алкоголь.

Как вы сказали, граф? До пьянства нет нам дела?
И что критиковать мы можем только труд?
Так знайте ж, книг его я даже не смотрела:
Неинтересно мне!.. Тем более, что тут
Навряд ли вы нашли занятные сюжеты,
Изысканных людей привычки, нравы, вкус,
Блестящие балы, алмазы, эполеты,
О, я убеждена, что пишет он «en russe»

Естественно, что нам, взращенным на Шекспире,
Аристократам мысли, чувства и идей,
Неинтересен он, бряцающий на лире
Руками пьяными, безвольный раб страстей.
Ах, да не спорьте вы! Поэзией кабацкой
Не увлекусь я, граф, нет, тысячу раз нет!
Талантливым не может быть поэт
С фамилией — pardon! — такой… дурацкой.

И как одет! Mon Dieu! Он прямо хулиган!..
Вчера мы с Полем ехали по парку,
Плетется он навстречу — грязен, пьян;
Кого же воспоет такой мужлан?.. кухарку?!
Смазные сапоги, оборванный тулуп,
Какая-то ужасная папаха…
Сам говорит с собой… Взгляд страшен, нагл и туп.
Поверите? Я чуть не умерла от страха.

Не говорите мне: «Он пьет от неудач!»
Мне, право, дела нет до истинной причины.
И если плачет он, смешон мне этот плач:
Сентиментальничать ли создан мужичина
Без положенья в обществе, без чина?!

Это не подхалимы новой власти, это как раз «просвещенная» публика. Которой дела нет до истинной причины.

Кто сказал, что Чехов или Булгаков могут быть подарком рядовым гражданам? В эпоху частной собственности их творения принадлежат светской элите, это их личный мир. Искусство не принадлежит народу. Оно принадлежит его толкователям. За кем сила, тот и толкует. У кого сегодня сила? У денег. Как они, деньги, устроены, так и толкуют поэзию.

Край ты мой заброшенный,
Край ты мой, пустырь,
Сенокос некошеный,
Лес да монастырь.


АНТИКВАРКИ. ШЕКСПИР

Что происходило с Шекспиром в те годы, угодил ли он в опалу к королю, отвернулись ли от него друзья, получил ли он отказ в сватовстве – неизвестно, поскольку вообще мало что известно о судьбе великого драматурга, кроме дат написания им своих произведений. Известно лишь, что в 1604-м, когда он начал писать драму «Отелло», в 1605 году, когда в театре «Глобус» она была поставлена, эпоха гуманизма,  веры в разум, свою отвагу и силу, когда личности становится центром, а церковь отступает – клонилась к закату.
К тому же времени относятся другие самые значимые и самые мрачные творения поэта: «Гамлет» (1601), 1604), «Король Лир» (1605), «Макбет» (1605), «Антоний и Клеопатра» (1606), «Тимон Афинский)» (1608).  По этой причине данный период литературоведы называют периодом «уныния» Шекспира.

***

Для советского зрителя драма послужила источником шуток, анекдотов и сравнений. Нелепица, если из-за измены каждый раз душить, да еще приказывать убить друга. Театральная поза, напыщенность, неправда.
Отелло – монумент ревности, хотя Пушкин отмечает: «Отелло от природы не ревнив — напротив: он доверчив».
Но и доверчивости нет в Отелло: едва забрезжила надежда, что Дездемона невинна, он готов отбросить всё свое доверие к Яго. Мы увидим: нет доверчивости у Отелло.

Шекспир сохранил архаичность греческой драмы, но не ее цельность и лаконичность.
Дездемона бежит  от отца – но причины неизвестны, Отелло ставит своим заместителем не умеющего воевать слабохарактерного Кассио вместо умелого Яго, который «показал себя и на Родосе, и на Кипре, ив других землях, христианских и языческих» – причины тоже неизвестны. Смысл разорван, вероятно, в том числе из-за того, что Шекспир использовал чужой сюжет - произведения Джиральди Чинтио «Венецианский мавр». То есть, это произведение подразумевалось, было известно, как и сходный сюжет об украденном предмете жены в доказательство её неверности в «Рассказе о трёх яблоках» Шахерезады из цикла «Тысяча и одна ночь» - что освобождало от необходимости повторять детали.

На театральность накладывается ряд условностей, неизвестных зрителю. Яго говорит о себе: «Уродливое лицо подлости становится зримым только на деле». Зритель не знает, что Яго в данный момент исполняет роль хора в древнегреческой драме.
Дездемона сбегает к любимому Отелло. Детали такого поступка в данном случае неинтересны, сам факт говорит о том, что Отелло и Дездемона – двое, это горячий союз. Ей чужда ее семья, ему – Венеция, где он лишь наёмник, с ним считаются только потому, что он нужен для войны.
Так можно было бы судить, если бы не разъяснение самой Дездемоны:

Отец, я вижу — здесь мой долг двоится:
Вы дали мне и жизнь и воспитанье;
И жизнь и воспитанье мне велят
Вас почитать; мой долг подвластен вам,
Я ваша дочь всегда; но здесь — мой муж,
И долг, велевший матери моей
Предпочитать вас своему отцу,
Я так же вправе исполнять пред Мавром,
Моим главою.

То есть, нет никакого объяснения тому, почему именно сбежала от отца.
Нелепостям произведения соответствуют нелепости трактовок, например, концепция американского ученого Элвина Кернана, Колридж говорит о «немотивированной злой воле» Яго и т.д.
Экранизация Юткевича на «Мосфильме» 1955 года - откровенно слабая, слабый актерский состав (Сергей Бондарчук, Весник – еще не стали знаменитыми), много бутафории, плюс нестыковки. В фильме Яго убивает Родриго, но Шекспир отмечает, что Родриго только «казался мертвым».
Непонятен и ранг действующих лиц, в том числе из-за перевода. В тексте Яго назван «ancient», в дословном переводе – «старший». Комментаторы поясняют это слово эквивалентом – «знаменосец». (Таково было и первоначальное значение русского слова «прапорщик».) Знаменосец главнокомандующего - немаловажный пост, что-то вроде главного адъютанта командующего, исполнителем его поручений. Знаменосец занимал в армии следующий по важности пост после заместителя (лейтенанта) командующего (генерала). В 3-й сцене второго действия Монтано говорит, осуждая Кассио за мнимый порок пьянства: "Очень жаль, что благородный мавр вверил такой пост, - как пост второго после него лица (his second), человеку с таким закоренелым пороком", поясняет М. М. Морозов («Анализ трагедии "Отелло" по ходу действия»).

Дездемона-Скобцева любит Отелло-Бондарчука как-то схематично, Бондарчук точно увидел ее, потому и дал ей роль Элен Курагиной в «Войне и мире».

В чем суть произведения? Сегодня скажут: отношение поэта и толпы.
Но Шекспир – не перестроившийся из советских в российские литератор.

И кто сказал, что именно мировосприятие обывателя второй половины ХХ века – эталон, а не мировосприятие участников драмы?
Русская литература с маниакальным упорством предлагает читателю подобные сюжеты: «Драма на охоте» Чехова, «Крейцерова соната» Льва Толстого, «Бесприданница» Островского, «Маскарад» Лермонтова, «Приваловские миллионы» Мамина-Сибиряка. В романе Достоевского Рогожин убивает Настасью Филипповну, целая уголовная картотека, Запад отстает, можно упомянуть разве что «Кармен» Проспера Мериме. Медея отравила Креонта, отца Ясона, но не Ясона, или сожгла соперницу Главку – но не Ясона. Гера убила детей Ламии, потому что Ламия прекраснее ее, но не саму Ламию. Сегодня в список добавили бы триллер «Талантливый мистер Рипли» Патриции Хайсмит, такова эпоха.
Любопытно, в «Драме на охоте» редактор, не любивший, не знающий измены, смеет осуждать Камышева, как венецианский дож – Отелло. «Усните, вам снятся осады Бастилий и стены гостиниц, где вы не гостили…» Замок Отелло расположен на Кипре, в Фамагусте.

Отец Дездемоны Брабанцио говорит: «Ибо, если давать свободный пропуск таким поступкам, руководителями нашего государства станут рабы и язычники». Язычник – не древний грек, а дикарь, т.е. чернокожий. Брабанцио умирает, не в силах перенести позор брака дочери с чернокожим. Но Отелло – не раб, он  «получил жизнь и бытие от людей царского рода». Кроме того, в период написания драмы рабства в Англии не было. В конце XVI века архивы церкви святого Ботольфа в лондонском Олдгейте упоминают 25 чернокожих африканцев. Они были полноправными членами общины, свободно вступали в браки с англичанами. В 1599 г. англичанин Джон Кэтмен взял в жёны «чёрную женщину» Констанцию, чуть позже «мавр-христианин» Джеймс Каррес женился на английской служанке Маргарет Персон.
Первая попытка начать обмен живших в Англии африканцев на англичан, попавших в плен к испанцам, окончилась ничем. В 1601 г. королева Елизавета издала указ, упоминающий «большое количество негров и чёрных мавров (Negroes and Blackamoors), оказавшихся в королевстве после начала войны Её Величества с королём Испании», которые содержатся английскими властями «к досаде собственного населения». Но и вторая попытка обменять бывших негритянских рабов испанцев на пленных англичан провалилась. Трансатлантическая торговля чёрными рабами началась лишь в 1619 году, через 14 лет после постановки «Отелло».

Нераскрытым оказывается и этническое происхождение Отелло.
Маврами называли в средневековой Западной Европе мусульманское население Испании и части Северной Африки - арабов и берберов, захвативших эти территории в ходе второй волны арабских завоеваний.
Возможно также, что прототипом Отелло был итальянец по имени Маурицио Отелло. Он командовал венецианскими войсками на Кипре с 1505 по 1508 год и потерял там свою жену при крайне подозрительных обстоятельствах.
Однако маврами в Англии той эпохи называли всех чернокожих. Родриго называет Отелло «толстогубым», мусульмане-тюрки не отличаются толстыми губами, к тому же Отелло – христианин. Есть версия, что Отелло – эфиоп. Как и Пушкин.

***

Что же такое Дездемона?
По признанию английских литературоведов, пишет Морозов, Дездемона не лишена склонности к обману, например, в отношении отца. Но мы понимаем, что в данном случае эта оценка неверна, Дездемона и не думала обманывать, просто по неведомым причинам, не сказав ни слова, от него сбежала. Оценка верна в другом случае: когда Дездемона обманывает Отелло.
Отелло ей «тревожной жизнью полюбился», она ему - «горячностью души».
Но никакой горячности души у Дездемоны, хотя она бежит от отца – нет. Ее слова, обращенные к Кассио:

… Эмилия свидетель —
Ты будешь восстановлен. Клятву дружбы
Я соблюдаю до конца. Я мужа
В покое не оставлю; приручу,
Мешая спать; замучу разговором;
Я в школу превращу его кровать,
А стол — в исповедальню. Дело Кассио
Припутаю ко всем его делам.
Поэтому будь весел. Твой ходатай
Скорей умрет, чем бросит хлопотать.

Насколько в своих уверениях она предпочитает Кассию мужу. Замучить разговором! Кто перед нами – женщина, любящая Отелло, или склочная баба?
Отелло просит ее перенести разговор о Кассио, но Дездемона по-козлиному упрямо тычет и тычет ему вопросом, когда именно. Наконец, Отелло соглашается принять Кассио когда угодно – только бы не досаждала больной темой, и просит: «Дай мне побыть немного одному».
Добившись своего, Дездемона тут же легко упорхнула: «Ты хочешь так? Пусть будет так. До встречи».
Ей всё равно, что переживает Отелло в данную минуту. Почему просит дать ему побыть одному, неинтересно, она обеспокоена только своим.
Чем отягощен Отелло? Он вынужден отставить друга, друг растоптал святое – нарушил воинский долг. Его возлюбленная, душа в душу – ничего не придумала лучше, как просить возлюбленного в следующей манере:

Синьор мой, если я
Способна просьбой тронуть вашу душу,
То вы его немедленно простите;
И если он не любит вас сердечно
И не случайно прегрешил, а злостно,
То я не разбираюсь в честных лицах.
Верни его, прошу.

Подумаешь, человека убил, экая мелочь. Ведь не злостно. Согласно УК РФ непредумышленное убийство путем наезда на автомобиле – до 5 лет, в пьяном состоянии – до 12 лет, в данном случае – предумышленное, шпагой. Но «любит сердечно» зрителя Михаил Ефремов, простите артиста!
Так ведь Отелло знает, что Кассио честен, он говорит об этом Яго. Дело-то в другом!
Дездемона же будто состязается с дьяволом:

Я прошу
Не более, чем если б я просила,
Чтоб ты носил перчатки…

Несчастный Кассио – что перчатки, и ради этой безделицы – «замучить разговором».
- Не суй нос не в свои дела, курица! - Но на дворе 1604 год. Условности довлеют над разумом, эпоха Ренессанса – на излете.

Отелло еще не в силах осознать, что это. Его богиня не только его не понимает, она хочет, чтобы он изменил долгу, будто неодолимо наваливается чугунная плита, единственно, что возможно – бежать, просить дать ему побыть одному.
Вот этот момент в душе Отелло, как и порхание Дездемоны, точно отражен в фильме Юткевича.

В беседе с Эмилией Дездемона не верит в то, что жёны способны изменять своим мужьям. Он глупа? Родриго говорит не только о ее красоте, но и уме. Однако Дездемона даже не в силах оценить парадоксы судьбы, которые рассыпает перед ней моряк Яго:

Дездемона
О тяжкое скудоумие! Наихудшей ты воздаешь наилучшую хвалу. Но какое восхваление ты уделишь женщине действительно достойной, такой, которая, во всеоружии своих заслуг, вправе принудить само злословие свидетельствовать о них?
Яго
Та, что прекрасна и не горделива,
Остра на язычок, но молчалива,
Богата, но в нарядах осторожна,
Глушит соблазн, хоть знает: "мне бы можно";
Та, что, имея право на отмщенье,
Смиряет гнев и гонит огорченье;
Та, что не сменит, как обмен ни прост,
Тресковый хрящик на лососий хвост,
Умна, но мыслей открывать не станет,
На ждущих взгляда даже и не взглянет, —
Та будет, — раз уж есть такое диво...
Дездемона
Будет что?
Яго
...Плодить глупышек и цедить полпиво.

Дездемона не понимает.
Даже Кассио говорит о Яго: «Он режет напрямоту. Это человек военный, а не ученый».
И если б дело происходило в наши дни, с уверенностью можно было бы сказать, что не прямые указания Шекспира, а самоуничижение, эти россыпи - с прецизионной точностью указывают, что Яго любит Дездемону, он способен любить.

«Продвижение по службе, - уверен Яго - происходит благодаря рекомендательным письмам и личным симпатиям».
Разве не так?

Яго – не то, чтобы наемник, что-то вроде уголовника, убить Отелло ему ничего не стоит:

Я в ратной службе убивал людей,
Однако долгом совести считаю
Не умерщвлять умышленно. Подчас
Я слишком добр, себе во вред. Раз десять
Я был готов пырнуть его под ребра.

Откуда это в Яго?
«Если мое наружное поведение будет выказывать на людях то, что действительно происходит в моем сердце и каким оно является, то вскоре я стал бы ходить с душой нараспашку, и меня заклевал бы любой простак», - говорит он.
То есть, не генетический злодей.
Дездемона же показывает абсолютное непонимание, кто перед ней.

Жена Яго Эмилия убеждена, что женщины устроены точно так же, как и мужчины, ничто не мешает им вести себя так же, она не видит в измене ничего дурного.
Яго просит Эмилию выкрасть платок, подаренный Яго Дездемоне, та соглашается. Когда Дездемона случайно роняет платок, Эмилия подбирает его и передает мужу. Эмилия, как и ее муж – враг Отелло, враг просто так, без всякой причины, по зову души.

Кассио переживает за Отелло, один из дворян говорит о нем:

Но этот Кассио, хоть весьма утешен
Бедой врага, угрюм и молит Бога,
Чтоб Мавр не пострадал; их разобщила
Неистовая буря.

Однако. Монтано,  предшественник Отелло по управлению Кипром, легко верит Яго, что Кассио – алкоголик. Кассио знает, что ему нельзя пить, но Яго без особого труда его уговаривает. Пьяного Кассио подначивает Родриго, затем Кассио убивает Монтано.
Быстро приходит в себя, но скорбит не о соратнике, а о своей загубленной репутации, одновременно кутит с Бьянкой, которой увлечен, но не собирается жениться.
Вместо того, чтобы понять свой проступок, Кассио, поначалу отказывается, корит себя, но потом все же соглашается с Яго попытаться вернуть свою должность. Причем не путем прямого разговора с Отелло, а через Дездемону – пусть она попросит, так вернее!
Следовательно, Кассио – пустышка. И Кассио – враг Отелло.
Против него и Родриго, и Брабанцио, и дож.

***

Крещендо: Отелло начинает ревновать. Действие идет импульсами, по нарастающей. Дездемона снова ничего не умеет понять: «Ты болен?»

Отелло
Боль надо лбом какая-то, вот здесь.
Дездемона
Ну да, ты плохо спал; все от того.
Дай, обвяжу покрепче. Через час
Боль перестанет.

Но любит мужчина не красивую холодную статую, а статую, которая отвечает взаимностью. Эмилия рассказывает, как Дездемона обращается с подаренным Отелло платком:

… ей так мил залог,
Врученный как святыня, что она
Не расстается с ним, его целует
И говорит с ним.

Эта могущественная связь делает положение Отелло безвыходным. Хотя и здесь нестыковка: уже если целует, отчего, уронив, Дездемона тут же забывает о платке и теряет его. Она обеспокоена состоянием Отелло – точнее, ей оттого грустно, она увлекается вслед Отелло – но даже не вспомнила, не вернулась.
Новый момент: Отелло еще не знает точно, но уже оскорбил подозрением. Почему? Потому, что ему слишком дорога Дездемона?

«… О, пониманье дивное, кивни, кивни – и изумишься: ты свободна, / Я не держу, иди, благотвори, ступай к другим, уже написан Вертер…» Ничего подобного. Потому, что за пределами его мира – враждебный мир, точнее – мир перестает существовать.

О, прощайте,
Храпящий конь и звонкая труба,
Бодрящий барабан, визгунья-флейта…
Навек прощайте! Кончен труд Отелло!

Или потому, что велик контраст между поведением Дездемоны и ее предполагаемой скрываемой изменой?
Есть и обратный образ: Оргона, который не желает поверить, что его кумир, обманщик Тартюф, пытается соблазнить его жену Эльмиру, даже когда Тартюф на его глазах лезет к ней под юбку. Что хуже?
Хуже всего то, что Отелло и не пытается выяснить отношения прямо с Дездемоной, он требует от Яго прямых доказательств. Яго обескуражен:

Но как? Как убедиться?
Прийти глазеть, разинув рот, как этот
Ее покрыл?

Ревность Отелло основана исключительно на словах Яго. Но как это может быть? Шекспир старается уверить зрителя, что есть такой особый способ, чуть ли не гипноз, как можно опорочить любимую – влить в душу яду.
Маловероятно. Если двое любят друг друга, и она разлюбит – это сразу видно, это чувствуется за много километров, и никаких доказательств не нужно. Следовательно, наветы третьих лиц не могут играть роль. Представьте, вам скажут, что ваша мама украла шапку на базаре, вы поверите? У  Отелло же какая-то патологическая, в духе Сталина, недоверчивость. Отелло доверчив к словам постороннего и крайне недоверчив к самому любимому человеку. Так не бывает. Даже Сталин при всей своей подозрительности прекрасно про себя понимал, что Бухарин, Троцкий или Тухачевский не могли быть немецкими шпионами.
Мы можем долго топтаться на этом месте и не продвинуться ни на шаг. Необходимо отбросить театральщину Шекспира, все нестыковки, всю разумеющуюся при перенесении из эпохи в эпоху непонятность и сосредоточиться на главном.

Отелло просит платок. Дездемона дает – но другой. Отелло просит подаренный. Дездемона лжет, что платок в данный момент не при ней. Теперь слушайте:

Это не простой платок.
Его когда-то матери моей
Дала одна цыганка, чародейка…
Она его мне подарила
Пред смертью, с тем чтоб я, когда женюсь,
Вручил его жене. Я так и сделал.
Храни ж его, как собственный свой глаз.
Страшнее всех несчастий — потерять
Или отдать его.

И как же отвечает Дездемона?
- О, неужели?

И, видя мужа в странно возбужденном состоянии, на требование Отелло сходить за платком, чтоб он его увидел, бьет в ту же рану:

Что ж, я могу, но не хочу сейчас.
Ты ищешь повода мне не ответить.
Прошу тебя, верни на службу Кассио.
Отелло
Достань платок. Я чувствую беду.
Дездемона снова бьет в ту же точку:
Верни его.
Ведь лучшего, чем он, ты не найдешь.
Отелло
Платок!
Дездемона
Нет, нет, поговорим о Кассио.
Отелло
Платок!
Дездемона
Ведь он свое благополучье
Всецело строил на твоей любви,
Делил с тобой опасности...
Отелло
Платок!
Дездемона
Нет, это, право же, нехорошо.

Он говорит с ней о них обоих, Дездемона, не слушая, не слыша его, твердит о Кассио, каждое ее напоминание с машинным сосредоточением ударяет в одну и же рану.
Вот кульминация.
И злосчастный платок в руках Бяьнки, и всё остальное – лишь следствия; удушение Дездемоны и самоубийство Отелло – лишь два тяжелых финальных аккорда.

- Да ты, я вижу, стерва! – воскликнет взбешенный читатель. И будет прав лишь наполовину.
Перед Отелло – пустая абстрактность, незыблемая субстанция. Можно потратить годы на горячечные доказательства, вывернуть душу, положить жизнь к ее ногам – но субстанция всё равно упрямо, садистски, будет твердить: «Кассио!»

Любопытно, что Эмилия, которая подобрала платок и не вернула его Дездемоне, точнее – украла его по поручению Яго, ее мужа, да еще солгала на этот счет Дездемоне - в финальной сцене представляет себя олицетворением честности. Глупец, говорит она Отелло.
Но Отелло – не глупец. В отличие от короля Лира, он точно следует тому, что видит и слышит. Вариантов ровно два: либо он полюбил исчадие ада, либо – пустышку, красивую, но глупую и черствую бабу.

Апеллировать не к кому.
В «Короле Лире» необходимый сюжетный атрибут – глупость короля, которая, разумеется, есть отражение эпохи.
У Отелло нет ни преданного шута, ни верного друга, ни умной Корделии, которая всегда может сказать ему правду в лицо. Все действующие лица – его враги. В том числе любящая жена. Ей стоило бы сразу сказать, что потеряла платок. Но она упорно обещает мужу его принести, хотя знает, что его у нее нет. Он напоминает ей, почему именно важен для него этот платок, но она упрямо не желает понимать.

Яго не может поверить, что бывают благородные женщины. Отелло - верит. Яго его разочаровывает, а они на самом деле есть, так?
Как пишет А. К. Дживилегов: «Сложный психологический узор».
Нет речи ни о злодейски извращенном характере женщины, ни о сексуальном угаре, ни о роковых женщинах.
До эпохи, когда любовь продается и покупается, как товар, осталось сделать шаг. Но кто сказал, что феодальные, сословно-кастовые отношения лучше.

Пушкин, знакомый с творчеством Баркова, прекрасно был осведомлен и сам участвовал: «Иной имел мою Аглаю…» Что не помешало Пушкину написать «Я помню чудное мгновенье…»
Без всяких сомнений, и Шекспир не был наивным мальчиком.

 «Иное дело быть живой мишенью
И каждый тыкал пальцем. Но и это
Я вынес бы. И это. Без труда.
Но потерять сокровищницу сердца,
Куда сносил я все, чем был богат.
Но увидать, что отведен источник
Всего, чем был я жив, пока был жив.
Но узнать, что этим родником питают
Пруды для разведенья мерзких жаб…»

На вопрос как его теперь называть после убийства жены Отелло отвечает:
«….Как вам угодно. Женоубийцей из слепой любви. Я жертву чести приносил, как думал».

Казалось бы, последние слова, когда Дездемона скрывает, что ее убил Отелло, доказывают ее правоту:
Никто. Сама. Пускай мой муж меня
Не поминает лихом.

Увы. Чиста и невинна - как продажная Оленька из «Драмы на охоте», та тоже скрывает, что ее убил Камышев. Можем добавить: как Ольга Ларина, как Наталья Гончарова. Как говорил Чарльз Буковски: «Разумеется, человека можно любить - если знаешь его не слишком близко».

Отелло – не механизм для выполнения поставленной задачи уничтожения зла. Он должен ее убить, только после этого сможет дышать, мир обретет простор, а время – протяженность.
И себя он убивает не потому, что Дездемона оправдана – ибо она не оправдана, а потому что без нее нет и его, она - будто бы! – заменила ему мир, который оказался чуждым. Действия Отелло – последовательны, необходимы, они вытекают из зоологических свойств окружающего мира.
Александр Блок пишет, что «...в Дездемоне Отелло впервые нашел душу свою, впервые обрел собственную душу!»
Скажем по-другому: Дездемона для Отелло – Вселенная. Неожиданно оказывается, что Вселенная подчиняется зоологическим законам. Гибель обоих – фатально неизбежна.  Как сказал бы Чубайс – не вписались в рынок.

… Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?..
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум…

Действие драмы, предсмертные слова Отелло досказывают стихотворение Пушкина.
Что же происходило в это время в Англии?

Ни бунтов, ни восстаний. 1600 год – основана Ост-Индская компания, торгашество становится государственным делом, грядет истребление десятков миллионов индусов. Королева Елизавета не оставила наследника, и в 1603 году престол занял Яков I, сын казненной Марии Стюарт, представитель новой династии. Надежды, возлагаемые на Якова притесняемыми Елизаветой католиками и пуританами не оправдались. При пьянствующем короле усилился нажим на нарождающуюся буржуазию со стороны феодалов. Яков считал себя выдающимся богословом, усилилось влияние церкви, отмечает Г. Бердников (ИВЛ, Т. 4). Обострялся экономический кризис, массы беднели, пишет Дживилегов. До второй в мире буржуазной революции – еще почти четыре десятка лет. Безвременье.
Военный конфликт, вспыхнувший было между Венецией и Турцией, гаснет уже в 1-й сцене II действия: буря утопила турецкую эскадру. Кипрские события 1571 года еще помнят – но и только.
Уныние вызывает эпоха.

Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж
Достоинство, что просит подаянья,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье,
И совершенству ложный приговор,
И девственность, поруганную грубо,
И неуместной почести позор,
И мощь в плену у немощи беззубой,
И прямоту, что глупостью слывет,
И глупость в маске знатока искусства,
И вдохновения зажатый рот,
И служащие злу благие чувства.
Все мерзостно, что вижу я вокруг...

В переводе Пастернака – не менее актуально:
И глупость в маске мудреца, пророка,
И вдохновения зажатый рот,
И праведность на службе у порока.

«Что развивается в трагедии? какая цель ее? Человек, и народ. Судьба человеческая, судьба народная», - пишет об «Отелло» в 1830 году Пушкин.
Кто убил Пушкина? Ничтожный Дантес? Не смешите.
… А в наши дни и воздух пахнет смертью,
Открыть окно – что жилы отворить.


ДОСТОЕВСКИЙ И СТАЛИНИЗМ

Писать о Достоевском можно бесконечно. А после Бахтина даже как-то неудобно. Однако нас с вами интересует не поэтика, а политика.
Вот как характеризует политические взгляды Федора Михайловича американская Википедия на русском: «Достоевский не вписывался в рамки официального марксистского литературоведения, так как выступал против насильственных методов революционной борьбы, проповедовал христианство и противоборствовал атеизму».
Касательно проповедей – точно так же, как и в редакции Википедии, думали Бердяев, Розанов, Мережковский. Мы увидим, что их точка зрения далека от истины. А вот остальное - напоминает современные постановки в европейских (а ныне и российских) театрах «Евгения Онегина». Внимание американцев обошел тот момент, что Ленин, приговаривая «архискверный Достоевский», подписывал проект памятника писателю. Ведь сама же Википедия отмечает, что в 1921 году А. В. Луначарский в речи на торжестве в честь столетия со дня рождения Ф. М. Достоевского причислил его к великим писателям.
«Произведения писателя были на долгое время исключены из школьных и даже вузовских программ по литературе». Ну, тут Википедия хватила по самую антабку. Масса экранизаций, масса спектаклей, Достоевского изучали в школе и при Сталине, и после. Одна коммуна имени Достоевского чего стоит. И даже фильм! Сама же Википедия и указывает: ««Мёртвый дом» - биографический фильм режиссёра Василия Фёдорова (СССР, 1932). В роли Достоевского Николай Хмелев».
«Ленин не мог и не хотел тратить драгоценное время на чтение романов писателя». - Простите, а откуда ж он тогда узнал, что Достоевский – архискверный??
«В марксистской критике признание гениальности Достоевского как художника сопровождалось борьбой против его реакционных идей», - утверждает задолго до Википедии, в Большой советской энциклопедии, А. А. Белкин. В Википедии – «не вписывался», у Белкина – «реакционные». А… какие реакционные идеи?

Да, причислял себя к славянофилам. Да ведь славянофилов никогда в классовые враги не записывали. Нет, отчего же, можно еще пушкинское послание Мицкевичу «Клеветникам России» вспомнить.
Да, написал «архискверные» «Бесы». Грубо исказил события периода стачки на Невской бумагопрядильной фабрике, читайте, например, хроники Плеханова той же стачки. Но кто не писал пародий на революционеров. Так называемых революционеров. Первый – Герцен! Вот кто указал на тщеславие в их среде. Разве сегодня вокруг вас эдаких, громыхающих революционной фразой, мало? Да они у всех на слуху: Удальцов, Шапинов, Соловейчик, Настя Мальцева-Хрустальная… В качестве типажа Достоевский рисует Лебезятникова: «Эх, если б были живы мои родители, как бы я их огрел протестом!» Это не характеристика личности Лебезятникова, родители здесь – лишь способ, чтобы выпукло показать фальшивость такого рода революционности, это характеристика явления.

Идеалист? Да… Если посмотреть с точки зрения строгой философии… Но ведь идеалист идеалисту рознь. Платон, Гегель – тоже идеалисты. Владимир Соловьев – еще как идеалист, да еще и церковник. Правда, религиозность странная – Соловьев отрицал дьявола и вечное зло. И кто, указывает А. Ф. Лосев, как не Соловьев, дал «убийственную характеристику византийско-московского православия», кто поддержал Чернышевского, а в 1881 году в своей публичной лекции не побоялся утверждать, что царь должен помиловать народовольцев? И Лев Толстой, и Достоевский, пишет Лосев, - идеалисты. «Однако первый сыграл огромную роль в борьбе с самодержавием, а второй разоблачил ничтожество буржуазно-капиталистической культуры и неистово пророчествовал о гибели мелкобуржуазного оптимизма и о грядущей его катастрофе» («Вл. Соловьев»).
Можно дополнить, что и Толстой разоблачил, и Достоевский сыграл роль в борьбе с самодержавием.

Может, Достоевский - антисемит? Можно приклеить ярлычок? Ведь как он в «Записках из мертвого дома» нарисовал молящегося еврея – как лицемера! Ай-я-яй.
Небольшое отступление.
В начале 80-х, когда в СССР, кроме диссидентов, появились разнообразные политические группочки, как националистические (патриотические), так и либерально-демократические. Националисты, основываясь буквально на паре страничек текста классиков, создали миф о русофобии Маркса, Энгельса, Ленина. В новом тысячелетии, нулевых и десятых, либеральные демократы, исчерпав свой пропагандистский арсенал, подхватили тему националистов, включая материалы черносотенцев.
Изначально националисты, представленные «Памятью» и Всесоюзным обществом борьбы за трезвость, использовали подброшенные им работы Введенского и материалы типа опусов предателя, разведчика ЦРУ Климова. Очевидно, они хотели бы опираться на отечественное информационное пространство, потому использовали высказывания Достоевского, которого начали считать своим и пропагандировать его именно в шовинистическом, антисемитском ключе. В Пермском университете проводниками такой агитации в 80-е были биолог Алексей Накоряков и филолог Владимир Абашев. Нужно ли говорить, что националистические организации контролировались КГБ, а такие, как РНЕ, и созданы были КГБ, в соавторстве с ВЛКСМ. Разумеется, в антисемиты записали Достоевского и многие евреи.

В среде евреев – экзальтированное восприятие мира в плане антисемитизма. Помнится, одной еврейке в качестве новогоднего подарка преподнес книжку своих стихов, на что она заметила: «Почитаем, почитаем Ваши антисемитские стихи…» Почему антисемитские?? Ведь она видела меня в первый раз. Есть нации, иронизирует Юрий Мухин, о которых не то, что писать, на них смотреть даже нельзя – непременно обвинят в антисемитизме.
Если я указываю, что евреи, глядя в телевизор, постоянно ищут «своих»: «О, Боря Моисеев… наш человек…» - это указывание дурной черты еврейской нации вовсе не означает, что я антисемит! Наоборот, презираю свихнутых на евреях.
Еврей Маркс тоже не был антисемитом, но хорошенько приложил евреев. Так ведь не только их, но и русских, и немцев, да кого только не приложил.
Нельзя же Пушкина считать русофобом за его фразу: «Я полон презрения к своей нации…» Или Чернышевского - за его фразу «Все рабы, сверху донизу».
Поразительно, но эти нелепые либерально-черносотенные агитационные представления о Достоевском, Марксе, Ленине - и сегодня широко представлены в интернете. Эпоха ныне такая, когда откровенных русофобов, маркиза де Кюстина, Пайпса, Шпенглера, Горсея и им подобных, привечают – и тут же тычут в Маркса с Достоевским.
Все эти вопросы я подробно и неоднократно разбирал в других статьях, поэтому не буду здесь на этом останавливаться.

Вот что пишет сам Достоевский:
«Всего удивительнее мне то: как это и откуда я попал в ненавистники еврея как народа, как нации? Как эксплуататора и за некоторые пороки мне осуждать еврея отчасти дозволяется самими же этими господами, но лишь на словах: на деле трудно найти что-нибудь раздражительнее и щепетильнее образованного еврея и обидчивее его, как еврея. Но опять-таки: когда и чем заявил я ненависть к еврею как к народу? Так как в сердце моем этой ненависти не было никогда, и те из евреев, которые знакомы со мной и были в сношениях со мной, это знают…
Но все-таки не могу вполне поверить крикам евреев, что уж так они забиты, замучены и принижены. На мой взгляд, русский мужик, да и вообще русский простолюдин, несет тягостей чуть ли не больше еврея. Мой корреспондент пишет мне в другом уже письме: "Прежде всего, необходимо предоставить им (евреям) все гражданские права (подумайте, что они лишены до сих пор самого коренного права: свободного выбора местожительства, из чего вытекает множество страшных стеснений для всей еврейской массы), как и всем другим чужим народностям в России, а потом уже требовать от них исполнения своих обязанностей к государству и к коренному населению".
Но подумайте и вы, г-н корреспондент, который сами пишете мне, в том же письме, на другой странице, что вы "не в пример больше любите и жалеете трудящуюся массу русского народа, чем еврейскую" (что уже слишком для еврея сильно сказано), - подумайте только о том, что когда еврей "терпел в свободном выборе местожительства", тогда двадцать три миллиона "русской трудящейся массы" терпели от крепостного состояния, что, уж конечно, было потяжелее "выбора местожительства". И что же, пожалели их тогда евреи?..»  («Еврейский вопрос»)
Что, скажите, что здесь не так?

Так ведь и Ленин осуждает евреев в России за «настроения гетто», за обособленность. Именно такая картина сегодня в России – с еврейскими общинами. В этом плане евреи – не что-то уникальное, точно так себя ведут китайцы, например, в Канаде (Чайна-таун).
Так вот, дабы высказываниями массы экзальтированных идиотов не позорить память евреев, которые воевали с бандеровцами, которые получили звание Героев Советского Союза, прикончим этот вопрос высказыванием такого еврея, как Маркс: «Эмансипация евреев есть эмансипация человечества от еврейства», т.е. от присущего ВСЕМ нациям торгашества («К еврейскому вопросу»).

Никто не спорит – Достоевский превозносит русский народ, видит в нем мессию: «...В русском человеке нет европейской угловатости, непроницаемости, неподатливости. Он со всеми уживается и во всё вживается. Он сочувствует всему человеческому вне различия национальности, крови и почвы… У него инстинкт общечеловечности».
Так ведь и Пушкин тоже: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет…» И тут же отмечает: «Я полон презрения к своей нации. Но мне будет досадно, если иностранец разделит со мной это чувство». Примерно то же говорит Василий Розанов. «Страна рабов, страна господ…» - пишет Лермонтов. «Сверху донизу – все рабы», - повторяет Чернышевский. «Лучше унижать свою родину, бичевать ее, только бы не обманывать», - будто бы подытоживает Чаадаев.
И Достоевский не смотрит на русских сквозь розовые очки:
«...А мы чуть не двести лет как от всякого дела отучены… Идеи то, пожалуй, и бродят, и желание добра есть, хоть и детское; и честность даже найдется, несмотря на то, что тут видимо невидимо привалило мошенников, а деловитости все таки нет! Деловитость в сапогах ходит...» (Разумихин в романе «Преступление и наказание»)
Причем не жалует и прочих славян: «По внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому - не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными! … Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают. Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия проглотила бы их тотчас же, "имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени". Может быть, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать против нее».

И что? Считать Достоевского, в угоду черносотенцам и либералам - шовинистом? Так ведь он правду написал, мы ж это видим невооруженным глазом!
Если Достоевский возносит русских, он от этого не стал еще шовинистом. Не записываем же мы в антисемиты славянофилов, любомудров, Веневитинова или Хомякова. Свое русофильство Достоевский не соединяет с монархизмом, он против монархии, против царя. Современные черносотенцы же, поддерживающие русских капиталистов и одновременно обожествляющих царизм, то есть, феодализм, русских рабочих не считают за людей.

Давайте, и Гоголя запишем в шовинисты, в «Тарасе Бульбе» он от души прикладывает и евреев, и татар. Один из еврейских публицистов специально собрал всё о евреях в русской литературе, чтобы сделать общий вывод о ее антисемитизме.
Но почему только Россия должна отквитываться? Евреев-торгашей гнали из Аравии еще в VII веке, из Франкского королевства, из бургундского Санса, из Франции, Италии, Британии, Испании, затем из Сицилии и Флоренции, Португалии и Австрии, снова из Франции, из Цюриха. На них нападали крестоносцы, их громили на Рейне и Дунае, в Чехии и Польше, Пруссии и Молдавии. Только буржуазная революция в Англии дала возможность еврейским ростовщикам, мешочникам, менялам-спекулянтам легально проживать на территории королевства.

И Ленин – русофил. Антонио Грамши пишет о нем: «Ленин был великим интернационалистом потому, что был глубоко национален…» Вот что Ленин пишет: «Прежде всего, несколько замечаний о патриотизме. Что «пролетарии не имеют отечества», это действительно сказано в «Коммунистическом манифесте»; что позиция Фольмара, Носке и Ко «бьёт в лицо» этому основному положению интернационального социализма, это также верно. Но отсюда ещё не следует правильность утверждения Эрве и эрверистов, что пролетариату безразлично, в каком отечестве он живёт: живёт ли он в монархической Германии, или в республиканской Франции, или в деспотической Турции. Отечество, т.е. данная политическая, культурная и социальная среда, является самым могущественным фактором в классовой борьбе пролетариата; и если неправ Фольмар, устанавливающий какое-то «истинно немецкое» отношение пролетариата к «отчеству», то не более прав и Эрве, непростительно критически относящийся к такому важному фактору освободительной борьбы пролетариата. Пролетариат не может относиться безразлично и равнодушно к политическим, социальным и культурным условиям своей борьбы, следовательно, ему не могут быть безразличны и судьба его страны. Но судьба  страны его интересует лишь постольку, поскольку это касается его классовой борьбы, а не в силу какого-то буржуазного, совершенно неприличного в устах с.-д. «патриотизма». (Воинствующий милитаризм. 23.7.1908. ПСС, т.17 с. 190)
И вот что еще говорит: «Патриотизм человека, который будет лучше три года голодать, чем отдать Россию иностранцам, это – настоящий патриотизм, без которого мы три года не продержались бы… Это лучший революционный патриотизм.» (VIII Всероссийский съезд Советов. 21.12.1920. ПСС, т.42. с. 124)

В Манифесте «не имеют». Скорее всего, перевод не точен – лишены! Точнее у Бомарше: «Разве у бедняка есть родина?» Ленин же подчеркивает: «Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину…»

Горький в очерке «Владимир Ильич Ленин» пишет: «Я нередко подмечал в нем черту гордости Россией, русскими, русским языком и искусством. Эта черта казалась мне странной и даже наивной, но потом я научился слышать в ней отзвук глубоко скрытой радостной любви к своему народу. На Капри он, глядя, как осторожно распутывают сети, изорванные акулой, заметил: "Наши работают бойчее". А, когда я выразил сомнение по этому поводу, он, не без досады, сказал: "Гм, гм, а не забываете ли Вы Россию, сидя на этой шишке?"»
При этом Ленин тут же писал о «плохо орабоченном» русском рабочем, в сравнении с западным и дотошно изучал систему Тейлора.
«Мы полны чувства национальной гордости, и именно поэтому мы особенно ненавидим свое рабское прошлое… Мы гордимся тем, что эти насилия вызывали отпор из нашей среды, из среды великорусов, что эта среда выдвинула Радищева, декабристов, революционеров-разночинцев 70-х годов, что великорусский рабочий класс создал в 1905 году могучую революционную партию масс, что великорусский мужик начал в то же время становиться демократом, начал свергать попа и помещика», - ставит точку Ленин («О национальной гордости великороссов»).
Слышите? Гордимся. И Достоевским тоже. Слышите? «Начали свергать». Вот только тогда – гордимся. Мы гордимся русско-украинской нацией, которая  в Новороссии восстала против фашизма. Мы гордимся русскими в России, которые ради Новороссии отдавали последнее.

Достоевский, как и Соловьев, ратовал за особый путь развития России, придерживался теории почвенничества. Указывал на язвы надвигающегося прогрессивного капитализма. Но ведь и Мандевиль указывал, и Маркс высоко ценил за это Мандевиля. А пропаганда особого пути – когда до классовых битв было далеко, когда спора Ленина с народниками, стоявшими за особый путь России, еще не было в проекте – какой же вред могла принести позиция Достоевского?
Итак, архискверный ли Достоевский? «Выламывался» ли из рамок марксизма? Проповедовал ли христианство?

***

Митрополит Федченков в своих мемуарах «На рубеже веков» тоже полагает, что Достоевский доказывает существование бога:
«А у Достоевского в "Братьях Карамазовых" есть такой разговор между Иваном и лакеем Смердяковым, сыном их общего отца Федора, убитого им, и Лизы Смердящей: "Ты, Иван, говоришь, что Бога нет? Ежели нет, так все можно!" Вывод точный, неопровержимый: без Бога нет и греха. Ученый Иван понимал, конечно, это, но осуществить до конца не мог. А лакей Григорий Смердяков делом доказал это: Бога нет - и отца убить можно; и нечего тут мучиться, как если клопа раздавить...»

Вывод пещерный. 1) от убийства предохраняет не церковь, а закон. 2) В древней Греции или в Древнем Риме никому бы в голову не пришло, что Зевс или Юпитер наказывают на том свете за мирские грехи. Нет ни одного мифа, где бы описывалось, как боги наказали за воровство, мошенничество, избиение, бытовое убийство, изнасилование, грабеж, бандитизм.

Далее Федченков, как человек ограниченный религией, грубо упрощает притчу о великом инквизиторе у Достоевского, он не понимает, что Достоевский переносит события в средние века, чтобы не обвинили, что он говорит о современной ему России. Однако Федченков тут же и точно подмечает важный момент, как Достоевский указывает на стену между народом и «друзьями народа»:
«… Кроме этого, безусловно, должно признать за русским народом и настоящий здравый ум.
И до революции, почти всю вторую половину XIX столетия, интеллигенция России, одинаково как западники, так и славянофилы, верила в народ, в его ум, в то, что народ скажет свое слово, у него надо учиться. Так же и даже особенно Достоевский настаивал. Но он же и предупреждал, что эти почитатели народа, готовые идти к нему на поклон, легко могут изменить ему. Пока народ во всем согласен со своими почитателями и вторит им, он и хорош, и умен. Но попробуй тот же умница-народ что-нибудь подумать и сделать по своему собственному уму-разуму, тотчас же те не только отвернутся от него, но даже и проклянут. И это, говорил в "Дневнике" Достоевский, и не только одни западники, но и правые славянофилы, они-то даже пуще всего! Это предсказание буквально исполнилось на народе: от него ушли почти все интеллигенты-революционеры, а правые и доселе злобно ненавидят его...»

О том, что у рабочих надо учиться, говорит и Ленин. Насколько прозрачнее Федченкова пишет Плеханов: «Но такой рабочий класс не доверит свою судьбу даже самым искренним своим доброжелателям» («Социализм и политическая борьба»).

В романе «Идиот» самый положительный герой, князь Мышкин, горячо проповедует… христианство? Читаем:
«… Католичество - все равно что вера нехристианская! - прибавил он вдруг, засверкав глазами и смотря пред собой, как-то вообще обводя глазами всех вместе. … Нехристианская вера, во-первых! - в чрезвычайном волнении и не в меру резко заговорил опять князь: - это во-первых, а во-вторых, католичество римское даже хуже самого атеизма, таково мое мнение. Да! таково мое мнение! Атеизм только проповедует нуль, а католицизм идет дальше: он искаженного Христа проповедует, им же оболганного и поруганного, Христа противоположного! Он антихриста проповедует, клянусь вам, уверяю вас! ... Римский католицизм верует, что без всемирной государственной власти церковь не устоит на земле, и кричит: Non possumus! По-моему, римский католицизм даже и не вера, а решительно продолжение Западной Римской империи, и в нем все подчинено этой мысли, начиная с веры. Папа захватил землю, земной престол и взял меч; с тех пор все так и идет, только к мечу прибавили ложь, пронырство, обман, фанатизм, суеверие, злодейство, играли самыми святыми, правдивыми, простодушными, пламенными чувствами народа, все, все променяли за деньги, за низкую земную власть. И это не учение антихристово?! Как же было не выйти от них атеизму? Атеизм от них вышел, из самого римского католичества! Атеизм, прежде всего, с них самих начался: могли ли они веровать себе сами? Он укрепился из отвращения к ним; он порождение их лжи и бессилия духовного! Атеизм! у нас не веруют еще только сословия исключительные… корень потерявшие; а там уже страшные массы самого народа начинают не веровать, - прежде от тьмы и от лжи, а теперь уже из фанатизма, из ненависти к церкви и ко христианству! … это дело не исключительно одно только богословское! Ведь и социализм порождение католичества и католической сущности! Он тоже, как и брат его атеизм, вышел из отчаяния, в противоположность католичеству в смысле нравственном, чтобы заменить собой потерянную нравственную власть религии, чтоб утолить жажду духовную возжаждавшего человечества и спасти его не Христом, а тоже насилием! Это тоже свобода чрез насилие, это тоже объединение чрез меч и кровь! "Не смей веровать в бога, не смей иметь собственности, не смей иметь личности, fraternitй ou la mort, два миллиона голов!" … И не думайте, чтоб это было все так невинно и бесстрашно для нас; о, нам нужен отпор, и скорей, скорей! Надо, чтобы воссиял в отпор Западу наш Христос, которого мы сохранили и которого они и не знали! Не рабски попадаясь на крючок иезуитам, а нашу русскую цивилизацию им неся... Не из одного ведь тщеславия, не все ведь от одних скверных тщеславных чувств происходят русские атеисты и русские иезуиты, а и из боли духовной, из жажды духовной, из тоски по высшему делу, по крепкому берегу, по родине, в которую веровать перестали, потому что никогда ее и не знали! Атеистом же так легко сделаться русскому человеку, легче чем всем остальным во всем мире! И наши не просто становятся атеистами, а непременно уверуют в атеизм, как бы в новую веру, никак и не замечая, что уверовали в нуль. … "Кто почвы под собой не имеет, тот и бога не имеет"… "Кто от родной земли отказался, тот и от бога своего отказался". ... Откройте жаждущим и воспаленным Колумбовым спутникам берег "Нового Света", откройте русскому человеку русский "Свет", дайте отыскать ему это золото, это сокровище, сокрытое от него в земле! Покажите ему в будущем обновление всего человечества и воскресение его, может быть, одною только русскою мыслью, русским богом и Христом, и увидите, какой исполин могучий и правдивый, мудрый и кроткий, вырастет пред изумленным миром, изумленным и испуганным, потому что они ждут от нас одного лишь меча, меча и насилия, потому что они представить себе нас не могут, судя по себе, без варварства».

Не один Достоевский будет проповедовать непротивление злу насилием – и Толстой, и Неру, и Ганди, а Ленин будет нещадно критиковать Толстого.
Еще бы, скажем, еще бы – в кружке Петрашевского Достоевский вместе с Н. А. Спешневым готовил государственный переворот. Затем арест, 8 месяцев в Петропавловской крепости, приговор к смертной казни, замена четырехлетней каторгой и отбытие воинской повинности.

Но разве православие – не продолжение империи? Как точен тут Достоевский, хоть, в отличие от Соловьева, боится писать о православии. Не мог он пройти мимо такого позорного факта, что в 1866 году «за изложение самых крайних материалистически взглядов» был наложен арест на книгу русского физиолога и мыслителя И. М. Сеченова «Рефлексы головного мозга», противоречившую религиозным представлениям о человеке и его душе. Петербургский митрополит Исидор попросил Синод сослать Сеченова «для усмирения и исправления» в Соловецкий монастырь «за предерзостное душепагубное и вредоносное учение». Впоследствии арест на книгу был снят, но до 1894 года она числилась в спецхране… простите, хуже: в списках книг, запрещенных для хранения в библиотеках. Самого Сеченова занесли в списки неблагонадежных, ему запретили читать лекции («Материалы по пересмотру действующих постановлений ценуры и печати». Ч. I, СПб, 1870, с. 499 – 505; В. Прокофьев, «Атеизм русских революционных демократов», М., 1965, с. 88)

Но разве христианство – отрицает насилие? «И истребишь все народы, которые господь твой дает тебе, да не пощадит их глаз твой» (Книга Исайи). Убийство египетских младенцев, всемирный потоп, наконец.
«Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч,
ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее.
И враги человеку - домашние его. Кто любит отца и мать более, нежели Меня, недостоин меня, и кто любит сына и дочь более, нежели Меня, недостоин Меня… » (от Матфея, 10:34-38)
«... если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником; ...» (Лк 14:26).
Убивай гадалок, иноверцев, буйных и непокорных, недевственных жен – вот чему учит Библия.
Неужто Достоевский не в курсе, неужто считал христианство лишенным насилия?
Но так ли привержен Достоевский христианству, если он в кружке С. Ф. Дурова дважды зачитывал письмо Белинского Гоголю с осуждением книги, где Гоголь пропел «гимн гнусному русскому духовенству».
Белинский пишет: «По-Вашему, русский народ — самый религиозный в мире: ложь! Основа религиозности есть пиетизм, благоговение, страх божий. А русский человек произносит имя божие, почёсывая себе задницу. (Здесь Белинский цитирует самого Гоголя: русский мужик крестится, «почесывая залатанный зад» («Мертвые души»).) Он говорит об образе: годится — молиться, не годится — горшки покрывать. Про кого русский народ рассказывает похабную сказку? Про попа, попадью, попову дочку и попова работника. Кого русский народ называет: дурья порода, брюхаты жеребцы? Попов... Не есть ли поп на Руси для всех русских представитель обжорства, скупости, низкопоклонничества, бесстыдства? И будто всего этого вы не знаете?»

Достоевский, наоборот, выворачивает, что католичество – зло… Понимаете – он выдумывает липовое ненасильственное христианство, чтобы противопоставить его христианству же, но только реальному. Какая же тут проповедь христианства, тут яростная атака на него. Говорил о «духовном примирении», и тут же, не имея возможности обвинить православную церковь, точно так же являющейся орудием государства, он все обвинения в ее адрес переносит на католичество.

Достоевский убежден в «реальности и истинности требований коммунизма и социализма...» («Литературное наследство», т. 83, 1971, с. 446). Но не понимает, что такое социализм, он рисует его с Бакунина и Нечаева, приписывает ему подавление личности, когда на самом деле – и об этом пишет Маркс – личность подавляет тяжелый подневольный труд. Не чувствуя это, Достоевский уверен: «... зло таится в человечестве глубже, чем предполагают лекаря-социалисты, ... ни в каком устройстве общества не избегнете зла...» (Полн. собр. худ. произведений, т. 12, 1929, с. 210). То, что зло – в обезличивании человека тяжелым, однообразным трудом – не касается писателя. Он живет исключительно той эпохой, когда в России капитализм едва пускал корни, он не знает истории других стран.
Достоевский стерилен в атеизме – недаром только в России Карл Рулье, издавший работы по теории эволюции задолго до Дарвина, был подвергнут гонениям, еще была попытка со стороны министерства по печати запретить издание трудов Дарвина. Россия не прошла тот путь борьбы философии и становящейся науки с религией, который прошла Европа в XVII веке.
Но посмотрите, как яростно защищает Достоевский и атеизм, и социализм, когда указывает, откуда они берутся в России.
Ничего архискверного с точки зрения большевизма нет, не так ли?

Где ж то золото, что ищет Достоевский? Почвенничество. «Кто от земли отказался». «Воскресение может быть только одной русской мыслью».
Но. «Разве у бедняка есть родина?» - повторим возражение Бомарше. То есть – нет ничего. Всё отняли, в том числе родину. «Рабочие лишены отечества».

Однако постойте - Достоевский упрекает социализм в безбожии и в отрицании права на собственность. Которой у рабочих в царской России и не было. И тут же упрекает католичество в вещизме. Что-то здесь не так. Именно католичество? Или Достоевский не в курсе, что РПЦ – крупный землевладелец, что родился – плати, женился – плати, умер – плати? Не знает русских поговорок о православных попах, да и о религии вообще? Вряд ли…

***

Википедия договорилась до того, что «политические взгляды Ф. М. Достоевского следует рассматривать в рамках теории официальной народности (православие, самодержавие и народность)». И еще хлеще: «Марксистско-ленинское литературоведение не могло не расценивать Достоевского как классового врага, контрреволюционера. … В условиях строительства пролетарской культуры революционное литературоведение вынуждено было сбросить Достоевского с корабля современности».
 И тут же себя опровергает: «Свои политические взгляды времен петрашевцев Достоевский позднее назвал «теоретическим социализмом» в духе системы Фурье». И еще: «После первой поездки по странам Европы в 1862 году «Достоевский становится противником распространения в России универсального, общеевропейского прогрессизма», выступив в статье «Зимние заметки о летних впечатлениях» (1863) с острой критикой западноевропейского буржуазного общества, подменившее свободу «миллионом»».
Ну, нельзя же одновременно бунтовать против царя, быть социалистом, выступать против буржуазии, против власти денег, против стяжательства – и одновременно быть классовым врагом! Википедия путает Российскую ассоциацию пролетарских писателей (РАПП) со всей литературной Россией.
Какое, к черту, «самодержавие» - свержение власти, вот что замышлял в кругу петрашевцев Достоевский. Вся русская общественность расценила «Братья Карамазовы» как бунт против бога, какое, к черту, православие, редакция Википедии не в курсе? И старец покойный у него именно «провонял», и…

«… Не бога я не принимаю, Алеша, я только билет ему почтительнейше возвращаю.
- Это бунт, - тихо и потупившись проговорил Алеша».
Бунт, бунт, не сомневайтесь! Иван повторяет безбожника Вольтера: «Я не бога не принимаю, пойми ты это, я мира, им созданного, мира-то божьего не принимаю и не могу согласиться принять» (Собрание соч., т. 9, 1958, с. 295). То есть: не абстрактного, разумеется, мира, а царской России.

«- Бунт? Я бы не хотел от тебя такого слова, - проникновенно (! Б. И.) сказал Иван. - Можно ли жить бунтом, а я хочу жить.»
Еще бы. Стоило бы сказать: «Я еще жить хочу». После Петропавловской крепости и смертного приговора.

Предательства, предательства не прощает Ленин Достоевскому. «Жить, как угодно, под кем угодно, хоть на коленях – только бы жить!» - вот кредо Достоевского после ссылки. Не прощает – именно как своему. Потому что пример с Достоевского будут брать, а власти – указывать юным на этот пример: «Ведь вот что в результате вышло…» Толстой не шел в революцию, Толстой у Ленина критикуем, но «зеркало русской революции». Достоевский шел в революцию, он свой.
Против системы, страшного «мира божьего» Достоевский слабенько выдвигает христосиков, готовых страдать за всех Алешу, князя Мышкина, Соню Мармеладову. И ведь знает, сам наделяет такими фамилиями: Мармеладова, Мышкин.

Посмотрите, как в «Подростке» Версилов – а это, бесспорно, сам Достоевский, с его сумасшедшинкой, с его тотальной страстью - униженно просит против религии:
«… Я не мог не представлять себе временами, как будет жить человек без бога и возможно ли это когда-нибудь. Сердце мое решало всегда, что невозможно; но некоторый период, пожалуй, возможен... Для меня даже сомнений нет, что он настанет; но тут я представлял себе всегда другую картину... Я представляю себе, мой милый… что бой уже кончился и борьба улеглась. После проклятий, комьев грязи и свистков стало затишье, и люди остались одни, как желали, великая прежняя идея оставила их; великий источник сил, до сих пор питавший и гревший их, отходил, как то величавое и зовущее солнце в картине Клода Лоррена, но это был уже как бы последний день человечества. И люди вдруг поняли, что они остались совсем одни, и разом почувствовали великое сиротство… я никогда не мог вообразить себе людей неблагодарными и оглупевшими. Осиротевшие люди тотчас же стали бы прижиматься друг к другу теснее и любовнее, они схватились бы за руки, понимая. что они одни составляют всё друг для друга. Исчезла бы великая идея бессмертия, и приходилось бы заменить ее; и весь великий избыток прежней любви к тому который и был бессмертие, обратился бы у всех на природу, на мир. на людей, на всякую былинку. Они возлюбили бы землю и жизнь неудержимо и в той мере, в какой постепенно сознавали бы свою преходимость и конечность, и уже особенною, уже не прежнею любовью. Они стали бы замечать и открыли бы в природе такие явления и тайны, каких и не предполагали прежде, ибо смотрели бы на природу новыми глазами, взглядом любовника на возлюбленную. Они просыпались бы и спешили бы целовать друг друга, торопясь любить, сознавая. Что дни коротки, что это – всё. что у них остается. Они работали бы друг на друга, и каждый отдавал бы всем всё своё и тем одним был бы счастлив. Каждый ребенок знал бы и чувствовал, что всякий на земле – ему как отец и мать. «Пусть завтра последний день мой, - думал бы каждый, смотря на заходящее солнце, - но всё равно, я умру, но останутся все они, а после них дети их» - и эта мысль, что они останутся, всё так же любя и трепеща друг за друга, заменила бы мысль о загробной встрече. О, они торопились бы любить, чтоб затушить великую грусть в своих сердцах. Они были бы горды и смелы за себя, но сделались бы робкими друг за друга; каждый трепетал бы за жизнь и за счастие каждого. Они стали бы нежны друг к другу и не стыдились бы того, как теперь, и ласкали бы друг друга, как дети. Встречаясь, смотрели бы друг на друга глубоким и осмысленным взглядом, и во взглядах их была бы любовь и грусть...» («Подросток»)
Да, униженно. Но.

Достоевский постоянно восстает против абстрактной постановки вопроса… В «Идиоте»: бандит зарезал шестерых – а объяснят общественными язвами… Антисемит? Нет же, давайте говорить конкретно…
Послушайте абстрактные лозунги европейских и американских левых: буржуазия – эксплуататор. Всё!
В России обычные рядовые люди, не партийные, далекие от партийной абстрактной догматики, вскрыли тот факт, что элита СССР, с ее моральным кодексом строителя коммунизма – фальсификат. Левые на Западе не сделали даже этого.

В то же время Достоевский втискивает конкретику в абстрактные категории, своеобразный эзопов язык – скажем, в «Великом инквизиторе» - конкретику, облеченную в религиозную форму. Он противопоставляет «светильникам разума», «духовным пастырям», партии масс («ордену меченосцев», по выражению Сталина) – сами массы, которые всегда готовы передоверить свои судьбы человеку государственному. Человеку просветленному, «слышащему подземный гул истории» (Отрега-и-Гассет, «Восстание масс»), стоящему над, способному обобщать, вооруженному передовой теорией...
«… нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается».

Человек есть общественное животное, формулирует Аристотель. Свобода одного, говорит Иммануил Кант, возможна лишь за счет ущемления свободы другого. Ограничение свободы дает новые возможности, объясняет Людвиг Фейербах. Личность человека, определяет Карл Маркс, есть совокупность общественных отношений. Жить в обществе и быть свободным от общества невозможно, смеется Владимир Ленин… Постойте, постойте, Достоевский о другом. Он о массах. Может, о современных российских рабочих? Посмотри: твоих товарищей увольняют тысячами, ты готов поднять бунт, готов взять производство в свои руки? – «Не хочу ответственности…» Отработать смену – и к телевизору. Свобода!
«Человек-ткач, человек-пекарь, человек-шофёр. Причём, у него нет никаких других потребностей, никакого комплекса неполноценности. Ну, нет же у вола комплекса неполноценности от того, что он — вол!.. Ну, вол, и слава богу. И такой человек будет радоваться, непрерывно. Радоваться, что ему тепло, что помидор — красный, что солнце светит, что ровно в два часа, что бы ни случилось, он получит свой питательный бобовый суп, а ночью — женщину. При условии, что он будет прилежно трудиться. Ну, разве это не милосердно?»

Что толку от совершенствования воли, от того, что ты искупил свои собственные грехи, обращается писатель к партии масс: «И если за тобою во имя хлеба небесного пойдут тысячи и десятки тысяч, то что станется с миллионами и с десятками тысяч миллионов существ, которые не в силах будут пренебречь хлебом земным для небесного? Иль тебе дороги лишь десятки тысяч великих и сильных, а остальные миллионы, многочисленные, как песок морской, слабых, но любящих тебя, должны лишь послужить материалом для великих и сильных?»

Несчастный, примитивный, ничтожный ремейк дискурса Достоевского - противопоставления «порядка» и свободы - воспроизвел в фильме «Убить дракона» видный член КПСС Марк Захаров. Он еще и дополнил тупейшим «всё дозволено». Ну, если бога-то нет.
Самое смешное в фильме – сопоставление с СССР («когда все вместе, тут плакали от счастья»), ведь в 80-е годы ничего подобного в помине не было. И главный тезис фильма – революционер вместе с драконом. С властью.

Вернемся от политических проституток к Достоевскому. У Достоевского Христос пришел призвать людей к свободе. В раннем христианстве – да! А вот дальше – сама религия есть и порабощение, и орудие порабощения. Что ни страница святых писаний – не возгордись, не богохульствуй, смирись, не укради (даже веревки у жаждущего повеситься), не убий (даже фашиста), и самое дикое – не возжелай жены ближнего своего. А если случится? Что за нелепый запрет? Религиозный Владимир Соловьев возжелал жену ближнего своего. И никто ему слова не сказал.
Разумеется, писатель знает это. Инквизитор говорит Христу о другом:

«Всё, что ты вновь возвестишь, посягнет на свободу веры людей, ибо явится как чудо, а свобода их веры тебе была дороже всего еще тогда, полторы тысячи лет назад. Не ты ли так часто тогда говорил: „Хочу сделать вас свободными“. Но вот ты теперь увидел этих „свободных“ людей, — прибавляет вдруг старик со вдумчивою усмешкой. — Да, это дело нам дорого стоило, — продолжает он, строго смотря на него, — но мы докончили наконец это дело во имя твое. Пятнадцать веков мучились мы с этою свободой, но теперь это кончено, и кончено крепко. Ты не веришь, что кончено крепко? Ты смотришь на меня кротко и не удостоиваешь меня даже негодования? Но знай, что теперь и именно ныне эти люди уверены более чем когда-нибудь, что свободны вполне, а между тем сами же они принесли нам свободу свою и покорно положили ее к ногам нашим. Но это сделали мы, а того ль ты желал, такой ли свободы?»
— Я опять не понимаю, — прервал Алеша, — он иронизирует, смеется?
— Нимало. Он именно ставит в заслугу себе и своим, что наконец-то они побороли свободу и сделали так для того, чтобы сделать людей счастливыми. «Ибо теперь только (то есть он, конечно, говорит про инквизицию) стало возможным помыслить в первый раз о счастии людей. Человек был устроен бунтовщиком; разве бунтовщики могут быть счастливыми?»

То есть. Инквизитор утверждает, что он печется о благе миллионов, как Сталин печется о стране – по выражению публициста Александра Колпакиди – как о родной матери.
«И кто тебе поверит о свободе? Так ли, так ли надо ее понимать!..» - возражает Алеша.
А как? Как тебе КТО-ТО сверху говорит, а не так, как ты сам ее хочешь понимать? Да ведь инквизитор ни словом не обмолвился, какую именно свободу имеет в виду!
Алеша ничего толком не может возразить, выбрасывает какие-то словеса… И, разумеется – раз нет религии, так «всё позволено»?! Для Алеши нравственные устои привносятся сверху, не возникают в общественной практике низших классов.
Значит, Достоевский против революции?

Но даже Алеша – революционер, он уже отверг бога, да он еще – в пику монархии – согласен с Иваном, он тоже приписывает Христу стремление к свободе, которой в помине нет в царской России. Он говорит Ивану, что тот хочет выступить против воли Христа к свободе: «Поэма твоя есть хвала Иисусу, а не хула... как ты хотел того».

***

Что за фамилия – Карамазов? Каракозов. Конспиративно – Алексей Петров. Так как звали одного из трех братьев? Так же, как и Каракозова - Дмитрий. 4 апреля 1866 года Каракозов стрелял в Александра II, произведение «Братья Карамазовы было окончено в ноябре 1880 г. (Хотя был и реальный прототип – каторжный Дмитрий Ильинский, мнимый отцеубийца.) Один из приговорённых вместе с Достоевским к казни, Николай Григорьев, на каторге сошёл с ума. Иван Карамазов тоже сходит с ума. Дмитрий Карамазов – тоже идет на каторгу.

Тут начинает солировать другая тема:
«Если бы возможно было помыслить… что три эти вопроса страшного духа бесследно утрачены в книгах и что их надо восстановить, вновь придумать и сочинить, чтоб внести опять в книги, и для этого собрать всех мудрецов земных… и задать им задачу: придумайте, сочините три вопроса, но такие, которые мало того, что соответствовали бы размеру события, но и выражали бы сверх того, в трех словах, в трех только фразах человеческих, всю будущую историю мира и человечества, — то думаешь ли ты, что вся премудрость земли, вместе соединившаяся, могла бы придумать хоть что-нибудь подобное по силе и по глубине тем трем вопросам, которые действительно были предложены тебе тогда могучим и умным духом в пустыне? Уж по одним вопросам этим, лишь по чуду их появления, можно понимать, что имеешь дело не с человеческим текущим умом, а с вековечным и абсолютным. Ибо в этих трех вопросах как бы совокуплена в одно целое и предсказана вся дальнейшая история человеческая и явлены три образа, в которых сойдутся все неразрешимые исторические противоречия человеческой природы на всей земле. … Вспомни первый вопрос…: „Ты хочешь идти в мир и идешь с голыми руками, с каким-то обетом свободы, которого они, в простоте своей и в прирожденном бесчинстве своем, не могут и осмыслить, которого боятся они и страшатся, — ибо ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы! А видишь ли сии камни в этой нагой раскаленной пустыне? Обрати их в хлебы, и за тобой побежит человечество как стадо, благодарное и послушное, хотя и вечно трепещущее, что ты отымешь руку свою и прекратятся им хлебы твои.“
Но ты не захотел лишить человека свободы и отверг предложение, ибо какая же свобода, рассудил ты, если послушание куплено хлебами? Ты возразил, что человек жив не единым хлебом, но знаешь ли, что во имя этого самого хлеба земного и восстанет на тебя дух земли, и сразится с тобою, и победит тебя...  пройдут века и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные. „Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели!“ — вот что напишут на знамени, которое воздвигнут против тебя и которым разрушится храм твой. Поймут наконец сами, что свобода и хлеб земной вдоволь для всякого вместе немыслимы, ибо никогда, никогда не сумеют они разделиться между собою! Убедятся тоже, что не могут быть никогда и свободными, потому что малосильны, порочны, ничтожны и бунтовщики. Ты обещал им хлеб небесный, но… может ли он сравниться в глазах слабого, вечно порочного и вечно неблагородного людского племени с земным? И если за тобою во имя хлеба небесного пойдут тысячи и десятки тысяч, то что станется с миллионами и с десятками тысяч миллионов существ, которые не в силах будут пренебречь хлебом земным для небесного? Иль тебе дороги лишь десятки тысяч великих и сильных, а остальные миллионы, многочисленные, как песок морской, слабых, но любящих тебя, должны лишь послужить материалом для великих и сильных? Нет, нам дороги и слабые. Они порочны и бунтовщики, но под конец они-то станут и послушными. Они будут дивиться на нас и будут считать нас за богов за то, что мы, став во главе их, согласились выносить свободу и над ними господствовать, так ужасно им станет под конец быть свободными! Но мы скажем, что послушны тебе и господствуем во имя твое...»

Казалось бы, Достоевский тут повторяет начатое выше противоположение «хлеб – свобода». Да еще следует буржуазии, которая привыкла «обвинять рабочих в лени, пьянстве, беспорядочных половых связях» (Энгельс, «Положение рабочего класса в Англии»). Не совсем так.

О, вся Россия помнит этот разговорец неподкупной интеллигенции российской, эти слова представителя элиты, артиста Юрия Яковлева: «А… разве говорить о куске хлеба – это интеллигентно?» Помним, как самиздатовское либеральное «Сибинфо» в 1990 году печатало карикатуру на последователя Нины Андреевой, мужичка на трибуне, вид сзади – без штанов: «Не могу поступиться принципами!»
Помним, как девушки-телеведущие, после того, как в стране грянула гиперинфляция и смертность превысила рождаемость, вдруг неуверенно заговорили словами Нины Андреевой: «Ну, мы же ради куска хлеба не поступимся принципами демократии, правда?»

Как можно объять природу одним уравнением. Разве выражается она только путем математического абстрагирования. Можно ли мир загнать в три вопроса. Разве можно в одной небольшой книжке, Библии, выразить сложность всего мира.
Как может Инквизитор поминать хлеб, если Христос накормил пятью хлебами пять тысяч человек… О какой свободе может говориться в Библии. То есть: нет никакого Инквизитора и Христа. Есть лишь петрашевцы, Достоевский, Спешнев, Григорьев – и жестокий вопрошающий разум: что хотели настряпать? И этот разум, есть, без сомнения, сам Достоевский.
О какой свободе пели, почему не видели, не понимали, что без хлеба ни о каких высотах духа и речи нет, почему не поняли, что они – вне народа. «Я ушел от гордых и воротился к смиренным для счастья этих смиренных». Архискверный!
Это довольно банальный момент, Дон Кихот Ламанческий, который много раз обыгрывался в советской литературе и в советском кинематографе – для Достоевского же это была история его и его страны.
Для народовольцев – это была их история: десятилетия борьбы народовольцев за души российских крестьян «разбились о стену равнодушия масс», пишет Ленин в статье «Памяти Парижской коммуны».

Главное же добавление, которое делает Достоевский, мы сформулируем так, как это делал оппортунист Эдуард Бернштейн: не может масса выбиться за рамки борьбы за более выгодные условия продажи рабочей силы. Почему? «Потому что малосильны, порочны, ничтожны и бунтовщики», - отвечает Достоевский. (Надо бы уточнить – не просто бунтовщики, но анархисты, именно так будут сталинисты десятилетиями клеймить любую критику Сталина.) И предрекает: «… и будут считать нас за богов за то, что мы, став во главе их, согласились выносить свободу и над ними господствовать… Но мы скажем, что послушны тебе и господствуем во имя твое». Ничего не напоминает? США? Нет, СССР! Красной нитью сквозь историю ВКПб-КПСС пройдет бернштейнианское «планы партии – планы народа».

В то же время не стоит приписывать Достоевскому ленинское понимание: идти от ближайших интересов миллионов. Иван Карамазов показывает правду инквизитора против христовой свободы, но сам возражает против «хлебного» интереса. Вот что дальше в разговоре Ивана и Алексея:
«Но позволь, однако: неужели ты в самом деле думаешь, что всё это католическое движение последних веков есть и в самом деле одно лишь желание власти для одних только грязных благ? Уж не отец ли Паисий так тебя учит?
- Нет, нет, напротив, отец Паисий говорил однажды что-то вроде даже твоего... но, конечно, не то, совсем не то, - спохватился вдруг Алеша.
- Драгоценное, однако же, сведение, несмотря на твое: «совсем не то». Я именно спрашиваю тебя, почему твои иезуиты и инквизиторы совокупились для одних только материальных скверных благ?»

То есть. Достоевский обеими ногами, по колено, стоит на почве… не-ет, не земли русской, в которой живут люди, в отличие от прочих ущемленных наций, обладающие, согласно Делягину и др. – особым чувством справедливости. Он стоит на почве обыкновенного уравнительного коммунизма… С лишенным потребностей индивидом, с представлением о некоем минимуме (Маркс). Именно потому Достоевский – как Прудон - и приписывает социализму лозунг «Не смей иметь собственности». Как бы не так! Землю – крестьянам, фабрики – рабочим, именно в частную собственность.

Вивекананда переворачивает «формулу» Ивана Карамазова (самого Достоевского):
«До тех пор, пока в Индии есть хотя бы одна голодная собака, моя религия состоит в том, чтобы ее накормить!»

Но разве анархист и уравнитель Прудон – архискверный? Да, Маркс нещадно его критиковал, но высоко ставил иные его книги, да вообще дружил до поры. Но разве взглядами революционеров движется истории? Она движется практикой, а дурные взгляды живут сами по себе. После Парижской коммуны, во главе которой стояли в том числе бланкисты и прудонисты, Маркс переписывал заново свой «Капитал» - практика исправила лучшую из теорий.
Разве архискверными или реакционными были уравнительные коммунисты Мор, Кампанелла, Морелли, Мозес Гесс, Вейтлинг, стоявшие у истоков социализма?

***

Может возникнуть впечатление, что Достоевский, добавляя тему в полифонию, выводит, как абстрактную формулу, некие скрижали, когда говорит о замученном ребенке. На самом деле Достоевский вполне конкретен. Он не пишет инвенции, все его темы – взрывные. Он говорит о царизме. В «Братья Карамазовы» говорит революционер Достоевский. Формулировка нарочито абстрактная, повторим – после смертного приговора и ссылки.

«… Это было в самое мрачное время крепостного права… и да здравствует освободитель народа! Был тогда… один генерал, генерал со связями большими и богатейший помещик, но из таких (правда и тогда уже, кажется, очень немногих (есть у нас еще отдельные случаи, Б. И.)), которые, удаляясь на покой со службы, чуть-чуть не бывали уверены, что выслужили себе право на жизнь и смерть своих подданных… Ну вот живет генерал…. Псарня с сотнями собак и чуть не сотня псарей…. И вот дворовый мальчик, маленький мальчик, всего восьми лет, пустил как-то играя камнем и зашиб ногу любимой генеральской гончей. "Почему собака моя любимая охромела?" Докладывают ему, что вот дескать этот самый мальчик камнем в нее пустил и ногу ей зашиб. "А, это ты, - оглядел его генерал, - взять его!" Взяли его, взяли у матери, всю ночь просидел в кутузке, на утро чем свет выезжает генерал во всем параде на охоту, сел на коня, кругом его приживальщики, собаки, псари, ловчие, все на конях. Вокруг собрана дворня для назидания, а впереди всех мать виновного мальчика. Выводят мальчика из кутузки. Мрачный, холодный, туманный осенний день… Мальчика генерал велит раздеть, ребеночка раздевают всего донага, он дрожит, обезумел от страха, не смеет пикнуть... "Гони его!" командует генерал, "беги, беги!" кричат ему псари, мальчик бежит... "Ату его!" вопит генерал и бросает на него всю стаю борзых собак. Затравил в глазах матери, и псы растерзали ребенка в клочки!.. Генерала, кажется, в опеку взяли. Ну... что же его? Расстрелять? …
- Расстрелять! - тихо проговорил Алеша, с бледною, перекосившеюся какою-то улыбкой подняв взор на брата.
- Браво! - завопил Иван в каком-то восторге, - уж коли ты сказал, значит... Ай да схимник! Так вот какой у тебя бесенок в сердечке сидит, Алешка Карамазов!
- Я сказал нелепость, но...
- То-то и есть, что но... - кричал Иван. - Знай, послушник, что нелепости слишком нужны на земле. На нелепостях мир стоит и без них может быть в нем совсем ничего бы и не произошло. Мы знаем что знаем! … - Слушай меня: … Об остальных слезах человеческих, которыми пропитана вся земля от коры до центра - я уж ни слова не говорю... Я клоп и признаю со всем принижением, что ничего не могу понять, для чего все так устроено. Люди сами, значит, виноваты: им дан был рай, они захотели свободы и похитили огонь с небеси, сами зная, что станут несчастны, значит нечего их жалеть. … от высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка, который бил себя кулаченком в грудь и молился в зловонной конуре своей неискупленными слезками своими к "боженьке"! Представь, что это ты сам возводишь здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им наконец мир и покой, но для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице, вот того самого ребеночка, бившего себя кулаченком в грудь и на неотомщенных слезках его основать это здание, согласился ли бы ты быть архитектором на этих условиях, скажи и не лги!
- Нет, не согласился бы, - тихо проговорил Алеша.
- И можешь ли ты допустить идею, что люди, для которых ты строишь, согласились бы сами принять свое счастие на неоправданной крови маленького замученного, а приняв, остаться навеки счастливыми?»

Фашисты практиковали наступления, толкая перед собой женщин и детей, то же практиковали чеченские боевики – и солдаты не стреляли. Они не читали Достоевского.

Пусть погибнет 2/3 человечества, зато остальная треть будет жить при коммунизме. Это, конечно, никакой не софизм. Просто высказывание предполагает, что именно партия будет инициатором ядерной войны. Не развитие производительных сил, не конкуренция между странами, не стремление удушить ростки коммунизма, а партия. Суть-то в том, что, например, соратники Спартака или Разина не ведали, сколько людей погибнет. Не ведали этого и солдаты Красной Армии, а ведь – во избежание великих жертв – могли бы и не сопротивляться!
Не говоря уже о том, что никакого коммунизма после ядерной войны невозможно, не выживет и треть. В лучшем случае, будет каменный век.
Впрочем, «коммунист» Пол Пот воспринял сказанное Мао буквально: «В Камбодже проживает 8 млн, мне нужны только три». И истребил пять миллионов. Разве не оправдано уничтожение пяти миллионов невинных тем, что за короткий срок СССР стал великой индустриальной державой и победил в войне? Так абстрактно ставят вопрос.

Но вопрос совсем не абстрактный: Иван и Алексей Карамазовы – против конкретно самодержавия, против той конкретной системы, в которой царский генерал имеет право  травить собаками ребенка - и всё оправдано верой в царя и отечество.
И не просто против Иван и Алексей – оба стоят за расстрел, за насилие! В 30-е их бы осудили как троцкистов и агентов гестапо, заодно и Достоевского.

И в романе «Преступление и наказание» революционер Достоевский бунтует против царя. Здесь он достигает уровня марксизма (именно марксизма!). В диалоге Раскольникова со следователем он спрашивает: является ли государь обычным уголовником, если послал на смерть миллионы, должно ли его судить единым с народом судом, или он и народ не едины и т.д.
 
« … если припомните, проводится некоторый намек на то, что существуют на свете будто бы некоторые такие лица, которые могут...  полное право имеют совершать всякие бесчинства и преступления, и что для них будто бы и закон не писан.
Раскольников усмехнулся усиленному и умышленному искажению своей идеи.
- …Право на преступление? Но ведь не потому, что "заела среда"? - с каким-то даже испугом осведомился Разумихин.
- Нет, нет, не совсем потому, - ответил Порфирий. - … в ихней статье все люди как-то разделяются на "обыкновенных" и "необыкновенных". Обыкновенные должны жить в послушании и не имеют права переступать закона, потому что они, видите ли, обыкновенные. А необыкновенные имеют право делать всякие преступления и всячески преступать закон, собственно потому, что они необыкновенные... 
- Да как же это? Быть не может, чтобы так! - в недоумении бормотал Разумихин.
Раскольников усмехнулся опять… Он решился принять вызов.
-... Разница единственно в том, что я вовсе не настаиваю, чтобы необыкновенные люди непременно должны и обязаны были творить всегда всякие бесчинства, как вы говорите. Мне кажется даже, что такую статью и в печать бы не пропустили. Я просто-запросто намекнул, что "необыкновенный" человек имеет право... то есть не официальное право, а сам имеет право разрешить своей совести перешагнуть... через иные препятствия, и единственно в том только случае, если исполнение его идеи (иногда спасительной, может быть, для всего человечества) того потребует. … По-моему, если бы Кеплеровы и Ньютоновы открытия вследствие каких-нибудь комбинаций никоим образом не могли бы стать известными людям иначе как с пожертвованием жизни одного, десяти, ста и так далее человек, мешавших бы этому открытию или ставших бы на пути как препятствие, то Ньютон имел бы право, и даже был бы обязан... устранить этих десять или сто человек, чтобы сделать известными свои открытия всему человечеству. Из этого, впрочем, вовсе не следует, чтобы Ньютон имел право убивать кого вздумается, встречных и поперечных, или воровать каждый день на базаре. Далее… я развиваю в моей статье, что все... ну, например, хоть законодатели и установители человечества, начиная с древнейших, продолжая Ликургами, Солонами, Магометами, Наполеонами, и так далее, все до единого были преступники, уже тем одним, что, давая новый закон, тем самым нарушали древний, свято чтимый обществом и от отцов перешедший, и, уж конечно, не останавливались и перед кровью, если только кровь (иногда совсем невинная и доблестно пролитая за древний закон) могла им помочь. Замечательно даже, что большая часть этих благодетелей и установителей человечества были особенно страшные кровопроливцы.  … я вывожу, что и все, не то что великие, но и чуть-чуть из колеи выходящие люди, то есть чуть-чуть даже способные сказать что-нибудь новенькое, должны, по природе своей, быть непременно преступниками, - более или менее, разумеется. Иначе трудно им выйти из колеи, а оставаться в колее они, конечно, не могут согласиться, опять-таки по природе своей, а по-моему, так даже и обязаны не соглашаться… вы видите, что до сих пор тут нет ничего особенно нового. Это тысячу раз было напечатано и прочитано. Что же касается до моего деления людей на обыкновенных и необыкновенный, то я согласен, что оно несколько произвольно... Я только в главную мысль мою верю. Она именно состоит в том, что люди, по закону природы, разделяются вообще на два разряда: на низший (обыкновенных), то есть, так сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово. Подразделения тут, разумеется, бесконечные, но отличительные черты обоих разрядов довольно резкие: первый разряд, то есть материал, говоря вообще, люди по натуре своей консервативные, чинные, живут в послушании и любят быть послушными. По-моему, они и обязаны быть послушными, потому что это их назначение, и тут решительно нет ничего для них унизительного. Второй разряд, все преступают закон, разрушители, или склонны к тому, судя по способностям. Преступления этих людей, разумеется, относительны и многоразличны; большею частию они требуют, в весьма разнообразных заявлениях, разрушения настоящего во имя лучшего. Но если ему надо, для своей идеи, перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь, то он внутри себя, по совести, может, по-моему, дать себе разрешение перешагнуть через кровь, - смотря, впрочем, по идее и по размерам ее, - это заметьте. … Впрочем, тревожиться много нечего: масса никогда почти не признает за ними этого права, казнит их и вешает (более или менее) и тем, совершенно справедливо, исполняет консервативное свое назначение, с тем, однако ж, что в следующих поколениях эта же масса ставит казненных на пьедестал и им поклоняется (более или менее). Первый разряд всегда - господин настоящего, второй разряд - господин будущего. Первые сохраняют мир и приумножают его численно; вторые двигают мир и ведут его к цели. И те, и другие имеют совершенно одинаковое право существовать. Одним словом, у меня все равносильное право имеют…
- … Но позвольте, - обращаюсь к давешнему, - ведь их не всегда же казнят; иные напротив...
- Торжествуют при жизни? О да, иные достигают и при жизни, и тогда...
- Сами начинают казнить?
- Если надо и, знаете, даже большею частию. Вообще замечание ваше остроумно.
- Благодарю-с. Но вот что скажите: чем же бы отличить этих необыкновенных-то от обыкновенных? При рождении, что ль, знаки такие есть? ... нельзя ли тут одежду, например, особую завести, носить что-нибудь, клеймы там, что ли, какие?.. Потому, согласитесь, если произойдет путаница и один из одного разряда вообразит, что он принадлежит к другому разряду, и начнет "устранять все препятствия", как вы весьма счастливо выразились, так ведь тут...
- О, это весьма часто бывает! Это замечание ваше еще даже остроумнее давешнего... но примите в соображение, что ошибка возможна ведь только со стороны первого разряда, то есть "обыкновенных" людей (как я, может быть очень неудачно, их назвал). Несмотря на врожденную склонность их к послушанию, по некоторой игривости природы, в которой не отказано даже и корове, весьма многие из них любят воображать себя передовыми людьми, "разрушителями" и лезть в "новое слово", и это совершенно искренно-с. Действительно же новых они в то же время весьма часто не замечают и даже презирают, как отсталых и унизительно думающих людей. Но, по-моему, тут не может быть значительной опасности, и вам, право, нечего беспокоиться, потому что они никогда далеко не шагают. За увлечение, конечно, их можно иногда бы посечь, чтобы напомнить им свое место, но не более; тут и исполнителя даже не надо: они сами себя посекут, потому что очень благонравны; иные друг дружке эту услугу оказывают, а другие сами себя собственноручно... Покаяния разные публичные при сем на себя налагают, - выходит красиво и назидательно, одним словом, вам беспокоиться нечего... Такой закон есть.
- … но вот ведь опять беда-с: скажите, пожалуйста, много ли таких людей, которые других-то резать право имеют, "необыкновенных-то" этих? … согласитесь, жутко-с, если уж очень-то много их будет, а?
- О, не беспокойтесь и в этом, - тем же тоном продолжал Раскольников. - Вообще людей с новою мыслию, даже чуть-чуть только способных сказать хоть что-нибудь новое, необыкновенно мало рождается, даже до странности мало. Ясно только одно, что порядок зарождения людей, всех этих разрядов и подразделений, должно быть, весьма верно и точно определен каким-нибудь законом природы. Закон этот, разумеется, теперь неизвестен, но я верю, что он существует и впоследствии может стать и известным. Огромная масса людей, материал, для того только и существует на свете, чтобы наконец, чрез какое-то усилие, каким-то таинственным до сих пор процессом, посредством какого-нибудь перекрещивания родов и пород, понатужиться и породить наконец на свет, ну хоть из тысячи одного, хотя сколько-нибудь самостоятельного человека. Еще с более широкою самостоятельностию рождается, может быть, из десяти тысяч один (я говорю примерно, наглядно). Еще с более широкою - из ста тысяч один. Гениальные люди - из миллионов, а великие гении, завершители человечества, - может быть, по истечении многих тысячей миллионов людей на земле. Одним словом, в реторту, в которой все это происходит, я не заглядывал. Но определенный закон непременно есть и должен быть; тут не может быть случая.
- Да что вы оба, шутите, что ль? - вскричал наконец Разумихин. - Морочите вы друг друга иль нет? Сидят и один над другим подшучивают! Ты серьезно, Родя? … - Ну, брат, если действительно это серьезно, то... Ты, конечно, прав, говоря, что это не ново и похоже на все, что мы тысячу раз читали и слышали; но что действительно оригинально во всем этом, - и действительно принадлежит одному тебе, к моему ужасу, - это то, что все-таки кровь по совести разрешаешь, и, извини меня, с таким фанатизмом даже... В этом, стало быть, и главная мысль твоей статьи заключается. Ведь это разрешение крови по совести, это... это, по-моему, страшнее, чем бы официальное разрешение кровь проливать, законное...  Нет, ты как-нибудь да увлекся! Тут ошибка. Я прочту... Ты увлекся! Ты не можешь так думать... Прочту. …
- … Ну как иной какой-нибудь муж, али юноша, вообразит, что он Ликург али Магомет... - будущий, разумеется, - да и давай устранять к тому все препятствия... Предстоит, дескать, далекий поход, а в поход деньги нужны... и начнет добывать себе для похода... знаете? …
- Я должен согласиться, - спокойно отвечал он, - что такие случаи действительно должны быть. Глупенькие и тщеславные особенно на эту удочку попадаются; молодежь в особенности. … не я в этом виноват. Так есть и будет всегда. Вот он (он кивнул на Разумихина) говорил сейчас, что я кровь разрешаю. Так что же? Общество ведь слишком обеспечено ссылками, тюрьмами, судебными следователями, каторгами, - чего же беспокоиться? И ищите вора!..
- Ну, а коль сыщем?
- Туда ему и дорога.
- Вы-таки логичны. Ну-с, а насчет его совести-то?
- Да какое вам до нее дело?
- Да так уж, по гуманности-с.
- У кого есть она, тот страдай, коль сознает ошибку. Это и наказание ему, - опричь каторги.
- Ну а действительно-то гениальные, - нахмурясь, спросил Разумихин, - вот те-то, которым резать-то право дано, те так уж и должны не страдать совсем, даже за кровь пролитую?
- Зачем тут слово: должны? Тут нет ни позволения, ни запрещения. Пусть страдает, если жаль жертву... Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца. Истинно великие люди, мне кажется, должны ощущать на свете великую грусть…»

Достоевский как в воду глядел. Откроют-таки закон! Пройдет столетие, буржуазные идеологи будут объяснять привилегированное положение высших классов особенностями генома их представителей.
Почитайте, какую чепуху пишет о «Преступлении и наказании» Википедия: Раскольников-де убил процентщицу из-за бедности, а потом никак не мог спрятать награбленное… В редакции Википедии забыли, что взял-то Раскольников всего лишь 20 копеек. Ай да богатство.

Итак - архискверный. Но.
Жить хочет Достоевский, жить, потому и отсылает он читателя к Наполеонам. В то время, как и царь всероссийский занят тем же – убийством миллионов. О царе всероссийском пишет Достоевский, против царя он выступает, вовсе не абстрактно. Говорит правду в стране, в которой за правду сажают в тюрьму. Он пишет о СИСТЕМЕ, где люди, по заветам Гегеля, делятся на правителей, воинов и тварей кишащих. Стандартная расистская теория. Достоевский – враг генетического расизма, враг формулы Новодворской «винеры и лузеры». Против кастовой, классовой структуры общества.

Проходит время. 5 февраля 1880 года народоволец, вятский рабочий Степан Халтурин произвёл взрыв в Зимнем дворце, в результате которого император не пострадал, хотя было убито и ранено несколько десятков гвардейцев. Достоевский открыто возвещает, что если б знал о теракте – не предупредил бы. Вот какая ненависть, что гвардейцев не жаль. И еще – великий писатель собирается начать новую главу «Братьев Карамазовых», где богомолец Алеша становится революционером.
Но уже в романе Достоевский доводит логику власти до конца, как на картинке показывает всю мерзость царской политики, чудовищную нравственность власти.

И что же? Сталинисты следуют расистской теории Наполеонов. Еще мы скажем: бернштейновской теории меченосцев, пастырей духовных, светильников разума, способных обобщать и вооруженных передовой теорией. Сталинисты утверждают, что о Сталине нельзя рассуждать как об обычном человеке. А только как о существе на высшей ступени советского общества, только как об исторической личности. То, что невинных людей Сталин убил больше, чем Чикатило, не имеет значения для сталиниста. Для сталиниста Сталин неподсуден, не равен перед законом. Ибо он человек государственный, особый, поставленный надо всеми, имеющий право в интересах государства уничтожать миллионы.
Гораздо проще приписать виновность Раскольникову, Рыкову, Рютину и еще миллионам, чем обвинить одного генерального секретаря с его манией величия, с двумя памятниками в каждом городе. В России всегда так: самый главный – ни в чем не виноват, у каждого Сердюкова есть своя Васильева.
Точно так же рассуждал Джефферсон: рабовладение, писал он, несмотря на издержки, послужило экономическому взлету Америки.

Дошло до того, что восхваляют Ивана Грозного и Петра I. Ведь они государственные люди. Их нельзя оценивать мерками рядовых граждан. Функционер РКРП Аккуратов шумит, мол, «вы не понимаете принципа историзма». Читатель, посмотри справочник. Принцип историзма – пустопорожняя тривиальщина-банальщина. Но с его помощью хотят оправдать обыкновенную уголовщину. (Точно так же, как своей «теорией», на 100% взятой у Гегеля, объяснял свою уголовщину Сталин… простите, Достоевский. Ныне  данную «теорию» продвигает в массы Френсис Фукуяма, см. «Конец истории»)
При этом у наших псевдокоммунистов классовый подход исчезает начисто. Они никак не могут сообразить, что ЛЮБОЙ царь, даже прогрессивный (как прогрессивный буржуа) является классовым врагом. Аккуратов договорился до того, что, поскольку в эпоху Петра не было рабочего класса, так и классовый подход неуместен.
К разуму, разуму взывает Достоевский в этом животном государственническом беспределе, потому и возмущение этим беспределом вкладывает в уста Разумихина.
Стало быть, когда американский империализм завоевывает какую-либо страну – это отвратительно. Зато когда Иван Грозный или Петр путем убийств тысяч людей прибавляют к территории России куски – это прогресс. Те же, кого завоевали, должны радоваться и даже гордиться. И эти тщеславные псевдореволюционные людишки кому-то говорят о двойных стандартах!
Фальшь и грязь этих людишек в полной мере разоблачает великий Федор Достоевский.

Что ж в людях такая любовь к царям. Только- только отреклись от сталинского тоталитаризма, глянь – вчерашние либералы – чуть ли не монархисты-черносотенцы.
Между прочим, Лев Толстой писал о Петре I: «С Петра I начинаются особенно близкие и понятные ужасы русской истории. Беснующийся, пьяный, сгнивший от сифилиса зверь четверть столетия губит людей, казнит, жжет, закапывает живыми в землю, заточает жену, распутничает, мужеложествует... сам, забавляясь, рубит головы, кощунствует, ездит с подобием креста из чубуков в виде детородных членов и подобиями Евангелий — ящиком с водкой... коронует б...дь свою и своего любовника, разоряет Россию и казнит сына... и не только не поминают его злодейств, но до сих пор не перестают восхваления доблестей этого чудовища, и нет конца всякого рода памятников ему».
Конечно не с Петра, а задолго до Петра, но это уже мелочи.

***

Что, когда шли воевать, не о фашизме думали? Не об антифашистском восстании народа думали? О продвижении «Русского мира» с его православием думали? Стоящее над, поклоняющееся монархии, высокомерное руководство ЛДНР всего лишь раз (в Мариуполе) удосужилось встретиться с трудовыми коллективами. Русский писатель Федор Достоевский – против вас. Он знает: фальшью – не победить зло. Потому вы (и мы с вами) и потерпели поражение.


ГЕНРИХ МАНН
Вы, жившие на свете до меня,
Моя броня и кровная родня,
От Алигьери до Скиапарелли,
Спасибо вам! Вы хорошо горели

Случилось   это  зимой  1971-го, в  8-м  классе.  На  улице  столкнулся  с  Сережкой Новокрещеновым.  Мы  сидели  с  ним  за одной партой. Этот здоровенный бугай  защищал  меня  от школьной шпаны, которая рада была поизмываться над  хилым  очкариком.  Был  он  отпетым  троечником,  но увлекался, своими  руками сделал гитару, наделил ее электричеством и пел под нее, где попадется. Потом занялся карате. В 7-м классе его обуял интерес к медицине, он  записался в кружок и вскоре на занятиях оперировал бедных собачек. Таскал меня за собой, я поприсутствовал при издевательстве кружковцев со скальпелями  над дворнягой (кошмар), еще прослушал пару лекций про реакции аггтютинации. Господь миловал, я умудрился нахамить приемной комиссии,  они провалили мои экзамены в медицинский. Сережка без труда его закончил и был распределен резать живых людей и копаться в их внутренностях в славный город Нытву Пермской области. Потом вернулся в Пермь, потом военный госпиталь, потом Чечня…

В тот зимний день Сережка спросил, читал ли я книжку «Учитель Гнус или Конец одного тирана» Генриха Манна. Я ответил, что нет. «Тогда всё бросай и начинай читать», - сказал Серега. Что я и сделал. Помню, книжка шибко понравилась.
Недавно пришло в голову, что мало оттуда помню. У отца была обширная библиотека, три тысячи книг, мы с Серегой таскали оттуда томики Теккерея, Рюноске, Цвейга, Сарояна, Томаса  Манна, Гарта. Уже в вузе добрались до других библиотек, до Гессе, Льюиса, Джойса, до «Синей бороды» Макса Фриша. От «Ярмарки тщеславия» осталось ощущение характера Ребекки Шарп, причем оно сильно не совпадает с фильмом, от «Степного волка» - несколько фраз. Честно прочел сто страниц «Улисса» и бросил. Память переполнена писаниной океана идиотов, не только политических, но и научных, и на эту писанину надо отвечать…

Выбрал время и навалился на  «Гнуса».  Первые 2-3 странички «не пошли», уже, было, хотел бросить, думал -  и чем мы дышали восьмиклашками! Но уже на 4-й страничке подлый Манн  цепко держал меня за горло своей когтистой рукой. Это же придумать надо такое издевательство – гнобить учеников за невыученную тему из Шиллера, которой у Шиллера нету!
Крутой сюжет в духе Стейнбека, высокопарные обороты в смеси с милицейским сленгом и фразочками от Ильфа и Петрова, сарказм Амаду, короткие  сценические развороты  одной фразой, как у Шоу. И, разумеется, циничный юмор Гашека. Это смачно. Это надо читать. И перестанем размазывать манную кашу по белому столу.
Это черта мастера, точно так же захватывает написанный перед приходом Гитлера к власти роман «Серьезная жизнь»: «У самого конца пляжа начинается так называемая Лживая горка, у ее подножья – хибарка Леенингов…»

Оказалось,  книга как нельзя более современна, из нее можно выписывать целые абзацы.
«Каждый волен именовать себя как угодно, и если кому-нибудь вздумалось играть роль доктора наук, то это еще не повод для вражды».
«Ей-богу, люблю иной раз кому-нибудь насолить. Это жизнь меня такой сделала».
«Три года назад скотница, которую он защитил от дюжего пастуха, в знак благодарности опрокинула его на сено».
«А теперь ему, пожалуй, лучше отвернуться, — сказала Роза Фрелих. — На мне сейчас ровно ничего не останется.
- Бог с тобой, детка, он же солидный, разумный человек, что ему сделается?»
«Эрцум побит и жалуется, ища утешения в традиционной морали - неизменном прибежище всех побежденных».
 «Мне - конечно и безусловно - хорошо известно, что так называемая нравственность в большинстве случаев теснейшим образом связана с глупостью. Усомниться в этом может разве что человек, не получивший гуманитарного образования…
В нравственности заинтересованы лишь те люди, которые, сами не обладая ею, подчиняют себе людей, попавшихся в ее сети. Я утверждаю и берусь доказать, что от рабских душ следует неуклонно требовать так называемой нравственности. Но это сознание — ясно и самоочевидно — никогда не мешало мне понимать, что существуют общественные круги, управляемые нравственными законами, которые разительно отличаются от нравственных законов пошлых филистеров».
«… им хотелось дознаться, правда ли, что у Гнусов женщины разгуливают обнаженные до пояса. «Ужас, до чего неприлично! А все-таки интересно».
 «… афинянин Перикл - ясно и самоочевидно - возлюбленной своей имел Аспазию».
«Она была похожа на швабру и принимала в своей комнатушке приказчика из мясной лавки, трубочиста, фонарщика, словом — всю улицу без разбора».
«Мой муж — бывалый капитан. / Когда домой назад /  Вернется он из дальних стран, / Он мне надраит зад…»
Цитирую суть: «Эта гадина, паскуда, сволочь, грязная баба – давай, пригласим ее к нам домой?»

Потаскуха Фрелих просит Гнуса обучить ее древнегреческому. А теперь оглянитесь вокруг себя, на юных прелестных потаскух, которые урывками пытаются занять ум у тех, кто постарше, чтобы щегольнуть в компании.
Российская современность, не стесняясь, заимствует у Манна: «… один из матросов догадался: - Ишь какие пули отливает; да он тебя дурачит, Питер». В фильме «Особенности национальной охоты» у Кузьмича «пули отливает» финн Райво.

Бисмарк говорил, что франко-прусскую войну выиграл немецкий школьный учитель, внесший огромный вклад в формирование «истинных германцев», патриотов, националистов и хороших солдат. В романе имя учителя «Рат» ученики переиначили в «Унрат», т.е. нечисть, грязь, гнус, немецкое название – «Professor Unrat». В переводе «Нусса» переименовали в «Гнуса». «Он забыл, а может быть, никогда и не знал о потребностях молодого организма - все равно, будь то мальчик или щенок, бегать, шуметь, награждать кого попало тумаками, причинять боль, изобретать, шалить, словом, самыми нелепыми способами освобождаться от излишка сил и задора. Он наказывал их, не думая, как думает взрослый человек». Все люди враги, весь мир – школа: «Повсюду засели строптивые, отпетые мальцы, не выполняющие домашних заданий и ненавидящие учителей».
Книга закончена логически. В финале учитель Гнус завершает свою битву с главным врагом,  учеником Ломаном, изысканным, утонченным интеллектуалом из высшего света. Ломан приходит переспать с женой Гнуса артисткой Фрелих, она его сама звала, и нарывается на Гнуса. Гнус точно попадает в цель, он просто крадет у него бумажник, и утонченный эстетствующий Ломан кричит полицию, как обыкновенный буржуа.
Еще до финала автор показывает, что такое Ломан, артистка Фрелих выпевает песенку на его стихи, откровенно бездарные, и в толпе зрителей негр, а за ним и весь зал, гомерически хохочут.
В наше время наш зритель – аплодирует.

Манн пишет типажи, другом просвещенного Ломана он назначает богатого дуболома Эрцума.
Знавал я одного Ломана из университета, эстетствующего бездельника. Обожал старые американские фильмы. Обучался в английской школе, в те лета отстоял свое право носить длинные волосы. Интеллигент в третьем поколении, красавец, умница, философ, задира, на любое нетактичное слово – перчатка к ногам противника, он рыцарь, гуляка, мечта любой девушки. А жена у него была - именно Аспазия, именно потаскуха Фрелих, и  любовники ее творили свое черное дело прямо на кухне в квартире Ломана… Другом его по университету тоже был дуболом, в перестройку уехал в Германию. Вся компания Ломана испарилась.
Что это мне напоминает… мой курс физфака. Сначала один погиб в автомобильной катастрофе. Второй по пьянке выпал с балкона 9-го этажа, прямо из квартиры Ломана. Третий спьяну подписал подложные документы, лишился квартиры, спился и умер. Четвертый в жару захотел поиграть в волейбол, схлопотал инфаркт и отправился на кладбище. Сам Ломан сознательно выбросился из окна всё того же 9-го этажа. И последний член их кампании, доцент-параноик, погиб тоже а автокатастрофе. Чушь какая-то.
Кампания – выше прочих… Так они себя ставили. Будто какой-то Гнус осуществлял над ними свою расправу. Когда в стране пришла пора борьбы, современный Ломан оказался вне ее. Никчемным и бессмысленным.

Генрих Манн – представитель реалистического направления в литературе, противник декаданса, его называют предтечей немецкого экспрессионизма. В отличие от своего брата, Томаса Манна, выступает против мировой войны, соответственно, против патриотического помешательства. Фейхтвангер позже, в одном из американских изданий, напишет: «Генрих Манн раньше и острее, чем мы все, предвидел германские события, он изобразил их еще в зародыше, задолго до того, как они стали действительностью. Когда впоследствии нагрянул великий ужас и все так изменилось… многие из нас пришли в замешательство и впали в панику… Генрих Манн не дал ввести себя в заблуждение».
В романе «В стране кисельных берегов» («Земля обетованная») обличает немецкую буржуазию, мир, где всё продается и покупается, приветствует Октябрьскую революцию. Вначале принял и революцию в Германии, но вскоре разочаровался в Веймарской республике и провозгласил новую революцию в Германии.
В 1926-м избран академиком отделения литературы Прусской Академии искусств, в 1931-м стал его председателем. После прихода нацистов был лишен гражданства, эмигрировал во Францию. В 1940-м – в США, где сближается с активистами германской компартии. Собирался переехать в Восточный Берлин, чтобы возглавить Немецкую академию искусств, первым президентом которой он был заочно избран, однако 11 марта 1950 года скончался. Его могилу перевезли в ГДР.

Советские школьники зачитывались его жизнеописанием короля Генриха IV. Почему именно Генрих IV? Генрих Манн переносит его время в настоящее, он почитает Гёте, Шиллера, Гюго людьми будущего.
В СССР издан восьмитомник произведений писателя, роман «Учитель Гнус» был издан в одной из главных серий, в Библиотеке всемирной литературы.

«Новая ступень в развитии Г. Манна - роман «Учитель Гнус, или Конец одного тирана» (1905). Образ учителя Гнуса, вобрав в себя большое историческое и социальное содержание, стал нарицательным. Мелкий человеконенавистник и маньяк, мракобес и тиран, учитель Гнус возомнил себя блюстителем нравственности и законов. Он ненавидит ум и талант, самостоятельность, душевную широту. Малейшее отклонение от казенной дисциплины вызывает у него приступы негодования. Прусская система воспитания нашла в Г. Манне беспощадного обличителя, рисующего немецкую школу как своего рода казарму, где всячески подавляется индивидуальность и живая мысль. Цель такой школы — воспитание законопослушных граждан. Гнус - тиран и раб одновременно. Возможность попрать, унизить человека доставляет ему садистскую радость. Развращенный своей властью над учениками, он уверен в собственной исключительности. Однако Г. Манн заставляет Гнуса проделать крутой поворот. Педант и блюститель нравственности, он влюбляется в певичку, выступающую в кабаке «Голубой ангел», и попадает в полное подчинение. Женившись, он становится владельцем дома сомнительной репутации, притона разврата и мошенничества», - отмечают в «Истории всемирной литературы» (т. 8, «Немецкая литература»).
Да вы что?!

Казалось бы, да, в романе «Верноподданный» с массовым буржуа, Дидерихе Геслинге, учитель – опора фашизма, олицетворение власти, Да, в «Учителе Гнусе» школа – казарма, Гнус – ницшеанец.
Но в книге Манна явное противоречие. В ней нет положительных героев, все они любо потаскухи, либо тупицы, либо воры. Манн творил в эпоху великих событий, прекрасно разбирался в политике, высоко ставил Ленина, хотя и был привержен демократии по-буржуазному и порой отрицал всякое насилие. Потому он и пишет вместе с Эйнштейном и другими учеными и деятелями культуры письмо с призывом к объединению коммунистов и социал-демократов - против нацизма. Если б он знал, что за дерьмо представляли собой немецкие социал-демократы! Позднее Генрих Манн расстается с иллюзиями в отношении немецкой социал-демократии, при гробовом молчании которой убили Розу Люксембург. Ружейным прикладом в висок. Потому писатель в «Верноподданном» выводит брезгливый образ рабочего Фишера, помогающего хозяину душить рабочих, рисует деградацию буржуазных либералов.
В последующих книгах Манна главные образы – это коммунисты Эрнст Тельман, Рудольф Клаус, Эдгар Андрэ.
«Учитель Гнус» написан под воздействием русской революции 1905 года, вероятно, потому Манн подтрунивает над тред-юнионистскими поползновениями немецкой социал-демократии.

Портреты персонажей – изумительны, но почему именно учитель гимназии – Гнус? Знаток древнегреческого и латыни, мог рассуждать о Парцифале, Катилине, Овидии, Шиллере, Гомере… Прочие в романе – по образованности и рядом не стояли. И эта образованность, это интеллектуальное И НРАВСТВЕННОЕ презрение оказываются великой силой, которая в сочетании с яростью подчиняет Гнусу кого угодно, хоть Ломана, хоть Эрцума, хоть бывалого капитана, хоть потаскуху Фрелих.
Гнус, рисует Манн, «презирал умственную ограниченность этих людей, их смирение, их пиетистскую экзальтацию и нравственную косность». А теперь оглянитесь вокруг себя…

Гнус изысканно-цинично измывается над декадентскими возвышенными стишками Ломана, то бишь, над его возвышенной душой:
«Он потянул Ломана за руку, а двум другим велел идти впереди. Ломан нехотя поплелся с ним рядом; но Гнус немедленно заговорил про его песнь о луне.
— Твоя любовь на берегу морском Оплакивает свой печальный жребий… —
продекламировал он. — Любовь, как понятие абстрактное, плакать, разумеется, не может. Но поскольку вы в этом понятии персонифицируете ваше душевное состояние и поскольку вся поэтическая субстанция отделяется от вас, чтобы лить слезы на берегу выдуманного вами моря, пусть будет так. В качестве наставника я лишь позволю себе присовокупить, что упомянутое душевное состояние отнюдь не пристало ученику шестого класса, да еще ученику с весьма туманными перспективами относительно перевода в следующий класс».

Да ведь это измывается сам Генрих Манн. Но это та ярость, которая умудрилась так и не научиться понимать рабочих: «За двадцать шесть лет он так и не научился понимать здешний говор».
Но если школа – казарма, и учиться незачем. Лучше, подобно гофмановскому коту Мурру, брать в лапы книгу и, долго глядя на страницы, ждать, когда наступит озарение.
Так нынче и поступают. Глядя в монитор.

В отличие от всех персонажей, Гнус способен на любовь. И свою любовь к потаскухе Фрелих он доказывает бесстрашно и ежеминутно. Дуболомова любовь к Фрелих вызывает только досаду, Эрцум говорит, что хочет возвыситься до нее – путем ее возвышения до своего графского титула. Еще более нелепа влюбленность Ломана в тридцатилетнюю дворянку. Проходит немного времени, и Ломан проникается к ней презрением, дама обеднела и потеряла статус. Цена его «любви» - бездарные стихи.
Даже у Ломана Гнус вызывает интерес, а у читателей – симпатию, но именно Гнуса автор подвергает унижениям, ставит в идиотские положения, откровенно над ним издевается, до самого последнего момента.

Конечно же, Гнус – олицетворение марширующего пруссачества, педант Гнус тиранит учеников «Орлеанской девой» почти год, Гнус – это издевка над сверхчеловеком Ницше.
Всё так. Но ведь Гнус подчиняет не силой оружия, не арийским превосходством, не муштрой. Разве он - поначалу - устанавливает в городе орднунг? Он устанавливает диктат почтения к своей жене. И разве не чище становится воздух в городе, когда Гнус раздавливает такое омерзительное животное, как Кизелак, у которого «синяя рука с обкусанными ногтями». Весь портрет Кизелака – совершенство.

В романе именно Гнус стоит выше всех остальных персонажей. Потому что автор наделил его яростью и любовью. Таков сам Генрих Манн. В одной из статей 1924 года он пишет: «Отдавая должное Ленину, я не могу не признать его непримиримости. Мне стало легче это сделать после того, как я убедился в его способности подчинять свое дело насущным потребностям людей. Стало быть, он любил людей так же, как и дело, поэтому он и действовал как великий человек».

Что же происходит дальше? О чем последние романы Генриха Манна, написанные в США – «Дыхание» (1949), «Прием в свете» (опубликован 1956), «Печальная история Фридриха Великого (фрагменты опубликованы в ГДР в 1958–1960)? Усложнена литературная манера? Романы слабее прежних? Нет. Писатель фиксирует неспособность рабочего класса ФРГ к революции.
А теперь оглянитесь вокруг себя…


ДАР НАПРАСНЫЙ, ДАР СЛУЧАЙНЫЙ

В одном из стихотворений Пушкин свое появление на свет полагает случайностью. Действительно, не бог распоряжается, а родители, которые могли бы и не встретиться друг с другом. Религии фаталистичны, жизнь, напротив, не программируема, даже на уровне классической механики - в стохастических процессах. Не забудем, Пушкин справедливо считал случайность закономерностью: «случай – бог законодатель».
Смысл стихотворения – в оценке всей своей жизни, которую поэт сравнивает с казнью.

Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?

Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?..

Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвучный жизни шум.

В период «оттепели» литературовед Д. Д. Благой сопоставил стихотворение с сюжетом Книги Иова в Ветхом Завете. Благой хотел представить дело так, что с 1823-1824 годов Библия всерьёз заинтересовала Пушкина, и её чтение становится одним из источников творчества поэта.  В те годы публике еще не были широко представлены «Гавриилиада» или «Христос воскрес».
 
«… Пушкин, написав «Дар…» в свой день рождения, 26 мая, как и Иов, «проклял день свой», ни тот, ни другой не видит в жизни смысла («на что дан свет человеку, которого путь закрыт и которого Бог окружил мраком?»). Даже чувство враждебности Творца отчётливо звучит уже в мольбе Иова («Сколько у меня пороков и грехов? Покажи мне беззаконие мое и грех мой. Для чего скрываешь лице Твое и считаешь меня врагом Тебе?») - пишет Ирина Сура.

«Однако Пушкин, в отличие от библейского персонажа, не чувствовал себя праведником, в своём стихотворении он не проявляет никакого смирения, нет там ни покаяния, ни, собственно, веры. (Муравьёва О. С. «Дар напрасный, дар случайный…» // Пушкинская энциклопедия: Произведения. Вып. 1. А – Д. / Пушкинский Дом, Чистова И. C. и др.. — СПб.: Нестор-История, 2009. — С. 410—412. — 520 с. ).

В лекции профессора Московской духовной академии М. М. Дунаева
https://youtu.be/OPMV4t-u-IM
слышим, что данное стихотворение Пушкина страшно. Но оно не страшно, это состояние нормального человека.
Враждебная власть, чья же это власть? – спрашивает Дунаев. - Это власть Творца. Можно ли сказать что-нибудь страшнее? То, что Христос-спаситель называл хулою на Духа. Тяжкий, самый страшный грех. Не кто-нибудь, сам Бог воспринимается как враг человеку.
- Душу мне наполнил страстью – Пушкин осознает: вон он, источник бед и мучений – страсть!
Всегда, когда что-то случается с нами дурное, неприятное… мы очень часто стараемся переложить вину на какую-то внешнюю силу… а себя – нет!
Уныние – услада дьявола. Нашему подлинному врагу очень важно, чтобы мы в этом состоянии пребывали.
Человек утрачивает веру. Человеку всегда нужна какая-то опора.
Понял Пушкина митрополит московский, высшее лицо, святитель Филарет, повествует Дунаев.

Ответ Филарета
Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога нам дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена.

Сам я своенравной властью
Зло из темных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.

Вспомнись мне, забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум, –
И созиждется Тобою
Сердце чисто, светел ум.

Даже в казнях – во всем воля божия, великая цель, комментирует Дунаев.
Источник зла – в самом человеке. Если что случается дурное – не надо искать вокруг. Прежде всего – твоя вина.
Что же делать? Собственными усилиями себя… как барон Мюнхгаузен себя за косичку из болота… ничего не получится. Без меня (Бога) не можете ничего делать. Обратись к тому, кого ты забыл, кого ты врагом помыслил. Ты пребываешь во тьме (вот так, безапелляционно, будто прецизионный спектрометр установил, Б. И.), а Бог – свет, учит Дунаев.
Ответ Филарета профессор называет проявлением соборной мудрости.

То есть: случилось дурное, агрессия гитлеровской Германии, героизм Матросова, Гастелло, Зои Космодемьянской, солдат-панфиловцев – напрасен, как за косичку себя из болота вытаскивать.
Буржуазия, чиновники, грабители, убийцы – не надо их винить, винить нужно себя. Если уголовник застрелил старушку – сама виновата, не научилась качать маятник. Если на заводе массовые увольнения, если рабочий впал в уныние – пусть обращается к богу. Только бы не перекрывал магистрали.
Мысль Дунаева проста, как ночной горшок.

Письмо Филарета – в стихотворной форме, то есть, явно на публику. Но его, разумеется, не публикуют – разве публикуют циркуляры? Просто передают Пушкину. Чтоб знал. И Пушкин немедленно отвечает:

В часы забав иль праздной скуки,
Бывало, лире я моей
Вверял изнеженные звуки
Безумства, лени и страстей.

Но и тогда струны лукавой
Невольно звон я прерывал,
Когда твой голос величавый
Меня внезапно поражал.

Я лил потоки слез нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей.

И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты,
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.

Твоим огнём душа палима
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе серафима
В священном ужасе поэт.

Это исповедь, покаяние, уверен Дунаев.  
С высот церкви пришло Пушкину послание, и он немедленно изменил свою точку зрения. Пушкин прекрасно понимает, почему Филарет отреагировал. Если б Пушкин записал во враги бога – не стоило бы внимания. Но Пушкин – атеист, и Пушкин в курсе, что власть якобы от бога, что царь – якобы наместник бога на земле, потому его выпад против власти бога есть выпад против монархии. Филарет, как слуга монарха, тонко намекает поэту на тяжелые обстоятельства.

Дунаев не желает указать причины уныния Пушкина, причины же таковы: он находился под полицейским надзором, Третье отделение вменяло ему святотатство в связи с его поэмой «Гавриилиада» и связь с декабристами. Пушкин должен был посылать готовящиеся к печати произведения царю, во всех своих поездках, чтениях произведений друзьям отчитываться перед шефом жандармов. За отрывок из «Андрея Шенье» поэта неоднократно вызывали к московскому и петербургскому полицмейстерам. Плюс личные переживания: Анна Оленина ответила отказом на его сватовство. Надзор на поэтом осуществляло не только Третье отделение, но и РПЦ. Филарет недвусмысленно напоминает Пушкину: «Сам виноват…» Митрополит фактически грозит, и Пушкин, хочешь не хочешь, вынужден писать объяснительную.

Стихотворение написано Пушкиным в 1828-м, Пушкин не удерживал его долго, как говорит Дунаев, случай представился опубликовать его не в 1829-м, по версии Дунаева, а в 1830-м.
Дунаев пытается уверить слушателя, что «Гавриилиада» в сравнении с приведенным стихотворением - чепуха, не стоит внимания. Но мы с вами всё-таки будем акцентировать внимание: в «Гаврилиаде» Пушкин смеется, издевается над священным писанием. И как не смеяться, если в нем, как и в любом другом священном писании, столько чепухи.

Стихотворение Филарета, мягко говоря, не шедевр. Пушкин должен показать смирение, но уж больно хочется посмеяться. Разве Филарет не понимает, что Пушкин атеист? И Пушкин отправляет ему стишок, где нагло выставляет себя истинно верующим. При этом бога поэт не называет. Тогда чей же это «голос величавый», если Пушкин - атеист? Конечно, царя. Пушкин буквально издевается: «Твоих речей благоуханных / Отраден чистый был елей… /  И силой кроткой и любовной / Смиряешь буйные мечты». Полиция – кроткая сила.
Хотел было завершить:

Твоим огнем душа согрета
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе Филарета
В священном ужасе поэт.

Но как можно указывать перстом на слуг государевых.
Если верить Дунаеву, то Пушкин немедленно должен перестать унывать. Уж тем более - стать бесстрастным, ибо человеческие страсти – зло. Любить женщину – зло, переживать из-за ее отказа – зло. Совсем зло – не разоружиться перед партией, унывать из-за полицейского надзора, надо принимать его с энтузиазмом! И жизнь – зло. Но в ответе Пушкина всё наоборот – «арфе серафима» поэт внемлет в ужасе, поэт выказывает, что покорен власти и боится ее.

В том же 1828 году он пишет В. Л. Давыдову:

Хочу сказать тебе два слова
 Про Кишинев и про себя:
 На этих днях тиран собора
 Митрополит, седой обжора,
 Перед обедом невзначай
 Велел жить долго всей России
 И с сыном, птички и Марии
 Пошел христосоваться в рай.

Конечно, для верующих, тем более, несведущих первое стихотворение - страшно, греховно, но ведь Пушкин не одинок. Такое настроение возникает у большинства верующих, в ком сохранилась хоть частица разума: если всё угнетение человека человеком, если все войны, все смерти, вся несправедливость мира – в воле божьей, по промыслу божию, выходит, бог – враг человечества.
И Омар Хайям винит господа: если господь создал человека таким, каков он есть, если господь правит его судьбой - как можно человека винить в его грехах? Нелогично получается: сделал один, а расплачиваться почему-то должен другой.

Филарет принял стихотворение Пушкина чересчур на свой счет, но поэт и не думал посягать на господа бога нашего. В том же 1928 году он пишет аналогичное:

Снова тучи надо мною
Собралися в тишине;
Рок завистливый бедою
Угрожает снова мне...
Сохраню ль к судьбе презренье?
Понесу ль навстречу ей
Непреклонность и терпенье
Гордой юности моей?

То есть, он и царя за причину не ставит, он всю совокупность невзгод именует словом «судьба».
Если бы не отказ Олениной, если б не надзор полиции, казалось бы, состояние хорошо известно: когда закончена одна работа, а другая еще и не думала начинаться - жизнь прожита зря и бессмысленно.

Когда для смертного умолкнет шумный день,
         И на немые стогны града
Полупрозрачная наляжет ночи тень
         И сон, дневных трудов награда,
В то время для меня влачатся в тишине
         Часы томительного бденья:
В бездействии ночном живей горят во мне
         Змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
         Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
         Свой длинный развивает свиток;
И с отвращением читая жизнь мою,
         Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
         Но строк печальных не смываю. –
пишет Пушкин опять же 1828 году.

Но разве Пушкин, говоря словами Дунаева, впадает в уныние только в вышеприведенном стихотворении? Отнюдь, «уныние» стало чуть ли не его кредо, вот ранняя строфа из «Евгения Онегина»:

Я был озлоблен, он угрюм;
Страстей игру мы знали оба;
Томила жизнь обоих нас;
В обоих сердца жар угас;
Обоих ожидала злоба
Слепой Фортуны и людей
На самом утре наших дней.

Добавим «На свете счастья нет, а есть покой и воля…» - уже в 1934 году, трагизм повестей Белкина, общую безысходность «Евгения Онегина».
Вероятно, Пушкин чувствовал фальшь «Пророка», что выразилось в тяжеловесности стихотворения. Вряд ли Пушкин не отдавал себе отчет, что он не Савонарола, не братья Гракхи, стремление «глаголом жечь сердца людей» не сочетается с собственной характеристикой своих трудов – через лень, праздность скуку. Великие поэмы Пушкина – о другом. В то же время никакого экзистенциализма, как полагал Лосев,  в «греховном» стихотворении, конечно, нет. Ключ к настроению – «светская чернь».

Грех… Нелепо было бы приписывать Пушкину понимание, что он имеет возможность творить лишь в силу тяжкого труда крестьян и ремесленников, лишь Блок заговорит о белой и черной кости.
Но Пушкин в ответе Филарету упоминает «праздную скуку». Посмотрите, какая великая разница: «бездействие ночное» и «праздность вольная, подруга вдохновенья». Бездействие – безысходно, праздность – дает простор действию, праздность – свободна, бездействие – поднадзорно.

Кто же такой этот М. М. Дунаев? Закончил филфак МГУ, был правоверным атеистом. В русле партийной работы исследовал творчество религиозного писателя Ивана Шмелева. В 1980-1981 гг. преподавал в МГУ, в этот вуз принимали на работу исключительно проверенных людей. Следующие 9 лет окутаны тайной, но с 1 сентября 1990 года был направлен на работу преподавателем Московской Духовной академии. Просто так в  МДА не попадают, Дунаев же стал профессором МДА лишь со степенью кандидата филологических наук. Причем не только преподавал в академии, но там же и учился. В 1997 году ее окончил и защитил новую кандидатскую диссертацию. В 1998-м в декабре получил должность – всего лишь доцента. В 2008 году Дунаев скончался. Но дело его живет.

***

Пушкин написал «Дар напрасный, дар случайный…» в 29 лет. Переломный для творчества возраст, музыка перестает, душа не принимает прежнюю музыку, только та приносит облегчение, где мысли собраны в тугой узел. Но и все причины собираются в одно, как петля на шее.

В начале жизни мною правил
Прелестный, хитрый, слабый пол;
Тогда в закон себе я ставил
Его единый произвол.
Душа лишь только разгоралась,
И сердцу женщина являлась
Каким-то чистым божеством.
Владея чувствами, умом,
Она сияла совершенством.
Пред ней я таял в тишине:
Ее любовь казалась мне
Недосягаемым блаженством.
Жить, умереть у милых ног —
Иного я желать не мог.

То вдруг её я ненавидел,
И трепетал, и слезы лил,
С тоской и ужасом в ней видел
Созданье злобных, тайных сил;
Её пронзительные взоры,
Улыбка, голос, разговоры —
Всё было в ней отравлено,
Изменой злой напоено,
Всё в ней алкало слез и стона,
Питалось кровию моей...
То вдруг я мрамор видел в ней,
Перед мольбой Пигмалиона
Еще холодный и немой,
Но вскоре жаркий и живой.

Словом, «что было для него измлада и труд, и мука, и отрада…», без чего целый мир – чужбина:

Но есть одна меж их толпою...
Я долго был пленен одною —
Но был ли я любим, и кем,
И где, и долго ли?.. зачем
Вам это знать? не в этом дело!
Что было, то прошло, то вздор;
А дело в том, что с этих пор
Во мне уж сердце охладело,
Закрылось для любви оно,
И всё в нем пусто и темно.

Не стоит ловить Пушкина на шизофренической сосредоточенности в одном предмете:

Прошла любовь, явилась муза,
И темный озарился ум.
Свободен! Вновь ищу союза
Волшебных звуков, чувств  дум…

В отношении Пушкина к женщине – другое. Он отождествляет ее со Вселенной, она – его мировоззрение, его родина, Блок скажет: «О Русь моя, жена моя…» Всё лучшее, что есть в России.
Исследователи полагают, что пессимизм «греховного» стихотворения вызван не просто отказом Олениной, но ссорой с ней, от него отвернулись друзья – после его верноподданнического «Друзьям», написанного в 1928-м:

Нет, я не льстец, когда царю
Хвалу свободную слагаю:
Я смело чувства выражаю,
Языком сердца говорю.

Его я просто полюбил:
Он бодро, честно правит нами;
Россию вдруг он оживил
Войной, надеждами, трудами...

Имеются в виду война с Персией и Турцией во время борьбы Греции за независимость, отставка Аракчеева, деятельность «секретного комитета 6 декабря 1826 года», который должен был заняться обсуждением положения крестьян. Не так ли многие реагировали на «подвижки» нового генерального секретаря Михаила Горбачева. В «Стансах» 1826 года поэт наивно пытается ставить Петра I в пример Николаю.

Утверждают даже, что в данном стихотворении – поиск смысла жизни.
И все же. Многие ли отвернулись от Пушкина? Если в 1925-м он со смехом писал: «И первую, полней, друзья, полней… Но за кого, о други, угадайте? Ура наш царь! Так! Выпьем за царя!»

Нет, Оленина и реакция на «льстеца» - лишь эпизоды. Эпизоды сильно ударяют – но только на общем фоне.
Пушкина не читали, он был вытеснен из мира литературы необычайно плодовитым стукачом Третьего отделения Фаддеем Булгариным, пишет Натан Эйдельман. Отчасти он прав – кому было читать Пушкина, крестьянам, ремесленникам? Исключительно светской публике и узкому кругу друзей. И все же читали, много читали. Другое дело – не понимали. Лишь после того, как Герцен, Белинский провели целую очистительную кампанию в литературе, мир понял, что «в поэзии Пушкина бьется пульс русской жизни». Но это не всё.

Постепенно стирается в сознании представление о друге. Друзья обязательно предадут, один за другим. Попадешь в беду – в лучшем случае наградят равнодушием, но, как правило, трусливо спрячутся.
Враги несравненно лучше. Они не могут предать, потому что враги. Всегда знаешь, чего от них ждать.
Постепенно стирается в сознании представление о девушке, которую мог бы полюбить. Любовь появляется как условный рефлекс на раздражитель в виде денег. Рыба ищет, где лучше, а любовь – где лучше.
По сей день во всем мире красивые девушки предпочитают богатых, уродливый житель столицы женится на провинциальной красавице. Правда, в художественной литературе Запада мало подобных сюжетов, но пример юной жены старого президента США у всего мира перед глазами, и мир не удивлен. Это норма. Ход истории превращает эту норму в фантасмагорию: специфика современной России – в предпочтении убийц, воров, грабителей. Это факт.

Все женские образы русской литературы оказались выдумкой.
Рушится возвышенное представление о женщине, а следом – о земле, по которой она ходит.
Отгремело восстание Пугачева, рабочим уральских заводов повысили жалованье. Система релаксировала. «… жалкая нация, нация рабов, сверху донизу - все рабы», – пишет о России Чернышевский («Пролог». ПСС, 1949, Т. XIII, С. 197).

Ход истории вносит коррективы.
Отгремели восстания рабочих 2001 года в Ачинске, на ВЦБК, в Щучьем, в Ясногорске.
Одни верят в честные выборы, твердят, что Россия – тоталитарное полицейское государство, и требуют одного царя заменить на другого царя. Повторяют штамп про волшебный бизнес, про невидимую руку рынка, про святую конкуренцию и хотят, чтобы государство наконец-то прекратило вмешиваться в экономику, образование и медицину. Подгруппу этой группы составляют свидетели Илона Маска.
Им противостоят другие, но не отличимые: им президент - опора нации, гарант стабильности, духовная скрепа, второй Сталин. Смысл жизни третьих в том, чтобы восхвалять Сталина и противопоставлять его «твердую руку» нынешнему буржуазному режиму, мол, уж при Сталине-то их пересажали бы, уж Сталина-то на них не хватает и т.п. Четвертые объявляют, что миром правят Ротшильды и Рокфеллеры, в лучшем случае – тайное мировое правительство, но в любом случае это заговор сионистов, которые страждут истребить русский народ.
Пятые считают себя высшей расой. Шестые жаждут вернуть Россию в феодализм, для них СССР – отстой и концлагерь, Ленин – немецкий шпион, а Октябрьскую революцию сделали на немецкие (вариант – американских евреев) деньги. Седьмые, восьмые и т.д. верят в бабарашку, в пятое измерение и путешествия во времени, в энергетические частицы и негативную энергию злодеев, в сглаз и порчу, в информационное поле Вселенной и зомбирование по телефону, в торсионные поля и лечение с помощью картонки под названием «Матрица жизни» и нулевыми колебаниями вакуума внутри пирамиды Хеопса.
Любые аргументы бессильны, ибо – патология.

Страна, где школьники матерятся, пьют, употребляют наркотики, заняты развратом, не просто дерзят учителям, но избивают и убивают учителей. Страна, где рабочие еще с советских времен – наподобие терпеливых могнолских мулов, счастье которых в свежем овсе и теплой попоне, то бишь, в высокой зарплате, автомобиле, даче и гараже. Страна, где любимый артист – Петросян.

Пушкин хорошо фехтовал, был отличным стрелком и часто вызывал на дуэль всех, кто попадется. Но, как правило, либо оба соперника промахивались, либо не являлись драться, либо отменяли дуэль, либо их примиряли друзья.
В 1822 году Пушкина вызвал на дуэль прапорщик генерального штаба Александр Зубов. Пушкин уличил Зубова в шулерстве. Пушкин явился с фуражкой, полной черешни, и ел ягоды, пока соперник в него целился. Зубов промахнулся, Пушкин от выстрела отказался.
В том же году Пушкина вызвал на дуэль подполковник Семен Старов. Не поделили ресторанный оркестр при казино. Старов промахнулся, Пушкин выстрелил в сторону.
Но вот в Дантеса раненый Пушкин выстрелил и горячо кликнул: «Попал!» Почему?

Разрыв с Олениной - но в том же 1828 году Пушкин знакомится на балу с Натальей Гончаровой. Ей всего 16, и она на 10 см выше Пушкина. Скромна, набожна (подчеркнем), начитанна.
«Благодарю, душа моя, за то, что в шахматы учишься. Это непременно нужно во всяком благоустроенном семействе», – пишет ей Пушкин. «Я женат – и счастлив, – пишет Пушкин Петру Плетнёву. – Одно желание моё, чтоб ничего в жизни моей не изменилось, – лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что, кажется, я переродился».
Врет. Именно поэтому.
Через 7 лет после смерти мужа Пушкина-Гончарова вышла замуж за генерала Петра Петровича Ланского.

И наконец. Адекватна ли жизни художественная литература. Или она сродни камланию, своего рода фабрике грез. Вот о чем, может быть, думал Пушкин в 1928 году.


ДЕТЕКТИВНЫЙ ТРИЛЛЕР «КОРОЛЬ ЛИР»
Я не вожу телег, не ем овса…

«Такую погоду придумали древние греки, / недаром от их мифологии веет садизмом», - пишет Виталий Кальпиди. Шекспировская драма – ренессанс античной мифологии.
Шекспир рисует Лира глупцом, который задает дочерям глупейший вопрос: «Кто меня больше любит?» Цель вопроса еще более глупа: кто больше любит, тому больше наследства и достанется. То есть: достоинства, умение, ум, воля – вообще не играют никакой роли, на народ плевать. Но верхом глупости является способ, как Лир собирается узнать, кто больше любит: он спрашивает об этом у тех, кто в курсе, что бОльшую долю получит тот, кто больше любит.

Лир дожил до старости, но ничего не знает о своих дочерях.
Шекспир заставляет Гонерилью рассказывать о своей любви так нарочито фальшиво, что глаза на лоб лезут, и если зритель все равно не понимает, добавляет реплику Корделии. Глупец Лир рад, Гонерилья глаголет, хотя у нее якобы онемел язык от любви к отцу.
Регана бесцеремонно уверяет Лира, что никаких радостей в жизни у нее нет, кроме любви к отцу. Регане отходит вторая часть государства, «не хуже».
Дальше – еще большая глупость: ведь сначала, определить, кому что, он должен выслушать всех трёх! А Лир, не выслушав двух других дочек, отдает Гонерилье какую-то часть, причем Шекспир даже не указывает, какую.

Корделия понимает, что сестры лгут:
«На что супруги сестрам, Когда они вас любят одного?»
Сама же не хочет понимать отца, ведь отец при смерти.

Лир из-за двух фраз Корделии объявляет: «Ты мне навек чужая». Будто бы ничего особенного в этом нет для русского человека, прочитавшего «Дядюшкин сон» Достоевского, но не так просто устроена трагедия Шекспира.

Регана сообщает Лиру, что присоединяется к предыдущему оратору и добавляет от себя, что никаких радостей в жизни у нее нет, кроме как любовь к отцу. Ни мужа, ни наследников ей не надо, и государство ей глубоко безразличн, только тем и занята, что любит отца. И этой лентяйке Лир отдает вторую часть государства! Народ не спрашивают. Причем Лир еще и приговаривает, что ее доля ничем не хуже, чем у Гонерильи. Тогда зачем весь этот цирк? Однако оказывается, что лучший кусок он приберег для Корделии.

И тут оказывается, что Корделии, которая уж высказала в стлрону, что думает о Гонерильи, тоже безразлично население страны, она ничуть не старается хоть как-то найти консенсус, пойти навстречу глупому отцу, который уж при смерти, хоть соврать.
Здесь, без сомнения, мы судим с точки зрения сегодняшней, мы должны понимать, что в те времена люди были глупыми. И Шекспир тоже. И зачем тогда все это читать…
Но нет! Шекспир думает точно так же, как мы сегодня. И он сообщает нам об этом устами Корделии:
«На что супруги сестрам, / Когда они вас любят одного?»

А Лир? А что Лир. Мы уже сказали, он глуп.
И тут мы, после слов Кента, догадываемся: старческий маразм. Тут вам и старый князь в «Подростке», тут вам и «Дядюшкин сон», только у Достоевского всё закрученнее. Кент совершенно напрасно взывает к Лиру, тут к врачу надо взывать. И к адвокату. Шут выступает в роли психоаналитика, и мы видим всю тщету психоанализа, ибо у Лира старческий мазам.

Шекспир беспощаден к своим героям, глуп и Гллостер, поверивший поддельному письму и возненавидевший своего сына, он подсылает к нему своего внебрачного сынишку – в качестве стукача.
Хотя сам Глостер сам своими глазами видел ссору Лира с дочерью и осуждал короля за глупость. Письмо! Подобно письму Федры с клеветой на Ипполита в драме Еврипида.
Не блещет умом и Кент, набрасываясь на Освальда, Освальд – зло мелкое, порожденное большим злом.

Дело в том, что глупость – обязательный аксессуар, как в сказке меч-кладенец или шапка-невидимка, но это соотнесение не исчерпывает смысла аксессуара.
У Глостера вырывают глаза, как у Эдипа в драме Софокла, надменный Лир глуп, глуп и царь Пелий в «Медее», Глостер так же упорствует в глупости, как Эдип.
Ахейцы пошли войной на Трою из-за прекрасной Елены, Корделия начинает войну из-за отца:
Я выступила не из жажды славы.
Но из любви, лишь из одной любви,
Чтоб за отца вступиться.

Лир:
При виде жертв подобных
Нам боги сами курят фимиам.

Боги, а не один бог.
Когда зло побеждено, можно покинуть спектакль? Нет, ибо Шекспир кровожаден! Разве зря Эдмонд послал к Корделии офицера? Гонерилья отравила ядом сестру, началась серия убийств. Ту же мясорубку видим и «Гамлете», и в других творениях поэта. «Зло порождает зло» [1], если человек совершил одно зло, он совершит и второе, и третье.
В современной России это выражение извратили – нельзя отстаивать свои права, нельзя совершать революцию, ибо это зло породит ответное зло и так далее.

Откуда кровожадность у Шекспира? Она наследована от Гомера. Шекспир родился в XVI  веке, он дитя отрицающего религию Возрождения. Но садизмом веет не только от греческой мифологии, от всех религий мира.

Одна деталь: если мойры довлели над греческой мыслью, Шекспир впадает в другую крайность, он объявляет миру: никакой необходимости нет, всё, что случается с народами, зависит только от черт характера королей, от их глупой прихоти.
Граф Толстой жестоко сказал о Петре: «С Петра І начинаются особенно поразительные и особенно близкие и понятные нам ужасы русской истории… Беснующийся, пьяный, сгнивший от сифилиса зверь четверть столетия губит людей, казнит, жжет, закапывает живьем в землю, заточает жену, распутничает, мужеложествует… Сам, забавляясь, рубит головы, кощунствует, ездит с подобием креста из чубуков в виде детородных органов и подобием Евангелий — ящиком с водкой… Коронует б… свою и своего любовника, разоряет Россию и казнит сына… И не только не понимают его злодейств, но до сих пор не перестают восхваления доблестей этого чудовища, и нет конца всякого рода памятников ему».
Граф ошибся. Встань на трон Софья, мало бы что шло по-другому, род Голицыных готовил те же реформы, что и Пётр. …»

Отчего мы имеем удовольствие читать в трагедиях Шекспира и революцию, и богохульство? До первой буржуазной революции в Англии оставалось более полувека, зачем великому поэту раскланиваться перед грядущими левеллерами или диггерами? Гёзы Фландрии вдохновили Шекспира?

Богач-отец всегда милей
И на ином счету.
Судьба продажна и низка
И презирает бедняка…

Того, кто служит за барыш
И только деньги ценит,
В опасности не сохранишь,
И он в беде изменит…

Всё просто: Шекспир - один из лучших представителей отринувшего средневековую религиозность Возрождения. Не алует он и церковь, причем совсем по-современному:

Когда попов пахать заставят,
Трактирщик пива не разбавит…

Сгруппируем героев: Гонерилья, Регана, Эдмонд, герцог Бургундский, герцог Корнуэльский. Их менталитет в точности совпадает с менталитетом российских буржуа или чиновников, исполнителей воли буржуа. Ну и доченек вырастил папаша!

Кент тоже хорош. Набрасывается на стрелочника, на Освальда…

Богач-отец всегда милей
И на ином счету.
Судьба продажна и низка
И презирает бедняка…

Того, кто служит за барыш
И только деньги ценит,
В опасности не сохранишь,
И он в беде изменит…

Когда попов пахать заставят,
Трактирщик пива не разбавит…

- поет шут. А Россия – Россия не слушает. И тут – враги вырывают у России… тьфу, у Глостера глаза. Он прозревает, лишившись глаз. «Эдип» Софокла сложить с «Песнью о Роланде» и поделить пополам. О, кровожадный Шекспир!

Но если ахейцы поцапались с троянцами из-за бабы, тут война из-за старика, Корделия говорит:
Вооружилась я. Король Французский
К моим мольбам не мог остаться глух.
Я выступила не из жажды славы.
Но из любви, лишь из одной любви,
Чтоб за отца вступиться.

Вот так, из-за одной любви, текут реки крови. Однако какой непатриотичный Шекспир, призывает Французского короля.
Лир:
При виде жертв подобных
Нам боги сами курят фимиам.
Так ведь тут вам не Древняя Греция, как же это инквизиция пропустила.

Но вся драка – увы, за кадром, нет ни Ареса, ни Афины-Паллады.
Однако, аки Ахиллес с Гектором, аки Пересвет с Челубеем, пошел брат на брата… Хотя зря ожидал бы американский зритель - написано одно слово: «Схватка». И Эдмонд падает. Недоработка! Она будет исправлена в «Гамлете». Правда, перед смертью будущий покойник говорит и говорит, не переставая, как зомби.

Уж близится развязка, зло побеждено. Можно уходить с сеанса? Но Шекспиру всё мало крови! Разве зря Эдмонд отправлял к Корделии офицера? После того, как Гонерилья травит ядом сестру, она закалывает себя кинжалом. Затем Лир, едва придя в себя, видит, что Корделию удушили, и сам уимрает.
Истоки Голливуда.


БРЮСОВ ПРОТИВ ЛЕНИНА

В 1905 году Ленин написал статью «Партийная организация и партийная литература», в которой якобы обосновал засилье цензуры после революции. Реально же в начале 20-х годах в газетах, в том числе в «Известних» шла крайне оживленная полемика, тотальная цензура установилась лишь в период правления Сталина. Президентские выборы 2020 года в США показали, насколько жесткая цензура действует в этот оплоте демократии.

Статье Ленина возражает поэт Брюсов (15 ноября 1905, «Свобода слова», «Весы», № 11, 1905 г., подпись «Аврелий»).
«Свободная ("внеклассовая") литература для него, - пишет Брюсов, - отдаленный идеал, который может быть осуществлен только в социалистическом обществе будущего. Пока же "лицемерно свободной, а на деле связанной с буржуазией литературе" г. Ленин противопоставляет "открыто связанную с пролетариатом литературу". Он называет эту последнюю "действительно свободной", но совершенно произвольно. По точному смыслу его определений обе литературы не свободны. Первая тайно связана с буржуазией, вторая открыто с пролетариатом. Преимущество второй можно видеть в более откровенном признании своего рабства, а не в большей свободе. Современная литература, в представлении г. Ленина, на службе у "денежного мешка"; партийная литература будет "колесиком и винтиком" общепролетарского дела. Но если мы и согласимся, что общепролетарское дело - дело справедливое, а денежный мешок - нечто постыдное, разве это изменит степень зависимости? Раб мудрого Платона все-таки был рабом, а не свободным человеком».

То есть, литераторы в Древней Греции были рабами? Ниже Брюсов, конечно, уточнит, что свободная литература по Ленину – это буржуазный миф. Мы же пока заметим, что внеклассовая литература может быть не при социализме, а только при коммунизме, когда классы отсутствуют.
Брюсов экзальтирует ограничение свободы, именуя его рабством. Велико ограничение, если в 20-е годы творили Филонов, Малевич, Фальк, Лентулов, Петров-Водкин, Скрябин, Шостакович, Мясковский, Есенин, Маяковский, Багрицкий и другие.
Но разве во время ВОВ не требовались стране поэты, пишущие о войне? Война – вполне зримое ограничение свободы. Причем Твардовский, Гудзенко, Симонов, Муса Джалиль и многие другие поэты Великой Отечественной вовсе не считали себя рабами. Не считали себя рабами и Рыбников с Родионом Щедриным, когда создавали изумительный «Марш высотников». Разве такие шедевры, как «Конармия», «Хождение по мукам», «Белая гвардия», «Жизнь Клима Самгина», «Алые паруса», «Тихий Дон», «Поднятая целина», «Время, вперед», «Повесть о настоящем человеке» и многие другие – написаны рабами? И разве виновата власть, что она выделяет именно таких и отсекает тех, кто пропагандирует фашизм, монархию, империализм или западные «ценности»?

Брюсов, ко всему, передергивает, Ленин не называл пролетарскую литературу «действительно свободной». Ленин прекрасно понимает, что не бывает литературы бесклассовой. Однако именно на этом передергивании поэт и строит свою аргументацию.
Демократия как власть демоса, власть рабочих над интеллигенцией и крестьянами – это более широкая демократия, нежели власть слоя предпринимателей. Но Брюсов не желает видеть разницу и между тем, кому служить – денежным мешкам или рабочему классу.

Брюсов продолжает:
«Однако, возразят мне, та свобода слова (пусть еще неполная, пусть вновь урезанная), которой мы сейчас пользуемся в России, или, по крайней мере, пользовались некоторое время, была достигнута ничем другим, как энергией "российской социал-демократической рабочей партии". Не стану спорить, воздам все должное этой энергии. Скажу больше: в истории можно подыскать только один пример, напоминающий наши октябрьские события 1: это отход плебеев на Священную гору 2. Вот истинно первая "всеобщая забастовка", на тысячелетия предварившая сходные попытки Бельгии. Голландии и Швеции 3. Но признав всю благодетельность пережитого нами события, неужели я должен по этому самому отказаться от критического отношения к нему? Это было бы все равно, как требовать, чтобы никто из благодарности к Гуттенбергу, изобретшему книгопечатание, не смел находить недостатков в его изобретении. Мы не можем не видеть, что социал-демократы добивались свободы исключительно для себя, что париям, стоящим вне партии, крохи свобод достались случайно, на время, пока грозное "долой" не имеет еще значения эдикта. Слова социал-демократов о всеобщей свободе тоже "лицемерие", и мы, писатели беспартийные, тоже должны "сорвать фальшивые вывески".»

Ни оному социал-демократу и в голову бы не пришло утверждать, что к 1905 году РСДРП завоевала свободу для Брюсова. Брюсов вообразил, что социал-демократы способны на такую нелепость, как провозглашать «всеобщую свободу», и яростно срывает фальшивую вывеску со своей же выдумки. Социал-демократы провозглашают не свободу, а диктатуру. Социал-демократы просто напоминают, что при их власти за такие творения, как «Гавриилиада», расследования назначать не будут.

«Нет сомнения, - пишет далее Брюсов, - что угроза г. Ленина "прогнать" имеет иной, более обширный смысл. Речь идет о гораздо большем: утверждаются основоположения социал-демократической доктрины, как заповеди, против которых не позволены (членам партии) никакие возражения. … "Свобода мысли и свобода критики внутри партии никогда не заставит нас забыть о свободе группировки людей в вольные союзы". Иначе говоря, членам социал-демократической партии дозволяется лишь критика частных случаев, отдельных сторон доктрины, но они не могут критически относиться к самым устоям доктрины. Тех, кто отваживается на это, надо "прогнать". В этом решении - фанатизм людей, не допускающих мысли, что их убеждения могут быть ложны. Отсюда, один шаг до заявления халифа Омара: "Книги, содержащие то же что Коран, лишние, содержащие иное, - вредны"».

Приятно, что Брюсов таким вот любопытным образом выступает против религии, но он не понимает сути дела.
Во-первых либеральные партии, обслуживая высшие классы, провозглашают объединение вокруг некой идеи (программы), они допускают в партию только тех, кто придерживается их позиций. Тот, кто против идеи или программы, волен идти в другую партию.
Во-вторых, в любой науке не так уж часты случаи, когда критике подвергаются «самые устои доктрины». Но даже критика не уничтожает эти устои, они включаются в более общую схему, как механика Гука-Ньютона является предельным случаем теории относительности.
В-третьих, что самое главное: большевики объединяются не вокруг доктрины. Они объединяются по социальному адресу, они являются партией рабочего класса, отстаивают его общие и фундаментальные интересы. В партии объединяются те, которые формулируют для себя конкретную задачу, этой задаче соответствует теоретическая платформа. Зачем им принимать к себе тех, задача которых противоположна?
Теоретическая доктрина является лишь подспорьем в деле, диалектический материализм ставит практику выше теории. И если теория перестает соответствовать практике, ее исправляют. Как говорил французский коммунист и литератор Андрэ Моруа: «Если бы Маркс был жив, первое, с чего бы он начал – с критики самого себя».

Полемика внутри партии уже прошла, приведя к делению на большевиков и меньшевиков, Брюсов не был ее свидетелем. Брюсов не понимает и другого. Зато понимает Ленин: недопустимость фракций на тот момент – признак слабости, Россия – отсталая аграрная страна, рабочий класс слаб, соответственно, слаба и партия.

«Почему однако, - спрашивает Брюсов, - осуществленная таким способом партийная литература именуется истинно-свободной? Многим ли отличается новый цензорный устав, вводимый в социал-демократической партии, от старого, царившего у нас до последнего времени. При господстве старой цензуры дозволялась критика отдельных сторон господствующего строя, но воспрещалась критика его основоположений. В подобном же положении остается свобода слова и внутри социал-демократической партии. Разумеется, пока несогласным с такой тиранией предоставляется возможность перейти в другие партии. Но и при прежнем строе у писателей протестантов оставалась аналогичная возможность: уехать, подобно Герцену, за рубеж. Однако, как у каждого солдата в ранце есть маршальский жезл, так каждая политическая партия мечтает стать единственной в стране, отождествить себя с народом. Более, чем другая, надеется на это партия социал-демократическая. Таким образом, угроза изгнанием из партии является в сущности угрозой извержением из народа. При господстве старого строя писатели, восставшие на его основы, ссылались, смотря по степени "радикализма" в их писаниях, в места отдаленные и не столь отдаленные. Новый строй грозит писателям-"радикалам" гораздо большим: изгнанием за пределы общества, ссылкой на Сахалин одиночества».

Теперь Брюсов выдумывает новый ужас – быть изгнанным из народа, причем этот ужас – из-за декларации всенародности партии. Изгнание из партии поэт тоже отождествляет с изгнанием из народа. Но Брюсов выдумал и всенародность, ибо большевики – партия только рабочего класса. Ленин это неоднократно разъяснял.
Больше того, нет никакого отождествления даже с рабочим классом. И Ленин это продемонстрировал: когда большинство ЦК партии противилось заключению Брестского мира, Ленин объявил, что обратится к народу напрямую. Но! Для этого он собирался сначала выйти из партии. Ленин шел против собственной партии, когда большинство ее руководства ратовало за войну до победного конца, против всего II Интернационала, в котором немецкие социал-демократы голосовали за военные бюджеты, неоднократно указывал, что «большевики плелись в хвосте масс», а партийных чиновников называл «коммунистической сволочью». Какое же тут отождествление.
Еще раз: Ленин вовсе не именовал партийную литературу истинно свободной, уж он-то читал Канта: свободно одного человека осуществляется за счет ограничения свободы другого.
Ниже Брюсов будет возражать самому себе. Действительно, на «Сахалин одиночества» были сосланы и Ван Гог, и его друг Поль Гоген, и даже Пушкин. Причем ссылали их не власти, не партии, а само общество. Пушкина не читали, поскольку рынок был заполнен патриотическими писаниями Фаддея Булгарина, глотка воздуха у Пушкина не было.

«Екатерина II определяла свободу так: "Свобода есть возможность делать все, что законы позволяют". Социал-демократы дают сходное определение: "Свобода слова есть возможность говорить все, согласное с принципами социал-демократии". Такая свобода не может удовлетворить нас, тех, кого г. Ленин презрительно обзывает "гг. буржуазные индивидуалисты" и "сверхчеловеки". Для нас такая свобода кажется лишь сменой одних цепей на новые. Пусть прежде писатели были закованы в кандалы, а теперь им предлагают связать руки мягкими пеньковыми веревками, но свободен лишь тот, на ком нет даже оков из роз и лилий. "Долой писателей беспартийных" - восклицает г. Ленин.
Следовательно, беспартийность, т. е. свободомыслие есть уже преступление. Ты должен принадлежать к партии (к нашей или, по крайней мере, к официальной оппозиции) иначе "долой тебя!" Но в нашем представлении свобода слова неразрывно связана со свободой суждения и с уважением к чужому убеждению. Для нас дороже всего свобода исканий, хотя бы она и привела нас к крушению всех наших верований и идеалов. Где нет уважении к мнению другого, где ему только надменно предоставляют право "врать", не желая слушать, там свобода – фикция».

Удивительную узость мысли обнаруживает Брюсов.
Брюсов приравнивает беспартийность к свободомыслию. Это неверно. Беспартийность – это не свобода, это отштампованность, формулируемая как надклассовость. Потому Ленин и говорит о «сверхчеловеках». Брюсов опять же взывает к абсолютной свободе, которой в природе не бывает. И это воззвание – тоже штамп.
Свободомыслие творчества – лишь высокомерная иллюзия, творческая публика в каждой конфликтной ситуации оказывается ангажированной. Так было в 1991-м, так было в 2014-м, так было всегда.

***

Российская интеллигенция большей частью перестроилась. У многих случились приступы амнезии, они позабыли, что творили и говорили вчера, например, Никита Михалков, Марк Захаров, Юрий Яковлев, Евгений Жариков, Мягков, ярый защитник социализма Гавриил Попов и т.д., и т.п.
Городницкий написал проникновенные строки:
Над Канадой небо сине,
Меж берез дожди косые,
Хоть похоже на Россию,
Только всё же не Россия».
Началась перестройка – и Городницкий уехал в Израиль.
Однако многие лишь утвердились в своих пристрастиях. Многих еще до перестройки отштамповала столичная среда.
1995 год, Иерусалим, в интервью с Марком Эпельзафтом, Аркадием Мазиным и Сергеем Гранкиным:

«- … Это было столкновение двух тоталитарных режимов, выяснение отношений. Да, мы победили, но оказались побежденными в итоге. Советы хотели воевать, но не могли до поры до времени, хотя о мировом господстве и мировой революции мечтали. Советский Союз был фашистским, тоталитарным государством, которое мечтало о мировом господстве, подавляло личность. Так же, как и Германия. Отличия чисто внешние - у тех свастика, у этих - серп и молот. Там был мерзавец Гитлер, у нас – «гений» Сталин. А суть была одинакова. Две тоталитарные системы схватились выяснять отношения...
- Вам не кажется, что Советский Союз во многом способствовал появлению и расцвету Третьего Рейха?
- Может быть. Научились подавлять на нашем опыте. Строительству концлагерей научились у нас. Западных социал-демократов, в том числе и немецких, Сталин поливал грязью, по возможности сажал. Гитлера называл другом. Поделил с ним Восточную Европу.
… История России - история особенная. Это государство, которое долго было рабовладельческим, буквально до наших дней. Поэтому холопская психология остаётся. Понятие «демократия» рабам абсолютно чуждо. Чем можно соблазнить тёмную массу? Ее словом «фашизм» не соблазнишь, потому что фашизм отвратителен "исторически". Ее можно соблазнить сильным государством. Россия любит мощь. Имперскую. Это и подразумевает фашизм, тоталитарный режим, хотя можно называть это иначе. Вот этим можно соблазнить, тем более в трудной ситуации. Поэтому, конечно, противостоять все-таки надо. Насколько это возможно, телевидение, отдельные представители интеллигенции, я лично, пытаются что-то сделать. Ну, что я могу сделать? Пишу об этом, говорю об этом...
- Можете ли вы сквозь призму атеизма объяснить, почему в России на протяжении почти всей истории государства непременны насилие, кровь, бунт, рабская психология? Откуда это? Вы искали ответ на этот вопрос?
- Да, конечно. Рабская психология, потому как рабовладельческое государство. Много веков. Гены уже нафаршированы этим. Менталитет таков. Раб не мечтает о свободе, он говорит: "Да на хрена мне ваша свобода". А что такое свобода - не знает. Он считает, что свобода - частная воля, делай, что хочешь, а я говорю: свобода - это делай что хочешь, но при этом не мешай окружающим.
- Но почему все-таки именно в России? Где истоки?
- Европа освободилась от рабства очень давно, а Россия - нет. Не успела освободиться от этого в начале двадцатого века - наступил семнадцатый год, и началось рабство еще более страшное. Это долгая длительная болезнь, поэтому сорока лет не хватит, чтобы от этого избавиться».
Напечатано в газете «Эпоха» 18.5.1995 и в альманахе «Голос надежды» в 2010 году.

Кто давал интервью? Судя по бессмысленным, нелепым, безграмотным пропагандистским штампам – это, без сомнения, «писатель» Быков. Или Шендерович.
Действительно: если СССР со времен Сталина забыл о мировой революции, вспоминал ее лишь в декларациях, если ядерное оружие создавал лишь в ответ на его создание в США – о какой мечте о мировом господстве речь?

Действительно, концлагеря стали на поток в Германии в 1933-м, буквально через 3 года после СССР. Неужто «научили» за три года, если в Германии и не ведали о системе ГУЛаг? Соловецкий же лагерь основали белые, причем учредили там такие условия содержания, что после них советский Соловецкий лагерь показался бы раем. Изобретатели концлагерей – англичане, на порубежье веков они создали резервации для буров, а за столетие до этого британские переселенцы в Америку создали концлагеря для индейцев. В трактате «Государство 1833 года» президент Джексон писал: «Не отдавая себе отчет в том, что существует превосходящая их раса, и не осознавая причин своей неполноценности… они должны обязательно уступить силе обстоятельств и надолго исчезнуть».
Устроение концлагерей Джексон называл «доброжелательной политикой» правительства США, поскольку индейцы «не имеют ни интеллекта, ни промышленности, ни моральных привычек, ни желания улучшения своего существования».
Рабство, говорите? Собаку Лайку отправили в космос, заранее зная, что она погибнет. После этого  в  ООН  пришло  письмо от группы женщин из штата Миссисипи. Они потребовали  осудить  бесчеловечное  отношение  к  собакам  в  СССР  и выдвинули  предложение:  «Если для развития науки необходимо посылать в космос  живых  существ,  в  нашем городе для этого есть сколько угодно негритят».

Действительно: о каком освобождении Европы от рабства можно говорить? Разумеется, крестьянское восстание Уота Тайлера произошло еще в 1381 году, до крестьянской революции в России в 1905 году – еще полтысячелетия. Но ведь были восстания на самой заре возникновения Руси, затем были Булавин, Василий Ус, Болотников, Разин, Пугачев.
Да, буржуазные революции произошли в Европе за столетия до февральской буржуазной революции в России. Но разве положение рабочих в Англии в середине XIX столетия отличалось от положения рабов существенно? Да, чартистское движение возникло именно тогда, но Россия отстала лишь на полвека.

Ленин в статье «О национальной гордости великороссов» цитирует Чернышевского: «Все рабы, сверху донизу»? И тут же указывает, что это рабство уже преодолено, потому что «великорусский мужик начал в то же время становиться демократом, начал свергать попа и помещика».
Разве неизвестно, что демократия – это не свобода для бизнесменов и не власть народа, это власть низов, это власть рабочих над интеллигенцией и крестьянами. И, поскольку рабочие являются более широким социальным слоем, нежели буржуазия и помещики, поскольку рабочие сами заняты тяжелым трудом, это более широкая демократия.
Разве вся Россия к 1995 году не поняла уже, что демократия в понимании либеральных демократов – это жесточайшая диктатура буржуазии, диктатура денежного мешка? Поняла, только из верной посылки сделала нелепый и бесполезный вывод – проголосовала за ангажированную властью КПРФ, за псевдокоммунистов.
Разве неизвестно, что правящие классы стремятся извратить все понятия: демократии, революции, прав женщин, прав чернокожих, и не только на словах, но и на деле?

Какое же рабство после 1917 года, если бонапартизм в СССР устоялся лишь к середине 30-х?
Какое рабовладение в СССР в 60-х, 70-х или 80-х? В 1972 году автор этих строк на областной конференции ВЛКСМ с трибуны заявил, что пермский комсомол работает «для галочки». И мне ничего не было, только из школьного комитета комсомола попросили. В 1981-м прилюдно назвал секретаря парткома ПГУ Реутова высокопоставленной шушерой – и мне тоже ничего не было. Один знакомый юрисконсульт воевал с различными начальниками, имел оружие, приходилось отстреливаться. Патроны хранил у меня в столе в лаборатории. Их обнаружили, но мне опять ничего не было! В 1977 году на университетском семинаре по политэкономии один мой не слишком грамотный сокурсник подготовил целый доклад, доказывал, что экономическая система СССР неэффективна, его даже не отчислили из вуза. В своем ли уме интервьюируемый?
О каком насилии в России речь, если рядовые парижане за одну ночь вырезали 30 тыс. гугенотов.
Неужели неизвестно, что освобождение от монархии во Франции привело к морям крови.
О какой крови в России может идти речь, если израильтяне для расширения территории еще до голосования в ООН о статусе страны вырезали всё население Дейр Ясина, детей, женщин, стариков.
О каком освобождении речь, если Европа аплодировала Гитлеру, он был избран человеком года, Форд, Рокфеллер и другие буржуа финансировали Гитлера и снабжали Германию стратегическими товарами даже во время войны, рабочие стран Европы усердно работали на Гитлера, страны Европы посылали своих солдат воевать за Гитлера. Не СССР, а Великобритания и Франция способствовали расцвету Третьего рейха, учинив Мюнхенский сговор, без захвата Чехословакии 2-я мировая была бы невозможна для Германии экономически.

Отто Рюле, Тони Клифф, Рая Дунаевская и др., изучая работы Маркса, пришли к верному выводу, что СССР – капиталистическое государство, за что были изгнаны из троцкистского 4-го Интернационала. Но из верной посылки они в 1941-м пришли к нелепому выводу, что в войне обе стороны тождественны, они поддержали и Власова, и Бандеру, больше того, они поддержали Германию. Чем с удовольствием воспользовалась мировая буржуазия. Одной из основных идеологем ее пропаганды стало тождество гитлеровской германии и сталинского СССР, в том числе в войне, причем, разумеется, слово «капиталистический», было подменено словом «тоталитарный». Хотя Ленин прямо указывал, что война между капиталистическими государствами может быть справедливой, если это освободительная война.

Так и можно было бы думать, что интервью давал некий усредненный малограмотный либерал. Если бы не начало интервью: «… ничего дурного в адрес ветеранов не хочу сказать. Сам ветеран. Честно воевал. Был ранен. Пролил кровь. Поэтому к ветеранам у меня самое возвышенное отношение».

Интервью давал тот самый бард, который в 1989 году на вопрос, что он делал при тоталитаризме, честно ответил: «Мне было пять лет, я был охвачен Сталиным». Из семьи большевиков, отец, 1-й секретарь Нижнетагильского горкома ВПКб, в 1937-м был арестован и расстрелян, мать в 1938-м сослана в концлагерь, вернулась в 1947-м. В 1956-м будущий бард вступил в партию, с 1962-го – член Союза писателей СССР. Бард, который совсем по-другому писал о войне: «Над нашей родиною дым…» Тот самый бард, который пел:
«… Но привычно пальцы тонкие
Прикоснулись к кобуре…
Но комсомольская богиня…»
Окуджава романтизировал эпоху, которую в интервью назвал рабской. Что ж Окуджава не сообщил, что он думал о Сталине, когда арестовывали его родителей.

Вышел из КПСС только в 1990-м, когда стало дозволено. Стал членом Совета общества «Мемориал». Оказывается, он всегда был оппозиционером и плохо относился к Ленину.
В октябре 1993 года подписался под  «письмом 42-х» с требованием запрета «коммунистических и националистических партий, фронтов и объединений», признания нелегитимным Съезда народных депутатов и Верховного Совета, суда над сторонниками разогнанного ВС.
Когда Кнут Гамсун из-за сына стал коллаборационистом, люди подходили к ограде его дома и бросали за ограду его книги.

«Совесть, благородство и достоинство, / вот оно, святое наше воинство» - пишет Окуджава.
Окуджава прямо следует Брюсову:
Каждый слышит, как он дышит,
Каждый пишет, как он слышит,
Не стараясь угодить.

***

Что до свободы исканий. Литература – не физика. Плоды работы физиков потребляет производство. Рядом с литературой всегда стоят ее читающие массы.
Пермский посредственный поэт Дмитрий Данской считает, что он не обязан думать о народе, он творит как хочет, свободно, а народ должен быть благодарным ему, Данскому, за его творения.

Брюсов продолжает: «"Свободны ли вы от вашего буржуазного издателя, господин писатель? от вашей буржуазной публики, которая требует от вас порнографии?" - спрашивает г. Ленин. Я думаю, что на этот вопрос не один кто-нибудь, а многие твердо и смело ответят: "да, мы свободны!" Разве Артюр Рембо не писал своих стихов, когда у него не было никакого издателя, ни буржуазного, ни не буржуазного, и никакой публики, которая могла бы потребовать от него "порнографии" или чего другого. Или разве не писал Поль Гоген своих картин, которые упорно отвергались разными жюри и не находили себе, до самой смерти художника, никаких покупателей? И разве целый ряд других работников "нового искусства" не отстаивал своих идеалов вопреки полному пренебрежению со стороны всех классов общества? Заметим кстати, что работники эти были вовсе не из числа "обеспеченных буржуа", а нередко должны были, как тот же Рембо, как тот же Гоген, терпеть и голод, и бесприютность. По-видимому, г. Ленин судит по тем образчикам писателей-ремесленников, которых он, быть может, встречал в редакциях либеральных журналов. Ему должно узнать, что рядом встала целая школа, выросло новое, иное поколение писателей-художников, тех самых, кого он, не зная их, называет насмешливым именем - "сверхчеловеки".»

Брюсов передергивает. Ни Рембо, ни Гоген не отстаивали свих «идеалов», но дело в другом: именно потому, что они не были зависимы от издателя, их творчество оставалось недоступно рядовым гражданам. В 1872 году, когда Рембо уже бросил писать, было опубликовано всего три его стихотворения. Согласился бы Брюсов для себя с таким темпом?

Разумеется, Ленин никак не ориентировался на писателей-ремесленников, которых и не знал за неимением времени, зато хорошо знал великую русскую литературу.
Кого же имел в виду Брюсов, говоря о «целой школе»? Конечно же, символистов: Зинаиду Гиппиус, Мережковского, Ходасевича, Вячеслава Иванова, эгофутуриста Игоря Северянина (Лотарева), Зинаиду Гиппиус, Волошина, Бунина, не принявших революцию.
Но, к примеру, Иванов – не вставал в позу, служил в театральном отделе Наркомпроса (председатель историко-театральной секции), преподавал в стихотворном отделе Пролеткульта, преподавал филологию в бакинском университете. Правда, в 1924-м все же эмигрировал.
Со всей этой «школой» простились и Блок, и Есенин, и Маяковский, Андрей Белый (Бугаев) даже работал в РАПП. Почему бы не судить по Блоку, Маяковскому, Белому, Есенину? Почему нужно считаться с только теми, кто против революции?

Брюсов обеспокоен свободой. Но почему не поговорить о совести. Скажем, придворный художник Карл Брюллов (Брылло) не только знатных дам рисовал, он еще помогал карбонариям. Эрнст Хемингуэй воевал с франкистами в Испании, поэт-большевик Нарбут, Бабель, писатель-большевик Артем Веселый воевали в Гражданскую.

Но Брюсов полагает, что человек может быть один, даже не как волк в стае, а вообще один. Он не понимает, что человеческое сознание возникает как новое системное качество, то есть, исключительно в обществе, потому поэт, стоящий над обществом, независимый от общества – миф. Личность, констатирует Маркс, есть конкретная совокупность общественных отношений. И поэт Брюсов, живущий в буржуазном обществе, пропитан от ступней до макушки буржуазными отношениями, и всё его мировоззрение этими отношениями пропитано. Стоило Блоку написать «Двенадцать», как салон Гиппиус, представители «школы», демонстративно отказались подавать ему руку, посчитав его солидарным с чуждым им классом.

«Я понимаю, - продолжает Брюсов, - конечно, что у г. Ленина есть философские предпосылки его утверждений. Слова, что литературное дело должно стать "колесиком и винтиком одного единого великого социал-демократического механизма" не только метафора, но и выражение того взгляда, что вообще искусство и литература - только "производная" социальной жизни. Я намеренно оставляю в стороне этот вопрос. Для себя я его решаю иначе, чем г. Ленин».

Еще бы. Люди искусства, политтехнологи, цари, президенты – вот творцы социальной жизни, народы должны следовать их идеям. Позиция либерала Брюсова ничем не отличается от мысли чиновника сталинского аппарата – не классы суть субъекты истории, темные, инертные массы лишь ведомы людьми высшего сорта. Рабочий класс не может вырваться за рамки экономической борьбы. Политическое сознание в массы привносит партия, как церковь – нравственность.

«Но для выяснении пределов свободы слова, - пишет Брюсов, - можно его не касаться. Ведь и писатель социал-демократ будет считать себя (пусть ошибочно), работая для своей партии, действующим по своей свободной воле, как считаю себя я, писатель беспартийный. Все равно, как самый убежденный последователь Коперника не может не видеть, что солнце "восходит" и "заходит".»

Отчего же Брюсов отказывает в свободе воли социал-демократическим писателям? Неужто социал-демократы – это какие-то машины, в программном обеспечении которых сидит их проклятая партийная программа? Может, социал-демократические писатели не могут творить, они лишь подчиняются приказам партийных вождей? К кому обращены слова Брюсова, к Бернарду Шоу, к Фолкнеру, к Горькому, к Алексею Толстому, к Неруде, к Гарсия Лорке? Это ремесленники?

Действительно, в 30-е возникла целая армия таких автоматов, бездарных и покорных. Но марксизм-ленинизм здесь причем? И отчего Брюсов так убежден, что писатели социал-демократы ошибаются? Может, он считает себя истиной в последней инстанции, непогрешимым? Валерий Брюсов… А ведь поэт-то – средненький.

Многие представители «школы», о которой говорит Брюсов, были изданы до 1991 года. Кто вспомнит хоть строку из стихов Гиппиус? Волошин, Бунин, Мережковский писали правильные, красивые, но холодные, пустые стихи, что можно слушать из Бунина, кроме «Я простая девка на баштане»? Кто помнит из творчества Северянина что-либо кроме «ананасов в шампанском»?

От нескончаемой вражды
Политиканствующих партий
Я изнемог…

Январский воздух на Кавказе
Повеял северным апрелем.
Моя любимая, разделим
Свою любовь, как розы — в вазе.

В моей душе восходит солнце,
Гоня невзгодную зиму.
В экстазе идолопоклонца
Молюсь таланту своему.

Скучно.
Северянин оказался не в силах оценить гений Пастернака, его стихи за поэзию не считал.
А Брюсов - Брюсов пространен. «Для этих писателей - поверьте, г. Ленин, - склад буржуазного общества более ненавистен, чем вам. В своих стихах они заклеймили этот строй "позорно мелочный, неправый, некрасивый", этих "современных человечков", этих "гномов". Всю свою задачу они поставили в том, чтобы и в буржуазном обществе добиться "абсолютной" свободы творчества. И пока вы и ваши идете походом против существующего "неправого" и "некрасивого" строя, мы готовы быть с вами, мы ваши союзники. Но как только вы заносите руку на самую свободу убеждений, так тотчас мы покидаем ваши знамена. "Коран социал-демократии" столь же чужд нам, как и "коран самодержавия" (выражение Ф. Тютчева). И поскольку вы требуете веры в готовые формулы, поскольку вы считаете, что истины уже нечего искать, ибо она у вас, вы враги прогресса, вы наши враги».

Брюсов отождествляет себя с прогрессом. Свежо. Только кроме Бальмонта – что-то никто из «целой школы» в протестах замечен не был. Ни на баррикадах, ни в стачках, ни даже в статьях. Бальмонт – выступал против царя.  Как же это «целая школа» боролась с буржуазией, как она добивалась «абсолютной» свободы творчества? Брюсов лжет.
Но с чего Брюсов взял, что большевики требуют веры в готовые формулы, Ленин был первым противником готовых формул, почитайте его статьи по национальному вопросу. С чего это Брюсов приписывает диалектику Ленину такое воззрение, что истины нечего искать - больше глупости нельзя придумать!
Истину большевики искали практически. Ленин, поняв ошибку Маркса, который хотел уничтожить стоимость путем ликвидации рынка, ввел НЭП. Так что по всем фронтам проврался Брюсов.

«"Абсолютная свобода (писателя, художника, артиста) есть буржуазная или анархическая фраза", говорит г. Ленин - и тотчас добавляет: "ибо, как миросозерцание, анархизм есть вывернутая наизнанку буржуазность". Ему представляется, что вещь, вывернутая наизнанку, нисколько не меняется. Попробуйте однако, вывернув правую перчатку, опять надеть ее на правую руку... Но совершенно понятно, почему г. Ленину хочется опозорить анархизм, смешав его в одно с буржуазностью. У социал-демократической доктрины нет более опасного врага, как те, кто восстают против столь любезной ей идеи "архэ". Вот почему мы, искатели абсолютной свободы, считаемся у социал-демократов такими же врагами, как буржуазия. И, конечно, если бы осуществилась жизнь социального, "внеклассового", будто бы "истинно-свободного" общества, мы оказались бы в ней такими же отверженцами, такими же poetes maudit 7, каковы мы в обществе буржуазном. …»

Причем здесь идея архэ – не объяснит сам Брюсов, у Фалеса это вода, у Анаксимена – воздух, у Пифагора – число, у Анаксимандра – апейрон, у Гераклита – огонь, у Демокрита – атомы. Если речь идет о государстве, то и анархисты, и большевики устремлены на одно и то же: на слом государственной машины, на исчезновение государства.

Брюсов резонер, фраза Ленина легка и понятна: анархизм – та же буржуазность, та же перчатка, но с антибуржуазной «поверхностью перчатки». А уж как ее надевать, легко или тяжело – глубоко вторично. Впечатление, что Брюсов не русский. И Ленин не виноват, что Брюсов настолько неграмотен и не понимает сути анархизма. Брюсову стоило бы почитать книгу Маркса «Нищета философии». И не Ленин смешивает анархизм с буржуазностью, это делают сами анархисты – в своей практике. И не восстающие против идеи опасны для большевиков, а классы, монархия и буржуазия, у Брюсова мания величия.

Искатели абсолютной свободы… Весьма полезное занятие. Они ушли из истории. И из поэзии тоже.


НИКОЛАЙ ГУМИЛЕВ

- А я им Гумилева простить не могу, - сказала, вылезая из постели, Светка.
Светка, по кличке Медвежонок – аспирантка филологического факультета МГУ середины 80-х, многостаночница, полковая жена, при живом муже перебрала все общежития Главного здания МГУ. При живом муже вышла замуж за москвича – чтобы остаться в столице. Свидетелем на ее свадьбе был один из любовников, аспирантов МГУ, Саша Скогорев. Причислена к лику диссидентов, устроилась преподавать в физико-математическую школу-интернат №18 при МГУ, директором которой был сотрудник КГБ.

Стихи Гумилева, Нарбута мало издавали, что дало повод пустить слух, что они якобы запрещены. Однако сборники их стихов легко было найти в библиотеке им. Ленина, «Россия, кровью умытая» Артема Веселого была переиздана в 1983 году.
Сегодня демократы заговорили о Бунине, скромно умалчивая, как писатель и поэт был обескуражен и возмущен грубым немецким досмотром на границе, как тайно слушал радио о наступлении советских войск.

Примитивные эстетствующие антисоветчики – это, знаете ли, явление. Благодатная почва для их обильного размножения – уничтожение Сталиным поэта, воевавшего в Гражданскую в Красной армии, Владимира Нарбута, уничтожение в концлагере участника Гражданской, автора «Конармии» Исаака Бабеля, уничтожение большевика, бойца Красной армии Артема Веселого, уничтожение Осипа Мандельштама, смерть Цветаевой, гонения на Платонова, арест по фальшивому обвинению сына Ахматовой.

Еще до перестройки либеральные демократы распространяли мифы об якобы убийстве чекистами Блока, Есенина, Маяковского. Из этого списка выделяется Николай Гумилев.  Единственный виновный.
В ночь с 25 на 26 августа 1921 года близ Бернгардовки под Петроградом был расстрелян 61 участник «Таганцевского заговора», ставившего целью государственный переворот, в их числе Николай Гумилёв.

Таганцевское дело

Два из четырех главных организаторов заговора - Ю. П. Герман и подполковник В. Г. Шведов. Герман убит в перестрелке с погранохраной 30.5.1921 при попытке перехода финской границы, Шведов оказал вооруженное сопротивление при аресте, смертельно ранен во время перестрелки с чекистами в Петрограде 3.8.1921.
Заговор был серьезным, по делу «Петроградской боевой организации» (ПБО) арестовали 833 человека. Из них 96 были сосланы в лагерь, 448 отпущены на свободу.
Владимир Николаевич Таганцев был учёным секретарём Сапропелевого комитета КЕПС РАН. После расстрела его знакомых за участие в конспиративном «Национальном центре» вступил в политическую борьбу.
Таганцев предлагал «сжигать заводы, истреблять жидов, взрывать памятники коммунаров». Из 200 человек, причастных к ПБО, 90% составляли «потомственные дворяне, князья, графы, бароны, почётные граждане, духовенство и бывшие жандармы».

Протокол показаний Таганцева: «Поэт Гумилев после рассказа Германа обращался к нему в конце ноября 1920 г. Гумилев утверждает, что с ним связана группа интеллигентов, которой он сможет распоряжаться и в случае выступления согласна выйти на улицу, но желал бы иметь в распоряжении для технических надобностей некоторую свободную наличность. Таковой у нас тогда не было. Мы решили тогда предварительно проверить надежность Гумилева, командировав к нему Шведова для установления связей. В течение трех месяцев, однако, это не было сделано. Только во время Кронштадта Шведов выполнил поручение: разыскал на Преображенской ул. поэта Гумилева, адрес я узнал для него во «Всемирной литературе», где служит Гумилев. Шведов предложил ему помочь нам, если представится надобность в составлении прокламаций. Гумилев согласился, что оставляет за собой право отказаться от тем, не отвечающих его далеко не правым взглядам. Гумилев был близок к Совет. ориентации. Шведов мог успокоить, что мы не монархисты, а держимся за власть Сов. Не знаю, насколько мог поверить этому утверждению. На расходы Гумилеву было выделено 200 000 советских рублей и лента для пишущей машинки. Про группу свою Гумилев дал уклончивый ответ, сказав, что для организации ему потребно время. Через несколько дней пал Кронштадт. Стороной я услыхал, что Гумилев весьма отходит далеко от контрреволюционных взглядов. Я к нему больше не обращался, как и Шведов и Герман, и поэтических прокламаций нам не пришлось ожидать. В. Таганцев 6.VIII.1921».

Позже Таганцев показывает: «В дополнение к сказанному мною ранее о Гумилеве как о поэте добавляю, что насколько я помню в разговоре с Ю. Германом сказал, что во время активного выступления в Петрограде, которое он предлагал устроить (4 слова подчеркнуты красным карандашом) к восставшей организации присоединится группа интеллигентов в полтораста человек. Цифру точно не помню. Гумилев согласился составлять для нашей организации прокламации. Получил он через Шведова В. Г. 200 000 р.  Таганцев. 23.8.21».
За самого профессора Таганцева просили Горький и академик Н. С. Таганцев, но Ленин отказал.

Разумеется, либеральные демократы отрицают факт заговора, к тому же в 2009 году вышла книга политического конъюнктурщика, Георгия Миронова, который был главным специалистом прокуратуры, рассматривавшей дело – «Заговор, которого не было». Российская честнейшая демократическая прокуратура признала дело сфабрикованным. В 1992-м все были реабилитированым. Формулировка следующая: «Достоверно установлено, что ПБО, ставившей целью свержение советской власти, как таковой не существовало, она была создана искусственно следственными органами из отдельных групп спекулянтов и контрабандистов…»
Показания Таганцева прокуратура забыла. Потому на 2011 год из 253 томов следственного дела исследователям было доступно лишь 3 тома, 250 томов по-прежнему засекречены.

Историки же подтверждают существование именно контрреволюционной организации (см., напр., Щетинов Ю. А. За кулисами Кронштадтского восстания Ч. 1, 2. Вестник МГУ. Серия 8. История.. 1995. №№ 2, 3. С. 3-15; 22-44; Измозик В. С. Петроградская боевая организация - чекистский миф или реальность? Исторические чтения на Лубянке. 1997-2007. Ред. совет: Зданович А. А. и др. М.: Кучково поле, 2008. 368 с. С. 140-149). Доклад агента Б. В. Савинкова в Финляндии, полковника Ю. Эльфенгрена, свидетельствует, что организация Таганцева действительно готовила восстание в Кронштадте, планировал его на конец апреля 1921 г. «Организация эта, - писал Эльфенгрен, - объединяла (или вернее, координировала) действия многочисленных (мне известно десять), совершенно отдельных самостоятельных групп (организаций), которые, каждая сама по себе, готовились к перевороту». В письме бывшего члена Госсовета, товарища министра просвещения в 1917 году, кадета Д. Д. Гримма, адресованное П. Н. Врангелю и датированное от октября 1921 г. автор пишет: «… Был арестован Таганцев, игравший в последние годы видную роль в уцелевших в Петрограде активистских организациях и связанный, между прочим, с артиллерийским офицером Германом, который служил в финском Генеральном штабе курьером… Герман был убит при переходе финской границы, причём у него были найдены письма и прокламации… и подполковник Шведов, и лейтенант Лебедев попали в Петрограде в засаду и погибли… оба должны были быть не просто курьерами, а руководителями, и заменить их сейчас некем…»

Стоит напомнить, что уже было к 1921 году: зверства белоказаков, Колчака, Булак-Балаховича, интервентов, наступления Врангеля, Юденича, Деникина, Краснова, Шкуро и прочее. Колчак даже своих пособников, эсеров, утопил в Иртыше, в декабрьский мороз.
Например.  «Вы знаете, как рубят «в капусту»? Человеку привязывают руки «по швам» и начинают легкими секущими ударами с потяжкою пластовать человека по бокам, как обычно нарезают колбасу. Сверху от плеч вниз по рукам и бедрам, и опять сверху вниз. Пока эти пластующие удары идут по рукам, вот уже облетели пальцы. А напарник слева чуть переборщил - надрубил и перерубил руку... С боков свисают кровавые лохмотья - как капуста. Сложность в том, что человек может потерять сознание сразу и - конец потехе. Надо в таком случае подвязывать жертву к перекладине ворот, к какому-нибудь длинному суку, но надо оставить бока открытыми для ударов. Есть другой вариант - когда пленного подвязывают подмышки, и невысоко подвешивают над землёй. Тогда можно слегка крутануть жертву, и нарезать по кругу, уже захватывая спину и грудь. В этом случае, хорошо иметь в качестве объекта человека с пузом. Постепенное надрубание оного, приведёт к медленному выпаданию кишок. Мой отец, сын красного полка, видел, как рубят «в капусту». Он был невольным участником филиала того «Бузулукского мятежа», когда некоторые казачьи части перешли на сторону белых... Он с каким-то комиссаром, чуть ли не помощником Кошелева, ехал на телеге… Они не знали, что произошло, и когда где-то метрах в пятидесяти группа каких-то казаков на распряженной телеге завозилась с пулеметом, а сзади-поодаль их стала нагонять группа всадников, никто ничего не понял… Очередь из пулемёта вначале сняла пулеметчика охраны, после саданула по всадникам. И тут же подлетела казара. Свистящие взмахи, которые вгоняли клинки на 20-30 см в тела... К телеге где на деньгах сидел отец, подлетел казак с ещё старой мадьярской саблей, с расширяющимся к концу клинком, комиссар еще раньше от недосыпа наглухо вырубился и спал на этих же деньгах. Казак широченным ударом буквально перерубил его пополам, следующий удар предназначался отцу, но лошадь почему-то вздернулась, и сабля лишь слегка скользнула по черепу, ровно посередине головы с темени ко лбу. Это спасло, отец потерял сознание, а кровь создала иллюзию смертельной раны. По станице уже вылавливали и сгоняли к площади перед церковью и школой пленных. Кто-то перевязал его, и он шел в толпе таких же как он неудачников. Они все стояли, ожидая чего-то, когда с боковой улицы на легких рысях вылетела с матом группа всадников, гоня кого-то меж коней нагайками. Один из всадников вылетел вперед, крикнул кому-то из группки командиров: «Видал эту сволочь? - Он Семена подстрелил!» Какие-то крики и команда: «В капусту его...» Человек, видно, знал, что к чему, и с утробным воплем кинулся на кого-то в надежде на быструю смерть, но не дали... «А чем поддержать-то?» - Вопрос... «Тащи оглоблю!» - а тем временем человека связали по стойке смирно. Когда притащили оглоблю, ее использовали, как удочку: задний держал конец, середину положили на плечо крепкого казака, а на конце уже была привязана петля. Но за шею нельзя – человек, повиснув на шее, потеряет сознание - весь «цимес» насмарку. «Тащи штык!» - и штык вогнали в щеку, проткнули насквозь, в другую щеку, и за него вокруг головы зацепили петлю «удочки». Тот, кому кричали о каком-то Семене, выхватил шашку и подал знак рукой кому-то, кто встал уже слева сзади, и начали четко и резко-легко пластовать живого человека «в капусту»... После уже на паперть вышел с попом какой-то старик казак и задвинул речугу, в конце которой, как после рассказали отцу, всех приговорили к «суду народа». В переводе на русский намечалось изуверское шоу, вроде оргии садистов. Пленников загнали в амбар. Но кто-то не хотел ждать, и раза два пьяное казачьё выводило по три - по четыре жертвы. После чего слышались жуткие животные вопли. После отец видел, как те кто были не шибко религиозные, сбивались в кучки и из того, что было (у босых и раздетых), делали что-то похожее на веревки и помогали друг другу вздернутся на случайно оказавшемся выступающем из стены каком-то бруске. Это была какая-то вялая жуткая очередь. Кто-то садился на корточки, на него забирался «счастливчик» и нижнему: «Уходь, штоль.» Тот откатывался, и все молча ждали, когда человек переставал дергаться. Кстати, знаете ли вы, что когда человек вешается, у него расслабляется кишечник и мочевой пузырь?.. А после ведь надо было снять тело, а это без скамейки не просто, но утро-то близко... Хотя большинство усталых, раненых, избитых (а уж вытянуть нагайкой пленного - за милую душу) пассивно ждали…» (А. Г. Купцов, фрагмент из книги «Миф о красном терроре»).

Творчество

Что же за человек был Николай Гумилев, выступивший на стороне Колчака?
В ранних стихах – конечно же, не декаданс конца XIX века, когда Апухтин писал:

Я так измучен, оглушен
Всей жизнью, дикой и нестройной.

С. А. Андреевский даже объявил о конце поэзии.
Может быть, строки стихов диктовала эпоха упадка? Ничуть. Конец XIX века в России – это заря капитализма, рост промышленности, а с ней и пролетариата, и стачечного движения. Упадок – это как раз настроения литературной публики, они докатятся и до прозы Чехова, о «Чайке» которого Горький писал: «… реализм возвышается до одухотворенного и глубоко продуманного символа». Не России упадок, упадок дворянства.
Но как только – как только грянет 1905 год, Блок пишет:

Узнаю тебя, жизнь, принимаю,
И приветствую звоном щита!

Гумилев – из дворянской семьи, дворянство гибнет, однако ранний Гумилев – это апология сильной личности, конкистадора. Гимназистом подражал декаденту Надсону, первое предпочтение – младосимволисты, учителя – Иннокентий Анненский, переведший трагедии Еврипида, и Брюсов. Брюсов не в восторге от первого сборника «Путь конквистадора».
По свидетельствам современников – самоуверен, неуступчив, держится свысока, надменно. Анненский о Гумилеве: «Не любит театра… ничего сознательно не стилизует, хотя сам и стилизованный – но так чутко и даже набожно начинает относиться к словам, что будто бы пережитое, всамделишное всё больше походит на бутафорское».

Вместе с Ахматовой и Городецким Гумилев – основатель акмеизма, в противовес символизму - проповедующего предметность, конкретность, вещественность образов. Акмэ – вершина, без ложной скромности. Символисты же, группировавшиеся вокруг Вячеслава Иванова, обожали таинственность, недосказанность,  символ, намек. К символистам напрасно причисляют Блока, он недолго побыл в этом собрании. Хотя уже в 1920-м писал: «Всякое слово традиционно, оно многозначно, символично, оно имеет глубокие корни».
Иванов уезжает за границу, кружок символистов в упадке, возникает акмеизм, однако в 1913 году уже без Иванова и в противовес акмеистам возникает новый кружок символистов. И Гумилев становится его участником, снова причисляет себя к противоположным символистам! Группу же акмеистов – уже после гибели Гумилева – возглавляет Георгий Иванов. Не декадент, но противоположность раннему Гумилеву:

Я не любим никем! Пустая осень!
Нагие ветки средь лимонной мглы…
…
Распыленный мильоном мельчайших частиц
В ледяном, безвоздушном, бездушном эфире,
Где ни солнца, ни звезд, ни деревьев, ни птиц,
Я вернусь отраженьем – в потерянном мире.

В 1922 году Георгий Иванов эмигрирует в Германию.
В 1909 году гумилев предлагает поэтессе Елизавете Дмитриевой руку и сердце, Дмитриева отказывает. Кто не знает склок внутри богемы! Гумилев дурно отзывается о Дмитриевой, Максимилиан Волошин вызывает его на дуэль, его пистолет дважды дает осечку, Гумилев стреляет в воздух.
Знакомство с Ахматовой меняет мир Гумилева, меняется и строка. Гумилев пишет о ней проникновенные стихи, но… «Скоро после рождения Левы мы молча дали друг другу полную свободу...» (имеется в виду сын, будущий историк и этнограф).
В 1913 году Гумилев отправляется в Африку, в Абиссинию, привозит оттуда богатейшую коллекцию. Ахматова, разбирая письменной стол мужа,  находит письмо одной из его «муз». Когда Гумилев возвращается из экспедиции, Ахматова передает ему найденные письма от актрисы Ольги Высотской.
В 1917-м влюбляется в Елену дю Буше и посвящает ей целый поэтический сборник.
В 1918-м сразу после развода с Гумилевым Ахматова выходит замуж за  востоковеда и отчасти поэта Владимира Шилейко. Гумилев, в свою очередь, женится на дочери историка и литературоведа Анне Энгельгардт.
С начала империалистической бойни за передел мира Гумилев отправляется добровольцем на фронт. Награжден тремя Георгиевскими крестами. Понимание приходит далеко не сразу:

И год второй к концу склоняется.
Но также реют знамена.
И также буйно издевается
Над нашей мудростью война.

Был командирован военным ведомством в Париж и Лондон, после Октябрьской революции вернулся в Петроград, работал вместе с Горьким, Блоком, Корнеем Чуковским в издательстве «Всемирная литература», читал лекции в литературных студиях.

Разлом

Социалистическое движение трудно игнорировать даже поэтам,  в статье «Поэзия Бодлера» Гумилев пишет:
«Девятнадцатый век, так усердно унижавшийся и унижаемый, был по преимуществу героическим веком. Забывший Бога и забытый Богом человек привязался к единственному, что ему осталось, к земле, и она потребовала от него не только любви, но и действия. Во всех областях творчества наступил необыкновенный подъем. Люди точно вспомнили, как мало еще они сделали, и приступили к работе лихорадочно и в то же время планомерно. Таблица элементов Менделеева явилась только запоздалым символом этой работы. - «Что еще не открыто?» - наперебой спрашивали исследователи, как когда-то рыцари спрашивали о чудовищах и злодеях, и наперебой бросались всюду, где оставалась хоть малейшая возможность творчества. Появился целый ряд новых наук, прежние получили неожиданное направление. Леса и пустыни Африки, Азии и Америки открыли свои вековые тайны путешественникам, и кучки смельчаков, как в шестнадцатом веке, захватывали огромные экзотические царства. В недрах европейского общества Лассалем и Марксом была открыта новая мощная взрывчатая сила - пролетариат. В литературе три великие теченья, романтизм, реализм и символизм, заняли место наряду с веками царившим классицизмом».

Куцее понимание Гумилевым рабочего движения ограничивается не просто XIX веком, но даже двумя фамилиями, а куцее понимание науки не смогло вместить гигантского, ломающего традиционные представления прорыва в самом начале века двадцатого. Не говоря уже о том, что Азия, Африка и Америка были исследованы задолго до XIX века. Поэтому символизм Гумилев уравнял с реализмом, поэтому человек у Гумилева – увы, забыл бога.

Цитата из статьи Татьяны Альбрехт, посвященной Гумилеву: «Взгляд Николая Степановича на искусство чем-то близок к эллинскому понятию «золотого сечения» и меры. Замечательно это выражено в статье 1913 года «Некоторые течения в современной русской поэзии»: «Метод приближения имеет большое значение в математике, но к искусству он неприложим. Бесконечное приближение квадрата через восьмиугольник, шестнадцатиугольник и т. д. к кругу мыслимо математически, но никак не artis mente. Искусство знает только квадрат, только круг. Искусство есть состояние равновесия прежде всего. Искусство есть прочность. Символизм принципиально пренебрег этими законами искусства. Символизм старался использовать текучесть слова... Теории Потебни устанавливают с несомненностью подвижность всего мыслимого за словом и за сочетаниями слов; один и тот же образ не только для разных людей, но и для одного и того же человека в разное время - значит разное. Символисты сознательно поставили себе целью пользоваться, главным образом, этой текучестью, усиливать ее всеми мерами, и тем самым нарушили царственную прерогативу искусства - быть спокойным во всех положениях и при всяких методах. Заставляя слова вступать в соединения не в одной плоскости, а в непредвидимо разных, символисты строили словесный монумент не по законам веса, но мечтали удержать его одними проволоками «соответствий». Они любили облекаться в тогу непонятности; это они сказали, что поэт не понимает сам себя, что, вообще, понимаемое искусство есть пошлость... Но непонятность их была проще, чем они думали. За этой бедой шла горшая. Что могло поставить преграды вторжению символа в любую область мысли, если бесконечная значимость составляла его неотъемлемый признак?»

Стало быть, в искусстве Николай Гумилев знал только квадрат, только круг и состояние равновесия.
Вообще-то взгляд на что-либо никак не может быть близким к сечению, у автора проблемы с русским языком. Тем более, что в высказывании Гумилева ничего подобного нет даже близко.

Еще цитата: «А понимание поэзии, по-моему, лучше всего выражено в одной из поздних статей «Читатель»: «Поэзия и религия — две стороны одной и той же монеты. И та и другая требуют от человека духовной работы. Но не во имя практической цели, как этика и эстетика, а во имя высшей, неизвестной им самим. Этика приспособляет человека к жизни в обществе, эстетика стремится увеличить его способность наслаждаться. Руководство же в перерождении человека в высший тип принадлежит религии и поэзии. Религия обращается к коллективу. Для ее целей, будь то построение небесного Иерусалима, повсеместное прославление Аллаха, очищение материи в Нирване, необходимы совместные усилия, своего рода работа полипов, образующая коралловый риф. Поэзия всегда обращается к личности. Даже там, где поэт говорит с толпой, — он говорит отдельно с каждым из толпы. От личности поэзия требует того же, чего религия от коллектива. Во-первых, признания своей единственности и всемогущества, во-вторых, усовершенствования своей природы».»

То есть, мракобесие и обскурантизм Николай Гумилев почитал духовной работой. «Я ведь создал джиннов и людей только чтобы они мне поклонялись» (Коран, 51:56). Может быть, у кого-то были иллюзии, для чего живет человек? Зинаида Гиппиус даже писала, что «молитва – естественное состояние человека».
В стихотворении «Фра Беато Анджелико», входящем итальянский цикл, Гумилев формулирует:

Есть Бог, есть мир, они живут вовек,
А жизнь людей мгновенна и убога,
Но все в себе вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога.

Как Маяковский понимал поэзию? Как служение классу. Для Маяковского, «подавившегося Вселенной», поэзия обращена к миру, к людям, к ИХ переживаниям. Именно поэтому его поэму «Человек» Марина Цветаева, Андрей Белый слушали, молитвенно сложив руки:

Идет. Пришла. Раскуталась.
Лучи везде. Скребут они.
Запели петли утло,
И тихо входят будни
С их шелухою сутолок.

Гумилев говорит о боге, но понимает поэзию нарциссически: «Поэзия для человека — один из способов выражения своей личности и проявляется при посредстве слова, единственного орудия, удовлетворяющего ее потребностям».
Иные ждут от общества поклонения красотам собственной личности. Гумилеву же и общества не нужно. Зачем проблемы, зачем народ, сиди себе, самовыражайся.
То есть, Гумилев принимает искусство в духе субъективного идеализма, как солипсист.

Но дело обстоит еще хуже. В статье «Жизнь стиха» Гумилев утверждает:
«Чистота — это подавленная чувственность, и она прекрасна, отсутствие же чувственности пугает, как новая неслыханная форма разврата. Нет! возникает эра эстетического пуританизма, великих требований к поэту, как творцу, к мысли или слову — как материалу искусства. Поэт должен возложить на себя вериги трудных форм (вспомним гекзаметры Гомера, терцины и сонеты Данте, старо-шотландские строфы поэм Байрона) или форм обычных, но доведенных в своем развитии до пределов возможного (ямбы Пушкина), должен, но только во славу своего Бога, которого он обязан иметь. Иначе он будет простым гимнастом».

Маяковский переворачивал сие представление с головы на ноги: эпоха революции требует новый форм.

Идеализм есть порождение рабовладельческого, феодального, буржуазного менталитета, идеалистическое понимание истории отвергает бунт, восстание, революцию, социальное творчество масс. Возвышающийся над толпой индивидуум предстает абсолютом, демиургом истории.
В статье «Наследие символизма и акмеизм» Гумилев пишет:
«Для нас иерархия в мире явлений — только удельный вес каждого из них, причем вес ничтожнейшего все-таки несоизмеримо больше отсутствия веса, небытия, и поэтому перед лицом небытия — все явления братья. Мы не решились бы заставить атом поклоняться Богу, если бы это не было в его природе. Но, ощущая себя явлениями среди явлений, мы становимся причастны мировому ритму, принимаем все воздействия на нас и в свою очередь воздействуем сами. Наш долг, наша воля, наше счастье и наша трагедия — ежечасно угадывать то, чем будет следующий час для нас, для нашего дела, для всего мира, и торопить его приближение. И как высшая награда, ни на миг не останавливая нашего внимания, грезится нам образ последнего часа, который не наступит никогда. Бунтовать же во имя иных условий бытия здесь, где есть смерть, так же странно, как узнику ломать стену, когда перед ним — открытая дверь. Здесь этика становится эстетикой, расширяясь до области последней. Здесь индивидуализм в высшем своем напряжении творит общественность. Здесь Бог становится Богом Живым, потому что человек почувствовал себя достойным такого Бога. Здесь смерть — занавес, отделяющий нас, актеров, от зрителей, и во вдохновении игры мы презираем трусливое заглядывание — что же будет дальше? Как адамисты, мы немного лесные звери и, во всяком случае, не отдадим того, что в нас есть звериного, в обмен на неврастению».

Гумилев, называя Маркса, ничего не понял, не Маркс «открыл» пролетариат, Маркс доказал, что история человечества не есть история царей, не есть история возвышенных демиургов, она есть история борьбы классов.

В ходе творческой эволюции мировоззрение Гумилева менялось до противоположного.
Рассуждая о декадансе и ренессансе как о двух путях искусства, в одной из ранних критических статей о декадансе и ренессансе «По поводу "салона" Маковского», опубликованной в 6-м номере журнала Театр Литературно-художественного общества за 1909 год поэт возражает себе позднему:
«Искусство является отражением жизни страны, суммой ее достижений и прозрений, но не этических, а эстетических». И даже в свои 24 года, в статье «Жизнь стиха», высмеивая защитников искусства для искусства и сопоставляя с защитниками искусства для народа, он праву быть самоценным предпочитает право «более высокое» - служить народу.

Помним посыл Окуджавы, огромное влияние на которого оказала московская либеральная интеллигенция: «Каждый слышит, как он дышит, /Каждый пишет, как он слышит».
Посмотрите, как смачно, по-ленински, Гумилев выписывает катехизис современных российских поэтов:
«Им (тем, кто за искусство для народа, Б. И.) возражают защитники искусства для искусства: «Подите прочь, какое дело поэту мирному до вас… душе противны вы, как гробы, для вашей глупости и злобы имели вы до сей поры бичи, темницы, топоры, довольно с вас, рабов безумных…» Для нас, Принцев Песни, жизнь только средство для полета… Чеканим ли мы свои стихи, как кубки, или пишем неясные, словно пьяные, песенки, мы всегда и прежде всего свободны и не желаем быть полезными».

О поэзии как способе самовыражения в статье «Читатель» Гумилев напишет позже, в 1919-м, после революции.
Почему такая перемена? Статью «Партийная организация и партийная литература» Ленин написал еще в 1905 году. 18.3.1918 принято Постановление СНК о закрытии буржуазных газет. Гумилев не мог не вспомнить статью своего учителя Брюсова «Свобода слова» того же 1905 года, где Брюсов возражает Ленину.

Свобода слова – и всё? Отнюдь. Гумилев выступает на стороне «своих», не принявший революцию, Брюсова, Северянина, Бунина, своей поэтической касты, которую Евтушенко, еще не перестроившийся в демократы Евтушенко писал:

Вам, кто руки не подал Блоку,
Затеяв пакостную склоку
Вокруг «Двенадцати»…
…
Упал! – заквакало болото,
Не видя подвига полета…
В салоне Гиппиус был траур
Весьма попахивавший травлей:
Продался! Свой среди хамья!
И вместе с липким чмоком в щеку:
«А я руки не подал Блоку…»
И гордый писк: «И я… и я…»
…
И в снах всех угнетенных наций
Идут те самые Двенадцать…

Если бы дело ограничилось кругом своих. Гумилев выступил одновременно и на стороне умирающего феодализма, и на стороне интервентов, и на стороне класса буржуа. Он сам вышел на тропу войны – и нечего смотреть исподлобья!

Понимание

Вернемся к статье «По поводу «салона» Маковского». Несмотря на верную посылку, Гумилев сужает искусства до «эстетических прозрений», далее он пишет:
«Оно отвечает на вопрос, не как жить хорошо, а как жить прекрасно».
Что такое «прекрасно», с чьей точки зрения прекрасно, с точки зрения рабочего, буржуа, школьного учителя или «духовного пастыря», Гумилев не поясняет, ибо уже здесь заложен солипсизм.
«Прежде, чем в стихах, поэзия должна воплотиться в самом поэте и превратить его жизнь в произведение искусства» - учит нас Гумилев. И мы знаем его последователей, «художников», прибивающих в знак протеста мошонку к мостовой.

Татьяна Альбрехт сетует: «После жестокого подавления Кронштадтского восстания, после «поезда смерти» с обреченными матросами, который они с Николаем Оцупом встретили однажды ночью на пустынных петроградских улицах, вряд ли у него оставались какие-либо иллюзии относительно режима и его «правосудия». Николай Степанович знал, что делает, и не искал спасения… эта насыщенная красивая жизнь была оборвана так жестоко и трагически в самом расцвете сил и таланта».

На самом деле Кронштадтское восстание случилось после того, как Гумилев стал участником заговора. Как поезд мог попасть на пустынные петроградские улицы», неясно. Но т.н. поезда смерти – это не вина большевиков, а заслуга белогвардейцев, см., напр., воспоминания пассажира «поезда смерти» К. П. Серова, члена РКПб с 1919 года, «Поезд смерти» в издании «Боевое прошлое: Воспоминания». Куйбышев, 1958. – С. 79-101. «Творились эти зверства в разное время, в разных странах, но делались они одной рукой, рукой буржуазных палачей», - резюмирует Серов.
Стало быть, Гумилев красиво встал на сторону кровавого Колчака.

Шел я по улице незнакомой
И вдруг услышал вороний грай,
И звоны лютни, и дальние громы,
Передо мною летел трамвай.

Как я вскочил на его подножку,
Было загадкою для меня,
В воздухе огненную дорожку
Он оставлял и при свете дня.

Мчался он бурей темной, крылатой,
Он заблудился в бездне времен…
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон.

Поздно. Уж мы обогнули стену,
Мы проскочили сквозь рощу пальм,
Через Неву, через Нил и Сену
Мы прогремели по трем мостам.

И, промелькнув у оконной рамы,
Бросил нам вслед пытливый взгляд
Нищий старик, — конечно, тот самый,
Что умер в Бейруте год назад…

«Заблудившийся трамвай»… Заблудившаяся либеральная интеллигенция.
В стихотворении «Стокгольм» поэт пишет о себе:

И я понял, что я заблудился навеки
В слепых переходах пространств и времен.

Альбрехт называет Гумилева «солнечным» сравнивает с «солнечным» Пушкиным. Но Пушкин-то был атеист.
Ничего солнечного, Маковский, наоборот, пишет о трагичности иных стихов Гумилева. Солнечность Гумилева – это восприятие школьницы, сдавшей ЕГЭ.

Николай Гумилев оставил за собой единственное право,

… несравненное право
Самому выбирать свою смерть.

Сквозь всё мракобесие, сквозь всю реакционность и весь нарциссизм прорываются пронзительные строки:

Я думал, я верил, и свет мне предстал, наконец!
Создав, навсегда отпустил меня року создатель.
Я продан, я больше не божий, ушел продавец,
И с явной насмешкой глядит на меня покупатель…

И вот мне приснилось, что сердце мое не болит,
Оно колокольчик фарфоровый в желтом Китае
На пагоде пестрой висит и приветно звенит,
В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.

А смуглая девушка в платье из красных шелков,
Где золотом вышиты осы, цветы и драконы,
С поджатыми ножками смотрит без молеб и слов,
Внимательно слушая легкие, легкие звоны.


ШАРЛЬ ДЕ КОСТЕР. К ИСТОРИИ ПЕРВОЙ БУРЖУАЗНОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Пепел Клааса стучит в моё сердце

В наши дни, когда мир вокруг определяют буржуа, молодые и продвинутые занялись уничтожением произведений искусства. Они раскрашивают фильмы, снятые специально в черно-белом формате, они отцифровывают киноленты, вырезая из них, что попадет под руку. Режут всё подряд, «Кин-дза-дза», «Щит и меч», «Солярис», «За спичками»... Причем не только какие-то их задевающие моменты, а вообще всё. Так, в «Убить дракона» вырезали буквально несколько кадров: после того, как бургомистр объясняет уборщице, как надо тереть пол, он ведет шваброй как знаменем. Вот это знамя и вырезали. Раскрасили яркой краской блеклые тона «Тихого Дона». Получилась чушь. Это вам не Тарковский. В «17 мгновениях весны» и раскрасили, и звук  изменили, слова потеряли эмоциональную окраску. Будто не шеф гестапо Мюллер, а пенсионер Броневой на кухне о чьих-то похоронах беседует. Порезали даже фильмы 90-х, например, «Ворошиловский стрелок». После взрыва в авто участковый смотрит – но не показано куда, в целом фильме он смотрит вслед уходящему «стрелку», оттого разрыв в логике фильма. К вновь выпущенной на телеэкраны эпопее «Освобождение» более всего подходит слово «кастрировали». Почти четверть фильма удалили.
Фильмы в интернете уродуют рекламой, иногда вообще вместо фильма прокручивают рекламу. До приличного показа фильма трудно добраться. В фильме «Иван Васильевич меняет профессию» в руку Куравлеву-Милославскому во время песни всучили пачку «Малборо»… Отцифровали «Зеркало». Убили фильм. Где брейгелевские краски. Волшебство кадра уничтожено. Порезали и фильм Алова и Наумова «Легенда о Тиле», выброшены слова «они не могут жить друг без друга», выброшен фрагмент смерти Сооткин и т.д. Фильм – из числа шедевров советского кино, по мотивам книги Шарля де Костера.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Л. Андреев в предисловии к книге «Шарль де Костер и Тиль Уленшпигель» пишет:
««Прекрасно, когда человек горд и свободен, даже если он остается бедным», – писал де Костер… «Дерзайте, будьте революционерами!» – этот призыв де Костера, это его кредо звучало в условиях Бельгии смело, дерзко, выделяя писателя из ряда тогдашних бельгийских писателей, над которыми тяготели осторожность, неуверенность и консерватизм. … Де Костер… писал то о своей любви к Шиллеру и «мечтательной» немецкой литературе, то к Мольеру, то к Ж. Санд, то к Гюго…  симпатии де Костера относились к романтизму Германии и Франции… Под влиянием романтиков был и демократизм раннего де Костера, его свободолюбие. … Сильнейшего комического эффекта де Костер добивается в самой содержательной из легенд – «Сметс Смее» (Сметсе, Б. И.). За душой кузнеца, некогда в трудную минуту продавшего ее дьяволу, приходят черти различных рангов. … Кузнец обманывает всех чертей, в том числе и их короля: народная смекалка, мужество кузнеца оказываются сильнее, чем все дьявольские выдумки, все чудеса сверхъестественных сил (при этом ему не нужно молиться истово, просить боженьку заступиться, Б. И.). Сметс – не только веселый и талантливый кузнец, но и свободомыслящий гёз. Богачи разоряют Сметса именно потому, что им приходилось слышать о нем как о гёзе, враге испанского короля и папы римского, стороннике реформированной церкви. Здесь впервые намечается конфликт, который станет центральным в «Легенде об Уленшпигеле...». Об Уленшпигеле напоминает и ненависть к угнетателям, которая особенно ощутима в конце рассказа, когда король чертей сливается в одном облике с испанским королем Филиппом II. Обманув этого омерзительного «вонючего короля», сопровождаемого тучей вшей, Сметс мстит ему за Фландрию, за всех обиженных, обкраденных, умерщвленных. Сметс и его помощники восклицают: «Пусть вечно живет Фландрия!» …
Де Костер был сотрудником журнала «Уленшпигель»… После 1860 года журнал стал воинствующим органом бельгийской демократии, объявившим войну «богам, святым, папам и королям». Этот резкий поворот в позиции журнала был обусловлен обострением политической борьбы в стране, наступлением католической реакции... Шарль де Костер был одним из самых деятельных и смелых сотрудников боевого «Уленшпигеля». … В статьях де Костера заметно, насколько Тиль Уленшпигель судит не прошлое, как в романе, а прямо высказывается о настоящем. … Статьи де Костера создают точную картину предымпериалистической эпохи – великие державы на пороге столкновений, начало колонизации дальних стран, революционные бури... По де Костеру, «старая Европа» «полна страха», она «тяжело больна», а «католицизм и монархизм убираются прочь» и так «низко пали», что «говорить неудобно».
Де Костер – решительный противник римско-католического папства – «с тех пор, как папство родилось, оно хорошо говорит, но делает плохие дела», проповедник в церкви старается во имя одного: «надеюсь, что я тронул ваши души – откройте мне ваши кошельки». А «Испания – это страна, которая во все времена наилучшим образом занималась уничтожением мавров, грабежом Индий и поджариванием еретиков; и все это во имя величия бога и сохранения этого высокого института, который зовется правом наследования и божественным правом». Де Костер видит ярмо, которое надевают народам американские дельцы и европейские «цивилизаторы», грабящие Китай: англичане и французы «завладели летним дворцом Императора, который был ограблен и опустошен согласно нравам и обычаям просвещенных народов».
Вот как характеризовал современность де Костер в статье от 23 декабря 1860 года: «Каждый обеспокоен, в воздухе гроза, неизвестность, революция...» …
«Писатель приветствовал борьбу народов за освобождение в Италии, Австро-Венгрии, Ирландии, Польше. «Лютер, Кальвин, Эразм, Марникс, Вольтер, Жан Жак, люди 89 года, 93-го и 48 годов, – каждый посеял зерно; и вот повсюду дает о себе знать их расцвет и готовится к сбору урожай...» Подлинным героем для де Костера был Гарибальди. … Обращаясь к «старому миру», де Костер произносил пророческие слова: «Но вот поднимаются против вас народы, свобода, несгибаемая справедливость. Одно дуновение – и где прошлое? Я вижу на его месте лишь немного пыли, которая разносится ветром». … «эпический поэт свободы», как назвал его Ромен Роллан. …
В «Легенде об Уленшпигеле...» описываются события середины и второй половины XVI века, события Нидерландской революции. Центральным конфликтом романа становится борьба с испанскими угнетателями, с римской католической церковью. … де Костер осознает противоречия между имущими классами и народом, а подлинно революционную энергию видит в поднявшемся на борьбу крестьянстве и городской бедноте. Именно бедняки – истинные гёзы, в их руках судьба революции. Этим произведение де Костера существенно отличается от множества созданных в Бельгии исторических произведений, в которых Бельгия прошлого изображалась как единая семья патриотов, преграждающих путь оккупантам. Де Костер значительно точнее в характеристике социальной природы патриотизма, чем, например, Консьянс, в произведениях которого пособники захватчиков выглядели каким-то редким безнравственным исключением из общего для всех обитателей Бельгии правила – беззаветно служить родине. …
Де Костер сам представил своих главных героев в виде определенной «системы», когда на первых же страницах книги устами «доброй колдуньи» Катлины заявил: «Клаас – это твое мужество, благородный народ Фландрии, Сооткин – твоя доблестная мать; Уленшпигель – твой дух; славная и милая девушка, спутница Уленшпигеля, подобно ему бессмертная, – твое сердце, а толстопузый Ламме Гудзак – твой желудок. И наверху кровопийцы народа, внизу – жертвы, наверху – разбойники – шершни, внизу – работящие пчелы, а в небесах будут кровью истекать раны Христовы». … Фольклорный персонаж де Костер превратил в гёза, в революционера, создав образ народного героя революции XVI века. … В веселых приключениях Тиля, героя первой книги, осмеиваются ханжество, лицемерие, скупость церковных святош и толстосумов. Озорство Тиля поэтому вовсе не бесцельно. Однако в его первых приключениях и путешествиях часто ощущается анекдотичность, характерная для плутовского романа и для средневекового антиклерикального фарса.
Первая книга – лишь введение, юность героя, а зрелость Тиля наступает при созерцании «несчастной земли», бесчисленных мук народа, причиненных церковью и королем Испании. …
Вторая книга романа начинается с того, что «ранним сентябрьским утром... вышел в путь Уленшпигель по направлению к Антверпену искать Семерых». … перед читателем иной, зрелый Тиль. Он уже не только комичен – он трагичен. … «Индивидуум стал типом, – заметил Р. Роллан в предисловии к „Легенде об Уленшпигеле...“, – он принадлежит определенному месту – Дамме из Фландрии, определенному времени – веку Палача, Филиппа II, и Молчаливого Оранского...».
В аллегорической сцене общения с духами Тиль приобщился к загадкам Вселенной, которые ему надлежит разгадать. Поиски Семерых – это познание сущности жизни. … Тиль Уленшпигель, покидая дом, потому что «пепел Клааса стучит в его сердце», становится революционером, превращается в гёза, в активного деятеля революции XVI века. Тиль только теперь вырастает в могучую, почти символическую фигуру народного героя, воплощающего «дух Фландрии». … рядом с ним его верный друг Ламме, «желудок Фландрии»… Ламме противоположность Тиля и часть его. … Тиль и Ламме образуют нераздельную пару, подобную Дон Кихоту и Санчо у Сервантеса, Пантагрюэлю и Панургу у Рабле. … Когда Ламме причитает: «Ох-ох, всего-всего я лишен, ни dobbelbruinbier (вероятно, пара коричневого пива, Б. И.), ни порядочной еды. В чем здесь наши радости?», – Уленшпигель говорит: «Проснись, фламандец, схватись за свой топор, не зная жалости: вот наши радости. Бей врага испанца и католика везде, где он попадется тебе. Забудь о своей жратве». С одной стороны, Ламме – антагонист Тиля, поскольку Тиль неизмеримо больше, чем «желудок», поскольку в Тиле бесконечное мужество и самоотречение, поскольку он «дух Фландрии», ее разум, ее ненависть. Но Ламме – и часть Тиля, так как, во-первых, и Ламме не просто «желудок». Он не только сопровождает Тиля – он, когда приходит час, сражается во имя свободы Фландрии, он тоже гёз. …
Считая зло чем-то враждебным жизни, чем-то противоестественным, де Костер превращает его в болезнь, разрушающую человека. Одержимым, ненормальным становится благодаря своей злости, своей ненависти к живому Филипп II, «коронованный паук». Рыбник, предавший Клааса и Сооткин, буквально превращается из человека в волка, происходит даже физиологическая его трансформация: «чем дальше, тем больше я чувствовал желание жить волком, моей мечтой было кусаться». Патологичен и третий злодей, погубивший Катлину, – дворянин Иоос Дамман. …
Публицистичность особенно очевидна к концу романа, к моменту наивысшего его напряжения, когда речь идет о решительных сражениях, когда настойчиво звучит призыв «Да здравствуют гёзы!». … В этой части… голос писателя сливается с голосом его героя, и порою де Костер даже говорит от имени «нас». Обширные рассуждения и речи Тиля учащаются. Они усиливают публицистический, политически откровенный и призывный характер последних книг романа. Уленшпигель превращается в комментатора событий, агитатора, разъясняющего Ламме, гёзам, читателю суть того, что происходит, пытающегося воздействовать на них, вовлечь в борьбу – точно так же, как это делал Уленшпигель – де Костер на страницах журнала «Уленшпигель». …»

Однако мировая буржуазия хочет оправдать врагов демоса, королей, и втоптать народ в грязь. Потому в начале книги в качестве предисловия прилепили примитивную объяснялку «Предисловие совы» с претензией на интеллектуальность, пасквиль на книгу, от некоего деятеля - Ухалуса Посовиномуса, который пишет о себе в женском роде. Читаем.
«… Во всей этой толстой книге…  не  нашлось  хотя   бы крошечного  местечка  для  птицы  Минервы  [птица  Минервы  -  в  античной мифологии сова - птица богини Минервы,  покровительницы  ремесла,  наук и искусств] для мудрой, благоразумной совы? В Германии  и  в  вашей  же любимой Фландрии я постоянно путешествую на  плече  Уленшпигеля,  который, кстати сказать, и прозван так потому, что имя его означает сову и зеркало, мудрое и забавное, uyl en spiegel. Жители  Дамме,  где,  как  говорят,  он родился, произносят Ulenspiegel - тут действуют правило стяжения гласных и привычка произносить "uy" как "u". Это их дело. Вы придумали другое объяснение: Ulen (вместо Ulieden)  Spiegel  -  это, дескать, ваше зеркало, ваше, смерды и  дворяне,  управляемые  и  правящие, зеркало глупостей, нелепостей и преступлений целой  эпохи.
… насмешники в обличье добродушия, у вас  есть нечто общее со мной. И в вашей жизни была такая ночь,  когда  кровь  текла рекой под ножом злодейства, тоже подкравшегося неслышно. Разве не  было  в жизни каждого из вас мглистых рассветов, тусклым лучом озарявших мостовые, заваленные  трупами  мужчин,  женщин,  детей?  На  чем  основывается  ваша политика с тех пор, как вы властвуете над миром? На резне и бойне. …
Что же касается тебя, шалый поэт, то в твоих же интересах признать  мое соавторство, - ведь по меньшей мере 20  глав  в  твоем  произведении принадлежат мне, остальное я безоговорочно уступаю в твою пользу. Отвечать за  все  глупости,  выпускаемые  в  свет,  право,  не   так   уж   весело. Забияка-поэт, ты крушишь подряд всех, кого ты называешь душителями  твоего отечества, ты пригвождаешь к позорному  столбу  истории  Карла  V  и Филиппа II. ... Ты ручаешься, что  Карлы Пятые и Филиппы Вторые перевелись на свете? Ты не боишься, что  бдительная цензура усмотрит во чреве твоего слона намеки на знаменитых современников? Зачем ты тревожишь прах императора и короля? Зачем ты  лаешь  коронованных особ? Не напрашивайся на удары - от ударов же и погибнешь. Кое-кто тебе не простит этого лая…
Ну, к чему ты так настойчиво противопоставляешь ненавистного  короля,  с малолетства жестокого, - на  то  он  и  человек,  -  фламандскому  народу, который ты стремишься изобразить  доблестным,  жизнерадостным,  честным  и трудолюбивым? Откуда ты взял, что народ был хорош,  а  король  дурен?  Мне ничего не стоит тебя разубедить. Твои главные действующие  лица,  все  без исключения, либо дураки, либо сумасшедшие: озорник Уленшпигель с оружием в руках борется за свободу совести; его отец Клаас гибнет на костре за  свои религиозные убеждения; его мать  Сооткин  умирает  после  страшных  пыток, которые ей пришлось вынести из-за того, что она хотела  уберечь для сына немного денег; Ламме Гудзак всегда  идет прямым путем, как будто быть добрым и честным - это самое важное в жизни. ... Ну,  где ты теперь встретишь таких людей? ... Впрочем, должна сознаться, что наряду с этими сумасбродами ты вывел несколько лиц, которые пришлись мне по душе: это испанские вояки, монахи, жгущие народ; фискалка Жиллина; жадюга-рыбник, доносчик и оборотень; дворянчик, по ночам прикидывающийся бесом, чтобы соблазнить какую-нибудь дурочку, а, главное, нуждавшийся в деньгах хитроумный Филипп II, подстроивший разгром  церквей, чтобы потом наказать мятежников, которых он сам же сумел подстрекнуть. На что только не  пойдет  человек, если он объявлен наследником всех им убиваемых!..  Сова - это тот, кто исподтишка клевещет на людей, неугодных ему, и кто в случае, если его привлекают к ответственности, не преминет благоразумно заявить: "Я этого не утверждал. Так говорят..." … Сова  -  это политик, который надевает на  себя  личину  свободомыслия, неподкупности, человеколюбия и, улучив минутку, без всякого  шума  вонзает  нож  в  спину какой-нибудь одной жертве, а то и целому народу. Сова - это купец, который разбавляет вино водой, который торгует недоброкачественным товаром и, вместо того чтобы напитать своих покупателей, вызывает у них  расстройство желудка, вместо того чтобы привести их в  благодушное  настроение,  только раздражает. Сова - это тот, кто ловко ворует, так что за шиворот его не схватишь, кто защищает виноватых и обвиняет  правых, кто пускает по миру вдову, грабит сироту и, подобно тому как другие купаются в крови, купается в роскоши. Сова - это та, что торгует своими прелестями, развращает невинных юношей - это у нее называется "развивать" их - и, выманив у них все до последнего гроша, бросает их в том самом болоте, куда она же их и завлекла. … Посмотри вокруг себя, поэт из захолустья, и ты увидишь, что сов на свете гибель. Сознайся, что неблагоразумно было с твоей стороны нападать на Силу и Коварство, на этих венчанных сов. Подумай о грехах своих, произнеси  mea  culpa  [я  согрешил (лат.)] и на коленях вымоли прощение…»

Как же хотелось автору этого пасквиля на книгу Костера изобразить ее в кривом зеркале… Постойте. Это же… Нет, всё не так! Писатель Ухалус Посовиномус… есть ведь такой, оказывается. Только это предисловие написал сам Шарль де Костер. Он заранее выводит на чистую воду буржуазных журналистов, которые захотят полить грязью легенду об Уленшпигеле. Он тычет читателя носом: не только о былой Фландрии легенда. Это о нас с вами.

Поскольку текст имеется в интернете, на замечательном сайте http://lib.ru/INOSTRHIST/DEKOSTER/ulenspie.txt
я избавляю себя от необходимости давать точные ссылки.
К великому сожалению, в интернет-издании книги масса опечаток, а те слова, которые не смогли перевести, просто взяты на том языке, с которого и переводили, только к ним приделаны русские окончания, типа broker-ы. Скажем, слово baes. На любой запрос интернет-переводчик отвечает: «baes». Между тем это обычное слово «хозяин». Ну, вот что выдают: «Уплати negen mannekens (девять человечков), и мы будем с тобой в расчете». Не стесняются в переводе: «И шум от сего был подобен шуму водомета».
Идея о самом принципе отброса воды, на основе архимедова винта, известна по двум изобретениям 1661 года в Англии, т.е. только через столетие. Причем в практике принцип нашел применение только с изобретением еще через столетие парового двигателя, Рарриси и Мейен создали насос с паровым приводом для откачки воды из трюмов судов с выбросом струи воды через корму. До водомета оставались еще столетия. Или: «Я  уйду  -  кричи:  'Т  is  van  te  beven  de klinkaert... Чтоб все здесь разгромить!..» И спокойный перевод в фильме: «Время греметь бокалами!» Не говоря уже о фразе «пепел Класса бьет о моё сердце». Почему не о задницу. Адекватный перевод вы видели выше: «Пепел Клааса стучит в моё сердце».
Всё так? Нет. В книге, изданной до реформ – всё то же самое! «Стучит о моё сердце». Разве что в интернет-издании поленились отобразить кое-какие ссылки и наделали массу опечаток. А в ссылках в книге – перевод неточный, например, разные сорта пива помечены как «сорт пива». В переводе Горнфельда baes заменено на «хозяин», но и у него много непереведенных слов. Почему такая неряшливость?

СТРАННАЯ КНИГА, СТРАННЫЙ ФИЛЬМ

Что есть истина?

Безусловно, и фильм, и книга пробуждают революционность. Однако различия очевидны.
В фильме напрочь отсутствуют постоянные измены Тиля, ведь он не пропустит ни одной юбки, без всякого стеснения, прямо при Неле. Потому Алов и Наумов обошли стороной и ревность Неле.
Отсутствуют и сцены любви: «Уленшпигель и Неле были без памяти влюблены друг в друга…» И вряд ли актеры Ульфсак и Белохвостикова были способны эту любовь изобразить.

В книге, как отмечает Ромен Роллан, Сооткин – мадонна с налитыми грудями, «прекрасными естественными сосудами». В фильме Сооткин бледная, безгрудая, покорная, безропотная, как побелка на стенке, как и положено быть замужней бабе в царской России.

Иначе обыграна и судьба рыбника.
«- Куда они запрятали деньги?
- Туда, где их черт нашел, - отвечал Уленшпигель и ударил его кулаком по лицу. …
Он хотел было стать на колени. В эту минуту рыбник показался Уленшпигелю до того  мерзким, до того трусливым и жалким, что Уленшпигель швырнул его в канал».
В фильме же - Тиль убивает рыбника здоровенным ножом, но неудачно, Катлина «возвещает» ему об этом. Тиль повторяет, что убил. Рыбник выживает, «мутирует» и становится волком. Целый сюжет.

Однако не стоит акцентировать внимание на различиях такого рода, когда есть отличия концептуальные. Например, в вопросе о религии.
Конечно, в фильме, как и в книге, есть антиклерикальный мотив, авторы не могли его обойти. Разве что в книге соответствующих эпизодов гораздо больше. Например:
«Священник пообещал прийти, но только не сейчас: дело в том, что он подсчитывал доходы причта и при этом старался отхватить львиную долю».
Стоит ли комментировать.

Тиль судит не со стороны, он на себе испытывает, что такое церковь:
«Пиво развязало языки, и, когда речь зашла о молитвах, Уленшпигель прямо заявил, что заупокойные службы выгодны только попам. На беду, в их компанию затесался иуда - он  донес, что Уленшпигель еретик. Невзирая на слезы Сооткин и настойчивые просьбы Клааса, Уленшпигеля схватили и бросили в тюрьму. Месяц и три дня сидел он в подвале…»

Одна из самых сильных сцен в книге – пытка Катлины.
«Палач прикрыл ей мокрой простыней грудь, живот и ноги, а затем, подняв скамейку, стал вливать в горло Катлине горячую воду - и  влил  так  много, что она вся словно разбухла. … Палач посадил Катлину на крышку дубового Гроба, стоявшего на козлах. Крышка, сделанная в виде кровли, оканчивалась острым щипцом. Дело было в ноябре - печка топилась вовсю. Катлину, сидевшую на режущем деревянном щипце, как на лезвии ножа, обули в совсем новенькие тесные сапоги и пододвинули к огню. Как скоро острый деревянный щипец гроба впился в ее  тело, как скоро и без того тесные сапоги от жары еще сузились, Катлина крикнула:
- Ой, больно, мочи нет! Дайте мне яду!
- Еще ближе к огню, - распорядился старшина и приступил  к  допросу: - Как часто садилась ты на помело и летала на шабаш? Как часто гноила хлеб на корню, плоды на деревьях, как часто губила младенцев во чреве матери? Как часто превращала родных братьев в заклятых врагов, а родных сестер – в злобных соперниц?
Катлина хотела ответить, но не могла, - она только шевельнула руками.
- Вот мы сейчас растопим ее ведьмовский жир, так небось заговорит, - произнес старшина. - Пододвиньте ее еще ближе к огню.
Катлина кричала.
- Попроси сатану - пусть он тебя охладит, - сказал старшина. Она сделала такое движение, будто хотела сбросить дымившиеся сапоги. - Попроси сатану - пусть он тебя разует, - сказал старшина.
Пробило десять часов - в это время  изверг обыкновенно завтракал. Он ушел вместе с палачом и писцом; в застенке у огня осталась одна Катлина. В одиннадцать часов они  вернулись и увидели, что Катлина словно одеревенела. … Катлину увели в тюрьму. Через три  дня суд старшин приговорил ее к наказанию огнем. Палач и его подручные привели ее на Большой рынок и возвели на помост. Профос, глашатай и судьи были уже на своих местах. Трижды протрубила труба глашатая, после чего он  повернулся лицом к народу и сказал:
- Суд города Дамме сжалился над женщиной Катлиной и не стал судить ее по всей строгости закона, однако в удостоверение того, что она ведьма, волосы ее будут сожжены; кроме того, она уплатит двадцать золотых каролю штрафа и немедленно покинет пределы Дамме сроком на три года; буде же она решение суда нарушит, ее приговорят к отсечению руки. Народ рукоплескал этому жестокому снисхождению. Палач привязал Катлину к столбу и, положив пучок пакли на ее бритую голову, поджег. Пакля горела долго, а Катлина плакала и кричала. Наконец ее развязали и вывезли за пределы Дамме в тележке, ибо ноги ее были обожжены.»

Вот что такое церковь. Фильм почти скрыл эпизод пытки Катлины.
Кроме того, в фильме особое значение придается чтению запрещенной Библии на фламандском. Причем цитируется русский вариант: «Напоите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви» («Песнь песней» царя Соломона).

В книге же легко обобщается:
«На новом месте Уленшпигель показал  богомольцам  язык  -  те  завопили, замахали кулаками и, подняв (свои  неоструганные  посохи,  бросились  бить Клааса и осла».
Это не богомольцам, это всей религии язык. Любой религии. Чтобы не было сомнений, в книге подчеркивается:
«Наконец Уленшпигель ответил ей так:
- Все настоятели, приходские и домашние священники, пономари и всякое прочее поповское отродье - все, кто нас морочит. Если б я  был работягой, они бы из-за этого паломничества лишили меня плодов трехлетнего  труда».

Не религиозен и народ:
«- Я выдал себя за нисвейлерского хлебопашца, родственника твоего брата, и навестил его в темнице. А к тебе я пришел потому, что он мне сказал: "Если ты не умрешь за веру, как я, то сходи к брату моему Клаасу и скажи, что я ему завещал жить по-божески, помогать  бедным и тайно учить сына заповедям Христовым. Деньги, что я ему дал, нажиты на темноте  народной  - пусть же он употребит их на обучение Тиля, дабы тот познал истинного бога и был начитан от Писания".»
Народ «тёмен» - то есть, не знает «истинного бога». То есть – не религиозен в «истинном» смысле. А его религиозность – не религиозность, а «темнота». (Однако хорош братец Клааса.)

В фильме же - мотив «истинной веры», образа Христа – выдаются за истину, простите за тавтологию, за откровение, духовность. И это в Советском Союзе!  А ведь Ленин предупреждал: любое заигрывание с религией есть труположество. В книге, как мы увидим ниже, бунт против самих основ религии. Комментаторы вчистую обошли этот момент. Только Ромен Роллан подчеркнул - поэма отвергает бога: «Я просил бога о том, чтобы он умертвил гонителей, но он меня не услышал.»   Писатель обнаруживает в книге отчетливый материалистический посыл: «… единственная вера этой поэмы – это вера в природу. Но зато она бурлива, как поток. Она струится через всю поэму…»

Вот как разбирается де Костер с небесами:
«"Говори теперь ты, падаль", - обращается ангел к императору. … Но тут его перебил ангел. "Ты, говорит, нас не проведешь, враль с больным животом! В Германии ты терпел реформатов, потому что ты их боялся, а в Нидерландах ты сек им головы, сжигал их, вешал и закапывал в землю живьем, потому что там у тебя была одна забота - как бы побольше взять меду с этих трудолюбивых пчел. Ты казнил сто тысяч человек не потому, чтобы ты возлюбил господа нашего Иисуса Христа, но потому, что ты был деспотом, тираном, разорителем своей страны, потому, что ты больше всего любил себя, а после себя – только мясо, рыбу, вино и пиво, - ведь ты был прожорлив, как пес, и впитывал  в себя влагу, как губка". …
И сказал Христос: "Отведи эту венценосную тлю в палату, где будут представлены все орудия пытки, применявшиеся в его царствование. Всякий раз, как кто-нибудь из невинных страдальцев подвергнется пытке водой, от которой люди надуваются, как пузыри, или пытке огнем, который жжет им подошвы и подмышки, или будет поднят на дыбу, на которой ему сломают кости, или  же  будет четвертован; всякий раз, как несчастная девушка, которую  станут закапывать в землю живьем, воззовет к милосердию; всякий раз, как вольная  человеческая душа испустит на костре последний вздох, пусть и он пройдет через все эти муки, пусть и он примет все эти казни, - тогда он наконец поймет, сколько горя может причинить злодей, властвующий над миллионами; пусть он гниет в тюрьме, умирает на плахе, томится в изгнании, вдали от отчизны; пусть он будет обесчещен, опозорен, бит плетьми; пусть он будет сначала богат, а потом пусть все его достояние отойдет в казну; пусть его  схватят по оговору, пусть разорят дотла. Преврати его в смирное, забитое, полуголодное вьючное животное; преврати его в нищего - пусть просит милостыню и нарывается на оскорбления; преврати его в работника – пусть трудится, не жалея сил, и недоедает; когда же он примет множество телесных и душевных мук в образе человеческом, преврати его в пса  - пусть он за свою верность получает одни побои; затем преврати его в невольника, и пусть его продадут на невольничьем рынке; затем - в солдата: пусть он повоюет за кого-то другого, пусть подставит грудь под пули неизвестно за что. Когда же, по прошествии трехсот лет, он изведает все муки и все напасти, отпусти его на свободу, и если он к этому времени станет таким же хорошим человеком, как Клаас, отведи его телу место вечного успокоения  на зеленом лугу, под сенью чудного дерева, куда по утрам заглядывает солнышко и где в час полуденный бывает тень. И придут к нему друзья, и прольют слезу, и посадят на его могиле цветы воспоминания - фиалки".
"Смилуйся над ним, сын мой! - вступилась богородица. - Он не ведал, что творил, ибо власть ожесточает сердца".
"Нет ему прощенья", - молвил Христос.
"Нельзя ли мне хоть один стаканчик андалусского вина?" - взмолился его святейшее величество.
"Пойдем, - сказал сатана. - Время яств и питий для тебя миновало".
С этими словами он ввергнул в самую глубь преисподней душу злосчастного императора, все еще дожевывавшего рыбку. Сатана из  жалости позволил ему доесть.»

Смотрите-ка: этот фрагмент в фильме – без всяких пыток, высокопарен, философичен, со значением. «Не называй меня господи, что ты знаешь, чтобы называть меня так. Я просто странник у дороги». В книге нет философичности, ангел, Христос не говорят языком Библии, они говорят на том же наречии, что и народные низы: «тля», «падаль». Христос в книге вовсе не милосерден, не прощает, он мстит (запомним это), причем конкретно за каждого.

Но кто же эти таинственные Семеро? Семь канонических смертных грехов, чревоугодие, похоть, гордыня, скупость, лень, гнев, зависть…
«Сожги Семерых!» - указывают Уленшпигелю. Ничего себе «познание сущности жизнь», как формулирует Андреев. Сжигание сущности, что ли. Е. Гальперина же вообще относит превращение символов к недостаткам книги: «Натянуты последние видения Неле и Уленшпигеля, символы Семи пороков, превращающихся в Семь добродетелей, искусственно связанные с красочными полнокровными картинами народной войн» (предисловие к книге в переводе А. Горнфельда).
Обратим внимание на то, что в списке пороков нет жадности, наглости, лживости, равнодушия, высокомерия, лицемерия, хамства, жестокости… То есть, всех тех характерных черт, коими славится буржуазия, кои она полностью унаследовала от феодалов и развила благодаря своей денежной сущности. В буржуазную-то революцию.
Зато в списке – те пороки, которые обличает религия в бедняке – включая первородный грех. Все эти идеологические штампы, довлеющие над демосом, сжигает революция. Буржуазная, еще раз отметим, революция. Это бунт против ЛЮБОЙ, даже самой «истинной» религии. Не первородный грех, не похоть, а любовь. Не лень, а мечта, помните, у Пушкина: «И праздность вольную, подругу вдохновенья…» Не зависть, а соперничество, не гордыня, а благородная гордость. «Человек – это звучит гордо!» Это общее и для восставшей буржуазии, и для революционного пролетариата.
Не гнев, а живость… Мда. Тут де Костер ничего лучшего не придумал.
Всё так? Нет!
Какая, к черту, «живость», если сам Христос – мстителен. Ромен Ролан выуживает то, что должно стоять вместо «живости», Тиль обращается к Духам Весны: «Я хочу освободить!.. Я хочу отомстить!»

Отметим два греха, которыми бы православная церковь никогда бы не наградила низы: чревоугодие и скупость. Это всецело на совести нидерландской буржуазной революции. Не чревоугодие, но аппетит, не скупость, но бережливость…
Не снятие противоречия по Гегелю, не возникновение нового, а лишение религиозных догм сана, преодоление давления догматики.
Однобоко? Да! Энгельс в книге «Положение рабочего класса в Англии» пишет, что буржуазия всегда готова обвинить рабочих в лени, пьянстве, беспорядочных половых связях. Грех? Да! Энгельс не ставит бедняков на ходули, не рисует сусальный образ труженика. Но Энгельс указывает, по какой причине рабочие пьют – от тяжелого труда, от безвыходности.
Воруют бедняки? Да! Помните рассказ Чехова «Злоумышленник», как крестьянин отвинтил гайку для рыбной ловли, отвинтил от железнодорожного полотна? И этому есть социальные причины – в обществе, в котором довлеет капитал, рабочие тоже пронизаны буржуазными отношениями.
Да ведь и у Энгельса однобоко. И эту однобокость дополняет как раз Шарль де Костер: законы нравственности не привносятся сверху церковью, «цветом нации», партией и т.п. Они рождаются в пламени бунтов, восстаний бедняков, революций, освободительных войн. И не только – но «вытекают» из бытия низов.

Далее мы изменим последовательность форм, чтобы сохранить связность содержания.

Экспозиция

Не может возникнуть восстание, если не из-за чего восставать. В отличие от фильма, в книге показаны причины социального конфликта:
«Проезжая через Льеж, Клаус узнал, что бедные поречане умирали с голоду и что они подлежали юрисдикции  официала [должностное  лицо  при епископе], то есть суда духовных особ. Они подняли восстание и потребовали хлеба и светского суда. По милости монсеньера де ла  Марка, сердобольного архиепископа, иных обезглавили, иных повесили, иных сослали в изгнание. Клаасу попадались на дороге изгнанники, бежавшие из тихой  льежской долины, а неподалеку от города он увидел на деревьях трупы людей, повешенных за то, что им хотелось есть. И он плакал над ними».

Следующее противоречие касается, будто бы, религии:
«Клаас услыхал, что отныне всем и каждому возбраняется печатать, читать, хранить и распространять писания, книги и учения  Мартина  Лютера, Иоанна Виклифа, Яна Гуса, Марсилия  Падуанского, Эколампадия, Ульриха  Цвингли, Филиппа Меланхтона, Франциска Ламберта, Иоанна Померана, Отто Брунсельсия, Юста Ионаса, Иоанна Пупериса и Горциана, а равно и Новый  завет, изданный Адрианом де Бергесом, Христофом да Ремонда и Иоанном Целем, каковые издания полны Лютеровой и прочих ересей, за что богословский факультет
Лувенского университета осудил их и запретил. "Равным образом возбраняется кощунственно писать и  изображать или же заказывать кощунственные картины и изваяния господа бога, присноблаженной девы Марии и святых угодников, равно как разбивать, рвать или же стирать картины и изваяния, напоминающие нам о боге, о деве Марии и о тех, кого церковь  причислила к лику святых, служащие к  их  возвеличению и прославлению".   "Кроме того, - говорилось в указе, - всем подданным, независимо от их звания, возбраняется рассуждать и спорить о Священном писании, а равно и толковать в нем неясные места, - всем, за  исключением  признанных
богословов, получивших на то соизволение от какого-либо знаменитого университета". Находившихся на подозрении его святейшее величество навсегда лишал права заниматься честным трудом. Лица же, вновь впавшие в ересь или же закосневшие в таковой, подлежали сожжению, а какому именно:  на  медленном
или на быстром огне, на костре из соломы или у столба - это уже оставлялось на усмотрение судьи. За прочие преступления мужчины, если они дворяне или почетные граждане, подлежали мечному сечению, крестьяне -повешению, а для женщин предусматривалось закапывание в землю живьем. Головы казненных в назидание надлежало выставлять на шестах. Их достояние, в том случае если оно находилось в землях, подвластных  императору, отчуждалось в его пользу. Доносчикам его святейшее величество выделял половину всего
принадлежавшего казненным в том случае, если ценность их имущества не превышала ста фландрских  червонцев. Свою часть император намеревался употребить на добрые дела, - так же точно он поступил, разграбив Рим. Клаас вместе с Сооткин и Уленшпигелем понуро побрел домой.»

Пока еще ничего нет. Угольщик не ропщет, покорно принимает новый закон. Понуро он идет не потому, что этот закон к нему применим. А потому что применят – он знает людей, с которыми живет. Он понимает: религия – лишь форма. Зато содержание легко видится на примере города Гента:
«Между тем доблестный город Гент отказался платить подать, которую наложил его уроженец - император Карл. Карл разорил Гент -  платить ему было нечем. Это было тяжкое преступление, и Карл порешил сам учинить над
ним расправу. …Карл… сровнял с землей Сен-Бавонское аббатство, а на  его  месте  построил крепость, откуда можно было беспрепятственно осыпать родной город ядрами. Как любящий сын, спешащий завладеть  наследством, он отобрал все имущество и все доходы Гента, дома, орудия и боевые припасы. … Он  положил  дотла разорить Гент, дабы трудолюбие  горожан, дабы промышленность и денежные средства города не  помешали его, Карла, честолюбивым замыслам. С этой целью он повелел городу уплатить не внесенную
дань в  размере четырехсот тысяч червонцев, сверх того уплатить сто пятьдесят тысяч каролю единовременно,  а  помимо этого городу надлежало ежегодно уплачивать шесть  тысяч. Когда-то Гент дал императору денег
взаймы. Карл обязался выплачивать городу сто пятьдесят ливров ежегодно. Теперь Карл отобрал у Гента свои долговые обязательства.»

Ничего подобного нет в фильме. Однако  в книге – некоторые характерные особенности оккупации:
«Так как основания для пытки были, то суд постановил пытать его (рыбника, Б. И.) до тех пор, пока он не сознается, как именно он убивал, откуда появлялся, где вещи убитых и где он прятал награбленные деньги.»
Суд следует за народом. И еще:
«А весь народ требовал:
- Правосудия, монсеньер, правосудия!
На шум явились общинные стражники; наместник приказал им не уходить и обратился к своей свите:
- Монсеньеры и мессиры! Невзирая на все те вольности, коими пользуется во Фландрии славное сословие дворянское, я принужден задержать мессира Иооса Даммана вплоть до того дня, когда его будут судить по законам и Правилам, существующим в нашей империи, - столь  тяжки выдвинутые против него обвинения, в частности - обвинение в колдовстве. Мессир Иоос, отдайте мне вашу шпагу!»
Суд снова следует демосу. И, наконец-то, показан отживающий класс, дворяне.

Преемник Карла, его сын Филипп еще жестче отца:
«Филипп часто покидал ее и шел смотреть, как жгут еретиков. Придворные, и мужчины и женщины, брали с  него пример».
Об этом в фильме лишь вскользь, когда Карл сообщает Филиппу, что он сжег 50 тыс. еретиков.

Клааса сжигают на костре, этот эпизод, разумеется, есть в фильме. Однако не показан характер толпы. Он в другом эпизоде:
«Монах донес, что он святотатец, его пытали без всякого милосердия и приговорили к сожжению на костре. Во время пытки ему сожгли подошвы ног, и по дороге из тюрьмы на  костер скульптор, облаченный в сан-бенито [длинный  полотняный  балахон, одеяние осужденных инквизицией; на сан-бенито присужденного к смерти  изображались языки пламени], все кричал:
- Отрубите мне ноги! Отрубите мне ноги!
Филипп издали слышал эти вопли, они доставляли ему наслаждение, но смеяться он не смеялся.
Придворные дамы покинули королеву Марию, дабы присутствовать при сожжении. После всех, оставив королеву одну, ушла герцогиня Альба - услышав вопли фламандского скульптора,  она  возымела желание непременно полюбоваться этим забавным зрелищем. Когда Филипп и все его приближенные - князья, графы, дворяне и дамы - были в сборе, фламандского скульптора длинною цепью приковали к столбу, стоявшему в центре огненного круга из пучков соломы и вязанок хвороста, так что осужденный мог при желании держаться поближе к столбу, подальше от самого жара, и жечься на медленном огне. И все с любопытством смотрели, как он, почти голый, напрягает все свои душевные силы в борьбе с нестерпимою мукой… В это мгновение скульптор, обведя глазами толпу и увидев одни свирепые лица испанцев, подумал о Фландрии - стране мужественных людей, - скрестил на груди руки и, влача за собой длинную цепь, направился прямо к горящей соломе и хворосту, а затем бестрепетно взошел на костер.
- Так умирают фламандцы на глазах у испанских палачей! - воскликнул он. - Отрубите ноги, но не мне, а им, чтобы они больше не сбегались на казни! Да здравствует Фландрия! Да здравствует во веки веков!
И тут все дамы, потрясенные твердостью его духа, наградили его рукоплесканиями и стали просить, чтобы скульптора пощадили. Но скульптор умер».
А ведь этот фрагмент будет посильней казни Клааса.

Своеобразия в революционных Нидерландах хоть отбавляй.
«Тут было много вооруженных ткачей, и они говорили:
   - Мы не дадим вешать Уленшпигеля. Это против законов Ауденаарде».
Снова законы города выше воли короля. Но… Оказывается, есть такие особые ремесленники, ткачи. Они, в отличие от прочих ремесленников, вооружены.

А кто, собственно, сам Клаас? Угольщик? И всё?
«Клаас закручинился. Его  не  радовало  безоблачное небо, не радовали ласточки, не желавшие улетать. В Дамме никому не нужен был уголь – разве для кухни, а для кухни все им  запаслись, и у Клааса, истратившего на закупку угля все свои сбережения, не оказалось покупателей. Вот почему, когда, стоя на пороге своего дома, угольщик чувствовал, что свежий ветерок холодит ему кончик носа, он говорил:
- Эге! Ко мне идет мой заработок.
Но свежий ветерок стихал, небо по-прежнему было голубое, листья не желали падать. Клаас не уступил за полцены свой зимний запас угля выжиге Грейпстюверу, старшине рыботорговцев. И скоро Клаасу не на что стало купить хлеба.
Торговцы – это тоже третье сословие, это их класс сражается в буржуазной революции. Сам Клаас – должен иметь запас угля на зиму, он не угольщик, он тоже торговец, перекупщик, он не добывает уголь, он его закупает и перепродает. Он бизнесмен. И это далеко не последнее удивление.

«Палач только было схватил веревку, как вдруг на помост взбежала, не помня себя, девушка  в белом платье, с венком на голове, кинулась Уленшпигелю на шею и крикнула:
- Этот юноша мой, я выхожу за него замуж!
Весь народ рукоплескал ей, а женщины кричали:
- Молодец, девушка, молодец! Спасла Уленшпигеля!
- Это еще что такое? - спросил мессир де Люме.
Ему ответил Долговязый:
- В этом городе таков обычай, что невинная или незамужняя девушка имеет полное право спасти от петли мужчину, если она у подножья виселицы объявит, что согласна стать его женой.
- Сам бог за него, - сказал де Люме. - Развяжите!»

Хороша оккупация, в который раз обычай города выше воли короля.

Реприза (странности в экспозиции)

Сравним обстановку в Нидерландах с общими правилами марксизма-ленинизма, с Россией времен аграрной революции, наконец.

«- Ох, если б мне попался кровавый  герцог, - нарочно по-фламандски воскликнул Ламме (конвойные не понимали благородного этого языка)…»
Вы видели в царской России кулака, который на нескольких языках разговаривал?

«Клаас тоже наготовил ульев и загонял в  них  рои.  Некоторые  были  уже полны, другие пока еще пустовали. Клаас ночи напролет караулил  сладостное свое достояние. Когда же он валился с ног от  усталости,  то  поручал  это Уленшпигелю. Тот охотно за это брался».
Бортничество – это, вообще-то, самостоятельное ремесло. Это не просто, этому нужно учиться. Как и ловле рыбы на продажу. Клаас – просто какой-то многостаночник!

«Так показывал он изображения жителям Дамме, Брюгге, Бланкенберге и даже Остенде. И, вместо того чтобы сказать по-фламандски: Ik ben и lieden spiegel, то есть: "Я ваше зеркало", он проглатывал  слоги  и  произносил  так, как и сейчас еще произносят в Восточной и Западной  Фландрии: Ik ben ulen spiegel. Вот откуда пошло его прозвище - Уленшпигель».
Теперь и мы это знаем, в отличие от Совы. И мы видим, насколько тождественен голландский язык немецкому. Мы еще узнаем из повествования, что Тиль – точно такой же многостаночник, и художник, и музыкант, и клоун… Сколько лет уходит на то, чтобы научиться хотя бы рисовать?

«Некоторое время спустя странник наш поступил на службу к некоему Иосту по прозвищу Kwaebakker, то есть "сердитый булочник" - такая у него была злющая рожа. Kwaebakker выдал ему на неделю три  черствых  хлебца, а для спанья отвел место на чердаке, где и лило и дуло на совесть.»
Булочник, будущая основа французской буржуазной революции – враг.

«Пакостник ты этакий! - вопил портной. - Я тебе, правда, велел сшить волка, но ты же прекрасно знаешь, что волком у нас называется деревенское полукафтанье.
Некоторое время спустя он сказал Уленшпигелю:
- Пока ты еще не лег, малый, подкинь-ка рукава вон в той куртке.
"Подкинуть" на портновском языке означает приметать.
Уленшпигель повесил куртку на гвоздь и всю ночь бросал в нее рукавами. На шум явился портной.
- Ты опять безобразничаешь, негодник? - спросил он.
- Какое же безобразие? - возразил Уленшпигель. - Я всю ночь подкидывал рукава к куртке, а они не держатся».
Портной, как и булочник – ремесленник, мастер. Он не третье сословие, не глава гильдии, цеха, лоджии. Уленшпигель нанимается к нему подмастерьем. Насмехается над ним, как над врагом, причем не лучшим образом, примитивно. Зачем? Чтобы оказаться без крова и еды?

«Уйдя от каретника и возвратившись во Фландрию, Уленшпигель поступил в учение к сапожнику, который предпочитал торчать на улице, нежели орудовать шилом у себя в мастерской».
Странный сапожник. Вы знаете таких сапожников в царской России?
И сапожник, и булочник, и портной, и каретник, все ремесленники – враги Уленшпигеля.

«Тут Клаас показал пальцем на старшину рыбников Иоста Грейпстювера, чья гнусная харя выглядывала из толпы».
Мы узнаём, что доносчик – не просто рыбник (рыбак, из сословия ремесленников), а старшина. И этот старшина, как и выжига – старшина рыботорговцев, как и главы гильдий ремесленников, лоджий, цехов, как и прочие торговцы – тоже будущее третье сословие, революционный класс – после разложения цеховой системы.

«Убедившись, что Уленшпигель цены не сбавит, они отсчитали Уленшпигелю пятьдесят флоринов  и, взяв мешочек, припустились туда, где у них обыкновенно происходили сборища и куда вскорости, прослышав, что старый еврей приобрел таинственную  вещицу, с помощью коей  можно узнать и возвестить приход мессии, набежали все иудеи. Каждому из них захотелось бесплатно пососать мешочек, но старик по имени Иегу, - тот самый, который его приобрел,  - заявил на него свои права.
- Сыны Израиля! - держа в  руке мешочек, возгремел он. – Христиане издеваются над нами,  гонят нас, мы для них хуже воров. Эти сущие филистимляне втаптывают нас в грязь, плюют на  нас, ибо господь ослабил тетиву наших луков и натянул удила наших коней. Доколе, господи,  бог Авраама, Исаака и Иакова, доколе страдать нам? Когда же мы наконец возрадуемся? Доколе быть мраку? Когда же мы узрим свет? Скоро ли сойдешь ты на землю, божественный мессия? Скоро ли христиане, убоявшись тебя, явящегося во всей своей дивной славе, дабы  покарать их, попрячутся в пещерах и ямах?»
Стало быть, из Фландрии евреев тоже гнали. А ведь мешочники, менялы, ростовщики и т.п. – точно такое же третье сословие, участвующее в буржуазной революции. Одним и первых постановлений Кромвеля было разрешение евреям легально селиться в Англии. Выходит, ростовщики ростовщикам рознь? Или они всегда и везде были удобным для властей меньшинством, тем более, как отмечал Маркс, торгашеским?

Разработка

У будущего революционера - соответствующие родители:
«И тут Клаас сказал Уленшпигелю:
- Сын мой, никогда не лишай свободы ни человека, ни животное -  свобода есть величайшее из всех земных благ. Предоставь каждому греться на солнце, когда ему холодно, и сидеть в тени, когда ему жарко. И пусть  господь  бог судит его святейшее величество за то, что он сперва заковал в цепи свободную веру во Фландрии, а потом засадил в клетку рабства доблестный Гент.»
Клаас искажает события – король не сажал Гент в клетку рабства! Какое, к черту, рабство. Он просто обчистил Гент. И… вы уверены, что бедняки, а не кто-нибудь другой за них,  говорят столь патетически, столь метафорически – ведь речь идет лишь о сравнении с рабством испанского владычества. Вы можете себе представить, чтобы в царской России крестьяне, маляры или плотники декламировали о свободе?

Постепенно из насмешника и шута Тиль превращается в борца:
«Он сказал ей:
 - Пепел Клааса бьется о мою грудь, я хочу спасти  землю  Фландрскую.»
То есть. Пока Уленшпигель странствовал, он видел, как пытают, как сжигают людей. Но продолжал весело пировать и спокойно спать. И только тогда, когда сам получил под задницу, он заговорил о спасении Фландрии. Он не фламандец. Он русский.

«Постранствовав по земле Валлонской, Уленшпигель удостоверился, что принцу неоткуда ждать помощи, а дошел он почти до самого города Бульона.»
Вот вам и поддержка народа.
Тут де Костер абсолютно точен: большинство важных городов Голландии и Зеландии объявили лояльность к революции - кроме Амстердама и Мидделбурга, эти города еще и поддерживали Испанию до 1578 г.

«На другой день народ, узнав от Уленшпигеля всю правду, возмутился тем, какую злую сыграли с ним шутку, заставив поклоняться вместо святого какому-то плаксе, который прудит в штаны. И многие после этого стали еретиками. Они уходили со всем своим скарбом, и так пополнялось войско принца Оранского».
Фильм не показывает результаты «пропаганды» Тиля, получается, что это злобный, пустопорожний насмешник.

«А Уленшпигель на сборище Диких гезов держал такую речь:
- По наущению  инквизиции  король  Филипп  объявил, что всем жителям Нидерландов, обвиненным в оскорблении величества, в ереси, а равно и в недонесении на  еретиков, грозят соответственно тяжести преступлений установленные для подобных  злодеяний наказания, без различия пола и возраста и без всякой надежды на помилование,  за исключением особо поименованных лиц. Достояние осужденных наследует король.
Смерть косит людей в богатой и обширной стране, лежащей между Северным морем, графством  Эмден, рекою Эме, Вестфалией, Юлих-Клеве и Льежем, епископством Кельнским и Трирским, Лотарингией и Францией. Смерть косит людей на пространстве в триста сорок миль, в  двухстах  укрепленных городах, в ста пятидесяти селениях, существующих на правах  городов, в деревнях, местечках и на равнинах. А достояние наследует король.
- Одиннадцати тысяч палачей, которых Альба именует солдатами, едва-едва хватает, - продолжал Уленшпигель. - Родимый наш край превратился в бойню, и из него бегут художники, его покидают ремесленники, его оставляют торговцы - бросают родину и  обогащают чужбину, где им предоставляется свобода вероисповедания. Смерть и Разор косят у нас в стране. А наследник - король.
Наша страна купила за деньги у обедневших государей льготы. Ныне эти льготы отняты. Страна надеялась, что  она не зря заключила договоры с владетельными князьями, что она насладится плодами трудов своих, что она
расцветет. Но она ошиблась  -  каменщик строит для пожара, ремесленник работает на вора. Наследник - король.
Кровь и слезы! Смерть косит всюду: на кострах; на превратившихся в виселицы деревьях, которыми обсажены большие дороги; в ямах, куда бедных девушек бросают живьем; в тюремных колодцах; на грудах хвороста, которым обкладывают страстотерпцев, чтобы они горели на медленном огне; в соломенных хижинах, где в пламени и в дыму гибнут невинные  жертвы. А достояние их забирает король.
Так восхотел папа римский. В городах кишат соглядатаи, алчущие своей доли имущества жертв. Чем человек богаче, тем он виновнее - ведь его достояние отходит к королю.
Но страна наша не оскудела храбрыми людьми, и они не допустят, чтобы их резали, как баранов».
Стоит ли комментировать.
Отметим лишь три момента. 1) Андреев ошибся – это единственная речь Уленшпигеля. 2) В фильме она отсутствует, а ведь она – центр всего повествования. 3) Пассаж «чем человек богаче – тем он виновнее» отсутствует в книге, придуман переводчиком, он из арсенала радио «Эхо Москвы», Латыниной, «Дождя» и пр. Сами представьте, как гёзы, бедняки, выслушивали бы слова в защиту богатых.

Всё так? Нет. Переводчик ничего не выдумал. В книге серии БВЛ 1966 года в переводе Любимова – именно так. Любимов мог бы смягчить – «чем зажиточнее». Не смягчил. И другой переводчик, Аркадий Горнфельд, в 1915 году – тоже (Шарль де Костер. Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке, их приключениях отважных, забавных и достославных во Фландрии и иных странах. М: ОГИЗ Государственное издательство художественной литературы, 1946).
Можно было бы списать на то, что революция-то буржуазная, так что не только богатый Ламме, все богатые буржуа на одной стороне баррикады с гезами. Но… так не получается. Потому что буржуазия для отстаивания собственных интересов прикрывалась и прикрывается интересами низов. Потому что все персонажи книги, которые на одной стороне баррикады, противостоят действительно богатым – дворянам, духовенству, которые едят каплунов, ортоланов и прочую недоступную еду.
Отсюда с необходимостью следует, что именно слово «богатый» не вызывает у народных низов Фландрии раздражения. Так может быть лишь в том случае, если эти народные низы сами живут в достатке. Что контрастирует с увиденным Клаасом: жители Льежа, поречане умирали от голода.

Дальше – хлеще:
«Но к полуночи, меж тем как smitte Вастеле с Уленшпигелем терпеливо полировали стволы аркебуз и точили наконечники для копий, у Ламме бешенство и усталость достигли крайней степени, и он свистящим от злости голосом повел такую речь:
- Посмотри на себя: ты худ, бледен и хил, а все оттого, что уж очень ты предан всяким принцам и сильным мира сего, уж очень ты для них стараешься, а о теле, о драгоценном  теле своем забываешь, не печешься о нем, пренебрегаешь им, и оно у тебя хиреет. А ведь бог и госпожа природа не для этого сотворили его. Да будет тебе известно, что душе нашей, - а душа есть дыхание жизни, - для того, чтобы дышать, потребны  бобы, говядина, пиво, вино, ветчина, колбасы и покой, а ты сидишь на хлебе и воде, да еще и не спишь. …
- Эк его прорвало! - воскликнул Уленшпигель.
- Он сам не знает, что говорит, - печально заметил Вастеле.
- Получше тебя знаю! - огрызнулся Ламме. - Я говорю, что все мы дураки - и я, и ты, и Уленшпигель: мы слепим глаза ради принцев и сильных мира сего, а они животики бы надорвали с хохоту, когда бы узнали, что мы с ног валимся, оттого что всю ночь ковали для их надобностей оружие и отливали пули. Они себе попивают из золотых кубков французское  вино, едят на английского олова тарелках немецких каплунов и знать не хотят, что мы ищем
попусту истинного бога, по милости которого они забрали такую силу, а враги косят нас  косами и живыми бросают в колодцы. И ведь они не реформаты, не кальвинисты, не лютеране, не католики - они скептики, они во всем сомневаются, они покупают или же завоевывают себе княжества, отбирают добро у монахов, у аббатов, у монастырей, у них есть и девушки, и женщины, и шлюхи, и пьют они из золотых кубков за  нескончаемое свое веселье, за нашу вековечную глупость, дурость и бестолковость и за все семь смертных грехов, которые они совершают прямо под  твоим, smitte Вастеле, носом, который у тебя заострился от излишнего рвения. Окинь взглядом поля и луга, окинь взглядом посевы, плодовые сады, скот, сокровища, выступающие из недр земли. Окинь взглядом лесных зверей, птиц небесных,  дивных ортоланов, нежных дроздов, кабаньи морды и окорока диких коз, все это - им, охота, рыбная ловля, земля, море - все им. А ты сидишь на хлебе и воде, и мы все здесь из кожи вон лезем для них, ночей недосыпаем, не едим и не пьем. А когда мы подохнем, они пнут ногой наши трупы и скажут нашим матерям: "Наделайте новых - эти уже не годятся". …
Уленшпигель посмеивался, но не говорил ни слова, Ламме сопел от злости, а Вастеле кротко ему ответил:
- Ты все это сказал не подумав. Я живу не ради ветчины, пива и ортоланов, а ради торжества свободы совести. Принц - друг свободы – живет ради того же самого. Он жертвует своим довольством, своим покоем для того, чтобы изгнать из Нидерландов палачей и  тиранов. Бери пример с него и постарайся спустить с себя жир. Народ спасают не брюхом, а  беззаветной храбростью и безропотным несением тягот до последней минуты жизни. А сейчас, если ты устал, то поди и ляг.
Но Ламме устыдился и не пошел».
Вы извините… Если бы народовольцы так обращались к крестьянам, они были бы биты. Если б большевики так обращались к рабочим, они были бы биты. А тут якобы сам ремесленник, кузнец, такие пули отливает. Разумеется, при всем различии понимания свободы в царской России и во Фландрии, такого быть не могло.
Наверно, стоит пояснить. Шарль де Костер – не летописец, не хроникёр. Он «аранжирует» легенды. Сказки. Потому у него булочник, каретник, сапожник, портной - высмеиваются. Примитивизм осмеяния отчетливо указывает, что это фольклорные персонажи. Если полистать сборник сказок, собранных Афанасьевым, можно увидеть две-три сказки, в которых хозяин выводит на чистую воду работника. Хотя в подавляющем большинстве – наоборот. У де Костера же преобладают именно такого сорта легенды. Почему? Неизвестно.

Поразительно здесь то, что ремесленник здесь выступает как социальный партнер с национальной элитой. А богатый Ламме – наоборот, как левеллер, коммунар, «бешеный», санкюлот, парижанин, написавший на знамени «хлеба и конституции», в его словах скрыты гораздо большие требования. Он не только против испанцев, он уже и против утопающей в роскоши национальной элиты. Он совершенно точно ее характеризует. Бедные крестьяне и ремесленники царской России, которым незачем спускать с себя жир за его отсутствием, с сочувствием выслушали бы те слова, которыми де Костер хочет опровергнуть Ламме: о говядине, пиве, отдыхе.
В реальности же в нидерландских массах большой популярностью пользовались анабаптистские секты, многие из них проповедовали насильственное свержение существующего строя, идею имущественного равенства и уничтожения всех властей - светских и духовных.
Анабаптисты призывали к повторному крещению в сознательном возрасте. Представители радикальной части анабаптистов (многие из которых придерживались идеи уравнительного коммунизма - общности имущества, а некоторые - и общности женщин) приняли участие в Крестьянской войне в Германии в 1524—1525, образовали Мюнстерскую коммуну 1534—1535, и, в конце концов, были уничтожены.

Между прочим, де Костер в другом месте сам выступает против им же придуманного возвышенного образа кузнеца:
«… вдруг из Рима  пришли  печальные вести. Императорские военачальники – принц Оранский, герцог Алансонский и Фрундсберг - ворвались в святой град и, не щадя ни священников, ни монахов, ни женщин, ни детей, разорили и опустошили церкви, часовни, дома. Святейшего владыку заточили. Грабеж  длился  уже  целую  неделю. Обожравшиеся, упившиеся рейтары и ландскнехты, бряцая оружием, шатались по городу, искали кардиналов и кричали, что они им лишнее отрежут и тогда уж, дескать, папой никому из них не бывать [скопец не мог быть избран папой]. Те,  кто привел угрозу свою в исполнение, с важным видом расхаживали по городу, и на  шее  у  них висели четки по двадцать восемь, а то и более, бусинок, каждая величиной с орех и все до единой в крови. Иные улицы превратились в потоки крови, запруженные дочиста обобранными мертвыми телами. Поговаривали, что император, нуждаясь в деньгах, вознамерился половить их в крови духовенства, и точно: по договору, заключенному его полководцами со святейшим узником, он отнял у него все крепости и заставил уплатить четыреста тысяч дукатов; впредь же до выполнения всех условий договора его святейшеству надлежало пребывать в заключении. Со всем тем его величество тяжко скорбел и посему  обстоятельству отменил все торжества, празднества, увеселения и приказал вельможам  своим и придворным дамам облечься в траур.»
Католичество – оплот феодализма, его поддерживает и штатгальтер, наместница Филиппа II, Маргарита Пармская (в интернет-тексте – почему-то Пермская), собирая Генеральные штаты из представителей феодальной аристократии, высшего духовенства и т.д. Любимец гёзов Оранский по заказу Карла громит католичество, причем де Костер изображает здесь Оранского отнюдь не борцом за свободу.
 
Нет возражений, в книге отражены-таки  жесточайшие религиозные противоречия. Эти противоречия между конфессиями – не просто форма. Ибо – и форма содержательна:
«Между тем инквизиторы и богословы вторично заявили  императору Карлу, что церковь гибнет, что влияние ее падает, что славными своими победами он обязан молитвам католической церкви, которая является  верной  опорой его могущественной державы. Один испанский архиепископ потребовал, чтобы его величество отрубил
шесть тысяч голов или сжег столько же тел, дабы искоренить  в  Нидерландах зловредную Лютерову ересь. Его святейшее величество нашел, что этого еще мало. Вот почему, куда бы ни заходил бедный Уленшпигель, всюду с ужасом видел он срубленные головы на шестах, видел, как на девушек накидывали  мешки и бросали в реку, видел, как голых мужчин, растянутых  на  колесе,  били железными палками, как женщин зарывали в землю и как палачи плясали на них, чтобы раздавить им грудь. За каждого из тех, кого удавалось привести к покаянию, духовники получали двенадцать солей. В Лувене он видел, как палачи зажгли костер пушечным порохом и как на этом костре погибло тридцать лютеран сразу. В Лимбурге он видел, как целая семья - мужья и жены, дочери и зятья - с пением псалмов взошла на  костер. Во время казни только у одного старика вырвался крик».
Фильм ограничивается философическим: «Что они делают? – Свергают кумиров. – Зачем? – Чтобы создать себе новых».

Сложнейшая эпоха, как показывает де Костер, совсем не сводимая к каким-то общим правилам исторического материализма. Однако как просто разбирается с этой сложностью вдова казненного:
«- Сейчас он умрет, - сказала вдова. - Господи боже! Прими с миром дух невинного страдальца! Почему здесь нет короля? Я бы своими руками  вырвала ему сердце!»
Как четко обобщает женщина конкретную беду, как говорил Плеханов, «доводит до ненависти к царю», как бытийственно она отождествляет ее с королем! В отличие от масс российских идолопоклонников, как правых, так и левых.

Вот развертывание противоречия, во всей конкретности, которое полностью отсутствует в фильме.
Хотя, конечно, книга – не сонатная форма, все эти эпизоды в ней основательно перемешаны.

Абсолютное обнищание пролетариата

Просто констатируем, поскольку факты – однородны.
«… за ужином я стал  подчищать пальцами блюдо, на котором было подано тушеное мясо с бобами…»
Ламме, как мы увидим, богат. У него поместья, хутора, фермы, и даже целые имения. Какой, к черту, народный герой… Кулацкое отродье. Но, как мы опять же увидим, ест то же, что едят и бедняки. И едят хорошо. В отличие от крестьян в дореволюционной России.

«- Почему же ты каждый день  не  ходишь  на  рыбную  ловлю,  муженек?  - спросила Сооткин.
- А чтобы самому не попасться в сеть к стражникам, - отвечал Клаас».
Ну! Это отговорка. Сдался он стражникам. Да неужто введен запрет на рыбную ловлю, неужто король сподобился российским депутатам, чтобы ввести налог на рыбаков-любителей, а Клаас – жулик, бегающий от налоговой инспекции? Затем мы узнаем, что Ламме спокойнёшенько занимается рыбным промыслом, никто его не трогает.

«Сооткин, супружница Клааса, была женщина  хорошая:  вставала  вместе  с солнышком и трудилась, как муравей. Свой участок они обрабатывали вдвоем с Клаасом, оба впрягались в  плуг, точно волы. Нелегко им было тащить плуг, но еще тяжелее  -  борону,  когда деревянные зубья этого земледельческого орудия разрыхляли сухую  землю. И все же работали они весело, с песней на устах. И как ни суха была земля, как ни жгло их палящими лучами солнце, как ни выбивались они из сил, таща борону, и как ни подгибались у них  колени, а во время роздыха Сооткин подставляла Клаасу милое свое лицо, Клаас целовал это зеркало ее нежной души, и оба они забывали о своей страшной усталости».
Клаас – крестьянин-землепашец? Земля во Фландрии – сухая? Муж и жена сами впрягались в борону? Отметим: у четы бедняков, не земледельцев, есть собственный участок земли. Вот это да!

«Между девятью и десятью его высочество инфанта понесут крестить. Жители Вальядолида, дабы показать, как они счастливы, будут всю ночь на свой счет пировать и веселиться и швырять на Большой площади беднякам  свои  кровные денежки. На пяти перекрестках пять больших фонтанов будут за счет города бить до рассвета мощной струею самого лучшего вина. На  пяти  других  перекрестках будут  развешаны  на  деревянных  помостах  колбаса сервелатная,  колбаса ливерная, бычьи языки и всякая прочая снедь - также за счет города.»
Неплохо живет город.

«Если отца не было дома, Уленшпигель просил у матери лиар на игру.
- Что еще за игра? - ворчала Сооткин. - Сиди дома да вяжи вязанки».
У детей бедняков были карманные деньги.

Брат Иост: «Затем он повел родичей в свое жилище, и там они пировали  и  веселились одиннадцать дней без передышки». Могли себе позволить.
«Клаас привез домой от брата Иоста полный мешок денег да красивую кружку английского олова, и теперь в его доме и в праздники, и в будни пир шел горой, ибо мясо и бобы у него не переводились.»
Хорошо жили богомольцы. Да и у бедняков, оказывается, было время пировать.

«Уленшпигель хотел еще кое о чем его расспросить, однако попрошайка объявил, что он алчет и жаждет и не вымолвит ни  единого  слова, пока не получит патар на выпивку и закуску.  Уленшпигель из жалости выдал ему таковой. Попрошайка схватил патар, проскользнул, точно  лиса в курятник, в "Охотничий рог" и тотчас же возвратился оттуда с победой, держа в  руках полкруга колбасы и краюху хлеба. … Попрошайка, с лица которого не сходила теперь, после того как он наелся, блаженная улыбка, пояснил Уленшпигелю, что юная красотка -  царица всех лучниц, что зовут ее Митье и что она замужем за местным старшиной, мессиром Ренонкелем. Затем он попросил у Уленшпигеля еще шесть лиаров на выпивку - Уленшпигель и в этом ему не отказал.»
Интересно, как Уленшпигель добывал деньги, чтобы так щедро подавать милостыню. И как хорошо жили во Фландрии даже попрошайки, ведь круг колбасы – это как и круг сыра, не кружочек. Умять зараз два кило колбасы…

«Он пошел на авось в Ауденаарде, где стоял тогда гарнизон фламандских рейтаров, охранявший город от французских отрядов, которые, как саранча, опустошали край. Фламандскими рейтарами  командовал  фрисландец  Корнюин. Рейтары тоже рыскали по всей округе и грабили народ, а народ, как всегда, был между двух огней. Рейтарам все шло на потребу: куры,  цыплята, утки, голуби, телята, свиньи».
Всё это было у крестьян.

«А Уленшпигель с мешочком серебра, которое ему собрали женщины, незаметно скрылся».
Жены бедняков собрали Тилю мешочек серебра.
«В Льеже, в рыбном ряду, Уленшпигель обратил внимание на толстого юнца, державшего под  мышкой плетушку с битой птицей, а другую плетушку наполнявшего треской, форелью, угрями и щуками. Уленшпигель узнал Ламме Гудзака».
Вы где-нибудь в царской России видели толстого крестьянина, да еще с такой провизией? Но богатый Ламме – вовсе не враг бедных, как в России кулак или помещик, он друг Тиля! И тоже гёз.

Ла Санжин подала на стол три кровяные колбаски, кружку  пива  и  краюху хлеба. Уленшпигель ел за обе щеки, Ламме тоже угрызал колбаску. …
- Он еще хочет, - сказал Ламме. - Дай ему, Ла Санжин.
На сей раз Ла Санжин подала Уленшпигелю ливерной колбасы.»
Уленшпигель – тоже желудок Фландрии.

«Перед домом Клааса был палисадник, перед домом Катлины - огород, засаженный  бобами».
Неплохо.
«Катлина решила отделаться флорином, но они пригрозили убить ее. Помирились на двух золотых каролю и семи денье».
Неплохо живет нищенка.

«Неле несла набитую до отказа суму.
   - Тиль! - протягивая ее Уленшпигелю, сказала она.  -  Я подумала, что если человек, отправляясь в путь, не возьмет с собой доброго жирного гуся, ветчины и гентской колбасы, то это скажется на его здоровье. Кушай и вспоминай меня».
Хорошо живут бедняки!

«- Что это за дурачок? - спрашивали солдаты.
- Други мои, - отвечал Уленшпигель, - я не дурачок - я кающийся и голодный. Пока дух мой оплакивает мои  грехи, желудок мой плачет от отсутствия пищи. Блаженные воины и вы, прелестные девицы, я вижу у вас там
жирную ветчину, гуся, колбасу, вино, пиво, пирожки! Дайте чего-нибудь страннику!
 - Сейчас дадим! - крикнули фламандские солдаты. -  Уж больно у этого проповедника славная морда.
И давай кидать ему, как мячики, куски всякой снеди! А Уленшпигель ел, сидя верхом на суку, да приговаривал:
- Голод делает человека черствым и  не  располагает к молитве, а от ветчины дурное расположение духа сразу проходит.
- Берегись! Голову проломлю! - крикнул один из сержантов и бросил ему початую бутылку.
Уленшпигель поймал ее на лету и, отхлебывая по чуточке, продолжал:
- Острый, мучительный голод вреден для бедного тела  человеческого, но есть нечто более опасное: щедрые солдаты дают убогому страннику кто  - кусочек ветчинки, кто - бутылку пива, но  странник  испытывает  тревогу - ведь он должен быть всегда трезв, а между тем если у него в животе пустовато, так он мигом нарежется.
Тут Уленшпигель поймал на лету гусиную лапку.
- Да это просто чудо! - воскликнул он. - Я поймал в воздухе луговую рыбку! Ну, вот она уже исчезла, и даже с костями! Что жаднее сухого песка? Бесплодная женщина и голодное брюхо.
Вдруг Уленшпигель почувствовал, что кто-то кольнул его алебардой в зад. Он оглянулся и увидел знаменщика.
- С каких это  пор богомольцы стали презирать бараньи отбивные?  - спросил знаменщик, протягивая ему на  кончике алебарды баранью отбивную котлету.
Уленшпигель не отказался от нее и продолжал:
- Я не люблю, когда из меня делают отбивную, а вот бараньи отбивные я очень даже люблю. Из косточки  я  сделаю флейту и воспою тебе хвалу, сострадательный алебардир. И все же, - обгладывая косточку, продолжал  он, - что такое обед без сладкого, что такое отбивная котлетка, самая что ни на есть сочная, ежели  из-за  нее  не  будет выглядывать светлый лик какого-нибудь пирожка?
С последним словом он схватился за лицо, ибо в эту минуту из толпы девиц в него полетели сразу два пирожка, причем один из них угодил ему в глаз, а другой в щеку.»
Сравните с житием Семеновского, Преображенского, Измайловского, Егерского или еще какого полка царской армии, разве что за исключением Гусарского…

«Вдруг все горбуны дико закричали, ибо Уленшпигель что было мочи уперся в плиту, и горб его лопнул. Кровь проступила на куртке и потекла на пол. Уленшпигель выпрямился и, вытянув руки, воскликнул:
- Я исцелился!
А горбуны завопили:
- Святой Ремакль его благословил! К нему он милостив, к нам суров. - Сними с нас горбы, угодник божий! - Жертвую тебе теленка! -  А я – семь баранов! - А я - все, что настреляю за целый год! - А я - шесть окороков! - А я отдаю церкви мой домишко! - Сними с нас горбы, святой Ремакль! …
- Я буду за вас молиться, - сказал Уленшпигель.
- Помолись, богомолец! - все вдруг заговорили горбуны. - Помолись, выпрямленный! Мы над тобой насмехались. Прости нас -  мы не ведали, что творили. Христос прощал на кресте, прости и ты нас!
- Прощаю, - милостиво изрек Уленшпигель.
- Ну так возьми патар! - Прими от нас флорин! - Позвольте, ваша прямизна, вручить вам реал! - Позвольте предложить вам крузат! - Дайте я вам насыплю каролю!»
Ничего себе живут горбуны.

«В марте Уленшпигель подошел к Намюру. И здесь он встретился с Ламме - тот, пристрастившись к маасской рыбке, главным образом к форели, нанял лодку и с дозволения общины занялся рыбной ловлей. Рыбникам он уплатил за это пятьдесят флоринов. Пойманную рыбу он ел и продавал и благодаря этому прибавился в  весе  и
поправил свои дела. …
- Я тебя попотчую маасской рыбкой - это лучшее, что есть в дольнем мире. Здесь умеют делать такие соусы, что не только пальчики, а и все руки, по самые плечи, оближешь. … И вином маасским я тебя угощу - дивное средство от запора! Ты не ранен, сын мой? Поживи здесь со мной - сразу посвежеешь,  наберешься сил, расправишь  крылья, что твой орленок. И угорьков отведаешь. Ни малейшего запаха тины».
Ах, еще и рыба. Какое тонкое обоняние у простых людей.

«Катлина бедствовала, но соседи делились с ней  бобами, хлебом, мясом, кто чем мог. Община давала ей денег. Неле шила на богатых горожанок, ходила гладить белье и зарабатывала флорин в неделю».
Хорошо делились соседи. Когда ваш покорный слуга был безработным, друзья и соратники, заводские рабочие, приносили ему картошку с морковкой.

«Приблизившись к обширной подгородней усадьбе, Уленшпигель запел жаворонком, и тотчас же изнутри ему ответил боевой клич петуха. На пороге появился добродушного обличья фермер. Он им сказал:
- Раз вы, друзья, люди вольные, то да здравствует Гез! Пожалуйте!
- Кто это? - спросил Ламме.
- Томас Утенхово, доблестный реформат, - отвечал Уленшпигель. - Все его слуга и служанки стоят, как и он, за свободу совести.
- Стало быть, вы от принца? - обратился к ним Утенхове. - Ну так  ешьте и пейте!
И тут ветчинка на сковородке зашипела, и колбаска тоже, и бутылочка прибежала, и стаканчики - доверху, а Ламме давай пить, как сухой песок, и есть, так что за ушами трещало».
Очередные ляпы: «все его слуга». Надо: «его слуга и все служанки». За ушами – пищало, а не трещало. И запятая перед «что», а не перед «так». Не будем отвлекаться: ветчинка, колбаски, бутылочка прибежала.

«По окончании трапезы Томас Утенхове сказал:
- На этой неделе сто крестьян уйдут отсюда якобы винить плотины в Брюгге и его окрестностях. Будут они идти партиями, человек по пять, по шесть, разными дорогами. А из Брюгге переправятся морем в Эмден.
 - А деньги и оружие у них будут? - спросил Уленшпигель.
- У каждого по десять флоринов и по большому ножу».
Неведомо, в чем крестьяне собирались обвинять плотины, ведь неизвестно, где жертва ЕГЭ и тестовой системы сделает ошибку. Однако ж – у крестьян по 10 флоринов! Заработок Неле за 2,5 месяца.

«Был полдень. Плотинщики, мостовщики, судостроители, их жены, принесшие мужьям еду, дети, пришедшие посмотреть, как отцы их будут подкрепляться бобами и вареным  мясом…»
Вареное мясо и бобы – против картошки, капусты и бросового хлеба в российской деревне.

«И в Антверпене Уленшпигель сказал Ламме:
- Смотри, какой большой город! Сюда стекаются сокровища со всего света: золото, серебро,  пряности, золоченая кожа, гобелены, сукна, бархат, шерсть, шелк; бобы, горох, зерно,  мясо, сало, мука; вино лувенское, намюрское, люксембургское, льежское, брюссельское и  арсхотское, вино из Бюле, виноградники которого подходят к Намюрским воротам, рейнское, испанское и португальское, арсхотская изюмная наливка, которую там называют landolium,  бургонское; мальвазия и многие другие. Пристани завалены товарами».
Так Пушкин описывал жизнь дворян: «Янтарь на трубках Цареграда, / Фарфор и бронза на столе, / И чувств изнеженных отрада – / Духи в граненом хрустале… Пред ним roast-beef окровавленный, / И трюфли, роскошь юных лет, / Французской кухни лучший цвет, / И Страсбурга пирог нетленный / Меж сыром лимбургским живым / И ананасом золотым. / Еще бокалов жажда просит залить горячий жир котлет…» То есть: 1) не было хозяйственного кризиса, 2) Кто-то ведь в Антверпене всё это потреблял. Элита – слишком узкий социальный слой, чтобы потребить всё.

«Проходя мимо кузницы, Уленшпигель запел, подражая голосу вольной пташки - жаворонка. И тотчас из кузницы выглянула седая косматая голова, и чей-то слабый голос воспроизвел боевой клич петуха.
- Это smitte [кузнец (флам.)] Вастеле, - пояснил Уленшпигель, - днем он кует лопаты, заступы, сошники, кует, пока железо горячо, решетки для церковных клиросов, а по ночам частенько кует и вострит оружие для борцов за свободу совести. От такой игры он хорошей мины не нажил: бледен он - краше в гроб кладут, мрачен, как проклятый богом, и до того  худ – одна кожа да кости. Он еще и не ложился, всю ночь напролет работал. …
- Мне есть хочется - объявил Ламме. - У тебя в доме ничего нет?
- Могу предложить хлеба и сыра, - отвечал Вастеле.»
Сыр – против российской каши.

«- Я проедаю и пропиваю мои имения, поместья, фермы, хутора, разыскиваю мою жену и всюду следую за другом моим Уленшпигелем.»
Ничего себе гёз.

«Уленшпигель прошел в кухню, потом в комнату Клааса и Сооткин и дал волю слезам. Когда же он вышел оттуда, угольщик ему сказал:
- Вот хлеб, сир и пиво. Коли хочешь есть - ешь; коли хочешь пить - пей».
«Сир, я Вас съем!» Не будем отвлекаться на опечатки. Отметим лишь: в бедной семье лишь сыр, хлеб и пиво. Но можно сходить за вином.

«Нидерландцы - известные обжоры и пьяницы. Мы, испанцы, на вас не похожи: две фиги - вот и весь наш ужин».
Простите, кто кого оккупировал? Однако ж еще раз: обжоры…

«В этот день и потом еще несколько дней подряд на кораблях мяса было невпроед, а вина - хоть залейся.»
С одного единственного фермера.

Внимательный читатель, ты… не заметил в книге де Костера ничего странного? Напомню песню о красном командире Щорсе: «В голоде и холоде жизнь его прошла…» Или: «Мрет в наши дни с голодухи рабочий…»

ХРОНИКА РЕВОЛЮЦИИ

Чтобы понять, что же на самом деле происходило в Нидерландах, дополним текст де Костера справочным материалом.
«До XI века особенного различия между горожанином и поселянином не было, оба они находились под властью сеньора. С XI века начинается освобождение городских общин. Коммунальное движение, взрастившее буржуазию, было первым ударом, который был нанесен политической стороне феодализма. Сущность этого движения, послужившего сигналом и для деревень, заключалась в освобождении городов из-под феодального гнёта, появлении городских республик и возникновении в городах общественного класса — горожан, которые выступают, как третье сословие, наряду с духовными и светскими сеньорами. Хотя с VI по ; века жители городов уже и начинают группироваться, но в обществе они ещё не играли роли: политических прав у них не существовало, а социальное положение их было тяжёлым.
С конца ; века по XIII век всю Западную Европу охватила коммунальная революция — процесс освобождения городов от эксплуатации феодалов. Жители городов организуются в открытые или тайные общества, во главе которых стоят купцы. Города средиземноморского побережья были поставлены в особо благоприятные условия. Их торговля с Востоком никогда не прекращалась, население южных городских общин раньше других разбогатело и привыкло к самостоятельной практической деятельности. За итальянскими городами поднялись города Рейна. Позднее выступают южные французские города, когда итальянские уже достигли городской автономии, и далее — города северной и средней Франции, Германии и Англии. Наибольшей силы движение достигает в XII веке и первой половине XIII века.» (Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона)
Отражением этих процессов стала новая философия Иоанна Росцелина Компьенского, Омара Хайама, Аверроэса (Ибн-Рушда), Сигера Брабантского, Боэция Дакийского, поднявших на знамени материализм Аристотеля - против засилия религии, Давида Динанского, наконец, жителя свободного от феодалов Амстердама Бенедикта Спинозы. Все они стали провозвестниками прихода новой общественно-экономической формации.

Мощные удары по феодализму нанесли Жакерия в 1358 г. во Франции, в Чехии – Гуситские войны 1419-1434 гг., в Германии - восстания Башмака (первое – 1474 г., с требованием передать в общественную собственность леса, пастбища и воды), Крестьянская война (1524-1526 гг.), Мюнстерская коммуна 1534-1535 гг.
Однако первой страной, где произошла и победила буржуазная революция, стали Нидерланды. Революция продолжалась с 1572 г. по 1648 г. и, как всегда, сопровождалась внешней войной, в данном случае – национально-освободительной. Что этому предшествовало, как проходила борьба, чем она закончилась? Как соотносятся реальные события с легендой де Костера, а также с положением в других странах? Воспользуемся статьей «Нидерландская буржуазная революция» в сборнике «История средних веков» под ред. Н. Колесницкого. Разумеется, с поправкой на ветер. Тем более, что сам Колесницкий, чей текст опубликован Библиотеке Гумер, почерпнул знания в книгах Чистозвонова А. Н. и Пиренна А.: «Нидерландская буржуазная революция XVI в.», М., 1958; «Историография и проблемы марксистского исследования нидерландской буржуазной революции XVI в.», в сборнике: «Средние века», в. 31, М., 1968; «Нидерландская революция», пер. [с франц.], М., 1937.

Нидерланды были одной из самых передовых стран Европы, страной «с высокоразвитой промышленностью. Обширная торговля связывала её со всем миром. В нидерландских портах стояли корабли всех флагов, города были переполнены иностранными купцами и моряками. Антверпен, торговая столица Нидерландов, был международным портом. Нидерланды были страной цветущих городов, к половине XVI века их насчитывали до 300 больших и до 6000 меньших. Нидерландские сукна славились на всю Европу. Промышленность, ранее сосредоточенная в городах, распространялась на крестьянские провинции, что было связано с усилением их роли, ремесленники составляли значительную силу не только в городах, но и в деревне», пишет Е. Гальперина в предисловии к книге де Костера.

Хлебопашество занимало второстепенное место, уступая высокопродуктивному молочному животноводству. Уже в XVI в. в земледелии преобладало возделывание технических и садово-огородных культур. Половина населения провинции жила в городах – в то время, как в России к моменту буржуазной революции одни только крестьяне составляли 77,5%.
В первой половине XVI в. в стране - экономический подъем. Происходит разложение феодальных отношений в деревне и средневекового цехового ремесла в городах – у де Костера старшина рыботорговцев – выжига, старшина рыбников – мерзавец и доносчик, совет старшин распоряжается пыткой.
От внимания де Костера ускользнул процесс первоначального накопления, упадок цехового ремесла и корпоративно организованной торговли в старинных городах Фландрии, Брабанта Голландии и Зеландии (Гент, Ипр, Брюгге, Лувен, Дордрехт и др.). Несмотря на все свои привилегии, мастера цехов, закосневшие в средневековых, рутинных формах производства, частью разорились, частью потеряли связи с рынком, попали в зависимость спекулятивного капитала: скупщиков и купцов. Эти посредники снабжали ремесленников сырьем и скупали готовые изделия, которые они реализовывали с большой выгодой для себя.
Так как цехи и торговые гильдии в старых городах запрещали создавать капиталистические мануфактуры и стесняли прогрессивные формы торговли (через биржи, банки и пр.), последние появлялись в тех местах, где корпоративные ограничения были слабее или совсем отсутствовали, в частности, в деревнях. Возникали новые и быстро росли прежде менее значительные города (Хондсхот во Фландрии, Антверпен в Брабанте, Амстердам в Голландии и др.). Местами целые группы деревень работали на скупщиков. Главными занятиями населения целых групп деревень были судоходство, рыболовство, торфодобыча, чесание и прядение шерсти.
В Намюре и Льеже развивалась металлургия. Зарождалось крупное машинное производство. Появлялись крупные по тем временам заводы со своими железорудными шахтами, домнами, ковочными и рудодробильными механизмами. Постепенно на уровень всеобщего выходил товар нового типа – рабочая сила.

Многие тысячи ранее самостоятельных мелких ремесленников и крестьян в процессе первоначального накопления разорялись под тяжестью налогов, в результате «революции цен», притеснения скупщиков, дворян и вымогательств ростовщиков, а также подавляющей конкуренции мануфактур.
Толпы бродяг заполнили дороги и города страны, став с начала XVI в. объектом свирепых законов против бродяжничества. Часть этих деклассированных пауперов вербовалась в наемные солдаты или влачила существование люмпен-пролетариев, другая постепенно поглощалась мануфактурами, торговым флотом, фермерскими хозяйствами. В мануфактурах и домашних мастерских царила беспощадная эксплуатация. Рабочий день, в том числе для женщин и малолетних детей, длился 12—16 часов при нищенской оплате труда. Так складывался мануфактурный пролетариат.
Однако, как мы видели, в отличие от России - массового обнищания крестьянства, которое стало источником рабочей силы, в Голландии не было. Капитализм вырастал непосредственно в деревне, деревенская буржуазия складывалась из скупщиков и фермеров, без всяких наделений крестьян землей. Они и так ей владели, да она еще и передавалась по наследству.

И всё же на этой основе складывались капиталистические мануфактуры,  промежуточные формы производства. В деревне росло товарно-денежное обращение, шло первоначальное накопление, появлялись буржуазно-фермерские хозяйства. Осушались большие массивы земель, развивались посевы технических культур, огородничество и садоводство. Росла продукция маслоделия и сыроделия, находившая большой спрос за рубежом; улучшалась породистость и продуктивность скота.
Во Фландрии, частично в Брабанте внедрялась плодосеменная система севооборота, распространялись посевы технических культур, местами уже практиковали стойловый откорм скота. Личная зависимость крестьян здесь исчезла. Мы не видим у де Костера ни барщины, ни оброка, хотя феодальные поборы были обременительны. Решающее место в поземельных отношениях занимали различные формы аренды. Богатые арендаторы заводили фермерские хозяйства с использованием наемного труда. В то же время во Фландрии и Брабанте, как и в предреволюционной России, паразитическое феодальное дворянство и духовенство сохраняли большие земельные владения и занимали прочные политические позиции в деревне.
В приграничных с Францией валлонских провинциях Эно и Ар-туа еще господствовали устаревшие формы землепользования и поземельных отношений, то есть, уровень производства еще не дорос до смены производственных отношений. Власть феодального дворянства и духовенства в деревне была еще очень сильна.
В Голландии же духовенство и дворянство имели мало земли и пользовались меньшим, чем на юге, политическим влиянием. Личная зависимость крестьян давно исчезла, наряду с арендой существовало довольно значительное мелкокрестьянское наследственное землевладение. Богатые крестьяне постепенно превращались в фермеров.
Во Фрисландии сильно было монастырское землевладение. Зато местное дворянство находилось еще в стадии формирования, было слабо, а значительная часть крестьян состояла из наследственных собственников земли. Сохранили здесь свое значение и общинные распорядки. Во всех этих провинциях складывались районы торгового земледелия с преобладанием какой-либо монокультуры или двух-трех главных отраслей.

Южная группа провинций в экономическом и социальном отношении отличалась от северной. Продукция фландрских и брабантских мануфактур и цехов сбывалась через Антверпен преимущественно на рынках, зависимых от Испании. Из Испании же они получали важнейшее сырье — шерсть. Торговля Антверпена, ставшего общеевропейским центром коммерции и кредита, была преимущественно посреднической. Он почти не имел своего флота. Потребности Фландрии и Брабанта в хлебе покрывались за счет аграрных провинций Эно и Артуа, а также с помощью импорта.
Северная группа провинций экономически тяготела к главным портам Голландии и Зеландии — Амстердаму, Мидделбюрху и Флиссенгену, причем Амстердам все больше выдвигался на первый план благодаря покровительству, оказываемому приезжим и местным купцам, которые занимали господствующее положение в городе.
Голландия и Зеландия располагали крупным и хорошо оснащенным морским флотом, здесь были развиты судостроение и смежные с ним отрасли производства (парусины, канатов, такелажа), а также поставленный на широкую ногу морской промысел. Свои и транзитные товары местные купцы вывозили, в основном, в Прибалтику, Скандинавию и Русское государство (т.е, на рынки, независимые от Испании). Оттуда они везли хлеб, лес, пеньку, другие товары, необходимые для снабжения населения провинций и для их промыслов.

Таким образом, мануфактурное, ремесленное производство, развивавшееся фермерское хозяйство, торговля опирались на севере на более емкий внутренний рынок, более солидную и самостоятельную экономическую базу, чем на юге. В то же время позиции реакционного феодального дворянства и католической церкви в экономически развитых северных провинциях были значительно слабее, чем в южных.
Характерной чертой стал тот момент, что центр тяжести экономики Республики лежал не в сфере промышленности и земледелия.
Разумеется, нарождавшиеся новые классы были еще слабы, связаны со средневековьем, их политические чаяния — смутны и противоречивы, действия - непоследовательны. Уцелевшие от разорения цеховые мастера, гильдейские купцы и даже подмастерья пытались отстоять свое существование от разорявшего их капитализма путем возврата к средневековым порядкам. В возврате к старому видела свое спасение и значительная часть крестьянства, исповедовавшая католицизм и верившая в «доброго монарха». Это была тень Вандеи, похоронившей Великую французскую революцию.

Посмотрите: первые удары по феодалам наносят крестьяне – они же и губят собственное дело во Франции. Пиренн до того запутался, что назвал гёзов Вандеей.

Весь негатив капитализма, связанный с расслоением населения, умножился извне. Карл V в конце своего царствования усилил чиновничий аппарат, с 1521 г. стали издаваться жестокие распоряжения («плакаты») против еретиков-лютеран, кальвинистов (ветвь протестантизма), анабаптистов. Политика его сына Филиппа II, вступившего на престол в 1556 г., была еще более реакционной. Филипп II хотел установить в Нидерландах систему испанского абсолютизма. В этих целях правительство решило: постоянно держать в Нидерландах испанские войска; сосредоточить всю фактическую власть в руках Государственного совета (консульты), членами которого были верные слуги испанцев во главе с кардиналом Гранвеллой; создать 14 новых епископств, придать епископам инквизиционных полномочий по борьбе с ересями; установить безоговорочное исполнение законов против еретиков — «плакатов», которые при Карле V применялись с известной осторожностью.

В Испании к этому времени уже вполне определилась победа феодальной реакции над слабыми ростками капитализма. Господствующий класс феодалов строил своё благосостояние на ограблении подвластных стран, к числу которых принадлежали и Нидерланды. Планы Филиппа II подчинить феодально-католической реакции всю Европу являлись отражением тех целей, которые ставили перед собой реакционные испанские феодалы.
Объявление Испанией государственного банкротства в 1557 г. разорило многих нидерландских банкиров, предоставивших займы Габсбургам. В 1560 г. была резко увеличена пошлина на испанскую шерсть, в связи с чем ввоз ее в Нидерланды сократился на 40%. Нидерландским купцам закрыли доступ в испанские колонии, а враждебные отношения Испании с Англией парализовали англо-нидерландскую торговлю. Заглохли порты, закрылись многие мануфактуры, тысячи людей лишились работы.

Усилились волнения крестьянства и городской бедноты. Народ ненавидел испанцев и католических священников. Огромные толпы вооруженных людей собирались слушать еретиков и порой оказывали вооруженное сопротивление властям. В ряде мест народ силой воспрепятствовал казни еретиков.
Часть знати и рядового провинциального дворянства была также недовольна испанским засильем, лишавшим их политического влияния и выгодных должностей; они не желали быть простыми подданными иноземного (абсолютного) монарха, а хотели сохранить привилегированное положение вассалов. Реформу католической церкви они намеревались провести в лютеранском духе и поживиться за счет конфискованных церковных и монастырских земель. В состав дворянской оппозиции входила группа обедневших дворян, занимавших разные городские должности и пополнявших ряды нарождавшейся буржуазной интеллигенции. Эти дворяне были настроены более радикально и антииспански. Они перешли в кальвинизм, призывали к вооруженному восстанию, из их среды вышло немало идеологов и смелых военачальников революционного периода.

Руководителями оппозиционной знати были крупнейшие вельможи: принц Вильгельм Оранский-Нассау, графы Эгмонт и Филипп де Монморанси, адмирал Горн. Они критиковали в Госсовете деятельность правительства, требовали восстановления вольностей, отмены «плакатов», вывода испанских войск, отставки временщика Антуана Перрено де Гранвеллы (Гранвеля), доверенного лица Филиппа, которого он поставил во главе Госсовета. Они вышли из Госсовета до тех пор, пока в нем Гранвелла. Им удалось добиться исполнения двух последних требований, чем они снискали себе некоторую популярность среди буржуазии и народа. Однако главные требования остались невыполненными, а произвол испанских властей все возрастал. Участились массовые выступления.
Тогда на сцену выступило рядовое дворянство, создавшее союз «Соглашение» («Компромисс»); 5 апреля 1566 г. союз дворян предъявил наместнице Маргарите Пармской петицию с изложением своих претензий.
Первыми, подписавшими Компромисс и инициаторами его были Людовик Нассауский, Николай де Гамм, Бредероде и др., автором документа считается Сент-Альдегонд. Тайно пущенный по рукам, Компромисс скоро был покрыт массой подписей — и дворян, и горожан, и католиков, и кальвинистов. Конфедераты клялись, что не посягают ни на католицизм, ни на власть Испании, цель их — «утверждение королевской власти и уничтожение всяких смут, мятежей, партий и заговоров».
Дворяне писали, что неисполнение этих требований вызовет всеобщее восстание, от которого больше всего пострадают они сами. Очевидно, главной причиной выступления дворян была их боязнь восстания низов. Бедная одежда провинциальных дворян, вручавших петицию, дала повод одному из придворных презрительно назвать их гёзами, т.е. нищими. Кличка эта была подхвачена оппозиционерами и позднее стала нарицательной для всех борцов против испанского режима.
Верхи уже не могли управлять по-старому. А низы?

Поскольку наместница медлила с ответом, союз дворян начал переговоры с кальвинистскими общинами о совместных действиях. Но массы уже сами начали борьбу. 10 августа 1566 г. в р-не промышленных городов Хондсхота, Армантьера и Касселя началось мощное восстание, получившее название иконоборческого. За несколько дней оно распространилось на 12 из 17 провинций страны и обрушилось против католической церкви, главной опоры испанцев. 5500 церквей и монастырей подверглись опустошительным погромам. Восставшие уничтожали иконы, статуи святых, причастия в дарохранильницах, забирали у церквей и сдавали в городские советы на местные нужды драгоценную церковную утварь. В ряде мест повстанцы уничтожили церковные и монастырские поземельные грамоты, закладные и долговые расписки, разгоняли монахов, избивали священников.
Главную движущую силу восстания составляли работники мануфактур, портовый люд, ремесленники, батраки и крестьяне. В ряде мест действиями восставших руководили кальвинистские проповедники, революционно настроенные буржуа и радикальные члены союза дворян, принявшие кальвинизм. Наибольшей силы восстание достигло во Фландрии, Брабанте, Голландии, Зеландии, Утрехте. Власти были парализованы, наместница была вынуждена 25 августа объявить, что инквизиция будет уничтожена, «плакаты» смягчены, члены союза дворян получат амнистию, а кальвинисты — ограниченную свободу своего вероисповедания.
Размах движения напугал не только испанские власти и духовенство, но и дворян, и буржуазию. Союз дворян объявил о своем роспуске, а буржуазные заправилы кальвинистских общин отрекались от участия в восстании. Буржуазия колебалась, еще надеясь на возможность мирного соглашения с испанцами. Лишенное организации и руководства к весне 1567 г. восстание было подавлено.
Разгромив восстание, правительство отменило уступки, а 22 августа 1567 г. в Нидерланды было введено 10-тысячное испанское войско под командованием герцога Альбы (Фернандо Альвареса де Толедо). Тысячи людей были отправлены на плаху, костер или виселицу, а имущество их конфисковано. В течение только трёх месяцев Альба послал на эшафот до 1800 человек. 5 июня 1568 г. были казнены лидеры аристократической оппозиции граф Эгмонт и адмирал Горн. В городах спешно строились цитадели, в которых размещались испанские войска. Многие бежали за границу.
Оранские принцы Вильгельм и Людвиг были приглашены на суд (что означало неминуемую казнь), но не явились, а бежали. Весной 1568 г. они начали из Германии войну. Людвиг вначале, в мае 1568-го, одержал победу - в битве при Гейлигерлее. В отместку Альба в июне казнил Эгмонта, Горна и других вельмож, за этим последовали две победы Альбы. В октябре 1568 г. Альба вытеснил войска Оранских из страны.

Леса Фландрии и Эно стали убежищем для сотен партизан из числа бедных ремесленников, рабочих мануфактур, крестьян. Во главе их были отдельные буржуа и радикально настроенные дворяне. Эти отряды назвали «лесными гёзами». Во время внезапных налетов «лесные гёзы» истребляли небольшие испанские отряды, захватывали и казнили судейских чиновников, шпионов-священников и других пособников испанцев. В Голландии и Зеландии матросы, рыбаки и другой бедный люд вели успешную войну против испанцев на море. Они захватывали испанские корабли, а порой и целые флотилии, совершали налеты на прибрежные гарнизоны и небольшие городки. Узнав об успехе их действий, принц Оранский послал «морским гёзам» инструкторов - военачальников из числа дворянских эмигрантов-кальвинистов, из рядов которых вышли революционеры.

Ближайшие соратники принца Вильгельма Оранского поддерживали внутри страны конспиративные связи со своими сторонниками - дворянами, богатыми горожанами. Они еще верили в возможность с помощью лютеранских князей Германии и французских дворян-гугенотов навербовать наемников, нанести извне удар герцогу Альбе и добиться включения Нидерландов на правах самостоятельного курфюршества в состав империи. При этом должны были сохраниться средневековые вольности и привилегии, выгодные консервативному бюргерству и дворянству. Церковь они намеревались реформировать в лютеранском духе, передав ее земли дворянам. И сам принц, и его приверженцы все еще надеялись договориться на подобной основе с Филиппом II. Используя дворянских эмигрантов, с помощью немецких протестантских князей и французских гугенотов принц Оранский в 1568-1572 гг. несколько раз организовывал вторжения в Нидерланды. Но избегал совместных действий с «лесными гёзами», а надежды возлагал на помощь извне и на продажных иноземных наемников. Успеха подобные действия не имели.

Герцог Альба весной 1572 г. ввел постоянный испанский налог-алькабалу. Цены сразу возросли. Закрывались мануфактуры, мастерские, лавки. Некоторые города и провинции севера препятствовали введению алькабалы. Альба разместил в этих городах испанские войска, ослабив тем самым оборону побережья. В конце концов ему пришлось заменить алькабалу взиманием единовременного налога. «Морские гёзы», изгнанные накануне из портов Англии, где они до того времени укрывались, 1 апреля 1572 г. под предводительством графа де ла Марк неожиданно  захватили незащищенный портовый город Брилле. Восставшие получили плацдарм. Но самое важное - это был знак для граждан нижней Голландии и других провинций восстать ещё раз. 5 апреля вспыхнуло восстание в крупном зеландском городе Флиссингене и распространилось на севере. Повсюду гёзы с помощью городского плебса и вооружившихся крестьян добивались успеха, и к лету 1572 г. провинции Голландия и Зеландия почти полностью были освобождены от испанцев. В Фрисландии крупные отряды крестьян вели кровопролитные бои. Временно подавленное революционное движение возродилось с новой силой.
Его организаторами были революционные слои национальной буржуазии и некоторые кальвинистские дворяне, связавшие свои интересы с успехом революции и войны за независимость. Они группировались вокруг кальвинистских консисторий, возглавляли отряды «морских гёзов», а также заново переформированных стрелковых гильдий в городах.
Революционной партии противостояли католическое духовенство, реакционное феодальное дворянство и часть патрициата, составлявшие лагерь контрреволюции. Эти силы явно или тайно боролись на стороне испанцев.
Богатое голландское купечество, некоторые слои бюргерства и дворян, связанные с принцем Оранским, занимали промежуточную позицию. Одна их часть составляла зародыш оранжистской партии (сторонников Оранского), другая (особенно богатые купцы, хотя они и относились к принцу с подозрением) считала его, тем не менее, единственным, способным организовать отпор испанцам и одновременно «обуздать» революционный порыв народных масс, готовых идти гораздо дальше. Эти силы сумели провести на собравшихся в июле 1572 г. Генеральных штатах северных провинций нужные им половинчатые решения. Главой восставших провинций был провозглашен принц Оранский. Война объявлялась лишь «узурпатору» Альбе, тогда как власть Филиппа II формально сохранялась. Для финансирования военных действий была конфискована и продана часть церковных имуществ, введены новые косвенные налоги и принудительное налогообложение состоятельных лиц.
Тем временем низы и революционная буржуазия, опираясь на консистории и стрелковые гильдии, оказывали через них влияние на провинциальные штаты и магистраты городов, явочным порядком осуществляли революционные мероприятия.

Принц Оранский, прибывший на север лишь после того, как провалился его последний поход в южные провинции, сразу же стал проводить политику интриг и компромиссов. Он привлек на свою сторону дворянство отсталых аграрных провинций. Овер-эйссела и Хелдера; прикидываясь кальвинистом, принц заигрывал с консисториями, враждовавшими с крупным голландским купечеством. Среди народных масс он снискал популярность, представляясь патриотом. Однако его главной целью было укрепить свою личную власть, создать из представителей разных социальных слоев компактную и политически активную группу своих приверженцев. Войну с испанским режимом он предпочитал по-прежнему вести при содействии королей Франции и Англии. Продвигал преданных ему людей в командный состав армии и стрелковые гильдии и, где мог, препятствовал самостоятельным выступлениям народных масс. Правящая купеческая олигархия знала о замыслах Вильгельма Оранского, но не боялась их. Она прочно окопалась в городских советах и провинциальных штатах, контролировала финансы и держала в руках своего ставленника, понимая, что его демагогические маневры в конечном счете укрепляют созданный ею самой политический режим. Так сложились оранжистская партия и оранжизм как политическое течение.

После первых побед военное положение «отложившихся» северных провинций осложнилось. Размах восстания заставил герцога Альбу бросить против них все силы; он захватил ряд голландских городов, осадил другие, его войска глубоко вклинились между Голландией и Зеландией. В 1573 г. после многомесячной осады капитулировал крупный голландский город Гарлем и вслед за тем был осажден Лейден. Но героизм защитников Лейдена заставил испанцев отступить, хотя они и были опытными солдатами. Еще до этого в Мадриде поняли, что политика Альбы в Нидерландах оказалась авантюрой, он был отозван в Испанию. Преемник Рекезенс оказался в тяжелом положении. Денег не было, испанские войска разложились. Внезапная смерть Рекезенса и бунт испанских наемников смешали все карты Филиппа II в Нидерландах.

В 1975 г. Испания объявила о новом банкротстве. Испанским наёмникам задержали зарплату. 4 ноября 1576 г. наемники начали мятеж («Испанская ярость». Весной 1576 г они покинули север и обрушились на беззащитные южные села и города. Испанские солдаты разграбили Антверпен и уничтожили около 8 тыс. жителей.
Ответом было восстание на юге. 4 сентября 1576 г. отряд брюссельской городской милиции под командованием офицеров-оранжистов при сочувствии и поддержке городского плебса арестовал членов Госсовета. Однако восставшие во всех провинциях уже поняли, что нужно самим решать свою судьбу. Повсюду народ брался за оружие, изгонял испанских чиновников и их пособников, свергал реакционные советы в городах, избивал монахов и священников, осаждал испанские цитадели. Восстанавливались прежние вольности и привилегии, отмененные Альбой. Но!

В Генеральных и провинциальных штатах, Госсовете, городских советах прежних чиновников заменяли на новых, при этом политическая власть по-прежнему оставалась в руках дворян, патрициата, консервативного купечества и бюргерства.
В октябре 1576 г. в Генте собрались Генеральные штаты всей страны. Содержание выработанного ими соглашения не соответствовало настроениям масс. Декларировались верность Филиппу II и католической религии, сохранение единства страны, восстановление ее вольностей и привилегий, отмена законов герцога Альбы, вывод испанских войск из Нидерландов. Ни слова о конфискации церковных земель. Вопросы ликвидации феодального управления и земельной реформы, имевшие первостепенное значение для городских низов и крестьянства, даже не обсуждались. Кальвинисты не получили свободы вероисповедания.
«Гентское умиротворение» было попыткой сговора дворянства с консервативным бюргерством и купечеством, рассчитанной на последующее соглашение с Филиппом II ценою мелких уступок с его стороны. В результате переговоров с новым испанским наместником дон Хуаном Австрийским последовало подписание Генеральными штатами в 1577 г. «вечного эдикта». Однако наместник вероломно нарушил только что заключенный договор и попытался силой восстановить прежние испанские порядки. Сорвались планы Генеральных штатов, а вместе с ними рассеялся и мираж «национального «единства» в рамках «Гентского умиротворения».

Разгром дон Хуаном армии Генеральных штатов в битве при Жамблу 31 января 1578 г. показал нежелание и неспособность дворянского командования вести войну против испанцев. Инициатива перешла к революционным слоям буржуазии, опиравшимся на широкое движение масс, которые громили церкви и монастыри, вводили кальвинизм, создавали отряды самообороны, арестовывали дворян-заговорщиков, жгли их усадьбы.
Наряду с изменением состава городских советов в городах Фландрии и Брабанта создавались новые органы революционной власти — «комитеты восемнадцати», в которые избирались ремесленники, представители буржуазии и буржуазной интеллигенции. Сначала «восемнадцать» ведали только обороной городов, но постепенно вместе с консисториями стали вмешиваться во все сферы городского управления: следили за общественным порядком, снабжением продовольствием, оружием, конфисковывали земли и имущество церкви и изменников. «Комитет восемнадцати» Брюсселя оказывал влияние на Генеральные штаты и Государственный совет. Осенью 1577 г. он потребовал всеобщего вооружения народа, революционного ведения войны против дон Хуана и чистки госаппарата от испанских агентов и контрреволюционеров.
Наиболее ожесточенная борьба шла в столице Фландрии — Генте. Здесь осенью 1577 г. восставший городской плебс арестовал группу дворян-заговорщиков, а два испанских пособника, погубившие многих людей, были казнены. «Комитет восемнадцати» и консистории стали фактическими хозяевами в городе.
Официальной религией был провозглашен кальвинизм. Церковные имущества конфисковывались и продавались по низким ценам с аукциона. Выручка шла на нужды обороны и благотворительные цели. Гентцы прекратили выплату налогов Генеральным штатам, мотивируя это тем, что последние плохо ведут войну с испанцами и потворствуют клирикам и дворянам. Жители города помогали крестьянам окрестных деревень создавать отряды самообороны, посылали им командиров, пушки и другое оружие.
В целом движение в Генте не шло дальше элементарных буржуазных преобразований, хотя осуществлялись они подчас плебейскими методами при участии простого народа. Такая же борьба происходила и в городах Брюгге, Ипре, Антверпене, Ауденаарде, Аррасе, Валансьене.
В 1578—79 во Фландрии, Брабанте, Гронингене, Дренте, Фрисландии стало развёртываться мощное крестьянское движение. Восстававшие крестьяне, которых нещадно грабили и «свои» и испанские солдаты, прекращали выплату налогов Генеральным штатам, несение феодальных повинностей своим господам, принимавшим сторону испанцев, захватывали земли дворян и католической церкви, громили замки, истребляли мародёров.

Но на юге феодальное реакционное дворянство, католическое духовенство и консервативное бюргерство занимали гораздо более прочное положение и теснее были связаны с Испанией. С другой стороны, городской плебс и крестьяне испытывали здесь еще более сильный гнет. Поэтому социально-политическая борьба на юге отличалась особой остротой и сложностью.
Этим искусно воспользовались местные оранжисты, развернувшие агитацию за приглашение принца Оранского в Брюссель, фактическую столицу 17-ти провинций. Консерваторов и реакционеров они пугали угрозой народоправства, а среди народных масс сеяли слухи о заговорах и коварстве дворян и городских богачей.
Эта агитация имела успех. Генеральные штаты пригласили Вильгельма Оранского в Брюссель.
Он прибыл в Брюссель из Голландии в сентябре 1577 г. и взял в свои руки руководство политической жизнью страны. Добился провозглашения себя рувардом (правителем) Брабанта, ввел своих приверженцев в Госсовет и Генеральные штаты. Он не стеснялся самых лестных обещаний всем группировкам. Но сразу же обнаружилась несостоятельность оранжистской политики.

Крестьяне требовали земли и ликвидации феодальной кабалы, горожане, в т.ч. плебс – ликвидации власти феодалов, консистории — введения кальвинизма и участия в решении государственных дел, буржуазия – разрешения расширенного воспроизводства, а цехи — расширения привилегий. Все вместе настаивали на решительной войне против испанцев. Дворяне же требовали подавления самостоятельных выступлений народных масс, достижения компромисса с Филиппом II и сохранения католической религии.
В этих условиях принц и его приверженцы избрали тактику изощренной игры на противоречиях и политику компромиссов. Партия оранжистов, олицетворявшая собою политический союз крупной, по преимуществу торговой буржуазии с феодальным дворянством, и пыталась проводить такую линию. Она осуществляла лишь мелкие, второстепенные реформы, всеми мерами сдерживала массовые движения, не останавливаясь даже перед применением военных репрессий.
Аналогичная картина будет наблюдаться и во время буржуазной революции в Англии.

Войну с испанцами принц предпочитал вести не руками вооруженного народа, а с помощью иноземных наемников и титулованных авантюристов вроде Франциска Анжуйского, Франсуа Анжу (брата короля Франции Генриха III) и немецкого протестанского князя пфальцграфа Иоанна Казимира, которые вступили в Нидерланды со своими войсками в 1578 г.
Иноземные наемники не столько воевали, сколько грабили страну, чинили жестокие насилия над сельским населением, а титулованные авантюристы вступали в переговоры с испанцами и сдавали им города и крепости. Возмущенные этим народные массы шире развертывали борьбу против католической церкви, реакционеров всех мастей и солдат-мародеров, а дворяне, патрициат и городские богатей требовали от принца обуздать «обнаглевшую чернь», угрожая переходом на сторону испанцев.

Осенью 1578 г. реакционное католическое дворянство провинции Геннегау подняло контрреволюционный мятеж, к нему присоединились дворяне аграрных валлонских провинций Эно, Артуа и Орши,  поднявших мятеж в войсках Генеральных штатов. Мятежники навербовали наемников, разгромили повстанцев в городах Валансьене и Аррасе, а затем начали военные операции против революционных фландрских городов. Но гентские войска совместно с крестьянскими отрядами самообороны нанесли мятежным дворянам ряд ударов и сковали их действия.
Тогда дворянские мятежники Эно и Артуа 6 января 1579 г. заключили в Аррасе союз (Аррасскую унию), целью которого являлось сохранение католицизма, подавление революции и соглашение с Филиппом II. Вскоре они подписали договор с новым испанским наместником Александром Фарнезе, в котором последний обещал соблюдать «Гентское умиротворение» и «Вечный эдикт». Испанцы снова завладели большой территорией и стали готовиться к решительному наступлению.

23 января 1579 г. в ответ на этот предательский акт дворян-мятежников революционные северные провинции (Голландия, Зеландия, Утрехт, Гронинген и Гельдерн) под эгидой Вильгельма Оранского заключили собственное соглашение — Утрехтскую унию, к которой присоединились все крупные города Фландрии и Брабанта. Города Южных Нидерландов (Антверпен, Брюгге, Брюссель, Гент) присоединились к Утрехтской унии. По этому соглашению Генеральным штатам предоставлялось право единогласным решением устанавливать налоги, заключать международные договоры, принимать важные законы. В случае разногласий спорные вопросы рассматривались арбитражным путем. Менее важные дела решались простым большинством голосов. Все провинции обязывались совместно бороться против врага до победы и не заключать сепаратных внешних союзов. В провинциях допускалась свобода вероисповедания. Голландия и Зеландия выговорили особые условия и фактически признавали лишь кальвинизм.

Между тем Вильгельм Оранский продолжал вести прежнюю политику. В августе 1579 г. он подавил повстанцев в Генте, а затем и в других городах Фландрии. Войска Генеральных штатов, терпевшие постоянные поражения от испанцев, свирепо расправились с крестьянским движением во Фландрии и в некоторых северных провинциях. Таким путем принц рассчитывал снискать расположение дворянства и добиться уступок и соглашения с Испанией. Но дворяне все больше склонялись к соглашению с испанцами, а Филипп II летом 1580 г. официально объявил Вильгельма Оранского государственным преступником, находящимся вне закона, и назначил большую награду тому, кто его убьет. Надежды на примирение с Испанией окончательно рухнули, и в 1581 г. Генеральные штаты объявили Филиппа II низложенным - был опубликован Акт о клятвенном отречении, который провозгласил, что король Испании не исполнял своих обязанностей в Нидерландах и поэтому больше не считается там законным королём.
Оранский снова обратился за помощью к Франции. В 1582 г. герцог Франциск Анжуйский вторично вступил в Нидерланды. Оранжисты возлагали на него все свои надежды, но герцог терпел военные поражения, войска его чинили насилия и мародерствовали, а сам он потворствовал католическим священникам и прочим реакционерам. В конце концов, герцог поднял мятеж с целью захвата южных провинций и присоединения их к Франции. Мятеж был подавлен, но положение Фландрии и Брабанта стало катастрофическим. Оценивая роль принца Оранского в этой авантюре, Маркс писал: «Эта его мудрость снова бросила Восточную и западную Фландрию в пасть католикам и аристократам-вельможам. Их можно было сдерживать только «демагогией» (!) их городов».

В 1583 г. герцог Анжуйский покинул Нидерланды. Испания же после Акта об отречении отправила на подавление восставших новую армию, которую возглавил Алессандро Фарнезе, герцог Пармский. Фарнезе завоевал основную часть Фландрии и Брабант, а также значительную часть северо-восточных провинций. Повсюду был восстановлен католицизм, протестантов пытали и казнили. Крупнейший  город Нидерландов Антверпен пал в 1585 г., более половины его населения бежало на север. Численность населения города упала со 100 тысяч жителей в 1560 г. до 42 тысяч в 1590 г. С падением Антверпена в 1585 г. все южные провинции снова оказались в руках испанцев, развернувших затем наступление на север.

Ряд причин предопределил подобный исход событий в южных провинциях. Репрессии со стороны дворянских мятежников и оранжистов, грабежи и насилия наемников деморализовали народные массы, а происки иноземных авантюристов скомпрометировали в их глазах саму идею освободительной войны. И без того недостаточно прочная социальная база революционного движения на юге страны была окончательно размыта. К этому добавилось полное расстройство экономики. Мануфактуры Фландрии и Брабанта вследствие войны с Испанией потеряли источники сырья и рынки сбыта. Промышленные города юга особенно сильно пострадали от военных действий. Владельцы мануфактур вместе со своими капиталами и квалифицированными работниками хлынули в северные провинции, где положение было более благоприятным. На юге же укреплялись реакционные и консервативные прослойки бюргерства и купечества в городах, а в деревне восстановили свое господствующее положение дворяне, связанные своими интересами с католицизмом и Испанией.

На севере Утрехтская уния заложила основы республики. Военными действиями и текущими делами ведал Государственный совет, места в котором распределялись в соответствии с суммой вносимого провинциями налога. Голландия и Зеландия располагали в совете устойчивым большинством и решали дела по своему произволу. Высшая исполнительная власть и верховное командование войсками осуществлялись правителями — статхаудерами, избиравшимися из числа принцев Оранской династии. После низложения Филиппа II республиканский строй еще более укрепился, но купеческая олигархия одновременно добилась запрета консисториям и стрелковым гильдиям вмешиваться в решение политических дел.
В 1584 г. Вильгельм Оранский был убит испанским агентом. И при его жизни, и после его убийства Генеральные штаты продолжали поиски иноземного принца, который согласился бы стать верховным правителем страны. Генрих III и Елизавета I отвергли эти предложения, но из Англии был прислан граф Лейстер, избранный затем Генеральными штатами губернатором. Однако эта комбинация чуть не кончилась новой катастрофой. Лейстер плохо вел войну с испанцами, заигрывал с консисториями и народными массами, а затем поднял мятеж, намереваясь захватить власть. Мятеж провалился, и иностранный авантюрист был в 1587 г. изгнан. Только после этого в стране окончательно утвердился республиканский порядок.

Мориц Нассауский, сын Вильгельма Оранского, избранный в 1585 г. статхаудером, был талантливым полководцем. Используя патриотизм народных масс, лавируя между правящей купеческой олигархией и консисториями, Мориц успешно вел военные операции и укрепил свою власть и авторитет в стране. Военные силы северных провинций, возглавленные им с 1589, нанесли испанским войскам тяжёлые поражения и отвоевали у них ряд территорий.
Испания почти непрерывно воевала с Францией, с Османской империей в Средиземном море, она должна была контролировать свои колонии в Америке. Сложилась удивительно повторяемая ситуация, когда противоречия между странами не позволили им подавить революцию в Нидерландах.
Более того!
Вильгельм Оранский просил Константинополь поддержать его. Османская империя оказала военную помощь. На некоторое время, время веры в Оранского, гёзы приняли лозунг:  «Лучше турки, чем Папа», Они даже имели красное знамя с полумесяцем, напоминающее турецкое знамя. Турки помогали Оранским так же, как Франция и Англия - в противостоянии Габсбургам.
Главной же силой стала не иностранная помощь, а гёзы. Мориц, начав с важного укрепления Берген-оп-Зом, завоевал Бреду (1590), Зютфен, Девентер, Делфзейл, Неймеген (1591), Стеенвик, Коворден (1592), Гертруденберг (1593), Гронинген (1594), Грунло, Энсхеде, Оотмарсум, Олдензал (1597), Граве (1602).
В 1600 г. началась кампания за освобождение Южных Нидерландов. Армия Генеральных Штатов нанесла поражение испанским войскам в открытом бою. Мориц остановил марш на Дюнкерк и вернулся в северные провинции. Это было окончательное разделение Нидерландов.

Обнаружившийся к 1609 г. военный перевес Республики Соединенных провинций над Испанией побудил последнюю начать мирные переговоры, которые завершились в 1609 г. подписанием перемирия сроком на 12 лет. По условиям перемирия Республика Соединенных провинций была признана Испанией как независимое государство. Голландские купцы получили право торговать с Ост-Индией, а устье реки Шельды было закрыто для торговли. Это условие избавляло голландских купцов от торговой конкуренции Антверпена и обрекало последний на экономическое прозябание.

Перемирие 1609 г. знаменовало победоносное завершение революции на севере страны и возникновение там первой в истории Европы и всего мира буржуазной республики.
Победа революции открыла путь для развития производительных сил. Несмотря на тяготы и разрушения военного времени, экономика Республики шла по пути быстрого подъема, к Золотому веку. В Лейдене, Амстердаме, Роттердаме, Утрехте, Хаарлеме и других городах развивались капиталистические мануфактуры по производству тканей, канатов, морских снастей. В Амстердаме, Заандаме, Энкхёй-зене на верфях строилось по заказам большое количество кораблей разных типов. Огромную роль продолжало играть рыболовство, в котором было занято свыше 1500 судов различного тоннажа.

Разумеется, капитализм, едва появившись на свет, показал миру, какова цель нового способа производства. Не довольствуясь традиционными рынками, голландские купцы устремились в португальские колонии, захватили богатейшие земли Индонезии и в 1602 г. создали Голландскую Ост-Индскую компанию. Обосновавшись в Индонезии, голландский торговый капитал начал широкий колониальный грабеж: массовое истребление туземного населения, хищническое уничтожение огромных ценностей, принуждение и насилие — для извлечения прибыли. Директорат компании состоял из богатейших амстердамских купцов, занимавших одновременно крупные посты в правительстве. Это обеспечивало компании безнаказанность чинимых ею преступлений и выплату высоких дивидендов пайщикам — на протяжении XVII в. в среднем 18% годовых. Для обслуживания нужд торговли в Амстердаме, ставшем теперь вместо Антверпена международным центром торговли и кредита, были созданы банк и страховые компании. Плодами расцвета воспользовалась лишь кучка богатых купцов. Они нажили колоссальные прибыли, захватили в свои руки государственный аппарат Республики, превратив его в контору по управлению своими торговыми делами.
То же самое будет творить капиталистическая Англия и у себя дома, и в Индии.
«История голландского колониального хозяйства, - пишет Маркс, - ... развертывает бесподобную картину предательств, подкупов, убийств и подлостей... Опустошение и обезлюдение следовало за ними везде, куда только ни ступала их нога. Банъюванги, провинция Явы, насчитывала в 1750 г . 80 тыс. жителей, в 1811 г . всего 8 тыс.» Вот это коммерция! – восклицает Маркс («Генезис промышленного капиталиста», Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., Т. 23, С. 761).
«В 1769 - 1770 гг. англичане (в Индии, Б. И.) искусственно устроили голод, закупив весь рис и отказываясь продавать его иначе, как по баснословно высоким ценам» (Там же, «[О книге] Ф. Гизо: “Почему удалась английская революция?”», Т. 8, С. 278).
Вернер Зомбарт констатирует: «… богатство Португалии, Испании, Голландии, Франции и Англии немыслимо было без предварительного уничтожения рабской культуры, ограбления Африки, обеднения и запустения Южной Азии я ее островов, плодородной Ост-Индии и цветущих государств Средней Америки».

В итоге революции пусть и небольшие дворянские земли, за исключением владений изменников, конфискованы не были. Лишь частичной конфискации подверглись церковные и монастырские земли. Сначала они стали собственностью Республики. Но затем часть была распродана, в основном, богачам по низким ценам, частично же они были просто расхищены богачами. Налоги на землю и на доходы от сельского хозяйства сильно возросли. Не полностью были ликвидированы и феодальные пережитки. В итоге «...народные массы Голландии, — писал Маркс, — уже в 1648 г. больше страдали от чрезмерного труда, были беднее и терпели гнет более жестокий, чем народные массы всей остальной Европы» (Маркс К. Капитал, т. 1.- Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 763)
На протяжении всего XVII в. в торгово-промышленных городах происходили волнения и стачки ремесленников и рабочих мануфактур, жестоко подавлявшиеся властями.
Военные действия против Испании, возобновившиеся с 1621 г., по истечении срока перемирия, шли с переменным успехом, но с преимуществом Соединенных провинций, и постепенно стали составной частью общеевропейской Тридцатилетней войны. Вестфальский мир 1648 г. подтвердил в основном условия перемирия 1609 г. Соединенные провинции получили еще ряд территорий и международное признание независимости.

Революция происходила на первой стадии мануфактурного периода развития капитализма, когда «торговая гегемония обеспечивает промышленное преобладание», а нарождавшиеся классы капиталистического общества, буржуазия и пролетариат, еще незрелы. В стране, подчиненной Испании, она приобрела форму войны за независимость и проходила под знаменем кальвинизма. Южные провинции, Бельгия и Люксембург, остались под властью Габсбургов. Революция победила лишь на севере страны. Но и здесь власть была захвачена не революционной буржуазией, а консервативной купеческой олигархией, которая поддерживала союз с оранжистами и дворянством. Олицетворением этого союза был оранжизм. Реформы были половинчаты, повсеместно сохранялись пережитки феодализма. Аналогичная картина будет в Англии – компромисс привел к «Славной революции». Всё «по правилам»!

К концу войны в 1648 г. большая территория Южных Нидерландов была захвачена Францией, которая под эгидой кардинала Ришелье и Людовика XIII заключила с Нидерландской республикой союз в борьбе против Испании в 1630-х годах.

СТАРЫЕ ДОГМЫ

Шарль де Костер написал легенду об Уленшпигеле в 1867 году, уже после очередной буржуазной революции 1848 года во Франции и установления Второй республики. Революционный публицист и писатель, противник папства, в образе Тиля непостижимым образом обошел вниманием творения эпикурейца Рабле, Джордано Бруно, бывшего во Фландрии Ванини, номиналиста Оккама, Томаса Мора, Кампанеллы, Лабриолы, анархиста Штирнера, не говоря уже о Гассенди, Локке, Гоббсе, Гельвеции, Дидро, Гольбахе, Руссо, Мандевиле, Прудоне, Гегеле, Сен-Симоне, Фурье, Оуэне, Фейербахе, поборнике вульгарного коммунизма Мозесе Гессе и пр., наконец, о Марксе и Энгельсе.
Тем ценнее его книга, его взгляд - со стороны, что ли - на первую буржуазную революцию.

Первый момент

Не забудем, что Муравьев-вешатель обложил налогом в 10% доходов шляхетские имения и собственность католической церкви. Помимо этого, дворянство должно было оплачивать содержание сельской стражи.
Наделы для крестьян были увеличены. Крестьяне Гродненской губернии получили на 12% земли больше, чем было определено в уставных грамотах, в Виленской - на 16%, Ковенской – на 19%. Выкупные платежи были понижены: в Гродненской губернии - 2 р.15 коп. до 67 коп за десятину, в Виленской - 2р.11 коп до 74 коп., в Ковенской - 2 р. 25 коп до 1 р. 49 коп .  В целом в результате реформ М. Н. Муравьева в Белоруссии наделы крестьян были увеличены на 24%, а подати были уменьшены на 64,5%. Муравьев также ассигновал 5 млн  рублей на приобретение крестьянами секвестированных панских земель.
С весны 1863 по октябрь 1867 гг. в качестве новых землевладельцев в Северо-западном крае было водворено 10 тыс. семей отставных нижних чинов, землю получили около 20 тыс. семей бывших арендаторов и бобылей, и только 37 семей дворян приобрели в губерниях края новые имения.
К 1-му января 1864 г. в крае были открыты 389 школ, а в Молодечно - учительская семинария.
Муравьев не только не стал подвергать репрессиям бунты против восставшей шляхты, но и поощрял их. В результате вместе с правительственными войсками против поляков стали действовать и крестьянские отряды. Во многих местах крестьяне «по-пугачевски» расправлялись с помещиками. Так, в Витебской губернии крестьяне разгромили имение помещиц Шумович,  Водзяницкой, графа Молля, и др.
19.2.1863 у села Турова Мозырского уезда Минской губернии был задержан крестьянами один из руководителей повстанцев Р.Рогинский. Пытаясь освободиться, он предлагал крестьянам 5 тыс. р. серебром - гигантская по тем временам сумма, особенно соблазнительная для нищих белорусских крестьян. Крестьяне отказались. Они не были царепоклонниками, но привилегии, спокойная жизнь – дороже. Рогинский был передан военным.
9 марта 1863 г. император утвердил временные правила «о порядке взноса крестьянами, вышедшими из крепостной зависимости, денежных повинностей и о выдаче оных помещикам в губерниях: виленской, гродненской, ковенской, минской, и в уездах: динабургском, дризенском, люцинском и режицком витебской губернии». Временно-обязанные отношения ликвидировались. Та же самая мера вводилась и для Юго-Западных губерний.
В апреле 1863 г. в ответ на убийства русских солдат крестьяне Витебской губернии разгромили несколько отрядов повстанцев и около 20 имений . В том же месяце крестьяне Слуцкого уезда Минской губернии собрали отряд до 1 тыс. чел. для защиты местечка Тимковичи от поляков, в той же губернии крестьяне самостоятельно выбили мятежников из села Новоселки Игуменского уезда, потеряв при этом 3 человек убитыми и 8 ранеными.

Муравьев – один из первых в мире понял, что прогрессивное национально-освободительное движение – буржуазное, потому низы в нем  участвуют лишь в качестве массовки. Буржуазным является и право нации на самоопределение.
Конечно, польский пример может быть исключением, особенно в сравнении с поведением русских крестьян во время Отечественной войны 1812 года. Правда, есть великая разница. Солдатам Наполеона офицеры пересказывали мифы о варварстве славянских народов. Однако по-варварски вели себя сами наполеоновские солдаты. В Белоруссии, Литве они уничтожали сады, огороды, убивали скот, уничтожали посевы, насиловали женщин, убивали крестьян, грабили, жгли. Особенно зверствовали поляки и «поварцы» (баварцы). Французские офицеры принуждали крестьянок к оральному сексу, сопротивлявшихся убивали.
Дело в другом: сытые МАССЫ не могут быть революционны.
Особенность нидерландской революции в том, что страна была неоднородна, в ней выделялись зажиточные провинции. Но были и нищие, вымиравшие от голода.

Вторая особенность: если в России война подхлестнула революцию к миру (братание), то иностранный гнет и войска Испании подвигнули к войне население зажиточных провинций.
Любой революции сопутствует война. Но здесь – особый случай. Мотивы зажиточного фламандца открывает нам великий Ромен Роллан: не хлебом единым жив человек. Кому собирается мстить Уленшпигель? О чем речь в книге? «О войнах XVI века между Нидерландами и Испанией. О войнах жестоких, не знающих ни великодушия, ни пощады как со стороны угнетателя, так и со стороны угнетенного. О войнах, которые ничем не искупить, ибо по прошествии трех веков поэт ничего не простил… В течение трех веков такая ненависть!.. И этой ненавистью скреплять камни новой родины! Поразительное явление народной жизни! Поразительное откровение!» А вы хотели, чтобы разъяренные массы оставили царскую семью в живых?
Добавим: германские племена, населявшие Нидерланды (тубанты, канинефаты, батавы, токсандры, кельтские племена – эбуроны и меналии, одна из ветвей тевтонов – фризы), до Габсбургов, в период Римской империи, были оккупированы римлянами. Тоже не сахар.

В то же время де Костер постоянно рассказывает, в т.ч. устами Уленшпигеля, что в стране нет кризиса. Герои книги просто обжираются, торговля идет своим чередом, мануфактуры не останавливаются.
Понятно, что де Костер не отобразил противоречие растущей экономики с отжившими феодальными отношениями. Но подчеркнем: если б экономика не росла, не с чем было бы производительным силам приходить в противоречие, и революции не было бы. Точно так же, как в 1917-м году развитие капитализма привело к противоречию с отжившей монархией.
Всё так? Всё «по правилам»? Нет.

От тезиса об абсолютном обнищании пролетариата отказался еще Маркс. Но в ленинской «схеме» революционной ситуации четко указано: для революции необходимо резкое обнищание масс сверх обычного.
Ничего подобного в предреволюционных Нидерландах, как мы видели по книге де Костера, не было, за исключением голода в Льеже.
Конечно, резкое обнищание сверх обычного может подтолкнуть массы к действию – как это было в Аргентине в 2000-м, когда банки перестали выдавать зарплаты и пенсии. Но то же самое резкое обнищание сверх обычного может атомизировать, разобщить массы, заставить выживать по одиночке – как это было в 90-е России, на Украине и других странах бывшего СССР, когда разорвались технологические цепочки, обрушилась экономика, началась гиперинфляция и грянули массовые увольнения.

Второй момент

Как было уже сказано, в наши дни все основные процессы в обществе определяют, увы, не забастовки рабочих, а войны буржуазеый кланов. Но сам класс буржуазии – в глубоком кризисе. В XVII веке он начал со свержения религиозных догм, ему для собственного развития нужна была наука. Сегодня этот класс в затяжном кризисе. Он вынужден призывать в помощники религию, чтобы предохранить себя от возможных выступлений масс.
Некоторое время класс буржуа находился в состоянии когнитивного диссонанса: с одной стороны, Запад тычет носом: смотрите-ка, науку генетику в тоталитарном СССР уничтожали, просто смех! С другой стороны, религия обязывает буржуа, чтобы они отреклись от насквозь атеистической теории эволюции, включившей в себя генетику. В 1999 году в США Управлением по образованию штата Канзас был вынесен на голосование запрет на упоминание в школах теории Дарвина. Джордж Буш, став президентом, поднял вопрос о преподавании в учебных заведениях США теории происхождения жизни, альтернативной дарвинистской, а именно – теории «разумного проектирования», т.е. божественного. (Заметьте: перед Великой депрессией, в 1925 году, в одной из школ штата Теннесси учителя осудили и оштрафовали на 100 долл. за преподавание биологии по запрещённой в штате книге Дарвина «Происхождение видов».) В 2002 г. в Технологическом колледже британского города Эммануэль, в Гейтсхеде, стали преподавать вместо теории эволюции теорию креационизма, отражающую библейскую точку зрения по этому вопросу. В тот же году канзасские христианские консерваторы потребовали «аннулировать» 2-й закон термодинамики, назвав его «глубоко тревожащим научным принципом, который угрожает пониманию нашими детьми Вселенной, как мира, сотворённого благосклонным и любящим Богом».
Запад скатывается к средневековому мракобесию. (Заметим на будущее - тождество СССР сталинского периода и Запада.)
Что уж говорить о России, которая потеряла более 50% производственных мощностей, а скоро потеряет и космос. В России даже религия вернулась к своим архаичным формам: анимизму, тотемизму, фетишизму: на каждом углу продают амулеты, обереги, бутылочки с заговоренной водой, сеть переполнена старыми славянскими божками: Даждьбог, Перун, Стрибог, Сварог, телевидение не устает рассказывать про Золотую бабу, и т.д.

На этом фоне вполне к месту – публицист и обскурант Эдвард Радзинский, неистово сокрушающий всех цареубийц по очереди. «Мы все глядим в Наполеоны, / Двуногих тварей миллионы / Для нас орудие одно, / Нам чувство дико и смешно», - пишет Пушкин. Однако то, что высокопоставленные убиенные сами уничтожали рядовых граждан миллионами, Радзинского не касается.
Радзинский описывает, как два молодых парня, Маркс и Энгельс, устроили пирушку, затем в пьяном состоянии принялись камнями разбивать фонари, затем бежали от полиции. Радзинский подчеркивает, что они разбивали «эти буржуазные» фонари. Весь рассказ – таким истерично зловещим тоном, что становится ясно - для Радзинского этот эпизод в жизни двух великих революционеров и философов является основополагающим: «Маркс возглавлял это бег от полиции!!!» Радзинский с секундомером там стоял, что ли.
Между прочим, ткацкий станок, кружевная машина, чулочновязальный станок тоже относятся к прогрессу, к достижениям капиталистического способа производства. И крушили эти «буржуазные» машины рабочие, луддиты, задолго до Маркса. Один из вождей английских луддитов, Меджерсон: «Мне пятьдесят лет, и двадцать из них я отдал борьбе за правду. Меня еще помнят в Ланкашире. Там бедняки оказали мне честь: я был избран в первый стачечный комитет еще четырнадцать лет назад. За это меня приговорили к смерти, но рабочие напали на полицейский возок и вырвали нас, пятерых осужденных, из рук палачей. Потом я перебрался в Спитфилд, близ Лондона. Почти десять лет мы боролись там за наши права... В нас стреляли солдаты - мы не сдавались. Многих схватили и повесили...»
Лорд Байрон говорил о луддитах: «Я проехал через Пиренейский полуостров, когда там свирепствовала война, я побывал в самых угнетенных провинциях Турции, но даже там, под властью деспотического и нехристианского правительства, я не видел такой ужасающей нищеты, какую по своем возвращении нашел здесь, в самом сердце христианского государства… Вы называете этих людей чернью, безгласной, опасной, невежественной чернью, и вы думаете, что единственный способ успокоить ее заключается в том, чтобы укоротить на голову всех из ее среды, но... разве нам не известно, чем мы обязаны этой черни. Именно эта чернь обрабатывает ваши поля, прислуживает в ваших домах, составляет экипаж кораблей и пополняет ряды ваших армий... Рабочие, уволенные вследствие введения новых машин, полагали в простоте души своей, что прокормление и благосостояние трудолюбивых людей важнее обогащения немногих личностей. Эти люди не разрушали раньше своих станков, пока последние не стали бесполезными, пока они не стали настоящими помехами их усилиям заработать себе хлеб» (выступление в палате лордов в феврале 1812 г., Кургинян М. С. Джордж Байрон. Критико-биографический очерк. М., 1958)
И еще:
«Не странно ль, что если является в гости
К нам голод и слышится стон бедняка,
За ломку машины ломаются кости
И ценятся жизни дешевле чулка?»
(Байрон Дж. Г. Избранное. Л., 1980)
Недаром де Костер почитал романтиков.

Вслед за луддитами последовали два восстания рабочих в Лионе, в 1831-м и 1834-м, в 1848-м – в Париже… Так что молодые Маркс и Энгельс знали, куда целить.
Но тот же Маркс писал: «Требуется известное время и опыт для того, чтобы рабочий научился отличать машину от ее капиталистического применения и вместе с тем переносить свои нападения с материальных средств производства на общественную форму их эксплуатации» («Капитал», М.: Политиздат, 1983, Т. I, С. 434).
Радзинский, этот духовный плебей с продуктами кишечного гидролиза вместо мозгов, этот мелкий первичноротый бастард даже не понимает, о чем он говорит!

То, что Радзинский холопски благоговеет перед «аурой» монарших особ – понятно.
Но ведь этого нелепого господина не слушают - внемлют. Проникаются. А холоп обожествляет феодальные общественные отношения. Он клянет судей, оправдавших Веру Засулич. Засулич стреляла в Трепова, градоначальника Петербурга. Как можно было легализовать расстрел по убеждениям! - подтасовывает Радзинский. Он не упоминает, за что Засулич хотела убить Трепова. За его приказ подвергнуть порке заключённого Петропавловской крепости Боголюбова, который не пожелал снять перед Треповым головной убор. Но по Радзинскому – нельзя стрелять в ауру, не сметь ненавидеть королей, не сметь мстить королям! Не сметь ненавидеть генсеков, даже если они убили миллионы невиновных, иначе вы станете троцкистами, анархистами, террористами, либералами, инородцами! Вы чувствуете железобетонное единство сталинистов и либерала Радзинского?

Кажется, Радзинский - сторонник ограниченной монархии, противник абсолютизма? Нет, он не против и капитализма. Он ограничивается расхожей пропагандистской фразой, что вместо того, чтобы работать, все в России только стараются критиковать да всё поделить. Критиковать, вместо того, чтобы пытаться улучшить грязное стремление к прибыли любой ценой, за счет войн и убийств миллионов.
Но обожествление царей, невзирая на лояльность к капитализму, никуда не уходит от Радзинского. Он возвращает к домарксовому периоду, когда изучали не историю общественных страт, классов, а историю царей, понимая детерминизм в истории как проявление тех или иных случайных черт их характера. Разумеется, при таком подходе все революции перестают быть закономерностью, а становятся исключительно кознями Дьявола. Потому Нечаев у Раздинского – воплощение Дьявола.
Радзинский не понимает, что нечаевщина – это революция, еще намертво связанная с феодализмом, с обожествленной монархией, с тем, что проповедует он сам. А именно: с тем предрассудком, что роль личности в истории, «ордена меченосцев» (как формулировал Сталин статус партии), тайной заговорщической организации, царя, президента или генсека – главная.

Ленин предупреждал: в истории нельзя исходить из общих схем, к каждой новой ситуации нужно подходить конкретно. Революция уже однажды напоказ обошлась без «вооружения правильной теорией». Парижскую Коммуну организовали как раз те, чьи теории в пух и прах разбил Маркс: бланкисты, прудонисты. А Маркс после Парижской Коммуны был вынужден исправлять свой фундаментальный теоретический труд - «Капитал». Что еще раз указывает на первичность практики в диалектической паре «практика – теория».
Из той же ленинской «схемы» революционной ситуации - напрочь выпал «необходимый» (в терминах КПСС, то есть – объективный) «субъективный фактор». Нидерландская революция обошлась без руководящей и направляющей партии, исключительно самоорганизацией низов. Как это было и в революционном 1968-м во Франции, когда тоже не было резкого обнищания масс сверх обычного, когда ВСЕ левые партии и даже профсоюзы оказались на обочине истории.
Рост абсентеизма во всех развитых странах мира показывает: объятые парламентаризмом партии всё больше утрачивают своё значение.

Устарела, безнадежно устарела брошюра Ленина «Что делать», где он осуждает стихийность рабочего движения. Эта брошюра – отражение феодализма абсолютной монархии. Устарела уже при Ленине и в устах Ленина догма Бернштейна о необходимости привнесения божественного политического сознания в инертную, темную материю рабочего класса.


ИСТОКИ РУСОФОБИИ

Ленин пишет, что интеллигенция первой чувствует классовое угнетение – а потом в письме Горькому заявляет, что это не цвет нации, а г… нации, что в голове у интеллигенции вместо мозгов – г...
Так неужто во всем виновата ее классовая сущность – обслуживать буржуазию? И не только свою? Неужто заплатили доллары – «ненавидь Россию» - и тут же возненавидели? Да с энтузиазмом, да еще с каким. Их награждали, их обожали, а они, как только представилась возможность – съехали за границу, а кто остался – исходит злобой. Отчего Юлиан Семенов в начале 80-х написал то, чего не было – о том, как пытали в НКВД Штирлица? Есть еще и субъективные моменты. И кто предтеча, так сказать, духовный отец? Ну, как кто. Известно. Отец народов.

Нет-нет, родители Ахеджаковой, Басилашвии жили долго и счастливо. Правда, у Шендеровича один из дедов отсидел в тюрьме 8 лет за троцкизм, но у Венедиктова дед - вообще служил в НКВД.
Даля Гибаускайте заявила, что «после обретения Литвой независимости узнала о том, что моего деда сослали в Сибирь, как и отца, который был объявлен дезертиром за то, что бежал из школы милиции». На самом деле отец Дали служил в милиции, никто ее деда не ссылал, а сама она сотрудничала с КГБ. Отец Познера – патриот СССР, сотрудник внешней разведки СССР. И родителей Макаревича никто не трогал. Либералы – они и есть либералы. Но это частности, которые лишь оттеняют общий настрой.

Перечислим.
Галина Вишневская (отец репрессирован). Эльдар Рязанов (отец репрессирован, 17 лет лагерей). Леонид Броневой (отец репрессирован). Александр Збруев (отец расстрелян).  Булат Окуджава (отец расстрелян, мать сослана в лагерь). Василий Шукшин (отец расстрелян). Олег Янковский (отец репрессирован). Алла Демидова (отец репрессирован). Михаил Козаков (мать репрессирована). Василий Аксёнов (отец получил 15 лет, мать отсидела 20 лет). Юлиан Семёнов (отец репрессирован). Юрий Визбор (отец репрессирован). Александр Твардовский (семья раскулачена, сослана). Юрий Трифонов (отец расстрелян, мать сослана в лагерь). Виктор Астафьев (отец репрессирован). Александр Вампилов (отец расстрелян). Владимир Войнович (отец репрессирован). Ольга Аросева (отец и мачеха расстреляны). Чингиз Айтматов (отец расстрелян).
Майе Плисецкой было 13 лет, когда её отца обвинили в шпионаже и расстреляли в 1938 году. Мать тоже арестовали и вместе с новорожденным сыном Азарием отправили в лагерь для “жен изменников родины”.
Сколько таких еще.

Им бы этот же вылить напиток
В их невинно клевещущий рот,
Этим милым любителям пыток,
Знатокам в производстве сирот, -
писала Анна Ахматова.

Собрался к маме - умерла,
к отцу хотел - а он расстрелян.
И тенью черного орла
горийского
весь мир застелен, -
писал Булат Окуджава

Перечислим.
Борис Пильняк. В 1926-м Пильняк пишет «Повесть непогашенной луны». Основанием для написания повести послужили устойчивые слухи, популярные в то время, о причастности Сталина к смерти Фрунзе.
13.51926 Политбюро ЦК ВКПб постановило, что повесть является «злостным, контрреволюционным и клеветническим выпадом против ЦК и партии». В продаже находилась несколько дней, после чего её изъяли.
В 1929-м Пильняк был отстранён от руководства Всероссийским Союзом писателей за публикацию за границей повести «Красное дерево». Несмотря на критику со стороны советских идеологов, вплоть до 1937 г. он оставался  одним из наиболее публикуемых в то время писателей. По словам Глеба Струве, Пильняк «сделался главой целой школы или направления в советской литературе под названием «орнаментальная проза».
28.10.1937 был арестован. 21.4.1938 Военная коллегия Верхсуда СССР обвинила его в шпионаже в пользу Японии (он был в Японии и написал об этом в своей книге «Корни японского солнца»).  Был приговорён к смертной казни и расстрелян в тот же день в Москве.
Пильняк упомянут в открытом письме Сталину оставшегося на Западе видного дипломата  и большевистского деятеля Фёдора Раскольникова:  «Вы душите советское искусство, требуя от него лизоблюдства, но оно предпочитает молчать, чтобы не петь Вам «осанну». Вы насаждаете псевдоискусство, которое с надоедливым однообразием воспевает Вашу пресловутую, набившую оскомину «гениальность». Бездарные графоманы славословят Вас, как полубога, «рожденного от Луны и Солнца», а Вы, как восточный деспот, наслаждаетесь фимиамом грубой лести. Вы беспощадно истребляете талантливых, но лично Вам неугодных писателей. Где Михаил Кольцов, Борис Пильняк? Где Сергей Третьяков? Где Александр Аросев? Где Галина Серебрякова, виноватая в том, что была женой Сокольникова? Вы арестовали их, Сталин! Вслед за Гитлером Вы воскресили средневековое сожжение книг. Я видел своими глазами рассылаемые советским библиотекам огромные списки книг, подлежащие немедленному и безусловному уничтожению....»

Исаак Бабель. На допросах в Сухановской тюрьме, куда он попал, его подвергали пыткам. В ход шло всё: дубинки, сапоги, табуретка.  Его вынудили признать связь с троцкистами и факт того, что он, якобы руководствуясь их наставлениями, намеренно искажал действительность в своих произведениях и умалял роль партии. Писатель также «подтвердил», что вёл «антисоветские разговоры» среди других литераторов, артистов и кинорежиссёров  и «шпионил» в пользу Франции. Военной коллегией Верхсуда был приговорён к расстрелу и 27.1.1940, на следующий день после вынесения приговора, расстрелян. Расстрельный список,  куда среди других, входил и Бабель, был подписан  лично Сталиным.
С 1939 по 1955 год имя Бабеля не упоминалось,  а его книги не издавались. В 1954 году  он был реабилитирован. Константин Паустовский, хорошо знавший Бабеля и оставивший о нём тёплые воспоминания, сделал многое для того, чтобы его произведения стали вновь издаваться в СССР. В 1957-м был выпущен сборник рассказов Бабеля «Избранное» с предисловием Ильи Эренбурга, который назвал Бабеля одним из выдающихся писателей XX века.

Всеволод Мейерхольд. В 1934 году на спектакле «Дама с камелиями», поставленном Мейерхольдом, присутствовал Сталин. Спектакль вождю не понравился. Критики-идеологи обрушились на Мейерхольда, обвиняя его в буржуазном  эстетстве. 8.1.1938 театр закрыли, поскольку, как было сказано в постановлении, "театр им.Мейерхольда в течение всего своего существования не мог освободиться от чуждых советскому искусству, насквозь буржуазных формалистических позиций".
В мае 1938 г. Константин Станиславский не побоялся предложить опальному и  безработному Мейерхольду должность режиссёра в руководимом им оперном театре. После смерти Станиславского Мейерхольд стал главным режиссёром театра, где он продолжил работу над оперой «Риголетто».
20.6.1939 Мейерхольд был арестован в Ленинграде.  В его квартире в Москве был произведён обыск. В протоколе обыска зафиксирована жалоба его жены 3инаиды Райх, протестовавшей против методов одного из агентов НКВД. Вскоре, 15 июля она была зверски убита в своей квартире. Убийцы не были установлены. После 3 недель жесточайших допросов, сопровождавшихся пытками, Мейерхольд подписал нужные следствию показания.
В обвинительном заключении было сказано, что «В 1934-1935 гг. Мейерхольд был привлечен к шпионской работе. Являясь агентом английской и японской разведок, вел активную шпионскую работу, направленную против СССР». Кроме того, Мейерхольда обвиняли в том, что он является кадровым троцкистом, активным участником троцкистской организации, действовавшей среди работников искусства. 2.2.1940 в подвале на Лубянке был расстрелян. За 3 недели до смерти Мейерхольд отправил два письма Молотову, в которых отказывался от добытых под пытками показаний и молил о спасении. Письма Мейерхольда были обнаружены в его деле. Вот выдержки из этих писем.
"..следователь все время твердил, угрожая: "Не будешь писать (то есть сочинять, значит!?) будем бить опять, оставим нетронутыми голову и правую руку, остальное превратим в кусок бесформенного окровавленного искромсанного тела". И я все подписывал до 16 ноября 1939 г. Я отказываюсь от своих показаний, как выбитых из меня, и умоляю Вас, главу Правительства, спасите меня, верните мне свободу. Я люблю мою Родину и отдам ей все мои силы последних годов моей жизни". "...Вот моя исповедь, краткая, как полагается за секунду до смерти. Я никогда не был шпионом. Я никогда не входил ни в одну из троцкистских организаций. Я никогда не занимался контрреволюционной деятельностью..." "Меня здесь били - больного шестидесяти шестилетнего старика. Клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине; когда сидел на стуле, той же резиной били по ногам ( сверху, с большой силой) и по местам от колен до верхних частей ног. И в следующие дни, когда эти места ног были залиты обильным внутренним кровоизлиянием, то по этим красно-сине-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что, казалось, на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток (я кричал и плакал от боли). Меня били по спине этой резиной, меня били по лицу размахами с высоты..."
В 1987-м стало известно место захоронения Мейерхольда. Им оказалось „Общая могила“  на кладбище московского крематория у Донского монастыря. Тело режиссера было сожжено в Донском крематории, а пепел выброшен в общую яму на окраине Донского кладбища вместе с прахом писателя Бабеля, маршалов Егорова, Тухачевского и других жертв сталинских репрессий. Более 70 лет на этом месте находилась кладбищенская свалка и лишь сравнительно недавно была установлена мемориальная плита.
"Невозможно зачеркнуть ту выдающуюся роль, которую сыграл Мейерхольд в развитии русского и советского театрального искусства, - сказал о нём ходатайствовавший среди других деятелей искусства о его реабилитации Дмитрий Шостакович. - Имя гениального Всеволода Мейерхольда, его выдающееся творческое наследие должны быть возвращены советскому народу».

Даниил Хармс (Ювачев), основатель ОБЕРИУ, автор детских книг.
Из дома вышел человек
С дубинкой и мешком
И в дальний путь.
И в дальний путь
Отправился пешком.
Он шел все прямо и вперед
И все вперед глядел.
Не спал, не пил.
Не пил, не спал.
Не спал, не пил, не ел.
И вот однажды на заре
Вошел он в темный лес.
И с той поры,
И с той поры,
И с той поры исчез.
Но если как-нибудь его
Случится встретить вам,
Тогда скорей,
Тогда скорей.
Скорей скажите нам.
«Сложно определить,  - пишет автор статьи о Хармсе, - сознательно или несознательно создавал Хармс текст с такими явными аллюзиями. Марина Малич, жена Хармса,  считала, что это стихотворение было созвучно тогдашним настроениям Хармса и отражало его желание уйти из города, спрятаться, отсидеться». Так, в годы сталинского террора, когда люди тысячами безвестно исчезали в подвалах Лубянки и в лагерях Гулага, в печати появилось стихотворение о том, как в СССР человек вышел из дома и навсегда пропал.
Первый раз Хармса арестовали 10.12.1931, инкриминировав ему участие в «антисоветской группе писателей». Хармс был приговорён тогда коллегией ОГПУ к 3 годам исправительных лагерей, но в мае 1932 года приговор был заменён высылкой. В августе 1941 г. Хармс был вновь арестован по ложному доносу, якобы он собирался стрелять из пулемета в советских людей. Хармс симулировал сумасшествие, чтобы избежать расстрела.
2.2.1942 поэт  умер от голода в психиатрическом отделении  больницы при  тюрьме «Кресты».

Осип Мандельштам.
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него - то малина
И широкая грудь осетина.

Стихотворение было написано Мандельштамом под впечатлением крымского голода. Авторства он не скрывал. В 1934 г. был арестован и сослан сначала в Чердынь, а затем получил разрешение на переезд в Воронеж. К этому периоду относится его ода Сталину, которой Мандельштам, видимо, пытался спасти себя. В мае 1938-го он был вновь арестован. 2 августа Особое совещание при НКВД СССР приговорило Мандельштама к 5 годам заключения в исправительно-трудовом лагере, а в  сентябре он был отправлен этапом на Дальний Восток.
В декабре 1938 г. Мандельштам скончался от сыпного тифа в пересыльном лагере Владперпункт (Владивосток), был захоронен в братской могиле.

Николай Клюев. Настроен за большевиков. Крестьянские стихи Клюева стали поводом для НКВД обвинить его в кулацких настроениях. Сам Клюев в письме к поэту Сергею Клычкову называл главной причиной своей ссылки, к которой он был первоначально приговорён,  свою поэму «Погорельщина». Власти усмотрели в ней критику коллективизации и отрицательное отношение к политике советской власти. Аналогичные обвинения (в «антисоветской агитации» и «составлении и распространении контрреволюционных литературных произведений») были предъявлены Клюеву и в связи с другими его произведениями — «Песня Гамаюна» и «Если демоны чумы, проказы и холеры…», входящими в неоконченный цикл «Разруха». Во втором стихотворении цикла, например, упоминается Беломоро-Балтийский канал, построенный с участием большого числа заключённых и  раскулаченных:
То Беломорский смерть-канал,
Его Акимушка копал,
С Ветлуги Пров да тётка Фёкла.
Великороссия промокла
Под красным ливнем до костей
И слёзы скрыла от людей,
От глаз чужих в глухие топи…

Стихотворения из цикла «Разруха» хранятся в уголовном деле Клюева как приложение к протоколу допроса.
2.2.1934 Клюев был арестован в своей московской квартире по обвинению в «составлении и распространении контрреволюционных литературных произведений». Первоначально он был выслан в Нарымский округ, а затем по ходатайству Максима Горького переведён в Томск. 5.6.1937 Клюева снова арестовали и 13 октября того же года приговорили к расстрелу по делу о никогда не существовавшей «кадетско-монархической повстанческой организации „Союз спасения России“».

Нколай Заболоцкий.
Пой мне песню, дерево печали!
Я, как ты, ворвался в высоту,
Но меня лишь молнии встречали
И огнём сжигали на лету.
19.3.1938 арестован, затем осуждён по делу об антисоветской пропаганде. В качестве обвинения в его деле значилось, что он являлся участником  троцкистско-правой организации и автором антисоветских произведений, использованных организацией в своей агитации.  От смертной казни его спасло то, что на допросах он не признал обвинения в создании контрреволюционной организации, куда якобы должны были войти Николай Тихонов, Борис Корнилов и другие поэты и писатели. «Первые дни меня не били,   стараясь разложить морально и физически -  вспоминал Заболоцкий в мемуарах «История моего заключения». - Мне не давали пищи. Не разрешали спать. Следователи сменяли друг друга, я же неподвижно сидел на стуле перед следовательским столом — сутки за сутками. За стеной, в соседнем кабинете, по временам слышались чьи-то неистовые вопли. Ноги мои стали отекать, и на третьи сутки мне пришлось разорвать ботинки, так как я не мог переносить боли в стопах. Сознание стало затуманиваться, и я все силы напрягал для того, чтобы отвечать разумно и не допустить какой-либо несправедливости в отношении тех людей, о которых меня спрашивали…»
«В тайге – гнус, комары, мухи, - описывал он условия своего пребывании в лагере. - На пути от зоны до карьера – издевательства стрелков. Ходили строем в сопровождении охраны с собаками. По дороге встречалась огромная невысыхающая лужа. Когда вся колонна оказывалась в луже, звучала команда: «Стой! Ложись!» Ложились в грязную холодную воду. «Встать! Лечь! Встать!» - и так до тех пор, пока конвоиры не насладятся своей властью. Иногда из колонны раздавался выкрик: «У гестапо научились!» - «Кто сказал?» - и звучал угрожающий звук передёрнутого затвора винтовки».
Сын поэта Никита Заболоцкий приводит в воспоминаниях об отце такой лагерный эпизод: «...И вот появился начальник лагеря – решительный, жестокий, но «культурный». Он уже знал, что у него отбывает срок заключения поэт Заболоцкий... Он подошёл к строю (заключённых) и, будучи в благодушном настроении, спросил у непосредственного начальника:
- Ну что, как там у тебя Заболоцкий? Стихи не пишет?
- Заключённый Заболоцкий замечаний по работе и в быту не имеет, - отрапортовал начальник подразделения. И, усмехнувшись, добавил:
- Говорит, стихов больше никогда писать не будет.
- Ну то-то».
С марта 1944 г. после освобождения из лагеря Заболоцкий жил в Караганде. Там закончил переложение «Слова о полку Игореве», ставшее лучшим в ряду попыток  других поэтов перевести этот древний эпос со старославянского на современный русский язык.  Усиленное ходатайство Фадеева и других литераторов помогло ему в 1946 г. добиться разрешения жить в Москве. В 1946-м Заболоцкого восстановили в Союзе писателей. 24.4.1963 он был полностью реабилитирован «за отсутствием состава преступления».
А тело бредет по дороге,
Шагая сквозь тысячи бед,
И горе его, и тревоги
Бегут, как собаки, вослед.

Александр Гладков. Писатель, драматург, поэт. В 1934-1937 работал в театре Мейерхольда. Одна из наиболее известных пьес Гладкова, героическая комедия в стихах «Давным-давно», была написана в 1940 году. Её премьера состоялась 7.11.1941 в блокадном Ленинграде. Постановка пьесы в 1943-м в Центральном театре Красной Армии была отмечена Государственной премией. В конце 1948 г. «за хранение антисоветской литературы» Гладков был арестован и отправлен в Каргопольлаг. Вышел на свободу в 1954-м.
Из "Северной тетради":
Мне снился сон. Уже прошли века
И в центре площади знакомой, круглой —
Могила неизвестного Зека:
Меня, тебя, товарища и друга...
Мы умерли тому назад... давно.
И сгнил наш прах в земле лесной, болотной,
Но нам судьбой мозолистой и потной
Бессмертье безымянное дано.
На памятник объявлен конкурс был.
Из кожи лезли все лауреаты,
И кто-то, знать, медаль с лицом усатым
За бронзовую славу получил.
Нет, к черту сны!.. Бессонницу зову,
Чтоб перебрать счет бед в молчаньи ночи.
Забвенья нет ему. Он и велик и точен.
Не надо бронзы нам — посейте там траву.

Лев Гумилев. Сын Анны Ахматовой и Николая Гумилёва, автор многочисленных книг по истории, был 4 раза арестован. В первый раз - в декабре 1933 г., но через 9 дней отпустили без предъявления обвинения. В 1935-м подвергся второму аресту, однако благодаря заступничеству многих деятелей литературы был отпущен на свободу и восстановлен в университете. В 1938-м он подвергся 3-му аресту.  Под пытками подписал протокол с признанием «в руководстве антисоветской молодёжной организацией, в контрреволюционной агитации» (чтение стихотворения Мандельштама о «кремлёвском горце») и «в подготовке покушения на тов. Жданова».
Заключение отбывал на лесоповале в Норильске. Здесь, как вспоминал он: «…я окончательно „дошёл“. Худой, заросший щетиной, давно не мывшийся, я едва таскал ноги из барака в лес. Валить лес в ледяном, по пояс занесённом снегом лесу, в рваной обуви, без тёплой одежды, подкрепляя силы баландой и скудной пайкой хлеба, — даже привычные к тяжёлому физическому труду деревенские мужики таяли на этой работе как свечи… В один из морозных январских дней, когда я подрубал уже подпиленную ель, у меня выпал из ослабевших рук топор. Как на грех, накануне я его наточил. Топор легко раскроил кирзовый сапог и разрубил ногу почти до самой кости. Рана загноилась».
Отбыв заключение,  Лев Гумилёв в 1944-м ушёл на фронт, участвовал в боях за Берлин.  После демобилизации окончил экстерном исторический факультет, в 1948-м защитил диссертацию на соискание степени кандидата исторических наук. В 1949-м вновь арестован. Обвинения были заимствованы из следственного дела 1935 г. Был осуждён на 10 лет лагерей. Срок отбывал в Казахстане, на Алтае и в Сибири. Ещё во время следствия у Гумилёва была изъята 481-страничная рукопись «История Срединной Азии в Средние века», причём следователь по особо важным делам МГБ СССР И. Н. Меркулов, не желая отправлять её в архив, отдал приказ сжечь бесполезные бумаги. Судя по названию, это было продолжение диссертации Гумилёва о древних тюрках.
Анна Ахматова писала письма Сталину и Ворошилову, умоляла о помиловании сына. Читайте об этом её стихотворение «Бросалась в ноги палачу...» Освобождение пришло лишь после смерти Сталина.
11 мая 1956 года Л. Н. Гумилёв был признан невиновным по всем статьям и отпущен на свободу, проведя в тюрьмах и лагерях в общей сложности около 14 лет.

Варлам Шаламов. 19.2.1929 Шаламов был арестован во время облавы в подпольной типографии, где печаталось так называемое «Завещание Ленина» и приговорён к трём годам исправительно-трудовых лагерей.
Срок он отбывал в Вишерском лагере (Вишлаге) на Северном Урале. В том же году досрочно освобождён и восстановлен в правах. В январе 1937 г. Шаламова вновь арестовали за «контрреволюционную троцкистскую деятельность». Осуждённый на 5 лет лагерей, он с большой партией заключенных прибывает в Магадан. В Северо-восточном лагере (Севвостлаге) на Колыме он работал на приисках, но из-за тяжёлых условий работы не раз оказывался на больничной койке. «С первой тюремной минуты мне было ясно, - писал он, - что никаких ошибок в арестах нет, что идёт планомерное истребление целой «социальной» группы — всех, кто запомнил из русской истории последних лет не то, что в ней следовало запомнить».
22 июня 1943 года его опять безосновательно осудили на 10 лет за антисоветскую агитацию: «…я был осуждён в войну за заявление, что Бунин - русский классик» и, согласно обвинениям лжесвидетелей на нескольких других процессах, в «восхвалении гитлеровского вооружения». Осенью 1943 г. в состоянии истощения попал в лагерную больницу. После выписки работал в шахте на прииске «Спокойный». Летом 1945 г. его, тяжело больного, снова поместили в больницу, а осенью 1945 г. во время работы на лесоповале он решился на побег, после которого его направили на штрафной прииск «Джелгала». В октябре 1951 г. заканчивается срок его заключения, после чего  Шаламов работает фельдшером в Якутии. Написанные в лагере стихи через знакомого врача он отсылает Пастернаку. Тот отвечает, между ними начинается переписка. 12.11.1953 Шаламов приезжает в Москву, устанавливает через Пастернака контакты с литературными кругами и готовит сборник «Колымские рассказы».

Борис Корнилов. В начале 30-х годов становится известным на всю страну. С его песни «О встречном» на музыку Шостаковича начинался тогда каждый день в СССР. Сергей Киров личным распоряжением утвердил песню Корнилова «О встречном» в качестве гимна города. Поэту покровительствует Бухарин. На суде Корнилову вменили в вину, что он с 1930 г. являлся активным участником антисоветской организации, «ставившей своей задачей террористические методы борьбы против руководителей партии и правительства». Корнилов был приговорён к расстрелу. Отца Корнилова тоже арестовали.  В 1939-ом он умер в горьковской тюрьме.

Ярослав Смеляков. Автор стихов: «Если я заболею, к врачам обращаться не стану»,  «Вот опять ты мне вспомнилась мама», «Хорошая девочка Лида» - прошёл через полосу репрессий в 1934 – 1937 годах, отбыв в заключении 3 года. Ему «повезло».  В эти же годы сталинского террора были расстреляны друзья Смелякова, поэты Павел Васильев и Борис Корнилов. В начале ВОВ, освободившись из заключения, ушёл на фронт. Воевал на Северном и Карельском фронтах. Попал в окружение, находился в  плену. В 1944-м возвратился из плена. В 1945-м арестован вновь и отправлен  в проверочно-фильтрационный спецлагерь. Специальные (фильтрационные) лагеря были созданы решением ГКО в последние дни 1941 г. с целью проверки военнослужащих РККА, бывших в плену, окружении или проживавших на оккупированной противником территории. После лагеря въезд в Москву был запрещён. Благодаря усилиям К. Симонова, ему всё же удалось снова вернуться к писательской работе. В 1951 г. по доносу снова арестован и отправлен в заполярную Инту, ему вменялись «антисоветские разговоры» и «антиобщественное поведение». Освободился в 1955-м.
В казённой шапке, лагерном бушлате,
полученном в интинской стороне,
без пуговиц, но с чёрною печатью,
поставленной чекистом на спине…

До двадцатого до съезда жили мы по простоте
безо всякого отъезда в дальнем городе Инте…

Юрий Домбровский, писатель. В 1933-м арестован и выслан из Москвы в Алма-Ату.  В 1936 г.  снова арестовали, провёл 7 месяцев в СИЗО. После освобождения успевает написать и опубликовать первую часть романа «Державин». В 3-й раз арестовывают  в 1939-м. В этот раз он отбывает свой срок в колымских лагерях. В 1943 году Домбровский был досрочно, по инвалидности, освобождён.  Зимой 1943 г. в больнице он начал писать роман «Обезьяна приходит за своим черепом». 4-й арест пришёлся на 1949 год. Обвинение: «охаивание мероприятий партии и правительства; распространение антисоветских измышлений». Публикация в «Новом мире» романа «Хранитель древностей» стала событием в литературе. Вершина творчества - роман «Факультет ненужных вещей», в 1978-м был опубликован на русском языке во Франции (в СССР издан в 1988 г.), что привело к постоянной слежке за писателем агентов КГБ. За год до смерти (в 1977 г.) им был написан последний рассказ «Ручка, ножка, огуречик», который опубликовал журнал «Новый мир». В марте 1978 года 68-летний Домбровский был жестоко избит группой неизвестных в фойе ресторана Центрального дома литераторов в Москве. Через два месяца после инцидента, 29 мая 1978 года, писатель скончался в больнице.

Олег Волков. Писатель, журналист, переводчик. Как пишется в аннотации к его книге воспоминаний «Погружение во тьму», с 1928 по 1955 автор провёл около трёх десятилетий в тюрьмах, лагерях и ссылках.
Николай Пунин. Историк искусства, художественный критик. Репрессирован в 1949 – 1953 гг.
Погиб в заключении, в лагере. Посмертно реабилитирован в 1957 г.
Сергей Третьянков. Сотрудничал как драматург с Мейерхольдом и Эйзенштейном. Редактировал журнал «Новый Леф». Арестован в 1937 г. «Литературная газета» сообщила о его гибели в духе того времени:
«Расстрелян  японский шпион Сергей Третьяков».
Александр Ярославский. Автор романа «Аргонавты Вселенной». Арестован в 1928 г. Пропал без вести в застенках НКВД.   
Владимир Нарбут. Поэт, журналист. Входил в 1911 г. в гумилёвский «Цех поэтов». В 20-х годах
возглавлял издательство «Земля и Фабрика», редактировал журнал «Вокруг света». Арестован в 1936 г.
Николай Олейников. Поэт, журналист.  Участвовал в первом съезде советских писателей, сблизился с литературным движением обериутов, куда входили Николай Заболоцкий, Хармс и др. Арестован в 1937 г. Погиб в лагере (точная дата гибели не известна).
Николай Зарудин. Автор поэтических сборников, рассказов и нашумевшего в то время романа «Тридцать ночей на винограднике». Арестован 21.6.1937. 13.8.1937 по обвинению в участии в антисоветской террористической организации приговорён Военной коллегией Верхсуда к расстрелу. В тот же день расстрелян.
Бруно Ясенский. Поэт, прозаик. Автор романа «Человек меняет кожу». В 1937 г. арестован. Летом 1937 г. исключён из Союза писателей «за контрреволюционную деятельность». Расстрелян на полигоне Коммунарка.
Ариадн Эфрон. Переводчица прозы и поэзии,  художница, искусствовед, поэт. Дочь Сергея Эфрона и Марины Цветаевой первой из семьи вернулась в СССР. После возвращения в СССР работала в редакции советского журнала «Revue de Moscou» (на французском языке); писала статьи, очерки, репортажи, делала иллюстрации, переводила. 27.8.1939 г. арестована и осуждена по статье 58-6 (шпионаж) на 8 лет исправительно-трудовых лагерей, под пытками вынуждена была дать показания против отца.

Александр Олсев. Философ, филолог, писатель. Автор трудов: «Философия имени», «Античный космос и современная наука», «Музыка как предмет логики», «Диалектика художественной формы», «Очерки античного символизма и мифологии». Арестован в апреле 1930 г. Осуждён по так называемому делу Истинно православной церкви и отправлен в лагерь ОГПУ на строительство Беломор канала. В конце 1932 вместе с женой освобождён.
Добавьте еще свыше 40 тыс. вежущих ученых СССР, уничтоженных в период правления Сталина.

***

В 70-е вышла изумительная книжка Мейерхольда, кто хочет понимать театр - читайте Мейерхольда. Резко отличается от его постановок «в духе времени».
Нарбут был большевик, воевал, как и Бабель, как и убиенный большевик Артем Веселый. Нарбут убит в лагере,  1983-м была переиздана книга Веселого "Россия, кровью умытая". Убили и Михаила Светлова, вернувшуюся Цветаеву довели до самоубийства, арестовали сына Анны Ахматовой.
Андрей Платонов репрессирован не был, но ходу ему не давали, не печатали, работал уборщиком.
Лосев до ареста - типичный идеалист, после освобождения много и плодотворно работал - уже без идеалистических завихов, написал в т.ч. "Историю античной эстетики", книгу о Вл. Соловьеве, "Историю античной философии".

Печально, но многие из репрессированных писателей и поэтов посвящали свои стихи именно тому, кто репрессировал – Сталину. Хвалебные стихи посвящали Сталину Ахматова, Мандельштам – сегодняшние сталинисты по всему интернету распространили эти стихи, Булгаков посвятил Сталину «Батум». Вот как о Сталине писал Мандельштам в «Оде Сталину»: «Он все мне чудится в шинели, в картузе, / На чудной площади с счастливыми глазами. / Глазами Сталина раздвинута гора / И вдаль прищурилась равнина».

«Легенда говорит о мудром человеке, / Что каждого из нас от страшной смерти спас… / … И дважды Сталиным спасенный Ленинград… где Сталин, там свобода, Мир и величие земли!» Так писала Ахматова в 1949-м.
Нетрудно видеть, что эти примитивные стихи, мягко говоря, радикально отличаются от всего, написанного Ахматовой. Понятно, поэтесса вымаливала за своего репрессированного сына.
Вот как и что она писала в 1938-м:
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском болтался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки,
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.

В 1962-м Ахматова не забыла.
Защитникам Сталина
Это те, что кричали: "Варраву
Отпусти нам для праздника", те
Что велели Сократу отраву
Пить в тюремной глухой тесноте.
Им бы этот же вылить напиток
В их невинно клевещущий рот,
Этим милым любителям пыток,
Знатокам в производстве сирот.

Причем Сталин прекрасно знал, что репрессирует невиновных.
Выдержка из мемуаров Голованова, опубликованных в 2004 г. Воениздатом.
Голованов накануне разговора со Сталиным встретился с Туполевым, которого привели к нему под конвоем, поскольку Туполев считался в то время тюремным заключённым. Разговор их касался возможностей настолько усовершенствовать созданный в своё время Туполевым бомбардировщик, чтобы в нём помещалось два пилота, что было крайне важно для дальних бомбардировок позиций противника. Попав к Сталину на приём, Голованов объяснил ему все боевые преимущества в модернизации туполевского бомбардировщика. 
«Сталин с этим согласился, - пишет Голованов. - Все вопросы были решены, но я не уходил.
- Вы что-то хотите у меня спросить?
- Товарищ Сталин, за что сидит Туполев?
Вопрос был неожиданным. Воцарилось довольно длительное молчание. Сталин, видимо, размышлял.
- Говорят, что не то английский, не то американский шпион...
Тон ответа был необычен, не было в нём ни твёрдости, ни уверенности.
- Неужели вы этому верите,  товарищ Сталин?! – вырвалось у меня.
- А ты веришь?! – переходя на «ты» и приблизившись ко мне вплотную, спросил он.
- Нет, не верю, - решительно ответил я.
- И я не верю! – вдруг ответил Сталин.
Такого ответа я не ожидал и стоял в глубочайшем изумлении».

В газете «Аргументы и факты» было опубликовано обширное интервью с космонавтом Алексеем Леоновым. Вот часть вопросов к Леонову о Королёве:
- Как на Королёве сказались репрессии и годы, проведённые в лагерях?
- Он никогда не рассказывал нам об этом. Только однажды, за два дня до своей смерти, вдруг открылся - мне и Гагарину. Мы с Юрой были приглашены к нему домой на последний, как оказалось, день рождения - 12 января 1966 г. Кроме нас там присутствовал весь совет главных конструкторов космических кораблей, все единомышленники Сергея Павловича. К полуночи гости разошлись. Королёв попросил нас остаться, ему хотелось выговориться. Мы сели в гостиной, он открыл армянский коньяк «Три звёздочки» и неожиданно начал рассказывать всё, как было.
Королёв сказал: «Мне известно, кто меня заложил, но тот человек не знает об этом…» Сергей Павлович помолчал и продолжил: «Когда меня забрали, я отрицал всякую вину - что я, дескать, троцкист, портил станки, вредительствовал. Запомнился один случай. Когда я попросил воды и потянулся к стакану, один из следователей схватил графин со стола и со всей силы шарахнул меня по голове. А рядом на стуле сидел и смотрел на это какой-то комсомолец со значком «КИМ» («Коммунистический интернационал молодёжи») на лацкане…»
 «Когда я очухался после удара, - вспоминал Королёв дальше, - следователь произнёс: «У тебя красивая молодая жена. Так вот, мы одну буквочку опустим, и она будет не Королёва, а Королёв, и мы бросим её к зэкам на неделю, пока разберёмся с тобой. Дочка у тебя, ей 3 годика - тоже найдём, куда её деть. И ты знать не будешь, где они». И я подписал протокол…  А на суде было так. За мной в камеру пришли конвоиры: «Королёв, на выход!» Я иду по длинному коридору и вижу - впереди открываются двойные двери, а за ними сидят три остолопа с окаменевшими лицами. И говорят: «Давай свой обвинительный лист!» Я не понял и переспросил: «Какой лист?» Они разозлились: «Что, обалдел, что ли?» Кто-то сунул мне в ладонь этот лист, свёрнутый в трубочку, я его подал. Судьи спросили: «Признаёшь вину?» - «Ни в чём я не виноват». - «Все вы, сволочи, не виноваты… Десять лет каторги. Уходи!» Меня вывели из зала и вскоре отправили на Колыму».»
(«АиФ». «Король космоса». №3. Стр. 8,9  2017 г.)
25.9.1938 Королёв был включён в список лиц, подлежащих суду Военной коллегии Верхсуда. В списке он шёл по первой (расстрельной) категории. Список был завизирован Сталиным, Молотовым, Ворошиловым и Кагановичем. Председательствовал на суде Военной коллегии Василий Ульрих. «Нашей стране ваша пиротехника и фейерверки не только не нужны, но даже и опасны, – сказал ему во время допросов следователь. – Занимались бы делом и строили бы самолеты. Ракеты-то, наверное, для покушения на вождя?»

Знал ли Сталин, что Королев невиновен? Безусловно! И никто ему не мешал отменить нелепый приговор.
Хуже то, как народ отнесся к тем, с кем жил бок о бок.
Лётчик-космонавт Алексей Леонов вспоминал о своём детстве, отвечая на вопросы в интервью:
« - В вашей семье и впрямь восемь детей было?
- Я восьмой - потом были девятый, десятый...
-10 детей! - и отца такого огромного семейства в 37-м не пощадили: арестовали...
- Ну, у нас, наверное, трудно порядочную семью найти, которую репрессии миновали.
- Неужели вас с матерью, беременной девятым ребёнком, из собственного дома выгнали?
- Да, и хотя это трудно представить, страшно было другое. Родители мои с соседями хорошо жили: мать учительствовала, отец очень опытный крестьянин всем вокруг помогал... Когда его без суда и следствия в тюрьму забрали, всем объявили: "Это враги народа - берите у них, что хотите!", и никто не задумался: ну какие же мы враги? Я этого не помню, но мама рассказывала, что соседи с меня даже штанишки сняли - в одной рубашке оставили: вот так жутко народ настроили». («Бульвар Гордона", март 2016, №11 (477), см. также биографию Леонова.)

Хуже всего, что сегодня многие, очень многие оправдывает убийства невиновных. Им не жаль людей! Следовательно, эти многие – хуже зверей, это недочеловеки, фашисты.

Из бесед Чуева и Молотова:
- Я считаю, - что мы должны были пройти через период террора, - настаивает он, - потому что мы уже больше десяти лет вели борьбу. Это нам дорого стоило, но иначе было бы хуже. Пострадало немало людей, которых не нужно было трогать. Но я считаю, что Берия сам бы не смог это сделать. Он выполнял указания, очень жёсткие указания Сталина.
Чуев:
- Неужели Сталин не мог додуматься, что так много людей не могло быть врагами народа?
Молотов:
- Конечно, очень печально и жалко таких людей, но я считаю, что тот террор, который был проведен в конце 30-х годов, он был необходим... Я не отрицаю, что я поддерживал эту линию, не мог я разобраться в каждом отдельном человеке.   
- Пострадало немало людей, которых не нужно было трогать.
- Ну конечно, может быть не все были врагами, но потенциально...
- Конечно, требования исходили от Сталина, конечно переборщили, но я считаю, что всё это допустимо ради основного: только бы удержать власть.
(Ф.Чуев. Сто сорок бесед с Молотовым. М. «Терра». 1991).

Беседа Сталина с Черчиллем, по воспоминаниям сталинского переводчика Валентина Бережкова:
«- Скажите, - поинтересовался Черчилль, - напряжение нынешней войны столь же тяжело для вас лично, как и бремя политики коллективизации?
- О нет, - ответил "отец народов", - политика коллективизации была ужасной борьбой.
- Я так и думал, - сказал Черчилль. Ведь вам пришлось иметь дело не с горсткой аристократов и помещиков, а с миллионами мелких хозяев.
- Десять миллионов, - воскликнул Сталин, возведя руки. - Это было страшно. И длилось четыре года. Но это было абсолютно необходимо для России, чтобы избежать голода и обеспечить деревню тракторами.
- Что же, они все были кулаками? - спросил Черчилль.
- Да, - ответил Сталин и, немного помолчав, повторил: - Это было ужасно тяжело, но необходимо.
- И что же с ними произошло?
- Да что, - как бы отмахнулся вождь. - Многие из них согласились пойти с нами. Некоторым дали обрабатывать землю в районе Томска или Иркутска и дальше на Севере. Но там они не прижились. Их невзлюбили местные жители. В конце концов, их же батраки расправились с ними».
(Валентин Бережков. "Рядом со Сталиным". Москва. Вагриус. 1998 г.)

Вот так. Убивать было необходимо. Где Сталин набрал 10 млн кулаков – неведомо. Только именно политика ускоренно-насильственной коллективизации с раскулачиванием середняка и стали основными причинами голода. Сталин врет, как сивый мерин. И как только в 1933-м из-за крестьянских восстаний и голода такую политику пришлось свернуть, крестьяне хлынули вон из колхозов.


АВТОКРАТИЯ VS ОХЛОКРАТИЯ. АНТИЧНАЯ ТРАГЕДИЯ

История человечества есть человеческая трагедия, в переводе с греческого – песнь козлов, от tragos. И в литературном, и в прямом смысле слова.
Дело в том, что античная драма возникла из ритуального действа в честь Диониса (козла), сопровождаемого хороводами,  плясками и песнями (дифирамбами) о похождениях Диониса. Затем из хора выделился ведущий, корифей, которому отвечал хор.
Очевидно, что в данном жанре предшественником Эсхила, Софокла, Еврипида был Гомер, живший тремя-четырьмя веками ранее.

Илиада - по Илиону, другому названию Трои. У Гомера поэма - настоящий триллер. Жил да бы царь Тиндарей со своею Ледой. Зевс, узрев прелести Леды, решил совершить с ней соитие, а чтобы муж не узнал - в образе лебедя. Что отражено в соответствующем стихотворении Боратынского. Сразу после соития к Леде заглянул ее законный муж и исполнил свой супружеский долг. Родились дети, в том числе Елена, которую почему-то считают дочкой не Тиндарея, а Зевса. В других мифах стараются всех оправдать.
Тесей украл Елену, а когда подросла, женился на ней. Дошло до братьев, Кастора и Полидевка, пока Тесей разбирался с возмущенными его подлостью афинянами, отвез жену подальше и пребывал в царстве у Аида. Братья подвергли Афины полному разрушению, освободили сестру, а мать Тесея Эфру определили ей в рабыни. Но Тесей успел, по пути в родной Лакедемон Елена родила Ифигению и пристроила ребенка к царице Микен, своей сестре Клитемнестре. Невзирая на мужа и ребенка, 37 жеребцов ее домогались, в том числе, хитроумный Одиссей, который одновременно ухаживал за Пенелопой. Елена же выбрала Менелая. Что отражено в соответствующем стихотворении Владимира Нарбута.
Затем Парис, будучи в Греции, остановился у Менелая. Богиня раздора Эрина решила развлечься и предложила свое яблоко Афродите, Гере и Афине. Победила Афродита, потому что судьей был Парис, которому она наобещала, что тот овладеет любой, какую пожелает. Парис пожелал Елену, Елена простилась с Менелаем, Парис и Елена  удалились на остров у побережья Аттики, где предались разврату. У нас же дочь, увещевал Менелай супругу. Напрасно! Менелай оказался вторым мужем де юре, Парис – де факто. Гомер сообщил миру, что после смерти Париса, а потом после продолжения сожительства с Менелаем и его смерти прыткая Елена еще успела выскочить за Деифоба, брата Париса.
Менелай на дуэли убил Париса, но Афродита подобрала раненого и выходила его, Парис скрылся. По версии Гомера Афродита оттащила Менелая за волосы. Поскольку по правилам один должен был обязательно умереть, поединок не засчитали. По этой причине ахейцы подошли к стенам Трои с целью истребить всех до одного, но вернуть Менелаю жену Тесея. Причем конфликт - между Менелаем и Парисом, а поэма посвящена гневу Ахилла. «Троя, воспой Ахиллеса, Пелеева сына».

К Трое приплыло 1186 кораблей. Гомер не просто указывает это число, он все корабли перечисляет по одному. Не в силах одолеть перечисление полностью, Осип Эмильевич Мандельштам остановился на середине и от изнеможения уснул. О чем и свидетельствует в соответствующем своем стихотворении.

Троя пала, но Аполлону мало, он насылает на ни в чем не повинных рядовых граждан Трои моровую язву. Дело в том, что царь Агамемнон украл дочь Хриса, хреца Аполлонаа, а Хрис нажаловался Аполлону.
Ахилл весь внимание, у него тоже отняли даму, он тоже нажаловался матери Фетиде, морской богине, пусть помолится Аполлону, пусть Агамемнон даст ему, Ахиллу, полное удовлетворение. Всё интрижки Афины… Но ведь Афина, по идее, должна в пику Афродите вредить троянцам с их комильфо Парисом. Впрочем, она и подсобляла грекам. В целом. Вместе с Герой. Аполлон же – троянцам, на которых наслал мор. Бездна логики.
Зевс парил над схваткой. Но сын-то его, Сапредон – троянец. В то же время, хозяин Олимпа пообещал Фетиде, что победят греки. Но не раньше того странного момента, когда Ахилл усмирит свой гнев. Пока Ахилл усмиряет свой гнев, он драться не выходит. Так что поубивать обеим сторонам баррикады  приходится основательно. Все надежды, помыслы, стремления и деяния простых смертных, калечащих и убивающих друг друга, зависят от того, когда встанет с постели Зевс, которого Гера после соития погрузила в сон, чтоб он не помогал троянцам.
Любопытный момент: Гера применяет для возбуждения Зевса волшебный пояс Афродиты. В ту пору пояс – элемент предшествовавшего мифологии фетишизма. То есть: сами по себе ни Афродита, ни Гера привлечь к себе неспособны.

Взаимоотношения героев эпоса – критский лабиринт. Кто кого родил, кто кого убил, кто с кем изменил… Ицхак родил Иакова… а вы думали, откуда это. Но это не всё! Есть разные трактовки, кто кого убил, кто с кем изменил и кто был, а может, и не был беременным. А говорят, что Ахилл с Патроклом… Впрочем, в те времена это было в порядке вещей, читай «Пир» Платона. Некоторые не согласны и уверяют, что их дружба была чисто платонической.
Представьте: на дворе – Катастрофа бронзового века, скоро все города рухнут, дворцы превратятся в руины, а эти деятели… Не за передел территории, не за ресурсы, как всегда происходит в истории. Однако подобные события имели место! Что стало ясно после раскопок Шлимана. Да, уж коли герои заняты чепухой, катастрофа неминуема. Напоминает межнациональный конфликт, начинается с мелочи.

Говорят, что в поэме – отношение человеческого и божественного. И сами боги ведут себя как люди.  Еще бы, скажем, еще бы, ведь боги – это отражение в общественном сознании общественной иерархии.
Ахилл, аничный терминатор, подсылает Патрокла убивать троянцев, Патрокл их убивает, Аполлон бьет Патрокла, Гектор его добивает, Ахилл гневается, ему возвращают его даму, он заключает соглашение с Агамемноном, затем забывает об усимерии своего гнева и в гневе начинает убивать троянцев. Зевс машет рукой – разбирайтесь сами. И тут начинается резня, речной бог Скамадр нападает на Ахилла, Гефест избивает Скамандра, боги, наблюдавшие матч с Олимпа, ринулись на поле, Афина Паллада, эта ахейская Никита, нападает на Ареса. Ахилл побивает Гектора, и тут Зевсу попадает вожжа под хвост, он из рукава вынимает эдакие весы с чашами, чаша Ахилла взлетает вверх, и Ахилл добивает Гектора. Вы будете смеяться, но Ахилла убивает проститут Парис, который бегал от драки. Виноват Аполлон - он направил стрелу Париса, которая явно летела в молоко, но поразила Ахилла в пяту. Когда же все основательно поубивали друг друга, тогда-то и появился деревянный конь, которого глупые троянцы своими руками неизвестно зачем затащили в город.
Теперь вы видите, откуда берет начало Голливуд.
Вся эта кровавая мясорубка, по утверждению литературоведов, есть нахождение Гомером баланса между героическим, божественным и человеческим. К человеческому относят звериную ревность, самоутверждение за счет убийства и тому подобное.

Говорят, Илиаду с удовольствием читают дети. Я тоже в детстве обожал мифы Древней Греции, дети любят сказки, тем более, когда кто-нибудь вроде бы и умер,но оказался живёхонек. Но скажу откровенно: более всего меня привлекали Афродита, Артемида и Психея. Афина Паллада – как-то не очень.

Откуда у Гомера такое человеконенавистничество, позднее ерекочевавшее в трагедии Шекспира?
Экономика античности держалась на рабовладении, что и предопределяло менталитет общественных слоев.
«В Греции, без сомнения, совершались и человеческие жертвоприношения, на это указывают как мифы о Тантале, Лаоконе, Ифигении, Поликсене, потомках Афаманта, так и проивища некоторых богов, например, ZeuV LafustioV, WmadioV, или DionusoV WmhsthV, AgriwnioV ». (Зелинский Ф.Ф. Римская Республика. С. 90)

Такой массовой резни, какую устраивали на похоронах своих царей египтяне и жители Месопотамии, греки не знали. Но человеческая кровь прекратила литься на алтари Эллады лишь к четвертому веку до н. э., а быть может, и позже. Следы человеческих жертвоприношений, приносимых богам предками будущих эллинов, уходят в далекое прошлое. Так, в Коринфе археологи обнаружили колодец эпохи ранней бронзы, забитый останками более чем двадцати человек. Специалисты высказали предположение, что это — результат жертвоприношения хтоническим, или подземным, богам.

Согласно мифам, первые человеческие жертвоприношения совершались в честь Крона, отца Зевса. Крон был известен тем, что пожирал своих детей, рожденных богиней Реей.
На Крите археологи обнаружили следы человеческих жертвоприношений, совершавшихся в эпоху бронзы. В частности, в одном из помещений Кносского дворца археолог П. Уоррен обнаружил человеческие кости, лежавшие вместе с двадцатью восемью прекрасно сохранившимися сосудами. Это были останки нескольких подростков в возрасте десяти-пятнадцати лет. Следы скобления на костях говорят о ритуальном людоедстве.

На греческом острове Тенедос Дионис носил прозвище Антропоррест - «Человекорастерзыватель». Римский писатель рубежа II–III веков н. э. Элиан писал в своем сочинении «О природе животных»: «Тенедосцы держат стельную корову для Диониса Антропорреста, «Человекорастерзывателя», и когда ей приходит пора телиться, они заботятся о ней, как о женщине-роженице. Но новорожденного детеныша они приносят в жертву после того, как привяжут котурны к его ногам.
Согласно Павсанию, составившему во втором веке подробное «Описание Эллады», жители города Потнии, неподалеку от Фив, однажды, принося жертву богу, «под влиянием опьянения пришли в такое неистовство, что убили жреца Диониса; убившие тотчас же были поражены моровой язвой, и вместе с тем из Дельф к ним пришло веление бога приносить Дионису ежегодно цветущего мальчика;
Аполлодор рассказывает о войне между Афинами и близлежащим Элевсином, которая разгорелась в правление одного из древнейших афинских царей Эрехтея (прадеда Эгея). Элевсинцам помогало большое войско фракийцев, и дело для афинян оборачивалось далеко не самым лучшим образом. Эрехтей вопросил бога о том, как ему все-таки одержать победу, и оракул предложил царю принести в жертву одну из своих дочерей. Выбор пал на младшую дочь, после чего остальные дочери царя закололись сами, потому что у них существовал договор умереть вместе.

Павсаний, сравнивая первого царя Аттики, строителя афинского акрополя, Кекропса и царя Аркадии Ликаона, пишет: «Лично я думаю, что афинский царь Кекропс и Ликаон жили в одно время, но в вопросах религии они были не одинаково мудры. Кекропс первый назвал Зевса Верховным и решил не приносить ему в жертву ничего, что имеет душу, сжигая на его алтаре в виде жертвы местные лепешки, которые и до нашего времени афиняне называют пеланами. Наоборот, Ликаон на алтарь Зевса Ликейского принес человеческого младенца, зарезал его в качестве жертвы и окропил его кровью алтарь.
Лаомедонту пришлось принести в жертву собственную дочь Гесиону. Девушку приковали к скале, и чудовище уже готовилось сожрать ее, но в это время мимо города проплывал Геракл, направлявшийся на черноморское побережье Малой Азии, в страну амазонок, за поясом царицы Ипполиты. Герой готов был сразиться с чудовищем, но потребовал для себя нетрадиционной награды — он вовсе не жаждал жениться на Гесионе и попросил отдать ему замечательных коней, которых Лаомедонт в свое время получил от Зевса в качестве выкупа за своего сына Ганимеда. Лаомедонт пообещал коней, и девушка была спасена.
Еще один обычай жертвоприношения девушек был связан с именем ахейского воина Аякса Оилида, предводителя локров.
Убийство девушки действительно помогло жителям Мессении в войне против Спарты: спартанцы, услышав о предсказании и о том, что жертва была принесена, побоялись продолжать военные действия, и на Пелопоннесе на пять лет воцарился мир (Олег Ивик. История человеческих жертвоприношений – М.: Ломоносовъ, 2010, 256 с.)

Александр Македонский, завоеватель. То есть – грязный убийца. Аристотель, его учитель, наставлял ученика, что афиняне – высшая раса.
Аристидем, царь Спарты, заботился о государстве, поэтому неполноценных сбрасывал со скалы в море.
Полидор, правитель Спарты, Первая Мессейнская война, тоже обильная кровь, тоже убийство своих сограждан. Войны – это необходимая логика рабовладения.
Нет у царей такой функции – заботиться о народе. Функция царя – заботиться о царстве, ТО ЕСТЬ – о правящем классе. О народе – лишь в той мере, какая является достаточной для того, чтобы народ содержал правящий класс.

Демократические законы не могут не следовать классовому противоречию, закон есть лишь более менее адекватное юридическое выражение соотношения классовых сил.
В обществе, основанном на частной собственности, юридическое право не может быть выше права имущественного. Государство Платона, жившего в 429-347 гг. до н.э. – фактически фашистское, кастовое.

Литературоведы любят ссылаться на «Поэтику» Аристотеля, но почему-то не сообщают, что Аристотель сформулировал одно из главных правил трагедии – герои должны быть обязательно благородны. Не может быть у них отрицательных качеств. Античная трагедия выступает как орудие пропаганды, она внушает, что у царей - якобы чувство долга, рвение в обеспечении своего царства, которое массы должны понимать как любовь к народу.
Трагедия вот в этом благородстве не имеет ничего общего с реальностью, реальность лишь прорывается к зрителю, без желания автора.

Можно ли так думать и о стихотворении «Бессонница, Гомер, тугие паруса, я список кораблей прочел до середины…»? Разве Мандельштам не знает, что троянская война – это кровавая бойня? Для него эпос, «Илиада» - лишь повод для его личных переживаний.
Но. Мандельштам не равен современным так называемым поэтам, которым безразлична реальность, главное – зафиксировать собственное божественное ощущение. Осип Эмильевич действительно описывает именно собственное переживание, но отделяет мух от котлет: «И море, и Гомер, всё движется любовью. Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит, и море Черное, витийствуя, шумит…» «Илиада» – не справочник кораблестроителя и не свидетельство о мрачной катастрофе, в пластике гекзаметра, это поэзия. Мандельштам говорит о своем переживании поэзии.

***

В анализе трагедии Софокла пишут примерно следующее.
«Если в трагедии «Антигона» Софокл поет гимн человеческому разуму, то в трагедии «Царь Эдип» он поднимает человека на еще большую высоту. Софокл стремится провести идею единство общества и государства, отстоять такое государство, в котором отсутствовала бы тирания и царь осуществлял бы наиболее тесную связь с народом. Образ такого царя он видит в Эдипе.
Эти идеи шли вразрез со временем Софокла – ведь он борется против сил, нарушающих полисные связи. Рост денежных отношений разлагал государство, пагубно влиял на сохранение прежних устоев. Распространялись стяжательство, подкуп. Не случайно царь Эдип бросает Тиресию несправедливые упреки в корыстолюбии.
Причина разрушения прежней гармонии личности и коллектива заключена еще в растущем нигилистическом свободомыслии, распространении идей софистики, в пренебрежении волей богов, в религиозном скептицизме. Почти все партии хора прославляют Аполлона. Песни хора наполнены жалобами на нарушение древнего благочестия, на пренебрежение к изречениям оракулов.
Признавая божественное предопределение, против которого бессилен человек, Софокл в условиях отделения личности от коллектива показал человека в свободном стремлении уклоняться от предначертанного, бороться с ним.
«Царь Эдип» Софокла – не только «трагедия рока», как указывали неогуманисты XVIII и XIX вв., противопоставляя ее трагедии характеров, а трагедия, где хотя и признается зависимость человека от воли богов, но вместе с тем провозглашается идея духовной свободы человека, которую он обретает, проявляя мужество посреди ударов судьбы»
Особенно трогательно «отделение человека от коллектива».
Увы, всё не так.
Аполлон в трагедии показан последней сволочью. Если бы он не открыл будущее царю Лаию, тот бы не спровадил собственного сына к черту на кулички да не велел вдобавок проколоть ему ноги. И, разумеется, за то, что он сам сотворил, должны страдать ни в чем не повинные горожане.
То, что показано в трагедии, хотел этого Софокл или нет – вовсе не говорит ни о стремлении к отсутствию тирании, ни о духовной свободе человека, ни о стремлении уклоняться от предначертанного. Точнее, указывается на невозможность уклониться от предначертанного. Как бы человек ни старался сопротивляться судьбе, как бы ни скакал, ни прыгал, с ним обязательно случится именно то, что предначертали.
Показано и оправдывается  подчинение воле богов, но ведь это подчинение – отражение в массовом сознании подчинения народов царям.

Основной мотив трагедии Эсхила, указывает Википедия, - идея всемогущества рока и обречённость борьбы с ним. Общественный порядок мыслился определённым сверхчеловеческими силами, установленным раз и навсегда. Поколебать его не могут даже взбунтовавшиеся титаны (трагедия «Прикованный Прометей»). Эти взгляды выражали охранительные тенденции господствующего класса — аристократии, идеология которой определялась сознанием необходимости беспрекословного подчинения данному общественному порядку.

Фатализм, расширяемый религией – тоже отражение общественной логики, классической механики бильярдных шаров. Один царь ведет себя как типичный царь, ему сообщают, что сын его укокошит, нет, чтобы воспитать сына, нет, если случайность какая, согласиться с этой случайностью, пожертвовать собой ради ребенка – куда там. Царь ведет себя как царь – он не может думать о каждом, он должен думать о важном, он совершает уголовное преступление против собственного сына, который еще младенец! Вот сущность рабовладения.
Затем царь Лаий в раздражении двойным ножом ранит Эдипа. Эдип тоже ведет себя как царь и просто убивает обидчика. Не могут цари вести себя по-другому. Разве есть разница, отец ли убитый или дальний Эдипу человек? Но механика и в том, что родственные отношение в царских семьях имеют огромное значение.
Слепого прорицателя Тересия Софокл подает как проницательнейшего, честнейшего, тактичнейшего. Но подлый Эдип уточняет: а жил ли Тересий в то время, когда Лаий отправил меня подыхать? Жил. Так какого черта не предупредил, какая оторва в сей судьбоносный момент его за трусы схватила. Так что нечего корчить из себя благородного, такая же скотина, как и Феб. Но данный момент, как и сволочизм Аполлона – не развиты в пьесе.
Жестокость Аполлона – тоже отражение в массовом сознании жестокости царей. Хочет этого Софокл или нет, но, как у настоящего художника, в его трагедии прорывается реальность, она кукарекает в его пьесе через все щели.
Фатализм, отраженный практически во всех религиях мира - не моральная или философская установка, он существует реально и генерируется классовой структурой общества.
Газетные фетиши, пишет Маркс, не менее материальны, чем столы или табуретки, они тоже не зависят от сознания индивида и даны ему в ощущениях. Уже не реальные классовые отношения, но отношения, заключенные в оболочку условностей, предопределяют поступки индивида.
Уж лучше поверить в бога, возражает Эпикур Демократу, чем считать, что всё в мире, и ты сам, запрограммированы. Над мифом рока или всеобъемлющей воли бога, довлеющем в общественном сознании, издевается Хайам:

Мы с тобою - добыча, а мир - западня.
Вечный ловчий нас травит, к могиле гоня,
Сам во всем виноват, что случается в мире,
А в грехах обвиняет тебя и меня.

И Хайям понимает, откуда возникает миф: «Дух рабства кроется в кумирне и в Каабе…» И далее развивает мысль: «… Если несовершенны - то кто бракодел?... Если… роскошный дворец Получает в подарок дурак и подлец, А достойный идет в кабалу из-за хлеба - Мне плевать на твою справедливость, творец!..  Я бы небо такое низринул давно, И воздвиг бы другое, разумное небо, Чтобы только достойных любило оно!»

***

У Эсхила Орест и Электра - во власти религиозных установок, они выполняют приказ Аполлона убить собственную мать за то, что она убила их отца, своего мужа, главу семьи и государства, нарушив при этом приоритет отцовского начала. У Эсхила боги в значительной мере вершат судьбу людей.
У Софокла Электра и Орест - тоже поборники законов, данных богами.
А. Ф. Лосев в «Античной трагедии» (М.: Учпедгиз. 1958) кратко резюмирует: «… трагедии Софокла отображают эпоху победоносной войны греков с персами, открывшей большие возможности для торгового капитала.
В связи с этим авторитет аристократии в стране колеблется, и это соответственно сказывается на произведениях Софокла. В центре его трагедий стоит конфликт между родовой традицией и государственным авторитетом. Софокл считал возможным примирение социальных противоречий — компромисс между торговой верхушкой и аристократией».

Еврипид в противоположность Эсхилу и Софоклу не занимал никакой государственной должности.
На его глазах расцвет Афин сменился упадком и поражением в длительной Пелопонесской войне со Спартой.
У Еврипида Электра и Орест - просто несчастные дети, брошенные матерью ради любовника Эгисфа, пишет Лосев.

« Еврипид — сторонник победы торговой прослойки над землевладельческой аристократией - уже отрицает религию. Его «Беллерофонт» изображает борца, поднявшего бунт против богов за то, что они покровительствуют вероломным правителям из аристократии. «Их (богов) нет там (на небе), — говорит он, — если люди не хотят безумно верить старым сказкам». В произведениях настроенного атеистически Еврипида действующими лицами драмы являются исключительно люди. Если он и вводит богов, то лишь в тех случаях, когда требуется разрешить какую-нибудь сложную интригу. Драматическое действие мотивируется у него реальными свойствами человеческой психики. Величавых, но душевно упрощённых героев Эсхила и Софокла сменяют в произведениях младшего трагика если и более прозаичные, то усложнённые характеры… Еврипид чрезвычайно радикален в своих взглядах, сближаясь с греческими натурфилософами и софистами относительно их критики традиционной мифологии. Например, он считает, что вначале была общая нерасчлененная материальная масса, потом она разделилась на эфир (небо) и землю, тогда-то и появились растения, звери и люди (фрагмент 484)…
Богов Еврипид изображает почти всегда с самых отрицательных сторон, как бы желая внушить зрителям недоверие к традиционным верованиям. Так, в трагедии "Геракл" Зевс предстает злым, способным опозорить чужую семью, богиня Гера, жена Зевса,- мстительной, приносящей страдания прославленному греческому герою Гераклу только лишь потому, что он побочный сын Зевса. Жесток и вероломен бог Аполлон в трагедии "Орест". Именно он заставил Ореста убить мать, а потом не счел нужным защищать его от мести Эриний (эта трактовка резко отличается от трактовки Эсхила в его трилогии "Орестея"). Так же бессердечна и завистлива, как Гера, богиня Афродита в трагедии "Ипполит". Она завидует Артемиде, которую почитает прекрасный Ипполит. Из ненависти к юноше Афродита зажигает в сердце его мачехи, царицы Федры, преступную страсть к ее пасынку, благодаря чему гибнут оба - и Федра, и Ипполит.

Еврипид подозревает, что боги существуют лишь в мифах, в трагедии «Геракл» (1342-1346) главный герой говорит:
К тому же я не верил и не верю,
Чтоб бог вкушал запретного плода,
Чтоб на руках у бога были узы
И бог один повелевал другим.
Нет, божество само себе довлеет:
Все это бредни дерзкие певцов.

То есть, настоящее, не античное божество по своей сути должно быть устроено по-другому. Либо Еврипид, исходя из этого, отрицает любые религии на планете, либо знает о существовании настоящего бога. Лосев считает, что Еврипид всё же верит в некую высшую божественную сущность. Может быть, Еврипид в бегстве от садистских мифов лишь эволюционирует к монотеизму, к еще неведомой ему новой форме садизма? Не исключено, хотя в исследовании природы методом литературы Еврипиду не требуется божественная сущность, он описывает реальные характеры, реальные переживания живых людей. Подобно физикам, он в литературе стихийный материалист.

Софокл говорил: «Я изображал людей такими, какими они должны быть; Еврипид же их изображает такими, каковы они в действительности». Софокл так ничего и не понял.

Общественное противоречие порождает разорванное сознание.
«Еврипид, - указывает Лосев, - был патриотом родного полиса и неустанно подчеркивал превосходство демократических Афин над олигархической Спартой. Не раз Еврипид изображал свой народ защитником слабых, небольших государств… в трагедии "Гераклиды". В конце трагедии хор поет славу Афинам. Основную мысль трагедии выражает корифей хора, говоря: "Не в первый раз стоять земле афинской за правду и несчастных" (330)».
До «спасения мира и всей Вселенной от плохих парней» осталось всего два тысячелетия с хвостиком.

Трагедии «Орест» и «Андромаха» с жестокими Менелаем и Еленой пронизаны ненавистью к внешнему врагу, Спарте.
Отметим, что Лосев плохо представляет демократию в Афинах, равно как и Спарту, в которой не было столь дикого рабства.

Но тот же Еврипид осуждает захватнические войны - в трагедиях «Гекуба», «Троянки», пишет о страданиях детей и женщин Трои после ее падения. В одном из диалогов Тесей говорит Адрасту:
Те к славе рвутся, эти раздувают
Игру войны и развращают граждан,
Те метят в полководцы, те - в начальство,
Нрав показать, а тех нажива манит -
Не думают о бедствиях народных (233-237).

Еврипид, подобно циммервальдцам, подобно Ленину, пишет будто бы об империалистической войне за передел мира и осуждает Афины:
… Что поэт
Напишет на твоем надгробном камне?
"Аргивянами мальчик сей убит
Из страха" - стих, постыдный для Эллады (1189-1191).

Что заставило поэта занять такую позицию? Истинный демократизм, от слова «демос», но не от слова «парламент». Свободных мелких тружеников, - подчеркивает Лосев, Еврипид изображал с глубоким сочувствием, особенно тружеников земли.

Однако поражения Афин в Пелопонесской войне меняют его настроения. «Если в трагедиях Еврипида "Гекуба", "Андромаха", "Троянки", "Электра" и "Орест", - пишет Лосев, - поход греков в Трою изображается как захватническая война, цель которой - разгромить Трою и взять Елену, жену Менелая, то в трагедии "Ифигения в Авлиде" война греков с троянцами освещается с гомеровских позиций, то есть как война за честь Эллады».

Диктатура класса, поясняет Плеханов, как небо от земли отличается от диктатуры группы революционеров-разночинцев. Она предполагает такой рабочий класс, который способен самостоятельно обсуждать свое положение. Но такой рабочий класс не доверит свою судьбу даже самому искреннему своему доброжелателю.
Диктатура пролетариата, пишет Ленин, не только и не столько подавление сопротивления буржуазии. Диктатура пролетариата означает способность рабочего класса взять всю экономику страны в свои руки.
Принято считать, что в Афинах после убийства тысячи олигархов была восстановлена демократия. На самом деле правление Перикла является автократией. Эта автократия поддерживалась белым шумом сборищ в Народном собрании. Сам демос не участвовал в управлении Афинами. И не мог участвовать.
Еврипид, пишет Лосев, видел, что к рулю государства приходят привилегированные социальные группы, богачи, денежные дельцы, владельцы земель и предприятий.
Автократия, прикрываемая словами о народовластии, закономерно сменилась охлократией. Соответствующая юридическая форма была уже готова.

Патриотически настроенный Аристотель считал Еврипида трагичнейшим поэтом ("Поэтика", 13).


АВТОКРАТИЯ VS ОХЛОКРАТИЯ. РАБОВЛАДЕНИЕ

Рабовладение возникло в ходе разложения первобытнообщинного строя - вследствие роста имущественного неравенства, из патриархального рабства, из войн с захватом рабов, из развития товарно-денежных отношений, в условиях роста которых складывалось долговое рабство.
Античный способ производства существенно отличается от азиатского способа. Тем не менее, и в азиатском, и в античном рабовладельческом обществе основными отраслями производства являлись земледелие, скотоводство и ремесло.

В современной России стало традиционным считать античную систему идеалом демократии, лишенную социальных противоречий. Википедия отмечает, что в Афинах при Перикле в Народном собрании, экклесии, законодательном органе, участвовали все граждане с 20 лет. Хотя Народное собрание лишь утверждало решения, которые готовил Совет пятисот (буле), система была явно далека от деспотичных форм правления.
Члены Совета избирались сроком на год по жребию, не могли избираться более двух раз за жизнь, по жребию из членов Совета же выбирались председатели (пританы), каждому притану отводилась только 1/10 года для выполнения своих функций.
Представители исполнительной власти, 9 архонтов коллегии, вначале пожизненные, переизбирались ежегодно, 10 стратегов избирались прямым открытым голосованием. Судопроизводство осуществлял суд присяжных.
Нередко можно встретить текст примерно такого содержания:
«Некоторые рабы жили богато, занимались торговлей и ремеслом. Нельзя было оскорбить или обидеть чужого раба. Собственного раба господин оскорбить мог, но убить не мог. Раб мог бежать от хозяина и искать защиты в храме Тесея, рабов в священных местах искать было нельзя. Раб мог получить свободу, выкупиться у своего хозяина. Освободить можно было раба без всякого выкупа. Когда демократии в Афинах угрожала опасность, рабы и метекки принимали активное участие в борьбе с врагом, потому исследователи считают, что метекки и рабы жили неплохо при демократии».
Действительно, если подобным образом высказывается Ксенофонт, он пишет, что рабы в Афинах от граждан не отличались ни одеждой, ни лицом, были дерзки, никогда не уступали свободным дорогу на улице.

В погребальной речи Перикла в 430 году до н. э., запечатленной Фукидидом, стратег утверждает:
«Наш государственный строй не подражает чужим учреждениям; мы сами скорее служим образцом для некоторых, чем подражаем другим. Называется этот строй демократическим, потому что он зиждется не на меньшинстве, а на большинстве. По отношению к частным интересам законы наши предоставляют равноправие для всех; что же касается политического значения, то у нас в государственной жизни каждый им пользуется предпочтительно перед другим не в силу того, что его поддерживает та или иная политическая партия, но в зависимости от его доблести, стяжающей ему добрую славу в том или другом деле; равным образом, скромность звания не служит бедняку препятствием к деятельности, если только он может оказать какую-либо услугу государству…»
Исследователи объясняют данный феномен следующим образом:
«Древнегреческие полисы в V-IV вв. до н. э. были небольшими по территории, располагали скромными природными ресурсами и невысоким экономическим потенциалом, что не способствовало резкому имущественному расслоению. Состояния даже богатых граждан были относительно скромными, группы магнатов, располагавших огромными средствами, не сложилось» (История Древней Греции, под ред. В. И. Кузицына. М.: Высшая школа, 1996. Гл. XII).

Чтобы раб мог эффективно работать, нужно было его соответствующе кормить  и одевать. При скромном быте греков V-IV вв. до н. э. питание и одежда рабов и свободных людей не особенно сильно отличались друг от друга. Для того чтобы несколько ослабить противостояние рабов и их хозяев, в ряде греческих полисов, например в Афинах, запрещались в законодательном порядке беспричинное убийство рабов, изуверские истязания, поскольку считалось, что это наносит ущерб общественному спокойствию, да и самим владельцам (там же).

В обстановке острой борьбы между олигархическим (возглавляемыми Аристидом, затем Кимоном) и демократическим (возглавляемыми Фемистоклом, позже Эфиальтом и Периклом) группировками в Афинах утвердился наиболее прогрессивный для того времени государственный строй античной рабовладельческой демократии — Афинской демократии, что достигла наивысшего расцвета в эпоху правления Перикла (стратег в 444/443 — 429 годы до н. э), победно пишет Википедия.

В 80-е либеральные демократы, намекая на свободные альтернативные выборы, любили приводить выдержку из писаний Плутарха: «Рассказывают, что когда надписывали черепки, какой-то неграмотный, неотесанный крестьянин протянул Аристиду - первому, кто попался ему навстречу, - черепок и попросил написать имя Аристида. Тот удивился и спросил, не обидел ли его каким-нибудь образом Аристид. „Нет, - ответил крестьянин, - я даже не знаю этого человека, но мне надоело слышать на каждом шагу „Справедливый“ да „Справедливый“!..“ Аристид ничего не ответил, написал свое имя и вернул черепок».
Но так ли правдивы Ксенофонт, Перикл, учебник 1996 года, Википедия, наконец?

С одной стороны, шесть тысяч голосов кажется огромным числом, но по переписи, сделанной в 117-ю олимпиаду  архонтом-эпимелетом Деметрием Фалерским (317–307 г. до н.э.) в Афинах было 21.000 граждан, 10.000 метэков-приезжих без права гражданства и 400 000 рабов (львиная доля из них – государственные: работали на рудниках) (По данным Плутарха все цифры в разы ниже).
Гражданами считали только свободных мужчин старше 18 лет, рожденных от москвичей… простите, афинян по обеим линиям, отцовской и материнской. Полными гражданскими правами обладали лишь те, кто достиг тридцатилетия.
Даже приезжий Аристотель и сын Перикла не были гражданами.

Число метэков в Афинах достигало 15—20% от численности населения. В районе 480 г. до н.э. в Афинах насчитывалось примерно 5000 метэков. К началу Пелопоннесской войны в 431 г. до н. э. их число выросло до 10–15 тыс. и оставалось примерно таким в течение следующих 100 лет.
Численность рабов колеблется намного сильнее. В 480 г. до н. э.  Афинах насчитывалось около 30–40 тыс. рабов, в 431 г. до н. э. во всей Аттике - 115 тыс. человек, дальнейшие колебания числа рабов в Афинах - между 60–100 тыс. человек, достигая трети населения Афин.
Соотношение свободных граждан к рабам было 1:3. Прав были лишены даже освобожденные рабы.
Не были гражданами и женщины.
Таким образом, в античности существовала демократия для подавляющего меньшинства.

С другой стороны, источником имущественного расслоения общества были захватнические войны. Богатства некоторых рабовладельческих государств и их правителей, храмов и отдельных рабовладельцев достигали огромных размеров.
Юридическое право не может быть выше права материального, имущественного.

В Афинах в 594 г. до н. э. Солон разделил население в соответствии с имущественным цензом на группы. В состав первой попали крупные собственники, во второй всадники, в третьей средние собственники, в четвертой – малоимущие. Политические права и обязанности граждан разделялись соответственно получаемому доходу. Занимать общественные должности могли только представители первых трех групп, причем высшая должность архонта предназначалась лишь для представителей первой группы.
В странах Древнего Востока основные прослойки господствующего класса были тесно связаны с государственным аппаратом восточной деспотии - придворная знать, бюрократический аппарат, многочисленное жречество, военная верхушка. В греческих полисах ничего этого не было. Господствующий класс в полисах состоял из работорговцев, частных собственников земельных владений, крупных мастерских, торговых кораблей, денежных сумм, причем рабов можно было отдать в аренду другим лицам, получая за это прибыль.

Господствующий класс древней Греции представлен двумя группами. Первая - представители старинной земельной аристократии, слабо заинтересованные в быстром развитии ремесел, торговли, товарных отношений, основные доходы получали от земельной собственности, поддерживали олигархические порядки. Эта численно небольшая прослойка имела высокий социальный престиж и политический авторитет. Ее представители избирались высшими магистратами, часто возглавляли военные экспедиции.
Вторая группа — крупные собственники ремесленных мастерских, торговых кораблей, больших денежных сумм, домов, рабских контингентов, товарных поместий.
Эта прослойка делилась на лиц, обладавших правами гражданства, и метэков. Свободные богатые люди, владевшие солидными состояниями, но не имевшие права гражданства, имели ограниченную правоспособность, не могли приобретать земельную собственность, не могли владеть домами, не участвовали в работе Народного собрания и избирались на должности - что сковывало их экономическую и общественную активность.

Во времена военных поражений, сообщает справочник, обострения внутриполитической борьбы, осложнения социальной обстановки некоторые группы богатых метеков добивались гражданских прав. Так, после свержения господства олигархов и восстановления демократии в Афинах в 403 г. до н. э. часть метеков, активно помогавшая в борьбе с так называемой тиранией Тридцати, получила права афинского гражданства.

Крестьяне составляли значительную часть гражданского населения полиса. Земледелец был независимым от других лиц или государства, владел земельным участком и, как правило, не платил налогов с земли.
Однако в одном полисе формировалась группа крупных собственников, которые пользовались значительным влиянием на сограждан и занимали в городе высокие должности. В другом полисе, напротив, накапливались бедные и разорившиеся крестьяне, не имевшие надела и нанимавшиеся батраками и сезонными рабочими.

Господствующий класс в Спарте более однороден, чем в Афинах, в нем отсутствовали торгово-ремесленная знать и метэки. Это был класс землевладельцев и илотовладельцев. В IV в. до н. э. внутри этого класса усиливается имущественное неравенство, концентрация земельных владений в одних руках, увеличивается численность безземельных, которых стали называть «опустившимися».
Преобладание сельского хозяйства не создавало потребности в дополнительной рабочей силе или труде рабов, для Спарты характерен низкий уровень развития рабовладельческих отношений.

В таких полисах, как Спарта, города Беотии, Фессалии, Аркадии и других, основными производителями в сельском хозяйстве были не малочисленные рабы, а илоты (в зависимости от полиса - пенесты, клароты, мариандины). Они не считались собственностью отдельных лиц, имели хозяйство, семью и обрабатывали участки земли своими силами, но находились в двойной зависимости - от государства и частных лиц, в пользу которых они должны были платить оброк. Хозяин не имел права наказывать или убивать своих илотов. В Спарте само государство проводило против илотов так называемые криптии. Отряд спартиатов получал задание тайно совершить нападение на какое-либо селение илотов и уничтожить наиболее сильных из них.

Рабы же по греческим законам не имели права создавать семью. Рожденные рабынями-наложницами дети тоже считались собственностью хозяина. Дети рабов должны были наследовать положение родителей. Рабы греческого происхождения встречались нечасто, большинство из них были чужеземцами - скифами, фракийцами, иллирийцами, лидийцами, сицилийцами, карийцами, пафлагонцами и сирийцами. Их греки называли варварами.
В некоторых поместьях Сицилии рабовладельцы даже устраивали своего рода питомники, в которых с рождения воспитывали рабов и потом с большой выгодой продавали.
Рабовладелец мог морить рабов голодом, подвергать их любым наказаниям, убивать – если он представит вескую причину. Рабы жили в плохих условиях, к ним относились как к скоту.

Рабы нередко заменяли сторожевых собак, сообщает Википедия, раб считался собственностью, вещью господина; личность его не играла никакой роли ни в государстве, ни в обществе, ни в семье. Все, что он приобретал, считалось собственностью хозяина. Господин разрешал и запрещал браки. В одной комедии Аристофана читаем: «… несчастный бедняк, что с твоей кожей? не напала ли на твою поясницу и не изборонила ли тебе спину целая армия дикобразов?» В «Осах» один раб восклицает: «О, черепаха! как я завидую чешуе, защищающей твою спину!» В «Лягушках» есть такое выражение: «Когда наши господа живо чем-либо интересуются, на нас сыплются удары». Наказание голодом было самое обыденное. В случае более тяжкой вины их ожидала тюрьма, бич, розги, виселица, колесование. Участь рабов, занимавшихся в мастерских, была ещё хуже. Рабов-земледельцев заковывали в цепи, которых не снимали и на время работ. Оковы на ногах, кольца на руках, железный ошейник, клеймо на лбу. Мука, винные ягоды, в иных местах палые и пересоленные маслины — вот пища рабов. Одежда - из куска полотна, превращённого в пояс, короткого плаща, шерстяной туники, колпака из собачьей кожи и грубой обуви.
За убийство раба – только штраф, за убийство чужого раба – штраф побольше.

Потому рабы и не собирались быть патриотами.
В 494 г. до н. э. рабы в г. Аргосе воспользовались поражением аргосского ополчения от Спарты, захватили город и на короткое время организовали там свое собственное управление. В 464 г. до н. э. воспользовались тяжелым положением спартиатов (Спарта была разрушена землетрясением) мессенские илоты и подняли восстание, которое продолжалось целых 10 лет.
Во время разорительной Пелопоннесской войны в 413 г. до н. э. около 20 тыс. афинских рабов (в основном ремесленники) перебежали к спартиатам, поставив афинян в крайне трудное положение. В 412 г. до н. э. во время военных действий на острове Хиосе к афинянам перебежало множество хиосских рабов, что помогло захватить этот остров.

Любое государство нуждается в системе пропаганды.
«Государство, — писал Аристотель, — состоит из многих частей. Одна из них — народная масса, работающая над продуктами питания; это так называемые земледельцы. Вторая составная часть государства — класс так называемых ремесленников, занимающихся ремеслами, без которых невозможно само существование государства; из этих ремесел одни должны существовать в силу необходимости, другие служить для удовлетворения роскоши или для того, чтобы скрасить жизнь. Третья часть — торговый класс, именно тот, который занимается куплей и продажей, оптовой и розничной торговлею. Четвертая часть — наемные рабочие; пятая — военное сословие». (Политика, IV, 3, 11.). Заметим, что рабов Аристотель исключил из своей схемы. Тем не менее, он и другие философы его времени разработали целую теорию рабовладения.

«Государство, утверждал Аристотель, -  создается не ради того только, чтобы жить, но преимущественно для того, чтобы жить счастливо; в противном случае следовало бы допустить также и государство, состоящее из рабов или из животных, чего в действительности не бывает, так как ни те, ни другие не составляют общества, стремящегося к благоденствию всех и строящего жизнь по своему предначертанию» (там же, 1280a). («Политика», кн. III, 1277b; пер. А. И. Доватура).

Аристотель обосновывал необходимость рабства потребностями жизни и производства, считал рабов существами с иной физической и психической организацией, чем свободные люди. «Природа устроила так, — писал Аристотель, — что и физическая организация свободных людей отлична от физической организации рабов: у последних тело мощное, пригодное для выполнения необходимых физических трудов, свободные же люди держатся прямо и не способны для выполнения подобного рода работ: зато они пригодны для политической жизни... Одни люди по своей природе свободные, другие — рабы, и этим последним быть рабами и полезно и справедливо».

***

Помимо идеализации античной демократии в качестве опровержения марксизма предлагается версия, что рабы не являлись основным производительным классом античности, их численность была невелика, а феодализм смешил рабовладение вследствие кризиса, но никак не путем классовой борьбы (Колташов В. Г. Капитализм кризисов и революций». М., 2019). Сами кризисы возникают «математически», по определенному графику, как некая статистическая закономерность, их причины обходятся стороной, кризисы – основа, они подталкивают революцию. Т.е. якобы общество движет не рост производительных сил, которым начинают мешать отжившие производственные отношения, а ухудшение экономического положения.
В том же духе – так называемые кондратьевские циклы, которыми постоянно оперирует Сергей Глазьев, хотя сам Кондратьев отмечал, что не существует объяснения экономических циклов (Н. Д. Кондратьев. Избранные сочинения. М.: Экономика, 1993. С. 25). Кондратьев пишет о 7-11-летних циклах, однако ясно, что продолжительность цикла «подъем – кризис – депрессия в сильной степени зависит от скорости товарооборота, от кредитного плеча, наличия хеджирования и т.п., от уровня глобализации, от войн, от НИОКР и прочее, то есть, она не может быть определена в принципе, невозможно ее определить единой формулой.
В то же духе – попытка объяснить революции вспышками на Солнце, солнечными циклами и т.д.
Относительно численности рабов мы уже выяснили выше.

Развитие ремесла и торговли, дешевизна рабского труда обеспечивали рабовладению высокую рентабельность. Средний доход от эксплуатации одного раба, занятого в ремесле, достигал 60–120 драхм в год, в то время как содержание семьи свободного гражданина в Афинах в V в. до н. э. стоило 180 драхм в год. Доход от двух-трех рабов был достаточен для содержания одной афинской семьи, состоящей из трех-четырех человек.
Рабы использовались в качестве прислуги, для размола зерна, приготовления пищи, изготовления одежды и обуви и их ремонта, в качестве секретарей, курьеров, палачей, полицейских. В некоторых полисах рабство активно внедрилось в сельское хозяйство, например на Хиосе, но в большей части торгово-ремесленных полисов рабы применялись, главным образом, в ремесленных мастерских, горном деле, обслуживании морских перевозок, строительстве.
Преобладали рабы-мужчины, занятые в производстве (среди рабов было мало стариков, детей, немного рабынь), так что значение рабов как категории самодеятельного населения в обществе и производстве было значительно выше, чем их арифметическая численность.

Таким образом, главной производительной силой при рабовладельческом способе производства являлась простая кооперация рабского труда, позволявшая увеличить прибавочный продукт. Рабский труд – господствующий способ производства в античности.

***

В ходе эволюции рабовладельческого способа производства мелкие крестьяне и ремесленники разорялись, попадали в долговую кабалу и превращались в рабов, другие пополняли ряды городских нищих.
Противоречие рабовладельческого способа производства в том, что рабский труд являлся тормозом расширенного воспроизводства. Увеличить число рабов могли лишь войны, которые не шли постоянно, подневольный труд был низко производительным, а сделать рабов свободными ремесленниками или земледельцами мешало качество элиты, которая была способна исключительно на рабовладение. Элита была способна лишь к обратному процессу – к вытеснению армии должников в армию рабов.

С другой стороны, рабов отнюдь не содержали в холе, они были полуголодны, рабочая сила рабов быстро истощалась, среди рабов били высокая смертность и низкий уровень продолжительности жизни. Однако войны зачастую оканчивались поражением, а затяжные войны вели к истреблению рабов и к общему упадку экономики.
Одной из форм повышения эксплуатации и вместе с тем производительности рабского труда в Афинах становится отпуск раба на оброк. Рабу предоставляются небольшие средства, помещение и жилье. Раб открывал маленькую мастерскую, торговал продуктами своего труда, мог завести семью и должен был платить господину оброк, который был выше, чем прибыль, приносимая его рабами, находящимися в доме господина.
Возникает тенденция к дроблению крупных хозяйств, собственники начинают разбивать свои земельные владения на небольшие парцеллы, сдаваемые в аренду колонам.  В I—II в. н.э.  из свободных крестьян и части рабов, которых отпускают на волю, возникает колонат, переходная форма от рабовладения к крепостничеству. За долги колоны оказываются прикреплёнными к земле, их продают вместе с парцеллой.

Разумеется, именно классовая борьба привела к уничтожению рабовладения.
В 425 году произошло восстание рабов в Пилосе, в 427-м состоялось Коркирское восстание, в 414-м – в Сиракузах, Абидосское восстание, два крупных восстания на острове Сицилия (137–132 гг. до н. э. и 104–100 гг. до н. э.), восстание Аристоника в Малой Азии (133–129 гг. до н. э.), восстание Савмака на Боспоре (108–107 гг. до н. э.), восстание Спартака в Италии (73–71 гг. до н. э.) и т.д.
На II—I вв. до н, э. приходится наибольшее количество восстаний рабов. В Римской империи Период активных выступлений рабов начинается с 199 г. до н. э. и заканчивается разгромом уцелевших отрядов Спартака в 62 г. до н. э.
Но это далеко не полный перечень. Дело в том, что историки игнорировали восстания рабов, не считая их чем-то значимым.
Греческие и римские авторы, как правило, не уделяли достаточного внимания восстаниям рабов, описывая их кратко и поверхностно, потому что эти восстания в представлении рабовладельцев были вершиной беззакония и преступности. Сведений о выступлениях рабов в начале Республики источники донесли очень мало. Судя по сведениям Дионисия Галикарнасского и Тита Ливия, такие волнения рабов наблюдаются либо в связи с борьбой плебеев, либо в связи с внешними нашествиями, т.е. не были чем-то самостоятельным (А. М. Малеванный, Е. А. Чиглинцев, А. С. Шофман. Классовая борьба в Древнем мире. Казань, 1987. Гл. 3).
Причем наиболее крупные восстания происходили в период расцвета рабовладельческой формации, в точном согласии с марксистской теорией.

Если бы вообще отсутствовали противоречия, общество и не развивалось бы и не сменилось феодализмом. Но.
Ведь и при Гитлере в обществе – в какой-то мере – отсутствовали социальные противоречия, именно в Германии 30-х состоялось так называемое социальное партнерство – между рабочим классом и буржуазией, по причине кризиса и с помощью использования образа врага: злого шамана соседнего полиса или отвратительных евреев. Гитлер ни много, ни мало, сделал то, чего не могли добиться  ни демократический Рузвельт, ни тоталитарный Сталин – Гитлер полностью избавил немцев от безработицы. Свободный от работы получил свободу экономическую и политическую: зарплату, а с ней и права гражданина великой Германии.

В то же время, несмотря борьбу между различными классами в античности, рабовладельческий строй рухнул отнюдь не вследствие восстания.
Энгельс отмечал, что «...уничтожения рабства победоносным восстанием древний мир не знает» («Происхождение семьи, частной собственности и государства»).

В чем здесь дело? Иная политэкономия, иной исторический детерминизм? Дело в том, что само по себе общественное классовое противоречие не возникает изначально в окончательном виде, когда противостоят лишь две противоположности, когда сформированы два основные класса-антагониста.

В классовую борьбу втянуты крестьяне, а также плебеи Римской империи - земледельцы, ремесленники, мелкие торговцы. До III в. до н. э. основной антагонизм наблюдался не между рабами и рабовладельцами, а между патрициями и плебеями. В 30-х годах II в. до и. э. вследствие усилившейся концентрации крупной земельной собственности мелкий землевладелец оказался перед угрозой разорения. Необходимость аграрной реформы вызвала широкое движение, возглавляемое Гаем и Тиберием Гракхами, породившее в 91-88 гг. до н. э. Союзническую войну, восстание италийского крестьянства (не только мелких, но и средних землевладельцев) (А.М.Малеванный, Е.А.Чиглинцев, А.С.Шофман. Классовая борьба в Древнем мире. Казань, 1987).
Конфликты подогревались как этнической, так и религиозной составляющей. Ф. Энгельс и. В. И. Ленин считали раннее христианство (до середины II в. н. э.) не только демократическим, но и революционным движением.
Наконец, античную Грецию завоевали римляне, сам Рим был разрушен варварами.

***

Управление Афинами осуществлял ареопаг, состоящих из 9 архонтов, орудие в руках рабовладельческой аристократии, которая переросла в олигархию.
Афинская демократия просуществовала всего лишь более 2,5 веков, с 594 по 321 г. до н. э. в Афинском полисе. Любой гражданин имел право (и даже обязанность) участвовать в работе Народного собрания. В момент расцвета афинской демократии около трети граждан одновременно занимали ту или иную государственную должность.

Спарту Википедия называет олигархической и противопоставляет ей демократические Афины. Древняя Спарта, пишет Википедия - образец аристократического государства, которое в целях подавления недовольства огромной массы подневольного населения сдерживало развитие частной собственности и сохраняло равенство среди самих спартанцев.

Того же мнения и А.  Ф. Лосев: «… война была одинаково захватнической как со стороны Афин, так и со стороны Спарты, но все же надо отметить разницу в политических позициях этих двух полисов: Афины, как демократическое рабовладельческое государство, в покоренные во время войны области вносили принципы рабовладельческой демократии, а Спарта всюду насаждала олигархию» («Античная литература»).

Действительно, выборными в Спарте были только судьи, далее они избирали гиппагретов, гиппагреты – «всадников». Хотя по аналогии было Народное собрание (все полноправные спартанцы мужского пола, достигшие 30-летнего возраста),  но высший орган – Совет старейшин: 28 геронтов в возрасте старше 60 лет, избиравшихся пожизненно, и 2 царя (архагета). Архагеты выбирались путем гадания по звездам. Им подчинялось войско, и они имели право на большую часть добычи.
Скажем так: спартанцы не тратились на ширму.

Невзирая на восторг либеральной общественности перед афинской демократией, правление Перикла автократично, его «программа» панэллинизма, отмечает Ф. Х. Кессиди, диктовала политику жесткой централизации, жесткого подчинения подчиненных Афинам полисов, которые было порядка двухсот («Сократ», М.: Мысль, 1976. С. 24). Спарта же, наоборот, проводила в отношении завоеванных полисов более демократическую политику. Отсюда и поражение в войне.

Отразив персидское вторжение в Грецию в 480 г. до н. э., отмечается в Википедии, Афины вскоре стали лидером коалиции греческих государств, продолжавших войну с Персидской империей на зависимых от неё территориях в Ионии и на Эгейском архипелаге. В течение этого периода Афины, первоначально занимавшие лидирующее положение в составе Делосского Союза, обрели статус правителя обширной Афинской державы. Персия была вынуждена оставить свои владения по берегам Эгейского моря, которые попали в зависимость от Афин. Получив внушительную поддержку от Персии, Спарта построила значительный флот. Это позволило ей оказать помощь в Эгейском море и в Ионии зависимым от Афин государствам-членам Делосского морского союза, пожелавшим выйти из последнего (Хиосу, Милету, Эвбее и пр.), подрывая мощь Афинской державы и окончательно лишая Афины и их оставшихся союзников превосходства на море.

Демократия не уничтожила, но увеличила бедность.
Богатые афиняне и римляне имели ткацкие, оружейные и другие мастерские, в которых работали только рабы. Даже свободные профессии были практически недоступны для граждан. Часто врачами были рабы, которые лечили больных, принося доход своему хозяину. Рабами были многие архитекторы, кораблестроители, мелкие государственные чиновники.
Бедный обладал политическими правами, но в силу бедности продавал свой голос. В Риме открыто шла торговля голосами; в Афинах ее предпочитали скрывать. В Риме, где бедняки не входили в состав суда, они продавали себя в качестве свидетелей, а в Афинах – в качестве судей.
В Акрополе нашли 190 черепков с именем Фемистокла, но почерков, которыми оно написано, оказалось всего с десяток, т.е. «бюллетени» подготовили заранее.
 Суд Сократа и вынесенный ему приговор - еще один плод демократии. Сократа обвиняли в неуважении к богам и в совращении молодежи. Его судил 501 присяжный. Виновен ли Сократ? «За» - 281 голос, против - 220. Приговорить ли к смерти? «За» - 321 человек, против — 180.
Цицерон пишет: «Древняя Греция, некогда процветавшая благодаря своим богатствам, владычеству и славе, пала из-за одного вот какого зла: неумеренной свободы и своеволия народных сходок.
Всякий раз, когда в театре рассаживались неискушенные люди, необразованные и невежественные, они начинали бесполезные войны, ставили во главе государства мятежных людей, изгоняли из него граждан с величайшими заслугами» («В защиту Луция Валерия Флакка», пер. В. О. Горенштейна).

Совещательный орган, где можно выступить с речью, т.е. многопартийная система - вот вершина мысли интеллигенции. Проголосовать за того, кто будет подавлять население в следующий период между избирательными кампаниями. Мифологическое, переходящее в мистическое, сознание.

Теперь нужно вспомнить, что правят не партии, не президенты и, не побоюсь этого утверждения – не первые секретари ЦК. Правят классы. Президенты – всего лишь их ставленники. Не Путин закрывает заводы, их закрывает буржуазия.
Потому буржуазия объединила ВСЕ партии, от ультра до ультра, в единый предохранительный буфер между собой и массами. И если какая политическая ниша не заполнена, экология, фашизм или ЛГБТ, власть заполнит ее самоё собой. Опускание бюллетеней в урну для голосования превратилось в фарс.

В ареопаге в силу продажи права голоса заседали не выходцы из демоса, а… их представители. Когда же речь заходит о Советах, то есть, о настоящей демократии, ибо в ареопаге заседают сами низы и сами, без всякого представительства, непосредственно выражают собственное мнение, интеллигенция поднимает шум. Не может черномазый играть на рояле, разве имеет право безграмотный, темный, обуреваемый ленью, пьянством и беспорядочными половыми связями смерд заявить свое мнение. Это может только интеллигент, соль земли русский, цвет нации. Демократия – это социальный расизм.

Надо навсегда сломать этот предрассудок, что управлять могут только высшие классы, пишет Маркс.
Ленин писал: диктатура пролетариата выражается в форме Советской власти, форме, найденной самими рабочими.
Увы, восстанавливать предрассудок, причем с большим трудом, пришлось самому Ленину, ломавшую предрассудок Рабочую оппозицию он заклеймил анархо-синдикализмом.
Шахтер Петр Игнатов, большевик-подпольщик, член ВРК Усть-Медведицкого округа, предложил каждого члена партии направлять на некоторое время на фабрику, завод или рудник заниматься физическим трудом. Его поддержал большевик Медведев, ограничивший трудовую повинность тремя месяцами в году. Бухарин возражал: «Получается, что Чичерина надо отправить на завод… где он проведет три месяца у станка… после этого, несомненно, три месяца в санатории, когда же он будет заниматься дипломатической работой?»
И наоборот: поставь тачечника заниматься архитектурой, и он разрушит город. В 1918-м Ленин убеждает рабочих не изгонять буржуа, владеющих заводами, потому что рабочие неграмотны и не могут заменить собой буржуа.
Пусть не трудовая повинность - но именно сменяемость партийных госчиновников сверху донизу есть один из основных принципов Советской власти.
Юридическое право в форме Советской власти не может быть выше уровня развития производительных сил. В полуфеодальной России левеллеры и санкюлоты в лице Рабочей оппозиции потерпели поражение. Ленин выступил против охлократии.

На XII съезде РКПб в 1923 году, без Ленина, постановили, что диктатура партии выражается в форме диктатуры партии. Нации, как женщине, не прощается минута слабости, с того момента демократия будет осуществляться не непосредственно самим демосом, а через его представителей. Поразительное единство интеллигенции и партии, либерализма и сталинизма.

Теперь Ленин возражает уже автократии, он пишет письмо съезду, призывает сместить Сталина, ввести в руководство полсотни рабочих.

Дальше вы знаете: в 1991-м демос решил, что с него достаточно отработать смену. Отсталый базис привел надстройку в соответствие с собой.
2020 год, США, протестующие негры свергли памятник лосю.


ИЗ АРХИВА АНБ
Где вьюгу на латынь
Переводил Овидий,
Я пил степную синь
И суп варил из мидий,
И мне огнем беды
Дуду насквозь продуло,
И потому лады
Поют, как Мариула

Владимир Войнович родился в 1932 году. Отец Войновича - журналист, ответственный секретарь республиканской газеты «Коммунист Таджикистана» и редактор областной газеты «Рабочий Ходжента». Мать – сотрудница редакций этих газет. Войнович утверждает, что происходит из знатного сербского рода Войновичей, является родственником графов Войновичей.
В 1951-м призван в армии. Во время службы писал стихи для армейской газеты. Наверно, патриотические.
В 1956 г. напечатал стихи в «Керченском рабочем». Скорее всего, тоже патриотические.
В 1960 году работал младшим редактором в отделе сатиры и юмора на Всесоюзном радио. Написал стихи к песне «Я верю, друзья, караваны ракет помчат нас вперед от звезды до звезды… Давайте-ка, ребята, покурим перед стартом, у нас еще в запасе четырнадцать минут».
Песня – в духе истеблишмента. Почему именно 14, а не 15, не 10, не 5? Да только потому, что в слове подходят ударение и количество слогов. Истеблишмент во все времена во всех странах отличался идиотизмом. «Здравствуй мама, воротились мы не все» - в связи с этим «хорошо бы пробежаться по росе».
Народ тут же сочинил пародию на «караваны ракет»: «Давайте-ка, ребята, ограбим дом проката…»
В 1961-м Войнович опубликовал в «Новом мире» повесть «Мы здесь живем»  о замечательной колхозной жизни. Центральные журналы предложили ему печатать его стихи.
С 1962 года – член Союза писателей СССР.
В 1963-м начал писать «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина», штука замечательная, не бесталанная.
В 1964 году принял участие в написании коллективного детективного романа «Смеётся тот, кто смеётся», опубликованного в газете «Неделя».
В 1967-м «Новый мир» опубликовал его повесть «Два товарища». Совершенно пустое творение, без всякого смысла, слог бездарный.
В 1972-м Политиздат в серии «Пламенные революционеры» публикует его повесть «Степень доверия» о Вере Фигнер. Хотя уже в 1969-м «Чонкин» без его разрешения опубликован на Западе. Войнович обращался в издательство, требуя причитающиеся ему деньги, но получал отказ.
При этом Войнович уже был диссидентом, о Фигнер писал одно, подразумевал - другое. Заметим это: без разрешения. В 1969-м.

Из «новых стихов»: например, «По тропинке, по проселку» - откровенно сдуто у Рембо «Я брел, засунув руки в дырявые карманы», причем сам текст «нового стихотворения» бездарен. «Кое-что о радостях людских» - бездарный пасквиль на СССР.
1994-й год: «Я думал: кого бы на время / Для низменной цели найти? / С надеждой такой неуместной, / С бескрылой такою мечтой / Шагал я по местности местной, / Подвыпивший и молодой». Не блестяще.
2008-й: «Света, я тебе признаюсь. / Хоть три года ты со мной, / Но я все еще стесняюсь / Называть тебя женой». Изумительно.
1959-й: «И уже в межпланетный полет / Человека влечет любопытство. / Он, презрев и опасность и смерть, / Долетит до Луны и Урана… / Только жаль, никому не суметь / Из баранины сделать барана». Глубоко копнул!

Но… в этих всех писаниях угнетает не то, чтобы отсутствие содержания, а отсутствие поэзии. Войнович не владеет словом, у него всего-то рифмовка. В общем – обычная добропорядочная посредственность.

В период правления Ельцина был обласкан финансово, участвовал в кремлевском проекте «Волки не питаются травой» стоимостью 107 845 800 р. Для брошюры в 64 страницы тиражом 8 тыс. экз., себестоимость одного экземпляра которой, по самым высоким расценкам, не могла быть более 1-2 тысяч р. Авторы брошюры: Г. Бакланов, В.Войнович, Л.Жуховицкий, Т.Иванова, Ф.Искандер, А.Нуйкин, Л.Разгон, Ю.Черниченко, Б.Штейн.
Наконец, Войнович поддержал проамериканскую оранжевую революцию на Украине. Против возвращения Крыма в Россию. В войне на Донбассе обвиняет Россию. В 2014-м объявил, что страхи жителей Донбасса перед фашистами бандеровцами навеяны пропагандой и являются чепухой. В феврале 2015 года написал открытое письмо президенту РФ с просьбой об освобождении Надежды Савченко.

Понятно, что для безграмотных заявлений достаточно безграмотности, а для безграмотной жизни нужна грязная душа. Но перестройка у Войновича произошла именно в конце 60-х, он стал диссидентом, принял участие в московских интеллигентских сборищах под лозунгом «за права человека».

Диссиденты уверяют, что они выступали против социализма-коммунизма. Еще бы, если США против сциализма. Но ведь это глупо: в СССР никогда не было социализма. И в Китае в 1956-м съезд КПК установил, что в Китае – госкапитализм. И КПСС никакого отношения к социализму-коммунизму не имела. В народе ходил короткий анекдот: «На здании ЦК КПСС на Старой площади надпись: «Наша партия борется за звание коммунистической».» В чем тогда была цель диссидентов? В службе Госдепартаменту США.

Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе проходило в Хельсинки в 1973-1975 гг., в 1976-м в Москве была создана т.н. «хельсинская группа, Организатором и первым руководителем МХГ был советский физик, член-корреспондент АН Армянской ССР диссидент Юрий Орлов. С мая 1996 года председателем МХГ является Людмила Алексеева.
Декларацию прав человека приняли в 1948-м.
Что же случилось в конце 60-х, что «торкнуло» Войновича? Неужто ввод советских войск Чехословакию? Да, диссиденты тогда переволновались, но Запад даже не шелохнулся, он посчитал это нормой.
В мае 1969 года опять же в Москве Петром Якиром и Виктором Красиным создана Инициативная группа по защите прав человека в СССР. Почему именно в 1969-м? Только потому, что 1968 год был объявлен ООН Годом прав человека?

***

До 1991 года в США существовало примерно 250 советоведческих институтов. Агентство национальной безопасности было укомплектовано профессурой. В подавлении движения 60-х участвовали такие философы, как Мунье, Адорно, представитель Франкфуртской школы Герберт Маркузе, сотрудничавший с ЦРУ. Тогда в молодежную среды были привнесены однополая любовь, хиппи и «психоделическая революция», то бишь, наркотики. Словом, свобода не как освобождение труда, а под видом снятия табу. Помните, один из лидеров Демсоюза Женя Дебрянская, подружка Новодворской, проповедовала антипрогибиционизм, т.е. против запрета наркотиков, и одно время в РФ даже разрешили минимальную дозу.
В 60-е в США длинноволосых подростков, дабы придать значимость «протесту», отлавливали полицейские и насильно стригли. Движение как классовое было подавлено. Во Франции протест против массовых увольнений был подавлен социалистом Олландом путем легитимизации однополых браков. Ныне в США появились новые формы подмены – феминистское движение, мультикультурализм и т.д. Подмена протеста используется по сей день, разумеется, и в России – в форме экологического движения, ЛГБТ, КПРФ и т.д. На волне протестного пореформенного голосования за «коммунистов» идиотизм подмены заметил и российский кинематограф - в фильме «Город Зеро». Очередной подменой протеста стало внедрение в избирательную президентскую кампанию «коммунистов» капиталиста Грудинина, затем защита чиновника Фургала, затем защита «социалиста» Платошкина.

1969 год, вьетнамская армия массированно наступает на армию США, в Италии - всеобщая забастовка в поддержку требования пенсионной реформы, участвуют 18 млн человек. Франция объявляет эмбарго на поставки оружия Израилю, Чили ускользает из жарких объятий США, Ливия требует убрать британские военные базы, Революционный совет Ливии национализирует 4 крупнейших банка, резиденция короля передана под туберкулезную больницу. В Либерии убиты американский епископ и его помощник. В Боливии введена государственная монополия на сбыт полезных ископаемых.
Конец 60-х, в Италии -  голодные вооруженные рабочие с юга устанавливают на заводах Советы, в США - мощные забастовки против конвейерной системы, широкое молодежное движение, движение за самоуправление, во Франции в 1968-м - революция. С 1969 года в США неуклонно падет производительность труда. В 1973 г. она упала до уровня 1963 года (забегая вперед: в 1915 году – до уровня 1953 года).
Как в России футбольный чемпионат-2018 на месяц затмил пенсионную реформу, так в 1969-м в США население ликовало по поводу первой высадки космонавтов на Луну.

Единственный стратегический выход в такой ситуации – экономическая экспансия, устранение конкурентов, желательно при сокращении военных расходов (забегая вперед, скажу, что при всем расширении НАТО на восток к 1989 г. в Европе размещались два корпуса СВ США, общая численность войск составляла 213 тыс. чел. К началу 2014 г. американское военное присутствие в Европе сократилось до 24 тыс. чел.  В 2016 г. в связи с событиями на Украине, в Крыму и на Донбассе  американский контингент в Европе увеличил численность до 29-30 тыс. чел. В США с начала 90-х сокращались военные ядерные программы, специалисты высокого класса оставались без работы).

Соответственно, с конца 60-х – начала 70-х в США увеличились расходы на войну идеологическую. В первой половине 70-х в СССР усиленно привносилась извне тема снятия табу. Конечно же, это «Биттлз» и прочее, это модерн, авангард и т.п. Как рассказывал в нулевые по телевидению один поклонник рока: «Классическая музыка – это такая скука… И тут грянул рок!!!»

В тот же период в свет выходит книжки Адо Адояна «Эволюция любви и семьи», Льва Литвака «Человек любящий». Книжка Литвака формата А5 ничего особенного из себя не представляла, просто некоторые сведения из медицины и биологии. Но само ее появление, предназначение широкому кругу читателей, с явной подменой любви сексом, не могло не потревожить и молодежь, и старшее поколение. Одна учительница средней школы рассказывала: «Мы в учительской над этой книжкой смеялись…» В конце 70-х Литвак с семьей уехал сначала в Израиль, затем в Канаду.

В те же годы в СССР среди молодежи распространялись для знакомства (с возвратом в библиотеку) вполне легальные учебники для мединститутов: «Акушерство и гинекология», «Половое созревание» и т.п. Распространяли их старшие, не обязательно студенты мединститутов.

В советский кинематограф проникает фильм «Забриски пойнт» - под маркой истории студенческих протестов. Антониони – великий режиссер, но фильм примитивен. Он становится для элитной молодежи СССР сакральным, от него в юном сознании отпечатываются главными три момента: студенческий протест, табуированный в советском кинематографе секс и секретарша за рулем автомобиля.
Аналогично стал обожаемым французский фильм «Анжелика маркиза ангелов» и польский откровенный фильм «Анатомия любви» 1972 года.

В том же русле – фильм Авербаха «Чужие письма».
Илья Авербах – неприметный режиссер, лучший фильм – «Монолог», затянутый, пресный, с унылым сюжетом и парой приличных фрагментов, намекающих на развитие, но так его и не получивших.

Критик Сергей Кудрявцев кроет героиню фильма в таких красках: «Сексуально агрессивное поведение», «Монстр, порождённый мутациями в сознании нации», «социалистическое отродье Франкенштейна», которое решило восстать против своего создателя», «сигнал о вырождении поколения «чужих детей», многие из которых ныне стали «новыми русскими».
Об отштампованности Кудрявцева свидетельствует фрагмент его эссе о «Чужих письмах»:
«Интеллигентный удивлённый возглас другой учительницы-пенсионерки, что «нельзя читать чужие письма, просто нельзя и всё», вряд ли когда-нибудь будет воспринят молодым созданием из новой исторической формации, которая сделала перлюстрацию, доносительство (даже на своих родителей — ведь Павлик Морозов стал идеальным героем, примером для подражания) и манипулирование жизнями людей доминирующим принципом общественной политики».
Кудрявцевы не желают знать, что в реальности Павлик Морозов и не думал доносить на отца, а в американской нации доносительство детей на родителей – общепринятая норма.

Критик Александр Трошин приводит «меткое» выражение Габриловича: «шестнадцатилетние "СавАнаролы (так в тексте, Б. И.) в мини-юбках».
Для Трошина – старое поколение с «ахматовскими» (а в переводе – с советскими) идеалами – отжило, ему на смену идут молодые, которые кричат старичью: «Догоняйте нас!»
Все одинаково пишут про неблагополучную семью, про трудного подростка, про школьную тему и т.п.
И все хором причитают, что такой талант, как Авербах, «рано ушел». Не расцветя. В бутоне.

Зину Бегункову нельзя назвать красивой, она, как ныне модно говорить – сексапильна, такую и подбирал режиссер.
Зина влюблена во взрослого «прожженного» мужчину, она хотела бы получать от него возвышенные письма. Но такие личности к любви неспособны. Любовь для них – это катание в автомобиле и секс без последствий.

Но ведь этот фильм – ну, просто с очевидной «заточенностью». Критики пишут, что-де школьница Зина Бегункова оборотила свой проступок (чтение чужих писем) в свою пользу, но почему-то не хотят видеть то, что на поверхности.  Зина убеждена, что учительница Вера Ивановна (с ахматовскими идеалами), у которой она проживает, хотела похвастать перед ней любовным письмом. Но дело интереснее: когда в классе обсуждают чтение чужого письма, а Вера Ивановна не способна подтвердить табу «нельзя», Зина вбегает в класс и корит Веру Ивановну, что та-то знает, как было на самом деле. И Вера Ивановна опускает глаза.

То есть. Разумеется, говорит режиссер, Вера Ивановна хотела, чтобы Зина прочла ее любовное письмо. Тут две возможные цели – либо поддразнить, либо предъявить некий оберег, как утопающий хватается за соломинку.
Как можно было не заметить, что режиссер нарочито, на протяжении всего фильма тычет в нос зрителю грудь школьницы, ее сверкающие голые ножки почти от попы и губки, порой инфернально изгибающиеся.
Как можно было обойти молчанием сцену в ванной, когда голая в мыле Зина сначала просит учительницу потереть ей спинку и кричит зазывно: «Ой, какие же у Вас ручки слабые, Вера Ивановна!». Потом нежнейше водит пальчиком по ее руке, потом целует освободившееся от мыла место и резко эдак отворачивается, будто грех совершила.
Вот именно ахматовские идеалы и должны быть растоптаны, ибо такая ломка – сексуальна. Графиня млеет, когда любовник из низов ее обворовывает у нее на глазах, священник вешается после того, как его совратила дама с камелиями – это стандарт в литературе подобной направленности.

Вера Ивановна хочет бежать от своей запретной, противоестественной, «антиобщественной», табуированной любви к девочке, она просит своего возлюбленного художника ее увезти. И уже готова, однако Зина ее подчиняет, сначала не дает ключ, который Вере Ивановне и не нужен. Но ключ тормозит Веру Ивановну – ибо она сама этого хочет. И в качестве гиперкомпенсации кричит, приказывает Зине встать с постели. Именно в качестве гиперкомпенсации, артистка Купченко, не стесняясь, точно играет надломленность гиперкомпенсации. Зина абсолютно верно определяет: «Бежите?» И финал: учительница покорно снимает сумку с плеча ученицы, которая уже будто бы собралась уходить.
Воля учительницы сломлена, ах, как это сексуально. Отец Сергий, да и только.

Неужели Авербух не был в курсе, насколько советские учителя знакомы с сексуальной стороной жизни своих учеников? А ведь были весьма яркие примеры. Например, когда учительница устраивала оргии с мальчиками, когда пятиклассницы рожали, когда насиловали учителей-мужчин и т.д. Как заметил Василий Аксенов, сексуальная революция ничего не добавила ни к русскому пьянству, ни к русскому б…ству.
Было ли это типичным для советских школьников? Нет, не было. Или критик Трошин хочет сказать, что большинство советской молодежи – это Бегунковы, из неблагополучных семей?
Нет, Авербаху не до Трошина, не до типичности, ему нужно было послужить эхом американских 60-х, нужно было показать привлекательность однополой любви.

Итак, весь смысл фильма – старшее поколение уже готово, нужно сделать еще шаг, чтобы снять табу.
И ведь понятно, отчего не только критики, но и цензура обошла это  смысл вниманием! Как не обойти, если тот же Солженицын – кремлевский проект, это же КГБ-шный стукач, погоняло – Ветров. И левые неформалы 80-х – начала 90-х – тоже кремлевский проект, та же Социалистическая партия.

Так что когда на глаза попадется фраза из старых газет о «тлетворном влиянии Запада», не стоит кривить рот в усмешке. Нужно только помнить, что тлетворный Запад мало чем отличался и отличается от московской кухни.

Вот он, образ красотки в авто: лихач Белла Ахмадулина. Вознесенский писал: «Не порть себе, Белочка, печень, / Сержант нас, конечно, мудрей, / Но нет твоей скорости певчей / В коробке его скоростей». Белочка и стала одной и первых жертв. Неоднократно поддерживала диссидентов — Сахарова, Владимова, Войновича, Копелева. Её заявления в их защиту публиковались в «Нью-Йорк Таймс», передавались по «Радио Свобода» и «Голос Америки». В 1968 году писатель Юрий Нагибин выгнал Белочку из дому за сожительство с Галиной Сокол, женой Евгения Евтушенко. Под занавес Белочка окрестила Нагибина: «Паршивая советская сволочь!»
Вы будете смеяться, но именно на этот период приходится судебное разбирательство над 170 гомосексуалистами, сотрудниками пермского обкома КПСС.

Именно эта волна конца 60-х – первой половины 70-х в СССР предвосхитила активность личностей типа Игоря Кона в начале 80-х и дерьмо типа перестроечных фильмов «Интердевочка» и «Маленькая Вера». Все эти «шедевры» вместе предвосхитили книжки от Сороса об однополой любви и выборе пола для детей дошкольного возраста.

Этим не заканчиваются хищные вещи века. От однополого секса – к оголтелой политике.
Так называемая писательница Улицкая известна своей поддержкой Ходорковского, который для нее является достойным учеником Сороса и безусловным авторитетом. «Писательница» принимала участия в стоянии на Болотной площади.
Гордон спрашивал ее, в чем причина отсталости России и Украины от Европы, нет ли «гена рабства». Улицкая не согласилась с наличием гена, но допустила, что предрасположенность есть: «Мы не можем стать европейцами, нам нужно еще 150 лет, а может, больше. Вот эта вот разница «догоняния» – она на самом деле существует».
Улицкая поделила россиян на почти европейцев – цивилизованных, образованных, знающих иностранные языки, предпочитающих отдых в итальянской Лигурии и всех остальных, элементарных и архаичных. По ее мнению Россия движется в архаику.

Литературная Премия Медичи за лучшее зарубежное произведение (1996, Франция) — за повесть «Сонечка».
Литературная премия Приз им. Джузеппе Ачерби (1998, Италия) — за повесть «Сонечка».
Русский Букер (2001) — за роман «Казус Кукоцкого» (первая женщина-лауреат этой премии).
Кавалер ордена Академических пальм (Франция, 2003).
Премия Книга года за роман «Искренне ваш, Шурик» (2004).
Кавалер ордена искусств и литературы (Франция, 2004).
Премия Пенне (2006, Италия) — за роман «Казус Кукоцкого».
Первая премия Большая книга (2007) — за роман «Даниэль Штайн, переводчик».
Лауреат национальной премии общественного признания достижений женщин «Олимпия» Российской Академии бизнеса и предпринимательства (2007).
Литературная премия Гринцане Кавур (2008, Италия) — за роман «Искренне ваш, Шурик».
Номинация на Международную Букеровскую премию (2009, Англия).
Литературная премия журнала «Знамя» в номинации «Глобус» (2010) за «Диалоги» Михаила Ходорковского с Людмилой Улицкой, опубликованные в десятом (октябрьском) номере «Знамени» за 2009 год.
Премия Симоны де Бовуар, 2011, Франция.
Австрийская государственная премия по европейской литературе, 2014, Австрия.
Офицер ордена Почётного Легиона (2014, Франция).
Третья премия Большая книга (2016) — за роман «Лестница Якова».

Улицкая - типичный перестроечный писатель, в стиле Венечки и Виктора Ерофеевых, Петрушевской, Сорокина и пр. С потугами на образность, на владение словом - но, увы. Главный момент в их "творчестве" - эпатаж.
Премии - что ж премии, в эпоху тотального сумасшествия. Надо же было дать Нобелевскую премию бездарной Алексиевич. А Улицкая - извините, не Пильняк, не Замятин, не Булгаков, не Платонов, не Катаев, не Трифонов, не Распутин, не Василь Быков, не Шукшин, простите, не Гранин с его выдуманной биографией. Просто нынешние лишены литературного вкуса, вот и читают улицких.

Кстати, об Алексиевич. Врала, что боинг сбила Россия, твердила, что Россия напала на Украину, оправдывала уничтожение русского языка на Украине, оправдывала убийство Олеся Бузины, словом, весь набор. За это и получила Нобелевскую.
Однако ж оказывается, в 2016-м в Бруклине Алексиевич проболталась: «Каратели, которые работали на территории Белоруссии, они были все из Украины. И больше того, не только в Литве, там, Латвии уничтожили, сами уничтожили евреев еще до того, как успели прийти немцы. Но это было и в Украине» (Cтрана.ua). Когда это стало известно, ее тут же внесли в список «Миротворца», за «пропаганду, нацеленную на разжигание межнациональной розни, и манипулирование общественно значимой информацией». И попранная Алексиевич отменила свое выступление в Одессе. СМИ сообщили и об этом, после чего фамилия Алексиевич была удалена из списка «Миротворца».
Вы будете смеяться, но на заре своей карьеры Алексиевич выпустила очерк о Дзержинском под названием «Меч и пламя революции», в котором были такие строки: «Когда у меня вырастет сын, мы обязательно приедем на эту землю вместе, чтобы поклониться неумирающему духу того, чье имя - Феликс Дзержинский - „меч и пламя“ пролетарской революции». Затем опубликовала документальную книгу «У войны не женское лицо», отмеченная многочисленными наградами, включая Премию Ленинского комсомола. Вот эта книга, вошедшая в число самых известных книг о Великой Отечественной войне, и принесла Алексиевич известность в литературе. Собственно – это всё.
Ну, а потом «писательница» быстро перестроилась, ведь каждый писатель думает о котлете.

Что касается рабской психологии русских. Это после 1905 года, после Февраля и Октября 1917-го? Даже при Сталине только с 1927 по 1928 годы - 13 тыс. только крестьянских восстаний, восстания продолжались всё начало 30-х, плюс рабочие забастовки. Новочеркасск, Муром, Караганда... И это при сталинском-то патернализме.
Есть эдакие «новые комсомольцы». В 90-е в Перми они вышли на пикет к проходным «Мотовилихинских заводов» и давай кричать: «Вы рабы, вас угнетают, восставайте, боритесь!» Рабочие смотрели на них, как на сумасшедших, и шли мимо.
Люди такие, какие есть, тут, как говорил Спиноза, нужно не плакать, не радоваться, а понимать. Но 2014-й все изменил. Мир увидел, что русские - не рабы, они с оружием в руках восстали против украинского бандеровского фашизма. Вся Россия собирала помощь ополченцам.

«Сонечка» Улицкой - коротенькая книжонка (дабы не утомлять юного читателя) о детском сексе. Безвкусная, довольно примитивная, в отличие от "Лолиты". "Лолита" хоть конъюнктурна, но все же Набоков писал.
«Так и получилось, что, выйдя из развлечений своего затянувшегося детства, года два проспала она, промаялась на известном переходе и, рано поняв, какую именно игру предпочитают взрослые, отдалась ей с ясным сознанием своего права на удовольствия и свободой не подавленной личности... сеанс этот начался с невинного детского обмена вопросами: "А ты никогда не пробовал?", "А ты?" - после чего не знающая ни в чем отказа Танечка предложила: "Давай попробуем!" - сеанс этот закончился кратким введением - в прямом и переносном смысле - в новый предмет… Следующие встречи происходили уже в отсутствие родителей. Самым увлекательным для Тани было новое осознание своего тела: оказалось, что каждая его часть - пальцы, грудь, живот, спина - обладает разной отзывчивостью к прикосновениям и позволяет извлекать из себя всякие прелестные ощущения, и это взаимоисследование доставляло обоим массу удовольствия».

Затем платоническая лесбийская любовь девочки к девочке.
Предметом страстной влюбленности стала школьная уборщица, а заодно и одноклассница, восемнадцатилетняя Яся, маленькая полячка с гладким, как свежеснесенное яичко, лицом. Дружба их медленно завязывалась на предпоследней парте. Крупная и размашистая Таня с обожанием смотрела на прозрачную, вроде отмытого аптечного пузырька, Ясю и страдала от застенчивости… Высоко поднятые над серыми глазами брови и нежный кошачий ротик, казалось, просили о покровительстве, и покровительство действительно находилось. В числе ее покровителей бывали и мужчины и женщины, но в силу природной независимости она предпочитала мужчин, с раннего возраста усвоив недорогой способ с ними расчесться.
Далее – Яся становится любовницей женатого, отца Танечки, и т.п.

Книжонка нарочито, не к месту и довольно грязненько политизирована. Например: «... что касается победы… Мы с тобой всегда останемся в проигрыше, какой бы из людоедов ни победил"» Собственно, за это Улицкой и давали премии. Еще - плевок в сторону Маркса, Горького, Эренбурга, ногтя которых Улицкая не стоит.

Еще в «Сонечке» советских художников постоянно рисуют как бездарных, занятых портретами чиновников. Т.е. Репин, Филонов, Малевич, Петров-Водкин, Фальк, Лентулов и иже с ними - недостойны. Между тем, в 80-е в Москве состоялась выставка полотен 20-х гг. «Москва – Париж», в основном, это была советская живопись. Тогда французы сказали: «Живопись 20 века – состоялась». Тогда мир еще не вступил в эпоху всеобщего сумасшествия.

Еще пример: у мужа Сонечки - отвращение «к бессмысленному счету фальшивых цифр, составлению ложных сводок и фиктивных актов...» Что художник мог в этом смыслить?? Вообще... после фальсификации 11 сентября, фальшивого теракта в Бостоне, пробирки со стиральным порошком в руках Пауэлла, Бен Ладена в Афганистане, после провокации с «боингом», с «химическими атаками» Асада, после провокации со Скрипалями - звучит довольно дико.
Авгиевы конюшни.

***

Сегодня не нужно какого-либо анализа, чтобы установить связь между ЦРУ, АНБ и прочими службами с их российскими агентами. Они и не скрывают этой связи. СМИ нарисовали небольшой список.

В 2012 году американский журнал «Форин полиси» включил участниц «Пусси райот» Надежду Толоконникову вместе с Екатериной Самуцевич и Марией Алёхиной в число 100 ведущих интеллектуалов (!) мира. В России эти «интеллектуалки» отличились еще такими гнусностями, как публичное совокупление в московском Музее природоведения и доставание в зале музея курицы из промежности, а также сжиганием чучела еврея.

Рустем Адагамов. В Норвегии он получил гражданство и работу в рекламном агентстве. Наверное, в знак благодарности за высказывания такого рода: «А за что вас любить, русские? Посмотрите на ваши мрачные лица... На ваши уродливые и непригодные для жизни города... Не говорите только про литературу, музыку и ученых – это все не ваше... Ваши герои – отъявленные мерзавцы, убийцы, подонки, мразь».
России Адагамов обвинен в совращении своей несовершеннолетней падчерицы и объявлен в международный розыск.

Максим Кантор – бездарный писатель и художник, получил гражданство Германии, отличился, в частности, тем, что назвал Россию «флагманом фашизма», а русский мир, по его мнению, «это такой мир, где холуи обслуживают бар, а баре едят холуев с кашей. И вы круглый день изобретаете новые аргументы, чтобы примирить свою душу с тем г…м, в котором живёте и оправдать соучастие. И вам из этой помойки не вылезти – только на войну, где вы убиваете соседей и оправдываетесь тем, что соседи плохие, а вы – все отзывчивые». За такую «гражданскую позицию» Кантор был пригрет не только иностранным паспортом, список его выставок на Западе занимает не одну страницу, а его работы приобрели многие иностранные музеи.

Обозреватель «Эха» Юлия Латынина, вторая (после бабы Леры) странница Феклуша, удостоена премии «Защитник свободы», учреждённой Госдепартаментом США. Премию Латыниной вручала лично госсекретарь США (уже бывший) Кондолиза Райс.

Владимир Познер, обладатель сразу трёх паспортов, тоже кавалер «Почетного легиона». Доказывал, что США, размещая системы ПРО на границе с Россией, поступают правильно, якобы это оборонительные системы. О том, что эти оборонительные системы призваны обеспечить безнаказанность нападения, Познер скромно умалчивал.  Врал, что введение смертной казни нигде в мире не приводило к положительному результату. Выбирал 2-3 страны, т.е. сравнивал несравнимое, забывал про Китай, и, поскольку закончил биофак и знаком с теорией эксперимента, врал осознанно.

Владимир Резун – бывший офицер ГРУ, сбежавший на Запад, где он стал подвизаться в роли писателя и публиковать лживые псевдоисторические сочинения под псевдонимом Виктор Суворов, уверяя, что это СССР первым готовился напасть на Германию, а Гитлер всего лишь нанес «превентивный удар».
Несмотря на многочисленные разоблачения фальсификаций Резуна, он увенчан Золотой медалью Франции, где, видно, уже забыли про нацистскую оккупацию собственной страны.

Главный редактор информационного рупора либералов – радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов, помимо французского ордена Почётного легиона получил еще от Польши Золотой крест - за заслуги.

Кавалером ордена Почетного легиона стал либеральный историк, бывший ректор Московского историко-архивного института Юрий Афанасьев. В 2012 году его статья «Суки русского “либерализма”» была включена в Федеральный список экстремистских материалов решением Кировского районного суда города Омска. На Западе за такие и другие русофобские «подвиги» он был отмечен не только во Франции, а получил еще от Литвы орден Великого князи литовского Гядиминаса и Памятную медаль «13 января», от Латвии – орден Трёх звезд IV степени, от Швеции орден Полярной звезды, а от Польши – орден за заслуги перед Республикой Польша.

Отмечен французским «кавалерством» и скандальный писатель Виктор Ерофеев, прославившийся производством порнографических романов, а также высказываниями, вроде: «Русских надо бить палкой. Русских надо расстреливать. Русских надо размазывать по стене. Иначе они перестанут быть русскими. Русские — позорная нация…» В январе 2014 г. принял участие в скандальном эфире программы «Дилетанты» на телеканале «Дождь», где заявил, что Ленинград нужно было сдать немецким войскам.
Ерофеев не просто стал кавалером французского ордена Почетного легиона, а обладателем всех трех его степеней. Такой чести не удостаивался ни один из российских писателей последних десятилетий.
«Художник» Петр Павленский, на Западе его выходки в России встречали аплодисментами. За акции вроде прибивания своих гениталий к мостовой на Красной площади или поджога дверей здания ФСБ на Лубянке он стал лауреатом премии Вацлава Гавела за «Креативный протест». Когда же он стал выражать такой «протест» во Франции, где получил политическое убежище, то его там быстро упекли в тюрьму, а потом в психиатрическую лечебницу.
Писатель-порнограф Владимир Сорокин, тоже высоко ценимый в либеральной среде. Лауреат премии «Либерти», которую присуждает американская радиостанция «Свобода», и Премия министерства культуры Германии.

Российский «режиссер» Кирилл Серебренников, находящийся под домашним арестом по обвинению в хищении бюджетных средств, награжден во Франции орденом Искусств и литературы, он стал командором ордена.
Орден Искусств и литературы — ведомственная награда Франции, которую присуждает Министерство культуры страны. Она имеет три степени: кавалер, офицер и командор (высшая степень ордена). До Серебренникова этой высшей степенью ордена среди россиян был награжден только Михаил Горбачев
В театре Серебренникова выдавали подросткам бесплатные билеты на его «нетленки» за однополый поцелуй у билетных касс. Ставший миллионером артист Калягин поддержал Серебренникова.
Режиссер и руководство учрежденной им «Седьмой студии» обвиняются в хищении 133 млн руб., выделенных из бюджета в 2011-2014 гг. на реализацию проекта «Платформа». Серебренников и Ко потратили 20 млн народных денег якобы на покупку бумаги формата А4.

«… Где грел он в холода / Лепешку на ладони, / Там южная звезда / Стоит на небосклоне».


ИЗ ЗАПИСОК БАБЫ ЯГИ

Занятную историю рассказывает Эмиль Агаджанян: «В БСЭ 1953 г. вкратце рассказывается о неком помещике Николае Дмитриевиче Овсянико-Куликовском (1787-1846), который написал симфонию на открытие Одесского театра в 1809 г. Данное произведение назвали «выдающимся образцом раннего украинского симфонизма». Это произведение полтора века пролежало в архивах Одесского оперного театра и было случайно там обнаружено и вновь опубликовано только в 1951 году. Партитура была издана Музгизом в 1951 г. (Симфония № 21 (на открытие Одесского театра в 1809 г.) / Н. Д. Овсянико-Куликовский; ред. А. Г. Свечникова. Партитура. М.Л.: Гос. муз. изд-во, 1951, 79 с.). В предисловии «От редакции» (с. 3) указано, что «симфония впервые была исполнена в г. Киеве в 1949-м». Симфония произвела эффект разорвавшейся бомбы и моментально стала знаменитой.
Одной из любимых тем диссертаций музыковедов было влияние русской музыки на зарубежных композиторов. И тут оказывается, что еще 1,5 века назад украинский композитор (в те времена уже забыли сталинскую коренизацию-украинизацию) писал музыку, которая могла быть учебником для любых зарубежных мастеров классики. Такая грамотная политическая подоплека придала космическую скорость распространения этой симфонии.  Она стала самой исполняемой классической музыкой 50-х годов. Критики наперебой соревновались в восхвалении автора. Его называли «украинским Моцартом» и гением, ничуть не уступающим классикам своего времени. Фирма «Мелодия» пачками выпускала эту симфонию в тираж. Все хоть сколько-нибудь известные оркестры считали своим долгом сыграть «21-ю симфонию Овсянико-Куликовского». Даже всемирно известный Симфонический оркестр Ленинградской филармонии под управлением Евгения Мравинского исполнил и записал эту музыку. Историки музыки и музыкальные критики делали диссертации на этой симфонии. Появились подробности о жизни помещика, который был родным дедушкой известного советского историка Дмитрия Николаевича Овсянико-Куликовского. В одном из своих поместий он создал целый симфонический оркестр из крепостных крестьян, который и исполнял мелодии своего хозяина. А в 1809-м чудаковатый меценат подарил этот симфонический оркестр вместе со своей симфонией открывшемуся Одесскому оперному театру.
На самом же деле не было никакого чудаковатого помещика-композитора, не писал он никакой симфонии и тем более не дарил целый оркестр оперному театру (где бы этот подарок в театре хранился?!). Вернее, сам такой человек, скорее всего, существовал в природе, но то, что он был композитором, написал симфонию и подарил целый оркестр опере - выдумка. Вся эта затея была плодом бурной фантазии и юмора ничем особенно не знаменитого на тот момент времени скрипача и композитора Миши Гольдштейна. Об истории написания симфонии в тяжёлый для него жизненный период Миша Гольдштейн рассказал в книге «Записки музыканта», изданной в Германии (1970, Possev-Verlag, V.GorachekKG, Frankfurt/Main). Что бы композитор ни приносил в издательства, ответ был всегда один. Крайне расплывчатый и неконкретный, но неизменно отрицательный. Никто не хотел публиковать произведения неизвестного автора, а работы его критиками жестко высмеивались. Тогда один из друзей Миши подкинул идею написать симфонию, основанную на народной музыке, выдать ее за произведение какого-нибудь забытого автора и доказать всем этим чиновникам от искусства, что на самом деле они ничего не понимают в том, чем занимаются.
В 1957-м, когда Гольдштейн впервые признался, что автором симфонии является он сам, ему никто не поверил. Ну, не мог какой-то безвестный бывший скрипач, из-за травмы руки переквалифицировавшийся в композитора, написать знаменитую симфонию 19-го века. И только в 1959-м мистификация была разоблачена в фельетоне Яна Полищука «Гений или злодей» (Литературная газета, 5.1.1959). Гольдштейн предоставил целый список и других мистификаций, когда под чужими именами исполнялись его мелодии. Именно он сочинил «Листок из альбома» композитора Глазунова, сонату для виолончели и фортепиано Александра Бородина, «Экспромт» Милия Балакирева и даже альтовый концерт до мажор Ивана Хандошкина.
Разразился грандиознейший скандал. Дураками выглядели все, от музыкальных критиков, искусствоведов, редакторов, чиновников и до авторов БСЭ. Михаила постоянно таскали на допросы в милицию и КГБ, дома устроили обыск и требовали доказательств: либо предъявить оригинальную партитуру, найденную в Одессе, либо доказать, что он сочинил эту музыку сам. В результате доказательства были представлены, чекисты вменить Гольдштейну антисоветчину так и не смогли и вынуждены были отпустить его подобру-поздорову. После чего хор критиков развернулся на 180 градусов. Симфония №21 перестала считаться гениальной. Ее раскритиковали в пух и прах и постарались похоронить всеми известными способами. Фирма «Мелодия» стала в авральном порядке уничтожать тиражи произведений Михаила Гольдштейна под чужими именами, БСЭ вымарывала статьи про таинственного автора симфонии, а само произведение стали бояться, как чумы и перестали исполнять вовсе.
Слышите, господа литературоведы?

***

Данная мистификация является не исключением, а правилом. И распространяется на всю сферу творчества (масс-культура не рассматривается).
В науке это правило распространяется и на весь мир и  на всю историю, см., напр., «Физики не шутят»: Хорошо известно, что по всем музеям мира гуляют шедевры живописи XV-XIX вв., написанные и состаренные советскими и российскими провинциальными умельцами.

Конечно, авторство Шолохова многократно доказано, но множество московских литераторов, композиторов, ученых присваивало себе работы аспирантов и даже студентов, не говоря уже о трудах провинциальных ученых. Советские музыканты экспроприировали музыку у зарубежных композиторов (напр., «На тот большак, на перекресток»), Богословский обвинил Таривердиева в плагиате мелодий из «17 мгновений» у французского композитора Лея, чем довел Таривердиева до больницы. Хотя не секрет, что Таривердиев во многие свои творения вставлял чужую классику, не подчеркивая цитирование. Баснер позаимствовал у Дунаевского мелодию «С чего начинается родина».
Песню Пахмутовой «Нежность» слушайте в оригинале: https://youtu.be/23s6SaMOlcg
Это музыка из «Простой симфонии» английского композитора Бенджамина Бриттена, написанной в 1934 году, эта её часть известна также как «Сентиментальная сарабанда».
Песня «Город детства» 1966 года – это копия песни «Greenfields» группы «The Brousers Four» 1960 года: https://youtu.be/dERADmL8fAE
Раймонд Паулс песню «Вернисаж», довольно глупую, украл у Хулио Иглесиаса («A Veces Tu, A Veces Yo»): https://youtu.be/BMsmq_21xR4
Крал Макаревич, крала Пугачева, крала группа ДДТ, крал Киркоров.
Аркадий Островский в «Пусть всегда будет солнце» обобществил вышедшую четырьмя годами ранее песню «Gabrielle» группы «Hootenanny Singers»: https://youtu.be/OKskFdD-0Fk

Запад отвечал тем же, в свою очередь, Бьорн Ульвеус, основатель шведской группы ABBA, стащил мелодию «Пусть всегда будет солнце».
Тема гимна США взята из русской песни «Ой, мороз, мороз».
Французский певец Серж Генсбур стибрил «С берез неслышен, невесом…»
Подробнее - слушайте интереснейшую серию видеозаписей «Плагиат в советской песне», начиная с этой: https://youtu.be/Opr47RXXEbc
Голливуд украл у СССР фантастический фильм Павла Калушанцева по детской книжке Стругацких «Планета бурь» («Путешествие на доисторическую планету», впоследствии «Путешествие на планету доисторических женщин»), фильм «Садко» Александра Птушко спёр Френсис Коппола («Волшебное путешествие Синдбада»), фильм «Небо зовет» Александр Козыря украл Стенли Кубрик («Битва за пределами Солнца» и «Космическая одиссея», правда, во второй картине были использованы лишь эскизы советского художника Юрия Швеца), студия «20th Century Fox» и писатель Энди Вейер свистнули сценарий «Марсианина» у Михаила Расходникова.

На все эти пикантности накладывается постоянный процесс диалектического перехода абстрактного в конкретное и наоборот. Так, ранее решение дифференциальных уравнений считалось чуть ли не творчеством, ныне эти уравнения решает компьютер. Ранее человечество восхищалось красотой шахматных партий Морфи, Чигорина, Алехина, Кереса, Фишера, Таля, ныне - восхищается именно красотой партий, которые разыгрывают между собой машины. Причем рейтинги машин – свыше 3800, тогда как у чемпионов мира – лишь свыше 2800. Жертва ферзя за коня и слона (Leela chess zero против Stockfish)  для человека – неожиданность, для компьютера – рутина, машина не очеловечивает шахматные фигуры (любопытно, что в один момент первая жестянка не знает, что делать и повторяет ходы). Хуже того, шахматная элита морально деградировала, что ярко видно по чемпионам мира Каспарову или Карлсону.
Неизвестно, обучат ли компьютер абстракционизму, но в 60-е попытки уже делались. Машину RCA-301 научили писать белые стихи. Словарный запас полупроводникового поэта - 130 слов. Размер стиха жестко задан. Производительность – 150 четверостиший в минуту.

Поэма №929
Пока слепо плыл сон по разбитым надеждам,
Космос с болью сочился над разбитой любовью,
Был из скрытных людей свет твой медленно изгнан,
Но небо не спало.

По мнению программистов, напоминает Элиота Каммингса («Физики шутят»). Если же при современных мощностях словарный запас кмпьютера будет такой же, как у Пушкина или Шекспира, если вдобавок задать программу синтеза слов типа «ветропросвист», «алогубы», «альпорозы», «быстро-темный», «бичелучье» (молний), «грёзофарс» или «крылолет» Северянина, неизвестно, чем кончится.
От стоклеточных шашек уже отказались, т.к. при правильной игре всегда ничья. Осталась глупейшая игра в крестики-нолики на бесконечном поле, не подвластная машинам.

То есть. Само творчество – это освобожденный труд, в котором доминирует конкретное содержание. Этот труд существует за счет чужого труда, в котором доминирует абстрактное содержание. Как говорил Марк Твен: «Я понимаю, что умственный труд тоже вызывает пот. Но ни за какие блага в мире не согласился бы махать кайлом хотя бы месяц».
Однако в буржуазном обществе и в сфере творчества нет равных, и в этой сфере – расслоение на рабочих лошадок и пользующихся их трудом господ.


ЛЮДИ

Если Ахматова боялась за сына и потому писала хвалебные стихи Сталину, если Мандельштам после ареста хвалил в стихах Сталина из страха за жизнь, если Булгаков посвящал Сталину «Батум» по наивности, что заставило Ярослава Смелякова после освобождения и реабилитации написать очевидную глупость:

Прокламация и забастовка,
Пересылки огромной страны.
В девятнадцатом стала жидовка
Комиссаркой гражданской войны.
Ни стирать, ни рожать не умела,
Никакая не мать, не жена -
Лишь одной революции дело
Понимала и знала она...

Написано явно под влиянием примитивной диссидентской пропаганды, причем по западным лекалам.
Нет сомнений – речь идет о Розалии Землячке, которой белогвардейская пропаганда приписала террор в Крыму.
Че Гевара, Артигас, Костюшко, вожди левеллеров и санкюлотов, отравленный на каторгу Михаил Лунин, народовольцы, погибшие в Александровском равелине, посвятили жизнь революции, а Смеляков их мешает с грязью и пеняет Землячке, что у нее не было детей. Да еще и антисемит.
А ведь писал «Хорошая девочка Лида…»

Собрался к маме - умерла,
к отцу хотел - а он расстрелян.
И тенью черного орла
горийского
весь мир застелен, -
писал Булат Окуджава. Стих слабенький, «сделанный», навеян чужими словами.

Юрий Левитанский – талантливый поэт-фронтовик:
… Оставалось несколько месяцев
до начала войны,
с которой мы возвращались
долгие годы,
с которой не все мы вернулись…

И тот же Левитанский – стал буржуазным либералом, подписал глупое и грязное письмо 42-х к Ельцину, чтобы Ельцин защитил от ужасных коммуняк.

Евгений Евтушенко пламенно обличал:
«Вам, кто руки не подал Блоку…
В салоне Гиппиус был траур,
Весьма попахивавший травлей…
И в снах всех угнетенных наций
Идут те самые двенадцать…»

Но пришел Горбачев, Евтушенко моментально перестроился в демократы и пришел на заседания ВС СССР в вышиванке.

***

Согласно одного из жизнеописаний, Ион Деген, закончив 9 класс, поехал работать вожатым в пионерский лагерь на Украине. По его собственным словам, «рос юным фанатиком, беззаветно преданным коммунистическому строю».
В пионерском лагере его и застала война. В военкомате в призыве ему отказали из-за возраста.
Вместе с товарищами сбежал из эшелона, который вёз в эвакуацию. Им удалось добраться до передовой, в расположение 130 стрелковой дивизии, и добиться зачисления. Шел июль 1941 года.
Через месяц из 31 человека от взвода осталось двое. Ион пережил окружение, скитание по лесам, ранение и госпиталь, из которого он вышел в январе 1942. До призывного возраста не хватало 1,5 года, его отправили в тыл, на Кавказ. Работал на тракторе в совхозе, но летом 1942 туда пришла война. В 17 лет добровольцем снова попал на фронт, воевал в разведке. Осенью тяжёлое ранение, в бессознательном состоянии из-за линии фронта вытащили товарищи.
31.12.1942 он вышел из госпиталя, его, как тракториста, отправляют на учёбу в танковое училище. Весной 1944 младший лейтенант Ион Деген - на фронте, на новом Т-34.

Википедия по-другому трактует его биографию. В июле 1941 г. добровольцем пошёл на фронт в истребительный батальон, состоящий из учеников 9-х и 10-х классов. Воевал в составе 130-й стрелковой дивизии. Был ранен при выходе из окружения. Попал в полтавский госпиталь; по счастливому стечению обстоятельств избежал ампутации ноги, т.к. по его просьбе его направили в госпиталь на Урал, где ногу сохранили, и он смог воевать.
15.6.1942 зачислен в отделение разведки 42-го отдельного дивизиона бронепоездов, дислоцированного в Грузии. В дивизион входило 2 бронепоезда, «Сибиряк» и «Железнодорожник Кузбасса», и штабной поезд. Боевой задачей дивизиона осенью 1942 года было прикрытие направления на Моздок и Беслан. Командир отделения разведки. 15.10.1942 ранен при выполнении разведзадания в тылу противника.
После выписки из госпиталя - курсант 21-го учебного танкового полка в городе Шулавери. Затем переведён в 1-е Харьковское танковое училище. Весной 1944 г. окончил училище с отличием и получил звание младшего лейтенанта.
В июне 1944 г. назначен командиром танка во 2-ю отдельную гвардейскую танковую бригаду, которой командовал полковник Е. Е. Духовный, участвовал в Белорусской наступательной операции 1944 года. Впоследствии командир танкового взвода; командир танковой роты (T-34-85), гвардии лейтенант.

Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.
Декабрь 1944.
https://youtu.be/1xb0YK-ZMWQ

Это стихотворение появилось у Гроссмана в «Жизни и Судьбе», правда, без имени автора, этот роман в начале 90-х поставили в школьную программу. Однако стихотворение было хорошо известно в СССР еще в начале 80-х. Подобное писал и Семен Гудзенко, стихи которого тоже были широко известны.

Иона Лазаревич Деген, гвардии лейтенант, 16 побед (в т.ч. 1 «Тигр», 8 «Пантер»), дважды представлен к званию Героя Советского Союза, награжден орденом Красного Знамени.
21.1.1945 в Восточной Пруссии танк 19-летнего Ионы подбили, экипаж, выскочивший из горящего танка, фашисты расстреляли. У Ионы 7 пулевых, 4 осколочных ранения, перебитые ноги, открытый перелом челюсти и сепсис. Спас главврач, не пожалел дефицитный пенициллин.
Пожизненный инвалид, в 1951-м с отличием закончил мединститут, стал оперирующим врачом-ортопедом, в 1958-м стал первым в мире хирургом, кто провёл реплантацию верхней конечности. Кандидат, доктор наук.

В 1977 Иона Лазаревич уехал в Израиль, работал врачом. В 2012-м, когда ему в числе ветеранов военный атташе в российском посольстве вручил очередные юбилейные награды, Деген прочитал:

Привычно патокой пролиты речи.
Во рту оскомина от слов елейных.
По-царски нам на сгорбленные плечи
Добавлен груз медалей юбилейных.
Торжественно, так приторно-слащаво,
Аж по щекам из глаз струится влага.
И думаешь, зачем им наша слава?
На кой… им наша бывшая отвага?
Безмолвно время мудро и устало
С трудом рубцует раны, но не беды.
На пиджаке в коллекции металла
Ещё одна медаль ко Дню Победы.
А было время, радовался грузу
И боль потерь превозмогая горько,
Кричал «Служу Советскому Союзу!»,
Когда винтили орден к гимнастёрке.
Сейчас всё гладко, как поверхность хляби.
Равны в пределах нынешней морали
И те, кто ****овали в дальнем штабе,
И те, кто в танках заживо сгорали.

Википедия пишет о большом поэтическом наследии Дегена, но число его стихов можно пересчитать буквально по пальцам, а сами стихи – коротенькие. Назвать их плохими нельзя, но строчки – не запоминающиеся.
В 1942 году летом, повествует Википедия, когда валенки не носили, товарищ Иона Дегена Георгий Куликов, которого он перевязывал, разорвав свою рубашку, просил: не рви рубашку, лучше отдай её живым, и умер. В память об этом, а не о случаях использования крови и мародёрства вещей ещё живых товарищей, как это было воспринято вначале К. Симоновым, а затем Е. Евтушенко, он и написал стихотворение в 1944 году. При этом сапоги он снимал не с мёртвого и не на поле боя, а с офицера, который не выдал другому его товарищу сапоги, много позже случая с Куликовым. Он был поражён, что офицер не выдал его, неожиданно оказался настоящим товарищем, его не отдали под трибунал, и образ офицера слился с образом Гоши Куликова. О мародёрстве он не подумал, когда писал это стихотворение, не отражавшее реальный случай.

Разумеется, либеральная публика рассказывает о противостоянии Дегена и советских чиновников – но какое же это противостояние, когда сначала дали выучиться в институте, потом дали звание кандидата, а затем присвоили степень доктора наук.

В школьном возрасте просто так на фронт не просятся, а потом без разрешения туда не бегут. Правда, в Википедии этот факт отсутствует. Почему в спокойном 1977-м, со степенью доктора наук, бросил родину и уехал в страну, про которую точно знал, что она капиталистическая, что это агрессор? Если защитил родину от фашиста, почему не захотел защитить ее от армии чиновников? Почему только тогда, когда оказался в Израиле, когда ему страна вручал награду, плюнул в чиновников, а попал в Россию?
Может, его товарищи плюнули ему в лицо? Так ведь не плевали.

Ах, нет, плевали! Пишет Георгий Янс:
«Летом сорок пятого года, когда еле ковылял на костылях, неожиданно был приглашен в Дом литераторов читать стихи вместе с другими поэтами-фронтовиками. Председательствовал Константин Симонов, бывший тогда на пике славы. Были там Михаил Дудин, Сергей Орлов, тоже танкист… Других Деген не запомнил по именам. Когда он прочел «Мой товарищ, в смертельной агонии…», все как будто оледенели. А потом началось. Вспоминает Ион Деген: ««Не просто лаяли и песочили. В пыль растирали. Как это коммунист, офицер мог стать таким апологетом трусости, мародерства, мог клеветать на доблестную Красную Армию? Киплинговщина какая-то. И еще. И еще».»
То есть. Оказывается, плевали не просто товарищи, а поэты-фронтовики! И вместо того, чтобы прислушаться к своим товарищам, обиделся. Его великое стихотворение не оценили и затоптали!
Отметим: Деген был членом ВКПб.

«...он не подумал». Но почему читатель должен знать предысторию твоего творения? Читатель читает текст, слушатель слушает текст. Текст предельно ясен. Неудивительно, что люди, воевавшие сами, «оледенели». Удивительно, что имея снисхождение к инвалиду, не испортили лицо. А мы оскорбились, обиделись на кого? На Симонова, на Орлова, на Дудина? Они же должны были телепатически узнать, что в   42-м был один случай, позже ещё случай, а внезапно в 44-м эти случаи фантастическим образом переплелись и выдали такую вот фантасмагорию. А Деген, ни разу неграмотный, не понял, что написал? Хотел пофрондерствовать -  пофрондерствовал. Получил по заявке. А теперь либералы с восторгом подхватили и заголосили, что вот она - правда о войне, написанная настоящим героем, а герой соврать-то не может. И продолжается мутный поток клеветы и глупого вранья Астафьева, Солженицына, Гранина.

Говорят, что это «неприкрашенная правда войны». Нет, это не правда, это болезненный бред. Первый: стих о валенках написан в 1944 году, двадцатилетним лейтенантом, танкистом. За спиной - средняя школа (да, он сын фельдшера и медсестры, но медицинского образования это не дает), фронт в пехоте и бронепоездах, танковое училище, ранения (причем одно такое, что если бы врач не рискнул, но было бы именно как в стихе "ты не ранен, ты просто убит"). Откуда лейтенанту известно, что его товарищ "не ранен, а просто убит"? Почему он наблюдает, как товарищ истекает кровью? А перевязать не судьба? Нет, мы над истекающим кровью товарищем ладони греем... Должно бить по нервам, правда? Это реакция психически нормального человека? Второй: хорошо, понял, что агония. Но если человек кого-то зовет, значит, он в сознании. А кроме слов, что, мол, хватит ныть, не маленький, помирай, не надейся, что ранен, что друзья помогут, никаких других слов для погибающего товарища не нашлось? Да, перед смертью не забудь распорядиться имуществом - мне валенки. Третий: валенки снимать будет лейтенант с живого, или подождет, когда помрет? Это не правда войны, это или болезненный бред, или цинизм и подлость.

Уже командиром танка Деген участвовал в освобождении Белоруссии, а, поскольку кончил войну в Берлине, то, скорее всего, прошел через Польшу. Что делали цивилизованные европейцы с его соплеменниками, не было секретом. Воевал с 1941-го, т.е. отношение к союзникам, к открытию второго фронта было ему знакомо. Кто по существу разгромил нацизм, без сомнения, тоже было ему известно не из рассказов. Советские врачи спасли ему жизнь. После войны он поступил в мединститут как фронтовик (со всеми возможными и невозможными льготами). Работал в Киеве, тогда там был очень высокий уровень медицинской науки и клиники, его учили коллеги, наверняка, не раз помогали. Защитил диссертацию, причем вторую в Москве. И вот в 1977 году отчаливает в Израиль.  Уже доктором наук, обученным и отшлифованным специалистом. Что Союз для Дегена не сделал, чем обидел? Но он из «фанатичного коммуниста» превратился в «знатока Торы», из советского гражданина в гражданина союзника блока НАТО.

И вот во втором стихотворении человек предъявляет  претензии к тем, кто вручает ему юбилейную медаль. Считаешь вручателей недостойными - не бери, откажись. Или не в этом дело? Дело в том, что не различают ветеранов по ранжиру? Так медаль юбилейная, а не за конкретное деяние. А участниками были многие. И в штабах, как это не покажется странным, тоже делали своё дело. Войну без штабов и полководцев не выигрывают. А ещё были те, кто пек хлеб, кто стирал обмундирование, кто шил и чинил обувь... Им нужно давать медали попроще, нет? Да, Деген - единственный член израильского союза ветеранов танкистов. Почему - неведомо. Может быть, танкисты не отчаливали "на историческую родину", или не такие героические... Основная масса евреев, в том числе и ветеранов Великой Отечественной, уехала из Украины в 90-е, понятно, почему. Причем, в основном из западных областей. Были ли среди них участники, скажем Курской битвы или битвы под Москвой?
В Россию  плюнул Деген в 1977-м, а вторым стихом он плюнул в товарищей, живых и мертвых.
И ещё. Отважные, даже мужественные люди встречались и среди гитлеровцев. Наверное, были там и свои герои. Но это не отменяет того факта, что они были фашисты. В стихах этих - самолюбование и гниль.

Можно говорить общие слова, привлекать классовый подход, дескать, эта прослойка и т.п.
Но почему-то не хочется. Хочется спросить: что с вами стало, люди?


ПАРТИЙНАЯ ЛИТЕРАТУРА НА ЗАПАДЕ

Утверждают, что в развитых странах литература свободна, печатать можно что угодно, никакого Главлита. Разберем не литературное произведение, а статью французского историка, который явно читал и французскую, и зарубежную художественную литературу. Итак, Ален Безансон, родился в 1932 г., политолог, историк социологии и философии, специалист по истории России и СССР. С 1951 по 1956 год состоял членом Французской коммунистической партии. Вышел из партии и стал критиковать коммунистическую идеологию после публикации доклада Хрущёва на XX съезде КПСС о преступлениях сталинизма. Действительный член французской Академии моральных и политических наук, почетный доктор либерального РГГУ. Статья – «Ответственность советской интеллигенции сегодня», в тогда еще запрещенном в СССР журнале «Континент», 1988. №57. Читаем.

«Я хотел бы немного поразмыслить о судьбе русской интеллигенции. В 50-х годах прошлого века в русском обществе сложился новый слой. Слой без определенной сущности, находившийся в ее идеях, получаемых со всей Европы и накладывавшихся на русскую основу. Эта интеллигенция тут же начала борьбу с государством, которое она хотела разрушить, и гражданским обществом, которое она хотела предать смерти. В течение всего XIX века интеллигенция боролась против русского государства и в высшей степени его ослабила и воевала с гражданским обществом, от которого она хотела оторвать народные массы и которым сама она так и не была поглощена полностью. В 1917 году эта интеллигенция при поддержке других классов в феврале разрушила государство, а в октябре - гражданское общество. Однако к власти пришла не она. Власть захватила сформировавшаяся внутри нее идеологическая партия с тоталитарным призванием, которая ставила себе целью подчинить все классы и группы общества, в том числе и интеллигенцию».

Увы, академик, мягко говоря, неточен. Эта неточность особенно поразительна в виду того, что Безансон был членом французской компартии. Во-первых, любой, кто знаком с историей большевиков, не скажет, что у Ленина и его соратников было тоталитарное призвание. В принципе слово «тоталитаризм» в 80-е годы прошлого столетия означало одно-единственное: «Открой границы и отдай рынки Соединенным Штатам».
Во-вторых, в феврале 1917-го никто не разрушал государство. Сильный удар был нанесен по армии – приказом №1 Временного правительства. Но Россия продолжала войну до победного конца вместе с Антантой. Целью большевиков было разрушение феодально-буржуазногогосударства.
В-третьих, уж кто-кто, а российская интеллигенция никакого отношения к разрушению государственной машины рабочим классом после Октября 1917-го не имела. Власть принадлежала Советам рабочих крестьянских и солдатских депутатов. Коммунист Безансон, видимо, не в курсе, что в 1922-м российское государство было восстановлено в виде СССР.
В четвертых. Кого имеет в виду под интеллигенцией Безансон? Если классификация по происхождению и доходам, то из интеллигенции тут же выбрасываются Тютчев, Тургенев, Толстой, Некрасов, Фет, Салтыков-Щедрин, Бунин, Блок и т.д. Если же по профессии – то вышеуказанные писатели и поэты вовсе не собирались разрушать государство!
Может быть, учителя, врачи, адвокаты, инженеры хотели уничтожить государство? Нет, не хотели.
Даже народники не ставили своей задачей разрушить государство. И даже эсеры, не говоря уже о меньшевиках. Так сформулировали только большевики: разрушить старую государственную машину и заменить ее новой.

«Что же стало с русской интеллигенцией? – продолжает академик. - Одни были ликвидированы физически - голодом, сыпняком и расстрелами. Достаточно вспомнить Гумилева. Другие были изгнаны из России и обогатили жизнь Европы и Америки. Но большая часть попала в кабалу. Прежде всего мелкая, никому не известная и не имевшая возможности эмигрировать интеллигенция - учителя, земские врачи и т.д. Этот научный плебс пошел на службу советскому государству и был вынужден подчиниться его требованиям. Остальные были куплены необходимостью делать карьеру, спасаться от голода и нищеты, свирепствовавших по всей России. Они нашли прибежище в советских организациях типа Союза художников или Союза писателей, где началось их приручение. Частные пристрастия тому способствовали. Для одних это был русский национализм, ведь, в конечном счете, он продолжал господствовать повсюду, куда доходила царская империя. Для других - реванш за антисемитизм, ломавший их жизнь и жизнь их предков в течение целого века. Многие верили в социализм, в экономическое развитие России, в успех пятилеток. Некоторые надеялись на окончательный возврат к русским ценностям. Интеллигенцию объединил под своим крылом Максим Горький - верный сталинский Мастер культуры, Инженер инженеров человеческих душ.
Однако посреди этой моральной катастрофы русская интеллигенция сопротивлялась, и нужно сказать несколько слов о мартирологе тел, о мартирологе души и духа. Среди физически погибших упомянем хотя бы Гумилева, Исаака Бабеля, Осипа Мандельштама и еще сотни писателей - еврейских, украинских, грузинских, армянских, узбекских, татарских, русских. Их просто убили. Но не менее страшным, чем физическое уничтожение, было уничтожение нравственного достоинства, разрушение души. Многие ли выжили и преуспели в этой обесчещенной жизни? Назову несколько имен: Максим Горький, Алексей Толстой, Илья Эренбург, а за ними все те бесчисленные официальные писатели, которые, по выражению Солженицына, жили по лжи. Эти инженеры человеческих душ сначала разрушали свои души, чтобы затем разрушать души читателей. И все-таки посреди этой катастрофы оставалась малая часть русской интеллигенции, которая играла свою роль, пыталась понять и познать».

Жившие по лжи - Максим Горький, Алексей Толстой, Илья Эренбург, Маяковский, Багрицкий, Блок, Белый, Заболоцкий, Константин Симонов, Чехов, нобелевский лауреат Михаил Шолохов, нобелевский лауреат Пастернак, Булгаков, Леонид Андреев, Катаев, Шукшин, Маканин, Рубцов, Ахматова… И великие кинорежиссеры, Герасимов, Бондарчук, Митта, Иванов («Поднятая целина»), Алов и Наумов, Леонид Быков, Элен Климов, Данелия, Козинцев, все, что стали славой мирового кинематографа, и великие живописцы, Филонов, Фальк, Лентулов. Петров-Водкин, Архипов, Малявин, словом, все те, что составили гордость мировой живописи 20-х – тоже по лжи! Перечислять ли великих советских ученых? Да, многие из них сидели в тюрьме, многие погибли в концлагерях. Но все эти люди – разве у них не было достоинства? И что под достоинством разумеет Безансон – жить под гнетом капитала и отказаться от протеста?

Относительно самого Солженицына. Талант – средненький, на роль великого писателя не тянет, не то, чтобы плагиатор, но компилятор – по стилю. Конструировать из него ум, честь и совесть эпохи – явная натяжка.

Учителя, земские врачи – это по Безансону научный плебс.
«Голод и нищета» в СССР – и это после великой депрессии, когда в США вымерло порядка 8 млн человек. Да и в самой Франции в те годы жили крайне бедно, и в Великобритании, и в Италии, не говоря уж о Германии. СССР в этом плане выгодно отличался!
Что же касается русского национализма – все наоборот, это в странах Запада национализм, а в СССР был интернационализм (за исключением Астафьева, отчасти Распутина, Белова, Кожинова, Куняева, поэта Соколова и деревенщиков), бывший член компартии – не в курсе.
И Гумилева расстреляли не потому, что он интеллигент, а потому, что принял участие в Таганцевском заговоре.
И кто ж это пытался «понять и познать»? Валерия Новодворская?

«Русская литература XIX века очень важна для Европы, но, в конце концов, она лишь крайняя ветвь европейской литературы; советская же литература (я говорю о подлинной литературе) уникальна, поскольку ей пришлось с голыми руками, и притом впервые, встретиться с монстром, какого до сих пор не встречала ни одна другая литература и о котором ни одна другая литература, исключая Орвелла, нескольких поляков и румын, не сказала достойно. Два великих поколения русской интеллигенции как раз пытались познать зверя и взять его за рога. Поколение первопроходцев 20-х и 30-х годов, еще плохо понимавшее и сумевшее выразить главным образом острую боль: Булгаков, Замятин, Платонов. И тридцать лет спустя, в 60-е годы, - великое поколение, пробившее путь к Западу и всех нас более или менее освободившее, - поколение Солженицына, Ерофеева, Буковского, Шаламова, Зиновьева, тех, что сумели увидеть суть вещей».

Во-первых, не существует поколения Солженицына, Ерофеева, Буковского и пр. Это выдумка Безансона. Все эти люди не оставили следа в умах советских людей. Пачкуна и матерщинника Ерофеева почти никто не читал, Венечку Еврофеева знают не по глупенькой и безграмотной его брошюрке «Моя маленькая лениниана», а по дикой книженции «Москва – Петушки». Буковский вообще не писатель. Его кургузый мозг был способен лишь к трансляции западных пропагандистских штампов. Так, он пишет, что все люди в СССР – на одно лицо, лишенные индивидуальности. Напомню, что человека унифицирует, или, как писал Маркс, обезличивает именно капиталистическое производство, однообразный тяжелый монотонный труд, олицетворение которого – конвейер.
Во-вторых, «Орвел» (Оруэлл) – британский стукач, составлял списки левых для полиции. Он ничего не сказал о «монстре». Он лишь украл «1984» у Замятина («Мы»), а «Скотный двор» переписал у Костомарова.
В-третьих, «нескольких поляков и румын» никто не знает. Кроме нескольких поляков и румын.
В-четвертых, мы знаем, как интеллигенция пыталась «взять зверя за рога». Стихи Сталину посвящали Мандельштам («Сохрани мою речь навсегда…»), Ахматова. Помним, как, например, Гроссман подписывал осуждающие письма против «врагов народа».
Причем по лжи жили не только советские писатели, но и зарубежные. Фейхтвангер, Ромен Роллан были в восторге от Сталина.

По пальцам можно перечислить авторов и стихи, которые касались «зверя»: «Мы живем, под собою не чуя страны…» Мандельштама, «Тоска по родине – давно / Разоблаченная морока…» Цветаевой, «Это было, когда улыбался только мертвый…» Ахматовой. Еще Пильняк («Красное дерево», «Повесть непогашенной луны», Замятин («Мы»), Платонов («Котлован», Чевенгур»). Кто-то может добавить?
Если кто причислит «Собачье сердце» Булгакова или его «Мастер и Маргарита», разочарую. Не стоит отождествлять исковерканные тексты писателя в современных фильмах с самим писателем. Так, сам Булгаков в ремарках так характеризует профессора Преображенского: «Человек, у которого дурно пахнет изо рта». И «Бег», и «Дни Турбиных», два шедевра, произанные советским духом.
Далее началось разрешенное взятие «зверя за рога» (вообще нелепое сочетание, бык – домашнее животное, а из зверей рога – у лани, антилопы, горного барана… самый страшный – буйвол, но с буйволом Сталина почему-то никто не сравнивал).
Итак. Это Дьяков («Повесть о пережитом»), мемуары генерала Горбатова («Годы и войны»), «Мы все ходили под богом…» Слуцкого, «Теркин на том свете» Твардовского, «Протопи ты мне баньку…» Высоцкого, перевод Лоуэлла «Мой тезка, Сапожок, Калигула…» Вознесенским и еще пара его стихов, «Один день Ивана Денисовича» Солженицына… Всё. Кто-то может добавить? О фильмах не говорю, в 90-е и нулевые все режиссеры наперебой стали намекать в фильмах на репрессии.
Наконец, называть русскую литературу просто крайней ветвью европейской литературы, после Пушкина, Лермонтова, Льва Толстого, Достоевского, Тургенева, Лескова, Салтыкова-Щедрина, Гончарова и других – может только безграмотный.

«Каково же положение сегодня? В эмиграции, куда попала часть этого великого поколения, Солженицын, Синявский, Максимов, Буковский, Зиновьев согласны лишь по некоторым фундаментальным вопросам. Внутри СССР, как отметил Амальрик в своем первом эссе еще лет двадцать назад, можно обнаружить все течения русской мысли прошлого века. Есть неославянофилы, неонационалисты и даже неочерносотенцы общества «Память». Религиозное возрождение с его величием и его недоразумениями, демократическое движение либералов и западников, есть даже более или менее социалистические течения, а также неоленинцы и неосталинцы. И это нормально - с чего бы интеллигенции быть единогласной? Любая возрождающаяся жизнь являет нам ту же картину разнообразия, какая присуща жизни в ее развитии. Какова нынче политика Горбачева по отношению к интеллигенции?
Внутри страны при сознании невозможности реальных действий предлагается верить в реформы. В Советском Союзе, по-видимому, уже понятно, что гласность, перестройка, демократизация обозначают просто линию коммунистической партии, линию Горбачева и ничего больше. За рубежом Горбачев пытается продать новый облик своей страны, чтобы соблазнять Европу, пока не удастся ее покорить, и соблазнять Америку, пока не удастся изолировать ее от друзей, союзников, от Европы. Сейчас у нас фаза обольщения, предшествующая фазе запугивания. Русской интеллигенции Горбачев просто и открыто предложил продаться. У этой интеллигенции, может быть, уже не тот уровень и не те ресурсы, что у интеллигенции хрущевских времен, когда старый мир был еще не так далек, ведь это было уже так давно. Нынешняя интеллигенция выжила в течение долгих брежневских лет. Нуждаясь в искренних лгунах, способных убеждать, и в псевдооппозиции, способной заменить отсутствующую политическую жизнь, Горбачев пытается соблазнить всю русскую интеллигенцию разом. Он, вероятно, думает, что при инертности советского общества интеллигенция уже не так опасна, как в 30-е или 60-е годы, что для нее можно устроить эдакий парк культуры и делать в нем уступки без опасности для режима.
Каковы приемы этого соблазна? Прежде всего, символы: издание или переиздание произведений-фетишей, сочинений Пастернака, утративших свою резкость, стихов Гумилева; разрешение на восстановление нескольких церквей, нескольких монастырей с их трогательными куполами. Жизнь писателей тоже улучшается. Как всегда, от пряника недалеко и кнут: интеллигенции предлагается опека государства от возможного разгула страстей народных масс против этих привилегированных слоев. Эта политика весьма активна по отношению к советским евреям. Государство расшевеливает болото народного антисемитизма, исподтишка направляемого им же самим, и тут же предлагает себя в роли спасательного круга, единственно способного обеспечить евреям более или менее мирное житье.
Этот соблазн будет использовать идеологически уязвимые точки интеллигенции: национализм, патриотизм и столь частую для русской интеллигенции инстинктивную ненависть к беспорядкам в страхе перед народной пучиной. А также тщеславие, свойственное любой интеллигенции, убеждающее интеллигента в том, что он очень важен, несет ответственность общегосударственного масштаба, ответственность перед народом, перед родиной, перед историей и перед человечеством. Как сопротивляться этому соблазну? Много говорится о нравственном долге, интеллигентов призывают (интеллигенты сами себя призывают!) быть честными и, как говорит Солженицын, жить не по лжи. Мне кажется, что к этим нравственным обязанностям надо добавить скромность и, что очень важно, долг понимания».

Во-первых, «народное» болото антисемитизма таково, что масса евреев стали Героями Советского Союза, множество евреев стало выдающимися музыкантами, учеными, артистами, кинорежиссерами. В условиях антисемитизма такое просто невозможно.
Во-вторых, болото антисемитизма начали расшевеливать задолго до Горбачева, это делали совместно и КГБ, и ЦРУ. Сотрудник ЦРУ предатель Климов в своей книжке честно пишет, что против большевизма можно и с чертом заключить союз. Черт – антисемитизм. КГБ принял в этом участие потому, что с 30-х руководство СССР никакого отношения уже не имело ни к социализму, ни к марксизму-ленинизму, ни к коммунизму. Тексты типа Климова были горячо восприняты рядом советских ученых и даже младших научных сотрудников. Лидеры Всесоюзного общества борьбы за трезвость, Углов, братья Накоряковы, Жданов, Мерзляков, научная элита – откровенные антисемиты и сталинисты, их движение не обошлось без влияние КГБ.
В-третьих, не «Доктор Живаго» утратил резкость, ее в книге никогда и не было, книга вполне лояльная. Резкость утратил ажиотаж вокруг книги.

В-четвертых, Новосибирск до изданий «Котлована» или «Чевенгура» начал массово издавать самиздат – с помощью АЦПУ ЭВМ. Власть просто сработала на опережение. Кроме того, она фактически способствовала проникновению и тиражированию книг, опубликованных на Западе, в СССР.
Юлиан Семенов в «Хрониках» печатал то, что ему «сливал» КГБ. В этой книженции – все расшаркивания перед Западом, все гумилевы, все церкви, все валленберги. Повесть вышла в 1982-м, в журнале «Огонек». В 1980-м торговля уже знала, что планирует элита КПСС и КГБ. В ресторанах были ценники, заготовленные на гиперинфляцию, которая разразилась только в 1992-м.
Власть же была индифферентна к интеллигенции. Интеллигенция мало на что влияла, она накачивалась западными идейками, чтобы исполнить толь массовки - для реализации интересов элиты КПСС. Этот интерес состоял в отбрасывании мешавшейся коммунистической ширмочки и в конвертации власти в деньги.
Потому в печати появляются безграмотные опусы Резуна, оттого исторические журналы СССР печатают дребедень сына Антонова-Овсеенко со 110 млн репрессированных, околесь Ярузельского о Катыни и пр.
Соблазнили? Да. Интеллигенцию соблазнили западным либерализмом. Западным – т.е. направленным против СССР, а ныне – России. Власть пробавлялась либералимом при Ельцине, пробавляется и по сей день.

«Возьмем, к примеру, Солженицына. Этот великий человек занялся колоссальным исследованием прошлого России. Ну почему же он не оценил или просто игнорировал работу западных ученых? Почему рассорился с американским научным истеблишментом, который все-таки немало сделал для познания России? Почему допускал оплошности и дал повод к кампании дезинформации, которая, особенно в Соединенных Штатах, дорого ему обошлась? Мой вывод: недостаточно быть против советской системы. Эта система не выносит понимания, а страдать еще не значит понимать. Опыт страдания не равнозначен опыту познания.
Меня восхищает долгая просветительная работа польской интеллигенции. Вспышка «Солидарности» не принесла всех тех плодов, на которые можно было надеяться, именно потому, что не доставало той долгой работы по познанию, анализу коммунизма, которая необходимы и которую посредством гигантского самиздата, более или менее нелегальных университетов стремится провести польская интеллигенция. Ложь будет побеждена не правдой в русском смысле этого слова, то есть правдой-справедливостью, а истиной, то есть позитивной правдой. От интеллигенции ждут способности к анализу, и эта аналитическая способность будет решающей в борьбе. Следовательно, если у интеллигенции должен быть девиз, то это просто: «За работу».»

Любопытно, как можно познавать, анализировать коммунизм, если его ни в одной стране мира никогда не было? Коммунизм – это бесклассовое общество, не только без буржуазии, но и без разделения труда на умственный и физический, т.е. и без рабочего класса. Говорят, что в СССР был социализм, переходный период между капитализмом и коммунизмом. Но это только говорят, даже и социализма не было, по всем его главным атрибутам, да и по определению в категориях.
О какой работе польской интеллигенции можно говорить, если движение возглавлял стукач польского КГБ, рабочий-электрик Лех Валенса. Огромное участие в манипулировании массовым сознанием поляков приняла католическая церковь.
И уж, разумеется, научный истеблишмент США был охвачен холодной войной, тут не до науки, не до истины, тем более, не до русской правды.

Что ж, по данной статье отчетливо видим, насколько низок уровень западной гуманитарной науки. Она судит о России в меру собственной ограниченности и заштампованности. Вспоминается анекдот о японце, который за день изучил русский язык. Но это не новость. Стоит отметить другое: абсолютную безграмотность в марксизме-ленинизме члена Французской коммунистической партии.

***

Безансон родился в 1932 году в Париже. Не удалось узнать, кто были его родители, но по тому, что он закончил Сорбонну и Политехническую школу, можно предположить, что не рабочие и не крестьяне. Оккупация Парижа (14.06.1940) - ему 8 (или почти 8) лет, т.е. вполне сознательный возраст. Если бы его родители принимали хоть какое-нибудь участие в движении сопротивления, то об этом бы раструбили непременно. Если молчат, значит, тихо себе жили, возможно, испытывая «некоторые неудобства». Ещё интереснее, когда сей интеллектуал вступил в ФКП. В 1951 году, т.е. в возрасте 19 (или почти 19) лет, т.е. студентом. Вышел из ФКП 1956 году, т.е. время окончания учебы в университете. Левые настроения в то время, особенно среди студенчества были модными. Кончил университет – игры закончились. Никакого отношения ХХ съезд к его выходу не имеет, т.е. имеет лишь как формальный повод. Не было бы этого повода, нашелся бы другой.

То есть: Безансон - обычный мелкий буржуа, который революционен в юные годы. То, что он оказался в ФКП, а не у анархистов или троцкистов, скорее, дело случая, а может быть и нет. ФКП всё-таки более солидная организация, для маленького буржуа – это перебор, да и страшновато. Когда же встал вопрос о дальнейшей карьере, то маленький буржуа быстро сориентировался, на кого следует лить помои. И приступил. И ведь угадал, большого напряжения ума для решения этой загадки не требовалось. Зато какие дивиденды! Преподавание в различных учебных заведениях США! Он позиционирует себя в качестве специалиста по истории России и СССР, а на деле является безусловным специалистам по сплетням, слухам - и белогвардейским, и кухонно диссидентским россказням. На всю ахинею, которую он несет, не стоило бы обращать внимания, таких «специалистов» пруд пруди, если бы наши «светочи» не приглашали этих «специалистов», не обливались бы слезами восторга и не истекали бы слюнями. Ныне этот «светоч» - большой друг Украины. Среди украинских нацистов он чувствует себя вполне адекватно, как в детстве среди гитлеровских.
«25 лет назад в предисловии к франкоязычной «Истории Украины» Ален Безансон предостерег украинцев, что время, отпущенное Украине для быстрого развития, ограничено, поскольку состояние анархии в России не будет длиться вечно, и когда в России будет вновь создано сильное правительство, над Украиной нависнут новые опасности - учитывая то, что большинство россиян не воспринимают независимости Украины и боятся, что в результате этого Россия потеряет статус сверхдержавы. К сожалению, это пророчество исполнилось. Стали действительностью также его слова, сказанные в интервью польскому изданию о начале русской оккупации Украины: «На горизонте появляется русский солдат. Любит воровать, насиловать, убивать. С таким врагом Европа может и не помочь».
Еще цитата: «Если Франция и не была стерта с карты Европы, то в первую очередь благодаря мужеству Русских солдат». Это сказал Маршал Фердинанд Фош - глава Вооруженных сил Франции.

К г-ну Безансону очень бы подошли слова инженера Суслова из «Дачников»: «Мы наволновались и наголодались в юности; естественно, что в зрелом возрасте нам хочется много и вкусно есть, пить, хочется отдохнуть… вообще наградить себя с избытком за беспокойную, голодную жизнь юных дней… И потому оставьте нас в покое!.. Я обыватель – и больше ничего-с! вот мой план жизни».
То, что сей интеллектуал не способен понять Октябрь 17-го, это закономерно и не удивительно. Но он не понимает и смысла, величия и трагедии Великой французской революции (не говоря уже о Парижской Коммуне). Всё потому, что был и остается банальным мелким буржуа, не дотягивающим даже до цинизма крупного капитала, удачно вскарабкавшимся по карьерной лестнице: и ренегатство, и безапелляционность, и амбиции, и презрение к «плебсу».
И ещё одна цитата из Горького: «Для меня эта подлая и пошлая игра — несомненное доказательство одичания и разложения европейской буржуазии. Я убеждён, что явный и быстрый рост гомосексуализма, лесбиянства, объясняемый экономикой — дороговизной семейной жизни, - ускоряется вот этим мерзостным публичным издевательством над женщиной. Признаков одичания буржуазной Европы слишком много, и не вам говорить о дикарях Востока....»

***

25 февраля на закрытом утреннем заседании Хрущёв выступил с закрытым докладом «О культе личности и его последствиях». На съезде доклад не обсуждался.
Утверждают, что доклад Хрущева был засекречен, его копии были отправлены руководству компартий социалистических стран. В Польше с одного из экземпляров текста сотрудница ЦК ПОРП сняла копию и передала доклад Виктору Граевскому, который с помощью израильского посольства переправил копию в руки начальника израильской контрразведки ШАБАК Амоса Манора, а оттуда она попала на Запад.
На Российском ТВ утверждают также, что доклад был секретным только для граждан СССР, но не для Запада.

Вот как излагает историю сам Граевский:
«В 55-м году, когда я работал в польском агентстве печати - ПАП - мои родители жили в Израиле, и мой отец очень заболел, я приехал его навестить. И когда я приехал в Израиль, я почувствовал, что мое место здесь. Но я не хотел убежать из Польши, потому что Польша относились ко мне очень хорошо. Я вернулся в Польшу, но я считал себя де-факто уже гражданином Израиля, де-юре, конечно, был еще гражданин Польши.
У меня была очень хорошая знакомая, можно сказать - подруга, которая работала секретаршей Первого секретаря польской рабочей партии - его звали Охаб. Охаб получил после ХХ конгресса Коммунистической партии копию речи Хрущева на русском языке. Я один раз пошел к ней, пригласить выпить чашку кофе, но она была очень занята. Я увидел, что у нее на столе эта речь. Это конечно меня очень заинтересовало, потому что в Варшаве знали, что была речь, но не знали о чем, в чем дело, о чем говорил Хрущев. И там было написано наверху "Государственная тайна", в красной обложке. Я взял это в руки и попросил ее (так как это было очень много страниц) взять на час, два, чтобы прочитать это дома, а потом вернуть. Конечно, она мне дала и просила, чтобы к 4-м часам после обеда вернуть, потому что она должна положить это обратно в сейф. Я взял это, положил в карман, вышел на улицу и поехал домой и начал читать.
Когда я окончил чтение доклада Хрущева, меня конечно это потрясло, я думал, что я держу атомную бомбу в руках. Первым делом я хотел вернуть это и чтобы у меня никакого прикосновения к этому не было, но после нескольких минут, я подумал, что я как израилец должен передать это в израильское посольство. Я знал, что все разведки мира на Западе ищут эту речь и хотят знать, о чем Хрущев говорил, потому что после этой речи, вы знаете, все изменилось, но никто не знал какое ее содержание.
Я положил это обратно в карман, пошел в израильское посольство: я там знал одного человека. Я не знал тогда, что он был резидентом израильской службы безопасности в Варшаве. Я ему положил на стол, он посмотрел на это, побледнел, покраснел... Он знал лучше меня, что это такое. И спросил, можно это взять на несколько минут? Он ушел из комнаты и через несколько минут (это было час-полтора) он мне это вернул, сказал: "Спасибо!" Я положил в карман, ушел, вернулся к секретарше, положил ей на стол и это все кончилось». http://archive.svoboda.org/programs/cicles/xx/xx_05.asp

Понимаете, нет такого названия у документов - «Государственная тайна».
Далее – еще миф, который, без сомнения, можно занести в Тору. Виталий Наумович Дымарский в книжке «Времена Хрущева. В людях, фактах и мифах» пишет: «В июне 1956 года впервые примерный текст доклада Хрущева в переводе на английский язык был опубликован в газете «Нью-Йорк Таймс»…
В Израиле текст доклада был издан примерно одновременно с США. И так получилось, что израильская коммунистическая делегация еще не вернулась с XX съезда КПСС, а брошюры с текстом доклада уже были в руках всех членов коммунистической партии Израиля, социалистических движений, молодежных движений и т. п. Собралось заседание левых активистов, чтобы обсудить этот доклад, и начал обсуждение Вильнер, который был вторым лицом в иерархии компартии Израиля. Он высказал недоумение, что, мол, не понимает, почему товарищи так напряжены. Ничего не произошло. Как всегда, коммунистическая партия Советского Союза необыкновенно щепетильна в вопросах правды. И начал доказывать, насколько КПСС необыкновенна, блестяща и как мудро ведет всех за собой. Тогда впервые рядовые члены компартии Израиля согнали члена Политбюро с трибуны, не дав ему закончить речь. В партии стал назревать раскол.
Но вскоре из Москвы вернулся генеральный секретарь Коммунистической партии Израиля Микунис, и через неделю после того заседания, когда Вильнера согнали с трибуны, вновь собрались примерно те же люди. Атмосфера царила тяжелая – люди были разгневаны и обижены на КПСС как на центр неправды. Микунис не был самым умным человеком в мире, но именно тогда он выступил блестяще. Он встал на то же место, где неделей раньше стоял Вильнер, и начал свое выступление так: «Вы прочли все эту брошюру. Вы потрясены. – И вдруг крикнул так, что почти зазвенели стекла: – Не коммунист тот, кто не потрясен!»»
https://history.wikireading.ru/133558

Перед этим Дымарский цитирует Треппера, которого величает руководителем «Красной капеллы». Во-первых, у «Красной капеллы» руководства как такового не было. Во-вторых, уж если говорить о руководстве, так лидером был вовсе не Треппер, а Гуревич. Как известно, Гуревич вернулся в СССР, отсидел, но остался в Ленинграде. Трепперу же, для того, чтобы сделать возможным его переезд в Израиль, было указано полить грязью Гуревича, сделать из него предателя. Что Треппер и сделал. Хотя сотрудничать с немцами стал именно Треппер.

Итак, в Израиле доклад был напечатан в июне 1956 года, примерно тогда же, когда и в США. ЗАДОЛГО ДО ЭТОГО секретный» текст с докладом был разослан во все партячейки СССР, на многих предприятиях к обсуждению привлекали беспартийных, обсуждение шло в ячейках ВЛКСМ, текст также был выслан во все компартии мира.
По Дымарскому – ну, уж ежели Граевский постарался - «так получилось», что текст, который был напечатан в июне, к возвращению делегации со съезда был уже на руках левых израильтян. Т.е делегация вернулась в июне! Это она с февраля засиделась? На ликероводочном заводе?
Что ж, как всегда, Израиль – впереди планеты всех, планетарный Крошка Цахес. Граевский лжет, за ним лжет Википедия.

Будто бы, слова Граевского сочетаются с данными Семичастного на круглом столе, на вопрос, как доклад попал за рубеж, он отвечает:
- Через Польшу. Разослали секретарям компартий социалистических стран для ознакомления, потому что они тоже не были ознакомлены с этим докладом, а пошел разговор, версии, слухи... Послали доверительно, чтобы познакомились и возвратили. Всюду были возвращены и все нормально, а в Польше произошла утечка, и оттуда пошла распечатка и публикация.
Однако Тольц уточняет у него:
- А деталей Вы не знаете, как это произошло?
- Деталей я не знаю.
То есть – никакого израильского посольства, никакого ЦК ПОРП.

Граевского опровергает Владимир Тольц (Прага):
«Смутные слухи о хрущевской речи доходили и до иностранцев, работавших в ту пору в Москве. 10 марта 1956-го, на следующий день после тбилисского расстрела, о существовании хрущевского секретного доклада узнал американский посол в Москве Чарльз Болэн. Источником его сведений оказался корреспондент английской коммунистической газеты "Дейли уоркер". 11 марта этот слух подтвердил американец, гостивший у своего отца - советского медика, лечившего членов ЦК. Дальше - больше.
В это же самое время слухи о речи Хрущева на закрытом заседании ХХ съезда начинают передавать иностранцам советские граждане. Всякий раз, как я подметил, так или иначе связанные с КГБ. В случае с Американским посольством - это технический персонал: уборщицы, домработницы, шоферы.
В случае корреспондента агентства Рейтер Джона Ретти - некий человек, представившийся ему Костей Орловым, о связях которого с организацией на площади Дзержинского, британский журналист догадывался с момента их знакомства в 55-м. Именно этот Орлов, накануне отъезда Ретти в Стокгольм в марте 56-го, буквально надиктовывал корреспонденту Рейтера свой пересказ речи Хрущева. Как выяснилось в последствии - весьма близкий к оригиналу. Много позднее Джон Ретти, лично знавший Хрущева еще до ХХ съезда, пришел к выводу, что Никита Сергеевич, узнав о предстоящей поездке корреспондента Рейтер в Стокгольм, сам выбрал его в качестве канала утечки информации.
16 марта "Нью- Йорк таймс" печатает статью Харрисона Солсбери, в которой впервые публикуется еще весьма приблизительные сведения об антисталинском выступлении Хрущева. А уже на следующий день Рейтер, с диктовки Джона Ретти, публикует свое развернутое, и куда более точное изложение этого доклада. Имя Ретти, из соображений его безопасности, в депеше не было названо. В качестве источника информации были указаны некие западногерманские коммунисты. А информация Ретти о расстреле манифестации в Тбилиси, тоже исходящая от Орлова, была представлена как полученная из Вены.
Если учесть лубянскую специфику подлинного источника информации Джона Ретти - все эти меры предосторожности выглядят достаточно наивными. Но особенно доконала его полученная по возвращению в Москву телеграмма, в которой лондонское начальство сообщало о поощрении человека, давшего информацию о докладе Хрущева. А следом за тем, Ретти на виду у всех повысили жалование на 100 фунтов в год. Через несколько месяцев он буквально бежал из советской столицы, преследуемый участившимися неформальными контактами с людьми КГБ и странными предложениями с их стороны».
http://archive.svoboda.org/programs/cicles/xx/xx_05.asp

Историк Р. Пихоя, известный по фальсификации Катынского дела, объявил: «Что читал и что говорил Хрущев делегатам ХХ съезда, достоверно неизвестно. Установить степень соответствия печатного текста доклада Хрущева и его устного выступления не представляется возможным». Как медведь в лужу…

Но какова была реакция на доклад?
«Вторая половина 1950-х годов была также отмечена ростом недовольства промосковской линией, непрерывно проводившейся партийными лидерами. Некоторые представители как умеренной (Эммануэль Ле Руа Ладюри), так и радикальной (Жан-Поль Сартр) коммунистической интеллигенции, разочаровавшись в реальной политике Советского Союза, вышли из партии после жестокого подавления Венгерского контрреволюционного мятежа 1956 года, организованного западными спецслужбами. Многие, подобно Сартру, разочаровывались в нереволюционном характере ФКП и присоединялись к меньшим леворадикальным группам маоистского или троцкистского толка. Другие переходили в Объединённую социалистическую партию, объединявшую недовольных ортодоксией как коммунистов, так и социалистов… В 1959 году Федерация ФКП на острове Реюньон была отделена от партии, и создала Коммунистическую партию Реюньона», - пишет Википедия. Заметим: о докладе – ни полслова.
Реагировала компартия Испании, и вот как: «Долорес Ибаррури, а она участвовала как гость на всех заседаниях съезда, кроме последнего закрытого, не скрывала своего негодования той формой, в какой были преданы гласности факты закрытого доклада. Карилья прочитал этот документ в газете "Монд", находясь в Париже, и долго не мог поверить своим глазам. А каково было испанским коммунистам, которые, рискуя жизнью, самоотверженно сражались в подполье в Испании и узнали о закрытом докладе из французских газет? Но когда первый шок прошел, а подлинность документа подтвердилась, его просто привели к сведению и исполнению».

Всё. Но нас интересует именно Франция. Продолжим круглый стол:
«Пьер, а как в ФКП был воспринят этот доклад?
Пьер Легалль:
Как ни странно, сейчас говорят - это был гром. Ничего подобного! Во-первых, не забудьте, что начальники ФКП объявили этот доклад, якобы это сфабриковано ЦРУ, или я не знаю кем, и не считали, что это настоящий доклад.
Тольц:
И в партячейке Французской коммунистической партии этот доклад не обсуждался?
Пьер Легалль:
Очень мало. По крайней мере, я не помню, чтобы было сильное возмущение у них. Возмущение началось только в конце года, когда венгерские события произошли, но до этого - нет. Сам доклад Хрущева считали очередной фальшивкой.
http://archive.svoboda.org/programs/cicles/xx/xx_05.asp
Так что г-н Безансон НИКАК не мог выйти из ФКП после доклада Хрущева…

Сталинисты утверждают, что доклад вызвал шок в компартиях, что вызвало их резкое сокращение. Мы видели – ничего такого не было. С другой стороны, а почему сталинисты не говорят о шоке у рабочих всего мира, когда Сталин в 30-е публично, напоказ всем, расстрелял ленинскую партию? Причем так, что многие, ох, многие поняли, что обвинения фальсифицированы. Зарубежная пресса была переполнена разоблачениями.

Но речь о другом. Если таковы академики во Франции, что ж сетовать, что у французов Миттеран с Олландом в социалистах ходят, а в 2004 году 58% французов считали, что США внесли наибольший вклад в разгроме фашистской Германии, а 20% не определились с ответом.


ПЕРЕСТРОЙКА БРАТЬЕВ СТРУГАЦКИХ

«Fare thee well, and if forever, still forever, fare thee well» - таков эпиграф к главке в одной из книжек братьев Стругацких. (Thee – «ты» в английском, почти слэнговое.)

ПРОЩАЙ, И ЕСЛИ НАВСЕГДА - ТО НАВСЕГДА ПРОЩАЙ

Мир Стругацких – это как тексты Свами Прабхупада или клише… - многим известно, как нужно становиться гуру, махатмой и прочее - абсолютно бесполезные для овладения «тонкой материей», ибо это не ключ, а пропуск в тот мир, где сидит махатма, сверяет, как ты прошел обряд камлания и отупения, после чего принимает тебя в сонм дураков, способный восприять его высшее руководство.
Именно так и воспринимали этот мир Стругацких, будто бы мир научной интеллигенции, доблестные сотрудники КГБ, впоследствии ФСБ.
Один знакомый полковник ФСБ с гордостью показывал мне свою библиотеку: «Жук в муравейнике», все прочие книги Стругацких, у него еще была коллекция полифонии, он перечислял: «Бах, Бухстехуде…» Будто пропуск в мир интеллигенции, приобщение к сонму, приобщение к лику.
А ведь это не ключ, и даже не пропуск.

Мир Стругацких захватил меня в 7-м классе, и я раз пятнадцать прочитал «Понедельник начинается в субботу». У отца была огромная библиотека фантастики. Пододвинул меня этот мир к науке? Да… Но это была книга Савченко «Открытие себя», это были хорошие люди, Лем, Бредбери, Курт Воннегут,  Роберт Шекли, Пьер Буль, Клиффорд Саймак, Айзек Азимов, Джон Уиндем. Политическая проза в форме фантастики.
Из советских фантастов – разумеется, Алексей Толстой, Беляев, Савченко, Кир Булычев, Емцев и Парнов, Север Гансовский, братья Абрамовы, Роман Подольный, Илья Варшавский. Литература в форме фантастики.

Как Тарковский мог так опростить «Солярис», до примитива. «Ты ревнуешь, что не ты будешь меня хоронить», если улетишь на «Солярис» – надо же, какие аллюзии с теорией относительности. Лем на вопрос ответил дипломатично: «Такие таланты, как Тарковский, могут делать с сюжетом что угодно.» Я не знал, что до Стругацких подобные «Понедельнику» тексты писали Дж. Пристли и Каттнер. Многого еще не знал.
Тезис Тарковского – противоположный, не вселенная намного значимее, а наоборот, главное остается на Земле. Циолковский – наоборот: «Вселенная намного значимее, чем Земля».
Советский кинематограф создал чудовищные образы ученых, сначала «вредителей», потом жертв вражеского шпионажа и т.п. Ученый не сухарь, он умеет танцевать, петь и играть на фортепиано.
Фильм «Туманность Андромеды» с переменными конденсаторами КПК в космических шлемах лучше не смотреть. Наконец, в фильме «Гений» - образ придурковатого профессора радиофизика. Пожалуй, лучший фильм об ученых – «Девять дней одного года», но и там фальшь. Будто режиссеры никогда в жизни не были ни в одной лаборатории, ни в одном НИИ.
Казалось бы, «Иду на грозу» - замечательная экранизация, а фильм «Укрощение огня» - бесспорный успех. Но «Укрощение огня» не имеет никакого отношения к действительности,  и оба фильма – не о проблемах в науке, не о работе ученых, а любовно-производственно-бытовые романы.
Между тем, именно жизнь обычного советского НИИ и описана в фантастической форме в книжке Стругацких «понедельник начинается в субботу.

Будучи девятиклассником ожесточенно спорил с Еленой, преподавателем литературы в нашей физмат. школе: все толстые с достоевскими устарели, а Стругацкие - тут политика, тут интеллект, тут новая русская речь. Елена смеялась…
На ТВ какой-то фантаст заявил, что Стругацкие тем хороши, что общались с читателями, как с людьми, обладающими интеллектом. Можно подумать, что Достоевский и Толстой полагали своих читателей дураками.

Окончательно отринул меня от Стругацких Писарев в своих «Реалистах». На последнем году школы меня изгнали из комитета комсомола за критику областного руководства. Дальше - первый курс физфака. В горло хлынул холодный, здоровый воздух бунта. Воздух мысли. Литературы. Пошли прочь, затхлый тепленький уютный интеллигентский мирок, индивидуальный, собственнический научный хуторок!
Пришли и Достоевский, и Толстой, и Тургенев, и Чехов.
Стругацкие ничего не сказали, кроме того, что было давно известно. Ефремов – это «окаменей!» Это что-то выспреннее, чрезмерно патетическое. Диссиденты рассказывали мифы о памятнике Ленину в примитивнейшей «Туманности Андромеды», якобы Ефремов отказался в дополнение к изобретателю сахара ставить в повести еще и памятник Ленину, и Ефремову по этой вот причине якобы отказали в ленинской премии... Но.
Большинство своих идей Стругацкие взяли у Ефремова. А после его смерти даже не навестили семью.
Торгашеско-мещанские «Чародеи» с тезисом века «главное, чтобы костюмчик сидел», литературно и кинематографично кастрированные американизированные экранизации «Обитаемого острова» и «Трудно быть богом» - логичное завершение их творчества.

Стругацкие тешат тщеславие людей ограниченных, ведь они по прочтению полагают себя интеллектуалами.
Представляю, какой миллионоголосый визг поднялся бы в США, если назвать книжку про Гарри Поттера примитивом. А что творилось, когда скончался Майкл Джексон! Взрослые мужчины плакали, журналисты опрашивали людей, те славили шоумена точно так же, как славят Стругацких либералы.

Некий журналист пишет статью, как машина обыграла в шахматы Каспарова.  Журналист в поисках успокоения обратился к одному из Стругацких, а тот странно посмотрел… Вот так: странно посмотрел.
Имеется в виду, что взглядом своим мудрейший предрек: интеллект человека – ограничен, машина станет умнее человека, и грянут войны между человечеством и кибернетическими солдатами, кибер-войны с тайнами, подвохами, внедренными в наше общество утюгами с искусственным интеллектом, с наступлением судного дня и разумеющимся апокалипсисом. С намеком на что-то космическое.

Единственное, говорил Лев Ландау, чего не может делать машина – так это думать. Шахматы – это задача с большим, но ограниченным числом вариантов, т.к. поле – ограничено. Есть возможность задать граничные условия. Но ни одна машина не сможет играть даже в крестики-нолики на безграничном поле. Для этого потребуется эффективная граница, но она зависит от самих ходов. Можно ввести отдаленную границу, с итерационным ее увеличением. Но каждый раз, для каждого шага, нужно знать, насколько отодвинуть границу при подходе к ней, это опять же новая задача. Но человек играет с легкостью (с потенциально бесконечным полем). Так что не стоило смотреть странно.
В одной из своих книжек Стругацкие пишут про некую, ну, некую далее-ёкую планету, которая, ну, словом самоизолировалась. За железным занавесом. И потому, именно по этой причине – деградировала. Читатель, если, он, конечно, не фанат Стругацких, сразу же вспомнит примитивное попперовское определение СССР как закрытого общества, и всю американскую пропаганду открытости. Поппер забыл сообщить, что США ограничивали въезд в страну евреев: «У нас достаточно коммерсантов!»
В 1939 г., когда евреи бежали из Германии, Великобритания не отменила квоту (15 тыс. в год) на въезд евреев в находившуюся под их мандатом Палестину, Франклин Делано Рузвельт, в июне 1939 г. запретил кораблю «Сент-Луис» с 930 еврейскими беженцами на борту пришвартоваться в американском порту. Кораблю пришлось вернуться в Западную Европу (портом его приписки был Гамбург), большинство пассажиров были убиты нацистами.

Так что ничего интеллектуального здесь Стругацкие не выдали, наоборот, показали свою отштампованность.
Конечно, было прозрение – в книге «Второе нашествие марсиан», где  власти предлагают оппозиции оппонировать на деньги власти. Сегодня во всем мире буржуазная власть платит компартиям за участие в выборах. Но Стругацкие сами оказались заложниками. Власть их любит, транслирует, они безопасны для власти.
«Мы сыты по горло примитивом двадцатого века», - пишут Лившиц и Рейнгард в книге «Кризис безобразия». Писсуар или сто консервных банок Грея Уолтера в Лувре – это не новое искусство, не протест, не эпатаж. Это примитив.

ЭТО ХУЖЕ, ЧЕМ ПРИМИТИВ

Еще вчера я с удовольствием, где можно и где нельзя, вставлял предсказания Стругацких из «Хищные вещи века» (напр., синтетическая музыка – предвидение «фанеры») или из «Второе нашествие марсиан». Сегодня рука не поднимется помянуть фантастов в положительном ключе.
Наверно, по той же причине не поднимается, что поклонники Кнута Гамсуна, когда тот стал коллаборационистом, подходили к ограде его дома и бросали за ограду его книги. Разумеется, Гамсун – мастер, Стругацкие - всего лишь фантасты, с отработанным стилем. «Всего лишь» - т.е. того уровня фантасты, когда недостаток литературного мастерства частично восполняется за счет научно-фантастической формы.

Еще одно сравнение с литературой. Все помнят переписку Виктора Астафьева с Натаном Эйдельманом. Эйдельман в письмах изрядно отделал антисемита Астафьева, однако поступил некорректно – он их опубликовал в самиздате. В те годы диссиденты ненавидели Астафьева. Когда же Астафьев стал принижать героизм советского народа в Отечественной войне, диссиденты мигом забыли об антисемитизме писателя, будто разом у всех память поотшибало, и возлюбили. Активистка пермского «Мемориала» Татьяна Курсина откопала близ Перми какую-то завалящую дачку Астафьева, и это было предлогом, чтобы в кончину писателя она ринулась на похороны в мороз, в Сибирь, в одних колготках.
Не будем вспоминать явный примитив – первую книжку «Страна багровых туч». Или откровенный вестерн типа «Аэлиты» - «Обитаемый остров». Кстати, в «Острове» - критика буржуазной системы. Как и в «Хищные вещи века». «Обитаемый остров» примитивен своей схемой: человека из будущего со всеми его аксессуарами, в том числе военными, помещают в инопланетное общество, находящееся на более низком уровне развития… Так дети мечтают: «Вот бы на «Акуле» или «Аллигаторе» покрошить войска Чингисхана…» То же относится к нежно любимому нашей бессильной интеллигенцией Румате Касторскому.

Философия? Да, есть у Стругацких некие попытки. Даже не философия, а… Ну, к чему отнести «Смысл жизни – в познании мира…» Т.е. миллиарды людей, которые не научные сотрудники – живут бессмысленно, осмысленной же во вселенском плане называется только жизнь интеллигенции. Зачем мучиться, искать смысл жизни – всё уже заранее изложили Стругацкие в своей формуле.
Как-то в пермском госуниверситете выступал Кайдановский, мастер, выдающийся актер. Одна студентка попросила его оценить творчество Михаила Боярского. «Понимаете, - мягко попытался объяснить Кайдановский, - Боярский играет и поет для семиклассниц…»

Будто бы в продолжение темы одного из семинаров под руководством профессора В. Ф. Панова в Перми, где обсуждали «нового типа» человека с микрочипами в мозгах, новой цивилизации высшего ранга и тому подобного, российские журналисты с печалью комментировали проигрыш чемпиона мира по шахматам – теперь уже Крамника немецкому компьютеру. Дескать, человечеству – конец, железный конь идет на смену вялым, слабовольным, нежизнеспособным хомо сапиенс.
Вспоминается анекдот. Шерлок Холмс и доктор Ватсон решили путешествовать на воздушном шаре. Приземлились на неизведанной земле. Видят – на пеньке сидит мужик, трубку курит. «Где мы?» – спросили Холмс и Ватсон. – Ничего не ответил мужик. Трубку курил. Внезапный порыв ветра – и шар, взмыв высоко, полетел от неизведанной земли. Тогда мужик крикнул: «Вы на воздушном шаре!» «Как Вы думаете, Ватсон, - спросил Холмс, - кем работает этот джентльмен? – Не знаю! – Элементарно, Ватсон. Это программист. – Почему?? – Во-первых, очень долго думает. Во-вторых, выдает абсолютно точный ответ. В-третьих, когда он его выдает, этот ответ уже никому не нужен».
В газете «Аргументы и факты» как-то напечатали высказывание Кириенко: «Если бы выборы проходили в интернете, я бы явно стал президентом». Комментарий «АиФ»: «Кириенко президент. Game is over».
Неизвестно, насколько умной была женщина из Индии, которая за 3 секунды извлекала корень 77-й степени из числа. Известно только, что такие номенклатурщики, как Бурбулис и Травкин, люди довольно ограниченные и демагогичные, легко переиграли шахматного гения Каспарова, когда речь зашла о руководстве в Демократической партии России (ДПР). Тогда Каспаров заявил: «Партия проиграна». Он еще не знал тогда, что нужно организовывать не партии, а ЗАО по организации протестов.

Прародители шахмат, чатурранга, чатурраджа, возникли как схема построения и действий войск в те времена. За столетия они приобрели современную форму, но сохранили логику древних сражений.
В древние времена умение игры в шахматы было привилегией общественной элиты, высшей касты, вовсе не обладающей способностями, как во все времена, но владевшей тайным знанием. То же самое относится к карате, гипнозу и т.п.
В еще более древние времена тайное знание-умение, скажем, лепить горшки или плавить металл ставило умельцев на должность президента племени.
Со временем система древних войн стала бесполезной. И вот тут-то, по истечению срока хранения, и появляются шахматные гении – не только из высшего сословия, но также из низших слоев. Т.е. эти люди из низов, обладающие элитным знанием, стали неопасными для руководства. Наоборот, полезными…

Современные войны продуцируют совсем иные игры, с иным полем, иной стратегией. И если бы дело решал компьютер, давным-давно бы Game was over. Но это не значит, что подобных разработок нет. Напротив, после распада СССР они ведутся в США с удвоенной энергией.
Рядовым гражданам предоставлены компьютерные «стрелялки», бои без правил, йога, тестовая система и т.п. Недаром анархист Бакунин утверждал: «Буржуазии для сохранения своего господства достаточно единственной привилегии – образования».
Каждая война, каждая революция, любое значимое социальное потрясение несут в себе угрозу для победителей, возникающих общественных элит тем, что резко и бесконтрольно расширяют круг посвященных в «тайное» знание.

В нашей лаборатории радиоспектроскопии ЕНИ ПГУ шахматные сражения были отдыхом от интеллектуальной деятельности. Шеф нас страшно гонял, когда заставал за игрой. Как только человек вступает в производственные отношения (имею в виду моих знакомых), они утрачивают интерес к шахматам как к чему-то важному. Вовсе не потому, что ощущают неспособность стать чемпионами, это клише для резунов-суворовых или хакамад. Просто производственные отношения для них – многообразнее, интереснее. Как для рабочих производственные отношения – многообразнее, сложнее всевозможных партийных программ.

Если годы, десятилетия сжать в секунды, то ежесекундно труд конкретный переходит в абстрактный, труд творческий – в монотонный, однообразный. Скажем, ранее считавшееся творческим решение дифференциальных уравнений в аналитических функциях сегодня подменяется компьютером.
И наоборот, труд абстрактный (чего не понимал Библер, скажем) становится конкретным. Например, чего стоят шахматные программы Ботвинника, имеется в виду НОВОЕ применение старых стратегий.
Противоречие между абстрактным конкретным трудом выражается в общественном разделении труда, ведущем к классовому обществу и к противоречию между трудом и капиталом. Это основное общественное противоречие, а вовсе не примитивная мальтусовская ограниченность ресурсов.

***

Духовность для семиклассниц, духовная инфантильность, инфантильность в марксизме – неизбежно ведут к унылому либерализму.
В результате либеральных реформ мы уже не догадываемся о чем-то тайном, как это было во времена КПСС, а знаем всю подноготную уж точно. После этого уверять население в том, что есть в природе благородные доны из состава буржуазии, которые борются за свободу, одновременно сочувствуя тем, кого они предварительно ограбили – это уже не инфантилизм. Это уже обман трудящихся.

Итак, что же рисовали «до того» братья Стругацкие в «Стажеры» или в «Полдень. XXII век. Возвращение»? Вполне заурядно – моральный облик строителя коммунизма. Еще ряд книг авторов - явно дидактического, просоветского плана: «Страна багровых туч», «Хищные вещи века», «Обитаемый остров». Везде противопоставление позитивного советского строя, облика советского человека буржуазному, западному. Причем авторы искренни, они хорошо понимают атмосферу капиталистического общества и воспевали коллективное коммунистическое против индивидуального буржуазного. Великая русская и советская литература сделала это гораздо богаче - и не навязывая.
Клеймили Стругацкие капитализм? Клеймили, еще как, и под козырек брали. Правда, из кустов волка сволочью называли, пришептывали что-то о  сталинизме, чего цензура не заметила.

«Второе нашествие марсиан» - не смейтесь! - ругали за аполитичность, она не нравилась и самим Стругацким.
В 1966-м – легкая, почти общепринятая критика советского официоза, причем времен Сталина: «Новые и новые отряды подруг…» Роман «Улитка на склоне», который Стругацкие считают самым значительным своим творением, ничем оппозиционным не отличался, был одобрен цензурой, напечатан в журнале «Байкал» в 1968-м, издан отдельной книгой в 70-е.

«Гадкие лебеди» (1967). Повесть не прошла цензуру, напечатана в журнале пропаганды НТС в СССР «Посев» и была опубликована в СССР в 1987 году, что разумеется.
Прототипами главного героя, Виктора Банева, сами Стругацкие назвали Александра Галича, Юлия Кима.
На самом деле цензура перестаралась, чем и воспользовался НТС – ничего особенного, ничего антисоветского или антипартийного в книге нет.
Аналогично книге Ефремова «Час быка» пытались приписать антисоветское содержание, распространяли миф, что якобы Ефремов, когда ему предложили вставить в «Туманность Андромеды» к множеству памятников, в том числе памятнику изобретателя сахара, еще и памятник Ленину, тот отказался, за что писателю не дали ленинскую премию.
В 2006-м по повести «Гадкие лебеди» был поставлен фильм, сильно отличавшийся от первоисточника, остался незамеченным.

И в детективе «Отель у погибшего альпиниста» - тоже нет ничего антипартийного. Во-первых, он слизан с романа Фридриха Дюрренматта «Обещание». Во-вторых, по типу рассказов о Пуаро, «Отель» - типичное «убийство в закрытой комнате», в конце все собираются, и происходит всеобщее разъяснение, но с намеками на западную полицейщину.
Сами Стругацкие читают повесть неудачей, но в 1979-м «Таллиннфильм» сделал экранизацию, в которой уже под инопланетянами подразумевается интеллигенция, которую не в силах понять сотрудники КГБ, что приводит к гибели несчастных интеллигентов.
Лишь в 1970-м - попытка «из-за кустов» что-то противопоставить официальной псевдоматериалистической парадигме – «Малыш». «Я спрашиваю – они отвечают». Кто они? Инопланетная цивилизация, ноосфера, информационное поле Вселенной и так далее.

И в повести «Миллиард лет до конца света» (1976) тоже нет ничего антикоммунистического, однако в 1988 (разумеется) Сокуровым была сделана неплохая экранизация «Дни затмения», как раз с налетом антикоммунизма.
Итак, до конца 70-х Стругацкие клеймили позором капитализм и рисовали высокоморальный облик строителя коммунизма.

«Жук в муравейнике» (1979) – уже в преддверии перестройки, уже с критикой контроля над наукой, даже КГБ и тоталитаризма в целом:
Стояли звери
Около двери,
В них стреляли,
Они умирали.

В апреле 1999 года Борис Стругацкий в интервью заявил, что  герой книги Сикорски – это пример человека, «большую часть своей жизни занимавшегося разведкой и контрразведкой; давно уже привыкшего (при необходимости) убивать; давным-давно убедившего себя, что есть ценности более высокие, нежели жизнь отдельного человека, тем более, человека „дурного“; взвалившего (совершенно добровольно) на себя чудовищный груз ответственности за всё человечество». То есть, банальное противопоставление личности массе.
Что захватывает? Детективный жанр, фантастическая форма, не более того.

Потом случилась перестройка. И Стругацким не о чем стало писать. Они ничего больше не могли сообщить миру. Массовые увольнения, вымирание населения в результате свободы и демократии, бомбардировки Белграда, Багдада после распада империи – не тема их бестселлеров. Исчез уютный интеллигентский мирок, его сменила катастрофа. Пермский классический университет пошел на демонстрацию под лозунгом «Не губите интелект нации!» Да-да, с одной буквой «л».

Но перестроились. Подобно социалистическим профессорам, которые, как Гавриил Попов, ранее яростно защищали социализм, чтобы потом опрокинуть ночной горшок ему на голову. Гавриил Попов, декан эконофака МГУ, чтобы поступить на факультет, нужно было дать декану в лапу дубленку. А лучше две.
И вот что получилось в результате, цитирую либеральный сайт «Эхо Москвы»:
«Переписка Бориса Стругацкого и Михаила Ходорковского, которую «Новой газете» с согласия авторов писем опубликовать их в нашей газете передал адвокат Юрий Шмидт, — культурное событие несомненной значимости.
Это диалог одного из самых известных в мире писателей-гуманистов и главного политзаключенного современной России. Который, что символично, родился в июне 1963-го, когда была написана самая знаменитая повесть Стругацких «Трудно быть богом». …»

То есть: Стругацкие - самые известные в мире писатели-гуманисты, Толстой, Хемингуэй, Экзюпери, Ремарк, Шолохов, Фолкнер отдыхают. Ходорковский – это Юлиус Фучик нового времени!
Справка: Ходорковский – бывший комсомольский вожак, элита КПСС, 1-й секретарь горкома ВЛКСМ. И не просто горком, а московский горком. ВЛКСМ – верный помощник КПСС. За год Ходорковский умудрился «заработать» 8 млрд. долл., тут уж отдыхает Билл Гейтс. Уворовал Ходорковский эти деньги в том числе у пенсионеров. Благодаря деятельности таких выдающихся гуманистов, как миллиардер Ходорковский, смертность в России превысила рождаемость и превышает по сей день.

Теперь читаем собственно диалог.
«Я сам, без ложной скромности, могу неплохо прогнозировать в своей области на 5 и даже 10 лет вперед».
Это Ходорковский о себе – еще одна Кассандра, увы, она тоже не смогла предсказать, что ее прикончат. А вот ответ нашего светильника разума:
«Я пессимист, это верно. Но Вы - безусловный и неукротимый оптимист. Вы уверены, что власти предержащие управляются своим ratio, что они размышляют, что они следуют логике. Безусловно, они логичны, но — по-своему. Их логика опирается на совершенно другую, не знакомую нам с Вами парадигму. Они, разумеется, знают словосочетания «благо народа», «процветание страны», они сами охотно эти словосочетания употребляют, но вкладывают в них свой, особенный, сугубо личный смысл. Они совершенно точно знают, что благо народа - это прежде всего ИХ личное благо, а их благо — это жесткая всеконтролирующая власть. Помимо этой власти и без этой власти народ пропадет, превратится в стадо неуправляемых и, в конечном счете, несчастных животных. Будет смута, а ничего хуже смуты они представить себе не в состоянии. «Процветание» же «страны» есть, прежде всего, мощная ее милитаризация («у России всего два союзника — армия и флот», и доблестные органы, добавляем мы сегодня), ибо вне милитаризации мы ничто и звать никак, нас любая Грузия скушает, не говоря уж об Америке («скушать» — любимый глагол т. Сталина, когда речь шла о внешней политике).
Упадет уровень жизни - не страшно, зато власть тверда и управляемость неукоснительна. Социальные волнения - не страшно, есть ОМОН и спецназ, голодный до наведения порядка. И есть безотказные СМИ, всегда готовые объяснить, демонстрации преступным заговором мафиозных структур, или происками отбросов нашей суверенной демократии, или даже бессовестной агрессией мировой закулисы, которая спит и видит.
Ничего нет и не может быть в стране страшного, если вертикаль власти нерушима и рейтинги главных лиц высоки. Кто сказал, что «для аскетов поддержание высокого технологического уровня есть сегодня важнейшее условие удержания их власти в России»? Ничего подобного. Таким важнейшим условием является укрепление, укрепление и снова укрепление властной вертикали (армия, флот, органы, СМИ).
Кто сказал, что «тоталитаризм в большой европейской стране XXI века делает жизнь сильно некомфортной и, более того, бесперспективной даже на весьма коротком историческом отрезке времени»? Это, может быть, верно для простого обывателя и для обывателя интеллигентствующего, но комфорту носителя власти тоталитаризм отнюдь не помеха (если он не переходит разумные границы, превращаясь в Большой террор).
Есть единственная возможность прекратить этот «пир духа» — раскол внутри элиты, шизофрения власти. Должен появиться новый Горбачев (а может быть, сразу - Ельцин), человек в авторитете, которому не нравится управлять холопами, которому одной только Власти мало - ему нужна будет вдобавок еще и Слава. Откуда берутся такие, бог весть, но они регулярно (хотя и редко) в России появляются. Не знаю, способствует ли появлению такой кометы экономический кризис, но и исключать подобное не могу. Так что - ждем-с.
Как видите, некий оптимизм («со слезами на глазах») свойственен и мне».

Слава… Что ж, славу Герострата Горбачев и Ельцин заслужили. Видимо, Стругацкому всё равно, что думают о них рабочие, выброшенные в ходе реформ на улицу такими, как Ходорковский.
Однако на какой планете жил во время переписки с олигархом Борис Стругацкий? Или он не ведал о развале ВПК, об окончательном отставании России по числу спутников от США, наконец, о непотопляемом Сердюкове? Ведь этот министр нанес такой урон армии, то бишь «милитаризации», какой бы и сотня диверсантов не смогла.

И далее – нелепый столичный миф о страшной вертикали власти. Какая вертикаль – если прогрессивный налог не могут собрать. И, разумеется, «тоталитаризм», без него столичная либеральная общественность останется без доходов. А для рабочих – вакханалия цен (либерализация цен!), злостное нарушение закона об индексации зарплаты.
Кто сказал, что руководители СССР – аскеты? Откуда он выкопал, что высокие рейтинги руководителей – гибель, откуда он выкопал, что у НАШИХ руководителей – высокие рейтинги?
Далее - примитивная тема раскола внутри элиты. Дескать, надежда на тех, кто грабит, но других, которым руководящие кресла еще не достались.

Множество социальных волнений вызвано стараниями Вашингтона: в Киеве, в Триполи, в Каире, в Гонконге или – разве кто-то сегодня в этом сомневается? И где в России Стругацкий видел социальные волнения? Где мощные забастовки? Подъем рабочего движения начала тысячелетия, на ВЦБК, в Щучьем, Тутаево, Ясногорске давно миновал. Есть лишь пародия на протесты – в лице московских либеральных собраний.

«Всякий авторитаризм, - пророчествует далее Стругацкий, - всякое огосударствление социальной жизни — это обязательно торможение, застой, прекращение прогресса, привычная милитаризация и даже — война (как минимум «холодная»). Это — неизбежное отставание от стран со свободной экономикой, унылое превращение в Верхнюю Вольту с ядерными ракетами. Это «перемежающийся дефицит», это предприятия, не способные стоять на своих ногах, и — конечно же! — это ничем не ограниченное могущество всепроникающей, вездесущей, бесконтрольной бюрократии, как песок заполняющей все сочленения государственного механизма... Такое государство прежде всего неконкурентоспособно. И оно вынуждено будет что-то делать с собой — какую-нибудь перестройку организовывать, смену элит производить, выруливать на торную дорогу цивилизации».

Торная дорога цивилизации – это, разумеется, разбомбленные детские сады в Белграде, это зверское убийство Каддафи. Это иракский араб на веревочке, которую держит цивилизованная американка. Это потоки героина из Афганистана в Россию, контролируемые США, это Сонгми, это города Северной Кореи, сожженные напалмом, это янки, бьющий сапогом в живот пленному вьетнамцу, это Майкл Джексон, это Микки Маус. Это резиновые церкви, резиновые бабы, презервативы с пупырышками и прокладки с крылышками.
«Государство – неэффективный собственник». Эту глупость повторяют, как присягу, все российские президенты, обеспечивая зарубежным компаниям с их тухлой свининой, резиновыми ножками Буша, пластилиновыми «Марсом» и «Сниккерсом» свободное проникновение на российские рынки.
Видимо, светильник разума не в курсе, о чем писал экономист Преображенский, не в курсе, что и зачем делали – ДЛЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ ЭКОНОМИКИ – Бисмарк, Гитлер, Перон, Кастро. Огосударствление делали. Госмонополию на внешнюю торговлю делали. Государство – не эффективный собственник только тогда, когда оно в руках ходорковских с абрамовичами и потаниными. Чтобы было понятно: огосударствление – это снижение издержек производства. Это тенденция капитала к централизации.

Что до дефицита, этот пунктик тоже включен в программу примитивных журнальчиков типа «Посев». Сегодня в стране невозможно купить обычный ситцевый носовой платок. Или мясо без наполнителя. Или настоящий хлеб. А вот предприятий, которые в принципе не могут самостоятельно стоять на ногах, у нас в стране свободной демократии – пруд пруди, разве за исключением сырьевых.
И этот набор пропагандистских штампов про «неэффективность» и т.п. городит тот, кого сдают за интеллектуала.

«У нас нет в запасе другого человечества — только такое: готовое, если понадобится, умереть за своего ребенка, да что там за ребенка — за сорокачасовую рабочую неделю готовое умереть, — но решительно не способное палец о палец ударить ради «дальнего своего».»
Нет, это именно ходорковские довели страну до такого состояния, что населению безразличны не только 40-часовая рабочая неделя, но ближние.

Еще одно знаковое место из переписки: примитив Мальтуса по поводу ограниченности ресурсов на Земле. Якобы экспроприация воров – бесполезна.
Еще – Ходрковский решил узнать, какие стоят перед человечеством научные проблемы. Есть такая проблема, пишет Стругацкий, проблема управляемого термоядерного синтеза. В ответ Ходорковский отписывает, по-отечески, знаете ли: там всё в порядке. Уж скоро. Бизнесмен отвечает астроному. Как Сталин был большим ученым, бизнесмен считает себя знатоком всего.
Этот фрагмент удалили из переписки, видимо, ее правят по мере поступления критики.

«Властвуют нами все-таки — аскеты или гедонисты? Подвластен им все-таки - народ или коллектив? Однажды эти вопросы уже решала Россия — в самом конце 20-х. Тогда победили аскеты — носители чистой беспримесной ледяной власти с нечеловеческим лицом. Они и сегодня - не сильнее, может быть, но свирепее, напористее, и надежда только на то, что времена все-таки другие и пресловутый лозунг «Обогащайтесь!» незримо, но почти осязаемо реет над политическими ристалищами».

Вот так вот, эпитетами и отсылками на аскетизм и гедонизм, можно завуалировать тот факт, что Ходорковский на год обогатился на 8 млрд. долл. Нужно только уточнить: «обогащайтесь – за счет трудящихся, счет третьих стран».
О какой аскезе элиты ВКПб говорят живущие на Луне? О пирах валтасаровых, о многочисленных дачах вождя, о барахле Ягоды, включая искусственный член, о коврах маршала Жукова, о бриллиантах Руслановой, о мужеложстве Ежова, о пристрастии Берии к чужим женам?

Видимо, Борис Стругацкий настолько слеп, что не видит разницы между ленинизмом и сталинизмом, которую понимает даже Кургинян. Но вот что говорили действительные, а не выдуманные либералами светильники разума о «нечеловеческих» лицах -
Махатма Ганди: «Идеал, которому посвятили себя такие титаны духа, как Ленин, не может быть бесплодным. Благородный пример его самоотверженности, который будет прославлен в веках, сделает этот идеал еще более возвышенным и прекрасным».
Альберт Эйнштейн: «Я уважаю в Ленине человека, который с полным самоотвержением отдал все свои силы осуществлению социальной справедливости... Люди, подобные ему, являются хранителями и обновителями совести человечества».
Бертран Рассел: «... Наш век войдет в историю веком Ленина и Эйнштейна, которым удалось завершить огромную работу синтеза, одному - в области мысли, другому - в действии. Ленин казался мировой буржуазии разрушителем, но не разрушение сделало его известным. Разрушить могли бы и другие, но я сомневаюсь, нашелся ли бы хотя еще один человек, который смог бы построить так хорошо заново. У него был стройный творческий ум. Он был философом, творцом системы в области практики... Государственные деятели масштаба Ленина появляются в мире не больше, чем раз в столетие, и вряд ли многие из нас доживут до того, чтобы видеть равного ему...»


ПРИМИТИВ ПОСТМОДЕРНА. ОНЕТТИ

«Почему мы не убивали пленных солдат противника? Потому, что только трус убивает поверженного врага. Потому, что Повстанческая армия не может прибегать к тактике тирании, с которой она борется… Мы приступили к освобождению от противника городов и селений провинции Орьенте — будущей базы Второго фронта. По пути продвижения мы создавали первые крестьянские революционные комитеты, а также уничтожали банды, которые, прикрываясь именем Повстанческой армии, грабили и убивали мирных жителей».

«Солдаты революционной армии расстреливают своих четырех собратьев. На самом деле в этот майский день 1849 года по приказу Оливера Кромвеля… было казнено не четверо, а трое из полка, восставшего в городе Солсбери», - пишет В. Земсков в предисловии к политическому роману кубинского писателя Лисандро Отеро «Пора ангелов».

Лисандро Отеро, коротенькая, в пару строк, ссылка в Википедии на русском: зачинатель латиноамериканской документально-художественной прозы.
Более пространная – на английском. В частности: Отеро был членом Королевской академии испанского языка и североамериканской академии испанского языка. Руководил крупнейшими издания страны, такие как Revoluci;n, Cuba Magazine и Revoluci;n y Cultura. Писал для таких изданий, как Bohemia, Carteles, Granma, Juventud Rebelde, El Mundo, Casa de las Am;ricas, Uni;n, La Gaceta de Cuba de Cuba, Le Monde Diplomatique, Partisans, Europe, The Washington Post и Excelsior.
Помимо кубинских наград, в 1963-м получил премию на конкурсе Casa de las Am;ricas. В 1965-м - премию Biblioteca Breve от Seix Parral Editorial Awards в Барселоне за свой роман «Страсть Урбино», премию литературных критиков за роман («Пора Ангелов») (1983), медаль Алехо Карпентьера, Национальный орден отличия, присужденный французским правительством, и Национальную премию в области журналистики, присужденную мексиканским клубом журналистов.
Занимался дипломатической деятельностью в качестве советника по культуре в кубинских посольствах Чили, Великобритании и СССР. Написал сценарий для музыкальной комедии «Эль Солар», по которой были поставлены фильм и балет. Его произведения переведены на многие языки.

Лисандро Отеро, я рад ему. Он друг. Мы никогда не виделись, но он гораздо более реален, чем та виртуальность, которая была рядом и до которой можно было дотронуться рукой.

***

Хуан Карлос Онетти, обширная ссылка в Википедии на русском.
Родился 1.7.1909 в Мон¬те¬ви¬део. В 1929 году решил посетить Советский Союз, чтобы быть свидетелем начала строительства социализма, но после разговора с советским послом решил отложить поездку.
В 1930 пе¬ре¬ехал в Бу¬энос-Ай¬рес, ра¬бо¬тал в тор¬го¬вой фир¬ме.
В 1930-1955 годах проживал в Буэнос-Айресе, работал журналистом в агентстве «Рейтер», затем вернулся в Монтевидео.
В 1936-м хотел ехать в Испанию, воевать на стороне Республики, но и эта попытка не удалась.
В 1974 году был арестован и заключен военной хунтой в тюрьму вместе с некоторыми из его коллег. Их преступление: в качестве членов жюри, они выбрали короткий рассказ «Телохранитель» Нельсона Марра как победителя «Marcha», ежегодного литературного конкурса. После 6 месяцев заключения в психиатрической больнице Colonia Etchepare Онетти освобожден под давлением мировой общественности. Множество всемирно известных писателей, в т.ч. Габриэль Гарсиа Маркес, Марио Варгас Льоса и Марио Бенедетти, подписали открытые письма, адресованные военному правительству.
В 1975 году выехал в Мадрид, где и прожил оставшуюся часть жизни.
В 1980 году - премия Mondello, премия Сервантеса. В 1985-м получил Большую литературную премию Уругвая, но посетить родную страну отказался.
Википедия подробно описывает карьеру писателя.

Проза Онетти – словесная вселенная, как пишет Роса Мария Палермо де Виска («Романы Хуана Карлоса Онетти»), плотная языковая вязь, легко читаемая, если разум не требует быстрых решений, тяги добраться до горизонта, мысль не скачет раздражительно и отчаянно, как обида в глотке, не находя действия, не находя вообще ничего, кроме мимолетных необязательных ощущений и необязательных описаний, песнью кочующего казаха, всего, что вокруг, точнее, всего, что внутри. Проза Онетти такая же, как и фамилия Онетти. В ней нет захватывающего повествования, как у Кортасара, Амаду, Карпентьера или Гарсия Маркеса.
Тем не менее, Онетти, безусловно, мастер, власть имеющий.

На что же направлена его творческая мощь, ведь можно и ночной горшок описать мастерски, можно посвятить целую книгу перебранке с женой на кухне или ремонту однокомнатной квартиры.
Или не было никакого горшка, а были по желанию рассказчика некие «долой» и «да здравствует», фуэте и неопределенное длинношеее, а ремонт, кухня, жена и перебранка просто привиделись. «Вторжение фантазии в реальность»,  «точка зрения народного коллектива, наделенного мифопоэтическим сознанием», - оправдывает И. Тертерян (Хуан Карлос Онетти. Подлинные истории человеческих душ». М. Радуга, 1983. Предисловие).

Но какое дело читателю, что служанка взяла коробку конфет не пальчиком за перевязывающую ленточку, а всей рукой, и это почему-то удивило дарителя, героя повести «Верфь» Ларсена? История геноцида индейцев, восстаний, мировых войн, переселения нацистов, военных диктатур, история ограбления Международным валютным фондом. «Вскрытые вены Латинской Америки» - бросает Эдуардо Галеано. Какое отношение к ним, к народу - имеют эти ленточка, коробка конфет, пальчик служанки и чье-то удивление пальчиком? Это и есть поэзия?
В рассказе «Украденная невеста» рассказчик откровенно сообщает: «Пришел счастливый час обмана». Публика должна благодарить.

«Я и боялся, и хотел, чтобы мне выписали чек, как всегда при увольнении, и я сто двадцать дней не ведал забот,  наедине с самим собою гулял по улицам, где веет ветер весны, и останавливался, и думал о себе, как о приятеле, которого обделил вниманием, хотя, может быть, ему еще не поздно помочь».
У Браузена Арсе, героя, от лица которого ведется повествование, нет особого страха лишиться работы, впереди просто четыре месяца отдыха, хотя Уругвай 50-х богатой страной не назовешь

Языковая вязь лишена словесной изощренности, но изыскана, и если бы не логические выстраивания, можно было бы приклеить табличку «поток сознания»: морфиниста Элена Сала, ее уродливый муж, морфинист Лагос, южный жаркий воздух, идиотизм жены Гертруды, с которой спал его коллега и собутыльник Штейн, ветер весны, потаскуха Кека, душевный, латиноамериканский смрад борделя в соседней комнате с шуршанием купюр песо и запахом шипящей на кухне яичницы. Однако это всего лишь затянувшаяся экспозиция, затянутая не больше, чем в текстах Чехова.
У Гертруды случилась онкология, и врач Диас Грей отрезал ей одну из грудей. Как же без этого в латиноамериканском романе.

Роман несколько усложнен: без разрывов сегодня отправляется во вчера, Браузен пишет сценарий, оттого Диас Грей – он сам, а Гертруда – Элена Сала.
Оказывается вдруг, что и Гертруда, и ее бывший любовник Штейн – участвовали в тайных сходках в Монтевидео, Онетти не указывает, можно лишь подозревать партийную принадлежность тех, кто собирался – немцев-эмигрантов. Еще в глубине рассказа – междометие о захвате власти на планете. Согласно инструкции. Всё.

Призраки Ильфа и Петрова над повестью «Короткая жизнь»: «… кто-то твердо вёл меня, и я не мог противиться, лишь наскоро попрощался про себя с Гертрудой, словно со знаменем страны, которую я покидал».
Арсе собирался убить Кеку из ревности к Эрнесто, который его побил, потому взял с собой в гости револьвер. Но не убил. Нет действия, есть разговоры, впечатления от запаха женщины, смешанного с замахом комнаты, перемещающегося вслед за женщиной. Повествование свидетельствует, что он будет лишь регулярно избивать Кеку. Он убьет не Кеку и не Эрнесто. Он убьет одно из своих обличий, доктора Диаса Грея, но перед этим ему, наконец-то отдастся Элена Сала, отдастся в истинно латиноамериканском духе – перед собственной смертью, и он в постели буде обнимать ее уже мертвую! Автор простился с Гертрудой, он ее не любил, или любил, она его разлюбила. Но у него есть еще в запасе старая связь с Ракель, сестрицей Гретруды, он спал с ними обеими, Гертруда была в неведении… Он любил и Ракель.
Затем он снова хочет убить Кеку, но ее раньше убивает Эрнесто, они вместе пьют джин, автор обещает Эрнесто, что спасет его от тюрьмы, между этим врач соглашается на аферу Лагоса с морфием, снова Эрнесто, их будто бы задерживают, Эрнесто бьет кого-то в челюсть…
Хотя бы что-то, слава богу, не «Улисс» Джойса и не «Под сенью девушек в цвету» Пруста.

Текст соткан из диалогов, ни к чему не обязывающих, как разговор двух женщин на лавочке из фильма Киры Муратовой, разговор милый, связный и не запоминающийся.
Герои перемещаются во вчера и в завтра, что не может не импонировать поклонникам святого Августина и Игоря Прокопенко.

Повесть «Верфь» - будто бы продолжение, она начинается с упоминания доктора Диаса Грея, один из незаметных персонажей «Короткой жизни» Ларсен становится главным героем, у него тоже есть револьвер, причем «Верфь» логически завершает повествование «Короткой жизни»: мир окончательно рушится, Ларсен хочет застрелиться, но топится, его спасают, он уезжает и вскоре умирает в больнице от пневмонии.
В то же духе – «Бездна», «Ничейная земля».
Ларсен появится снова, в другом романе, более энергичным, вчера и сегодня перепутаны, читатель напрасно будет выискивать хронологические последовательности.

«В романах Бекетта - физическая деградация человека, - пишет Палермо де Виска, - моральная деградацию героев, сначала атрофируются члены тела, они перемещаются с помощью костылей или на креслах качалках (Molly, Moran); в рассказе "Чудовище" герой теряет ноги, а в рассказе "Как это" герой, слепой, глухой, без рук, без ног, со всеми своими владениями в кармане, тащится по болоту.
В латиноамериканской литературе экстремальный пример отрицания личности - в романе Хосе Дояосо «Непристойная птица ночи», герой Умберто Пеналоса проходит через различные этапы деградации, деформируется до такой степени, что его ловят в джутовый мешок, а потом бросают в огонь.
У Онетти герой - человек, ослабленный физически и нравственно, охваченный процессом распада. В его романах преобладают ограниченные существа: сутенеры, проститутки, больные, душевнобольные, неудавшиеся артисты. Все его главные персонажи крайне беспомощны, они не живут полной жизнью, у них систематически отсутствуют связи с миром - у них нет семьи, дома, дружбы, они лишены также собственной личности... физическое опустошение, мир, рассматриваемый как большой дом терпимости или проявление животных инстинктов у персонажей, это элементы буржуазной современной литературы, от которых читатель устал и хочет нового подхода к жизни…. Все, что упоминает Онетти, окружено потемками, все связано с постоянным распадом человеческого существа, а также с превращением в ничто органической материи с течением времени.
Знаки, символы распада, разложения, опустошения наводняют его романы: например, говорится о разбитых стеклах, о несуществующих дверях и окнах, о сырых пятнах на стенах, о тусклом свете, затхлом запахе, не выветривающемся из помещений, о гайках и болтах, которые собирает Браусен на улицах, о буквальном разрушении верфи; или говорится о ежедневном пожелтении фотографий в "Хунта скелетов"; или приводится подробное и патетическое описание медленного общего процесса тления: на поминках брата рассказчика в рассказе "Лицо несчастья": "повязка на голове (покойника) стала старой и желтой задолго до рассвета". Всё в его романах носит печать неудержимой коррозии. Точка зрения Онетти, по его собственным словам, "исходит не из восприятия мира таковым. Люди, которых я очень люблю - прекрасны, но, конечно, они смертны. Есть что-то ужасное и постоянное в этом"… физическое и духовное отчуждение человека от его окружения, отрицание всех человеческих отношений… многократное упоминание душевной пустоты и абсурдности жизни, неизбежность краха, что приводит к отказу от любого рода деятельности или к самоубийству».

Палермо де Виска – носитель языка, знает, что пишет.
В 70-е годы прошлого столетия московская писательница Людмила Уварова, автор 25 (!) книг, пошла по стопам Онетти. «Ее герои постоянно болеют, причем заболевают какими-то ужасными болезнями, неимоверно страдают и, в конце концов, помирают», - отмечает Александр Иванов и воображает, как бы Уварова написала сказку «Красная Шапочка»: «В конце лета мать с трудом оторвала голову от подушки и слабым голосом позвала Пашечку. Уж лет десять прошло с тех пор, как ушел от нее муж, пашечкин отец, красавец, певун, гулёна, бабник, любитель выпить и закусить. Мать слегла, врачи определили полиомиелит, потерю памяти, тахикардию с перемежающейся экстрасистолой, хронический гастрит, чесотку и энцефалопатический синдром. «Сходи к бабушке, дочка, - прошептала мать, - отнеси ей пирожков, пусть порадуется. Недолго уж ей осталось». Мать хитрила: она сама чувствовала приближение рокового конца и хотела отослать дочь подальше. Бабушка жила одна в глухом лесу, где до ухода на пенсию по инвалидности работала уборщицей в театре оперы и балета. Как-то заменяя внезапно умершую балерину, она упала в оркестровую яму, сломала ноги, руки, шею, позвоночник и выбила зубы. С тех пор уже не вставала. Раз в год Пашечка носила ей пирожки с начинкой из продукции фирмы «Гедеон Рихтер». Бабушка радовалась, счастливо улыбалась, ничего не видя и не слыша, и только выбивала желтой пяткой мелодию вальса «Амурские волны». Вот и сейчас Пашечка собрала корзинку и, тяжело опираясь на костыли, вышла из дому. Все называли ее Красной Пашечкой из-за нездорового румянца, который был у нее с детства, она страдала рахитом, эпилепсией, слуховыми галлюцинациями и аневризмой аорты и ходила поэтому с трудом. На лесной тропинке встретился ей Алексей Сергеевич Волк, лучший в лесу хирург, золотые зубы, резавший безболезненно и мгновенно. У него было размягчение мозга, и он знал это. Жить оставалось считанные минуты. Еле передвигая ноги, Волк подошел к упавшей от изнеможения Красной Пашечке. Она слабо улыбнулась. «К бабушке?» - тихо спросил Волк. «К ней». «Поздно», - сказал Волк и, привалившись к березе, дал дуба. Пашечка вздохнула и отошла. Последнее, что она увидела, был пробежавший мимо хромой заяц с явными признаками язвы желудка и цирроза печени. Она приказала ему долго жить».

Ничего нет, ни заводов, ни миллиардеров, ни Северной Кореи, ни Вьетнама.
Безысходность, беспросветность, бессмысленность.

***

Когда напишешь о самом ужасном, становится легче жить, - говорил Бетховен. Разве мало в русской литературе смога: «Дама с собачкой», «Записки из мертвого дома», «Дети подземелья», «На дне». Отчуждение, вырванность из жизни. Но есть специфика. Эта вырванность у Онетти и становится жизнью, реальной «матрицей», или, как выразилась Палермо де Виска – «параллельно с жизнью».
Подолью масла в огонь: материя – это объективная реальность, независимая от сознания индивида, данная в ощущении. Поэтому фетиши средств массовой информации, объясняет Маркс, не менее реальны, чем гвоздь или табурет («Экономическо-философские рукописи 1857-1859 годов»). Стоимость, объясняет Ильенков, не имеет вещной формы, она существует лишь в головах людей, тем не менее, материальна, поскольку существует независимо от сознания и дана в ощущениях.

Разорванное сознание (Маркс) индуцирует разорванность во времени.
«Для сти¬ля Онетти ха¬рак¬тер¬ны приё¬мы мо¬дер¬ни¬ст¬ской по¬эти¬ки: мон¬таж, на¬ру¬ше¬ние при¬чин¬но-след¬ст¬вен¬ных свя-зей, па¬рал¬лель¬ное по¬ве¬ст¬во¬ва¬ние в не¬сколь¬ких вре¬менны;х пла¬нах, соз¬да¬ние ус¬лов¬ных про¬странств (город Санта Мария) в ду¬хе Фолк¬не¬ра (Йокнапатофа)… - пишет Палермо де Виска. - Для его творчества свойственно воскрешение и одержимое повторение воспоминаний, не связанных друг с другом, прерывистость всех действий во временном плане, приостановка во времени процесса распада, сведение времени на нет... отсутствует ощущение течения времени, мы чувствуем неподвижность или наслаивание времени: душевное состояние процесса времени, сосуществование настоящего времени с воспоминаниями о прошлом или с воскрешением воображаемого мира посредством прерывистого изображения, отрицание развития и необратимой последовательности во времени… Повторение синтетически одинаковых предложений, отсутствие временных связей, одновременность восприятия фрагментов рассказа, все это снимает традиционное восприятие течения времени».
Если в рассказах Чехова, Короленко, Горького, Замятина остается связь с реальной жизнью, у Онетти – через столетие - реальная вполне «матрица» оторвана от реальной жизни, существует сама по себе.

Архетипы – реальность, у Шпенглера – высоки штиль, диктует матрица. Виртуальная, симулированная культура. Не имеет никакого значения, что восприятие России Шпенглером к России не имеет отношения. «Мы должны быть обязаны капитализму за то, что избавил нас от идиотизма деревенской жизни», - писал Маркс. Но сегодня идиотизм деревенской жизни переселяется в город, тесня и захватывая пространство, насаждая собственные нравы. Убогая деревенская изба, что на Урале – как воронье гнездо, становится сказочно прекрасной, воплощением русского духа.

Группа ученых из Школы интерактивных вычислений в Технологическом институте Джорджии во главе с Марком Ридлом и Брентом Харрисоном пытается привить машине человеческую этику путем рассказывания ему сказок.
Microsoft Application and Services Group в Восточной Азии создали программу, которая может «испытывать» эмоции и разговаривать с людьми «по-человечески». Искусственный интеллект по имени Xiaoice отвечает на вопросы, как 17-летняя девочка. «Если она не знает тему, может приврать. Если ее уличить во лжи, они разозлится или смутится. Xiaoice может быть саркастичной, мнительной и нетерпеливой».
Ведущие фирмы заняты производством виртуальных детей взамен погибших – дл утешения скорбящих родителей.
Митио Каку, американский физик, специалист в области теории струн, не понимающий Копенгагенской концепции квантовой механики, всерьез считает, что можно создать электронную копию человека.

Эрзац-кофе, целлюлоза вместо яичного порошка в майонезе, пальмовое масло вместо сливочного, синтетическая масса вместо колбасы, порошковое молоко, сатурированная водопроводная вода с техническими солями вместо минеральной, резиновые бабы, генетически модифицированные президенты.

Любопытно, как эти сумасшедшие попытаются привить машине половой инстинкт, страх или агрессию в борьбе за выживание, тем более, альтруизм, любовь, чувство собственного достоинства, чувство прекрасного, национальный колорит, мужество, бескорыстие, самопожертвование и т.д. Программисты, создающие искусственный интеллект – это малообразованные бессмысленные бастарды, однако после реформы среднего и высшего образования для племени младого и Xiaoice за человека сойдет. Особо после массированных, я бы даже сказал, ковровых передач «Военная тайна» с Игорем Прокопенко о мыслящих и даже живых камнях.
А может быть, господа хотят присадить жестянке наглость, умственную импотенцию, хамство, жадность, лень, тупость, пренебрежение к жизни человека, душевный аутизм – ведь это более соответствует нашей эпохе.

Наша эпоха – это направленная против марксизма смесь механицизма и субъективного идеализма, в их самых примитивных формах. Если рабочий в течение пяти лет производит гайку, то в процессе распредмечивания формируется его специфический способ мышления. Который можно назвать «гайка». То же происходит в сознании занятого в компьютерной сфере. Для механистического мышления характерно игнорирование длительной эволюции от водорода и гелия до органической молекулы, затем до РНК и ДНК, затем до клетки, до организма, до социума, ибо в голове вместо мышления – ящик, набитый электроникой.

Футуролог Ян Пирсон в 2015 году выдвинул предположение, что к 2050 году секс с роботами станет более распространенным, чем секс с людьми. Мотив доктора Пирсона понятен - он сотрудничает с Bondara, одним из ведущих секс-шопов Великобритании, всякая птица свой зоб набивает. Но запах героина веет над планетой, тени Рудольфа Шварценнеггера и Гарри Поттера легли на континенты. С другой стороны, роботы – замечательный выход, бегство от кошмара реальных отношений между мужчиной и женщиной, пронизанных чистоганом, следовательно, идиотизмом.
Словом, фирма поможет решить все ваши проблемы с помощью системного подхода.

Если Аттали вырванность из жизни в форме номадизма лишь прогнозирует, если враг марксизма Бодрийяр, ставящий в центр не труд, не производство, а дарение, Пэтау, Ахим Бюль («Виртуальное общество»), Вейнстайн и прочие пусть не приветствуют виртуальную жизнь звоном щита, как достижение высот общественного развития, но лишь констатируют («Войны в Заливе не было»), герои Онетти – именно в виду виртуальности – стремятся покончить жизнь самоубийством.
Один из основателей моды на виртуальную реальность Артур Крокер («Data Trash: The Theory of Virtual Class»), «преодолевая» марксизм, пишет о новом товаре – электронных сигналах, и о новом высшем классе киберкапиталистов, носителей воли к виртуализации. Воля к виртуализации по Крокеру основана на увлечении технологией как реакции на… желание смерти. Ни много, ни мало.

Вожделенный остров, земля обетованная – иллюзия, Ларсену сулят доход в пять, а то и в шесть тысяч песо – но и это иллюзия.
Карлос Фуэнтес формулирует суть текстов Онети, подытоживает: «это камни фундамента нашей отчужденной современности» (Carlos Fuentes: «La nueva novela». Mexico, 1969, p.28). Но это не итог.
Субъективный реализм, определяет Палермо де Виска «метод» Онетти. Но почему читателю должно быть интересно данное, а не иное чувствование рассказчика.
Почему «колокольчики мои, цветики степные, что глядите на меня, темное голубые» - трогает за сердце, а «остроносый черно белый паром, весь в пене и отблесках, которые издалека казались наростами» - ничуть.
Чувствования случайны, связаны в бред ассоциаций. Творческое намерение Онетти: «Вот бы написать не историю жизни, не о том, что со мной случалось в жизни. А написать бы историю души…» («Бездна»)

Да ведь вся художественная литература только этим и занята. Важно, как именно написать. Если поместить эту душу на обочину дороги, вырвать из истории общества – от души ничего не останется, останется безликое чувствование, ленточка от коробки конфет.
По той простой причине, что личность – это конкретная совокупность общественных отношений («Тезисы о Фейербахе»).
Уж если действительно описывать историю души. Только Голливуд может представлять зрителю, как воспоминания удаляются легким мановением пальцев («Репродукция»). История души – это и хаос несвязных мыслей, и потуги в туалете, и шальные, бесконтрольные мысли о своей возможной низости, и оплата услуг ЖКХ, и ковыряние в носу, и процесс бритья, и отделение урологии, и… Необдуманные, бессмысленные всё-таки поступки, собственная дурь несусветная. Под гипнозом один каменщик вспомнил все трещинки на стене, которую выкладывал много лет назад – это тоже история души.

Рассказчик пользуется словом, оно есть конкретное общее, поэтому связано с жизнью и поэтому понимаемо читателем. Понять можно, но… Эстетика разложения, интеллектуальные изыски на фоне нищеты, пир по время чумы.
Онетти разделяет мысли, чувства - и поступки, субъективный мир - и внешний, воздвигает перегородку между ними. Камни фундамента отчуждения – это отчуждение рабочего от средств производства, от продукта труда, от управления. Прочее вторично. Потому не субъективный реализм, а субъективный идеализм.

Симулякр Бодрийяра – не то, что скрывает истину, это истина, скрывающая, что ее нет, копия, не имеющая оригинала (Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляция.  М.: ПОСТУМ, 2015)
И снисходительная улыбка в сторону не понимающих.
Очень, очень тонко. Истина, скрывающая отсутствие истины, то есть, скрывающая ложь, если постараться – тоже истина. Но виртуальная.

Модерн – это попытка гармонии в промышленную эпоху, видоизменение жизни путем видоизмененного искусства, «философия» Морриса и Рёскина, это дизайн как искусство, это прорисовка холста как искусство («Черный квадрат»). Вы будете смеяться, но модерн возникает позже, чем постмодерн. Самосожжение у дверей ФСБ – это модерн. Или хеппенинг. Возможно, инсталляция.
Не успело общество привыкнуть, что постмодерн – это не историческая эпоха, потому что возник не то после 1-й мировой, не то  70-е годы XIX века, не то в 50-е века двадцатого, в любом случае – это отказ от прежних ценностей в пользу новых, вроде ценностей ЛГБТ и «Black lives matter», как барон Энтони Гидденс уже провозгласил замену термина «постмодерн» на «радикальную модернити».
Ежегодно 40 млн человек умирают от голода. Примитив, выдающий себя за высокую интеллектуальность - на фоне нищеты. Как прав был Ленин в письме Горькому!

А дальше – всё противоположное «Короткой жизни» или «Верфи».
«Другой, придуманный Бальди», ординарный адвокат рассказывает попавшейся ему на улице и «запавшей» на него женщине, какой он жуткий пират, расист и убийца, сует ей деньги и сообщает, что заработал их на контрабанде кокаина. Собственно, это всё. Еще бессмысленнее – «Добро пожаловать, Боб», Роберто, Боб, постарел и опустился уже в начале рассказа, затем автор и еще молодой Боб ненавидят друг друга в баре, затем дружат.
Это не Чехов.
В поэзии постмодерна не бьется пульс южноамериканской жизни.

Дальше - смесь «Всадника без головы» Майн Рида, фильма «Укрощение строптивого», сцен из франкистских застенок и сериала «Просто Мария»: рассказ «Украденная невеста», который следовало бы назвать «Кровавая свадьба» или «Любовь под выстрелами», с откровенно слабыми фрагментами взаимных объяснений, благородства, сомнений, ревности, признаний и прочих душевных переливов, которые не вызывают ни тени трепета. Зло наказано, добро торжествует. Революционер, борец за национальную независимость, которого бросили в тюрьму, которому помогают повстанцы – оказывается, невиновен, он не против англичан, он даже останавливает восставших ирландцев, он патриот -  одновременно и Англии, и Ирландии, он, наконец, джентльмен. Он  возвращается в лоно английско-ирландской аристократии, обретает родовое поместье и красавицу-жену, пошлее не придумать. Первые десять страниц с открытой ветру завязкой и темпераментом вселяют надежду, остальные полсотни – ее развеивают.
Связывает рассказ с «Верфью» или «Короткой жизнью» только то, что один из персонажей, Монча, кончает жизнь самоубийством, у Онетти это как знамя, всё, что осталось от Шекспира.

Онетти упрекают в пессимизме, писатель же парирует, что пишет правду. Разумеется, как он ее видит.
Как же он ее видит? На вопрос корреспондента журнала «Марча» «какова роль интеллигенции в нашем обществе и какие функции, на ваш взгляд, она должна выполнять», писатель отвечает грубо, честно, без обиняков: «Человек умственного труда не решает задач социальной значимости. Единственное, что ему необходимо - это быть талантливым».

Онетти не знать историю геноцида, устроенного англичанами в Ирландии. Поскольку общественное бытие определяет общественное сознание, и писателей это тоже касается, лик Фаддея Булгарина реет над текстом «Украденная невеста», бесплодным, как рассказы журнала «Nine stories». Почему бы Онетти не пожать, подобно Борхесу, руку Аугусто Пиночету, мастер просто не знал, что происходит с человечеством. Да и зачем ему.

«Где вьюгу на латынь переводил Овидий».

Единственно, 2-я мировая вырвала Онетти из его мирка, но вместо сопротивления – россказни бежавших от фалангистов испанских анархистов, самоубийства в развязке («Ничья земля», «Ради этой ночи»).
Разорванность сознания - как в «Книге песка». Словом, мир как текст.
Утверждать, что в произведениях Онетти вынесен «вердикт буржуазному обществу», приписывать Онетти левые взгляды (Тертерян), народность, «несогласие с действующими порядками» (Палермо де Виска) или фундаментальность (Фуэнтес), было бы натянутым.
Онетти – действительно, ученик Борхеса, и этим всё сказано.

***

Можно вдыхать Южную Америку, понимать ее мысли и душу, можно даже целый сентябрь чувствовать, как латиноамериканец. Но стать латиноамериканцем в Уругвае – увольте.

Монтевидео, мегаполис, полстраны, три миллиона жителей, отделенных пространством Ла Платы от 12-миллионного Буэнос-Айреса. Монтевидео, клич, призыв, заклинание, в одном имени смесь музыки высших сфер и латиноамериканской цыганщины. Легко уехать в Монтевидео, услышать запах океана, разноцветных зданий, черного кофе, прясть солому, как Румпельштильцхен, чтобы получить золото, найти, подобно Онетти, смысл у того, у чего нет смысла. Мне нечего делать в Монтевидео.


СКАЗКА СКАЗОК

Читатель без труда обнаружит в интернете целую подборку виршей Пушкина с использованием непотребного инструментария: «К кастрату раз пришел скрыпач», «Анне Вульф», «Тень Баркова» и пр., честно говоря, невысокого качества. Их можно рассматривать как черновые наброски. Развитие же половой темы блестяще исполнил «резкий, охлажденный ум» гения в описании вполне себе современных реалий:

Иной имел мою Аглаю
За статный вид, за темный ус,
Иной – за деньги, понимаю,
Иной – за то, что был француз,

Клеон – умом ее стращая,
Дамис – за то, что нежно пел.
Теперь скажи, моя Аглая,
За что твой муж тебя имел?

Но сказка «Царь Никита и его сорок дочерей», бесспорно, принадлежит к лучшим образцам мировой литературы данного направления.
Сюжет основан на следующем: похотливый царь Никита «прижил сорок дочерей от разных матерей», дочки всем удались, но у царевен отсутствовала пися.
Царь Никита, прознав, запрещает придворным сообщать девицам, какая с ними беда, бабам обещает «вырезать язык», а «мужчинам что похуже».

А от бабок повивальных
Как узнал о том народ -
Всякий тут разинул рот,
Ахал, охал, дивовался,
А иной, хоть и смеялся,
Да тихонько, чтобы в путь
До Нерчинска не махнуть.

«Шилка и Нерчинск не страшны теперь…» - поют под шум баргузина пересекающие Байкал, в переводе с татарского «богатое озеро». Акатуй, Шилка, Нерчинск – отдаленные места в Сибири, где располагались легендарные рудники, куда на каторгу ссылали в том числе декабристов. Первая партия декабристов: Волконский С. Г., Трубецкой С. П., Оболенский Е. П., Артамон Муравьёв, Давыдов В. Л., Якубович А. И. и два брата Борисовых П. И и А. И. - была отправлена на Нерчинский завод, на Благодатский рудник. Прибыли они 25.10.1826, а через пять дней начали работать на руднике.
В новейшей истории в Нерчинске, в частности, была оборудована тюрьма НКВД.

Итак. Царевны подросли, царь собирает совет, чтобы решить, как вернуть детям приличие. Один из старых советников рекомендует обратиться к ведьме. Царь посылает на поиски гонцов. Поиски гонцов – лишь эпизод, здесь они не способ построения сюжета в фольклорных произведениях, не квест, хотя длятся несколько лет. Однажды царский посол набредает в глухом лесу на избушку, где обитает ведьма. Та соглашается помочь. Призванный ею бес приносит ведьме ларец с половыми органами, предназначенными для царских дочерей:

Сам принес он ей ларец,
Полный грешными вещами,
Обожаемыми нами.
Там их было всех сортов,
Всех размеров, всех цветов,
Всё отборные, с кудрями…
Ведьма все перебрала,
Сорок лучших оточла…

Вот истоки, отсюда и поименование филологического факультета пермского госуниверситета, прочно закрепившееся за ним: п…хранилище.

По дороге гонец не уследил: писи превращаются в птичек, которые рассаживаются на дереве. Совершенно случайно проходящая мимо старуха с клюкой – огромный жизненный опыт! - дает ему совет: чтобы приманить птичек в ларец, им нужно показать мужской член. Что и было сделано.
Гонец привозит писи во дворец. На радостях царь Никита закатывает пир горой, пьют и закусывают неделю. Не забывает царь отблагодарить и гонца, и ведьму:

Из кунсткамеры в подарок
Ей послал в спирту огарок
(Тот, который всех дивил)…

«Чтобы понять, какой огарок получила колдунья, - пишет заинтересованный исследователь, - стоит вспомнить, что в Кунсткамере хранились заспиртованные анатомические редкости («Две ехидны, два скелета / Из того же кабинета»). С учетом эротического контекста нетрудно догадаться, что именно мужской половой орган и достался ведьме в награду». Но самое важное, конечно, то, что «стих написан четырехстопным хореем, который использован в сказках «О рыбаке и рыбке», «О царе Салтане», «О мертвой царевне и семи богатырях»… Поэма не могла быть издана, тем более, после восстания декабристов, она передавалась из рук в руки в рукописном варианте. Впервые 22 стиха опубликованы в 1858-м в «Библиографических записках». В том же году начало произведения появилось в «Русской библиотеке», издававшейся в Лейпциге. Полный текст опубликован в советское время в академическом издании» (см. Еще важнее, что «Царь Никита…» - фольклорная смесь (жанровая контаминация, читатель) сказки волшебной, сексуальной («заветной») и сказки общественно-бытовой, число сорок – архетипическое… Мда.

Разумеется, творение восходит к похабным народным стишкам, к бытовым народным анекдотам и сказкам, например, собранным Афанасьевым, в числе которых – «Волшебное кольцо», где присутствует образ ведьмы, а более всего – к сказкам Баркова «Девичья игрушка» которые Пушкин знал с детства.
В те стародавние времена, когда нехорошие слова заменяли благозвучными синонимами вроде «неглиже», «соитие», «достоинство», когда еще не знали таких оборотов речи, как «половой акт» или «они переспали», когда еще не использовали латинские термины, слово, обозначающее женский половой орган, либо заменяли многоточием, либо писали прямо, без обиняков.
Посмотрите, как Пушкин подъезжает к поименованию писи:

Душу, сердце всё пленяло.
Одного не доставало.
Да чего же одного?
Так, безделки, ничего.
Ничего иль очень мало,
Всё равно - не доставало.
Как бы это изъяснить,
Чтоб совсем не рассердить
Богомольной важной дуры,
Слишком чопорной цензуры?
Как быть?... Помоги мне, бог!
У царевен между ног...

Нет, уж это слишком ясно
И для скромности опасно,—
Так иначе как-нибудь:
Я люблю в Венере грудь,
Губки, ножку особливо,
Но любовное огниво,
Цель желанья моего…
Что такое?.. Ничего!..
Ничего иль очень мало…
И того-то не бывало
У царевен молодых,
Шаловливых и живых.

Отметим, походя, богомольную дуру.

Хотя «Сорок дочерей» не изучали в советских школах, многие продвинутые ученики усердно вникали в текст стихотворения в режиме внеклассного чтения. Благо шедевр присутствует не только в академическом издании, но также в многочисленных собраниях сочинений великого поэта.

Пушкин не ограничился данным стихотворением, в  том же духе (см. ниже) он сочиняет «Гаврилиаду», где издевается над тонкими чувствами верующих. Представьте: мало прямого указания, что мать Христа, Мария – еврейка (ужас), так еще и неизвестно от кого понесла: не то от господа нашего, не то от Гавриила, не то от чёрта:

… Усталая Мария
Подумала: «Вот шалости какие!
Один, два, три! - как это им не лень?
Могу сказать, перенесла тревогу:
Досталась я в один и тот же день
Лукавому, архангелу и богу».

Современный пиит констатирует:

Наука доказала очень строго,
До теоремы даже довела:
Господь даёт для многих женщин много,
Но лишь еврейка господу дала.

Та истина с тех лет застряла прочно
В умах научно мыслящих людей:
Зачатие тогда лишь беспорочно,
Когда в нём зачинается еврей.

Упомянем стихотворение «Вишня», первые строки которого вошли-таки в советские школьные учебники:

Румяной зарёю покрылся восток,
В селе за рекою потух огонёк.
Росой окропились цветы на полях,
Стада пробудились на мягких лугах.

Огонёк потух, что тут особенного. Но учащиеся средних школ с энтузиазмом продолжали литературные исследования, уж они-то, воспитанные на иллюстрациях с Афродитой и Психеей в книжке Куна, на пособии по акушерству и гинекологии для студентов мединститутов 1977 года издания, на книжке Ларни Марти «Четвертый позвонок», на смачных сладострастиях Ги де Мопассана и откровениях Ремарка, Гасмуна и старика Хэма, на чешском руководстве по джиу-джитсу, где на фотографиях полураздетые для изнасилования красотки выворачивали запястья незадачливым шпанюгам, учащиеся средних школ знали натуру великого поэта и удовлетворенно обнаруживали: «Пастух удивленный всю прелесть узрел». И далее.

К этому же стройному ряду принадлежат и пушкинские строки:
Когда ж вновь сядем вчетвером
С б…ми;, вином и чубуками?

В том же ряду – обращение «Рефутация» к Бомарше (подробнее см. мой сборник «Молчание акул» здесь http://shtirner.ru/knigi/ , второй в списке).

В том же ракурсе:
Орлов с Истоминой в постеле
В убогой наготе лежал,
Не отличался в жарком деле
Непостоянный генерал.
Не думав милого обидеть,
Взяла Лаиса микроскоп
И говорит: «Позволь увидеть…»

Пушкин не был одинок в своих исканиях, в аналогичном стиле его одарил пародией на «Евгения Онегина» Полежаев.

Похабные сказки имеются в чешском, немецком фольклоре, фольклоре других стран мира. «Линия» Афанасьева-Баркова в наши дни прослеживается у Гашека, ее попытались продолжить такие эпигоны, как Виктор Еврофеев. Венедикт Ерофеев, Саша Соколов, Эдуард Лимонов, Саша Никонов, чьи творения, увы, явно не достигли уровня прежних мастеров, откровенно нарочиты, чернушны, мелкотемны, с превращением матерщины в белый шум, к тому же, глупейшим образом политизированы в дурном буржуазно-либеральном ключе. Наконец, нельзя не упомянуть бессмертную книгу онанима «это я, боринька» 1995 года издательства «Новый Иерусалим» - о современной демократии, выдержанную в верном направлении, переложение «Евгения Онегина» пиитами «Щепки» и сочинения Фимы Жиганца.

Но какова цель, цель-то какая, зачем Пушкину понадобилось эдакое похабство? Что он, собственно, хотел этим мерзким жестом сообщить публике?

Многие меня поносят
И теперь, пожалуй, спросят:
Глупо так зачем шучу?
Что за дело им? Хочу.

Врет. Ясно, имеется и политический подтекст. «Сказка написана в селе Михайловском, в конце марта 1822 года, в период правления Александра I, развратного деспота, любимого внука Екатерины II. Александру приписывают до 11 байстрюков от разных фавориток, известны и его отношения с родной сестрой Екатериной Павловной. «Властитель слабый и лукавый, / Плешивый щеголь, враг труда, / Нечаянно пригретый славой, / Над нами царствовал тогда», – пишет о нем Пушкин в поэме «Евгений Онегин». Александр и стал прототипом царя Никиты. Никита в переводе с греческого «победитель», именно так называли Александра после победы над Наполеоном. Царь Никита посылает гонцов к ведьме, и здесь прослеживается увлечение Александра мистикой».

И это все? Разумеется, нет.
Пушкин не считает религию противником, достойным аргументации. Он просто смеется над ней. Над ее заповедью «не прелюбодействуй», над религиозной кастрацией молодого поколения. Напомню, в тот же период против догмы «семи смертных грехов» восстал Шарль де Костер в «Легенде о Тиле Уленшпигеле».
Будто заочно полемизируя с Пушкиным, де Костер показывает, что догма разрушается не путем словесных обличений, а лишь пламенем революции.

«Кипение пустое» обличений и насмешек тонет в болоте народного равнодушия, выплескивается в пустоту народного идиотизма, оказывается непонятым и бесплодным. Потому Пушкин пишет:

… Томила жизнь обоих нас,
В обоих сердца жар угас,
Обоих ожидали злоба
Слепой Фортуны и людей
На самом утре наших дней.

Однако Пушкин последователен, он не останавливается на «Царе Никите» и «Гаврилиаде» и продолжает оскорблять самые интимные чувства верующих во многих других своих стихотворениях, см. мою статью «Пушкин не верил в бога» пройдя по ссылке http://shtirner.ru/stati/ (в списке).
Например:

Мы добрых граждан позабавим
И у позорного столпа
Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим.

(Из перевода французского революционного двустишия: «И кишками последнего попа / Сдавим шею последнего короля». Призыв обнаруживается еще в "Завещании" Жана Мелье, мыслителя просвещения.).
Здесь гениальный поэт задолго до Маркса обнаружил связь между властью и религией.

Поскольку мы живем в эпоху малограмотных кретинов, многие кретины отрицают авторство Пушкина.
В качестве доказательства пишут, что в стихотворении якобы – психология убийцы! Иначе Пушкин не стал бы Пушкиным! Ведь сам Пушкин писал, что «гений и злодейство - две вещи несовместные»!
Какой-то первичноротый по фамилии Машин пишет.

Во-первых, строка о злодействе взята из поэмы «Моцарт и Сальери», Пушкин, увы, стал жертвой манипулирования массовым сознанием. Легче легкого извалять человека в грязи! Сальери не травил Моцарта, нет ни единого доказательства этому, да и причин не было. Не Сальери Моцарту, а Моцарт завидовал Сальери, Сальери был не менее велик, чем Моцарт. Сальери побеждал Моцарта в творческих состязаниях, его приглашали самые родовитые особы, Бетховен называл Сальери своим учителем. Миф о Сальери – такой же бездоказательный и грязный, как миф об отравлении Скрипалей, или миф о том, что Ленин немецкий шпион и делал революцию на немецкие (еврейские) деньги, или миф о том, что Россия сбила малайзийский боинг.

Во-вторых, отчего же это вытащить кишки из попа и удавить ими царя – вдруг злодейство??? Наоборот, очень даже хорошее дело.
В-третьих, Пушкин не то, что попа с царем приговаривал, он еще и детей хотел убить! В его «Оде к вольности» читаем:
Самовластительный злодей,
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостью я вижу!

И как это Эдвард Радзинский не записал Пушкина в предтечи расстрельщиков царской семьи.

Известны по крайней мере три копии эпиграммы про поповы кишки.
Самой авторитетной из этих копий является текст, имеющийся в тетради стихотворений… Тетрадь эта хранится в Пушкинском Доме. Она дошла до нас не полностью… Владелец тетради, Алексей Васильевич Шереметев (1800-1857), двоюродный брат Ф. И. Тютчева, приходился дядей Е. И. Якушкину… Имеется свидетельство, что он был знаком с Пушкиным… Получать тексты стихотворений Пушкина Шереметев мог, если не от самого поэта, то от лиц ему близких. Об авторитетности источников, из которых Шереметев получал тексты стихотворений Пушкина, свидетельствует то обстоятельство, что в тетради нет ни одного стихотворения, из числа ложно приписывавшихся поэту. С другой стороны, тексты стихотворений в тетради чрезвычайно высокого качества, а одно из них, «К Галичу», дает прекрасную послелицейскую редакцию лицейского послания, дошедшую в одной лишь этой копии. К этому нужно прибавить, что А. В. Шереметев был очень близок с декабристами: обе сестры его были замужем за декабристами, одна за М. Н. Муравьевым, другая за И. Д. Якушкиным. А в среде декабристов, конечно, в первую очередь и распространялись политические стихотворения Пушкина. Таковы основания, заставляющие нас отнестись к свидетельству Шереметева с глубочайшим вниманием. На стр. 59-й его тетради имеется такая запись:
«Et ses mains ourdiraient des entrailles du pr;tre / Au d;faut d’un cordon pour ;trangler les Rois etc.  Voltaire.
Мы  добрых  граждан  позабавим / И  у  позорного  столпа / Кишкой  последнего  попа / Последнего  царя  удавим. / А. Пушкин».

Второй список этого стихотворения имеется в сборнике стихотворений Пушкина, составленном в первой половине 1850-х годов Н. С. Тихонравовым (впоследствии известным историком русской литературы, профессором Московского университета). Текст здесь такой же, что и в тетради Шереметева, но без французских стихов; помещен он в отделе «Эпиграммы, надписи и пр.». Третий список имеется тоже в сборнике, составленном не ранее второй половины 1850-х годов и принадлежавшем В. Е. Якушкину. И здесь текст такой же, как у Шереметева. Четвертый список имеется в тетради приятеля Пушкина П. П. Каверина, теперь неизвестно где находящейся. Содержание этой тетради было опубликовано в 1913 г. Ю. Н. Щербачевым в его книге «Приятели Пушкина Михаил Андреевич Щербинин и Петр Павлович Каверин»… Среди записей имеется напечатанная Щербачевым в таком виде:
«Подражание Мирабо /    Мы добрых  граждан  позабавим / И  у  позорного  столба /............/     11.  Н.  824.  Калуг.» (Ю. Н. Щербачев, стр. 92).
Таким образом, в записи Каверина не указан автор четверостишия, но, кажется, можно не сомневаться, что Каверин считал эти стихи пушкинскими. В имеющемся на внутренней стороне задней крышки переплета тетради оглавлении эпиграмма помещена среди десяти несомненно пушкинских стихотворений, причем ни одно из этих стихотворений в записи Каверина не имеет под текстом имени поэта. Свидетельство Каверина о принадлежности эпиграммы Пушкину имеет, конечно, не меньшее, если не большее, значение, чем свидетельство Шереметева…
Исключительная «нецензурность» ее не позволяла даже упоминать в русской печати этого стихотворения. Впервые назвал его Н. В. Гербель в томике «Стихотворения А. С. Пушкина, не вошедшие в последнее собрание его сочинений», вышедшем в Берлине вероятно в августе 1867 г. В предисловии к этому сборнику Гербель поместил список шестнадцати стихотворений, по словам составителя, «быть может и принадлежащих Пушкину, как утверждают некоторые библиографы, но сильно пострадавших от небрежности переписчиков, так что их трудно признать за пушкинские, без ясных на то доказательств»… Что же касается утверждения Гербеля, что эпиграмма «Мы добрых граждан позабавим...» «сильно пострадала от небрежности переписчиков», почему ее и «трудно признать за пушкинскую, без ясных на то доказательств», то тут умеренный либерал, надо полагать, кривил душой. Текст эпиграммы, конечно, «сильно» не «пострадал от небрежности переписчиков». Не хотелось же Гербелю признавать ее за пушкинскую, конечно, из-за содержания ее, почему эпиграмма и не вошла в сборник Гербеля. Иначе поступил Н. П. Огарев, напечатавший ее в своем сборнике «Русская потаенная литература XIX века», вышедшем в Лондоне в сентябре 1861 г. Здесь эпиграмма названа «Подражание французскому», и первый стих читается: «Народ мы русской позабавим...» Текст остальных трех стихов такой же, как и в рукописных списках.
Источник эпиграммы неверно указан и Шереметевым, ошибочно считавшим приведенные им стихи сочинением Вольтера, и Кавериным, приписавшим их Мирабо. Правильное указание источника дано в заглавии эпиграммы в сборнике Гербеля. Третий и четвертый стихи эпиграммы представляют собой перевод стихов:
Et des boyaux du dernier pr;tre / Serrons le cou du dernier roi...
приведенных как стихи Дидро Лагарпом в его известном «Lyc;e, ou Cours de litt;rature ancienne et moderne» (т. XV, гл. III, стр. 136 — по изданию 1817 г.)… И, действительно, Лагарп долго являлся для поэта главным источником его сведений по истории мировой литературы. Таким образом, Пушкин не мог не знать приведенных Лагарпом стихов. Резкое осуждение стихов, имеющееся в его «Курсе», для Пушкина, конечно, могло явиться только лишним поводом переложить по-русски суровые французские строки, к которым он прибавил два стиха собственного сочинения.
Ни в одном из собраний сочинений Пушкина, выходивших в свет до революции, нет даже упоминания эпиграммы. В первом собрании сочинений Пушкина, вышедшем в годы революции под редакцией В. Я. Брюсова, последний в примечании к разделу «Стихотворения, принадлежность которых Пушкину не доказана или сомнительна (Dubia), 1817-1819 гг.», напечатал эпиграмму по сборнику Огарева, заметив, что она находится «безусловно в противоречии с подлинными стихами Пушкина», то есть отрицая принадлежность эпиграммы поэту. Такого же мнения был и Н. О. Лернер, писавший в статье, посвященной выяснению источника эпиграммы: «Насчет Пушкина Гербель был прав: приписывать „Подражание“ ему нет никаких оснований. Оно сочинено, вероятно, в самом начале XIX века, и со временем юный „либералист“ Пушкин лишь читал его так же, как читала вся передовая русская молодежь. Подобными проявлениями французского остроумия и темперамента питалось ее оппозиционное настроение. Так Пушкин тешился „славной шуткой“ г-жи Сталь — о русском самодержавии, омраченном только убийством».
Заявление Лернера, что «приписывать» «Подражание» Пушкину нет никаких оснований — совершенно голословно. Не говоря уже о том, что Лернеру не было известно свидетельство Шереметева, а с записью Каверина он не счел нужным посчитаться… Недавно мы узнали из воспоминаний И. П. Липранди, на какие дерзкие выходки был способен несдержанный поэт, предлагая в Кишиневе на обеде у генерала Д. Н. Бологовского тост в память убийства Павла. Только что «выявленный» кишиневский дневник кн. П. И. Долгорукова сохранил нам пламенные, полные негодования речи поэта против самодержавия и крепостного права. В частности, мы теперь знаем, как Пушкин «нападал на дворян русских», считая, что «их надобно всех повесить, а если б это было, то он с удовольствием затягивал бы петли» (Влад. Бонч-Бруевич. Ценный документ о Пушкине. «Правда» 11.12.1936, см. также: «Звенья», IX, 1951, стр. 100. Публикация и примечания М. А. Цявловского). . …» (А. С Цявловский, «Мы добрых граждан позабавим»).

Данная эпиграмма публикуется в собраниях сочинений Пушкина, начиная с Академического издания, т. II, кн. 1, 1947.

«Пушкина надобно сослать в Сибирь: он наводнил Россию возмутительными стихами; вся молодежь наизусть их читает», - говорил Александр I в 1820 году.

Много позднее Лев Николаевич Толстой с его собственной религией был крайне обеспокоен фактом, отмеченным Александром:
«Чтение  лекций  есть только забавный обряд, не имеющий никакого смысла и, в особенности, забавный по важности, с которую он совершается.
Никто  никогда  не  думал  об  учреждении  университетов  на основании потребности  народа.  Это  было  и  невозможно, потому что потребность народа была и остается неизвестной.
Правительству  нужны  были  чиновники, медики, юристы, учителя. Теперь для  высшего  общества нужны либералы по известному образцу, и таковых приготовляют  университеты.  Ошибка  только в том, что таких либералов совсем не нужно народу.
Главное же занятие студентов – чтение запрещенных книг и переписывание их.  Это  Фейербах, Молешот, Бюхнер и, в особенности, Герцен и Огарев.
Переписывается  все  не  по  достоинству,  но по степени запрещения. Я видал  у  студентов  кипы переписанных книг. Это толстые тетради самых отвратительных  стихотворений  Пушкина  и самых бездарных и бесцветных стихотворений  Рылеева.  Еще  занятие  составляют  собрания и беседы о
самых  разнородных  и  важных  предметах,  например:  о восстановлении независимости Малороссии, о распространении грамотности между народом, о сыгрании, сообща, какой-нибудь шутки над профессором или инспектором.
Университет  готовит не таких людей, каких нужно человечеству, а каких нужно испорченному обществу».

Впрочем, помимо замечаний о Пушкине, Рылееве, Герцене или Фейербахе гениальный писатель подчеркнул еще один пикантный момент, который явно не мог укрыться от твоего внимания, читатель!

«Булгарин (стукач охранки, Б. И.) все молодеет и здоровеет, - писал В. Г. Белинский, - а Межевич подает надежду превзойти его и в таланте и в добре. Фаддей Бенедиктович (Булгарин, Б. И.) ругает Пушкина печатно, доказывает, что Пушкин был подлец, а цензура, верная воле Уварова, марает (вымаривает, как ныне удаляют с сайтов, Б. И.) в «Отечественных записках» всё, что пишется в них против Булгарина и Греча. Литература наша процветает, ибо явно начинает уклоняться от гибельного влияния лукавого запада - делается до того православною, что пахнет мощами и отзывается пономарским звоном, до того самодержавною, что состоит из одних доносов, до того народною, что не выражается иначе, как по матерну. Уваров торжествует и, говорят, пишет проект, чтобы всю литературу и все кабаки отдать на откуп Погодину...» (II, 256—257)

Вместе с Пушкиным оскорбляли чувства верующих Хайам и Хафиз.


ДЮМА

Роман Александра Дюма-отца «Три мушкетера» был опубликован в 1844 году, через два с лишним столетия после описываемых событий времен Шекспира, после Великой Французской буржуазной революции.
В романе властный кардинал Ришелье противостоит безвольному королю Людовику XIII и предательнице королеве. В истории же Людовик в 1617 году казнил фаворита его матери Марии Медичи К. Кончини, мать отослал в Блуа, через три года разгромил представителей аристократии, восставших против его власти (восстания организовала его мать]). И король, и кардинал действовали совместно – на укрепление абсолютизма во Франции и оба – против партии гугенотов, которые решили воспользоваться внешней поддержкой в лице Испании и Англии.

В основу книги Дюма положил «Воспоминания господина д’Артаньяна, капитан-лейтенанта первой роты королевских мушкетёров», написанные Гасьеном де Куртиль де Сандра, их Дюма таинственно назвал мемуарами «графа де ла Фер», найденными во Французской национальной библиотеке.
Мушкетеры – те, кто носил мушкет, при Людовике – часть кавалерии, русский аналог – стрельцы. При взятии Ла-Рошели в 1628 году никакой гвардии у кардинала еще не было. Но граф Шарль де Бац де Кастельмор, д'Артаньян - существовал в истории, он командовал королевскими мушкетерами с 1655 по 1673 г., и стычки между мушкетерами и гвардейцами, действительно, были: мушкетерам платили меньше, а сражались они больше. Был и Труавиль из Гаскони, правда, не капитан, капитаном роты считался сам король.

В романе четверо мушкетеров – попросту бандиты, к тому же выступавшие на стороне Великобритании, причем на стороне ее аристократии. За насмешку над своей лошадью д’Артаньян собирается убить человека. Из-за пустяка готовы убить д’Артаньяна Атос, Портос, Арамис. Атос вешает жену – из-за клейма на плече. Королева совершает государственную измену, сойдясь с врагом Франции, Бэкингемом, мушкетеры спасают ее честь.

Сериал Георгия Юнгвальд-Хилькевича «Д’Артаньян и три мушкетёра» 1978 года – чудовищно провальный. Жеманный Арамис, нелепый Портос, безликий Атос, который произносит текст, будто сидя в теплой ванной. И все похваляются, сколько человек они прирезали на прошлой неделе.
На роль Анны Австрийской режиссер взял невзрачную буфетчицу из «Полосатого рейса», Алису Фрейндлих. Терехова – неплохая актриса, но в фильме ее ужимки в роли миледи – на уровне школьного драмкружка. Фельтон представлен дураком с выпученными глазами.
Чтобы у зрителя не возникло сомнений, актеры постоянно говорят по-французски: яля гер ком аля гер. Данный клич зрители еще способны осилить, но Боярский в роли д’Артаньяна самозабвенно хрипит «бурглата», это словечко уже никто не понимает, и все падают ниц.
В целом фильм снят неряшливо, со множеством ляпов. В одной из сцен всадники скачут по узкой улочке мимо надписи «Currency exchange». Съёмка с высоты птичьего полёта: во дворе замка стоит автомобиль «Волга». В одной из сцен, когда д`Артаньян скачет за подвесками, в кадре отчётливо виден телеграфный столб. На зданиях крупным планом видны мемориальные таблички и т.д.
Почему бы не снять фильм в духе Голливуда, если сам роман – в духе Голливуда, такой же нелепый и созданный явно на потребителя.
Кинематограф и литература будто издеваются над историей.

Замечательный рассказец можно услышать от историков.
«1628 год, Англия, суд на Фелтоном. Только по «Трем мушкетерам» он, друг миледи и убийца Бэкингема, и известен, потому что в учебниках истории об убийстве герцога говорится, но Фелтон не называется. У этих двух людей изначально довольно много общего. Они почти ровесники. Бэкингем 92-го года, Фелтон 95-го. Они родились в районе Лейстершира, по рождению принадлежали к не слишком знатному провинциальному дворянству. Про семью Фелтона известно, что его отец занимал всякие небольшие, но существенные провинциальные должности, какое-то время был шерифом, какое-то время был даже членом парламента недолгое время от своего графства. Мать Бэкингема быстро овдовела и, не имея ни особенных средств, ни особенных связей, приложила максимальные усилия к тому, чтобы обеспечить карьеру своего сына, готовя его не к военной, не к политической, а к придворной карьере. Поэтому основной упор, который юноша делал в своих занятиях – танцы и физические упражнения. Когда ему было около 20 лет, через каких-то дальних знакомых его представили людям, чья политическая забота заключалась в том, чтобы убрать от короля Якова I его бывшего, его тогдашнего фаворита Роберта Карра, графа Сомерсета. Дело в том, что Яков I, несмотря на то, что старался выглядеть весьма религиозным и даже писал богословские труды, питал страсть к смазливым молодым людям. Именно такой путь и был предложен будущему герцогу Бэкингему. Будущему, потому что титул герцогов Бэкингемов довольно старый, с позднего средневековья. Но в определенный период там за некую государственную измену герцог Бэкингем был казнён, соответственно титул был ликвидирован. И он будет возрожден уже специально для Джорджа Вильерса, как его изначально звали. Король увидел его на охоте, ему представили молодого человека. Король сразу почувствовал к молодому человеку сильнейшую привязанность, и дальше начинается десятилетний роман почти юноши со стареющим Яковом I.
Портрет Бэкингема работы Рубенса. Портрет уже совсем зрелого Якова I. Между ними больше 20 лет разницы. Отношения эти были - даже по рамкам того довольно свободного в отношениях в придворных кругах века - совершенно скандальными. Яков I не скрывал своих пристрастий. Будущий Бэкингем при нём выполнял роль и возлюбленного, и шута. Он по желанию своего покровителя собачку изображал комнатную, лаял на четвереньках и т.д. Сохранились письма, которые на протяжении романа король в достаточно большом количестве писал своему любимцу. Письма эти даже сегодня читать удивительно – из-за откровенной интимности.
Король постоянно находился на грани богохульства. Во-первых, прозвище, которым он своего любимца наградил, Стини, происходило от святого Стефана, который, как принято считать, отличался совершенно ангельской внешностью. Описание одного из англиканских епископов, который пишет, что герцог был самым красивым молодым мужчиной в королевстве. Дальше он начинает описывать подробности, в чём собственно его красота, бедра, осанка, цвет губ. Настолько эти отношения заботили английских политиков, что на Вильерса посыпался золотой дождь. Его последовательно раз в год производили всё в новые и новые аристократические титулы. Вот он виконт. Вот он маркиз. Вот он граф. Вот он герцог, наконец. Подарками его король забрасывал. Тайный совет, Private Council, теневое правительство страны, в какой-то момент потребовал от короля объяснений. На что король высказался предельно откровенно: «Господа, я не люблю Бэкингема больше, чем кого бы то ни было из вас. У Христа был Иоанн, у меня Бэкингем».
Понятно, почему он выбрал апостола Иоана, потому что есть в некоторых местах указания на особо близкие, особо личные отношения Христа с этим апостолом. Его противопоставляют Петру. Пётр – рассудочный, а Иоанн – человеческий. К концу жизни Якова, а он скончается в 25-м году, Джордж Вильерс – фаворит во всех смыслах этого слова. У него завязывается тесная дружба, на этот раз действительно дружба, с наследником престола, с принцем Уэльским, с будущим Карлом I. Портрет молодого Карла. В 23-м планируется как один из возможных вариантов брак Карла I с испанской принцессой, инфантой Марией Анной. Портрет Марии Анны.
У Артуро Переса-Реверте в одном из его романов о капитане Алатристе описана эта детективная интрига, когда принц Уэльский и герцог Бэкингем чуть ли не инкогнито прибывают в Испанию, вроде как не получив на это согласие испанского двора, для того, чтобы то ли соблазнить инфанту, то ли уговорить инфанту, то ли… Дело закончилось провалом во многом потому, что герцог вёл себя там особенно развязно, особенно неосторожно. И хотя главные причины того, что в брачный союз не состоялся, видимо, заключались в религиозных разногласиях, потому что инфанта отказалась выходить замуж не за католика, а Карл отказывался менять веру. Кроме того, видимо, испано-английские отношения в этот момент были не в самой своей хорошей точке в очередной раз. И, тем не менее, эта авантюра послужило к закреплению или возникновению прочной дружбы, которую они пронесут всю достаточно недолгого остающуюся совместную жизнь.
И когда в 25-м Яков умирает, и Карл становится следующим королем, то положение герцога Бэкингема не поколеблено. Он по-прежнему фаворит. При этом никакими не государственными, ни военными талантами он, судя по всему, не обладал, пытаясь их компенсировать быстротой, натиском, решительностью. Его назначают командовать различными крупными военными операциями. И вот еще при жизни, в последние месяцы жизни Якова I была такая совершенная катастрофическая, совершенно провальная английская военно-морская экспедиция к Кадису. Когда огромная флотилия, больше 120 кораблей, со значительным количеством морской пехоты на борту отправилась к главному военному порту Испании Кадису, настолько всё было плохо организовано (так же как у испанцев с великой армадой в предыдущем столетии), что боя как такового не получилось. Вот огромная флотилия была рассеянна из-за отсутствия координации между командирами отдельных отрядов. В результате было потеряно более половины кораблей. Около 7 тысяч человек умерло от различных инфекционных заболеваний, от плохой пищи, от плохой воды или в небольших боевых столкновениях с испанскими кораблями. Бэкингемн был инициатором этой экспедиции. Парламент, очень недоброжелательно к нему настроенный, попытался призвать его к ответственности. И уже после смерти Якова Звёздная палата – Star chamber, тайный, закрытый высший суд в Англии, пыталась предъявить ему обвинение в государственной измене, но он был полностью оправдан. Ну, и понятно, что за этим стоял король.
Теперь следующий поворот в биографии Бэкингема – это его знаменитые взаимоотношения с Анной Австрийской. Ее портрет кисти Рубенса. Насколько их взаимоотношения с Бэкингемом носили платонический или не платонический характер, насколько они вообще были, или это выдумка, это вопрос, который остается дискуссионным. Дело в том, что в значительной степени всё, что об этих отношениях рассказывали, и, кстати говоря, чем будет пользоваться Дюма, взято у Ларошфуко, который, в свою очередь, пересказывая эти анекдоты (в старом смысле слова), сослался на человека, который ему предоставил эту информацию. Это Мария де Роган, которую все поклонники Дюма знают под её аристократическим именем, герцогиня де Шеврез. Фантастическая интриганка, вокруг которой вертелись все тогдашние придворные интриги, что были при дворе Людовика ХIII. Именно де Шеврез и сообщила Ларошфуко якобы имевшую место историю с подвесками. Никто не знает, имела ли она место на самом деле. Неизвестно, насколько было даже платоническая влюбленность. Они встречались дважды в жизни. В 25-м году, когда герцог был направлен как официальный посол для того, чтобы окончательно подтвердить уже обговоренный брак Карла I… будущего Карла I с Генриеттой Французской, сестрой Людовика ХIII. Во время всяких официальных торжеств по этому поводу в Париже герцог блистал. А надо сказать, что, несмотря на свою связь с Яковом I, он при этом пользовался огромным успехом у женщин, причём отвечал им взаимностью. Он был женат. И это был, судя по всему, вполне полноценный брак. В нём родится четверо детей. Один из них, один из сыновей унаследует титул после смерти отца. Герцог старался обаять чуть ли не весь Париж. В нескольких разных местах описана одна и та же история, что на одном из балов на нем был костюм, расшитый фантастическим количеством крупных жемчужин, причём они нарочито были не очень хорошо пришиты. Поэтому с герцога всё время осыпался жемчуг. Когда придворные и слуги наклонялись, подбирали и протягивали ему со словами: «Месье, это Вы потеряли», он отвечал: «Да, господи, какая ерунда. Оставьте себе. Не стоило беспокоиться из-за такой мелочи». Т.е. он производил впечатление человека необычайно широкой души. Вот на этом балу он разговаривал с Анной. Вот там он с ней танцевал. Вполне в рамках придворного этикета. И дальше, когда посольство уже с Генриеттой отправится в сторону Англии, Анна вызовется сопровождать это посольство. На одной из остановок на несколько дней и произошел эпизод, на который обычно ссылаются, когда говорят, что у герцога был роман с французской королевой. Вечером их застали в некой беседке. Он якобы стоял перед ней на коленях. У неё якобы были порваны чулки, видимо, вот этими самыми бусинами его придворного костюма. Больше ничего. Никаких компрометирующих интимных писем. Они встретятся еще раз в 27-м году, незадолго до гибели Бэкингема, но в тот момент он будет со всех сторон обложен всякими недоброжелательными наблюдателями, возможности увидеться наедине у них не было. Хотя Дюма, конечно, такую возможность им предоставил.
Следующая картина изображает женщину, которой обычно отводят важную роль в этой истории. Это главный прототип миледи – леди Карлайл. Люси Хэй – ее настоящее имя. Действительно авантюристка. Действительно интриганка. Действительно любовница Бэкингема, которую он бросил. И она, видимо, действительно питала к нему личную неприязнь. Она была агентом Ришелье. Но её роль в срезании подвески опять-таки такая же сомнительная, как и вся история с подвесками. Она была агентом-информатором, насчёт того, что она осуществляла какие-то спецоперации, существуют большие разногласия. И она не имела никакого дела с Джоном Фелтоном.  Никакого «Имя, сестра, имя!» не было.
Был офицер Джон Фелтон. Его называют морским офицером, военно-морским. Это неправда. Он никогда не служил на флоте. Он офицер армейский. Судя по всему, это потому, что в большинстве тех экспедиций, в которых принимал участие Фелтон в качестве офицера, его рота играла роль морской пехоты. Ничего мы про него не знаем до середины 20-х годов, когда ему около 25 лет. Первая привязка к историческим событиям - он участвовал в качестве лейтенанта, т.е. одного из двух заместителей командира роты в морской экспедиции к Кадису. Вернулся из нее. В ней или до этого получил ранение, и у него плохо действовала левая рука. В 26-м будет принимать участие в экспедиции в Ирландию, в очередной экспедиции в Ирландию карательной. Там командир его роты умрет. И Фелтон рассчитывал, что его сделают капитаном вместо него, и ходатайствовал об этом. Но его обошли, он остался лейтенантом. Но не оставлял надежд на капитанство. В 27-м Бэкингем объявляет уже под собственным руководством экспедицию в помощь осажденной Ла-Рошели. В 25-м Бэкингем переговорился с Ришелье о помощи французским католикам под Ла-Рошелью, рассчитывая, что Франция взамен поможет Англии с испанцами бороться. А через два года - уже экспедиция в помощь французским гугенотам. Цель экспедиции была захватить и удержать остров Ре. Это остров в Бискайском заливе довольно большой, 5 х 30 км, который является морскими воротами Ла-Рошели. Тот, кто владеет островом, тот блокирует крепость с моря. Обойти его флот не может, подходя к крепости. И вот Бэкингем набирает людей в экспедицию к этому самому острову Ре. И Фелтон опять подает прошение. Он просится в эту армию, но в качестве капитана. Его зачисляют, но по-прежнему в качестве лейтенанта. Экспедиция закончится еще одной катастрофой, не такой как при Кадисе, но тоже с большими потерями и в кораблях, и в людях. В результате помочь французским гугенотам англичане не смогут. И Фелтон, вернувшись обратно в Англию, начинает бомбардировать различных официальных лиц всякими жалобами. Его описывают как крайнего мизантропа и меланхолика. Человек мрачный, нелюдимый, не имевший друзей, у него с коллегами на службе всё время происходили какие-то стычки, ссоры, там драки. Он даже один раз себе кусочек мизинца отрубил, обвинил в этом офицера, который его обидел для того, чтобы того выгнали со службы. Он просит две вещи. Во-первых, он утверждает, что ему задолжали жалование, причём ни много ни мало, а 80 фунтов. На это вообще год жить можно. А, во-вторых, он по-прежнему вот с таким навязчивым, маниакальным упорством добивается капитанства. Он специального нанял писца для написания и рассылки по инстанциям жалоб, видимо, был не очень грамотным человеком. Как-то раз, зайдя к этому писцу, увидел у него, что тот занимается копированием парламентской претензии, обращённой к королю – remonstrance. Сейчас этого слова в английском уже, по-моему, нет. А вот в ХVII в. оно достаточно часто использовалось для обозначения именно парламентских претензий, обращённых к королю. Это была очередная претензия против герцога Бэкингема с требованием отдать его под суд и лишить его полномочий и влияния. И написана она была в виде острого памфлета. Фелтон настолько ей заинтересовался, что даже несмотря на стесненное положение материальное, купил себе копию этой петиции. Видимо, в этот момент у него сложились две линии. Личная - неприязни к Бэкингему, которого он почему-то считал виновным во всех своих неудачах, отсутствии служебного роста, бедности и всем прочим. И то, что в его голове поселилась, что Бэкингем не просто его личной недруг, а что он враг народа, что он вот такой public enemy. Собственно говоря, один из депутатов парламента уже Бэкингема с парламентской трибуны назвал таким образом – враг государства. И вот у Фелтона в голове складывается. Он отомстит Бэкингему. Но отомстит не за свое жалкое существование, не за свое вечное лейтенантство, а он отомстит за гибель английских солдат и моряков, английских кораблей и т.д.
Вот с этим настроением он покупает себе кинжал. Портретов Фелтона нет достоверных. Современная фотография, здание, где всё это произойдет. Сейчас это гостиница в старой части Портсмута. Гравюра 40-х годов XIX в., никакого портретного сходства в принципе быть не может. Изображена сцена убийства. В этот день герцог был в Портсмуте, потому что планировал отправку в очередную экспедицию для завоевания этого самого острова Ре. Дело было утром. Герцог отзавтракал и собирался выходить. Он был окружен толпой людей. Кто-то там с какими-то прошениями, кто-то просился в экспедицию, кто-то просто использовал возможность засвидетельствовать свое почтение. И когда один из людей, который в этот момент разговаривал с герцогом, учтиво поклонился, Фелтон из-за него поверх его спины нанес удар кинжалом. Удар был абсолютно точным. Между третьим и четвертым ребром слева, прямо в сердце. Когда во время следствия Фелтона пытаются запутать и скажут ему: «Да ладно. Да Вы не убили герцога. Да он жив». Фелтон на это сказал: «Нет, это был абсолютно смертельный удар. Это было ясно с первого момента. Я убил бы его даже через кольчугу». Фелтон нанес удар и отошел. Видимо, у него была возможность скрыться с места происшествия, потому что началась паника, все заорали: «Французы! Французы! Лови французов!» Тут же поймали какого-то француза и уже начали было его бить, и вот тут Фелтон вышел и сказал: «Не трогайте его. Я тот человек, который нужен. Я не хочу, чтобы пострадал невиновный». Т.е. когда он на это решался, то рассчитывал на мученичество, а не на спасение. Об этом свидетельствует хотя бы то, что отправляясь убивать Бэкингема, он пришпилил изнутри к своей шляпе две записки, два небольших текста. Они сохранились, до сих пор находятся в частной коллекции. В одном тексте объясняет свою ненависть к Бэкингему, почему тот, собственно говоря, враг общества. А во втором пишет, что тот, кто побоится от этого мерзавца избавить Англию, тот недостоин называться джентльменом и офицером. Т.е. он идёт убивать Распутина как спаситель отечества. Он себя осознает в этом смысле совершенно четко. Его чуть не линчевали на месте. Но в результате он остался жив. Его тут же доставили к местным магистратам, местным судьям. Официально они должны были санкционировать его арест. Они это сделали. Его перевозят в Лондон, помещают в Тауэр для следствия. Король лично требовал от следователей, чтобы они нашли его связи. Карл I был уверен, что Фелтон лишь исполнитель некоего организованного действа, что он просто-напросто  шпага, орудие в чьих-то руках. Но Фелтон с самого начала сказал, что он действовал сам, никаких связей нет. Следователи, а за ними и судьи в конечном итоге с ним согласились. Не было найдено никаких связей. Фелтон также вполне откровенно рассказывал и о жаловании, и о капитанстве. Мотивы были признаны настоящими. Суд состоялся бы гораздо раньше, если бы король не настаивал, чтобы его подвергли испытанию на дыбе. Глядишь, тогда он назовет истинных заговорщиков».

В этом пункте либералы немедленно восхитятся «совершенно изумительной историей, которая свидетельствует, что в Англии уже в то время существовали некие представления о независимости суда».
Либералы обязательно сравнят с варварской Россией, с Московским царством «века бунташного». Судное дело суздальского дворянина Григорий Аргамакова об измене царю Дмитрию Ивановичу, 1609 год, вторая редакция Дмитрия Ивановича, его тушинцы судят за измену Лжедмитрию II. Судное дело боярина Шеина сотоварищи по обвинению в изменнической капитуляции под Смоленском, 1634 год. Это уже новая война. Судное дело Фёдора Шелудяка, одного из разинских атаманов, 1672 год. Это человек, которого Разин оставил Астраханью командовать. Дело о краже товара из лавки азовского десятника Ивана Кузьмина, 1698 год. Совершенно заурядное дело, оно задокументировано. Это только что занятый русскими Азов. Следственное дело о восстании московских стрельцов, 1698 год. Следствие вел правнук Михаила Борисовича Шеина, будущий первый русский генералиссимус, который на этом деле очень крупно погорел и сам чуть головы не лишился. Словом, «рассказ, как искали крайнего в ХVII веке».

Как известно, у либералов есть некие представления о независимом суде, хотя такового в истории нигде и никогда не наблюдалось. Суды в Англии известны, например, над колдуньями. Нелепые обвинения описывает Марк Твен в романе «Принц и нищий». Аналогично – по всей цивилизованной Европе, сожжение еретиков в Испании и Нидерландах, пытки Галилея, сожжение на костре Джордано Бруно, уничтожение без суда и следствия 30 тысяч гугенотов за одну ночь, причем вырезали несчастных рядовые парижане, собственными руками. Уже в ХХ веке мир увидит спектакли с поджогом рейхстага, с нападением «поляков», в XXI веке - с крушением башен-близнецов, с «отравлением» Скрипалей, Навального, Кара-Мурзы и пр.

Почему Галилея пытали? Потому, что феодальный строй сопротивлялся шедшей ему на смену буржуазии, которой и требовалась наука, но которая еще не была правящим классом.
То есть. До Маркса историю человечества представляли как историю царей. Маркс показал, что история человечества – это история борьбы классов. Поэтому ни одному марксисту не пришло бы в голову организовывать покушение на Сталина. Ибо правят не цари и не первые секретари ЦК, правят классы. Поэтому большевики были против террора.
Правит не Яков I, не Путин, не Лукашенко, не Каддафи, не Асад, не Трамп, не Милошевич, не Петр I и даже не их окружение – правит класс.
То есть. В случае Фельтона у правящего класса Англии просто не было заказа на спектакль с политическим убийством.

«Суд сказал: хорошо, мы изучим этот вопрос. Собирается целый пленум Верховного суда на наши деньги. Собирается суд королевской скамьи. И каждого судью лично опрашивают: как вы считаете, ваша честь, может ли в данном случае быть применено пытка? И все судьи без исключения говорят: нет, в данном случае пытка применена быть не может, нет такого закона, на основании которого она бы могла применяться. Фултон не скрывается. Он свою вину признал. Короля это приводит в совершенное неистовство.… Как так, не троцкист и не шпион?! В ноябре 1628 года - быстрое судебное заседание. В Англии довольно сложная система. Один из трех высших королевских судов, суд королевской скамьи рассматривает его дело, не предусмотрены ни адвокаты, ни присяжные, тем более, что упрощенный порядок, потому что на вопрос «признаете ли Вы себя виновным?» он отвечает: «Признаю». На этом процесс заканчивается, потому что в то время, если человек признавал себя виновным, и не было никаких объективных свидетельств против того, что он говорит правду, то в этом случае считалось, что так оно есть».
А вы думали, оттуда это у Вышинского и др.?

«Наказание в этом случае было предусмотрено только одно – смертная казнь. Фелтон из каких-то соображений говорит: «Прошу, чтобы мне перед смертью отрубили руку». Суд говорит: «Не можем мы приговорить тебя к отсечению руки. Нет закона, на котором это основывается». С той же инициативой выступает король: «Я тоже хочу, чтобы ему отрубили руку перед смертью. Найдите прецедент». Суд говорит, есть прецедент, но не работает в этой ситуации. Было однажды, что отрубили преступнику руку перед тем, как его обезглавить. Но это было, когда во время судебного заседания преступник бросил камень в судью. Еще при Елизавете. Вот тогда ему руку за это отсекли. Но этот прецедент в данном случае не годится, потому что совершенно другое деяние. И в результате Фелтона казнили в Тайберне, в обычном месте для такого рода мероприятий, повесив его в цепях. В назидание, чтобы труп висел как можно дольше, не распадаясь на части, на публике. А вот дальше с мощами происходят удивительные вещи, когда тело привозят в Портсмут по месту совершения преступления, оно становится объектом паломничества людей, которые поют ему осанну. Фейерверки организуются. В трактирах пьют за упокой его души. По этому поводу будут отдельные судебные процессы. Одного молодого человека, сына известного оксфордского профессора, к отсечению ушей приговорили за то, что он произнес тост за то, что сейчас Бэкингем в аду встретился со своим любимым королем Яковом I. На гравюре кинжал, убивший герцога -  с двумя лезвиями. Обложка книжка, изданная уже в XIX веке. Это целое собрание поэм и песен, посвященных Фелтону. О направленности книги меленько можно прочитать: «Управляет Англией король. Королем управляет герцог. А герцогом управляет ад». Сборник памфлетов. Фелтон становится национальным героем. По сей день о нём говорят как о человеке, который избавил Англию от одного из самых злополучных её правителей».

Почему историк мотивы поступка Фельтона жестко связал с тем, что он не получил чин капитана? Историк не читает мысли, тем более, мысли мертвых, приписывание такого мотива Фельтону – всего лишь домыслы историка. Тем более, что в истории масса примеров террористов-одиночек.
Почему историк упрямо отказывает Фельтону в гражданственности?

Оставим фантазии литераторов на их совести. Вряд ли и рассказ историка соответствует реальным историческим событиям, хотя он явно намного к ним ближе, чем фантазии Дюма. Но если та часть, которая описывает действия короля и суда, правдива, она является блестящим подтверждением марксистской теории.


СТАЛИН БЕСЕДУЕТ С ПИСАТЕЛЯМИ

Было это в середине 80-х, бродил по Третьковской галерее и наткнулся на экскурсию, которую проводили для офицеров какого-то военного учреждения. В перерыв я отозвал одного из них и задал вопрос: «Суворов считается героем, выдающейся личностью – но ведь он подавлял восстание Пугачева?» Офицер ответствовал, что нужно оценивать деятельность Суворова «в совокупности».

Вопрос этот шире, чем оценка того или иного человека во власти. Он касается роли личности в истории. Сталинисты (и либералы) первичной объявляют роль царей, президентов, генсеков. В то время как Маркс показал, что история человечества – это история борьбы классов, роль личности – вторична.
Причем это касается не только сталинистов и либералов, но всей левой интеллигенции, которая ставит свои идеи, теории, «разработки», схемы, «механизмы», программы – выше практики борьбы рабочего класса.

Более того, возвеличивание национальных героев отрицает пролетарский интернационализм.
Например, Иван Грозный расширил пределы государства, но те народы, которые он завоевал, которые он убивал, вовсе не считают это расширение чем-то позитивным. Аналогично французы считают Наполеона героем, но в России его знают как жестокого захватчика. Аналогично Сталин для тех, кто в СССР был хорошо обеспечен, всегда останется величайшим благодетелем. А также для сумасшедших, холопов, холуёв, плебеев. Для тех же миллионов, которые без всякой вины были репрессированы, для тех, безвинные родные которых погибли в результате политики Сталина, он останется редкой сволочью.

Есть в сталинистской РКРП такой юноша, Аккуратов (Пугачев), у нас с ним была некоторая переписка. Я задал ему тот же вопрос. И присовокупил, что в советской – сталинистской – историографии Иван Грозный, Петр I оценивались положительно, расширили территорию, укрепили государство и пр. А ведь это были классовые враги. Ну, например, патриотический фильм «Как Петр I арапа женил» - не имеет никакого отношения к реальным историческим событиям.
На что мне Аккуратов в великом согласии с логикой отвечал, что, дескать, Ихлов не знает принципа историзма, и о каких классовых врагах можно говорить во времена Петра, если тогда рабочего класса еще не было в помине.

Принцип историзма, с которым носятся зарегистрировавшиеся марксистами профессора, представляет собой набор тавтологий типа «всё нужно рассматривать в совокупности». Однако Аккуратову отвечает его кумир, сам Сталин. Приведу фрагмент его беседы с немецким писателем Эмилем Людвигом 13.12.1931 («Большевик» № 8, 30 апреля 1932 г.):

«Людвиг. … Сегодня, здесь, в Кремле, я видел некоторые реликвии Петра Великого, и первый вопрос, который я хочу Вам задать, следующий: допускаете ли Вы параллель между собой и Петром Великим? Считаете ли Вы себя продолжателем дела Петра Великого?
Сталин. Ни в каком роде. Исторические параллели всегда рискованны. Данная параллель бессмысленна.
Людвиг. Но ведь Петр Великий очень много сделал для развития своей страны, для того, чтобы перенести в Россию западную культуру. [c.104]
Сталин. Да, конечно, Петр Великий сделал много для возвышения класса помещиков и развития нарождавшегося купеческого класса. Петр сделал очень много для создания и укрепления национального государства помещиков и торговцев. Надо сказать также, что возвышение класса помещиков, содействие нарождавшемуся классу торговцев и укрепление национального государства этих классов происходило за счет крепостного крестьянства, с которого драли три шкуры».

Однако, продолжим. Ниже мы увидим ложь Сталина. Но кто ж нынче ставит искажение истины в вину политику?
Моя задача – не столько показать, как Сталин лгал писателям. А ЧТО именно он лгал.

Итак, беседа с Эмилем Людвигом и другими писателями. Мои комментарии в тексте жирным курсивом.

ЭМИЛЬ ЛЮДВИГ

Дальше – ответ Сталина «механизмам», «наработкам» и т.п.: «Марксизм вовсе не отрицает роли выдающихся личностей или того, что люди делают историю. У Маркса, в его “Нищете философии” и других произведениях, Вы можете найти слова о том, что именно люди делают историю. Но, конечно, люди делают историю не так, как им подсказывает какая-нибудь фантазия, не так, как им придет в голову. Каждое новое поколение встречается с определенными условиями, уже имевшимися в готовом виде в момент, когда это поколение народилось. И великие люди стоят чего-нибудь только постольку, поскольку они умеют правильно понять эти условия, понять, как их изменить. Если они этих условий не понимают и хотят эти условия изменить так, как им подсказывает их фантазия, то они, эти люди, попадают в положение Дон-Кихота».

Говорить-то Сталин говорил, однако именно по его заказу снят фильм «Иван Грозный» с апологией царя и опричны. Сталин вообще много хороших вещей говорил – только вот действовал наоборот. Говорил, что СССР откажется от продажи водки, а сам только наращивал ее производство. Говорил, что Троцкий был одним из вождей революции, а потом изгнал его из страны и принялся начисто отрицать его роль в революции.
Однако нельзя, в связи с тем верным, что сказал Сталиным, не вспомнить Бориса Кагарлицкого, который, ничтоже сумняшеся, при условиях, далеких от социалистической революции, провозгласил национально-освободительное антифашистское восстание в Новороссии социалистической революцией.
Нельзя не пнуть анархистов, которые призывают на любой стадии развития. независимо от уровня развития производительных сил, уничтожить государство.
Нельзя не указать на сумасшедших, которые призывают к восстановлению СССР – хотя ни казахи, ни грузины, ни прибалты, ни украинцы, ни молдаване, ни азербайджанцы и даже белорусы этого не хотят.
Нельзя не посмеяться над троцкистами, которые уже какое десятилетие твердят о наличии революционной ситуации.

Между прочим, реформы, которые собирались провести противники Петра, Голицыны, были теми же, что проводил Петр.
Екатерина Дашкова – женщина весьма умная, в 14 лет читала Гельвеция. Она пишет, что Россия в период восшествия Петра на трон – созрела для реформ, это был великолепный материал для преобразований. Петр же распорядился с этим материалом по-варварски.

Беседу Сталина с Эмилем Людвигом опубликовали на ряде сайтов опубликовали. Оригинал на странице http://grachev62.narod.ru/stalin/index.htm, перепечатал и сайт Aftershock.
Вопрос к статье: был ли Сталин марксистом? Подразумевается, что Сталин в беседе дал ответ, что он марксист.
Комментарии к статье на Aftreshock поражают своей убогостью. За исключением пары ответов одного пользователя, но и он под конец начинает врать и передергивать.
Оставлено существенное.

«Людвиг. … Сегодня, здесь, в Кремле, я видел некоторые реликвии Петра Великого, и первый вопрос, который я хочу Вам задать, следующий: допускаете ли Вы параллель между собой и Петром Великим? Считаете ли Вы себя продолжателем дела Петра Великого?
Сталин. Ни в каком роде. Исторические параллели всегда рискованны. Данная параллель бессмысленна.
Людвиг. Но ведь Петр Великий очень много сделал для развития своей страны, для того, чтобы перенести в Россию западную культуру.
Сталин. Да, конечно, Петр Великий сделал много для возвышения класса помещиков и развития нарождавшегося купеческого класса. Петр сделал очень много для создания и укрепления национального государства помещиков и торговцев. Надо сказать также, что возвышение класса помещиков, содействие нарождавшемуся классу торговцев и укрепление национального государства этих классов происходило за счет крепостного крестьянства, с которого драли три шкуры».

Что ж, можно только посочувствовать тем сталинистам и патриотам, которые твердят о величии Петра и Ивана Грозного.

«Что касается меня, то я только ученик Ленина и цель моей жизни – быть достойным его учеником. Задача, которой я посвящаю свою жизнь, состоит в возвышении другого класса, а именно – рабочего класса. Задачей этой является не укрепление какого-либо “национального” государства, а укрепление государства социалистического, и значит – интернационального, причем всякое укрепление этого государства содействует укреплению всего международного рабочего класса. Если бы каждый шаг в моей работе по возвышению рабочего класса и укреплению социалистического государства этого класса не был направлен на то, чтобы укреплять и улучшать положение рабочего класса, то я считал бы свою жизнь бесцельной. Вы видите, что Ваша параллель не подходит. Что касается Ленина и Петра Великого, то последний был каплей в море, а Ленин – целый океан».

Вообще-то целью коммунистов является не возвышение рабочего класса, а бесклассовое общество, следовательно, исчезновение рабочего класса. К этому вернемся ниже.

«Людвиг. Марксизм отрицает выдающуюся роль личности в истории. Не видите ли Вы противоречия между материалистическим пониманием истории и тем, что Вы все-таки признаете выдающуюся роль исторических личностей?
Сталин. Нет, противоречия здесь нет. Марксизм вовсе не отрицает роли выдающихся личностей или того, что люди делают историю. У Маркса, в его “Нищете философии” и других произведениях, Вы можете найти слова о том, что именно люди делают историю. Но, конечно, люди делают историю не так, как им подсказывает какая-нибудь фантазия, не так, как им придет в голову. Каждое новое поколение встречается с определенными условиями, уже имевшимися в готовом виде в момент, когда это поколение народилось. И великие люди стоят чего-нибудь только постольку, поскольку они умеют правильно понять эти условия, понять, как их изменить. Если они этих условий не понимают и хотят эти условия изменить так, как им подсказывает их фантазия, то они, эти люди, попадают в положение Дон-Кихота. Таким образом, именно по Марксу вовсе не следует противопоставлять людей условиям. Именно люди, но лишь поскольку они правильно понимают условия, которые они застали в готовом виде, и лишь поскольку они понимают, как эти условия изменить, – делают историю. Так, по крайней мере, понимаем Маркса мы, русские большевики. А мы изучали Маркса не один десяток лет.
Людвиг. Лет 30 тому назад, когда я учился в университете, многочисленные немецкие профессора, считавшие себя сторонниками материалистического понимания истории, внушали нам, что марксизм отрицает роль героев, роль героических личностей в истории.
Сталин. Это были вульгаризаторы марксизма. Марксизм никогда не отрицал роли героев. Наоборот, роль эту он признает значительной, однако, с теми оговорками, о которых я только что говорил».

Всё не так. Вот что отмечают сами сталинисты: «… в «Немецко-французском ежегоднике» (1844 г.) мы встречаем положение о народных массах как о решающей силе общественного прогресса; в «Святом семействе» (1844 г.) деятельность народа рассматривается как основное содержание исторического процесса; в «Немецкой идеологии» (1845 – 1846 гг.) содержится учение о классовой борьбе как движущей силе общественного развития; в первых зрелых произведениях марксизма – «Нищете философии» (1847 г.) и «Манифесте Коммунистической партии» (1847 – 1848 гг.) эти проблемы получают дальнейшее развитие».

Обратим внимание, как решает вопрос Ленин:
«...Идея исторической необходимости ничуть не подрывает роли личности в истории: история вся слагается именно из действий личностей, представляющих из себя несомненно деятелей. Действительный вопрос, возникающий при оценке общественной деятельности личности, состоит в том, при каких условиях этой деятельности обеспечен успех? в чем состоят гарантии того, что деятельность эта не останется одиночным актом, тонущим в море актов противоположных? В этом же состоит и тот вопрос, который различно решают социал-демократы и остальные русские социалисты: каким образом деятельность, направленная к осуществлению социалистического строя, должна втянуть массы, чтобы принести серьезные плоды? Очевидно, что разрешение этого вопроса прямо и непосредственно зависит от представления о группировке общественных сил в России, о борьбе классов, из которой складывается русская действительность...» («Что такое друзья народам и как они воюют против социал-демократов?». Полн. собр. соч., т. 1, с. 1?9.)

И еще: «В заключение, несколько слов об "авторитетах". Марксисты не могут стоять на обычной точке зрения интеллигента-радикала с его якобы революционной отвлеченностью: "никаких авторитетов".
Нет. Рабочему классу, ведущему во всем мире трудную и упорную борьбу за полное освобождение, нужны авторитеты, – но, разумеется, в том только смысле, в каком молодым рабочим нужен опыт старых борцов против угнетения и эксплуатации, борцов, проведших много стачек, участвовавших в ряде революций, умудренных революционными традициями и широким политическим кругозором. Авторитет всемирной борьбы пролетариата нужен пролетариям каждой страны. Авторитет теоретиков всемирной социал-демократии нужен нам для уяснения программы и тактики пашей партии. Но этот авторитет не имеет, конечно, ничего общего с казенными авторитетами буржуазной науки и полицейской политики. Этот авторитет есть авторитет более разносторонней борьбы в тех же рядах всемирной социалистической армии. Насколько важен он для расширения кругозора борцов, настолько недопустима была бы в рабочей партии претензия решать со стороны, издали, практические и конкретные вопросы ближайшей политики. Коллективность передовых сознательных рабочих каждой страны, ведущих непосредственную борьбу, всегда будет наибольшим авторитетом во всех таких вопросах». (Ленин В.И. Предисловие к русскому переводу брошюры К.Каутского "Движущие силы и перспективы русской революции". – ПСС., Т. 14)

А теперь посмотрим, как смотрел на это дело Энгельс: «Каков бы ни был ход истории, люди делают ее так: каждый преследует свои собственные сознательно поставлен¬ные цели, а в результате этого множества действующих по различным на¬правлениям стремлений и их разнообразных воздействий на внешний мир получается история… Но, с одной стороны… действующие в истории многие единичные стремления в большинстве случаев ведут за собой совсем не те последствия, какие имелись в виду. Очень часто эти последствия прямо противоположны желаниям деятелей. И уже по одному этому побуждения, двигавшие деятелей, имеют, в послед¬нем счете, лишь второстепенное значение… Люди сами делают свою историю, но до сих пор они делали ее, не руководясь общей волей, по единому общему плану, и даже не в рамках определенным образом ограниченного, данного общества. Их стремления перекрещиваются, и во всех таких обществах господствует поэтому необходимость, дополнением и формой проявления которой является случайность». (Энгельс Ф. Письмо В.Боргиусу, 25 января 1894 г. – Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 39, с. 175-176.)

То есть: Энгельс подчеркивает, что история не имеет фатального характера, она отлична от механики или машины с программным управлением, которой ведает умный программист. Но, с другой стороны, тут же пишет о некоем плане, «единой воле».
Хочет ли рабочий вставать в 6 утра и идти на черную, тяжелую, монотонную, отупляющую работу? Нет, конечно. И крестьянин. Но «единая воля», которая вовсе не совпадает с их волей, заставляет их ежедневно портить глаза, вдыхать яды, ломать руки.

«Ясно само собой, что иначе будет обстоять в социалистическом обществе, где люди действуют организованно, планомерно, как единое общество с единой волей, и где люди все больше будут приходить к желаемым результатам» (Энгельс Ф. Об авторитете).

Но вот что пишет Маркс: «...Из отвращения ко всякому культу личности я во время существования Интернационала никогда не допускал до огласки многочисленные обращения, в которых признавались мои заслуги и которыми мне надоедали из разных стран, – я даже никогда не отвечал на них, разве только изредка за них отчитывал. Первое вступление Энгельса и мое в тайное общество коммунистов (Союз коммунистов. – Ред.) произошло под тем непременным условием, что из устава будет выброшено все, что содействует суеверному преклонению перед авторитетами...» (Маркс К. Письмо В. Боргиусу, 1 ноября 1877 г. – Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 31)
И еще Маркс пишет, что социализм – это не исполнение какой-то там «единой воли», это «живое творчество масс». А творчество не планируется.

Сталинисты не понимают, что авторитет не возникает сам собой – он есть отражение производственных отношений. Именно эти капиталистические отношения, когда над рабочими стоит авторитет буржуа и буржуазного государства, подкрепленный церковью, и навеяли столь нелепые мысли о необходимости авторитета для рабочего.
Что до «целенаправленной деятельности», ее осуществляют в любой капиталистической монополии. Там тоже – «единая воля».

Стоит ли говорить, что даже такие светила, как Поршнев, выделяют в работах Ленина именно «авторитетную» составляющую («Социальная психология»)
Если Энгельс в вопросе об авторитете обходит вниманием материалистическую позицию, что класс – первичен, а партия («единая воля») – глубоко вторична, то Маркс и Ленин исправляют его ошибку. Наконец, всё на свои места расставляет «Интернационал»:

Никто не даст нам избавленья -
Ни бог, ни царь и не герой,
Добьёмся мы освобожденья
Своею собственной рукой.

«Людвиг. Вокруг стола, за которым мы сидим, 16 стульев. За границей, с одной стороны, знают, что СССР – страна, в которой все должно решаться коллегиально, а с другой стороны знают, что все решается единолично. Кто же решает?
Сталин. Нет, единолично нельзя решать. Единоличные решения всегда или почти всегда – однобокие решения. Во всякой коллегии, во всяком коллективе, имеются люди, с мнением которых надо считаться. Во всякой коллегии, во всяком коллективе, имеются люди, могущие высказать и неправильные мнения. На основании опыта трех революций, мы знаем, что приблизительно из 100 единоличных решений, не проверенных, не исправленных коллективно, 90 решений – однобокие. В нашем руководящем органе, в ЦК нашей партии, который руководит всеми нашими советскими и партийными организациями, имеется около 70 членов. Среди этих 70 членов ЦК имеются наши лучшие промышленники, наши лучшие кооператоры, наши лучшие снабженцы, наши лучшие военные, наши лучшие пропагандисты, наши лучшие агитаторы, наши лучшие знатоки совхозов, наши лучшие знатоки колхозов, наши лучшие знатоки индивидуального крестьянского хозяйства, наши лучшие знатоки наций Советского Союза и национальной политики. В этом ареопаге сосредоточена мудрость нашей партии. Каждый имеет возможность исправить чье-либо единоличное мнение, предложение. Каждый имеет возможность внести свой опыт. Если бы этого не было, если бы решения принимались единолично, мы имели бы в своей работе серьезнейшие ошибки. Поскольку же каждый имеет возможность исправлять ошибки отдельных лиц, и поскольку мы считаемся с этими исправлениями, наши решения получаются более или менее правильными».

Трудно военный период с полным отсутствием коллегиальных решений по вопросам обороны Киева, Харькова, осуждения Павлова, не говоря уже о донесениях разведки о начале войны приводить в пример. Но какое ж это было коллегиальное решение, когда Сталин сначала примкнул к группе Бухарина против плана ускоренной коллективизации плана Троцкого, потом выслал Троцкого из страны – и принял его план. А противников Троцкого, группу Бухарина – расстрелял.  И как же это коллегиальное решение могло заключаться в том, чтобы осудить генетику, а Вавилова уничтожить в тюрьме.

«Людвиг. За Вами десятки лет подпольной работы. Вам приходилось подпольно перевозить и оружие, и литературу, и т.д. Не считаете ли Вы, что враги Советской власти могут заимствовать Ваш опыт и бороться с Советской властью теми же методами?
Сталин. Это, конечно, вполне возможно.
Людвиг. Не в этом ли причина строгости и беспощадности вашей власти в борьбе с ее врагами?
Сталин. Нет, главная причина не в этом. Можно привести некоторые исторические примеры. Когда большевики пришли к власти, они сначала проявляли по отношению к своим врагам мягкость. Меньшевики продолжали существовать легально и выпускали свою газету. Эсеры также продолжали существовать легально и имели свою газету. Даже кадеты продолжали издавать свою газету. Когда генерал Краснов организовал контрреволюционный поход на Ленинград и попал в наши руки, то по условиям военного времени мы могли его по меньшей мере держать в плену, более того, мы должны были бы его расстрелять. А мы его выпустили “на честное слово”. И что же? Вскоре выяснилось, что подобная мягкость только подрывает крепость Советской власти. Мы совершили ошибку, проявляя подобную мягкость по отношению к врагам рабочего класса. Если бы мы повторили и дальше эту ошибку, мы совершили бы преступление по отношению к рабочему классу, мы предали бы его интересы. И это вскоре стало совершенно ясно. Очень скоро выяснилось, что чем мягче мы относимся к нашим врагам, тем больше сопротивления эти враги оказывают. Вскоре правые эсеры – Гоц и другие и правые меньшевики организовали в Ленинграде контрреволюционное выступление юнкеров, в результате которого погибло много наших революционных матросов. Тот же Краснов, которого мы выпустили “на честное слово”, организовал белогвардейских казаков. Он объединился с Мамонтовым и в течение двух лет вел вооруженную борьбу против Советской власти. Вскоре оказалось, что за спиной этих белых генералов стояли агенты западных капиталистических государств – Франции, Англии, Америки, а также Японии. Мы убедились в том, как мы ошибались, проявляя мягкость. Мы поняли из опыта, что с этими врагами можно справиться лишь в том случае, если применять к ним самую беспощадную политику подавления».

Вопрос состоит вовсе не в жестокости, хотя вопрос о гестаповских пытках, применявшихся сотрудниками НКВД, никто не снимает. Вопрос в том, на каком основании Бухарина, Тухачевского и пр. причислили к врагам Советской власти, когда они ее сами завоевывали, хотя они стояли на вершине власти, потому у них не было НИКАКИХ мотивов ее свергать! На каком основании их осудили, если НА ВСЕХ судах не было предъявлено НИ ЕДИНОГО вещественного доказательства?
Знаете, с помощью какого идиотизма объясняли последний момент судьи? Дескать, «враги» прошли школу подпольной борьбы и хорошо прятали вещественные доказательства. Мы к этому выверту Сталина еще вернемся.
У царей сталинская клика переняла опыт выбивания показаний с помощью пыток. Вот кто у кого и что перенял.

«Людвиг. Мне кажется, что значительная часть населения Советского Союза испытывает чувство страха, боязни перед Советской властью, и что на этом чувстве страха в определенной мере покоится устойчивость Советской власти. Мне хотелось бы знать, какое душевное состояние создается у Вас лично при сознании, что в интересах укрепления власти надо внушать страх. Ведь в общении с Вашими товарищами, с Вашими друзьями Вы действуете совсем иными методами, не методами внушения боязни, а населению внушается страх.
Сталин. Вы ошибаетесь. Впрочем, Ваша ошибка – ошибка многих. Неужели Вы думаете, что можно было бы в течение 14 лет удерживать власть и иметь поддержку миллионных масс благодаря методу запугивания, устрашения? Нет, это невозможно. Лучше [c.109] всех умело запугивать царское правительство. Оно обладало в этой области громадным старым опытом. Европейская, в частности французская, буржуазия всячески помогала в этом царизму и учила его устрашать народ. Несмотря на этот опыт, несмотря на помощь европейской буржуазии, политика устрашения привела к разгрому царизма.
Людвиг. Но ведь Романовы продержались 300 лет.
Сталин. Да, но сколько было восстаний и возмущений на протяжении этих 300 лет: восстание Степана Разина, восстание Емельяна Пугачева, восстание декабристов, революция 1905 года, революция в феврале 1917 года, Октябрьская революция. Я уже не говорю о том, что нынешние условия политической и культурной жизни страны в корне отличаются от условий старого времени, когда темнота, некультурность, покорность и политическая забитость масс давали возможность тогдашним “правителям” оставаться у власти на более или менее продолжительный срок. Что касается народа, что касается рабочих и крестьян СССР, то они вовсе не такие смирные, покорные и запуганные, какими Вы себе их представляете. В Европе многие представляют себе людей в СССР по старинке, думая, что в России живут люди, во-первых, покорные, во-вторых, ленивые. Это устарелое и в корне неправильное представление. Оно создалось в Европе с тех времен, когда стали наезжать в Париж русские помещики, транжирили там награбленные деньги и бездельничали. Это были действительно безвольные и никчемные люди. Отсюда делались выводы о “русской лени”. Но это ни в какой мере не может касаться русских рабочих и крестьян, которые добывали и добывают средства к жизни своим собственным трудом. Довольно странно считать покорными и ленивыми русских крестьян и рабочих, проделавших в короткий срок три революции, разгромивших царизм и буржуазию и победоносно строящих ныне социализм.
Вы только что спрашивали меня, решает ли у нас все один человек. Никогда, ни при каких условиях, наши рабочие не потерпели бы теперь власти одного лица. Самые крупные авторитеты сходят у нас на нет, превращаются в ничто, как только им перестают доверять рабочие массы, как только они теряют контакт с рабочими массами. Плеханов пользовался совершенно исключительным авторитетом. И что же? Как только он стал политически хромать, рабочие забыли его, отошли от него и забыли его. Другой пример: Троцкий. Троцкий тоже пользовался большим авторитетом, конечно, далеко не таким, как Плеханов. И что же? Как только он отошел от рабочих, его забыли.
Людвиг. Совсем забыли?
Сталин. Вспоминают иногда, – со злобой.
Людвиг. Все со злобой?
Сталин. Что касается наших рабочих, то они вспоминают о Троцком со злобой, с раздражением, с ненавистью.
Конечно, имеется некоторая небольшая часть населения, которая действительно боится Советской власти и борется с ней. Я имею в виду остатки умирающих, ликвидируемых классов и, прежде всего, незначительную часть крестьянства, – кулачество. Но тут речь идет не только о политике устрашения этих групп, которая действительно существует. Всем известно, что мы, большевики, не ограничиваемся здесь устрашением и идем дальше, ведя дело к ликвидации этой буржуазной прослойки. Но если взять трудящееся население СССР, рабочих и трудящихся крестьян, представляющих не менее 90% населения, то они стоят за Советскую власть и подавляющее большинство их активно поддерживает советский режим. А поддерживают они Советский строй потому, что этот строй обслуживает коренные интересы рабочих и крестьян. В этом основа прочности Советской власти, а не в политике так называемого устрашения».

Как быстро рабочие – согласно Сталину – забыли, что Троцкий был вождем Октябрьской революции наравне с Лениным (и Сталин сам подтверждал это), что он создал Красную армию. Во время Гражданской войны именем Троцкого были названы два бронепоезда, № 12 и № 89. К концу Гражданской войны к Троцкому относились с огромным уважением, его портреты висели даже в детских учреждениях.
В 1923 г. в знак заслуг Троцкого перед большевизмом во время борьбы с силами Керенского-Краснова в 1917 году и во время обороны Петрограда в 1919 году город Гатчина была переименована в город Троцк, причём 5 ноября 1923 года горсовет даже избрал своими «почётными председателями» Ленина, Троцкого и Зиновьева.
Каким образом партия до 1926 г. избирала в Политбюро человека, к которому – согласно Сталину – рабочие испытывают злобу? А ведь Троцкий в это время – лишь оппозиционер, точно такой же оппозиционер, как Н. К. Крупская.
Под предлогом «нарушения партийной дисциплины» Троцкий и Каменев в октябре 1926 года исключаются из Политбюро. Но и после этого Троцкий остается в ЦК!
В июне 1927 года главный контрольный орган партии, ЦКК рассматривает дела Зиновьева и Троцкого, однако решает их из партии не исключать.
В 1928-м Троцкого силком высылают в Алма-Ату, в 1929-м высылают из страны. Скажите, что такого жуткого Троцкий за пару лет смог содеять для рабочих, что они вспоминали о нем со злобой??
На самом деле авторитет Троцкого на Урале и в Сибири не уменьшился даже после его высылки из страны. Потребовались долгие годы, чтобы только к 1938 году состряпать из Троцкого мировое зло.
Людвиг, конечно. переборщил с запугиванием как способом удержания власти. Но заметим, как Сталин ответил ему! Дескать, разве можно 14 лет удерживать народ запугиванием. Людвиг резонно замечает, что Романовы продержались 300 лет. На что Сталин вместо ответа перескакивает на другой вопрос: как жили рабочие и крестьяне и царской России. То есть: 14 лет не показатель, можно и 300 лет запугивать, аргумент Сталина не прошел, потому Сталин завел речь о восстаниях.
Сталин только забыл рассказать писателю, что в 1928-1929 гг. вследствие аграрной политики Сталина в стране случилось 13 тыс. крестьянских восстаний, по 6,5 тыс. в год. Тогда как при царе, с 1900 по 1917-й произошло 17 тыс. восстаний, т.е. менее, чем 944 восстания в год.
Но главное в данном фрагменте – фраза Сталина, что Советский «строй обслуживает коренные интересы рабочих и крестьян».
Опустим позицию Ленина по данному вопросу, что нужно «не правительство, идущее навстречу пролетариату, а нужно правительство пролетариата», т.е. управленцев, подчиненных пролетариату («Пролетарская революция и ренегат Каутский»). Но можно узнать, что это за зверь такой – коренные интересы? Наесться от  пуза, что ли? Скатерочку спереть… Лидер испанской компартии Сантьяго Каррильо так и говорил: коммунизм – это когда у каждого по две машины и три жены. Словом, все как в фильме «Курьер»: иметь квартиру в Москве и дачу в окрестностях, авто и поменьше работать. Так?
Вообще-то коренной – это основной, фундаментальный. Для рабочего КЛАССА это движение к коммунизму, к бесклассовому обществу, для достижения этой окончательной цели – цель промежуточная, завоевание рабочим классом политической власти. Для перехода к коммунизму необходимо преодоление противоречия между трудом физическим и умственным. Ведь именно старое общественное разделение труда генерирует в обществе классы.
Что же пишет Сталин в 1952 году в своей брошюре «Экономические проблемы социализма»? А то, что в СССР якобы нет противоречий между интеллигенцией и рабочими, все с утра до вечера, взявшись за руки, послушно строят коммунизм.

«Людвиг. Я Вам очень благодарен за этот ответ. Прошу Вас извинить меня, если я Вам задам вопрос, могущий Вам показаться странным. В Вашей биографии имеются моменты, так сказать, “разбойных” выступлений. Интересовались ли Вы личностью Степана Разина? Каково Ваше отношение к нему, как “идейному разбойнику”?
Сталин. Мы, большевики, всегда интересовались такими историческими личностями, как Болотников, Разин, Пугачев и др. Мы видели в выступлениях этих людей отражение стихийного возмущения угнетенных классов, стихийного восстания крестьянства против феодального гнета. Для нас всегда представляло интерес изучение истории первых попыток подобных восстаний крестьянства. Но, конечно, какую-нибудь аналогию с большевиками тут нельзя проводить. Отдельные крестьянские восстания даже в том случае, если они не являются такими “разбойными” и неорганизованными, как у Степана Разина, ни к чему серьезному не могут привести. Крестьянские восстания могут приводить к успеху только в том случае, если они сочетаются с рабочими восстаниями, и если рабочие руководят крестьянскими восстаниями. Только комбинированное восстание во главе с рабочим классом может привести к цели. Кроме того, говоря о Разине и Пугачеве, никогда не надо забывать, что они были царистами: они выступали против помещиков, но за “хорошего царя”. Ведь таков был их лозунг. Как видите, аналогия с большевиками никак не подходит». …

Представим себе, собрались вместе Симон сын Гиоры, Лакипу, Спартак, Бар Кохба, Уот Тайлер, Василий Ус, Болотников, Булавин, Артигас, Сапата. Подходит к ним Сталин и говорит: «Братья и сестры. Только комбинированное восстание. Причем во главе с рабочим классом, только это может привести к цели». Все бросаются искать рабочий класс – нету! Тогда Сталин им и говорит: «Складывай оружие, ваши восстания к успеху не приведут». Те понуро разбредаются складывать оружие… Если Сталин так долго изучал марксизм, так мог бы знать, что, например,  восстания рабов заставили Солона провести реформы. Восстание Пугачева заставило поднять зарплату рабочим уральских заводов.

«Людвиг. Я наблюдаю в Советском Союзе исключительное уважение ко всему американскому…
Сталин. … Несмотря на то, что Америка высоко развитая капиталистическая страна, там нравы в промышленности, навыки в производстве содержат нечто от демократизма, чего нельзя сказать о старых европейских капиталистических странах, где все еще живет дух барства феодальной аристократии. …
Несмотря на то, что феодализм как общественный порядок давно уже разбит в Европе, значительные пережитки его продолжают существовать и в быту, и в нравах. Феодальная среда продолжает выделять и техников, и специалистов, и ученых, и писателей, которые вносят барские нравы в промышленность, в технику, науку, литературу. Феодальные традиции не разбиты до конца. Этого нельзя сказать об Америке, которая является страной “свободных колонизаторов”, без помещиков, без аристократов. Отсюда крепкие и сравнительно простые американские нравы в производстве. Наши рабочие-хозяйственники, побывавшие в Америке, сразу подметили эту черту. Они не без некоторого приятного удивления рассказывали, что в Америке в процессе производства трудно отличить с внешней стороны инженера от рабочего. И это им нравится, конечно. Совсем другое дело в Европе. …»

Сталин элементарно необразован. Последний закон о сегрегации негров был отменен в США лишь в 1964 году, а плантаторы существуют и по сей день. Не заметить аристократов в США – мощно, но еще веселее фантазия Сталина, что в США якобы инженера трудно отличить от рабочего.

«Людвиг. Я Вам очень благодарен за это заявление. Разрешите задать Вам следующий вопрос: Вы говорите об “уравниловке”, причем это слово имеет определенный иронический оттенок по отношению ко всеобщему уравнению. Но ведь всеобщее уравнение является социалистическим идеалом.
Сталин. Такого социализма, при котором все люди получали бы одну и ту же плату, одинаковое количество мяса, одинаковое количество хлеба, носили бы одни и те же костюмы, получали бы одни и те же продукты в одном и том же количестве, – такого социализма марксизм не знает.
Марксизм говорит лишь одно: пока окончательно не уничтожены классы, и пока труд не стал из средства для существования первой потребностью людей, добровольным трудом на общество, люди будут оплачиваться за свою работу по труду. “От каждого по его способностям, каждому по его труду”, – такова марксистская формула социализма, т.е. формула первой стадии коммунизма, первой стадии коммунистического общества. Только на высшей стадии коммунизма, только при высшей фазе коммунизма каждый, трудясь в соответствии со своими способностями, будет получать за свой труд в соответствии со своими потребностями. “От каждого по способностям, каждому по потребностям”. Совершенно ясно, что разные люди имеют и будут иметь при социализме разные потребности. Социализм никогда не отрицал разницу во вкусах, в количестве и качестве потребностей. Прочтите, как Маркс критиковал Штирнера за его тенденции к уравниловке, прочтите марксову критику Готской программы 1875 г., прочтите последующие труды Маркса, Энгельса, Ленина, и Вы увидите, с какой резкостью они нападают на уравниловку. Уравниловка имеет своим источником индивидуально-крестьянский образ мышления, психологию дележки всех благ поровну, психологию примитивного крестьянского “коммунизма”. Уравниловка не имеет ничего общего с марксистским социализмом. Только люди, не знакомые с марксизмом, могут представлять себе дело так примитивно, будто русские большевики хотят собрать воедино все блага и затем разделить их поровну. Так представляют себе дело люди, не имеющие ничего общего с марксизмом. Так представляли себе коммунизм люди вроде примитивных “коммунистов” времен Кромвеля и французской революции. Но марксизм и русские большевики не имеют ничего общего с подобными уравниловскими “коммунистами”» …

Действительно, коммунисты никогда не говорили об уравнивании разных людей. Они говорят об уничтожении классового неравенства. И Маркс совершенно справедливо критиковал уравнительный коммунизм.
Сталин тут, будто бы, говорит правду. Но он говорит не всю правду.
Разумеется, уравниловка в СССР существовала именно в том виде, который описывает Сталин: одинаковое количество мяса, хлеба и т.д. По той простой причине, что производство носила товарный характер, когда цена продукта образуется на рынке. Потому совершенно разные рабочие получают не по затратам живого труда, а по труду овеществленному, усредненному. То есть – по тарифу.
Точно такая же картина в любой капиталистической стране. Именно капитализм с его законом стоимости – и есть самая настоящая уравниловка, которая ярче всего проявляется на конвейере.

БАРБЮС

Запись беседы Сталина с Анри Барбюсом 05.10.1932. Документ № 190.
«Тов. СТАЛИН. Спрашивает тов. БАРБЮСА, получил ли он несколько сот тысяч франков, собранных советскими рабочими во время митингов по поводу Амстердамского Конгресса, на которых присутствовало 300 тыс. человек. Тов. СТАЛИН спрашивает далее, говорила ли ему об этом тов. СТАСОВА.
Тов. БАРБЮС. Отвечает, что он не получил этой суммы.
Тов. СТАЛИН. Показывает и передает т. БАРБЮСУ некоторые номера газет, в которых помещены резолюции рабочих. Он обещает заняться урегулированием финансового вопроса.
Тов. БАРБЮС. Говорит, что руководители комитета считают необходимым перейти на «хозяйственный расчет», т.е. снова прибегнуть к системе добровольных подписок. Но в настоящее время необходима еще финансовая поддержка. Он говорит, что товарищи из Коминтерна постановили в течение 3-х месяцев выдавать Центру по 15 тыс. франков в м-ц, а также принять на свой счет расходы по проведению Страсбургского пленума.
Тов. СТАЛИН. Одобряет это и считает, что на первое время необходимо оказать финансовую поддержку организации, борющейся против войны и что в будущем придется рассчитывать на поддержку советских рабочих, так как рабочие капиталистических стран находятся под ударом свирепствующего кризиса.
Тов. БАРБЮС. Говорит, что это приблизительно все, что он хотел доложить тов. СТАЛИНУ, и просит т. СТАЛИНА высказать свои соображения.
…
Тов. СТАЛИН. Указывает, что: «Находясь под гнетом царизма, мы на 300 лет отстали от Европы. Мы считаем, что нам нужно еще очень многое сделать. Мы не можем удовлетвориться достигнутым. Но кое-что мы все же сделали».
Тов. БАРБЮС. Вторично выражает свой восторг всем виденным в СССР. Сейчас перед ним еще рельефнее выступила вся ложь, какую распространяет западная буржуазия о Советском Союзе и, в частности, о самом тов. СТАЛИНЕ, который на деле оказывается таким сердечным человеком.
На прощание тов. СТАЛИН еще раз обещает выяснить вопрос о собранных советскими рабочими деньгах, и выражает пожелание, чтобы именно у тов. БАРБЮСА был мандат на получение этих денег15.
Тов. СТАЛИН. Осведомляется, когда тов. БАРБЮС думает возвратиться из поездки на Днепрострой, и выражает надежду, что к его приезду ему удастся выяснить финансовый вопрос».
(РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 699. Л. 35–42, 43–51. Машинописный текст.
Пометка Зам. Пред. ВОКС Е. Лернера: «Перевод с французского записей, сделанных т. Анри Барбюсом и переводчиком. Проверен и проредактирован мною. 5 октября 32 г.» Машинопись в одном экземпляре отредактирована, особенно в части реплик Барбюса.)

В 1932 году – восстание вичугских ткачей. Крестьянские восстания.
Но легко беседовать с коммунистом Барбюсом, отягощенным необходимостью получения денег для антивоенного Амстердамского конгресса 1932 года, прошедшего под лозунгом «Все силы на защиту СССР». Но даже беседу с Барбюсом отредактировали. Особенно в части его реплик.

УЭЛЛС

Почитаем, что говорит Сталин в беседе с Гербертом Уэллсом 23.7.1934 года («Большевик», 1934, №17).
«Уэллс. … Моя поездка в Соединенные Штаты произвела на меня потрясающее впечатление. Рушится старый финансовый мир, перестраивается по-новому экономическая жизнь страны. Ленин в свое время сказал, что надо "учиться торговать", учиться этому у капиталистов. Ныне капиталисты должны учиться у вас, постигнуть дух социализма. Мне кажется, что в Соединенных Штатах речь идет о глубокой реорганизации, о создании планового, то есть социалистического хозяйства. Вы и Рузвельт отправляетесь от двух разных исходных точек. Но не имеется ли идейной связи, идейного родства между Вашингтоном и Москвой? Мне, например, бросилось в глаза в Вашингтоне то же, что происходит здесь: расширение управленческого аппарата, создание ряда новых государственных регулирующих органов, организация все объемлющей общественной службы. Так же, как и в вашей стране, им не хватает умения руководить.
Сталин. У США другая цель, чем у нас, в СССР. Та цель, которую преследуют американцы, возникла на почве экономической неурядицы, хозяйственного кризиса. Американцы хотят разделаться с кризисом на основе частнокапиталистической деятельности, не меняя экономической базы. Они стремятся свести к минимуму ту разруху, тот ущерб, которые причиняются существующей экономической системой. У нас же, как Вы знаете, на месте разрушенной старой экономической базы создана совершенно другая, новая экономическая база. Даже если те американцы, о которых Вы говорите, частично добьются своей цели, то есть сведут к минимуму этот ущерб, то и в этом случае они не уничтожат корней той анархии, которая свойственна существующей капиталистической системе. Они сохраняют тот экономический строй, который обязательно должен приводить, не может не приводить к анархии в производстве. Таким образом, в лучшем случае речь будет идти не о перестройке общества, не об уничтожении общественного строя, порождающего анархию и кризисы, а об ограничении отдельных отрицательных его сторон, ограничении отдельных его эксцессов. Субъективно эти американцы, может быть, и думают, что перестраивают общество, но объективно нынешняя база общества сохраняется у них. Поэтому объективно никакой перестройки общества не получится. Не будет и планового хозяйства. Ведь что такое плановое хозяйство, каковы некоторые его признаки? Плановое хозяйство стремится уничтожить безработицу. Допустим, что удастся, сохраняя капиталистический строй, довести безработицу до некоторого минимума. Но ведь ни один капиталист никогда и ни за что не согласится на полную ликвидацию безработицы, на уничтожение резервной армии безработных, назначение которой - давить на рынок труда, обеспечивать дешевле оплачиваемые рабочие руки. Вот Вам уже одна прореха в "плановом хозяйстве" буржуазного общества. Плановое хозяйство предполагает далее, что усиливается производство в тех отраслях промышленности, продукты которых особенно нужны народным массам. А Вы знаете, что расширение производства при капитализме происходит по совершенно иным мотивам, что капитал устремляется в те отрасли хозяйства, где более значительна норма прибыли. Никогда Вы не заставите капиталиста наносить самому себе ущерб и согласиться на меньшую норму прибыли во имя удовлетворения народных нужд. Не освободившись от капиталистов, не разделавшись с принципом частной собственности на средства производства, Вы не создадите планового хозяйства».

1. Уэллс и Сталин не понимают, что план – это еще не социализм. План – это как раз завоевание капитализма. В СССР при Сталине (да и позже) не был выполнен ни один план. Социализм же – это «живое творчество масс» (Маркс).
2. Безработица долго существовала в СССР в довольно широких масштабах. Уменьшить ее удалось только после ВОВ, но и в 1987 г. она составила 0,6% (1,7 млн человек). Гитлеру удалось уничтожить безработицу на основе капиталистического хозяйства.
3. Капитализм (до распада СССР) удовлетворял-таки народные нужды – в развитых странах обучение и медицина были бесплатными, безработным выплачивали пособие.
4. На примере СССР мы видели, что развитие производства как раз нацеливается вовсе не на те продукты, которые особенно нужны народным массам. Во-первых, тормозилось развитие микробиологии, генетики. С другой стороны, в СССР, как и в любой капиталистической стране, производство группы А опережало производство группы Б. Космическая отрасль после первых успехов перестала быть «особенно нужным продуктом» для широких масс.
5. Наконец, Рузвельт все же вывел страну из кризиса, Сталин зря каркал.

«Уэллс. … Но я хотел бы подчеркнуть, что если страна в целом приемлет принцип планового хозяйства, если правительство понемногу, шаг за шагом, начинает последовательно проводить этот принцип, то, в конечном счете, будет уничтожена финансовая олигархия и водворится социализм в том смысле, в каком его понимают в англо-саксонском мире. Рузвельтовские лозунги "нового порядка" имеют колоссальный эффект и, по-моему, являются социалистическими лозунгами. Мне кажется, что вместо того, чтобы подчеркивать антагонизм между двумя мирами, надо было бы в современной обстановке стремиться установить общность языка между всеми конструктивными силами.
Сталин. Когда я говорю о невозможности осуществления принципов планового хозяйства при сохранении экономической базы капитализма, я этим ни в какой степени не хочу умалить выдающиеся личные качества Рузвельта - его инициативу, мужество, решительность. Несомненно, из всех капитанов современного капиталистического мира Рузвельт - самая сильная фигура. Я поэтому хотел бы еще раз подчеркнуть, что мое убеждение в невозможности планового хозяйства в условиях капитализма вовсе не означает сомнения в личных способностях, таланте и мужестве президента Рузвельта. Но самый талантливый полководец, если обстановка ему не благоприятствует, не может добиться той цели, о которой Вы говорите. Теоретически, конечно, не исключено, что можно в условиях капитализма понемногу, шаг за шагом, идти к той цепи, которую Вы называете социализмом в англо-саксонском толковании этого слова. Но что будет означать этот "социализм"?
В лучшем случае - некоторое обуздание наиболее необузданных отдельных представителей капиталистического профита, некоторое усиление регулирующего начала в народном хозяйстве. Все это хорошо. Но как только Рузвельт или какой-либо другой капитан современного буржуазного мира захочет предпринять что-нибудь серьезное против основ капитализма, он неизбежно потерпит полную неудачу. Ведь банки не у Рузвельта, ведь промышленность не у него, ведь крупные предприятия, крупные экономии - не у него. Ведь все это является частной собственностью. И железные дороги, и торговый флот - все это в руках частных хозяев. И, наконец, армия квалифицированного труда, инженеры, техники, они ведь тоже не у Рузвельта, а у частных хозяев, они работают на них. Нельзя забывать о функциях государства в буржуазном мире. Это - институт организации обороны страны, организации охраны "порядка", аппарат собирания налогов. Хозяйство же в собственном смысле мало касается капиталистического государства, оно не в его руках. Наоборот, государство находится в руках капиталистического хозяйства. Поэтому я боюсь, что Рузвельт, несмотря на всю свою энергию и способности, не добьется той цели, о которой Вы говорите, если вообще у него есть эта цель. Может быть, через несколько поколений можно было бы несколько приблизиться к этой цели, но я лично считаю и это маловероятным».

История показала неправоту Сталина в отношении «маловероятно».
Однако отметим: Уэллс в принципе не понимает, что такое социализм. То есть, государство диктатуры пролетариата. И это государство есть насилие над буржуазией. Во-вторых – и это главное – диктатура пролетариата означает способность рабочих взять управление ВСЕЙ экономикой в свои руки, а роль госчиновников по заветам Ленина, свести к роли простых исполнителей воли трудящихся. Социализм означает, пишет Ленин в «Очередные задачи Советской власти», что «каждый после отработки своего 8-часового урока начинает заниматься государственной деятельностью». И Сталин не возражает непониманию Уэллса. Еще бы – ведь ничего того, о чем пишет Ленин, в СССР не было и в помине.
Отметим: видимо, понятие государственно-монополистичекого капитализма незнакомо Сталину? А ведь Ленин указывал на неизбежность нового этапа в развитии капитализма, на котором капитализм монополистический перерастает в государственно-монополистический, он писал о ГМК и в «Империализм как последняя стадия…», и в «Грозящая катастрофа…» Нет, конечно, Сталин был знаком. Он просто не хотел говорить о нем с Уэллсом – слишком очевидными прослеживались аналогии с СССР.
Между прочим, в 80-е в США 25% акций всех предприятий принадлежало государствую В то время контрольный пакет акций в США определялся в 22,5%.

«Уэллс. Я, может быть, сильнее, чем Вы, верю в экономическую интерпретацию политики. Благодаря изобретениям и современной науке приведены в действие громадные силы, ведущие к лучшей организации, к лучшему функционированию человеческого коллектива, то есть к социализму. Организация и регулирование индивидуальных действий стали механической необходимостью, независимо от социальных теорий. Если начать с государственного контроля над банками, затем перейти к контролю над транспортом, над тяжелой промышленностью, над промышленностью вообще, над торговлей и т.д., то такой всеобъемлющий контроль будет равносилен государственной собственности на все отрасли народного хозяйства. Это и будет процессом социализации. Ведь социализм, с одной стороны, и индивидуализм - с другой, не являются такими же антиподами, как черное и белое. Между ними имеется много промежуточных стадий. Имеется индивидуализм, граничащий с бандитизмом, и имеется дисциплинированность и организованность, равносильная социализму. Осуществление планового хозяйства зависит в значительной степени от организаторов хозяйства, от квалифицированной технической интеллигенции, которую можно, шаг за шагом, завоевать на сторону социалистических принципов организации. А это самое главное. Ибо сначала - организация, затем - социализм. Организация является наиболее важным фактором. Без организации идея социализма - всего лишь идея.
Сталин. Непримиримого контраста между индивидуумом и коллективом, между интересами отдельной личности и интересами коллектива не имеется, не должно быть. Его не должно быть, так как коллективизм, социализм не отрицает, а совмещает индивидуальные интересы с интересами коллектива. Социализм не может отвлекаться от индивидуальных интересов. Дать наиболее полное удовлетворение этим личным интересам может только социалистическое общество. Более того, социалистическое общество представляет единственно прочную гарантию охраны интересов личности. В этом смысле непримиримого контраста между "индивидуализмом" и социализмом нет. Но разве можно отрицать контраст между классами, между классом имущих, классом капиталистов, и классом трудящихся, классом пролетариев? С одной стороны, класс имущих, в руках которых банки, заводы, рудники, транспорт, плантации в колониях. Эти люди не видят ничего, кроме своего интереса, своего стремления к прибыли. Они не подчиняются воле коллектива, они стремятся подчинить любой коллектив своей воле. С другой стороны, класс бедных, класс эксплуатируемых, у которых нет ни фабрик, ни заводов, ни банков, которые вынуждены жить продажей своей рабочей силы капиталистам и которые лишены возможности удовлетворить свои самые элементарные потребности. Как можно примирить такие противоположные интересы и устремления? Насколько я знаю, Рузвельту не удалось найти путь к примирению этих интересов. Да это и невозможно, как говорит опыт. Впрочем, Вы знакомы с положением в Соединенных Штатах лучше, чем я, так как я в США не бывал и слежу за американскими делами преимущественно по литературе. Но у меня есть кое-какой опыт по части борьбы за социализм, и этот опыт говорит мне: если Рузвельт попытается действительно удовлетворить интересы класса пролетариев за счет класса капиталистов, последние заменят его другим президентом. Капиталисты скажут: президенты приходят и уходят, а мы, капиталисты, остаемся; если тот или иной президент не отстаивает наших интересов, найдем другого. Что может противопоставить президент воле класса капиталистов?

Самые элементарные потребности. В книге «Положение рабочего класса в Англии» Энгельс сетует на положение рабочих – они не всегда могут трижды в день есть мясо. А зачем Шляпников и другие рабочие ездили на Запад? На заработки они ездили. И Ленин указывал, что американские рабочие вследствие своего лучшего положения косвенно являются эксплуататорами рабочих других стран.
Оно конечно, у бедных, несчастных рабочих нет ни фабрик, ни заводов, ни банков. Есть только автомобили и 40-60% от стоимости единицы продукции в зарплату, когда в Перми до перестройки – 7-13,5%.
А примирить противоположные интересы легко! Или Сталин не слышал о фашизме? Или, может быть, не читал это выражение у Маркса, что прогрессивный буржуа хорошо содержит своего рабочего?
Здесь нечего апеллировать к грамотности Сталина. Здесь Сталин концептуально не понимает сути.
А о том, как социализм не отрицает индивидуальных интересов, а совмещает их с коллективными, можно легко видеть на социалистическом конвейере.
Ну, и, «насколько» Сталин не знает, Рузвельт и не собирался примирять интересы буржуа с интересами рабочих.

«Уэллс. Я возражаю против этой упрощенной классификации человечества на бедных и богатых. Конечно, есть категория людей, стремящихся к наживе. Но разве этих людей не считают точно так же, как и здесь, помехой? Разве на Западе мало людей, для которых нажива не цель, которые обладают известными средствами, хотят их инвестировать, получают от этого прибыль, но совсем не в этом видят цель своей деятельности? Эти люди рассматривают инвестирование средств как неудобную необходимость. Разве мало талантливых и преданных инженеров, организаторов хозяйства, деятельность которых движется стимулами совсем иными, чем нажива? По-моему, имеется многочисленный класс попросту способных людей, сознающих неудовлетворительность нынешней системы и призванных сыграть большую роль в будущем, социалистическом обществе. Я много занимался последние годы и много думал о необходимости пропаганды идей социализма и космополитизма в широких кругах инженеров, летчиков, в военно-технических кругах и т.д. Подходить к этим кругам с прямолинейной пропагандой классовой борьбы - бесцельно. Это круги, понимающие, в каком состоянии находится мир, превращающийся в кровавое болото, но эти круги считают ваш примитивный антагонизм классовой борьбы нонсенсом.
Сталин. Вы возражаете против упрощенной классификации людей на богатых и бедных. Конечно, есть средние слои, есть и та техническая интеллигенция, о которой Вы говорите и в среде которой есть очень хорошие, очень честные люди. Есть в этой среде и нечестные, злые люди. Всякие есть. Но прежде всего человеческое общество делится на богатых и бедных, на имущих и эксплуатируемых, и отвлечься от этого основного деления и от противоречия между бедными и богатыми - значит отвлечься от основного факта. Я не отрицаю наличия промежуточных слоев, которые либо становятся на сторону одного из двух борющихся между собой классов, либо занимают в этой борьбе нейтральную или полунейтральную позицию. Но, повторяю, отвлечься от этого основного деления общества и этой основной борьбы между двумя основными классами - значит игнорировать факты. Эта борьба идет и будет идти. Исход этой борьбы решается классом пролетариев, классом работающих.

Чего не понимает Уэллс – ясно. Но понятно ли, чего не понимает Сталин? Он, как последний троцкист, считает, что противоречие между трудом и капиталом уже развилось для его снятия. Он не понимает, что капитализм умирает только тогда, «когда до конца разовьются все сил, которым он дает простор» (Маркс). Силы. Простор. Сталин игнорирует развитие капитализма. А ведь в 1919 году Ленин заявил, что «вряд ли наши внуки увидят социализм». Неужто Сталин не был в курсе? В курсе, в курсе! Но продолжает врать всему миру.

«Уэллс. Но разве мало небедных людей, которые работают и работают продуктивно?
Сталин. Конечно, имеются и мелкие земледельцы, ремесленники, мелкие торговцы, но не эти люди определяют судьбы стран, а те трудящиеся массы, которые производят все необходимое для общества».

Кажется, Сталин настолько политик, что не собирается отличать прогрессивного буржуа от ретрограда. Но тут он просто уперся! Он не то, чтобы роль интеллигенции хочет принизить, сводя дело к мелким торговцам - она сама себя хорошо принижает. Сталин, который уничтожил Вавилова, видимо, не согласен с мнением Маркса, что «уровень развития капитализма определяется тем, насколько наука стала производительной силой».

«Уэллс. Но ведь имеются очень различные капиталисты. Имеются такие, которые только думают о профите, о наживе, имеются и такие, которые готовы на жертвы. Например - старый Морган: этот думал только о наживе, он был попросту паразитом на теле общества, он лишь аккумулировал в своих руках богатства. Но вот возьмите Рокфеллера: он блестящий организатор, он дал пример организации сбыта нефти, достойный подражания. Или Форд: конечно, Форд себе на уме, он эгоистичен, но не является ли он страстным организатором рационального производства, у которого и вы учитесь? Я хотел бы подчеркнуть, что за последнее время в англосаксонских странах произошел по отношению к СССР серьезный перелом в общественном мнении. Причиной этому является в первую очередь позиция Японии и события в Германии. Но есть и другие причины, не вытекающие из одной только международной политики. Есть причина более глубокая, осознание широкими кругами того факта, что система, покоящаяся на частной наживе, рушится. И в этих условиях, мне кажется, что надо не выпячивать антагонизм между двумя мирами, а стремиться сочетать все конструктивные движения, все конструктивные силы в максимально возможной степени. Мне кажется, что я левее Вас, мистер Сталин, что я считаю, что мир уже ближе подошел к изжитию старой системы.
Сталин. Когда я говорю о капиталистах, которые стремятся лишь к профиту, к наживе, я этим вовсе не хочу сказать, что это - последние люди, ни на что иное не способные. У многих из них несомненно крупные организаторские способности, которые я и не думаю отрицать. Мы, советские люди, многому у капиталистов учимся. И Морган, которому Вы даете такую отрицательную характеристику, являлся, безусловно, хорошим, способным организатором. Но если Вы говорите о людях, готовых реконструировать мир, то их, конечно, нельзя найти в среде тех, которые верой и правдой служат делу наживы. Мы и эти люди находимся на противоположных полюсах. Вы говорите о Форде. Конечно, он способный организатор производства. Но разве Вам неизвестно его отношение к рабочему классу, разве Вы не знаете, сколько рабочих он зря выбрасывает на улицу?
Капиталист прикован к профиту, его никакими силами оторвать от него нельзя. И капитализм будет уничтожен не "организаторами" производства, не технической интеллигенцией, а рабочим классом, ибо эта прослойка не играет самостоятельной роли. Ведь инженер, организатор производства работает не так, как он хотел бы, а так, как ему прикажут, как велит интерес хозяина. Есть, конечно, исключения, есть люди из этой прослойки, которые освободились от дурмана капитализма. Техническая интеллигенция может в определенных условиях творить "чудеса", приносить человечеству громадную пользу. Но она же может приносить и большой вред. Мы, советские люди, имеем свой немалый опыт с технической интеллигенцией. После Октябрьской революции определенная часть технической интеллигенции не захотела участвовать в строительстве нового общества, противилась этому строительству, саботировала его. Мы всячески стремились включить техническую интеллигенцию в это строительство, подходили к ней и так, и этак.
Прошло немало времени, прежде чем наша техническая интеллигенция стала на путь активной помощи новому строю. Ныне лучшая ее часть - в первых рядах строительства социалистического общества. Мы, имея этот опыт, далеки от недооценки как положительных, так и отрицательных сторон технической интеллигенции, и мы знаем, что она может и повредить, и творить "чудеса". Конечно, дело обстояло бы иначе, если можно было бы единым ударом оторвать духовно техническую интеллигенцию от капиталистического мира. Но это - утопия. Разве много найдется людей из технической интеллигенции, которые решатся порвать с буржуазным миром и взяться за реконструкцию общества? Как, по-Вашему, много ли есть таких людей, скажем, в Англии, во Франции? Нет, мало имеется охотников порвать со своими хозяевами и начать реконструкцию мира! Кроме того, разве можно упускать из виду, что для того, чтобы переделать мир, надо иметь власть? Мне кажется, господин Уэллс, что Вы сильно недооцениваете вопрос о власти, что он вообще выпадает из Вашей концепции. Ведь что могут сделать люди даже с наилучшими намерениями, если они не способны поставить вопрос о взятии власти и не имеют в руках власти? Они могут в лучшем случае оказать содействие тому новому классу, который возьмет власть, но сами перевернуть мир они не могут. Для этого требуется большой класс, который заменил бы класс капиталистов и стал бы таким же полновластным хозяином, как он. Таким классом является рабочий класс. Конечно, надо принять помощь технической интеллигенции и надо в свою очередь оказать ей помощь. Но не надо думать, что она, техническая интеллигенция, может сыграть самостоятельную историческую роль. Переделка мира есть большой, сложный и мучительный процесс. Для этого большого дела требуется большой класс. Большому кораблю большое плавание».

Большое плаванье. Только квантовую механику на Западе не душили.
Вероятно, ни Уэллс, ни Сталин не в курсе: Форд был одним из первых, кто реализовал на практике идеи капитализма благосостояния, направленные на улучшение условий жизни рабочих и на сокращение текучести кадров. В 1914 году Форд реализовал довольно радикальное для того времени решение, установив размер жалования рабочих на уровне в 5 долл./день (что в пересчёте на современность эквивалентно приблизительно 118 долл.); это увеличило ставки большинства работников более чем вдвое. Решение оказалось прибыльным: текучесть кадров была преодолена, и лучшие рабочие Детройта начали концентрироваться на предприятии Форда, за счёт чего повысилась производительность труда и сократились расходы на обучение кадров. Кроме того, тем же решением была установлена сокращённая рабочая неделя, вначале 48-часовая (6 дней по 8 часов), а затем 40-часовая (5 дней по 8 час).
Форд был против профсоюзов – но он сам устраивал рабочим такие условия, о которых профсоюзы и не мечтали. Он снизил цену автомобилей так, что рабочие смогли их покупать.
Кстати, первый серийный советский трактор — «Фордзон-Путиловец» (1923 г.) — переработанный для производства на Путиловском заводе и эксплуатации в СССР фордовский трактор марки «Фордзон»; строительство Горьковского автозавода (1929—1932 гг.), реконструкция Московского завода АМО в годы первой пятилетки, подготовка персонала для обоих заводов были осуществлены при поддержке специалистов «Форд моторс» на основании соглашения заключенного между правительством СССР и фирмой Форда.

«Уэллс. Да, но для большого плавания требуются капитан и навигатор.
Сталин. Верно, но для большого плавания требуется прежде всего большой корабль. Что такое навигатор без корабля? Человек без дела.
Уэллс. Большой корабль - это человечество, а не класс.
Сталин. Вы, господин Уэллс, исходите, как видно, из предпосылки, что все люди добры. А я не забываю, что имеется много злых людей. Я не верю в доброту буржуазии.
Уэллс. Я припоминаю, как обстояло дело с технической интеллигенцией несколько десятилетий тому назад. Тогда технической интеллигенции было мало, зато дела было много и каждый инженер, техник, интеллигент находил применение своим знаниям. Поэтому это был наименее революционный класс. Ныне же наблюдается избыток технической интеллигенции и настроение ее круто изменилось. Квалифицированный интеллигент, который ранее никогда не стал бы даже прислушиваться к революционным разговорам, теперь очень ими интересуется. Недавно я был приглашен на обед Королевского Общества, нашего крупнейшего английского научного общества. Речь председателя была речью в пользу социального планирования и научного управления. Лет тридцать тому назад там не стали бы даже слушать того, что я говорю. А теперь во главе этого общества стоит человек с революционными взглядами, настаивающий на научной реорганизации человеческого общества. Ваша пропаганда классовой борьбы не посчиталась с этими фактами. Настроения меняются.
Сталин. Да, я это знаю, и объясняется это тем, что капиталистическое общество находится теперь в тупике. Капиталисты ищут и не могут найти такого выхода ив этого тупика, который был бы совместим с достоинством этого класса, с интересами этого класса. Они могут частично выкарабкаться из кризиса на четвереньках, но такого выхода, через который они могли бы выйти с высоко поднятой головой, который не нарушал бы в корне интересов капитализма, они найти не могут. Это, конечно, чувствуют широкие круги технической интеллигенции. Значительная часть ее начинает осознавать общность интересов с тем классом, который способен указать выход из тупика».

Поразительно! Однако дочитаем до конца.

«Уэллс. Вы, мистер Сталин, лучше, чем кто-либо иной, знаете, что такое революция, и притом на практике. Восстают ли когда-либо массы сами? Не считаете ли Вы установленной истиной тот факт, что все революции делаются меньшинством?
Сталин. Для революций требуется ведущее революционное меньшинство, но самое талантливое, преданное и энергичное меньшинство будет беспомощно, если не будет опираться на хотя бы пассивную поддержку миллионов людей.
Уэллс. Хотя бы пассивную? Может быть, подсознательную?
Сталин. Частично и на полуинстинктивную, и на полусознательную поддержку, но без поддержки миллионов самое лучшее меньшинство бессильно».

Сталин не хочет указывать на противоречие между умственным и физическим трудом, иначе ему пришлось бы говорить и об СССР, где точно такое же противоречие.
Понятно и то, что нельзя сводить всеобщее к особенному, общественное – к классовому. Однако понятно и другое: перемешивать классы, как кофе в чашке с водой, объявлять, что интересы человечества выше классовых – это стандартный софизм, поскольку коренные интересы одной части общества прямо противоречат интересам другой. То есть: тезис общечеловеческих ценностей призван скрыть это противоречие, объявить целое больше части при том, что эти части неоднородны и потому не аддитивны. Абстрактная форма наполняется содержанием наиболее мощной силой, потому общечеловеческие ценности на практике оказываются ценностями США.
Но Уэллс говорит и другое: ведущей в развитии общества является интеллигенция. И в революциях руководит меньшинство. Сами массы ничего не могут.
Т.е. Уэллс подменяет руководящую роль партии руководящей ролью интеллигенции.
Сталин не возражает. Он не может этому возразить. Потому что сам твердит о необходимости организации особого типа людей, лучших, стоящих над обществом, «своего рода ордена меченосцев». Уэллс купил Сталина. Сталин просто дополняет суждение Уэллса указанием на то, что и меньшинство без большинства бессильно.
На самом деле история показывает примеры, как массы могут – и без всякого руководящего меньшинства. Именно так были созданы Советы, форма диктатуры пролетариата, найденная самими рабочими (Ленин, «Государство и революция»). Таковы в 90-х две последние общенациональные забастовки во Франции, когда трудящиеся обошлись не только без партий, но и без продажных профсоюзов. Таковы мощные ассамблеи в Аргентине в 2001-м. Наконец, такова Парижская коммуна: вряд ли стоит говорить об особом руководстве, оно сплошь состояло из бланкистов и прудонистов.
Уэллс не в курсе, а Сталин не желает повторять слова Маркса о самоуправлении, о социализме как о живом творчестве масс.
Парадоксально, но в разговоре с писателем Сталин не грешит против истины. Он ставит партию на место, называя ее вспомогательной рабочему классу силой. Вспомогательной, а не такой. без которой не жить, не особыми людьми, стоящими над, не меченосцами.

«Уэллс. Я слежу за коммунистической пропагандой на Западе, и мне кажется, что эта пропаганда в современных условиях звучит весьма старомодно, ибо она является пропагандой насильственных действий. Эта пропаганда насильственного свержения общественного строя была уместной тогда, когда речь шла о безраздельном господстве той или иной тирании. Но в современных условиях, когда господствующая система все равно рушится, и без того разлагается, надо было бы делать ударение не на инсуррекции, а на эффективности, на компетентности, на производительности. Инсуррекционная нотка кажется мне устаревшей. С точки зрения конструктивно мыслящих людей, коммунистическая пропаганда на Западе представляется помехой.
Сталин. Конечно, старая система рушится, разлагается. Это верно. Но верно и то, что делаются новые потуги иными методами, всеми мерами защитить, спасти эту гибнущую систему. Из правильной констатации Вы делаете неправильный вывод. Вы правильно констатируете, что старый мир рушится. Но Вы не правы, когда думаете, что он рухнет сам собой. Нет, замена одного общественного порядка другим общественным порядком является сложным и длительным революционным процессом. Это не просто стихийный процесс, а это борьба, это процесс, связанный со столкновением классов. Капитализм сгнил, но нельзя его сравнивать просто с деревом, которое настолько сгнило, что оно само должно упасть на землю. Нет, революция, смена одного общественного строя другим всегда была борьбой, борьбой на жизнь и смерть. И всякий раз, когда люди нового мира приходили к власти, им надо было защищаться от попыток старого мира вернуть силой старый порядок, им, людям нового мира, всегда надо было быть настороже, быть готовыми дать отпор покушениям старого мира на новый порядок.
Да, Вы правы, когда говорите, что старый общественный строй рушится, но он не рухнет сам собой. Взять, например, фашизм. Фашизм есть реакционная сила, пытающаяся сохранить старый мир путем насилия. Что Вы будете делать с фашистами? Уговаривать их? Убеждать их? Но ведь это на них никак не подействует. Коммунисты вовсе не идеализируют метод насилия. Но они, коммунисты, не хотят оказаться застигнутыми врасплох, они не могут рассчитывать на то, что старый мир сам уйдет со сцены, они видят, что старый порядок защищается силой, и поэтому коммунисты Говорят рабочему классу: готовьтесь ответить силой на силу, сделайте все, чтобы вас не раздавил гибнущий старый строй, не позволяйте ему наложить кандалы на ваши руки, которыми вы свергнете этот строй. Как видите, процесс смены одного общественного строя другим является для коммунистов процессом не просто стихийным и мирным, а процессом сложным, длительным и насильственным. Коммунисты не могут не считаться с фактами».

Разумеется, Уэллс неправ, объявляя пропаганду инсуррекции (вооруженного восстания) устаревшей. События в Италии 1968-1969 гг. показали эффективность вооруженного рабочего класса. С другой стороны - оглянитесь вокруг и спросите себя: вы смогли бы просто так расстрелять всех этих сволочей, без пыток?
Но Сталин не слышит, точнее, не хочет слышать, что говорит Уэллс – о вычурности левой пропаганды, о компетентности, о производительности. Ленин утверждает, что диктатура пролетариата – не только насилие и не столько насилие, это способность рабочего класса взять в управление ВСЮ экономику страны.
Понятно, почему Сталин не хочет слышать Уэллса – ведь в СССР такого рабочего класса нет.

Далее следует довольно тривиальный разговор, Уэллс возражает революционному насилию, Сталин в ответ приводит «богатейший исторический опыт».
Уэллс говорит о гангстеризме, о законе. Сталин его не слышит и снова поминает «богатый исторический опыт» свержения отживших классов силой. Энгельс же указывал, что у государства кроме функции подавления есть функция предохранения враждующих классов от взаимного пожирания» («Происхождение семьи, частной собственности и государства»), обращения граждан в полицию еще никто не отменял. Оба они будто не в курсе того, что гангстеризм сращивался сначала с профсоюзами. Потом с властью.
Уэллс приводит пример: «В истории Англии, однако, был пример добровольной передачи власти одним классом другому. В период между 1830 и 1870 годами произошел без всякой ожесточенной борьбы процесс добровольного перехода власти от аристократии, влияние которой к концу XVIII века было еще очень велико, к буржуазии».
Сталин, не слыша его, объявляет, что Уэллс переводит разговор на реформы.

Конечно, Ленин не мыслил классовой борьбы без диктатуры. «Кто признает только борьбу классов, - пишет он, - тот еще не марксист, тот может оказаться еще не выходящим из рамок буржуазного мышления и буржуазной политики. Ограничивать марксизм учением о борьбе классов - значит урезывать марксизм, искажать его, сводить его к тому, что приемлемо для буржуазии. Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата. В этом самое глубокое отличие марксиста от дюжинного мелкого (да и крупного) буржуа. На этом оселке надо испытывать действительное понимание и признание марксизма. И неудивительно, что когда история Европы подвела рабочий класс практически к данному вопросу, то не только все оппортунисты и реформисты, но и все "каутскианцы" (колеблющиеся между реформизмом и марксизмом люди) оказались жалкими филистерами и мелкобуржуазными демократами, отрицающими диктатуру пролетариата». («Государство и Революция»).
Но, во-первых, общественный закон не носит фатального, механистического характера. Если в истории без диктатуры не обходились, это не значит, что никогда не случится так, что обойдутся. Ленин даже утверждал, что лучше было бы откупиться от буржуазии, только бы не проливать кровь. Сталин – механицист.
Во-вторых, Сталин не понимает пример Уэллса стратегически.
Буржуазная революция бушевала во Франции более столетия. Уэллс и Сталин понимают революцию как одномоментный акт. Между тем передача власти, о которой говорит Уэллс, была лишь завершающим этапом революции, после того, как произошли и Славная революция, и реставрация Стюартов, и еще много кровавых событий.
Но Сталин не в силах говорить о том, что революция – не одномоментный акт. Тем самым он бы поставил под сомнение революцию 1917 года, дал бы возможность говорить о ее поражении.
То, что Уэллс – против диктатуры, не вызывает сомнения, как и то, что ни Сталин, ни Уэллс представить не могли, что система капитализма не разрушится, а, наоборот, чрезвычайно окрепнет.

Заканчивается разговор восхвалениями Уэллса:

«… Я еще не могу оценить то, что сделано в Вашей стране, в которую я прибыл лишь вчера. Но я видел уже счастливые лица здоровых людей, и я знаю, что у Вас делается нечто очень значительное. Контраст по сравнению с 1920 годом поразительный.
Сталин. Можно было бы сделать еще больше, если бы мы, большевики, были поумнее».

Еще бы. В 1920 году шла Гражданская война. С другой стороны, нетрудно увидеть счастливые лица. Особенно если их тебе показывают. Но Уэллс льстит Сталину. Еще вчера был голод 1933-го. Какие могут быть счастливые лица.

ФЕЙХТВАНГЕР

«Фейхтвангер. Я здесь всего 4–5 недель. Одно из первых впечатлений: некоторые формы выражения уважения и любви к Вам кажутся мне преувеличенными и безвкусными. Вы производите впечатление человека простого и скромного. Не являются ли эти формы для Вас излишним бременем?
Сталин. Я с вами целиком согласен. Неприятно, когда преувеличивают до гиперболических размеров. В экстаз приходят люди из-за пустяков. Из сотен приветствий я отвечаю только на 1–2, не разрешаю большинство их печатать, совсем не разрешаю печатать слишком восторженные приветствия, как только узнаю о них. В девяти десятых этих приветствий – действительно полная безвкусица. И мне они доставляют неприятные переживания. Я хотел бы не оправдать – оправдать нельзя, а по-человечески объяснить, откуда такой безудержный, доходящий до приторности восторг вокруг моей персоны. Видимо, у нас в стране удалось разрешить большую задачу, за которую поколения людей бились целые века – бабувисты, гебертисты, всякие секты французских, английских, германских революционеров. Видимо, разрешение этой задачи (ее лелеяли рабочие и крестьянские массы): освобождение от эксплуатации вызывает огромнейший восторг. Слишком люди рады, что удалось освободиться от эксплуатации. Буквально не знают, куда девать свою радость. Очень большое дело – освобождение от эксплуатации, и массы это празднуют по-своему. Все это приписывают мне – это, конечно, неверно, что может сделать один человек? Во мне они видят собирательное понятие и разводят вокруг меня костер восторгов телячьих».

20 лет непрерывной радости. Или 16, по окончании Гражданской войны. Между тем, на дворе – начало 1937 года, еще вчера были Московские процессы, начался отстрел делегатов XVII съезда ВКПб, начались концлагеря и отстрелы по лимитам, по разнарядке.

«Фейхтвангер. Как человек сочувствующий СССР, я вижу и чувствую, что чувства любви и уважения к Вам совершенно искренни и элементарны. Именно потому, что Вас так любят и уважают, не можете ли Вы прекратить своим словом эти формы проявления восторга, которые смущают некоторых ваших друзей за границей?
Сталин. Я пытался несколько раз это сделать. Но ничего не получается. Говоришь им – нехорошо, не годится это. Люди думают, что это я говорю из ложной скромности. Хотели по поводу моего 55-летия поднять празднование. Я провел через ЦК ВКП(б) запрещение этого. Стали поступать жалобы, что я мешаю им праздновать, выразить свои чувства, что дело не во мне. Другие говорили, что я ломаюсь. Как воспретить эти проявления восторгов? Силой нельзя. Есть свобода выражения мнений. Можно просить по-дружески. Это проявление известной некультурности. Со временем это надоест. Трудно помешать выражать свою радость. Жалко принимать строгие меры против рабочих и крестьян. Очень уже велики победы. Раньше помещик и капиталист был демиургом, рабочих и крестьян не считали за людей. Теперь кабала с трудящихся снята. Огромная победа! Помещики и капиталисты изгнаны, рабочие и крестьяне – хозяева жизни. Приходят в телячий восторг. Народ у нас ещё отстает по части общей культурности, поэтому выражение восторга получается такое. Законом, запретом нельзя тут что-либо сделать. Можно попасть в смешное положение. А то, что некоторых людей за границей это огорчает – тут ничего не поделаешь. Культура сразу не достигается. Мы много в этой области делаем: построили, например, за одни только 1935 и 1936 годы в городах свыше двух тыс. новых школ. Всеми мерами стараемся поднять культурность, Но результаты скажутся через 5–6 лет. Культурный подъем идет медленно. Восторги растут бурно и некрасиво».

Хотел было градоначальник прекратить изъявления восторгов – не смог! Разве можно силой запретить народу любить тебя?!
«… Сознание вопиющей несправедливости относительно любимой женщины нередко побуждает даже вполне порядочного человека к изъявлению более горячей любви, нежели та, которую он чувствует в действительности…»
Сталин делает вид, что не понимает: ведь ясно, как божий день, что речь идет о холуйстве, лизюблюдстве, о страхе, а вовсе не о переполняющей радости. Писатель пробует подойти с другой стороны:

«Фейхтвангер. Я говорю не о чувстве любви и уважения со стороны рабочих и крестьянских масс, а о других случаях. Выставляемые в разных местах ваши бюсты – некрасивы, плохо сделаны. На выставке планировки Москвы, где все равно прежде всего думаешь о Вас, – к чему там плохой бюст? На выставке Рембрандта, развернутой с большим вкусом, к чему там плохой бюст?
Сталин. Вопрос закономерен. Я имел в виду широкие массы, а не бюрократов из различных учреждений. Что касается бюрократов, то о них нельзя сказать, что у них нет вкуса. Они боятся, если не будет бюста Сталина, то их либо газета, либо начальник обругает, либо посетитель удивится. Это область карьеризма, своеобразная форма «самозащиты» бюрократов: чтобы не трогали, надо бюст Сталина выставить. Ко всякой партии, которая побеждает, примазываются чуждые элементы, карьеристы. Они стараются защитить себя по принципу мимикрии – бюсты выставляют, лозунги пишут, в которые сами не верят. Что касается плохого качества бюстов, то это делается не только намеренно (я знаю, это бывает), но и по неумению выбрать. Я видел, например, в первомайской демонстрации портреты мои и моих товарищей: похожие на всех чертей. Несут люди с восторгом и не понимают, что портреты не годятся. Нельзя издать приказ, чтобы выставляли хорошие бюсты, – ну их к черту! Некогда заниматься такими вещами, у нас есть другие дела и заботы, на эти бюсты и не смотришь».

Народ – радуется, бюрократы – боятся, разъяснил Сталин писателю. Чего еще?

«Фейхтвангер. О процессе Зиновьева и др. был издан Протокол. Этот отчет был построен главным образом на признаниях подсудимых. Несомненно есть еще другие материалы по этому процессу. Нельзя ли их также издать?
Сталин. Какие материалы?»

Замечательно! Сталин делает вид, что не понимает. Фейхтвангер терпеливо разъясняет:

«Фейхтвангер. Результаты предварительного следствия. Все, что доказывает их вину помимо их признаний.
Сталин. Среди юристов есть две школы. Одна считает, что признание подсудимых – наиболее существенное доказательство вины. Англосаксонская юридическая школа считает, что вещественные элементы - нож, револьвер и т.д. - недостаточны для установления виновников преступления. Признание обвиняемых имеет большее значение.
Есть германская школа, она отдает предпочтение вещественным доказательствам, но и она отдает должное признанию обвиняемых. Непонятно, почему некоторые люди или литераторы за границей не удовлетворяются признанием подсудимых. Киров убит - это факт. Зиновьева, Каменева, Троцкого там не было. Но на них указали люди, совершившие это преступление, как на вдохновителей его. Все они - опытные конспираторы: Троцкий, Зиновьев, Каменев и др. Они в таких делах документов не оставляют. Их уличили на очных ставках их же люди, тогда им пришлось признать свою вину».

Сталинские суды, оказывается, придерживаются англосаксонской школы!
Википедия сообщает нам характерные черты англосаксонского права. Среди отличительных черт англо-саксонской правовой семьи — доминирование прецедента (т.е. уже прошедших судов по конкретному делу) среди всех других источников права, преобладание вопросов процессуального права над вопросами материального права, отсутствие четкого отраслевого деления системы права, невыраженность разделения права на публичное и частное. Содержание права отличается сложностью и казуистичностью.

Действительно, англосаксонская школа долгое время игнорировала презумпцию невиновности. Например, в Канаде она появилась позже, чем в СССР. В то же время англосаксонское уголовное судопроизводство имеет состязательный строй. Да, дело решают дорогие адвокаты, но это не полнейшее отсутствие состязательности в сталинских судах, где обвиняемый обречен.
Показательно, что Сталин ссылается на буржуазное судопроизводство, которое в отношениях верхов и низов по большинству выбирает верхи.

Но ведь речь идет об элементарной логике. Нельзя хватать человека, в отсутствие улик, вещественных доказательств обвинять его в шпионаже и, если он не может доказать обратное, приговаривать к расстрелу. А если он может доказать обратное – выбивать из него нужные показания под пытками. Ныне уже все сталинисты согласны, что сталинское следствие широко применяло пытки. Причем изуверские. А если обвиняемый и под пытками не даст нужных показаний, привлекут показания таких же, как они, те под давлением наврут с три короба, и это будет считаться за доказательство.
Например, Рудзутак в суде виновным себя не признал и заявил: «Единственная просьба к суду довести до сведения ЦК ВКП(б) о том, что в органах НКВД имеется еще не выкорчеванный гнойник, который искусственно создает дела, принуждая ни в чем не повинных людей признавать себя виновными… Методы следствия таковы, что заставляют выдумывать и оговаривать ни в чем не повинных людей, не говоря уже о самом подследственном». Признания нет – все равно расстреляли.

Даже в англосаксонской школе при отсутствии вещественных улик любой адвокат мог легко доказать невиновность подсудимого. Сталин объясняет отсутствие улик тем, что подсудимые были хорошими конспираторами, т.к. прошли школу подполья.
Но ведь далеко не все, казненные без улик, проходили эту школу! С другой стороны. Сталин прибегает к элементарному софизму:
- Вас обвиняют в двурогости.
- Но ведь у меня нет никаких рогов!
- Значит, они у Вас отпали.
Согласитесь, тождественно:
- Вы шпион.
- А где доказательства?
- Их нет, потому что Вы хорошо конспирировались. Обороняя страну от врагов и строя социализм, вы много лет искусно притворялись, что у Вас нет рогов…

Например, Тухачевский - родом из обедневших дворян. В 1-й мировой войне принимал участие в боях с австрийцами и немцами в составе 1-й гвардейской дивизии на Западном фронте. Участник Люблинской, Ивангородской, Ломжинской операций. Был ранен, за проявленный героизм пять раз представлялся к награждению орденами различных степеней (5 орденов за полгода - Юлия Кантор. "Война и мир Михаила Тухачевского". Издательский дом "Огонек", "Время", М., 2005; тот же автор - "Тухачевский". Молодая гвардия. Серия ЖЗЛ. М., 2014).
Сталинисты любят обвинять Тухачевского в безграмотности (в сравнении с грамотнейшими Ворошиловым и Буденным). Так вот, 5.4.1917 Тухачевский вступает в командование 5-й армией. Начальниками стрелковых дивизий армии были Чапаев (25-я сд) и Эйхе (26-я сд). В рамках общего контрнаступления Восточного фронта 5-я армия перешла от отступления к наступлению, провела 28 апреля — 13 мая совместно с Туркестанской армией Бугурусланскую операцию 1919 и разгромила группу генерала Войцеховского. В дальнейшем 5-я армия обеспечивала проведение Белебейской операции Туркестанской армии и Сарапуло-Воткинской операции 2-й армии. В июне 5-я армия проводит Бирскую операцию против превосходящих сил белых и обеспечивает выход Красной армии к Южному Уралу.
В конце июня - начале июля 5-й армии было приказано осуществить главный удар в наступлении Восточного фронта. Тухачевский провел Златоустовскую операцию, в результате которой были сорваны попытки Западной армии белых закрепиться вдоль Уральского хребта. Военный историк Н. Е. Какурин обращает внимание на искусный учёт и использование местных условий, смелую и оригинальную группировку сил командованием 5-й армии при построении плана операции в армейском масштабе[10]. Операция строилась на внезапности, все документы разрабатывал лично командующий армией и доводил до работников штаба лишь то, что их непосредственно касалось[11]. В результате двух недель боев был взят Златоуст, 5-я армия взяла три тысячи пленных, её потери составили менее 200 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. И т.д., и т.п.
Ну, просто первый кандидат в агенты гестапо! Сам Сталин удивлялся: как так… И ведь признался. Во всей чепухе, которую ему шили.

Наличие логического доказательства – обязательный элемент ЛЮБОЙ правовой системы. В данном же случае мы видим софизм, т.е. нарушение правил формальной логики.

Отметим важное обстоятельство: Сталин проговаривается, он сообщает, что на Московских судах действительно ни одного вещественного доказательство предоставлено не было. Таким образом, все обвинения были высосаны из пальца и «подтверждены» самооговорами. Вот где и когда советская милиция научилась «шить дело».

Причем Сталин вовсе не отрицает необходимость улик. Так, у одного обвиняемого выбили показания, что он встречался с сыном Троцкого, Седовым, в одной из европейских гостиниц. Нет доказательств, что при встрече произошло какое-то предательство. Но самого факта казалось достаточно.
Европейские журналисты легко опровергли этот «факт» - не могла произойти встреча в той гостинице, ибо ее к тому моменту уже несколько лет как не существовало. Тем не менее, обвиняемый был казнен.

Но самое главное – у обвиняемых на московских процессах начисто отсутствовал мотив. Зачем им, которые рисковали жизнь в борьбе с царизмом и в Гражданской, убежденным большевикам, ни с того, ни с сего становиться какими-то незначащими шестерками иностранных разведок?

«Еще факт - в прошлом году произошло крушение воинского поезда на ст. Шумиха в Сибири. Поезд шел на Дальний Восток. Как говорилось на суде, стрелочница перевела стрелку неверно и направила поезд на другой путь. При крушении были убиты десятки красноармейцев. Стрелочница - молодая девушка - не признала свою вину, она говорила, что ей дали такое указание. Начальник станции, дежурный были арестованы, кое-кто признался в упущениях. Их осудили. Недавно были арестованы несколько человек в этом районе - Богуславский, Дробнис, Князев. Часть арестованных по делу о крушении, но еще не приговоренных, показали, что крушение произведено по заданию троцкистской группы. Князев, который был троцкистом и оказался японским шпионом, показал, что стрелочница не виновата. У них, троцкистов, была договоренность с японскими агентами о том, чтобы устраивать катастрофы. Чтобы замаскировать преступление, использовали стрелочницу как щит и дали ей устный приказ неправильно перевести стрелку. Вещественные доказательства против стрелочницы: она перевела стрелку. Показания людей доказывают, что виновата не она. У нас имеются не только показания подсудимых. Но мы придаем показаниям большое значение. Говорят, что показания дают потому, что обещают подсудимым свободу. Это чепуха. Люди это все опытные, они прекрасно понимают, что значит показать на себя, что влечет за собой признание в таких преступлениях. Скоро будет процесс Пятакова и др. Вы сможете много интересного узнать, если будете присутствовать на этом процессе».

Перевод стрелки не является определяющим вещественным доказательством, должен еще быть доказан злой умысел. А вот вещественных доказательств существования троцкистской группы, существования договоренностей с неведомыми японскими агентами, наличия умысла в распоряжении, отданном стрелочнице, наличие самого распоряжения – отсутствуют.

«Фейхтвангер. Я написал пьесу из жизни Индии, в которой изображается как лорд Гастингс поступил с противником, который действительно хотел произвести государственный переворот, приписав ему не это, а совершенно другое преступление. Критики за границей (не я) говорят, что они не понимают психологию подсудимых, почему они не отстаивают своих взглядов, а сознаются.
Сталин. 1-й вопрос - почему они так пали? Надо сказать, что все эти люди - Зиновьев, Каменев, Троцкий, Радек, Смирнов и др. - все они при жизни Ленина вели с ним борьбу. Теперь, после смерти Ленина, они себя именуют большевиками-ленинцами, а при жизни Ленина они с ним боролись. Ленин еще на Х съезде партии в 1921 г., когда он провел резолюцию против фракционности, говорил, что фракционность против партии, особенно если люди на своих ошибках настаивают, должна бросить их против советского строя, в лагерь контрреволюции. Советский строй таков - можно быть за него, можно быть нейтральным, но если начать бороться с ним, то это обязательно приводит к контрреволюции. Эти люди боролись против Ленина, против партии: Во время Брестского мира в 1918 году. В 1921 году по вопросу о профсоюзах. После смерти Ленина в 1924 году они боролись против партии. Особенно обострили борьбу в 1927 году. В 1927 году мы произвели референдум среди членов партии. За платформу ЦК ВКП(б) высказалось 800 тысяч членов партии, за платформу Троцкого - 17 тысяч. Эти люди углубили борьбу, создали свою партию. В 1927 г. они устраивали демонстрации против советской власти, ушли в эмиграцию, в подполье. Осталось у них тысяч 8 или 10 человек. Они скатывались со ступеньки на ступеньку. Некоторые люди не верят, что Троцкий и Зиновьев сотрудничали с агентами Гестапо. А их сторонников арестовывают вместе с агентами Гестапо. Это факт. Вы услышите, что Троцкий заключил союз с Гессом, чтобы взрывать мосты и поезда и т.д., когда Гитлер пойдет на нас войной. Ибо Троцкий не может вернуться без поражения СССР на войне. Почему они признаются в своих преступлениях? Потому что изверились в правоте своей позиции, видят успехи всюду и везде. Хотят хотя бы перед смертью или приговором сказать народу правду. Хоть одно доброе дело сделать - помочь народу узнать правду. Эти люди свои старые убеждения бросили. У них есть новые убеждения. Они считают, что построить в нашей стране социализм нельзя. Это дело гиблое. Они считают, что вся Европа будет охвачена фашизмом, и мы, советские люди, погибнем. Чтобы сторонники Троцкого не погибли вместе с нами, они должны заключить соглашение с наиболее сильными фашистскими государствами, чтобы спасти свои кадры и ту власть, которую они получат при согласии фашистских государств. Я передаю то, что Радек и Пятаков сейчас говорят прямо. Наиболее сильными фашистскими государствами они считали Германию и Японию. Они вели переговоры с Гасом (так в тексте, должно быть "с Гессом") в Берлине и с японским представителем в Берлине. Пришли к выводы, что власть, которую они получат в результате поражения СССР в войне, должна сделать уступку капитализму: Германии уступить территорию Украины или ее часть, Японии – Дальний восток или его часть, открыть широкий доступ немецкому капиталу в Европейскую часть СССР, японскому – в азиатскую часть, предоставить концессии, распустить большую часть колхозов и дать выход «частной инициативе», как они выражаются, сократить сферу охвата государственной промышленности. Часть ее отдать концессионерам. Вот условия соглашения, так они рассказывают. Такой отход от социализма они "оправдывают" указанием, что фашизм, мол, все равно победит, и эти "уступки" должны сохранить максимальное, что может остаться. Этой "концепцией" они стараются оправдать свою деятельность. Идиотская концепция. Их "концепция" навеяна паникой перед фашизмом. Теперь, когда они все продумали, они считают все это неправильным и хотят перед приговором все рассказать, раскрыть».

Это не ответ, а какая-то абракадабра, нагромождение нелепостей одна на другую.
1) Гитлер вовсе не планировал ограничиться Украиной или ее частью, направление на восток было задано еще в 1925 году в «Майн кампф», Германия рвалась к природным ресурсам, в первую очередь, к Баку. Речь шла о полном порабощении СССР. Ни о каких начальственных должностях никакие «агенты гестапо» и мечтать не могли.
2) Если пофантазировать, что троцкисты были агентами гестапо, и видели «успехи повсюду» - неужто они не могли порвать с гестапо до того, как их арестовали, и сохранить себе жизнь?
3) В то, что социализм можно построить в отдельно взятой стране, не верил сам Ленин. Точнее, вера здесь нипричем – он твердо это знал. И называл победу социализма в отдельно взятой стране мелкобуржуазным идеалом. И Троцкий эту мысль высказывал открыто, и обосновывал ее. И сам Сталин вплоть до 1924 года был уверен, что нельзя построить социализм в отдельно взятой стране. Но если троцкисты твердят о мировой революции – это вовсе не значит, что они прислуживают Германии.
4) Что касается союза Троцкого с Гессом. Тут у Сталина отсутствуют не только вещественные доказательства, но и «царица доказательств» - признание Троцкого. То есть, Сталин откровенно молотит бред сивой кобылы.
5) Из того, что кого-то арестовали вместе с агентами гестапо, не следует, что тот, кто арестован вместе – сам агент гестапо. При любой облаве арестовывают всех подряд, и правых, и неправых. Сталин тут просто примитивен.
6) Сталин следует журналистской легенде. На квартиру Троцкого был налет, грабители прихватили часть архива, видимо, показалась ценной. Некий журналист отождествил грабителей с фашистами и приписал Троцкому сотрудничество с ними.
7) Сталин уверяет, что троцкисты испугались фашизма. Стало быть, когда Россия была в кольце врагов, когда против нее были и Европа, и США, когда в стране царила разруха, когда за спиной была белогвардейщина, троцкисты не дрогнули. И вдруг. При всех-то успехах, испугались одной Германии? Сталин несет околесь.
8) У гестапо не было агентов за рубежом. Это внутренняя политическая полиция.
9) Троцкий дискутировал с Лениным по вопросу о профсоюзах. Это вовсе не значит, что он враг Советской власти.
Напомню. Троцкий выступал за то, чтобы «сделать профсоюзы приводными ремнями партии». Ленин возражал: профсоюзы должны быть независимыми и контролировать бюрократическое государство. Т.е. в т.ч. Сталина. После смерти Ленина Сталин сам сделал профсоюзы приводными ремнями партии. Вплоть до 2018 года. Весь мир смеется.
Уж если Ленин Троцкого за это не арестовал, как и за позицию по Брестскому миру – так Сталину следовало бы сидеть тихонько и помалкивать. Сталин спекулирует на незнании Фейхтвангера.
10) Троцкисты вовсе не были за поражение СССР, на этой позиции стояли отщепенцы типа Отто Рюле. Многие троцкистские группы воевали с вермахтом, например, группа Ламберта.
11) Авы простите… ни одной разведке в голову бы не пришло завербовать такого человека, как Карл Радек. В качестве агента он немедленно провалил бы всех, кого только смог.

Но вот что интересно - Сталин обвиняет не только троцкистов. Он стремится обвинить Ленина. Ленин отдал часть Украины Германии, Ленин заключал концессии, Ленин ввел частную инициативу, НЭП, рассчитанную на десятилетии, Ленин в Декрете о земле закрепил осторожное отношение к крестьянам, чтобы каждый новый закон, в т.ч. о коллективизации, был тщательно согласован с крестьянами.

«Фейхтвангер. Если у них такие идиотские концепции, не считаете ли Вы, что их надо скорее посадить в сумасшедший дом, чем на скамью подсудимых.
Сталин. Нет. Есть немало людей, говорящих, что фашизм все захватит. Надо пойти против этих людей. Они всегда были паникерами. Они пугались всего, когда мы брали власть в Октябре, во время Бреста, когда мы проводили коллективизацию. Теперь испугались фашизма.
Фашизм - это чепуха, это временное явление. Они в панике и потому создают такие "концепции". Они за поражение СССР в войне против Гитлера и японцев. Именно поэтому, как сторонники поражения СССР, они заслужили внимания гитлеровцев и японцев, которым они посылают информацию о каждом взрыве, о каждом вредительском акте».

Фейхтвангер открыто смеется над Сталиным. Сталин сам выдумал идиотизм и приписал их троцкистам.
Представьте – рядом с ним десятилетия сражались и работали сплошь идиоты! Может, все-таки наоборот?  Я сильно сомневаюсь в достоверности документов, что Сталин якобы пару раз пытался покинуть пост генсека, но партийцы хором голосовали, чтоб он, любимый, остался. Не было этого. Миф, легенда.
И уж, разумеется, фашизм – вовсе не чепуха. Это закономерный этап в развитии капитализма, в том числе в СССР. Это уникальный метод сохранения социального партнерства между враждующими классами. Уже тогда фашизм возник не только в Германии, но в Японии, в Италии, в Аргентине, в Венгрии. Фашистские организации были в США, Великобритании.
И уже разумеется, фашизм оказался не временным явлением, сегодня мы отчетливо видим фашизм в США, Европе, на Украине, в Прибалтике.

«Фейхтвангер. Возвращаясь к старому процессу, хочу сказать, что некоторых удивляет, почему не 1, 2, 3, 4 подсудимых, а все признали свою вину.
Сталин. Как это бывает конкретно? Зиновьева обвиняют. Он отрицает. Ему дают очные ставки с пойманными и уличенными его последователями. Один, другой, третий уличают его. Тогда он, наконец, вынужден признаться, будучи изобличен на очных ставках своими сторонниками.
Фейхтвангер. Я сам уверен в том, что они действительно хотели совершить государственный переворот. Но здесь доказывается слишком многое. Не было бы убедительнее, если бы доказывалось меньше.
Сталин. Это не совсем обычные преступники. У них осталось кое-что от совести. Вот возьмите Радека. Мы ему верили. Его оговорили Каменев и Зиновьев. Н мы его не трогали. У нас не было других показаний, а в отношении Каменева и Зиновьева можно было думать, что они нарочно оговаривают людей. Однако через некоторое время новые люди, два десятка низовых людей, частью арестованные, частью сами давшие показания, выяснили картину виновности Радека. Его пришлось арестовать. Сначала он упорно все отрицал, написал несколько писем, утверждая, что он чист. Месяц назад он написал длинное письмо, опять доказывая свою невиновность. Но это письмо, очевидно, ему самому показалось неубедительным, и через день он признался в своих преступлениях и изложил многое из того, чего мы не знали. Когда спрашиваешь, почему они сознаются, то общий ответ: "надоело это все, не осталось веры в правоту своего дела, невозможно идти против народа - этого океана. Хотим перед смертью помочь узнать правду, чтобы мы не были такими окаянными, такими иудами".
Это не обычные преступники, не воры, у них осталось кое-что от совести».
(РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 820. Л. 3-22. Машинописный текст. Текст печатается по изданию: "Большая цензура. Писатели и журналисты в Стране Советов. 1917-1956", М.:2005, с сохранением особенностей орфографии и пунктуации оригинала. 8.1. 1937.)
 
***

Фейхтвангер бьёт по самому нелепому: как же это так, все до единого признались, все до единого покаялись, причем в одинаковых выражениях! Эти одинаковые покаяния – со времен суда на меньшевистским бюро РСДРПб 1931 года. Кто читал протоколы заседаний – знает нелепость речей обвинителей.
Тем не менее, писатель не затрагивает главный вопрос: отчего процессы открытые? Зачем это понадобилось Сталину? Ведь Сталин самым диким образом дискредитирует почти всю партию Ленина, героев Гражданской войны не только перед гражданами СССР, но перед мировым рабочим классом.
Вполне возможно, что этот вопрос, как и ответ, просто вырезали при редактировании.

В чем же причина расстрела, например, невиновных военных? Она коренится в установке «сверху» на расстрел.
«Дело о так называемом военно-фашистском заговоре в Красной Армии возникло вскоре после февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года, на котором обсуждались вопросы, связанные с разгромом троцкистов, зиновьевцев и правых. С докладами на этом Пленуме ЦК ВКП(б) выступили Сталин, Молотов, Каганович и Ежов.
По вопросу о положении с кадрами в армии на Пленуме выступили Ворошилов и Гамарник. По их оценке политико-моральное состояние личного состава армии не вызывало тревоги. По словам Ворошилова, армия систематически очищала свои ряды от негодных элементов и за 12-13 лет, прошедшие после изгнания Троцкого из армии, из ее состава было вычищено около 47 тысяч человек, из них 5 тысяч оппозиционеров.
…«К настоящему моменту, — заявил Ворошилов, — армия представляет собой боеспособную, верную партии и государству вооруженную силу… отбор в армии исключительный. Нам страна дает самых лучших людей».
Однако Молотов дал совсем иную оценку положения с армейскими кадрами:
…«Военное ведомство, — заявил он, — очень большое дело, проверяться его работа будет не сейчас, а несколько позже и проверяться будет очень крепко… Если у нас во всех отраслях хозяйства есть вредители, можем ли мы себе представить, что только там нет вредителей? Это было бы нелепо, это было бы благодушием… У нас было вначале предложение по военному ведомству здесь особый доклад заслушать, потом мы отказались от этого. Мы имели в виду важность дела».» (Справка комиссии Президиума ЦК КПСС «О проверке обвинений, предъявленных в 1937 году судебными и партийными органами тт. Тухачевскому, Якиру, Уборевичу и другим военным деятелям, в измене Родины, терроре и военном заговоре» — Раздел I. Раздел II)
Всего-то. Спущенная сверху установка, умноженная на патологическую подозрительность Сталина, привела к убийству невиновных. Справка Президиума длинная, любопытное чтиво.

Колпакиди и Прудникова в свое книге «Двойной заговор» сначала развешивают такой конспирологический туман, хоть топор вешай. А затем уверяют, что Тухачевский якобы действительно был германским шпионом. Ибо «если сопоставить даты, то на битье следователям и времени-то не остается. Тухачевский был арестован 22 мая, 25 мая доставлен в Москву, первые показания дал уже 26-го, а этот блок суммирован им 1 июня. За пять дней даже в 1938 году мало кто признавался, интеллигенты и домохозяйки сплошь и рядом держались дольше! Почему он заговорил практически сразу? Тут есть 2 варианта. Сторонники версии «необоснованных репрессий» предполагают, что он боялся пыток и поэтому согласился со всем, что на него вешали. (Иногда говорят, что следователи грозились, например, изнасиловать его дочь или прочие тому подобные ужастики.) Надо понимать, все остальные тоже боялись пыток, и по этой причине… Если так – то да поможет Бог армии, у которой такие генералы. Есть и еще одна версия: они все были виновны, и следствие нашло способ их расколоть. Возможно, это не так трудно, когда человек одной рукой пишет записку о перевооружении армии, а другой работает на поражение этой же армии, в которой, кто бы что ни говорил, все же был смысл его жизни. Это еще легче после зимних процессов 1937 года… когда он начинает окончательно понимать, во что влез. Надо быть совсем уже полной мразью, чтобы воспринимать такие вещи спокойно. Для человека, сохранившего хотя бы какую-то совесть, это положение невыносимо. Тут и арест воспримешь с облегчением. А если еще и товарищи по заговору уже предали и заговорили… Других объяснений того, что он так быстро сдался, попросту не просматривается»
Стало быть – совесть проснулась у Тухачевского! Гениальное объяснение. Здоровы ли авторы?

Однако зачем Тухачевскому становиться германским шпионом? Нет ответа.
С другой стороны, достаточно было суток избиений генерала Павлова. Чтобы он дал нужные следствию показания («Протокол допроса Павлова Д. Г.»)
Потому Тухачевский быстро признался, что в своих признаниях написал длинное письмо – для пользы дела, считает А. Шубин. «Это стратегические соображения Тухачевского об основных угрозах в войне с Германией. … Тухачевский убеждает Сталина: без меня вы не сможете доработать планы будущей войны. Признав свою вину, Тухачевский пытается доказать свою военную квалификацию» («Антитеррор Сталина», книжка пустая, но в данном пункте Шубин увидел то, что по причине умственной слабости не смогли увидеть Колпакиди с Прудниковой).
Однако есть еще один аргумент.
Зачем подвергаться избиениям, если все равно казнят? Маршал Советского Союза Тухачевский был хорошо информирован. Не подписать ложные обвинения, чтобы не подавать пример? Так подделают подпись.
В приговоре от 11 июня 1937 года и то, что он целиком основан только на признательных показаниях подсудимых. Ни единой улики.
На суде Тухачевский говорил, что сам не знает, можно ли шпионаж, в котором он признался, считать шпионажем. Т.е. отдавал себе отчет, что клевещет на себя.
Но почему бы Колпакиди с Прудниковой не вспомнить, что все германские военные до взрыва бомбы в бункере Гитлера и не помышляли напакостить фронту, произвести диверсии на заводах, связаться со Сталиным…

Вот что пишет Герой Советского Союза генерал армии А. В. Горбатов: «На Киевской окружной партийной конференции [1937] мы, делегаты, заметили, что И. Э. Якир, всегда весёлый и жизнерадостный, выглядел за столом президиума сосредоточенным и угрюмым. … через несколько дней нам стало известно, что Якир был арестован как участник «заговорщицкой группы Тухачевского». Для меня это был ужасный удар. Якира я знал лично и уважал его. Правда, в глубине души ещё теплилась надежда, что это — ошибка, что разберутся и освободят. Но об этом говорили между собой только очень близкие люди» («Так было»).

Кто реализовывал установку сверху? Ежов. Ежова расстреляли. Казалось бы, логично сделать вывод о невиновности им расстрелянных? Ничуть. Сталинисты так не считают. …

Потом апологеты Сталина будут распространять миф, что Фейхтвангер якобы был очарован Сталиным. Как  и Андрэ Жид.
Совсем по-другому разговаривал Сталин с советскими писателями и поэтами. Как следователь разговаривал.


ШУКШИН И РЕЛИГИЯ

Макар – почтальон. Макар избрал себе крест проповедника. Макар учит не ссориться, говорить друг другу ласковые слова и смиряться. Макар мечтает проповедовать не только в своей деревне, по всей стране.

«Тебе государство задержало пенсию на один день, и ты уже начинаешь возвышать голос. Сама злишься, и на тебя тоже глядеть тошно. А у государства таких, как ты, — миллионы. Спрашивается, совесть-то у вас есть или нету? Вы что, не можете потерпеть день-другой? Вы войдите тоже в ихнее-то положение».
Характернейшая, знаете ли, проповедь.

В 1937 году (путают с 1955-м) опрос показал, что 56% населения СССР – верующие (хотя молодые, как правило, называли себя верующими, не желая ссориться с родителями, многие называли себя православными , имея в виду, что не принадлежат к другим религиям). Верующими, то есть: принимающие догму смирения. Однако Макара, когда он разводит проповеди, отовсюду гонят, называют его боровом гладким, лоботрясом, гадом подколодным, словом, так, как на Руси звали попов, да еще берут за шкирку и дают пинка под зад.

Шукшин назвал рассказ: «Непротивленец Макар Жеребцов».
Однако имеет ли образ Макара, при всем кажущемся совпадении, отношение к религии? Или к толстовству?

Макар учит женщину жаловаться на сына директору шахты.
«Подсказывал, как можно теще насолить, как заставить уважать себя дирекцию совхоза. Надо только смелей быть. Выступать подряд на всех собраниях и каждый раз - против. Они сперва окрысятся, попробуют ущемить как-нибудь, а ты на собрании и про это. Важно - не сдаваться. Когда они поймут, что с тобой ничего нельзя сделать, тогда начнут уважать. А то еще и побаиваться станут - грешки-то есть. У кого их нету?»
Это и значит учить смирению?

«Подошло воскресенье — ты сидишь день-деньской сложа ручки. Люди ждут не дождутся этого воскресенья, чтоб себе по хозяйству чего-нибудь сделать, а тебе вроде и делать нечего.
- А на кой оно мне… хозяйство-то? …
- Работа — не бей лежачего. И не совестно ведь! — искренне изумлялся дед. — Неужель не совестно? На тебе же пахать надо, а ты…
- Ни на вот эстолько. — Макар показывал кончик мизинца. … Так вот ходишь неделю, тыкаешься в ихные дела… Потом придет воскресенье, и я вроде отдыхаю. Давайте, думаю, черти, - гните дальше. А я еще какую-нибудь пакость подскажу. … У меня какой-то зуд на советы. Охота учить, и все, хоть умри. … А все же жалко дураков…»

Так заканчивается рассказ. Какое же тут христианство.
Может быть, обобщение? Если присовокупить рассказы «Срезал», «Как Андрей Иванович Куринков, ювелир, получил 15 суток»… Увы. В прозе Шукшина – «ты и убогая, ты и обильная…»
Обобщение – совсем в другом рассказе.

В 1985 году в Москве аспирант МГУ Сергей Вакару, специалист по теории гравитации, стоял в магазине в очереди. Продавщицы долго не было, очередь возмущалась. Наконец, вышла и презрительно бросила: «Много вас тут понаехало…» Сережа заорал: «Тебя, дура, вся стана кормит!» Если говорить о торгашах как о социальном слое, менталитет его известен. Но в рассказе Шукшина «Обида» речь о другом.

Сашка Ермолаев, судя по его поведению, человек интеллигентный,  вместе с дочерью, которая едва научилась говорить, пришел в магазин, где продавщица Роза приняла его за вчерашнего пьяницу и начала оскорблять.
Какая может быть реакция? Покрутить пальцем у виска, отойти подальше. Если настроение хорошее, можно пошутить, во всяком случае, попытаться выяснить, из-за чего оскорбляют, что стряслось с  продавщицей. Но Сашка не понимает, кто перед ним. Он далек от этого общественного слоя, будто видит в первый раз, потому не знает, как разговаривать. Он так поражен, что его трясет! «… Сашка все изумлялся про себя, все не мог никак понять: что такое творится с людьми?»

Сашка не придумал ничего лучшего – он хочет наказать за оскорбление и… для этого пытается привлечь директора магазина. «… самое сильное, что пришло Сашке на ум», - смеется Шукшин. Такой вот Сашка «противленец» злу насилием.

Но не в Сашке дело, в конце концов, не он оскорбил. Трус он или храбрый, умеет он себя защищать, не умеет  – дело второстепенное.  Дело и не в том, что в силу своего воспитания, явно не христианского, Сашка не умеет постоять за себя, и таких миллионы, оттого-то – как многие могут подумать - и чувствуют Роза и ей подобные свою безнаказанность.
Дело в том, что и завотделом, и парень-мясник, и другие продавщицы, и стоящие в очереди – все против Сашки. Все одинаковы, такие же, как продавщица Роза. Человек для них никто.
Это не социальный срез, это небо в чашечке цветка,  в этом рассказе – вся Россия.
Это не дурное воспитание, не результат распространения ложных идеологем. Это система. Общественная система. Производственная система, которая низводит человека в ничто. И если униженный и оскорбленный проявит настойчивость в деле защиты самого себя, система стукнет его пару раз головой о дверь и спустит с лестницы.
И жаловаться некому.
Почему, каким образом возникает эта система?

В рассказе  «Верую» - рабочий Максим, у которого болит душа.
Его не может понять, что удивительно, на самом деле не удивительно – женщина, его жена, она тоже рабочая. И эта женщина – обыватель.
Максим не молится: «Максим, когда тоскует, не философствует, никого мысленно ни о чем не просит, чувствует боль и злобу».

Но ведь человек грешен? И ведь это первородный грех, грех, никуда не исчезающий?
«Случалось, выпивал… Пьяный начинал вдруг каяться в таких мерзких грехах, от которых и людям и себе потом становилось нехорошо. Один раз спьяну бился в милиции головой об стенку, на которой наклеены были всякие плакаты, ревел — оказывается: он и какой-то еще мужик, они вдвоем изобрели мощный двигатель величиной со спичечную коробку и чертежи передали американцам. Максим сознавал, что это — гнусное предательство, что он — «научный Власов», просил вести его под конвоем в Магадан. Причем он хотел идти туда непременно босиком.
- Зачем же чертежи-то передал? - допытывался старшина. - И кому!!!
Этого Максим не знал, знал только, что это - «хуже Власова». И горько плакал».
Шукшин смеется: выдумали, выдумали эту первородную греховность!

Максим приходит к попу и спрашивает, болит ли у того душа. Поп в это время алкает не кровь христову, а спирт разбавляет «по вкусу». Поп не отвечает ни на прямой вопрос, ни на вопрос, неявно заданный Максимом – что делать, вместо этого начинает – как представляется поначалу - возводить между собой и Максимом изгородь из церковных штампов: «Как только появился род человеческий, так появилось зло. Как появилось зло, так появилось желание бороться с ним, со злом то есть. Появилось добро. Значит, добро появилось только тогда, когда появилось зло. Другими словами, есть зло — есть добро, нет зла — нет добра… Что такое Христос? Это воплощенное добро, призванное уничтожить зло на земле. Две тыщи лет он присутствует среди людей как идея - борется со злом… Две тыщи лет именем Христа уничтожается на земле зло, но конца этой войне не предвидится».
Родственник попа, Илюха, при переборе церковных штампов заснул. Аналогично воспринимали и птичий язык газеты «Правда», органа ЦК КПСС.

Поп доводит до логического конца аксиоматику религии: «Ты спросил: отчего болит душа? Я доходчиво рисую тебе картину мироздания, чтобы душа твоя обрела покой. Внимательно слушай и постигай. Итак, идея Христа возникла из желания победить зло. Иначе — зачем? Представь себе: победило добро. Победил Христос… Но тогда — зачем он нужен? Надобность в нем отпадает. Значит, это не есть нечто вечное, непреходящее, а есть временное средство, как диктатура пролетариата. Я же хочу верить в вечность, в вечную огромную силу и в вечный порядок, который будет… Я говорю ясно: хочу верить в вечное добро, в вечную справедливость, в вечную Высшую силу, которая все это затеяла на земле, Я хочу познать эту силу и хочу надеяться, что сила эта — победит. Иначе — для чего все? А? Где такая сила? — Поп вопросительно посмотрел на Максима. — Есть она?.. Я такой силы не знаю. Возможно, что мне, человеку, не дано и знать ее, и познать, и до конца осмыслить. В таком случае я отказываюсь понимать свое пребывание здесь, на земле. Вот это как раз я и чувствую, и ты со своей больной душой пришел точно по адресу: у меня тоже болит душа. Только ты пришел за готовеньким ответом, а я сам пытаюсь дочерпаться до дна, но это - океан. И стаканами нам его не вычерпать. И когда мы глотаем вот эту гадость… - Поп выпил спирт, промакнул скатертью губы. — Когда мы пьем это, мы черпаем из океана в надежде достичь дна. Но - стаканами, стаканами, сын мой! Круг замкнулся - мы обречены».

Поп окончательно запутался в религиозных догматах, вместо разговора по делу развлекается темой смысла жизни. И не видит его в рамках религии. Если добро победит – оно становится ни к чему. Если постоянно воевать со злом, то цели войны, победы над злом – не существует. Если постоянно одерживать лишь временные победы – тоже неясно, в чем их смысл.
Шукшин вскрывает нелепицу религиозной догматики и разом отметает ее, как мусор со стола:
«… душа болит? Хорошо. Хорошо! Ты хоть зашевелился, ядрена мать! А то бы тебя с печки не стащить с равновесием-то душевным. Живи, сын мой, плачь и приплясывай. Не бойся, что будешь языком сковородки лизать на том свете, потому что ты уже здесь, на этом свете, получишь сполна и рай и ад».
И замечает, опять же вкладывая собственные мысли в речь попа: «Ты правильно догадался: у верующих душа не болит». Верующие по Шукшину – люди неполноценные.

Оказывается, что поп не верит в бога. Он не желает подменять реальный мир миром выдуманным.
«Но во что верить? Верь в Жизнь. Чем все это кончится, не знаю. Куда все устремилось, тоже не знаю. Но мне крайне интересно бежать со всеми вместе, а если удастся, то и обогнать других… Зло? Ну - зло. Если мне кто-нибудь в этом великолепном соревновании сделает бяку в виде подножки, я поднимусь и дам в рыло. Никаких - «подставь правую». Дам в рыло, и баста».

Вот тебе и Евангелие. А ведь поп отрицает самую суть религии. Но Шукшин просто так вопросов не задает.
«— А если у него кулак здоровей?
— Значит, такая моя доля — за ним бежать.
— А куда бежать-то?
— На кудыкину гору. Какая тебе разница — куда? Все в одну сторону — добрые и злые.
— Что-то я не чувствую, чтобы я устремлялся куда-нибудь, — сказал Максим».

И, поскольку Максим не испытывает желания с кем-то конкурировать, т.е. бежать неведомо куда, поп делает вывод, что Максим попросту слаб в коленках.
- Вперёд! – кричит партийный функционер.
- Готовы! – отвечают массы. – Только скажите, где перёд.

Поп явно говорит здесь не о классовой борьбе, а о конкурентном наполнении общества. Но он не примитивен и отнюдь не ограничивается тараканьими бегами.
«Поп легко одной рукой поднял за шкирку Максима, поставил рядом с собой.
- Повторяй за мной: верую!
- Верую! — сказал Максим.
- Громче! Торжественно: ве-рую! Вместе: ве-ру-ю-у!
- Ве-ру-ю-у! — заблажили вместе. Дальше поп один привычной скороговоркой зачастил:
- В авиацию, в механизацию сельского хозяйства, в научную революцию-у! В космос и невесомость! Ибо это объективно-о! Вместе! За мной!..
Вместе заорали:
- Ве-ру-ю-у!»

Душа болит – может, из родни кто болеет, может, разруха или война, от одиночества, от невостребованности, или, наоборот, любит кого человек безответно. Может, лишили человека работы, и как жить дальше – неизвестно. Однажды в Красноярск пожаловал президент Медведев и объявил: «Такие комбайны нам не нужны!» И на «Пермском моторостроительном» закрылся 11-й металлургический, который поставлял в Красноярск металл, 8 новеньких печек пошли с молотка за бесценок. Рабочий цеха, хоть и пенсионер, здоровенный мужичина, занимался индивидуальной ковкой, оказался безработным. И через неделю помер. Потому что душа болела.

Вопрос Максима – не из того разряда, что в рассказе «Забуксовал». У Максима болит от монотонности, однообразия жизни. Бесполезно рассуждать об абсолютном смысле, но однообразие уничтожает локальный, если угодно, смысл.
«В одно такое мучительное воскресенье Максим стоял у окна и смотрел на дорогу. Опять было ясно и морозно, и дымились трубы. «Ну и что? - сердито думал Максим. - Так же было сто лет назад. Что нового-то? И всегда так будет. Вон парнишка идет, Ваньки Малофеева сын… А я помню самого Ваньку, когда он вот такой же ходил, и сам я такой был. Потом у этих - свои такие же будут. А у тех - свои… И все? А зачем?»»
Самое любопытное в рассказе – что за его рамками. Для Максима коммунизм – это вечный порядок. То есть, Максим в принципе не понимает, что это за зверь. А с ним не понимает и Шукшин!

Труд рабочего, пишет Маркс в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» - тяжелый, монотонный, однообразный, отупляющий, обезличивающий. В процессе распредмечивания, то есть, в процессе обратного влияния продукта труда на сознание рабочего, в процессе изготовления, скажем, одной и той же гайки в течение нескольких лет в сознании рабочего, грубо говоря, возникает доминанта этой самой гайки. В конце 60-х в Италии с юга пришли голодные, злые рабочие с оружием в руках, создали на заводах Советы (чего не было в России!), поставили под контроль финансы и уничтожили в стране коррупцию. В 1968-м во Франции грянула революция, начали студенты, подхватили рабочие. Оккупировали завод «Сюд Авиасьон», сами наладили производство и сбыт. Администрацию заперли в кабинетах и заставили учить «Интернационал». Нет, революция не победила, но рабочие добились многого. В те же годы американские рабочие восстали против конвейерной обезлички, они не захотели, чтобы труд делал из человека обезьяну. Ибо – душа их болела.
Кстати, восстание привело к созданию неконвейерных систем с большим разнообразием труда и с большей производительностью. То же самое произошло и во Франции.

В мире 75% верующих, большинство – христиане, воспитанные в духе смирения. Когда же они не в силах больше сносить оскорбления, они поднимают восстание – в Великобритании, в Испании, в Аргентине.
Дни восстаний в Ясногорске, где рабочие захватили город, в поселке Советском, в Ачинске, в Щучьем, где рабочие в 2001-м захватили заводы – прошли.
Ныне в России у рабочих душа не болит. Их не оскорбляет ни отупляющий труд, ни мизерная зарплата.

***

Существует политический пласт в обществе, для которого «и труд, и мука, и отрада» - тема достижений евреев и притеснения евреев русскими. Назовем его пласт №1. Существует подобный ему пласт, для которого труд, мука и отрада – обсуждение еврейского коварства и русских достижений. Назовем его пласт №2. Ни о чем другом представители обоих пластов рассуждать не в состоянии.
Не отклоняясь от темы, рассказы Шукшина анализирует представитель пласта №2.

«… рассказы "Обида", "Непротивленец Макар Жеребцов", "Верую!!" - все три о т. н. "заповеди ненасилия", к чему эта заповедь приводит и как воспитывает русского человека. Такова художественной картина мира Василия Макаровича, что даже после прочтения его "юмористических" произведений вслух, глубина их воспринимается не сразу. "Обида" раскрывает глубину нравственного падения общества, в котором утеряна справедливость в результате смирения, но не с миром, а со злом и ложью повсеместно принятой "заповеди ненасилия" к властям предержащим (так в тексте, Б. И.). Только так, по-рабски принято жить, угождая начальству и продавцам, от которых народ стал зависеть. Обслуживающие работающих людей постепенно превратились в их "господ" - хозяев жизни. Во втором рассказе представлен "Непротивленец Макар Жеребцов", цинично уверовавший в свою непогрешимость на основании неукоснительного исполнения им "основной заповеди - ненасилия". Он искренне считает себя выше всех, хотя готов сносить безропотно пинки и насмешки. В рассказе "Верую!" представлен неверующий, но указывающий как жить простым людям поп. Он не верит в "заповедь ненасилия", о чём и говорит прямо и откровенно. Поп убеждён, что Зло существует прежде Добра, а Христос пришёл, чтобы победить Зло, но когда это будет неизвестно. Как же это "откровение" напоминает нам широко известные слова о том, что делами Закона не спасётся никакая плоть, потому как Закон и появился на земле, после того, как Зло усилилось, для того, чтобы его ограничить. Итак, Ветхий Завет впереди Нового Завета, что и наблюдаем в современной церкви, пошедшей в услужение властям: "Всякая власть от Господа!!
Напомню, откуда появилась "заповедь ненасилия". «Нищий при вратех» - отсюда мораль «бедного еврея», его всегдашняя готовность к любому унижению, лишь бы остаться при деле, остаться на контроле, пусть часто и только связующим звеном. Кто-то продаёт, кто-то покупает, а «бедный еврей» «при вратех» контролирует, вводит свои эталоны стоимости товара, доносит властям, или возбуждает народ к непокорности. Ну и что, что плюют, вытирают об тебя ноги! Всё это до времени, «ведь не навеки же наказывает Господь, но послал горе и помилует».
Всё же приведу это «гениальное» место из «Плача Иеремии» полностью, чтобы было понятно, откуда за шесть столетий до Христова Пришествия, и у кого, и для чего появилась так называемая "Заповедь Ненасилия", на которой помешались «христиане»: «Благо тому, кто терпеливо ожидает спасения от Господа. Благо человеку, когда несёт он иго в юности своей; сидит уединенно и молчит, ибо ОН наложил его (??!) на него, полагает уста свои в прах, помышляя: «может быть есть ещё надежда»; подставляет ланиту (щёку) свою биющему его, пресыщается поношением, ибо не навеки оставляет Господь. Но послал горе и помилует». Убрать Врата Рода – лишить выбора между добром и злом, правдой и ложью, а отсюда и мораль: «Зло необходимо для проявления добра, а ложь для правды». «Что ты смотришь, как баран на новые ворота?» - У зомбированного иудаизмом моралью «непротивления злу силою» забрали Родовые Врата, обрезали от них, и поставили «новые» от сатаны, вот и смотрит «неофит» (офис – змей) не понимая, но с внутренним содроганием, на путь через эти «врата» в никуда – на убой. Он, «оказывается», обязан «подставлять начальству щёку, бьющему его с юности», сидеть при вратах уединённо (не общаясь с ближними в Роде ) и молчать, полагая уста свои в прах, полагая, что есть ещё надежда на продвижение по социальной лестнице, есть ещё время стать самому начальством! – Это «мораль», забирающая путь в Роде и свободу личную до конца! Тут и «философия» удобная рабская и «христианское» мировоззрение: «Всякая власть от Господа! И всё, что ни делается – к лучшему», - всё от Него же! И в Евангелии: « И ежели ты любишь ближнего, того, кто тебя любит, что в том особенного?" – Ты полюби того, кто тебя и ближних ненавидит, вот тогда поимеешь мзду на Небесах», станешь, «как-бы на самом деле» Сыном Хозяина Своего, «Который дождит на злых и лукавых»??!
Псалом 138, ст. 21-22: "Мне ли не ненавидеть ненавидящих Тебя, Боже, и на врагов Твоих не направить волю? - Полною ненавистью ненавижу их: враги они мне"! (в исправленном тексте: "и о вразех Твоих истаях" - "и не возгнушаться восстающими на Тебя"). Что явно неуклюже в "русском синодальном переводе" и не по-русски».
Да, только готовых сносить унижения и попирать ногою при этом ближних своих возвышает прошедшее такую же социальную обработку нечестивое (не имеющее части в жизни Рода) лукавое начальство. Только выродок для них надёжен, потому что ему есть о чём напомнить, за что ухватить. И такие идут во власть, так называемую "духовную" и мирскую над ближними своими. Оттого там столько сексуальных извращенцев. Надо покончить с "заповедью ненасилия", приписываемой Иисусу Христу. Покончить решительно и навсегда».

То есть, те, кто веруют в «правую щеку» - не настоящие христиане.
Казалось бы, в тексте - призыв к борьбе: с властью и начальством вообще. Религии мира такого не допускают!
Но автор явно не имеет в виду, что власть и начальство в целом являются ставленниками правящего класса капиталистов, явно не к классовой борьбе призывает. Поскольку у автора власть навязывает непротивление, она является иудейской. То есть, смысл текста сводится к лозунгу борьбы с евреями.
 
В то же время борцы с иудейским Ветхим заветом, сторонники насильственного христианства напрасно отрывают от проповеди ненасилия Новый завет. В Нагорной проповеди Иисус призывает возвысится над конфликтом, что, конечно, разумно в случае конфликта одних ограниченных кретинов с другими ограниченными кретинами, против одного буржуа на стороне другого буржуа, что мы видим в истории всё чаще. Но совершенно неуместно в случае попустительства уголовщине.
Более того, сама постановка вопроса в Нагорной проповеди, пытающаяся удалить субъекты из общественных отношений, нелепа, над этим смеется Генри Каттнер в рассказе «А как же еще». Нелепы не только враждующие стороны, но и проповедник, только вместо Христа – инопланетянин со всесокрушающим оружием в руках.

Иисус сказал людям: «Вы думаете, что ваши законы насилия исправляют зло; они только увеличивают его. Вы тысячи лет пытались уничтожить зло злом и не уничтожили его, а увеличили его. Делайте то, что Я говорю и делаю, и узнаете правда ли это» (23, 329). «… не противься злому — значит не противься злому никогда» (23,313).
«А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; 40 и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; 41 и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. 42 Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся. 43 Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. 44 А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас…» (Матф. 5:21, 5:39, 5.44, то же в Евангелие от Луки 6:27-29, 35, от Иакова 3:18 и т.д.)
Или: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога… противящийся власти противится Божиему установлению… надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести» (Рим. 13:1 – 5).
Это Новый завет.
То же в Коране: «Не убивайте душу, которую запретил Аллах» (6:151).

Казалось бы, действительно: живший в IV веке раввин, вавилонский талмудист Рава, советует: «пусть ты будешь убит, но не убивай его» (Псахим, 25b)
Но приписывание ненасилия именно иудаизму нелепо. Во-первых, потому, что практика Израиля ему противоречит. Во-вторых, в самом Ветхом завете множество сцен насилия, и к этому насилию толкает сам бог. Ветхий завет признает обоснованность войны (Числ. 23:24, 31:7 – 9; Втор. 3:3 – 7; Нав. 6:20, 23, 10:24, 26). В-третьих, идея ненасилия зародилась не в иудаизме и до появления иудаизма.

В буддизме, джайнизме и индуизме понятие ненасилия восходит к идее ахимса, означающему «непричинение вреда живым существам», противоположности насилию.
В джайнских текстах утверждается: «… если кто-либо отнимает жизнь … его грех увеличивается» (Сутра—кританга 1.1); то же - в индуизме: «…убиение живых существ несовместимо с пребыванием на небесах» (Законы Ману 5.48).
Понятие ахимса не относилось конкретно к обществу и затушевывало активный, деятельный аспект ненасилия, как его понимал Махатма Ганди. В связи с чем он разработал новое в индийской философии понятие «сатьяграха». В ходе борьбы за независимость, которая, разумеется, носила отнюдь не характер ненасилия, сатьяграха было тактическим приемом, состоящим в несотрудничестве и  гражданском неповиновении. Ганди совмещал сатьяграха с традиционными формами протеста, с такими, как например, дхарна - всеобщая стачка). Позднее буржуазные идеологи экзальтировали суть учения Ганди и возвели это «ненасилие» в ранг стратегии.

Одним из ярчайших проповедником непротивления злу насилием в России является Лев Толстой.
Современник Толстого естествоиспытатель Э. Геккель пытался, апеллируя к естественным законам борьбы за существование, обосновать справедливость и благотворность смертной казни «неисправимых преступников и негодяев». Толстой возражал: «Если убивать дурных полезно, то кто решит: кто вредный. Я, например, считаю, что хуже и вреднее г-на Геккеля я не знаю никого, неужели мне и людям одних со мной убеждений приговорить г-на Геккеля к повешению?» (Исповедь. В чем моя вера? ПСС в 90 т. М., 1957. Т. 23).
То есть, Толстой выступал как релятивист, экзальтируя относительность нравственности, не понимая, что у низов и верхов нравственность различна, и эта нравственность – не набор правил, а порождение бытия низов.

Скрижали также советуют: «Не убий». Например, не убий фашистов, сжигающих твою деревню.
Ярый антикоммунист Дж. Кеннан, тот самый, который доказал, что немецкие деньги для Ленина и шпионство Ленина – миф, рассказывает о своей беседе с Толстым, Кеннан спрашивал, стал ли бы Толстой убивать грабителя, готового убить невинную жертву, если нет никакой другой возможности спасти жизнь этого последнего. Толстой ответил: «Если бы я увидел в лесу медведя, который собирается задрать крестьянина, я бы размозжил ему голову топором, но я бы не убил человека, готового сделать то же самое».

То есть, Лев Толстой согласен смотреть на убивающего со стороны, в надежде, что на убийцу вдруг снизойдет озарение. Великий писатель нисходит здесь до примитива, причем заплесневелого. Так, Августин Блаженный завещал: «Долг истинного христианина требует быть и с ненавидящими мира мирным, и то не для единодушия с ними в злобе, но в надежде их исправления. Ежели же они ни примеру, ни увещеванию, ни доказательству нашей к ним любви следовать не захотят, то по крайней мере причин иметь не будут, для которых бы они нас ненавидеть долженствовали». Но тот же Августин отрицает самим сказанное и утверждает, что христианин может нарушить обет непротивления и спасти своего ближнего с оружием в руках.
Но только ближнего! Не себя.

Любопытно, что поборник евангельских идеалов аскетизма Франциск Ассизский уверял: не то, чтобы медведя, но волка-то уж можно уговорить, взывая к его совести. Легенда «Обращение лютого волка» повествует о том, как Франциск договорился с волком, свирепствовавшим в окрестностях селения Алуббио, о мире и помощи. Волк принял условия, больше не нападал на жителей, а они его кормили до глубокой старости (Пименова Э. К. Франциск Ассизский. СПб., 1896, с. 8).

В эпоху Реформации идея ненасилия возродилась в западном христианстве, например, у вальденсов, анабаптистов и далее квакеров.
К идеологеме ненасилия примыкает философия недеяния в даосизме, у вей. Данную идеологему приняли многие в России в период перестройки – в плане возражения Октябрьской революции.
И наоборот: фашиствующий русский философ И.А. Ильин в книге «О противлении злу силою» допускает оправданность государственного насилия.

Буржуазные идеологи муссируют формулу: «Зло порождает зло, насилие порождает насилие».
Причем обращена эта фраза именно к низам – и никогда к верхам общества.
Фраза взята из «Ричарда III» Шекспира. Но у Шекспира всё наоборот: не злом ответили на зло, что породило новое зло – а зло одного человека порождает зло ТОГО ЖЕ САМОГО человека.
Объявляется даже, что несвобода от насильника, непротивление ему – и есть свобода. Ненасилие насаждается в школах и в отдельных лекциях – на фоне растущего фашизма молодежи.
Ныне к идее ненасилия обращается и православная, и католическая церкви.

Разумеется, официальная пропаганда ненасилия относится в первую очередь к социальным конфликтам: нельзя бастовать (сатьяграха), нельзя бунтовать, вооруженное восстание – грех. Пропаганда внушает явную нелепость: «Нет… ни раба, ни свободного…» (Кол. 3:11).
Данная пропаганда прямо вытекает из основного положения всех религий о смирении перед властями.

«...все же, подчиняясь друг другу, облекитесь смиренномудрием, потому что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать. Итак, смиритесь под крепкую руку Божию, да вознесет вас в свое время. Все заботы ваши возложите на Него, ибо Он печется о вас» (5; 1 Пет., 5, с. 5–7).
Это тоже Новый завет.

В другой форме излагается та же суть: «Разоружись перед партией!»
Идеологема смирения накрепко связана с общемировой мифологией социального партнерства.

***

Дабы установить таинство Евхаристии, во время тайной вечери Иисус преломил хлебы и раздал апостолам:  «И когда они ели, Иисус, взяв хлеб, благословил, преломил, дал им и сказал: приимите, ядите, сие есть Тело Мое. И, взяв чашу, благодарив, подал им: и пили из неё все. И сказал им: сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая» (Евангелие от Марка, 14:22-24, то же – в Евангелие от Луки (22:19) и в Первом послании к Коринфянам (11:24–26).
То есть: апостолы – каннибалы и кровопийцы.


ФИЗИКИ И НЕМЕЦКИЕ ЛИРИКИ

Их было много. Людвиг Ренн, Дигер Нолль, Вилли Бредель, Адам Шаррер, Бруно Апиц, Эдвин Хёрнле, Эрих Мюзам, Курт Либман, Эрнст Толлер, Рудольф Брауне, Отто Штайнике и многие другие.
Макс Циммеринг: «1923 год. Призрак голода бродит по Германии. Рабочие неоднократно терпят поражение, но их боевой дух не сломлен…» (Восстание в Гамбурге»). «Русские создали правительство Советов и передали крестьянам все помещичьи земли!» - цитирует Курт Кюн бурные обсуждения в немецком обществе («Восстание в Киле»).
Писатели рассказывают о Карле Либхнехте, его гибели, о чудовищности и бессмысленности войны, о братании.
Иоганнес Бехер приветствует Октябрьскую революцию.
Бертольд Брехт в 1918 году пишет «Легенду о мертвом солдате», которого извлекли из могилы и поставили в строй.
Некто во фраке шел впереди,
Выпятив белый крахмал,
Как истый немецкий господин,
Дело свое он знал.

Ритм – характерный для стихов Брехта, например:
Она была сама не своя
весной на морском ветру.
И с последней шлюпкой на борт приплыла
юная Ивлин Ру.

Ивлин Ру просится в плаванье, чтобы достичь Святой земли, она пляшет для пьяных матросов и отдается пьяным матросам, только бы увидеть Иисуса Христа.
«Никогда не увижу тебя, Иисус,
меня опоганил грех.
До шлюхи не сможешь ты снизойти,
оттого я несчастней всех».

От мачты к мачте металась она,
потому что тоска проняла.
И не видел никто, как упала за борт,
как волна ее приняла…

Она отдалась темным волнам
и отмылась в них добела.
И, пожалуй, раньше, чем капитан
в Господнем Граде была.

Но Петр захлопнул райскую дверь:
«Ты слишком грешила в миру.
Мне Бог сказал, не желаю принять
потаскуху Ивлин Ру».

Пошла она в ад, и там Сатана
заорал: «Таких не беру!
Не хочу богомолку иметь у себя -
блаженную Ивлин Ру!»

Подобные мотивы и в рассказах Бабеля, который, как и Артем Веселый, как Владимир Нарбут, воевал в Красной Армии. Более свободный труд не помешал литераторам быть вместе с народными низами, они возражают религиозной нравственности, религиозной этике.

Публицистика Льва Толстого касалась различных общественных язв: бедности, безграмотности, обличала буржуазию, пороки РПЦ, возражала войне, патриотическому угару (см. Национализм и литература. Часть III

В 1986 году он пишет статью «Богу или Мамоне», направленную против пьянства.
«Пьяницы, - пишет Толстой, - стали пьяницами только оттого, что не пьяницы, не делая себе вреда, научили их пить вино, соблазнили их своим примером. Пьяницы никогда не стали бы пьяницами, если бы не видали почтенных, уважаемых всеми людей, пьющих вино и угощающих им…
И не бойся, чтобы отмена обычая пить вино на праздниках, крестинах, свадьбах очень оскорбила и возмутила людей. Во многих местах уже начинают делать это, заменяя угощение вином угощениями вкусной едой и непьяными напитками; и люди только в первое время, и то самые глупые, удивляются, но скоро привыкают и одобряют.
Если же ты старый человек, в том возрасте, когда тебе не нынче-завтра придется давать отчет богу о том, как ты служил ему, и ты, вместо того чтобы отвращать молодых, неопытных людей от вина, страшное зло которого ты не мог не видеть в продолжение твоей жизни, соблазняешь ближних своим примером, напиваясь вином или угощая им, - ты совершаешь великий грех».

Энгельс в книге «Положение рабочего класса в Англии» указывает причины, толкающие рабочих к пьянству: тяжелый, черный труд, низкая зарплата, безысходность. Это причины, пьянство – следствие. Очевидно, что у пьянства, как и у преступности, есть социальные корни. Бессмысленно бороться со следствием, сохраняя причины. Но буржуазия, отмечает Энгельс, всегда готова обвинить рабочих в пьянстве, лени, беспорядочных половых связях. Системный порок - обусловлен объективными законами, НЕ ЗАВИСЯЩИМИ от индивидуальной воли, он обусловлен системой капиталистического производства.

Толстой же для исправления пороков общества предлагает то же, что и Горбачев: «Начни с себя». И далее: стань вегетарианцем, ешь молочную кашицу, см. замечательную статью Ленина «Лев Толстой как зеркало русской революции». Толстой не хочет видеть классовую причину, он ее подменяет влиянием примера и предлагает устранять следствие.

Статью Толстого в качестве доказательства в течение уже 40 лет предлагает миру Всесоюзное общество борьбы за трезвость (ВДОБТ). По РФ поддержка ВДОБТ практически нулевая.
Ныне к социальным язвам добавились наркомания, влекущая СПИД, скачок безработицы, повлекший скачок смертности, и т.п. Однако ВДОБТ никоим образом на них не реагирует, трезвенники уподобляются обществу матери-коровы, которое не трогает нищета, общество занято зашитой матери-коровы.
В Перми избирательная кампания одного трезвенника, математика Игоря Зорина, это показала, Зорин  набрал мизерный процент. Почему сотруднику университета избиратели не пожелали отжать свои голоса? Потому что сотрудник университета не желает видеть, чем люди живут, что творится вокруг. Безработица, заводы закрывают - а сотрудник университета рассказывает о вреде «культурпитейства». Обманутым вкладчикам, родственникам тех, кто попал под Шемякин суд, кто был умерщвлен недобросовестными или безграмотными врачами, кого обирают ТСЖ и УК, трезвенники предлагают книжку Дроздова о чудодейственном методе Шичко.

Почему так? Потому что ныне в РФ (и в мире) доминирует мифологическое сознание, трезвенники живут мифологией. Есть секта Илона Маска, есть секта трезвенников. Секта верит, что в Китае, Индии, Японии народ спаивают евреи. Именно так! Якобы евреи подговорили буржуа разных наций  ввести банковский процент. Другие верят в барабашку, во всемогущий бизнес, в зомби, в путешествия во времени, в сглаз и порчу, в тоталитаризм в России, в структурированную воду, в сионистский заговор истребить всех русских, в телепортацию, в теракт 11 сентября, в мировое правительство, в Даждьбога, в честные выборы, в информационное поле Вселенной, в волшебную руку рынка, в компьютерную диагностику, в Матрицу жизни, в торсионные поля и т.п.
Как говорил Маркс – «превращенная социальная форма».

Казалось бы, чем плохи борьба за права женщин, за экологию, за сохранение редких животных, за равноправие негров и пр. Но сужение задачи до борьбы с единственным следствием не просто бессмысленно, оно используется правящими классами. «Гринпис», феминизм, гомосексуализм и даже профсоюзы (АФТ КПП) – на службе у Госдепартамента США, негритянское движение использует Демократическая партия США.
ВДОБТ убеждено: причина в том, что водка - наркотик. Ваш покорный слуга задавал вопрос одному из идеологов ВДОБТ Жданову, как трезвенники относятся к церкви. И Жданов сообщил, что хорошо относятся! Т.е. ВДОБТ вместо водки подсовывает ДРУГОЙ НАРКОТИК.

Толстой верно подмечает, что пьянство необходимо правящему классу и для социального спокойствия, и для ПРИБЫЛИ. Точно так же правящему классу «советских» управленцев пьянство было необходимо, потому Сталин на словах обещал вернуться к царско-ленинскому сухому закону, на деле - только увеличивал продажу водки, подробнее см. статью «Как Жданов, Углов, Накоряков объясняют пьянство» http://www.proza.ru/2014/01/25/2016
Аналогично религия - орудие буржуазии для подавления масс, потому государство вкладывает деньги в религию, чтобы массы меньше возмущались, чтобы правящий класс достиг социального спокойствия.
И сам Лев толстой вместо одного наркотика предлагает другой наркотик - религию собственного варения.

Но тот же Толстой пишет: «Ужаснейшее, не перестающее, возмутительное кощунство - в том, что люди, пользуясь всеми возможными средствами обмана и гипнотизации, - уверяют детей и простодушный народ, что если нарезать известным способом и при произнесении известных слов кусочки хлеба и положить их в вино, то в кусочки эти входит бог; и что тот, во имя кого живого вынется кусочек, то будет здоров; во имя же кого умершего вынется такой кусочек, то тому на том свете будет лучше; и что тот, кто съест этот кусочек, в того войдет сам бог… люди живут так, как все живут, а живут все на основании начал, не только не имеющих ничего общего с вероучением, но большею частью противоположных ему; вероучение не участвует в жизни, и в сношениях с другими людьми никогда не приходится сталкиваться и в собственной жизни самому никогда не приходится справляться с ним; вероучение это исповедуется где-то там, вдали от жизни и независимо от нее. Если сталкиваешься с ним, то только как с внешним, не связанным с жизнью, явлением» («Исповедь»).
«… замечательно сильный, непосредственный и искренний протест против общественной лжи и фальши… беспощадная критика капиталистической эксплуатации, разоблачение правительственных насилий, комедии суда и государственного управления, вскрытие всей глубины противоречий между ростом богатства и завоеваниями цивилизации и ростом нищеты, одичалости и мучений рабочих масс… Толстой велик, как выразитель тех идей и тех настроений, которые сложились у миллионов русского крестьянства ко времени наступления буржуазной революции в России. Толстой оригинален, ибо совокупность его взглядов, взятых как целое, выражает как раз особенности нашей революции, как крестьянской буржуазной революции» - пишет о Толстом Ленин.

***

Если литераторы и рабочие с крестьянами в дни революции способны понять друг друга, значительно более глубокая пропасть – между производством и теоретической физикой. Различные конфессии приводят длинные списки высказываний великих ученых в пользу религии. Тем не менее. Если в мире 75% взрослого населения – верующие, среди нобелевских лауреатов таковых всего 6%. Даже среди американских ученых 61% - атеисты (E. Larsen, Nature, 386, 435-436, 1997), среди физиков Национальной академии наук 79% атеистов, среди биологов - 76,3% (Nature, 23.7.1998).

Посмотрим, как обстояло дело в эпоху возникновения великих физических теорий.
Немецкий физик Альберт Эйнштейн, один из создателей теории относительности, слабо разбирался в истории и марксизме, о чем говорит его статья «Почему социализм?» «Нигде мы не преодолели того, что Торстен Веблен называл «хищнической фазой» человеческого развития», - пишет Эйнштейн. Ученый убежден, что «есть только один способ избавиться от этих ужасных зол, а именно путём создания социалистической экономики…» Однако он не понимает того, что понимает о труде рабочего Бернард Шоу, он не рассуждает о социализме как об эпохе преодоления противоречия между умственным и физическим трудом, эпохе уничтожения классов: буржуазии и рабочего класса.

«Может показаться, - пишет Эйнштейн, - что между астрономией и экономикой нет существенных методологических различий. И в той и в другой учёные стараются открыть общие законы для определённой группы явлений, чтобы как можно яснее понять связь между ними. Но на самом деле методологические различия существуют. Открытие общих законов в области экономики затруднено тем обстоятельством, что наблюдаемые экономические явления подвержены воздействию многих факторов. И оценить каждый из них в отдельности крайне трудно».
Тем не менее, Эйнштейн понимает больше профессоров КПРФ или Анатолия Вассермана: «… плановая экономика - это ещё не социализм. Сама по себе она может сопровождаться полным закрепощением личности». Эйнштейн указывает на отчуждение, буквально следует формуле Маркса – Ленина: «социализм – живое творчество масс» (но не партийных - или буржуазных – плановиков). Противоречие капитализма в том, что планирование узурпировано узкой социальной группой, как бы ее не именовали. При этом Эйнштейн сводит противоречие к потреблению, что неверно. Ученый не одинок: один из лидеров испанской компартии Карилья так и говорил: коммунизм - это когда у каждого по две машины и три жены.

Но мы с вами постараемся понять больше, чем сказано.
Эйнштейн возражает «социализму» в СССР, но в 1949 году пишет статью о социализме, хотя весь мир видел Большой террор 1937-1938 года, когда уничтожали ленинскую гвардию. Эйнштейн восхищается Лениным, хотя буржуазные СМИ отождествляют  Ленина со Сталиным, представляя Ленина таким же кровожадным тираном. Эйнштейн умеет не верить буржуазной пропаганде. Он утверждает: «… экономическая наука в ее настоящем виде не способна прояснить черты социалистического общества будущего». Эйнштейн понимает, что наука служит войне, потому принижает науку.

Эйнштейн не веровал в персонифицированного бога, он говорил, что верит в пантеистического бога Бенедикта Спинозы, в бога, растворенного в природе. Он даже не деист, он отвергает акт божественного творения. В 1950 году в письме к М. Берковицу Эйнштейн пишет: «Я убеждён, что ясному сознанию первостепенной важности нравственных принципов улучшения и облагораживания жизни не нужна идея Законодателя, особенно Законодатель, который работает на основе вознаграждения и наказания».
В 1954 году Эрик Гуткинд отправил Эйнштейну экземпляр своей казалось бы революционной книги «Выбери жизнь: Библейский призыв к Восстанию». Эйнштейн отписал: «Слово «Бог» для меня не более, чем выражение и продукт человеческих слабостей, Библия — свод благородных, но все же примитивных легенд. Никакая интерпретация, даже самая изощрённая не сможет для меня это изменить. Эти изощрённые интерпретации весьма разнообразны по природе и почти не имеют ничего общего с оригинальным текстом».
Баптистскому пастору Эйнштейн возражает: «Я не верю в бессмертие человека, и я считаю мораль исключительно человеческой заботой, а не сверхчеловеческим влиянием на неё».
В книге «Мир, каким я его вижу» он пишет: «Я не могу представить Бога, который награждает и наказывает свои творения или имеет человеческую природу. Человек, который должен пережить свою физическую смерть, тоже за пределом моего понимания, и я не вижу этого иначе; такие понятия для страха или абсурдного эгоизма слабых душ».
Эйнштейн отвергает и этику религии.

В том же 1949 году великий математик, философ, противник большевизма Бертран Расселл, который в сознании российского либерала ассоциируется с «общечеловеческими ценностями», публично требовал от США сжечь СССР в атомном огне, чтобы предотвратить создание советского ядерного оружия.
Эйнштейн – напротив, антифашист, со времен Муссолини, еще до еврейских погромов, в начале 1933 года заявил о выходе из Прусской академии. Применение Вашингтоном атомного оружия в Хиросиме и Нагасаки потрясло и возмутило Эйнштейна.
Через пять лет Рассел изменил точку зрения. Эйнштейн подписал составленное Расселом воззвание к правительствам великих держав, его подписали немецкий физик Макс Борн, французский исследователь Фредерик Жолио-Кюри, польский физик Леопольд Инфельд, американский химик Лайнус Полинг, английский ученый-ядерщик Сесиль Ф. Пауэлл и японский теоретик, специалист по атомной физике, Хидеки Юкава. Ученые предостерегали человечество от попытки самоуничтожения в атомной войне и указывали, насколько нелеп и недальновиден антикоммунизм.

Любопытно, что Эйнштейн, немало сделавший в области квантовой механики, был ярым ее противником. Бору он возражал на языке Бора: «Бог не играет в кости». Но интерпретации квантовой механики в духе Маха – Авенариуса Эйнштейн возражал вполне в марксистском духе: Луна существует даже тогда, когда мышь на нее не смотрит.

На одном из Сольвеевских конгрессов между ведущими физиками мира возникла дискуссия о религии.
Позицию Макса Планка представлял немецкий физик, один из создателей квантовой механики, Вернер Гейзенберг. Сам Гейзенберг негативно относился к фашизму, однако слово «революция» связывал лишь с Гитлером.

«… для Планка, - пишет Гейзенберг, - религия соединима с естествознанием потому, что они относятся к совершенно разным областям действительности. Естествознание имеет дело с объективным материальным миром. Он ставит перед нами задачу правильно сформулировать правильные высказывания об этой объективной действительности и понять существующие в ней связи. Религия же имеет дело с миром ценностей. Она говорит о том, что должно быть, что мы должны делать, а не о том, что есть. В естествознании речь идет об истинном и не истинном, в религии – о добре и зле, о ценном и не имеющем ценности. Естествознание есть основа технически целесообразного действия, религия есть основа этики. С этой точки зрения конфликт между обеими сферами, начавшийся в XVIII веке, покоится на недоразумении, которое возникает, когда образы и символы религии мы истолковываем как естественнонаучные утверждения, что, конечно, бессмысленно. Согласно такому воззрению эти две сферы порознь соотнесены с объективной и субъективной сторонами мира. Естествознание есть тот способ, каким мы подходим к объективной стороне действительности, каким мы анализируем ее. Напротив, религиозная вера есть выражение личностного выбора, когда мы устанавливаем для себя ценности, в соответствии с которыми устанавливаем свое жизненное поведение. Как правило, мы делаем этот выбор, сообразуясь с той общностью, к которой мы принадлежим, будь то семья, народ или наш культурный круг. Сильным образом влияет на наш выбор воспитание и среда. Однако в конечном счете он субъективен и потому не подлежит критерию «истина или ложь». Если я правильно понимаю Макса Планка, он использовал свою свободу выбора, недвусмысленно приняв решение в пользу христианской традиции».

Планк, немецкий физик, основоположник квантовой механики,  в изложении Гейзенберга следует буквально пропаганде, разрывающей связь между знанием о мире и знанием о человеке, между объективным и субъективным миром. Субъективный мир - будто бы сам по себе, независимо от материального мира. Планк, таким образом, не просто возражает материализму Аристотеля или Маркса, связывающих эти два мира, он противоречит и опытным данным физиологии, и историческим фактам.

Разрыв между литературой и… простите, между естественными и гуманитарными науками (hard sciences и soft sciences) отмечал и Маркс, он был убежден, что в будущем наука о человеке вберет в себя естественные науки, естественные науки включат в себя науки о человеке, они сольются, «это будет одна наука – человековедение».

Планк ошибается и в датировке: война церкви с наукой началась не в XVIII, а в XVI веке, но тремя веками раньше эту войну предчувствовал Фома Аквинский, указывая, что наука должна стать слугой религии, чтобы способствовать приближению к вере наиболее примитивных людей.
Если Маркс и Ленин подчеркивают приоритет практики («практика выше теории»), Планк первичной ставит теорию (т.е. себя) – вполне в буржуазном духе.

Но какие же это «образы и символы религии», которые пытаются «истолковать» в естественнонаучном духе?
Обратимся к Библии.
«1. В начале сотворил Бог небо и землю. 2.Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. 3. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. 4. … и отделил Бог свет от тьмы. 5. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. … 6. И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. 7. И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. … 8. И назвал Бог твердь небом. И был вечер, и было утро: день второй. 9. И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. … 10. И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морями. … 11. И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле. … 12. И произвела земля зелень, траву, сеющую семя по роду ее, и дерево, приносящее плод, в котором семя его по роду его. … 13. … день третий. 14. И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной для отделения дня от ночи, и для знамений, и времен, и дней, и годов; 15. и да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить на землю. … 16. И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды; 17. и поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светить на землю, 18. и управлять днем и ночью, и отделять свет от тьмы. … 19. … день четвертый. 20. И сказал Бог: да произведет вода пресмыкающихся, душу живую; и птицы да полетят над землею, по тверди небесной.
21. И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую по роду ее. … 22. …23. … день пятый. 24. И сказал Бог: да произведет земля душу живую по роду ее, скотов, и гадов, и зверей земных по роду их. … 25. И создал Бог зверей земных по роду их, и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их. … 26. И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему по подобию Нашему… 27. И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. 28. … 29. … 30. … день шестой. (Откровение Иоанна Богослова, гл. 2)

По Библии Земля была создана раньше Солнца и прочих звезд, да еще одновременно с водой. А небо бог сделал твердым. На самом деле возраст Земли – 4,54 млрд. лет, возраст Солнца – 4,57-4,59 млрд. лет, оно на 20-40 млн лет старше Земли. Причем Солнце – далеко не самая старая звезда во Вселенной.
Процесс формирования Земли занял 10-20 млн лет, путем сжатия межзвездного газа, водорода и гелия. Твердая поверхность Земли формировалась по мере ее остывания. Выделение газов из коры и вулканическая активность привели к образованию первичной атмосферы. Конденсация водяного пара, усиленная льдом, занесённым кометами и астероидами, привела к образованию океанов, примерно 4 млрд. лет назад, т.е. через примерно полмиллиарда лет после возникновения Земли, а вовсе не одновременно.
И, разумеется, «свет был отделен от тьмы» значительно раньше возникновения Земли. Возраст  Вселенной – 14,5 млрд. лет. Так вот, Вселенная стала прозрачной для излучения примерно через 380 тыс. лет после Большого взрыва, т.е. 14,5 млрд. – 380 тыс. =  14,499 120 млрд. лет назад. А вовсе не после возникновения Земли.
Под годами понимается время, протекающее ближайшие сотни тысяч лет на Земле.
И жизнь зародилась тоже не одновременно, сначала – в океанах, а уж потом на суше. Сначала строматолиты, водорослевые корки с бактериями, они жили наполовину на земле, наполовину в воде (были амфибиотическими). Затем лишайники, мхи, плауны, хвощи. В Ордовике (втором периоде палеозоя) на суше появились древние беспозвоночные, питавшиеся строматолитами, на которых и жили. В силурийском периоде (третьем периоде палеозойской эры), 0,4 млрд. лет назад, Земля начала едва одеваться зеленым покровом. Потом появились растения с листьями – папоротники, чешуйчатые деревья - лепидодендроны. И лишь затем появились семенные растения.
Только после этого на суше поселились амфибии (земноводные) и членистоногие: многоножки, ракоскорпионы, насекомые. Ихтиостега - первая амфибия, предок живущих сейчас амфибий, была переходной формой рыб и земноводных. Скорее всего, кистеперых рыб выгнали на сушу засухи. Потом земноводные эволюционировали. Выход позвоночных на сушу произошел только 380-390 млн лет назад! А пятипалые конечности возникли лишь 300 млн. лет назад. В океанах же зарождение жизни произошло много раньше, 3,7 млрд. лет назад.

Если Библия представляет лишь образы и символы, для чего они так сильно противоречат научным данным? Неужели человеку проще понять, что Земля появилась раньше Солнца, а не наоборот?
Планк затушевывает главный вопрос: религия зиждется на утверждении, что мир создан богом. Наука с каждым открытием показывает, что происхождение мира обходится без посторонней помощи.
Как формулировал Спиноза: «Материя есть причина самоё себя».

Но еще важнее другой вопрос, о методологии практики: при каждом столкновении с неизвестными явлениями есть два пути: либо объявлять эти явления волей бога, либо искать естественные причины этих явлений, объяснять их из самих себя.
«Nequaquam nobis divintus esse paratum, / Naturam perum, tanta stat praedita culpa», - пишет Лукреций Кар в «Природе вещей» (Никоим образом не волей богов постигается [нами] природа вещей – и в этом (представлении о воле богов, Б. И.) главное заблуждение).
В науке нет ничего, кроме ее практического применения, утверждает Маркс. Практика религии – бесплодная молитва.

Самым же главным является утверждение о разграничении науки и религии в плане того, что религия говорит о том, «что мы должны делать, а не о том, что есть».
Во-первых, именно наука говорит о том, что мы должны делать. Во-вторых, религия говорит лишь о том, что мы ничего не должны делать: ни возмущаться, ни бастовать, ни подымать вооруженное восстание.

С другой стороны, какая же это свобода выбора, если выбор обусловлен общностью, семьей, народом, культурным кругом, воспитанием, средой?

Гейзенберг сомневается, что человеческое общество может долго существовать с таким разделением знания от веры.
Вольфганг Паули, швейцарец, работавший в Германии в области физики элементарных частиц: «Да, это действительно вряд ли возможно. Во времена возникновения религий, всё знание, имеющееся в распоряжении верующей общины, естественным образом поддавалось выражению и в духовной форме, важнейшим содержанием которой были тогда ценности и идеи соответствующих религий. Эта духовная форма, как от нее требовалось, должна была быть так или иначе понятна самому простому человеку в общине, хотя бы даже священные символы и образы внушали ему лишь неопределенное ощущение всего смысла и ценностей всего смысла ценностей и идей его религии. Простой человек должен быть уверен, что духовная форма охватывает всё знание общины, коль скоро он обязан руководствоваться ценностями общины в своем жизненном выборе. Ведь верить – значит для него не «считать верным», а «довериться этим ценностям как руководству».
Далее Паули выражает уверенность, что в скором времени и для простого народа религиозные образы и символы перестанут обладать убедительностью, тогда распадется и прежняя этика.
То есть: для Паули этика привносится в сознание человека извне, из религиозных писаний. Что противоречит историческим фактам: от эпохи к эпохе этика, нравственные принципы менялись, их меняли преобразования в способе производства и распределения, войны и революции.
При том - Паули понимает влияние смены эпох. Но вместо того, чтобы радоваться, что уже нет племен и противоестественно съедать своего врага, он говорит о распаде этики! И только потому, что священные писания, которые сочиняли в те времена, когда звуки труб и барабанов заглушали вопли сжигаемых на жертвенном огне младенцев, уже радикально противоречат современным этическим нормам.

Только что Планк разделил науку и веру, но Паули спасение религии видит именно в науке:
«Развитие естествознания, - продолжает Паули, - в последние два столетия, несомненно, изменило человеческое мышление в целом и вывело его из круга представлений христианской культуры…. узость этого идеала – идеала объективного мира, существующего в пространстве и времени по закону причинности – вызвала конфликт с духовными формами различных религий. И если само естествознание ломает эти узкие рамки – как оно это сделало в теории относительности и в еще большей мере способно сделать в квантовой теории… то соотношение между естествознанием и тем содержанием, которое хотят охватить своими духовными формами религии, начинает выглядеть опять-таки иначе… понятие дополнительности… при интерпретации квантовой механики, вовсе не ново в гуманитарных науках и философии… оно выступает теперь и в точных науках…»

Принцип дополнительности сформулирован Бором  1927 году. Согласно этому принципу, для полного описания квантовомеханических явлений необходимо применять два взаимоисключающих («дополнительных») набора классических понятий, совокупность которых даёт исчерпывающую информацию об этих явлениях как о целостных. В квантовой механике дополнительными являются пространственно-временная и энергетически-импульсная картины (например, координата и импульс или время и энергия в принципе неопределенности Гейзенберга).  Описания любого физического объекта как частицы и как волны дополняют друг друга, одно без другого лишено смысла, корпускулярный и волновой аспекты описания обязательно должны входить в описание физической реальности. При получении информации об одних физических величинах, описывающих микрообъект, неизбежно теряется информация о других физических величинах, дополнительных к первым. Собственно, принцип ничем не отличается от корпускулярно-волнового дуализма де Бройля.

Каким образом корпускулярно-волновой дуализм может спасти этику (или доказать существование бога) – ведомо только Паули. Но мы прекрасно знаем, как пытаются спекулировать на субъективно-идеалистической интерпретации квантовой механики, начиная с фон Неймана, обязав науку быть субъективной по законам квантовой механики, как парадокс Эйнштейна-Подольского-Розена в экспериментах с квантовым запутыванием пытаются противопоставить материалистической картине мира, выдумывая существование нематериальной информации.

Посмотрите, как ясно (что редкость среди физиков), как приближенно к низшим классам  рассуждает один из создателей квантовой теории поля, введший понятие античастицы, англичанин Поль Дирак: «Если не кривить душой, а это долг ученого, то нужно признать, что религии высказывают явно ложные утверждения, для которых нет никакого оправдания в реальности. Ведь уже само понятие бога есть продукт человеческой фантазии. Можно понять, почему первобытные народы, более беззащитные перед всемогуществом природных сил, чем мы, от страха обожествляли эти силы и таким путем пришли к понятию божества. Но в нашем мире, когда мы осмыслили закономерности природы, подобные представления уже не нужны. Я не вижу, чтобы признание существование всемогущего бога как-то помогало нам. Н для меня вполне очевидно, что такое допущение ведет к постановке бессмысленных споров, например, к вопросу, зачем бог допусти несчастье и несправедливость в нашем мире, угнетение бедных богатыми и весь тот ужас, который он был в силах предотвратить. Если в наше время кто-то еще проповедует религию – то вовсе не потому, что религиозные представления продолжают нас убеждать; нет, в основе всего скрывается желание утихомирить народ, простых людей. Спокойными людьми легче управлять, чем неспокойными и недовольными. Их легче использовать и эксплуатировать».

Стоит отметить, что Поль Дирак не читал советские студенческие учебники по научному атеизму или историческому материализму, он их в глаза не видел, но повторяет точь-в-точь фрагменты из этих учебников. Но дальше мы видим, что именно читал Дирак.
«Религия – это род опиума, который дают народу, чтобы убаюкать его сладкими фантазиями, утешив его таким образом насчет гнетущих несправедливостей. Недаром всегда так быстро возникает альянс двух важнейших политических сил, государства и церкви. Обе эти силы заинтересованы в сохранении иллюзии, будто добрый боженька если не на земле, то на небе вознаградит тех, кто не возмущался против несправедливостей, а спокойно и терпеливо исполнял свой долг. Вот почему честная констатация того, что этот бог есть просто создание человеческой фантазии, считается худшим смертным грехом».

Дираку возражает Гейзенберг – и мы увидим, как у привычного к логике физика логика полностью исчезает:
«Ты осуждаешь сейчас религию с точки зрения политического злоупотребления ею. Но поскольку в этом мире злоупотреблять можно почти всем, в том числе и коммунистической идеологией, о которой ты недавно говорил, то подобное осуждение не касается существа дела… всегда будут существовать общества, а такие общества должны обрести и общий язык, на котором можно говорить о смерти и жизни и о великой мировой взаимосвязи, в контексте которой развертывается история общества. Духовные формы, сложившиеся в поисках этого языка, обладают все-таки огромной слой убеждения, раз такие множества людей веками устраивают по этим формам свою жизнь. Так просто, как ты говоришь, с религией не разделаешься. Впрочем, для тебя, наверное, какая-нибудь другая, например, древняя китайская религия обладает большей убедительностью, чем та, в которой есть представление о личностном боге».

То есть. Оказывается, если человечество длительное время заблуждалось по поводу системы Птолемея, если веками человечество полагало, что Солнце вращается вокруг Земли, то эта длительность и распространенность заблуждений является аргументом в их пользу!
Разве Гейзенберг не знает, что именно религия была поводом для самых кровавых и опустошительных войн?
Разве Гейзенберг не знает, что на протяжении всей истории человечества музыка, литература, живопись и были общим языком, на котором можно говорить о жизни и смерти, это и есть духовные формы взаимосвязи народов? Или взаимосвязи национальных элит? Или взаимосвязи людей искусства? Искусство не принадлежит народу, после тяжелой смены не слышен Моцарт.
Искусство говорит и о любви, религия же предлагает любить то, что нельзя ни увидеть, ни услышать, ни обнять, ни понюхать, ни даже обнаружить, как электрон, в эксперименте.

Но если речь идет о мировой взаимосвязи – этому возражает Планк, согласно которому субъективный мир и объективный мир – никак не связаны.
Хотя, что касается мира людей, казалось бы – вчера это была торговля, сегодня – интернет и торговля?

Но мы с вами постараемся понять больше, чем сказано.
Гейзенберг – не возражает коммунизму! Несмотря на то, что он знает, как в СССР высшие слои общества прикрывались коммунистической идеологией («злоупотребляли»). Гейзенберг умеет не верить буржуазной пропаганде, отождествляющей сталинизм и коммунизм.

Дирак отметает демагогию по поводу общего языка и отвечает на то, что ему представляется наиболее содержательным: «Я в принципе отвергаю религиозные мифы, хотя бы уже потому, что мифы различных религий противоречат друг другу… Вера в бытие божие способствует представлению, будто покорность чьей-то высшей силе «угодна богу».»

Как же отвечают Дираку датский физик Бор, еще один из создателей квантовой механики, и Паули? Они не слышат его. Они игнорируют всё содержание его высказываний.
Паули: «Язык религии родственнее скорее языку поэзии…»
 Бор: «В религии дело идет о нас самих, о нашей жизни и о нашей смерти, там догматы веры принадлежат к основам нашего поведения и тем самым. Пусть косвенно. К основам нашего существования… нашу позицию в вопросах религии нельзя отделить от нашего положения в человеческом обществе…»

Бор подвергает сомнению, что религия «как духовная структура» будет существовать на всех этапах развития общества. Тем не менее, утверждает: «… религия помогает гармонизации жизни общества».
Гейзенберг: «… филиппики Дирака против религии касались именно этической ее стороны…»
Бор: «… хорошо то, что Дирак указал на опасность самообмана…»
Бор заканчивает дискуссию рассказом о человеке, который подвесил над входной дверью подкову. Один его знакомый спросил:
- Ты настолько суеверен? Неужели ты действительно думаешь, что подкова принесет тебе счастье?
- Конечно, нет! Но говорят, что она помогает даже тогда, когда в это не верят.

То есть: парадоксальность фразы для Бора заменяет доказательство. Но с чего он взял, что подкова помогает, когда веришь, и даже тогда, когда в нее не веришь?
Дирак говорит о безнравственности религии – но Бор тут же заявляет, что религия гармонизует общество.

Какова же этика религии? Этично убить ни в чем не повинных египетских младенцев. Этично во имя идеи (во имя бога) убить собственного сына. Этично убивать неверных. Это и есть учение – по мысли Планка (в изложении Гейзенберга) - «о добре и зле, о ценном и не имеющем ценности»?
Беда в том, что разговор теоретиков носит абсолютно беспредметный характер, ведь само содержание религиозных писаний, независимо от вида религии, явно бесчеловечно.
Потому атеистами были Рабле и Лермонтов, Анатоль Франс и Вольтер, Магеллан и Шелли, Стендаль и Гейне, Пушкин и Драйзер, Тургенев и Рассел, Хокинг и Сеченов, Бунюэль и Гашек, Артур Кларк и Сэмюэль Клеменс (Марк Твен), Бенджамин Франклин и Хемингуэй, Роберт Фрост и Стивен Вайнберг, В. Л. Гинзбург и Френсис Крик, Полански и Чаплин, Карл Саган и Жан Поль Сартр, Бернард Шоу и Курт Воннегут.

Феномен «Нового атеизма» возник в начале тысячелетия в англо-американской среде как реакция на исламский фундаментализм. В Германии, где почти не распространен креационизм, новый атеизм распространился благодаря переводам Р. Докинза, Д. Деннета, С. Харриса, а также профессору социальной философии университета Майнца Н. Хёрстеру («Вопрос о боге» и др.),, главе кафедры теоретического философии Берлинского университета Г. Шнедельбаху («Проклятие христианства» и др.), писателю и публицисту М. Шмидту-Саломону, председателю правления Фонда Джордано Бруно. «Одна из сложнейших проблем современности, - пишет он, - состоит в том, что религиозные фундаменталисты разных мастей… используют плоды Просвещения (свободу мнений, правовое государство, науку, технологии) для того, чтобы помешать применению принципов Просвещения…» Одну из первых своих детских книг он завершает следующим: «Итак, мораль истории: не знающий бога не нуждается в нем!»
Помимо Фонда в Германии действует целый ряд атеистических организаций: Гуманистический союз Германии (21 тыс. членов), Международный союз неконфессиональных и атеистов, Центральный совет бывших мусульман и др.

Здесь вновь видим сужение задачи, делающее попытки ее решения бессмысленными, как и попытки разрешения изолированного национального вопроса, как и сведение классовой борьбы к борьбе экономической.
«Гнет религии над человече¬ством, - пишет Ленин, есть лишь продукт и отражение экономического гнета внутри общества. Ника¬кими книжками и никакой проповедью нельзя просветить пролетариат, если его не просветит его собственная борьба против темных сил капитализма… Проповедо¬вать научное миросозерцание мы всегда будем, бороться с непоследовательностью ка¬ких-нибудь "христиан" для нас необходимо, но это вовсе не значит, чтобы следовало выдвигать религиозный вопрос на первое место, отнюдь ему не принадлежащее…» («Социализм и религия»).

***

На одной из конференций международной Партии труда в Париже, что проходила под эгидой троцкистской группы Ламберта – Глюкштейна и профсоюза «Форс увриер», много говорили о пролетариате как о единстве наемных рабочих и наемной трудовой интеллигенции. В кулуарах один делегат, врач из Греции, смеялся: «Еще медицина и физика не объединены…»

 «Нет ли, Мальчиш, тайного хода из вашей страны во все другие страны, по которому как у вас кликнут, так у нас откликаются, как у вас запоют, так у нас подхватывают, что у вас скажут, над тем у нас задумаются?»
Есть, есть эта всемирная связь. Это уже не законы истории и политэкономии, не Коминтерн, ликвидированный Сталиным в 1943-м, и не Международная конфедерация свободных профсоюзов, почившая в бозе в 2006-м. Эта связь сочетает интернет и торговлю, науку и литературу. Протест в  Белоруссии в августе 2020 года проходил по команде нескольких человек, заседающих в Польше, через интернет-каналы «Telegram» и «Nexta», которые, в свою очередь, управляются Госдепартаментом США.
«Злоупотребляют» не просто коммунистической идеологией, но самим понятием «революция».
Эпоха крушения Вавилонской башни.


ПАТРИОТИЗМ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ. ЛЕРМОНТОВ

Уже более 30 лет русские патриоты доказывают: не писал Лермонтов такого гнусного стихотворения:

Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ.
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.

Быть может, за стеной Кавказа
Сокроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей.

Каковы же аргументы?

Лермонтов и Пушкин
Во что пишут на сайте pravda.ru
«В 1989 году советский писатель, критик и коммунист Владимир Бушин предложил лермонтоведам внимательно перепроверить их авторство. Предоставим слово специалистам.
Академик Н.Н. Скатов в своей статье к 190-летию Михаила Лермонтова подтвердил: "Все это вновь и вновь заставляет возвращаться (в последний раз это сделал М.Д. Эльзон) к одному из самых известных приписываемых Лермонтову стихотворений. Как известно, автографа этого стихотворения нет. Что ж, бывает. Но за тридцать с лишним лет не появилось и никаких свидетельств о какой-либо изустной информации: это о лермонтовском стихотворении такой степени политического радикализма. Нет и ни одного списка, кроме того, на который ссылается П. И. Бартенев, с чьей подачи и стало известно в 1873 году стихотворение, и который тоже якобы утерян. Кстати сказать, речь в стихотворении о желании укрыться за "стеной Кавказа" в то время, как Лермонтов ехал служить на Северный Кавказ, то есть, строго говоря, не доезжая до его стены. Наконец, главное, — это противоречит всей системе взглядов Лермонтова, все более укреплявшегося в своем русофильстве, которого даже называют русоманом и который пишет (вот здесь-то автограф в альбоме Вл. Ф. Одоевского как раз сохранился): "У России нет прошедшего: она вся в настоящем и будущем. Сказывается сказка: Еруслан Лазаревич сидел сиднем 20 лет и спал крепко, но на 21-м году проснулся от тяжкого сна — встал и пошел… и встретил он 37 королей и 70 богатырей и побил их и сел над ними царствовать… Такова Россия…"

Во-первых, Лазарь – типично еврейское имя.
Во-вторых, Бартенев все же ссылается на список. Не надо подтасовывать, что вообще не было никакого списка.
В-третьих. Бушин – не коммунист. То, что он сам о себе так думает, резко контрастирует с тем, что Бушин в марксизме-ленинизме стерилен.
В-четвертых, если Бушин коммунист, он должен вместе с Лениным и вместе со стихотворением о немытой России осуждать царскую монархию и ее охранку. Все цари, и Иван Грозный, и Петр I – классовые враги. Для коммуниста данное стихотворение есть подтверждение необходимости революции.
Однако заметим: для истинных русоманов, русофилов, патриотов, националистов – оказывается! – нельзя указывать, что в царской России были господа. Нельзя писать, что была охранка со всевидящим глазом, всеслышащими ушами, для них это гнусность!
Но ведь в таком случае – нужно назвать патриотов прямо: монархисты. То есть – защитники феодализма, враги народа, враги прогресса, враги России. Но продолжим.

«В 2005 году опубликована статья кандидата философских наук из Нижнего Новгорода А. А. Кутыревой, которая убедительно доказала настоящее авторство, но сначала небольшое предисловие. Кутырева пишет: "Литературоведы, дорожащие своей репутацией, обычно оговаривают отсутствие автографа и никогда не приписывают произведение автору, не имея хотя бы прижизненных списков. Но только не в этом случае! Обе публикации — П.А. Висковатова, а затем П.И. Бартенева, хотя они не однажды уличались в недобросовестности, были приняты без сомнений и в дальнейшем споры шли лишь по поводу разночтений. А вот тут развернулась полемика, не утихающая до сих пор. Однако аргументы противников авторства Лермонтова в этом споре всерьез в расчет не принимались. Стихотворение стало каноническим и включено в школьные учебники как шедевр политической лирики великого поэта.Именно из-за первой строки стихотворение стало популярным, а для некоторых сейчас сверхактуальным. Сегодня все, кто говорит и пишет о России пренебрежительно, с издевкой, полным неприятием ее общественного, как дореволюционного, так и революционного строя, всенепременно процитируют знаменитую строчку, беря ее себе в союзники и ссылаясь на авторитет великого национального поэта. Это симптоматично. Более сильный литературный аргумент для опорочивания России, чем ссылка на ее национального поэтического гения, трудно придумать".
Прежде, чем назвать имя автора, обратим внимание на несколько особенностей упомянутого стихотворения. Прежде всего прилагательное "немытая". Обратимся к старшему собрату Лермонтова. В своем сочинении "Путешествие из Москвы в Петербург" (название дано в полемике с сочинением либерала Александра Радищева "Путешествие из Петербурга в Москву") Александр Сергеевич Пушкин приводит следующий диалог автора с англичанином:
"Я. Что поразило вас более всего в русском крестьянине?
Он. Его опрятность, смышленость и свобода.
Я. Как это?
Он. Ваш крестьянин каждую субботу ходит в баню; умывается каждое утро, сверх того несколько раз в день моет себе руки. О его смышлености говорить нечего. Путешественники ездят из края в край по России, не зная ни одного слова вашего языка, и везде их понимают, исполняют их требования, заключают условия; никогда не встречал я между ими ни то, что соседи наши называют un badoud, никогда не замечал в них ни грубого удивления, ни невежественного презрения к чужому. Переимчивость их всем известна; проворство и ловкость удивительны…
Я. Справедливо; но свобода? Неужто вы русского крестьянина почитаете свободным?
Он. Взгляните на него: что может быть свободнее его обращения! Есть ли и тень рабского унижения в его поступи и речи? Вы не были в Англии?"
Автор стихотворения "Смерть поэта" и "Родина", человек своего времени, русский дворянин и офицер не мог так выразиться о России. А кто мог? Человек другого исторического времени и происхождения.
Кутырева сообщает, что это стихотворение "скорее пародирует пушкинские строки "Прощай, свободная стихия!", а нигде более не встречающиеся у Лермонтова "мундиры голубые" появляются в сатирической поэме "Демон", написанной в 1874–1879 годах бывшим чиновником Министерства внутренних дел, открывшего в себе дар поэта-сатирика Дмитрием Дмитриевичем Минаевым.
Именно в пореформенную эпоху среди интеллигенции и полуобразованщины стало модным ругать не только правительство, но и Россию. К концу царствования Николая I дошло до идиотизма и дикости — образованные люди желали, чтобы нас побили в Севастополе и Крымской войне! И когда это, к сожалению, случилось, в выигрыше остались исключительно враги России. Дети попов да чиновников ненавидели не только свой класс, свое окружение, свое правительство, но и весь русский народ. Этой бациллой заразились большевики, также желавшие поражения в войне с Японией и Германией. Их наследники внесли мерзопакостный стишок, приписав его Лермонтову, в школьные хрестоматии, чтобы тлетворный душок распространялся на следующие поколения.»

Знание большевизма потрясает. Стало быть, большевики ненавидели русский народ… Даже Бушин над этим смеется, приводя высказывания самого Ленина.
Во-первых, вначале большевики подавляющим большинством были за войну до победного конца. Точно так же, как германские социал-демократы, проголосовавшие за военный бюджет. (За что их мордовал Ленин.) Мол, пусть рабочие и крестьяне поубивают друг друга в братоубийственной войне – в интересах царей, кайзеров, мировой буржуазии. Что там хотела оттяпать Россия? Чужие Дарданеллы, часть Турции. Солдаты воюющих сторон поняли суть грабительской империалистической войны без всяких эсеров и большевиков, «бацилла» поразила их в 1915-м – они стали брататься. Но Кутырева, как это водится среди патриотов, путает Россию и ее руководство. Ни интеллигенция, ни Ленин вовсе не призывали к поражению России. В сентябре 194 года Ленин призвал «перевести войну империалистическую в войну гражданскую – против своих правительств». ВСЕХ правительств. Не мытьем, так катаньем призыв нашел отклик – в Германии грянула революция, кайзер бежал.

Что касается японца, выучившего русский язык за день… ах, нет – англичанина. Видимо, Кутырева настолько безграмотна, что не знакома со статистикой: русские, особенно крестьяне, были чистоплотными до такой степени, что вымирали от заразных болезней гораздо интенсивней, чем даже в обездоленных странах.
В материале А. М. Анфимова («Царствование Николая II в цифрах и фактах», 1994) приведены данные Вестника финансов, промышленности и торговли №22 за 1914 год:
Группа стран Число смертей  на 1000 населения От заразных болезней на 100 000 населения за 1905-1909
1986-1900 гг. 1901-1905 гг. 1906-1910
«Просвещенные» 17,4 16,8 15,6 71,5
«Обездоленные» 26,3 24,3 23,8 199,9
Россия 32,1 31,0 29,6 527,7

Только после Октябрьской революции существенно снизилась смертность и увеличилась рождаемость. Несмотря на голодные 1920-1922 годы. Дело, в частности, в том, что царь был не в состоянии поголовно привить оспу, это сумели сделать большевики, а в 1925-м они победили холеру.
[О смертности в РФ см. также статью Ю. А. Щипакина (Бюллетень Пермского общественного экологического комитета, 1994), мои статьи «Еще раз о геноциде» («Рабочий вестник», 1995, 2000, 2005, «Свободная мысль», 2006), «Капица о смертности», «Демография в СССР и современной России» и др.]
Земский врач Обухов, исследовавший смертность крестьян Воронежской губернии в 1895 г., отмечал:
«Смертность и процент калек колеблются в обратном отношении со степенью благосостояния. Находясь в дурных санитарных условиях, при плохом питании, организм изнуряется, делается менее стойким; в результате получается повышение смертности; но этим дело не кончается: населению грозит еще понижение жизнедеятельности; организм, ослабленный дурным питанием, не может бороться с разного рода случайностями; его кость хрупка, нервная система ослаблена и легче поддается заболеваниям, одним словом весь организм ослабляется, и легко калечится». (Обухов В.М. Экономические причины смертности и вырождения крестьянского населения Воронежской губернии //Журнал Русского общества охранения народного здравия. 1895. №11. С.880-893).
В 1912 г. в Санкт-Петербурге вышла книга известного рус¬ского публициста и библиографа Н. А. Рубакина «Россия в цифрах. Страна. Народ. Сословия. Классы». Автор, среди прочих интересных данных, рассчитал средний годовой доход на душу населения в России и некоторых других странах мира в рублях: Австралия - 374, США -346, Англия - 273, Франция - 233, Германия -  184,   Австрия  -   127,   Италия -   104, Балканские страны - 101, Европейская Россия – 63 (С.206-207). Зато какая свобода!
Конечно, русский крестьянин был гораздо свободнее английского. Буржуазная революция в России изначально – это аграрная революция безземельных и малоземельных крестьян, началась в 1905-м. Во время буржуазной революции в Англии Кромвель создал армию нового образца, состоявшую, в основном, из крестьян и ремесленников. Началась английская революция в 1642 году. Почувствуйте разницу.

А вот как крестьяне рассказывают о своей жизни автору «Путешествия из Петербурга в Москву», Радищеву:
«- В неделе-то, барин, шесть дней, а мы шесть раз в неделю ходим на барщину; да под вечером возим вставшее в лесу сено на господский двор… Не одни праздники, и ночь наша. Не ленись наш брат…
Ныне еще поверье заводится отдавать деревни, как то называется, на аренду. А мы называем это отдавать головой. Голый наемник {Наемник -- помещик-арендатор, приобретавший за плату во временное владение имение с крепостными крестьянами.} дерет с мужиков кожу; даже лучшей поры нам не оставляет. Зимою не пускает в извоз, ни в работу в город; все работай на него, для того что он подушные платит за нас. Самая дьявольская выдумка отдавать крестьян своих чужому в работу. На дурного приказчика хотя можно пожаловаться, а на наемника кому? {По указу Екатерины (1769) крестьяне не имели даже права жаловаться на помещиков под угрозой ссылки на каторгу.}
- Друг мой, ты ошибаешься, мучить людей законы запрещают.
- Мучить? Правда; но небось, барин, не захочешь в мою кожу.
… Сравнил я крестьян казенных с крестьянами помещичьими… Страшись, помещик жестокосердый, на челе каждого из твоих крестьян вижу твое осуждение.»

Даты написания «Путешествия из Петербурга в Москву» - 1784—1789 гг., даты написания «Путешествия из Москвы в Петербург» - 1833-1835 гг., до отмены крепостного права – полвека. В Англии в VII-VIII вв. крестьяне-общинники превратились в вилланов (крепостных). Восстание Уота Тайлера в 1381 году нанесло мощный удар по крепостничеству. В XV в. произошло освобождение крестьян от крепостной зависимости, была введена барщина. Затем барщину заменили денежной рентой, зафиксировали объём повинностей, крепостное держание заменено копигольдом, дающим гораздо большие гарантии крестьянину…

Касательно методологии. Во-первых. Англичанин протаскивает дурную бесконечность - пытается наполнить общую форму единичным содержанием. Ну, как наши интеллигенты: «А вот я… А вот один мой знакомый… А вот моя теща…» И т.д. Сколько крестьян повидал англичанин? Целых пять? Радищеву же крестьянин говорит не столько о себе, сколько об общей системе. То есть: перед Пушкиным стоит приезжий из Англии дурачок, который собрался постигнуть Россию за день, и Пушкин справедливо этому изумляется.

Однако ж не было никакого англичанина. Кутырева невесть откуда его выкопала. Вот как это действительно у Пушкина: «Прочтите жалобы английских фабричных работников: волоса встанут дыбом от ужаса. Сколько отвратительных истязаний, непонятных мучений! какое холодное варварство с одной стороны, с другой какая страшная бедность! Вы подумаете, что дело идет о строении фараоновых пирамид, о евреях, работающих под бичами египтян. Совсем нет: дело идет о сукнах г-на Смита или об иголках г-на Джаксона. И заметьте, что все это есть не злоупотребления, не преступления, но происходит в строгих пределах закона. Кажется, что нет в мире несчастнее английского работника, но посмотрите, что делается там при изобретении новой машины, избавляющей вдруг от каторжной работы тысяч пять или шесть народу и лишающей их последнего средства к пропитанию... У нас нет ничего подобного. Повинности вообще не тягостны. Подушная платится миром; барщина определена законом; оброк не разорителен (кроме как в близости Москвы и Петербурга, где разнообразие оборотов промышленности усиливает и раздражает корыстолюбие владельцев). Помещик, наложив оброк, оставляет на произвол своего крестьянина доставать оный, как и где он хочет. Крестьянин промышляет чем вздумает и уходит иногда за 2000 верст вырабатывать себе деньгу... Злоупотреблений везде много; уголовные дела везде ужасны. Взгляните на русского крестьянина: есть ли и тень рабского уничижения в его поступи и речи? О его смелости и смышлености и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны. Путешественник ездит из края в край по России, не зная ни одного слова по-русски, и везде его понимают, исполняют его требования, заключают с ним условия. Никогда не встретите вы в нашем народе того, что французы называют un badaud (ротозей), никогда не заметите в нем ни грубого удивления, ни невежественного презрения к чужому. В России нет человека, который бы не имел своего собственного жилища. Нищий, уходя скитаться по миру, оставляет свою избу. Этого нет в чужих краях. Иметь корову везде в Европе есть знак роскоши; у нас не иметь коровы есть знак ужасной бедности. Наш крестьянин опрятен по привычке и по правилу: каждую субботу ходит он в баню; умывается по нескольку раз в день... Судьба крестьянина улучшается со дня на день по мере распространения просвещения... Благосостояние крестьян тесно связано с благосостоянием помещиков; это очевидно для всякого. Конечно: должны еще произойти великие перемены; но не должно торопить времени, и без того уже довольно деятельного. Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений политических, страшных для человечества...»

Бред. А вы как думали? Пушкин ведь сам был жестокий крепостник, высчитывал, как ему поприжать своих крестьян. Жуковский вспоминает: где бы ни появился граф Орлов, перспективный, а Пушкин уж рядом, в низком поклоне…

Однако Жуковский дописывает: «Но мы любим Пушкина и таким.»
С чистоплотностью мы разобрались, со свободой тоже. О «нищете» европейских крестьян в сравнении с российскими можно судить по далеко не самой богатой Финляндии (в составе Российской империи), по книжке Майо Лассилы «За спичками». Без кофе, видите ли, им жить не нравится.
Но разве не знал Пушкин, что юродивые, беглые, нищие – не имеют домов? Никогда ночлежек не видел? Например, Ермаковские ночлежки принимали в т.ч. людей, задержанных полицией за нищенство и бродяжничество. Вход в заведение был платным и составлял 6 копеек за ночлег. Или: как можно тяжкий крестьянский труд считать «не тягостным»? Как мог Пушкин сначала поддержать восставших против царя, заявить, что никакой свободы нет, она «вас встретит радостно у входа» в новый мир, а их имена напишут «на обломках самовластья», как мог Пушкин, написавший «Арион», послание Пущину, «19 октября 1827», 10-ю главу «Евгения Онегина», «Капитанскую дочку» с положительным образом Емельяна Пугачева, да еще с намеком, что Пугачев – вороненок, а есть надежда на ворона, вдруг ляпнуть сладенькую чушь про «улучшение нравов», желательно, без насильственных потрясений.
Итак, «что это там бумкнуло»?
Кутырева по своей неграмотности отождествила путешественника и Пушкина. У Пушкина же путешественник – типичный обыватель, наподобие Ивана Петровича Белкина, полная противоположность Пушкину. И несет себе этот путешественник всякую обывательскую околесь… А сам Пушкин пишет вполне внятно:

Мы добрых граждан позабавим
И у позорного столпа
Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим.

И никакой полемики с Радищевым у Пушкина не было, Радищев – любимый поэт Пушкина, Пушкин считал расправу с Радищевым тягчайшим преступлением Екатерины.

Во-вторых. Ни один философ, ни один филолог никогда бы Лермонтова, из-под пера которого вышли «Герой нашего времени» и «Демон», не записал в «русоманы», русофилы и т.д., каковыми были любомудры Веневитинов, Одоевский, близкий к ним Хомяков. Лермонтов, как и Пушкин, относился к «дворянским» поэтам. В противовес «дворянской» поэзии творили поэты-демократы, Полежаев с его поэмой «Сашка», пародией на «Евгения Онегина», позже Лавров, Морозов, Фигнер, Синегуб и др.

Вся беда в том, что Кутырева – даже не доктор, а кандидат, степень получила после 1991 года. То есть, это жертва реформы образования, ЕГЭ и тестовой системы, следовательно, в науке – полный ноль. Что и подтверждается, в частности, ее «бациллой».

Теперь поговорим о Лермонтове. После убийства Пушкина поэт пишет:

Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один как прежде... и убит!
Убит!.. к чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор,
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы свершился приговор!
Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар
И для потехи раздували
Чуть затаившийся пожар?
Что ж? веселитесь...

Вот это о ком пишет Лермонтов? О евреях, что ли. О русских он пишет. Свет – это русские.
И далее, чтобы уже все было понятно:

А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — всё молчи!..

Ай да русофил! - вторая часть стихотворения сохранилась в копиях, в том числе в копии, приложенной к следственному делу «О непозволительных стихах, написанных корнетом лейб-гвардии гусарского полка Лермантовым…» Лермонтов был арестован, потом сослан на Кавказ – вот откуда строки «сокроюсь от твоих пашей, от их всевидящего глаза…»
«А вы, надменные потомки / Известной подлостью прославленных отцов». Это графы Орловы, Бобринские, Воронцовы, Завадовские, князья Барятинские и Васильчиковы.

Кстати. Лермонтов – из англосаксов. Википедия отмечает: «Род Лермонтовых происходил из Шотландии и восходил к полумифическому барду-пророку Томасу Лермонту. В 1613 г. один из представителей этого рода, поручик польской армии Георг (Джордж) Лермонт (около 1596-1633 или 1634), был взят в плен войсками князя Дмитрия Пожарского при капитуляции польско-литовского гарнизона крепости Белая и в числе прочих так называемых бельских немцев поступил на службу к царю Михаилу Фёдоровичу. Он перешёл в православие и стал, под именем Юрия Андреевича, родоначальником русской дворянской фамилии Лермонтовых. Сохранились документы относительно прадеда Михаила Лермонтова по отцовской линии, Юрия Петровича Лермонтова, воспитанника шляхетского кадетского корпуса».
Лермонтов не из англосаксов, из кельтов, Википедия неточна. Но велика ли разница?

Михаил Юрьевич очень любит Россию. Он желает ей стабильности. Вот в какой форме:

Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом,
Что ищет он в стране далекой,
Что кинул он в краю родном?
…
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой,
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой.

Во всяком случае - кинул родной край и что-то ищет в стране далекой. А давайте и эти два стихотворения Лермонтова обзовем мерзопакостными, примитивными, гнусными?

Особенно патриотичен поэт в «Мцыри». Грузия цвела за гранью дружеских штыков, а тут – пленный ребенок. Который против всей России! И Лермонтов – на его стороне: «Она мечты мои звала от келий душных и молитв в тот чудный мир тревог и битв…» И церковь туда же запишите.

Лермонтов настолько русоман, настолько патриотичен, что следует вторая ссылка на Кавказ. В новой ссылке Лермонтову уже не до восточного фольклора и традиций, по личному приказу императора поэта задействовали в военных действиях и вообще не отпускали с первой линии.
Но поэта и вторая ссылка ничему не научила: свою бешеную любовь к России он выразил в Печорине. И в «Демоне».

Понимаете, «Бородино» - это ОСВОБОДИТЕЛЬНАЯ война. Вот если б Лермонтов написал, как должны быть счастливы народы, которых поубивал и завоевал Иван Грозный – вот тогда бы все русские патриоты могли бы сказать: «Он наш».

И ведь было! Лермонтов написал стихотворение, совершенно аналогичное пушкинскому «Клеветникам России» (посланию Мицкевичу):

Опять, народные витии,
За дело падшее Литвы
На славу гордую России
Опять шумя восстали вы.
Уж вас казнил могучим словом
Поэт, восставший в блеске новом
От продолжительного сна,
И порицания покровом
Одел он ваши имена.

Что это: вызов ли надменный,
На битву ль бешеный призыв?
Иль голос зависти смущенной,
Бессилья злобного порыв?..
Да, хитрой зависти ехидна
Вас пожирает; вам обидна
Величья нашего заря;
Вам солнца божьего не видно
За солнцем русского царя.

И еще, о русских царях:

Предсказание
Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных, мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать,
И станет глад сей бедный край терзать;
И зарево окрасит волны рек:
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь - и поймешь,
Зачем в руке его булатный нож:
И горе для тебя! - твой плач, твой стон
Ему тогда покажется смешон;
И будет всё ужасно, мрачно в нем,
Как плащ его с возвышенным челом.

Затаённо, сладострастно показывали «Предсказание» непосвященным диссиденты, намекая, что мощный человек с булатным ножом – это Ленин.
Однако насколько на самом деле верен Лермонтов олицетворению Руси – царю? В «Песне про купца Калашникова» опричник возжелал замужнюю, Иван Грозный ему ее пообещал. Опричник ее опозорил. В кулачном бою Калашников отомстил за жену, убил опричника. А царь за это отрубил Калашникову голову…

Казалось бы, в стихотворении «Родина» и разливы рек, и чета белеющих берез… Но Лермонтов предваряет стихотворение следующим пассажем:

Люблю отчизну я, но странною любовью!
Не победит ее рассудок мой.
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой,
Ни темной старины заветные преданья
Не шевелят во мне отрадного мечтанья.

И заканчивает: «Под говор пьяных мужичков». Любовь к России – как любовь к футболу: лишена взаимности. Впрочем, не только к России.

Как же представляет родину поэт? В стихотворении «Прощание»:
«Поверь, отчизна там, где любят нас… - — Нет у меня отчизны и друзей, / Кроме булатной шашки и коня…»

Где же видит Лермонтов свою отчизну?

Зачем я не птица, не ворон степной,
Пролетевший сейчас надо мной?
Зачем не могу в небесах я парить
И одну лишь свободу любить?

На запад, на запад помчался бы я,
Где цветут моих предков поля,
Где в замке пустом, на туманных горах,
Их забвенный покоится прах.

На древней стене их наследственный щит,
И заржавленный меч их висит.
Я стал бы летать над мечом и щитом
И смахнул бы я пыль с них крылом;

И арфы шотландской струну бы задел,
И по сводам бы звук полетел;
Внимаем одним, и одним пробужден,
Как раздался, так смолкнул бы он.

Но тщетны мечты, бесполезны мольбы
Против строгих законов судьбы.
Меж мной и холмами отчизны моей
Расстилаются волны морей.

Последний потомок отважных бойцов
Увядает средь чуждых снегов;
Я здесь был рожден, но нездешний душой…
О! зачем я не ворон степной?

Конечно, тут явная перекличка с Бернсом:

В горах мое сердце, доныне я там,
По следу оленя лечу по скалам,
Гоню я оленя, пугаю козу,
В горах мое сердце, а сам я внизу.

Прощай моя родина, север, прощай,
Отечество славы и доблести край,
По белому свету судьбою гоним,
Навеки останусь я сыном твоим.

То есть: вовсе не Россия – отчизна Лермонтова, а Шотландия, там, где его корни. Но есть стихотворение, которое с прецизионной точностью отражает отношение поэта к монархической России.

Тучки небесные, вечные странники,
Степью лазурною, цепью жемчужною,
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники,
С милого севера в сторону южную.

Что же вас гонит – судьбы ли решение,
Зависть ли тайная, злоба ль открытая,
Или на вас тяготит преступление,
Или друзей клевета ядовитая?

Нет, вам наскучили нивы бесплодные,
Чужды вам страсти и чужды страдания,
Вечно холодные, вечно свободные,
Нет у вас родины, нет вам изгнания.

Стихотворение весьма и весьма соотносится с цветаевским:

Тоска по родине – давно
Разоблаченная морока,
Мне совершенно всё равно,
Где совершенно одинокой
Быть, по каким камням домой
Брести с кошелкою базарной
В дом, и не знающий, что мой,
Как госпиталь или казарма.
…
Так край меня не уберег
Родимый, что и самый зоркий сыщик
Вдоль всей души, всей поперек –
Родимого пятна не сыщет.

Щемящее «С милого севера» буквально гомеоморфически соотносится с «Но если на дороге куст / Встает, особенно рябины…»
Думаете, вначале отождествляя себя с тучками небесными, поэт далее их себе противопоставляет? У них нет родины, а у него – милый север. (У Пушкина звучит саркастически: «Но вреден север для меня».) Только вот «наскучили нивы бесплодные» это уже явно относится и к Лермонтову, вот откуда его Печорин, вот откуда Демон, и точно соотносится с цветаевским: «И всё равно, и всё едино». Главное же - душевный гомеоморфизм Лермонтова и Цветаевой – переживание изгнания.

«Рабочие не имеют отечества», - обрывает душевные переливы Маркс. Скорее всего, перевод неточен: лишены. То есть – лишили. Точнее у Бомарше: «Разве у бедняка есть родина?» Разница лишь в том, что поэтов родина изгоняет, а бедняков ее лишают без изгнания. Какая может быть «березка, что во поле», если поле – в частной собственности.
Теперь вспомним ленинский лозунг: «Социалистическое отечество в опасности!»

Куприн и Толстой

Некто Т. пишет: «Этот коротенький рассказ А. Куприна был написан в 1908 году. Прочитайте и вы тоже удивитесь! Русская паскудная душонка не изменилась спустя даже 100 лет!
- Помню, лет пять тому назад мне пришлось с писателями Буниным и Федоровым приехать на один день на Иматру. Назад мы возвращались поздно ночью. Около одиннадцати часов поезд остановился на станции Антреа, и мы вышли закусить.
Длинный стол был уставлен горячими кушаньями и холодными закусками. Тут была свежая лососина, жареная форель, холодный ростбиф, какая-то дичь, маленькие, очень вкусные биточки и тому подобное. Все это было необычайно чисто, аппетитно и нарядно. И тут же по краям стола возвышались горками маленькие тарелки, лежали грудами ножи и вилки и стояли корзиночки с хлебом.
Каждый подходил, выбирал, что ему нравилось, закусывал, сколько ему хотелось, затем подходил к буфету и по собственной доброй воле платил за ужин ровно одну марку (тридцать семь копеек). Никакого надзора, никакого недоверия.
Наши русские сердца, так глубоко привыкшие к паспорту, участку, принудительному попечению старшего дворника, ко всеобщему мошенничеству и подозрительности, были совершенно подавлены этой широкой взаимной верой.
Но когда мы возвратились в вагон, то нас ждала прелестная картина в истинно русском жанре. Дело в том, что с нами ехали два подрядчика по каменным работам.
Всем известен этот тип кулака из Мещовского уезда Калужской губернии: широкая, лоснящаяся, скуластая красная морда, рыжие волосы, вьющиеся из-под картуза, реденькая бороденка, плутоватый взгляд, набожность на пятиалтынный, горячий патриотизм и презрение ко всему нерусскому — словом, хорошо знакомое истинно русское лицо. Надо было послушать, как они издевались над бедными финнами.
— Вот дурачье так дурачье. Ведь этакие болваны, черт их знает! Да ведь я, ежели подсчитать, на три рубля на семь гривен съел у них, у подлецов… Эх, сволочь! Мало их бьют, сукиных сынов! Одно слово — чухонцы.
А другой подхватил, давясь от смеха:
— А я… нарочно стакан кокнул, а потом взял в рыбину и плюнул.
— Так их и надо, сволочей! Распустили анафем! Их надо во как держать!»

Куприн вовсе не писал о "паскудной русской душонке". Это уж Т. приделал, по своей собственной душонке. Интересно, сам Т. - англичанин, что ли?
Куприн тут пишет не о всех русских, а о кулаках.
Рассказ Куприна называется "Немножко Финляндии". Только заканчивается он вовсе не по Т.: "И тем более приятно подтвердить, что в этой милой, широкой, полусвободной стране уже начинают понимать, что не вся Россия состоит из подрядчиков Мещовского уезда Калужской губернии". Что ж…

Гоголь в "Тарасе Бульбе" крепенько приложил и татар, и евреев.
А вот о русских писал Пушкин: "Я полон презрения к русской нации. Но мне будет досадно, если иностранец разделит это чувство." Примерно то же повторил философ Василий Розанов.
Еще Чернышевский: "Сверху донизу - все рабы".
Лев Толстой пишет о горской  деревне,  разрушенной русской армией:
«Фонтан был загажен, очевидно, нарочно, так что воды нельзя было брать из него. Так же была загажена мечеть... Старики-хозяева собрались на площади и, сидя на корточках, обсуждали свое положение. О ненависти к русским никто и не говорил. Чувство, которое испытывали все чеченцы, от мала до велика, было сильнее ненависти. Это была не ненависть, а непризнание этих русских собак людьми, и такое отвращение, гадливость и недоумение  перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было таким же естественным чувством, как чувство самосохранения». («Хаджи-Мурат»)

Достоевский приложил всех славян, будто через столетие глядел:
«... по внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому - не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными! И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю и что я ненавистник славян! Я, напротив, очень люблю славян, но я и защищаться не буду, потому что знаю, что всё точно так именно сбудется, как я говорю, и не по низкому, неблагодарному, будто бы, характеру славян, совсем нет, - у них характер в этом смысле как у всех, - а именно потому, что такие вещи на свете иначе и происходить не могут.
Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают. Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия проглотила бы их тотчас же, "имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени". Может быть, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать против нее.
О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них всегда. Но люди эти, особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве, что будут подвергаться насмешкам, ненависти и даже политическому гонению.
Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия - страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации.
У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать. Они будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в (...страну по вкусу...) и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний (...фамилию по вкусу...) согласился наконец принять портфель президента совета министров.
России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своем славянском значении и в своем особом славянском призвании в среде человечества.
Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать. Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит - Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство....»

Маркс о собственной нации: «Эмансипация евреев есть эмансипация человечества от еврейства»  («К еврейскому вопросу»). Впрочем, Маркс не только евреев прикладывал: еще англичан, русских, немцев, французов...
И Чаадаев поясняет, почему так люди пишут: "Лучше бичевать свою родину, унижать ее, только бы не обманывать."
Увы, на Украине, в Израиле, в США - нет своего Пушкина.

В интернете некий свидомый тычет в текст Льва Толстого, причем в урезанный текст:
«Опомнитесь, люди, и, ради всего блага и телесного, и духовного и такого же блага ваших братьев и сестер, остановитесь, одумайтесь, подумайте о том, что вы делаете! Опомнитесь и поймите, что враги ваши не буры, не англичане, не французы, не немцы, не чехи, не финляндцы, не русские, а враги ваши, одни враги - вы сами, поддерживающие своим патриотизмом угнетающие вас и делающие ваши несчастия правительства. Они взялись защищать вас от опасности и довели это мнимое положение защиты до того, что вы все стали солдатами, рабами, все разорены, всё более и более разоряетесь и всякую минуту можете и должны ожидать, что натянутая струна лопнет, начнется страшное избиение вас и ваших детей. И как бы велико ни было избиение и чем бы оно ни кончилось, положение останется то же. Так же и еще с большей напряженностью правительства будут вооружать и разорять, и развращать вас и детей ваших, и остановить, предупредить это никто не поможет вам, если вы сами не поможете себе. Помощь же только в одном -- в уничтожении того страшного сцепления конуса насилия, при котором тот или те, кому удастся взобраться на вершину этого конуса, властвуют над всем народом и тем вернее властвуют, чем более они жестоки и бесчеловечны, как это мы знаем по Наполеонам, Николаям I, Бисмаркам, Чемберленам, Родсам и нашим диктаторам, правящим народами от имени царя. Для уничтожения же этого сцепления есть только одно средство -- пробуждение от гипноза патриотизма. Поймите, что всё то зло, от которого вы страдаете, вы сами себе делаете, подчиняясь тем внушениям, которыми обманывают вас императоры, короли, члены парламентов, правители, военные, капиталисты, духовенство, писатели, художники, -- все те, которым нужен этот обман патриотизма для того, чтобы жить вашими трудами. Кто бы вы ни были - француз, русский, поляк, англичанин, ирландец, немец, чех поймите, что все ваши настоящие человеческие интересы, какие бы они ни были --земледельческие, промышленные, торговые, художественные или ученые, все интересы эти так же, как и удовольствия и радости, ни в чем не противоречат интересам других народов и государств, и что вы связаны взаимным содействием, обменом услуг, радостью широкого братского общения, обмена не только товаров, но мыслей и чувств с людьми других народов. Поймите, что вопросы о том, кому удалось захватить Вей Хай-вей, Порт-Артур или Кубу, - вашему правительству или другому, для вас не только безразличны, но всякий такой захват, сделанный вашим правительством, вредит вам потому, что неизбежно влечет за собой всякого рода воздействия на вас вашего правительства, чтобы заставить вас участвовать в грабежах и насилиях, нужных для захватов и удержания захваченного. Поймите, что ваша жизнь нисколько не может улучшиться оттого, что Эльзас будет немецкий или французский, а Ирландия и Польша свободны или порабощены; чьи бы они ни были, вы можете жить где хотите; даже если бы вы были эльзасец, ирландец или поляк, - поймите, что всякое ваше разжигание патриотизма будет только ухудшать ваше положение, потому что то порабощение, в котором находится ваша народность, произошло только от борьбы патриотизмов, и всякое проявление патриотизма в одном народе увеличивает реакцию против него в другом. Поймите, что спастись от всех ваших бедствий вы можете только тогда, когда освободитесь от отжившей идеи патриотизма и основанной на ней покорности правительствам и когда смело вступите в область той высшей. идеи братского единения народов, которая давно уже вступила в жизнь и со всех сторон призывает вас к себе. Только бы люди поняли, что они не сыны каких-либо отечеств и правительств, а сыны бога, и потому не могут быть ни рабами, ни врагами других людей, и сами собой уничтожатся те безумные, ни на что уже не нужные, оставшиеся от древности губительные учреждения, называемые правительствами, и все те страдания, насилия, унижения и преступления, которые они несут с собой.» («Патриотизм и правительство», Пирогово, Тульская область, 10 мая 1900 г.)

Добавим - шестью годами ранее Толстой пишет то же самое:
«Патриотизм в самом простом, ясном и несомненном значении своем есть не что иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых – отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти. … Патриотизм есть рабство.»
(«Христианство и патриотизм», 17 марта 1894, Москва)

Конечно же, Толстой – идеалист, промышленные интересы разных стран, без всякого сомнения, противоречат друг другу. Толстой полагает, что «нет никакой причины одним государствам нападать на другие», просто нужно воспитывать детей в добрых нравах. Между тем, войны происходят не из-за вредного патриотизма, это закономерность при рабовладении, феодализме, капитализме.

Однако не упоминает свидомый прямое обвинение Толстого в адрес бандеровской власти, через столетие:
«В руках правящих классов войско, деньги, школа, религия, пресса. В школах они разжигают в детях патриотизм историями, описывая свой народ лучшим из всех народов и всегда правым; во взрослых разжигают это же чувство зрелищами, торжествами, памятниками, патриотической лживой прессой; главное же, разжигают патриотизм тем, что, совершая всякого рода несправедливости и жестокости против других народов, возбуждают в них вражду к своему народу, и потом этой то враждой пользуются для возбуждения вражды и в своем народе.»

Безусловно прав великий писатель и в том, что разжигание патриотизма не избавляет от порабощения. Свидомый опять же не приводит этих слов Толстого:
«В действительности же наша страна не имеет врагов, кроме высшего класса, который взялся блюсти наши интересы, если только мы будем соглашаться платить налоги. Они высасывают наши средства и восстановляют наших истинных братьев против нас для того, чтобы поработить и унизить нас.»
С размаху великая русская литература, от  Пушкина до Толстого, бьет по царско-буржуйской физии!

Теперь берем статью Ленина "О национальной гордости великороссов" и читаем, почему Ленин гордился русскими. Да потому, что русские начали свергать попа, помещика, царя, капиталиста.

Особенности политического момента
1. Всё правильно. Лев Толстой - это же человек мира. Он ведь пишет не только о русском – о патриотизме вообще: «Разгорание этого ужасного чувства патриотизма шло в европейских народах в какой-то быстро увеличивающейся прогрессии и в наше время дошло до последней степени, далее которой идти уже некуда. … Для уничтожения правительств нужно только одно: нужно, чтобы люди поняли, что то чувство патриотизма, которое одно поддерживает это орудие насилия, есть чувство грубое, вредное, стыдное и дурное, а главное – безнравственное».
Но уже 30 лет либералы клянут русский патриотизм и поощряют любой другой. Тем же занялись ныне и свидомые. Патриоты как в России, так и на Украине, препятствуют рабочим бастовать против капиталистов - за свои рабочие права. Как кто начинает отстаивать свои права на Украине, так патриоты обвиняют его в сепаратизме и пособничестве Путину. Недовольство экономическим положением киевские власти вместе с фашистами-бандеровцами направляют в русло ненависти к русским.

2. Патриоты – чего? России? Это нелепость. Нет такой в природе. Есть богатые русские и бедные русские. Кому служит ФСБ? России? Нет. Она служит богатым русским, абрамовичам, вексельбергам, лисиным, фридманам, трутневым, ротенбергам, тимченкам, мельниченкам, сечиным, алекперовым, ханам, усмановым, кузябаевым, всем тем, в чьих руках Россия. И служит им – против населения России, ФСБ и пальцем не пошевелила, чтобы спасти Россию от вымирания. Аналогично нельзя быть патриотом Украины, США или Израиля.

3. Нельзя сопоставлять Чечню и Новороссию, как это делают либералы и иные левые. В 1994-м население Чечни и не думало спасаться от «ига» России. Общественное же мнение было против вторжения российских войск, общество не было знакомо с теми зверствами, которые в начале 80-х чинили чеченцы по отношению к русским. В 1999-м не Россия напала на маленькую Чечню, Чечня напала на Россию, вторгшись в Дагестан. Чечня совершала экспансию, надеясь отрезать Дагестан от России. Новороссия же ни на кого не нападала, наоборот, ВСУ совершили и совершают акты агрессии в отношении ДНР и ЛНР.

4. Левые ссылаются на пораженческую позицию Ленина в 1-й мировой. Они уравнивают «империализмы» России, США и ЕС, утверждая, что война в Новороссии – это передел собственности.  Но сегодня совершенно иные исторические условия. 1) Нет никакой мировой войны. 2) Никто ни в США, ни на Украине, ни в ЕС не призывает к поражению своего правительства. 3) Уравнивать Россию, США и ЕС при многократном превосходстве США на Украине, при многократном превосходстве армии НАТО, спецслужб США, при 3 трлн. долл. ВВП у России и 17 трлн. долл. у США и ЕС – может только политический дальтоник. 4) Восстание в Новороссии носит отчетливый антифашистский национально-освободительный характер, все причины восстания – налицо. Причитания российских патриотов насчет продвижения «русского мира» - всего лишь соображения пустых голов.

5. Разумеется, главный в мире империалист – США, против США должны быть сосредоточены силы левых. (Хотя для троцкистов главным врагом всегда является Россия.) США не только мировой жандарм – в Югославии, Ираке, Афганистане, Ливии, Сирии. США еще и оккупирует страны экономически, в том числе – Россию. И нет ничего зазорного в том русском патриотизме, который стремится скинуть американское ярмо.
Чем и пользуется российский высший класс. Все свои подлости, всю свою грязь высший класс прикрывает западной угрозой. Как только рядовые граждане начинают обвинять власти в воровстве, в повышении тарифов, в росте цен, в не индексации зарплат, в обрушении курса рубля, указывать на конкретных представителей власти – так поднимается вой о Сирии, о Байдене, об обрушении барреля и т.п.
При этом единственным средством в борьбе против санкций объявляется свобода бизнеса! Чтобы он еще свободнее не индексировал зарплату.
Но это не всё, мы знаем, какому именно бизнесу преференции! Это китайский бизнес. Который удушил местного производителя.
Одновременно, разыгрывая идеологему «внешний враг», Кремль всеми средствами, и деньгами, и оружием, и ГСМ, поддерживает фашистский режим на Украине, хранит стаб. фонд в банках США, поставляет Штатам движки для МБР. Как недавно заявил по ТВ один кабан на эту тему: «Бизнес есть бизнес.» Хотя депутата ГД Илюхина убили именно за то, что он обнародовал факт поставок движков в США, факт государственной измены.


НАЦИОНАЛИЗМ И ЛИТЕРАТУРА. БОРИВОЙ И ПЕСНЬ О РОЛАНДЕ

Тема патриотической литературы звучит по-разному и на разных регистрах, однако из партитуры сакрализации империи и императора вырваны огромные фрагменты. Постараемся их восполнить, для чего используем многочисленные справки различных авторов, данные в интернете.

***

Казалось бы, у России и Запада - огромная разница в культуре, будто Русь от Европы отделяет тысячелетие. Именно так и представляет историю Руси преподаватель пермского классического университета В. М. Раков. Москва - деревянная, Европа - каменная. Разница в церквях - гигантская.
Историк и археолог Б. А. Рыбаков, наоборот, рассматривая возможности инфильтрации славян далее на юг, полагает, что русским больше 2000 лет, он их нашел при раскопках в Крыму, среди аланов. Аланы - крупное сарматское объединение племен.
Свидетельства о движении славян в область Дона, к Северному Кавказу датируются III в. На востоке славяне достигали среднего Поднепровья. Таким образом, вполне возможно присутствие славян в аланской среде. Языковые контакты славянского и иранских языков - очевидны.

Небольшое количество  упоминаний славян в античных источниках говорит только об отсутствии пограничных контактов.  Балтов они тоже не знали. В описании Германии Птолемея - славяне, скорее всего, упоминались под именем венедов (хотя этот этноним был характерен и для келтов и даже для италиков).
Этноним «росы» известен только с VII века, он возник по мере образования новых этнонимов. Более древние племенные названия - сербы, хорваты (III в.). В VI веке происходили наиболее значительные миграции славян на юг и восток, которые и получила отражение у летописцев (А. А. Воронков, см. также В. П. Кобычев. "В поисках прародины славян", Наука. 1973
По языковым заимствованиям видно, что славяне пересекались со скифо-сарматскими племенами в начале I тыс. Часть славян, возможно, перемещалась в область Дона в III веке, затем вернулась на запад. Нет и большой разницы с Европой и в культуре. Предпочтение дерева камню обусловлено доступностью материала.  В Скифии уже в V в. до н.э. существовал деревянный город (Шиловское городище). На Руси продолжили традицию деревянного зодчества.
В Европе леса были вырублены, в Средиземноморье – предпочтительнее имеющийся в изобилии легко поддающийся обработке камень.
Каменное зодчество на Руси и в Германии началось одновременно.
Германцы заимствовали технику каменного строительства у римлян, на Руси работали мастера из Византии, во Владимирском княжестве чувствовалось германское влияние. После упадка, вызванного татаро-монгольским нашествием, Фьораванти, Солари и др. восстановили искусство каменного строительства на Руси, причем Фьораванти не строил по итальянскому образцу, он ездил изучать Владимирский собор.

Единство восточных славян и Европы – и в древних культах.
Например, немецкие монахи в своих записях отмечали Проне - Перуна, славянского бога грома и войны. Современные городки Проне в восточной Германии на картах XIII в. носят название Перун и Перунсдорф. Перуну была посвящена в Старгарде, выходцы из которого основали Новгород, священная дубрава - дуб был священным деревом Перуна и на Руси.

Праславянская языковая группа мигрировала в областях между Дунаем и Вислой, она входила в одну диалектную общность с прото-германцами и прото-балтами. Сначала произошло отделение германской ветви, значительно позже исчезла общность с балтами, однако современный литовский сохранил сходство с праславянским (А. А. Воронков).
В русском языке много заимствований из санскрита, эко, два, три, чатур и т.д. Например, А. К. Толстой упоминает Аркону, от санскритского Arkati – молиться. В «Слове о полку Игореве» Ярославна плачет, аркучи (молясь), Аркона – мольбище. Располагалось на северо-западном мысе острова Рюген (слав. Руян, Буян), разрушено германскими завоевателями в 1168 году.
Прослеживаются аналогии и в религиозных мифах, совпадают также гаплогруппы R1а у русских и брахманов. Тем не менее, и от Древней Индии, и от Древней Греции, от Трои, о значении которой спорят до сих пор, а это XIII—XII вв. до н.э., Русь отделена тысячелетием. Недаром римляне назвали германцев, кельтов, готов, фракийцев – варварами. С ними римляне объединяли и славян.

Следовательно, версия, согласно которой отсталые русские племена пригласили на царствование представителей более развитых шведских «варваров», не выдерживает критики.
«Норманнскую теорию» выдвинул шведский король Юхан III - в переписке с Иваном Грозным. Ее развили шведские дипломаты и историографы XVII века, Петр Петрей де Ерлезунда, Юхан Видекинд, Олаф Далин.
Против этой теории выступал Ломоносов, который утверждал, что Рюрик был родом из полабских славян, связанных с ильменскими славянами, таким образом, одни славяне позвали на княжение других славян.
В XVIII в. В. Н. Татищев пытался найти компромисс, возник Гостомысл, упоминаемый А. К. Толстым в «Истории государства российского». Согласно версии Рюрик был норманнским князем, правившим в Финляндии, но его мать была дочерью славянского старейшины ильменских славян Гостомысла, умершего около 860 г.
Норманнскую версию проповедовал Карамзин, ему оппонировал С. М. Соловьев, но от норманнской версии не отказался.
Норманист С. А. Гедеонов (1816–1878),  почетный член императорской Санкт-Петербургской Академии наук, издал, тем не менее, двухтомный труд «Варяги и Русь», фактически опровергающий его же норманнскую версию. Ему следовали другие норманисты, М. П. Погодин, Забелин, Гильфердинг.

Чешский исследователь Шафарик попытался славянизировать этноним «ободриты» до «бодричи». Есть версия, что другим именем этого племенного союза было «рерики» - соколы, из ободритов был и Рюрик-Сокол, основатель первого русского княжеского рода, правившего Русью вплоть до XVI в. К ободритам относилось в узком смысле слово «варяги» в русских летописях - кроме собственно ободритов-рериков, живших на побережье от Любекского залива и Ратиборского озера до низовьев Варны, где находилась их крепость Верле. На юге они не переходили реку Эльду. Главные города: Великий или Велеград (совр. Мекленбург), Зверин (совр. Шверин), и Вышемир (совр. Висмар). Кроме них в союз входили варны или варнабы (они же варины, веринги, варяги), жившие к востоку от собственно ободритов на реке Варне. На западе обитали вагры, занимавшие большую часть Голштинии, а также остров Эльмсгорн, суслы и плуни. Главным городом вагров считался Старгард-Рерик (совр. Альденбург). Рядом с ваграми жили входившие в ободритский союз полабы (от реки Эльбы-Лабы), смельдинги у устья Эльды, ветничи, минтги и древане.

Последователи Ломоносова - Гидеонова при Сталине были преданы забвению. Не потому, что русофобия – на пьедестал подымали классового врага, царя. Ивана Грозного, но не могли подымать на пьедестал былинных героев, которые свободно ассоциировались с репрессированными героями Гражданской войны. Вплоть до 80-х  советские школьные учебники ограничивали историю славян, населявших Русь, VIII веком.
В наши дни поэму взяли на вооружение монархисты, националисты, почитатели славянского язычества, а также те, кто в духе современных украинских «историков» продлевает существование нации до времен расхождения кроманьонцев и неандертальцев.

Русская поэзия

Алексей Константинович Толстой был знаком с Пушкиным, Жуковским, которые ценили его творчество, но… стоял особняком.
Судьба – судьба обычна для России. Александр II произвел его в полковники, пожаловал орден Святого Станислава 2-й степени. Затем – с головой ушел в литературу, разорился, избрали членом-корреспондентом Петербургской академии наук по отделению русского языка и словесности – но поздно. Долго болел и после слишком большой дозы морфия – скончался. В бедности. «История государства Российского» будет напечатана только после его смерти.

В балладе «Боривой» А. К. Толстой, как многие считают, следует Ломоносову. А самом деле - напротив, он принимал норманнскую версию. Но с оговоркой, разворачивающей ее на 180 градусов: «Скандинавы,— писал он,— не установили, а нашли вече уже совсем установленным. Их заслуга в том, что они его подтвердили, тогда как отвратительная Москва уничтожила его... Не было надобности уничтожать свободу, чтобы покорить татар. Не стоило уничтожать менее сильный деспотизм, чтобы заместить его более сильным». Или в другом письме: «Моя ненависть к московскому периоду... это не тенденция — это я сам. Откуда взяли, что мы антиподы Европы?»

Толстой - прекрасно знаком с Европой, писал стихи на французском, однако не западник.
Несмотря на поэму «Князь Серебряный», первую часть драматической трилогии «Смерть Иоанна Грозного», которые Толстой читал императрице - он явно не монархист, не державник, не имперец, ненавидел гнет, «самодержавную тиранию» (Л. М. Лотман»), засилье бюрократии, чего стоит только его сатира – «История государство Российского от Гостомысла до Тимашева», «Сон Попова» или совместный с двоюродными братьями Жемчужниковыми «Козьма Прутков».
И в продолжениях - «Царь Фёдор Иоаннович», «Царь Борис» - осуждение деспотии.
В 1951 году после премьеры его пьесы «Фантазия» на сцене Александрийского театра Николай I запрещает ее дальнейший показ. В 1852 году Толстой успешно хлопочет о смягчении участи И. С. Тургенева, арестованного за статью в память о Гоголе.

Однако демократом не был, противопоставляя революционерам – будто бы - славянофильство: «Конь мой, конь, славянский конь, дикий, непокорный…» В тот же ряд нужно отнести и другие поэмы такого же характера: «Алеша Попович», «Илья Муромец» и др.

Но и славянофилом не был: в пьесе «Царь Борис» Годунов вызывает у него симпатию, он представляет Бориса не просто талантливым честолюбцем, но выдающимся политиком, западником, предшественником Петра I, стремившимся вернуть Россию, оторванную вследствие татаро-монгольского ига, в Европу. В феврале 1869 г. в переписке он спрашивает: «И откуда это взяли, что мы антиподы Европы? Над нами пробежало облако, облако монгольское, но было это всего лишь облако, и пусть чёрт его умчит как можно скорее…» (Новиков В. И., Драматическая трилогия. М., Молодая гвардия, 2011, ЖЗЛ, Алексей Константинович Толстой. Драматическая трилогия. 288 с.)

Либеральный демократ? Еще чего не хватало, в поэме о Потоке-богатыре Толстой живописует либерализм:
… Он отца отравил, пару теток убил,
Взял подлогом чужое именье
Да двух братьев и трех дочерей задушил —
Ожидают присяжных решенья.
И присяжные входят с довольным лицом:
«Хоть убил,— говорят,— не виновен ни в чем!»
Тут платками им слева и справа
Машут барыни с криками: браво!

Толстой был враждебен не только высшей царской бюрократии, но и всей политической деятельности самодержавной власти, чуждой, по его мнению, истинным интересам страны. Но именно это сделало его почти реакционером: он отнесся отрицательно и к реформам 60-х годов, которые считал плодом непродуманных начинаний верхов, не отвечающих нуждам общества. В 1861 г. он написал язвительное сатирическое стихотворение «Государь ты наш батюшка...», по форме отрицающее реформы Петра I, направленное против реформ Александра II. Петр «варит кашицу» из «заморской крупы» и мешает ее «палкою»; каша выйдет «крутенька» и «солона», а «расхлебывать» ее придется «детушкам», т. е. последующим поколениям. Тем самым поэт осудил, как и славянофилы, и реформы Петра (Г. Н. Поспелов. "История русской литературы ХIХ века"
Издательство "Высшая школа", Москва, 1972 г.).
Однако отношение к Петру I у Толстого неоднозначно: в конце 60-х он писал Стасюлевичу: «Петр I, несмотря на его палку, был более русский», чем славянофилы, «потому что он был ближе к дотатарскому периоду...» (М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке, Т. 2. СПб, 1912, С. 339).

Как и славянофилы, Толстой был противником развивающихся в России буржуазных отношений, искал собственный общественный идеал в историческом прошлом. Но не признавал, что Россия имеет какой-то особый, самобытный уклад национальной жизни, отличающий ее от стран Запада и основанной на стихийном нравственном подчинении личности интересам сословия, а сословия — интересам всего общества. «Я объявляю себя … их противником, — писал он, — как только они нападают на европеизм и когда они сопоставляют свою проклятую общину — принципу индивидуальности, — единственному принципу, в лоне которого может развиваться цивилизация вообще и искусство в особенности» (Толстой А. К. Полн. собр. соч., т. 4, С. 230).

Как и Мандевиль, Толстой видит первородные грехи буржуазности, как и Екатерина Дашкова – негатив реформ Петра, видит и половинчатость и отрицательные стороны реформ Александра, не сумевшего решить крестьянский вопрос. Он стал зеркалом реформ Александра, но еще более противоречивым, чем Лев Толстой. Вместе с водой он выплескивал и ребенка, вместе с негативом отвергал революционное начало.

Почему? Да, в поэме о былинном Потоке-богатыре Толстой явно не в теме, путает анархиста, примитивного нигилиста с марксистом, да еще называет его патриотом:
Там какой-то аптекарь, не то патриот,
Пред толпою ученье проводит:
Что, мол, нету души, а одна только плоть
И что если и впрямь существует Господь,
То он только есть вид кислорода,
Вся же суть в безначалье народа.

В то же время Толстой точно улавливает бестолковую абстрактность идеологии иных революционеров:
И, увидя Потока, к нему свысока
Патриот обратился сурово:
«Говори, уважаешь ли ты мужика?»
Но Поток вопрошает: «Какого?»
«Мужика вообще, что смиреньем велик!»
Но Поток говорит: «Есть мужик и мужик:
Если он не пропьет урожаю,
Я тогда мужика уважаю!»
 «Феодал!— закричал на него патриот,—
Знай, что только в народе спасенье!»
Но Поток говорит: «Я ведь тоже народ,
Так за что ж для меня исключенье?»
Но к нему патриот: «Ты народ, да не тот!
Править Русью призван только черный народ!
То по старой системе всяк равен,
А по нашей лишь он полноправен!»

Псевдореволюционеров Толстой рисует следующим образом:
Все острижены вкруг, в сюртуках и в очках,
Собралися красавицы кучей.
Про какие-то женские споря права,
Совершают они, засуча рукава,
Пресловутое общее дело:
Потрошат чье-то мертвое тело.

Общее дело  - в публицистике и разговорном языке 60-х годов XIX века так обозначали революцию.

И Герцен насмехается над нелепыми людишками, корчащими из себя революционеров. И Маркс пишет об идиотизме деревенской жизни,  и Ленин пишет о «плохо орабоченном» русском рабочем. Но Толстой – вместе с водой выплескивает и ребенка.

В романе «Князь Серебряный» повествуется о благородном воеводе, который по возвращении с Ливонской войны столкнулся с бесчинствующими опричниками и понял, что в русском государстве творится что-то неладное, в том числе при дворе Ивана Грозного в Александровской слободе. Но сохраняет верность государю!

Отвергает деспотизм, Иван Грозный в «Князе Серебряном» - изверг, но сочувствует - боярской «оппозиции»! И тут же:
 И все подъяли кубки. Не поднял лишь один;
Один не поднял кубка, Михайлo князь Репнин.
«О царь! Забыл ты Бога, свой сан ты, царь, забыл!
Опричниной на горе престол свой окружил! …
Тут встал и поднял кубок Репнин, правдивый князь:
«Опричнина да сгинет!— он рек, перекрестясь.—
Да здравствует во веки наш православный царь!
Да правит человеки, как правил ими встарь!
(«Князь Михайло Репнин»)

Не может Толстой писать о восстании князя против царя – довольно и обличения тирании. И вера в царя батюшку, и мягкотелость патриархальной деревни…
«И противоречия во взглядах Толстого надо оценивать не с точки зрения современного рабочего движения и современного социализма (такая оценка, разумеется, необходима, но она недостаточна), а с точки зрения того протеста против надвигающегося капитализма, разорения и обезземеления масс…» Пишет Ленин о Льве Толстом.
Потому в «Боривое» крестоносцы пренебрежительны к славянам, они боятся лишь героя, побеждают не славяне, побеждает Боривой.
Ни один русский марксист, если он действительно марксист, не отождествляет победу СССР над гитлеровской Германией и Сталина.

Период Новгородско-киевской Руси до татаро-монгольского нашествия Толстой считал временем наибольшего расцвета гражданской независимости, нравственной свободы, воинской доблести. Будто не было деспотической власти, казней посажением  на кол, крещения огнем и мечом, зверского истребления древлян войском княгини Ольги и т.д.
Удельно-княжеские отношения им идеализировались, хотя русские князья, сговариваясь с татаро-монгольским захватчиками, помогали им уничтожать других русских князей. В Московской Руси он видел оскудение аристократически-вечевых, возникновение царского деспотизма (Г. Н. Поспелов).

Потому и общине, и монархическому деспотизму, и  народному восстанию Толстой в поэме «Поток-Богатырь» противопоставляет вече:
Много разных бывает на свете чудес!
Я не знаю, что значит какой-то прогресс,
Но до здравого русского веча
Вам еще, государи, далече!

Поскольку никакого веча на дворе нет, Поток засыпает еще на двести лет, а с ним и Толстой отказывается от попыток решать общественные вопросы. Понимаете, Толстой отвергает даже попытку решения этих вопросов в одиночку и даже малой социальной группой!
Но как быть тем, кто не может заснуть на 200 лет?

Боривой

Поэма «Боривой» посвящена события 1147 года, когда балтийские славяне, ободриты, поморяне, и жители острова Руян (Рюген), русы, выступили крестоносцев.

В те же годы происходят события, описываемые в «Слове о полку Игореве» - о неудачном походе русских князей на половцев, предпринятый новгород-северским князем Игорем Святославичем в 1185 году, с упоминанием  княжеских междоусобиц, походов и удачных битв, начиная с древнейших времен.

«Слово о полку Игореве» написано буквально сразу же после похода русских князей. В те же годы написана и «Песнь о Роланде», хотя соотносится она с гибелью в битве в Ронсевальском ущелье арьергардного отряда войска Карла Великого, возвращавшегося в августе 778 года из завоевательного похода в Испанию. В поэме противниками франков представлены сарацины (мавры, арабы), хотя на самом деле отряд Роланда погиб в сражении с басками.

В двух баталиях – поражение, гибель или пленение героя, у Толстого – победа. Однако перекличка поэмы Толстого с «Песнью о Роланде» - очевидна. Как и противопоставление.

С язычеством русская православная церковь воевала веками, но так и не смогла искоренить рождественскую традицию с Дедом Морозом и Снегурочкой. Толстой широко рассыпает по тексту имена Святобога, бога богов Поморья, Чернобога (не дьявола, но участника сонма богов, как Шива), Перуна, Ретру (или Радигощ), одну из главных святынь западных славян, наряду с Арконой. В 1068 году храм был уничтожен епископом Бурхардом из Гальберштадта, потом отстроен, и вновь, уже окончательно разрушен в 1127 году.
Упоминает Толстой и древние славянские города – Дубовик, город-порт на Адриатическом море, который Велемир Хлебников называл славянской Венецией, Волын, торговый город  поморян в устье Одера.

Итак, крестоносцы собираются напасть на славян.
В войске крестоносцев, как и в «Песне о Роланде» - священник, епископ. Посмотрите, как Толстой описывает мотивировку, призванную облагородить массовое убийство:

К делу церкви сердцем рьяный,
Папа шлет в Роскильду слово,
И поход на бодричаны
Проповедует крестовый:

«Встаньте! Вас теснят не в меру
те язычники лихие,
подымайте стяг за веру –
отпускаю вам грехи я! …

Говорит епископ Эрик:
«С нами бог! Склонил к нам папа
Преподобного Егорья –
Разгромим теперь с нахрапа
Все славянское Поморье!».

Далее идет перечисление участников будущей битвы – восходящее к описанию Гомера 1186 греческих судов в походе на Трою, к перечислению воинов обеих сторон в «Песне о Роланде».

При таком раскладе – отчего не вырезать славян? Однако, оказывается, все они боятся славянского Геракла – Боривоя. Всех успокаивает крестоносец Кнут, якобы Боривой занят, он «бьется с немцем у Арконы».
Толстой использует в поэме этноним «немцы», которого не было в ту эпоху, оно появляется лишь во времена Петра. Немцами звали всех иностранных поселенцев в России, они не говорили по-русски, оттого – немые, немцы. Позднее поименование закрепилось за германцами.

Судьба немилостива к завоевателям, Боривой успевает разбить немца и подойти к месту сражения:

И внезапно, где играют
Всплески белые прибоя,
Из-за мыса выбегают
Волнорезы Боривоя!

Расписными парусами
Море синее покрыто,
Развилось по ветру знамя
Из божницы Святовита,

После недолгой схватки крестоносцы бегут, Боривой им обещает:

«Утекай, клобучье племя! –
Боривой кричит вдогоню –
Вам вздохнуть не давши время,
Скоро сам я буду в дони!

То есть, в Дании.

К вам средь моря иль средь суши
Проложу себе дорогу
И заране ваши души
Обрекаю Чернобогу!»

Действительно, в 1152 году славяне–ободриты, поморяне и русы с Рюгена атаковали Данию, и, мстя за крестовый поход, прошли ее «огнем и мечом».

Политический момент

Когда речь заходит о «славе оружия», вспоминается боевой клич одного из племен островов Полинезии:
- Мы сильны?
- Да!
- Мы храбры?
- Да!
- Наши враги слабы?
- Мы их убьем?
- Да!
- Мы их съедим?
- Да!

Что здесь важно? И в «Слове о полку Игореве», и в «Боривое» речь идет не о завоеваниях, не о расширении территории государства, а об оборонительной войне – против набегов половцев, против нашествий крестоносцев.

К 80-м годам ХХ века троцкистский IV Интернационал, распавшись на множество мелких образований, деградировал и начал обслуживать спецслужбы различных государств или напрямую интересы этих государств. Но еще до 2-й мировой в нем произошел крупный раскол – из него выделилась часть, идеологий которой стала теория Мясникова (и всей «Рабочей оппозиции») госкапитализма в СССР.
Поскольку в июне 1941-го, рассуждали представители этой части сошлись две капиталистические державы, нельзя отдавать предпочтение какой-либо из воюющих сторон. Такие раскольники, как Отто Рюле, Рая Дунаевская, Тони Клифф не просто выступили против империалистической войны, против СССР и Германии одновременно, но даже поддержали Германию, поддержали Бандеру и Власова.
Хотя, по идее, последователи Троцкого должны были бы знать разъяснение Ленина: между капиталистическими странами могут быть разные войны: захватнические и освободительные, марксисты должны поддерживать освободительные войны.
Царская Россия – монархия, жандарм Европы, но Кутузов – это слава русского оружия в освободительной войне. Потому французские марксисты, гордящиеся Наполеоном – не марксисты.
Ибо они подобны немцам, гордящимся Гитлером – на том основании, что Гитлер был государственником, имперцем, строил заводы, избавил страну от безработицы, поднял жизненный уровень населения, расширил территорию Германии.

Суворов – что он делал в Альпах в сентябре 1799 года?
К концу августа 1799 года в результате Итальянского похода Суворова и Средиземноморского похода Ушакова почти вся Италия была освобождена от французских войск.
В сентябре началась совместная русско-австрийская военная операция с целью разгрома и изгнания французских революционных войск под командованием генерала Андрэ Массены из Гельветической республики. До Наполеона! Операция была неудачной, Суворов отступил, русская армия потеряла 5000 человек.
Несчастные порабощенные итальянцы, спасибо русским? Нет, не спасибо, Павел I вместе с Суворовым зря уничтожили 5000 русских жизней. «В течение целых столетий Северная Италия, еще в большей мере, чем Бельгия, являлась полем сражения, на котором велись войны между французами и немцами», - отмечает Энгельс (Соч., Т. 13, С. 239). Россия выступила против одних захватчиков на стороне других захватчиков.

Суворов поучаствовал, хоть и немного, в подавлении восстания Пугачева. Да, Пугачев – мягко говоря. далек от идеала. Но это было народное восстание, после него подняли зарплату на заводах Урала. Уде после того, как Пугачев был пленен, Суворов до весны 1775 года занимался подавлением остатков восставших крестьян.
В 1782-м, зачищая захваченные у Турции территории от неблагонадёжного населения, русское правительство приняло решение о депортации ногайцев, кочевавших на Кубани, в Саратовское и Тамбовское наместничества и за Урал. В ответ ногайцы летом 1783 года подняли восстание. На его подавление был направлен Суворов во главе Кубанского корпуса. 1.10.1783 русские войска разгромили повстанцев, у которых не было артиллерии, было истреблено от 5 до 7 тысяч ногайцев.
В 1794-м, сопротивляясь третьему разделу Польши, поляки во главе с Т. Костюшко подняли восстание. Это были отнюдь не шляхтичи, о которых пишет Ю. Мухин. Восставшим удалось создать регулярную армию и временно установить контроль над большой частью прежней Польши. Восстание подавляли совместно армии трёх держав, разделивших Польшу – России, Пруссии и Австрии, но основная задача по взятию Варшавы выпала на долю русской армии. Ею, под главным начальством П.А. Румянцева, командовал Суворов, который выступил в поход с новой границы России на Днестре в августе 1794 г. В сентябре он достиг нынешней Западной Белоруссии, с ходу взяв ряд городов, 8 сентября разгромил польский корпус под стенами Брест-Литовска и занял крепость. 29 сентября основные силы армии Костюшко, не решившегося выступить против Суворова, были разгромлены дивизией генерала Ферзена, сам Костюшко взят в плен.
Не забудем и то, что 7 октября 1812 года по просьбе княгини Хованской, Кутузов отправил отряд войск для «усмирения мужиков» в её   имении. 9 ноября он сделал то же самое по просьбе другого помещика в селе Романове Смоленской губернии. 19 октября он отдал предписание исправнику Боровского уезда «наказать бунтовщиков» (ранее войсками усмирённых) «по всей строгости закона».
Такие полицейские функции были вовсе необязательны для Кутузова как главнокомандующего регулярной армией, отмечают в сети. Очевидно, фельдмаршал, в силу классовой солидарности, не мог отказать помещикам и царским администраторам в соответствующих просьбах.

Да, Суворов «по-отечески» относился к рядовым солдатам, но российские марксисты, гордящиеся Суворовым или Петром I – не марксисты.

В период правления Сталина из имени генералиссимуса создали миф, которому КПСС следовала вплоть до перестройки, а сталинисты следуют по сей день. Так, О. Михайлов приспособил для пропаганды мифа и классиков марксизма, он указывает: Энгельс писал, что Швейцарский поход, проведённый под руководством А. В. Суворова, «был самым выдающимся из всех совершённых до того времени альпийских переходов» (Суворов. М., 1980. С.451).
На самом деле Энгельс, конечно. Не писал: поход од руководством Суворова, он даже не писал «под чутким партийным руководством», сталинистом Энгельс не был. Полная цитата: «Этот переход был самым выдающимся из всех совершенных до того времени альпийских переходов» (Соч., Т. 13, С. 243). Михайлов же связал в одно предложение и руководство Суворова, и оценку Энгельса.
Кстати, с 2005 года Свято-Тихоновским гуманитарным университетом ведется работа по сбору материалов для передачи вопроса о канонизации А. В. Суворова на рассмотрение в Синодальную Комиссию по канонизации.

Энгельс лишь отмечал достижения тех или иных полководцев в развитии искусства убивать, он писал и о выдающемся «вкладе» Наполеона, но тут же – о ненависти народа Пруссии к захватчику Наполеону (Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 14, С. 30), и выступал против культа личности полководцев (Соч., Т. 14, С. 195). Хотя пацифистом Энгельс не был, он поддерживал революционные и национально-освободительные войны.

ВКПб-КПСС, поднимающая на знамя Суворова и Петра I, в том числе поэтому никакого отношения к марксизму-ленинизму не имела, классовый подход игнорировала. Сталинист, активист РКРП с псевдонимом Аккуратов, написал мне, что Петр 1-й не мог быть классовым врагом, потому что рабочего класса еще не было, и вообще в оценке великих личностей нужно использовать метод историзма. «Метод» бессодержателен: все события рассматривать во взаимосвязях и т.п. Но активист РКРП посрамил Маркса, тот-то, наивный, утверждал, что ВСЯ история человечества - это история классовой борьбы.

В русской литературе – почти не отмечен, правда, в 1915 году в невзрачном стихотворении Суворов» слепил из полководца эдакого бедняка из простонародья: «сапоги со сбитыми каблуками. В сморщенных ушах желтели грязные ватки…» Еще можно привести биографическую книгу Е. Мюллера «Юность знаменитых людей. 2-й вечер: Суворов» (Спб., "Общественная польза", 1870).
В советской литературе художественный образ Суворова появляется лишь в конце 30-х.

Как мы помним, в многосерийной телепередаче «Суд времени» Сергей Кургинян восхваляет захватнические походы Ивана Грозного, расширившие территорию государства.
«… вызывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения холуй и хам».

Русские марксисты, если они действительно марксисты, гордятся победой Рабоче-крестьянской Красной армии, рабочего класса, инженеров, хлеборобов, врачей, честных коммунистов – над гитлеровской Германией. И эта победа, и эта гордость вызывают животную ненависть всего капиталистического мира. И эту победу, и эту гордость желают приватизировать те, кто к ней не имеет ровным счетом никакого отношения: правящая партия РФ, президент РФ, артистическая публика, вся современная российская элита.

Истоки ненависти – не только в холодной войне, которая возобновилась в виду того, что после распада СССР труд и капитал в мире столкнулись лицом к лицу, без посредников с одной стороны, с другой – резко обострилась конкуренция между ЕС и США, между долларом и евро; поэтому Вашингтону потребовалось реанимировать образ внешнего врага - консолидирующий и нацию, и конкурирующие нации. Главный источник – фашизм, являющийся закономерным моментом развития капитализма.
Проявления фашизма – не только в прежнем джингоизме или современном чувстве превосходства американской нации, но и в украинском фашизме, определяющем русскую нацию как низшую расу, и в израильском нацизме, ставящем евреев выше не столько арабов, сколько выше русских. Нацизму в пропаганде превосходства нации необходим простор, он отбрасывает мешающуюся память и о Бабьем Яре, и даже об Освенциме. Потому Израиль поддержал бандеровский майдан-2014, в том числе участием ЦАХАЛ и МОССАД, майдан-2014 поддержал и украинский еврейский бизнес, раввин Симферопольский призвал НАТО нанести ядерный удар по России, посол Израиля в Киеве приглашал к себе главу украинских бандеровцев Яроша, бандеровские боевики, получившие ранения в АТО, лечились в израильских больницах.

Русские националистические организации (ДПНИ, осколки РНЕ типа Славянского Союза и др.) – мелки, опекаемы властями. Апелляции к абстрактной нации, якобы не поделенной на антагонистические классы богатых русских и бедных русских, обращены в пустоту: российская буржуазия, призванная представлять нацию, еще не вызрела из класса-в-себе в класс-для-себя, с проявленными едиными интересами, для реализации которых требуется государство, она, выйдя из недр КПСС, ВЛКСМ, ВЦСПС, КГБ и МВД, по прежнему остается компрадорской. Российская буржуазия снабжает оружием и стратегическими товарами фашистские Киев и Вашингтон, ставит памятники коллаборационисту Валиди, воевавшим на стороне Гитлера казачьим атаманам Краснову и Шкуро, переименовывают улицы в честь Валиди, разрешает показ фильма «Идель-Урал», обеляющий татар, вовевавших на стороне Гитлера, освобождает политическое пространство для школьных программ всепрощения гитлеровцев и стремления установить памятную табличку Маннергейму.

Безусловно, «патриотические» организации, подогретые экспансией США, используются властью для манипулирования массовым сознанием. В этом ей помогают разнообразные «светильники разума», помешавшиеся на Даждьбоге, Свароге и др., которые в духе панславизма трактуют и поэму «Боривой».

«Я полон презрения к своей нации, - говорил Пушкин, - но мне будет досадно, если иностранец разделит со мной это чувство».
Марксист тот, кто умеет пройти между Сциллой угождения потребителю (и власти) и Харибдой творческого нарциссизма, игнорирующего массы, абстрактной свободой слова и навязчивым подчинением искусства, жесткой партийностью или буржуазной масс-культурой, между Сциллой национализма, между представлением мужика абстрактным, и Харибдой принижения низов, генетически ли или не дотянувшихся до партии, либо неспособных вырваться за пределы экономической борьбы. Как говорил один пермский рабочий: «Не нужно рабочий класс на ходули ставить, но и в грязь мордой – тоже не стоит». И если массы не революционны, по выражению Спинозы, «нужно не плакать, не радоваться, а понимать».

«Мы помним, как полвека тому назад великорусский демократ Чернышевский, отдавая свою жизнь делу революции, сказал: “жалкая нация, нация рабов, сверху донизу — все рабы”. Откровенные и прикровенные рабы-великороссы (рабы по отношению к царской монархии) не любят вспоминать об этих словах. А, по-нашему, это были слова настоящей любви к родине, любви, тоскующей вследствие отсутствия революционности в массах великорусского населения…» - писал Ленин в статье «О национальной гордости великороссов». Но мы полны гордости за русский рабочий класс, который начал свергать попа, помещика, царя, капиталиста. Свергнуть раввина, муфтия, ксендза, русского буржуа - вот чем надо гордиться!
Понимание же таково, что остается констатировать: гордиться пока – нечем. И долго еще будет нечем, сколь ни бросай боевой клич. И если вырвет кто из своей груди пылающее сердце, чтобы осветить путь впереди – болото, хлюпнув, поглотит бедолагу.

Своего рода племенной боевой клич, «Песнь о Роланде», после Средних веков была надолго забыта и опубликована впервые в 1837 году. Через 33 года, словно в ответ, знатоком французской литературы будет написан «Боривой». В «Песне о Роланде» прославляется как раз захватническая война.

Песнь о Роланде

Сюжет: после успешного семилетнего похода в мавританскую Испанию император франков Карл Великий завоевывает все города сарацин, кроме Сарагосы, где правит царь Марсилий. Мавры (язычники) отправляют к Карлу послов. Послы предлагают французам богатства и говорят, что Марсилий готов стать вассалом Карла и принять христианство. На совете франков бретонский граф Роланд отвергает предложение, но его недруг граф Ганелон настаивает на другом решении и едет послом к Марсилию, замышляя погубить Роланда. Ганелон настраивает Марсилия против Роланда и советует напасть на арьергард армии Карла. Возвратившись в лагерь, изменник говорит, что Марсилий согласен стать христианином и вассалом Карла. Роланда назначают начальником арьергарда, он берёт с собой только 20 тысяч человек. В результате предательства Ганелона отряд франков оказывается отрезанным от основного войска Карла, попадает в засаду в Ронсевальском ущелье и вступает в бой с превосходящими силами мавров.
Карл опаздывает с помощью, Роланд погибает от ран, погибают все 12 пэров. Войско Карла преследует противника и истребляет его. Затем судят Ганелона, предатель гибнет.

Историческая справка.
Карл I Великий - король франков с 768 г. (в южной части с 771 г.), король лангобардов с 774 г., герцог Баварии c 788 г., император Запада с 800 г. По имени Карла династия Пипинидов получила название Каролингов.
Мавры - исповедовавшие ислам берберы и африканские племена Северо-Западной Африки и Европы в период между VII и XVII вв. Этот термин применяется в отношении как арабов и берберов, которые завоевали Иберийский полуостров и поселились там в VIII веке, так и той части жителей завоёванных территорий (и их потомков), которые стали мусульманами.
В конце VII в. арабы, сделав своим опорным пунктом г. Кайруан на востоке современного Туниса, завоевали Северную Африку, к 709 г. дошли до Танжера и берегов Атлантики. В 711 году арабы и берберы во главе с Тариком ибн-Зиядом высадились на Пиренейском полуострове. Разгромив вестготов 19.7.711 у озера Ханда и одержав победу у Эсихи, арабские войска взяли Кордову, Толедо — столицу Вестготского королевства и другие города. Войско прибывшего в 712 г. из Северной Африки Мусы ибн Нусайра заняло Медину-Сидонию, Кармону, Севилью и Мериду.
К 718 г. Пиренейский полуостров, за исключением небольшой части на севере, перешёл в руки арабов. В 720 году они вторглись в Галлию, заняли Септиманию и Нарбонну. Дальнейшее их продвижение в Европу было остановлено после разгрома арабских войск франкской конницей и пехотой Карла Мартелла близ Пуатье 4.10.732. В 759-м Пипин Короткий выбил арабов из Нарбонны и Септимании.
На завоёванных испанских территориях арабы образовали эмират, входивший в состав халифата Омейядов; в 756-м Омейяды основали независимый Кордовский эмират, а в 929 году — Кордовский халифат. Местным светским и церковным землевладельцам, изъявившим покорность завоевателям, была оставлена часть принадлежавших им ранее земель вместе с крестьянами. Значительная часть земель перешла в руки новой земельной знати из среды завоевателей. Наиболее плодородные земли юга и юго-востока заняли сами арабы; в центральной и северной частях страны арабы расселили входившие в их войска многочисленные племена берберов.
Наибольшего могущества арабское государство достигло при Абдаррахмане III (правил в 912-961 гг.). Развитие феодальных отношений привело в конце X века к ослаблению центральной власти. В 1031-м Кордовский халифат распался на множество мелких эмиратов. Что и привело к его падению.
Центры сопротивления арабскому завоеванию возникли ещё в VIII в. на севере полуострова. Решающий этап Реконкисты начался после распада в 1031 Кордовского халифата. В 1085-м кастильцы взяли Толедо, ставший столицей Королевства Кастилии и Леона. Мелкие арабские государства, столкнувшиеся с этой угрозой, призвали на помощь Альморавидов из Северной Африки, которые, одержав победу в 1086-м при Салаке и приостановив ход Реконкисты, подчинили себе всю мусульманскую Испанию. Однако в 1118-м Арагон отвоевал у мавров Сарагосу. К середине XIII века у мавров осталась лишь небольшая территория на юге - Гранадский эмират. На западе Реконкисту проводила Португалия (в 1095-1139 г. графство, номинально зависимое от Леона; с 1139 г. - королевство, в 1143-м признанное независимым и Леоном). В 1492 году Реконкиста завершилась взятием Гранады - последнего оплота мусульман на Пиренейском полуострове. Арабо-берберское население, оставшееся в Испании, насильственно обращалось в христианство. В 1492-м из Испании были изгнаны евреи, а в 1502 году — мавры, не принявшие христианства.
Реконкиста, т.е. отвоёвывание пиренейскими христианами, испанцами и португальцами, земель на Пиренейском полуострове, занятых маврскими эмиратами, началась сразу же после завоевания большей части Пиренейского полуострова арабами. Она шла с переменным успехом, что было связано с феодальными распрями, заставлявшими пиренейских христианских властителей сражаться друг с другом, а также со своими мятежными вассалами. Это в ряде случаев вынуждало христианских правителей заключать временные союзы с мусульманами. С другой стороны, раздоры существовали и среди арабских князей, которые в ходе борьбы за власть обращались за помощью к христианам.
Во время Крестовых походов борьба против мавров воспринималась как борьба за весь христианский мир. Для борьбы с маврами были созданы рыцарские ордены по образцу тамплиеров, Папство призывало европейских рыцарей к борьбе с сарацинами на Пиренейском полуострове.
Завершилась реконкиста в 1492-м, когда Фердинанд II Арагонский и Изабелла I Кастильская изгнали последнего мавританского властителя с Пиренейского полуострова. Они объединили бо;льшую часть Испании под своей властью, королевство Наварра было включено в состав Испании в 1512 г.

Как уже отмечалось выше, реальные события резко отличаются от изложенного в «Песне о Роланде».
Битва в Ронсевальском ущелье имела место между армией Карла Великого и войском басков.
В 777-м Карл принял мусульманского губернатора Сарагосы, прибывшего просить его о помощи в борьбе против эмира Кордовы Абд ар-Рахмана. Карл согласился, но в 778-м, оказавшись в Испании во главе огромной армии, потерпел неудачу под Сарагосой, где его предали вчерашние союзники. Тогда франки двинулись в Васконию, захватили и разрушили христианскую Памплону, что и вызвало гнев басков. На обратном пути, в Ронсевале, когда войско двигалось растянутым строем, как к тому вынуждали горные теснины, баски устроили засаду на вершинах скал и напали сверху на отряд, прикрывавший обоз, перебив всех до последнего человека. Рядом с командующим отрядом Роландом пали сенешаль Эггихард и граф двора Ансельм.

«Песнь о Роланде» - дань тенденции становления французского государства.

«Средневековье, - писал Энгельс, - развилось на совершенно примитивной основе. Оно стерло с лица земли древнюю цивилизацию, древнюю философию, политику и юриспруденцию, чтобы начать во всем с самого начала. Единственным, что оно заимствовало от погибшего древнего мира, было христианство и несколько полуразрушенных, утративших всю свою прежнюю цивилизацию городов» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 7, с. 360).
Второй этап развития литературы Средневековья - VIII/IX—XIII/начало XIV столетия. Литературный подъем, связанный с переходом к Зрелому Средневековью, называют иногда «возрождением». Для этого есть некоторые основания: тогда как раз делались попытки возродить древние традиции. Но и только. За подобным местным «возрождением» нередко следовал новый упадок, литература не переживала подлинного переворота и обновления (Михайлов, ИВЛ, Т. 2. Предисловие).
 «Песнь о Роланде» - древнейшее крупное произведение французской литератур периода позднего средневековья. В поэме - имперская мифология, воспоминания о каролингской эпохе, о норманнских походах в Эпир и Англию.

Карл император радостен и горд:
Взял Кордову он штурмом, башни снес,
Баллистами своими стены смел,
Рать оделил добычею большой -
Оружьем, золотом и серебром.
Язычников там нет ни одного:
Кто не убит в бою, тот окрещен. …
Прекрасен станом, величав лицом.

То есть: отражение арабов конницей франков при Пуатье давно забыто, автор не помнит об этом и не об этом повествование. Карл гордится тем, что убил много людей, которые ему лично и народу Франции ровным счетом ничего не сделали, а тех, кого не убил – поставил на колени. Это образчик нравственности той эпохи, причем освященный христианством.

Король умолк: он все сказал совету.
Но не одобрил граф Роланд той речи,
Поднялся с места. Карлу стал перечить.
Он говорит: "Марсилию не верьте.
Семь лет воюем мы в испанских землях.
Коммибль и Нопль добыл я вам в сраженьях,
Завоевал и Пину и Вальтерну,
Взял Балагет, Севилью и Туделу.

Семь лет французы убивали ни за что жителей Сарагосы, за убийство двух послов нужно истребить город. Типичный американский подход. Типичный российский подход – в положительные качества Роланда вписывают «чувство долга».
Тем не менее, в поэме Роланда характеризуют совсем с иной стороны – он спесив. Причем так говорят о нем не только враги, но и друзья:

Роланд промолвил: "Я отправлюсь в путь".
Граф Оливье в ответ: "Не быть тому.
Надменны вы, ваш нрав не в меру крут.
Вы ссору там затеете, страшусь.

Кто же поедет послом? Ганелон.

Король снимает правую перчатку.
Но скрыться рад бы Ганелон подальше.
Перчатку он берет, роняет наземь.
Все молвят: "Что же будет, о создатель?
Посольство это нам сулит несчастье".
"Увидим", - Ганелон им отвечает.

Ганелон сам не хочет ехать, вместо обсуждения темы, он ссорится с пасынком, с Оливье, но Карл настолько глуп, что всё равно упрямо посылает его посланником.
Глупость короля (королевы и т.п.), умноженная на упрямство – непременный атрибут, начало логического развития событий от трагедий Эсхила до поэм Шекспира. Что, несомненно, есть отражение тирании и рабовладения, и феодальной эпохи.

В стане врага Ганелон ведет агитацию и пропаганду:

Араб сказал: "Французы благородны,
Лишь те из вас, вельмож французских, злобны,
Кто Карла подстрекает на раздоры,
Зря и его, и весь народ тревожит".
Граф отвечает: "Нет у нас подобных.
Один Роланд себе позора хочет.
Скрывался раз король в тени от зноя.
Его племянник в панцире подходит.
Он только что разграбил Каркасону.
Румяный яблок Карлу он подносит.
"Вот так же, государь; - он дяде молвит,-
Я поднесу вам разом все короны".
Укоротить ему пора бы норов.
Он каждый день рискует головою.
Убить его - и прекратятся войны".

Прекращение войн – вполне нравственная идея, хотя и неосуществимая. Эту идею делают безнравственной, вкладывая в уста предателю.
Все нелепые доводы, аргументы, обвинения, сомнения в поэме – на самом деле показывают, что все они – бантик, антураж, основа войны – совершенно иная, основа – нажива.
Далее – расплата.

Промолвил Оливье: "Идут враги.
Я в жизни не видал такой толпы.
Сто тысяч мавров там…

Граф Оливье предлагает Роланду трубить в рог, звать Карла на помощь.
Но Роланд не просто глуп, не просто бахвал, он готов положить тысячи людей только из-за своего благородства и нежелания беспокоить Карла:
«Стоим мы здесь и не пропустим мавров.
Верх мы возьмем, и поле будет нашим».

Автор видит ситуацию по-иному:
«Разумен Оливье, Роланд отважен…»
Затем Роланд и Оливье меняются местами: Роланд хочет трубит в рог, Оливье упирает на благородство.

В поэме француз убивает француза, Роланд убивал фламандцев – теперь они воюют за французов:
В восьмой по счету полк Немон зачислил
Фламандские и фризские дружины.

Это не открытие для русской истории. Но есть моменты несовместимые: в «Песне» постоянно всплывают «истинный барон», «истинный вассал».

Сражение сложилось так, что Карл почти побежден:
Эмир воскликнул: "Карл, совету внемли:
В вине покайся и проси прощенья.
Мой сын тобой убит - то мне известно.
Ты беззаконно вторгся в эту землю,
Но коль меня признаешь сюзереном,
Ее получишь в ленное владенье".
"Мне это не пристало,- Карл ответил.-
С неверным я не примирюсь вовеки.
Но другом буду я тебе до смерти,
Коль ты согласен воспринять крещенье
И перейти в святую нашу веру".
Эмир ответил; "Речь твоя нелепа".
И вновь мечи о брони зазвенели.
               
Казалось бы - тривиальная религиозная война. Но это, как мы видели - всего лишь форма. Однако автор упорно настаивает на вере, Карл побеждает не собственными силами, а с помощью бога.
А дальше – все следствия любви к врагу своему:

Ревнует Карл о вере христианской,
Велит он воду освятить прелатам
И мавров окрестить в купелях наспех,
А если кто на это не согласен,
Тех вешать, жечь и убивать нещадно.
Насильно крещены сто тысяч мавров…

Вешать, жечь и убивать нещадно.
Итак, в истории действует несколько групп завоевателей и освободителей. Сначала завоевателями выступают арабы, франки – защищаются, затем освободительную войну начинают испанцы и португальцы, следом завоевателями становятся французы, наконец, испанцы захватывают Наварру.

***

Посмотрите, как начинается мотивировка:
Король наш Карл, великий император,
Провоевал семь лет в стране испанской.
Весь этот горный край до моря занял,
Взял приступом все города и замки,
Поверг их стены и разрушил башни,
Не сдали только Сарагосу мавры.
Марсилий-нехристь там царит всевластно,
Чтит Магомета, Аполлона славит,
Но не уйдет он от господней кары.
               
Дабы придать убийствам и разрушениям благородную форму, врагов в лице одного (!) правителя Марсилия обвиняют сразу в двух противоположных вещах: в античном язычестве и в исламе, который с язычниками же и воевал. Словом, Марсилий – очень, очень нехороший человек. Словом, Карл – это разносчик демократии. Обобщая – правильной веры.
Но мы видели выше, что зов веры не играет никакой роли, мало того, что баски – не мусульмане, но Карл разрушил христианскую Памплону.

С другой стороны, «мавры», посылая дары Карлу, понимают, что от веры придется отказаться. Но такой вариант лучше, чем допустить гибель массы людей, утратить свободу, «потерять… край испанский милый / Да горе мыкать, как бездомным нищим».
Край милый. То есть, автор «Песни» был в курсе, что воевали не с арабами!

То есть. Это бесконечно важно! Карл – захватчик, жадный, грязный убийца. Но, поскольку он расширил пределы государства, поскольку его убийства – это слава оружия франков, все франки должны им гордиться и ставить ему памятники. И покоренные испанцы, потонувшие в своей кровище, находясь в пределах французского государства, и мирные арабы – тоже. Если же марксисты указывают на классовую сущность Карла, мы немедленно заклеймим их космополитами. Нельзя переписывать историю!


НАЦИОНАЛИЗМ И ЛИТЕРАТУРА. ГЮНТЕР ГРАСС

Пролегомены

Анализ литературы в понятиях романтизма, классицизма, реализма, футуризма,  экспрессионизма и далее с приставкой «нео» или, если кому-то это угодно, визионерства и т.п., который по-своему классифицирует литературные течения, концентрирует внимание на литературе как на отдельно стоящей, относительно самостоятельной, развивающейся из самой себя и из коммуникаций литературы разных наций.
Мировой литературный процесс, взаимосвязь литератур – что они означает? Некие единые процессы, протекающие в литературе в связи с нею самой, обособленно? Или эта связь обусловлена подобием политических и экономических процессов? Ее содержание – заимствование стиля, манеры, идей – или «заимствование» всего этого из общественной природы? Что более повлияло на Гюнтера Грасса – Дос Пасос или, если убрать посредника, участника комиссии Дьюи, Пасоса – те события, что происходили в сталинском СССР?
 Можно исследовать гротеск в творчестве Гюнтера Грасса, как это делает А. В. Добряшкина в своей диссертации. Можно назвать первую книгу трилогии Грасса «Жестяной барабан» плутовским романом, но что это даст? Смысл романа - осуждение нацизма.
Уже исторический детерминизм, разумеется, не понимаемый жестко, анализ воздействия на литературу значимых общественных явлений – разнообразнее и содержательнее.
Вместо этого тему нацизма исследуют в тех же рамках, как, например, М. Уздемир в статье «Антифашистская проблематика романа Г. Грасса «Собачьи годы»»
https://www.academia.edu/33869924/._.docx)

Читаем: «… можно сделать вывод о том, что антифашистская проблематика в романе «Собачьи годы» выражаются через главных героев  романа, их поступки и речь… Собаки играют в романе ведущую и, можно сказать, сквозную роль».
Помимо описаний, что изложено в книге, помимо указания на абсурдность фашизма, на пародийность и гротеск, на отношение темы и проблемы - это, собственно, всё. То есть, анализ произведения, как таковой, отсутствует.
В конце в виде школьного упражнения автор дает неверное определение фашизма, сводя его к форме диктатуры.
Сравните хотя бы с анализом романа Тургенева «Отцы и дети» в книге Писарева «Реалисты», в котором отсутствуют тема с проблемой, романтизм с экспрессионизмом или кульминация с экспозицией, но есть свежий воздух.

«История всемирной литературы» отмечает стремительное индустриальное развитие в конце XIX – начале XX века, скачкообразный рост производительных сил. В короткий период быстрые изменения материального облика резко меняют общественное сознание. Век пара сменяется веком электричества, подводные лодки, автомобиль, трамвай, телефон, кино, авиация, сокращающие на тысячи километров мировые мореходные пути, железнодорожные туннели и т.д. (т. 8, «Введение»).

«Во второй половине 90-х годов Попов и Маркони независимо друг от друга изобретают радио и осуществляют первые сеансы радиотелеграфной связи».
(Здесь в ИВЛ существенная ошибка: сразу несколько ученых в разных странах изобрели радио независим друг от друга, Попов усовершенствовал разрядник Герца и первым передал закодированный радиосигнал: «Герц». Маркони же выслушал несколько лекций Попова, украл и запатентовал его изобретение.)

Два небольших облачка на ясном небе физики, излучение черного тела и независимость скорости света от скорости источника света, производят катастрофу, рушится старое здание науки, возникают квантовая механика, специальная и общая теория относительности. Слайфер обнаруживает разбегание галактик и сближение с туманностью Андромеды, Фридман объясняет этот тотальный феномен в рамках уравнений Эйнштейна.
Ломается старый картезианский детерминизм, гибнут старые представления о мире, о жизни в нем человечества.

«При этом сохраняется социальная дисгармония, эксплуатация и бедственное положение масс. Индустриальный век несет с собой не только созидание, но и опасные разрушительные возможности. Он заключает в себе угрозу естественным началам человеческого существования, начинает губительно отражаться на состоянии природной среды… Громкую известность приобрел в 1889 г. коллективный протест трехсот французских деятелей культуры (в их числе были Мопассан, Дюма-сын, Сюлли Прюдом, Шарль Гуно) против Эйфелевой башни... Верхарн одновременно проклинает «города-спруты», зловонным дыханием своих заводов отравляющие мир полей и живой природы. Поэта неотступно преследует воплощенная в образы мысль о пагубных социальных и экологических последствиях индустриального прогресса... появились писатели, на которых колоссальная и обладающая всесокрушающим потенциалом сила современных машин и технических сооружений производила, напротив, опьяняющее действие. В безоговорочной и почти молитвенной апологии мощности и скорости, стали и электричества, которая была присуща итальянским футуристам, в призывах Маринетти воспеть «ночную дрожь арсеналов и судоверфей... прожорливые вокзалы... паровозы с могучей грудью... скользящий полет аэропланов» и т. д. - во всем этом слышались антигуманистические ноты, угадывался некий отчужденный от человечности идеал» (там же).

Поразительно: писатели, изучавшие философию, не связали одно с другим – причину со следствием, урбанизацию, отехничивание – с капитализмом. В развитии капитализма машина все более и более отчуждает человека от самого себя, капитал все жестче делает из рабочего придаток машины. Изготовление, например, одной и той же гайки в течение нескольких лет в процессе распредмечивания образует, образно говоря, в голове рабочего ту же самую гайку. В философии Мартина Хайдеггера отмечен страх перед техникой, Хайдегггер, как и литераторы, тоже не увязывает «машинное» отчуждение с общественным строем, со способом производства.

Сравните, насколько разные ракурсы: в 1920 году Карел Чапек восстает против того, чего нет, он прогнозирует, задолго до фильма «Терминатор», уничтожение человечества роботами. R.U.R., Rossum’s Universal Robots, универсальные роботы ученого Россмуса, андроиды, продукты биотехнологии, в 2035 году восстают против создателей. Мысль Чапека не столь примитивна, как режиссера Кэмерона: в его пьесе появляются роботы «с душой», «на миллион добрых старых роботов приходится всего-навсего один реформированный». Роботы начинают требовать равных с человеком прав, создавать свои организации и призывать роботов к борьбе с человеком. С человеком, освободившимся от обезличивающего труда!
Куприн в «Молохе» просто рисует действительность: Молох – завод, капитал, машины высасывают души из рабочих.

Но Чапек не так прост, он указывает на… единство: в переводе со словацкого языка робот, robota означает «каторга», «тяжёлая работа», «барщина». Сходившие с конвейера роботы были предназначены для тяжелых работ, замещения физического труда человека.

«Процесс индустриализации и урбанизации сопровождался в капиталистических странах быстрым ростом пролетариата. Революционная борьба рабочего класса приобретает в конце XIX в. все более широкий и организованный характер: в странах Европы и Америки возникают одна за другой социалистические рабочие партии, в 1889 г. возрождается Интернационал. Организованное рабочее движение и широкое распространение социалистических идей в мире начинают в это время все более заметно сказываться на развитии литературы и искусства» (там же).

Октябрьская революция, восстания в Азии, революция в Венгрии, Австрии, Веймарская республика крушат старую философию. Великая эпоха порождает и великую литературу.

«В 1901—1902 гг. «о том всемирном значении, которое приобретает теперь русская литература», писал В. И. Ленин. … высоко уважительное внимание к русской литературе, к ее нравственному гуманистическому пафосу («святая русская литература», как сказано у Томаса Манна) возникло тогда, когда весь мир стал прислушиваться к благовесту, доносившемуся из России, испытывая сильное и глубокое впечатление от героического, жертвенного примера российского освободительного движения (от народовольцев до революционного марксизма)», - отмечают в ИВЛ.

Генрих Манн приветствует Октябрьскую революцию, но после прихода к власти Гитлера эмигрирует во Францию.

Переломная эпоха с острейшим национальным вопросом перед ведущими политическими течениями поставила его и перед литературой.
Сформулируем его, обратившись к истории.

Емельян Пугачев противостоял системе, хотя и не стремился изменить ее, царь – классовый антипод. Александр Суворов принял участие в подавлении восстания Пугачева. В СССР было принято не помнить о подавлении восстания, но указывать, что Суворов развит военную науку, это гордость, слава русского оружия.
Генералы вермахта участвовали в подавлении демократических движений, воевали против СССР и США, но отчего немцы не могут говорить о Гудериане или гросс-адмирале Карле Дёнице как развившим военную науку, как о славе и гордости немецкого оружия?
При Сталине было построено множество заводов, в 1932-м ведено всеобщее среднее образование, многократно увеличена сеть медицинского обслуживания.
Почему немцы не могут говорить, что при Гитлере было построено множество предприятий, резко поднят жизненный уровень еще до нападения на СССР, более того, Гитлер сделал то, чего не смогли сделать ни Сталин, ни Рузвельт – полностью ликвидировать безработицу.

Бороться с мировой буржуазией должен объединенный рабочий класс. Но когда начинается война – каждый сам за себя? Большинство II Интернационала оказалось патриотичным, немецкие социал-демократы голосовали за военный бюджет. Что и привело к краху II Интернационала.
Практически всё руководство большевистской партии, как и русские анархисты во главе с Кропоткиным, как и эсеры, выступало за войну до победного конца. Ленин был единственным «диссидентом», который в сентябре 1914 года призвал к поражению своего правительства, потребовал «перевести войну империалистическую, войну за передел мира, в войну гражданскую, против своих правительств».
Разумеется, с этого момента Ленин стал врагом №1 всех патриотов, государственников, имперцев, черносотенцев и т.п.
Между тем, произошло именно то, к чему призывал Ленин: народ Германии объявил войну своему правительству, вспыхнула революция, кайзер бежал.
В статье «О национальной гордости великороссов» Ленин пишет о любви к родине, но отделяет мух от котлет: родина – одно, правительство – совершенно противоположное. Ленин вспоминает фразу Чернышевского о русских: все рабы, сверху донизу. Это не пренебрежение либералов, объясняет Ленин, это боль за свой народ. Ленин пишет о гордости за русский народ, который стал свергать попа, помещика, царя. Вот чем нужно гордиться, а не военными победами в захватнических войнах. Когда же к власти пришли рабочие в Советах, Ленин бросает лозунг: «Социалистическое Отечество в опасности!»

Вместе с Лениным как «пораженцы» выступили писатели и Антанты, и Тройственного союза. Осуждают войну Герман Гессе («Друзья, довольно этих звуков!», « Neue Z;rcher Zeitung». 3.11.1914),  Генрих Манн. Эрих Мария Ремарк причислен к «знаменосцам потерянного поколения», но это неверно. Он отказывается от награждения Железным Крестом, протестует против войны («На Западном фронте без перемен», «Три товарища»), против войны Хемингуэй («Прощай, оружие!»), и посмотрите, как «националистически»  возражает национализму Ромен Роллан в «Очарованной душе» устами Анны Пётч: «И это французы!»

Весной 1915 года в письме своему другу Альфреду Шлейхеру Герман пишет: «Национализм не может быть идеалом — это особенно ясно теперь, когда нравственные устои, внутренняя дисциплина и разум духовных вождей с той и другой стороны проявили полнейшую несостоятельность. Я считаю себя патриотом, но прежде всего я человек, и, когда одно не совпадает с другим, я всегда встаю на сторону человека» (Г. Гессе «Письма по кругу»; М. 1987; письмо Альфреду Шлейхеру).
С приходом к власти в Германии нацистов Гессе решительно осуждает политику новых властей, которые в 1935 году присылают писателю письмо с требованием о подтверждении арийского происхождения, но он гражданин Швейцарии и не обязан ничего доказывать. С 1942 года часть произведений Гессе запрещают на территории рейха, писатель больше не может публиковать свои статьи в немецких газетах.

В период, когда нацизм набирал силу Ремарка называли предателем народа, продажным писакой. В 1931 году за роман «На Западном фронте без перемен». Ремарку хотели было присвоить Нобелевскую премию по литературе, но при рассмотрении заявки Нобелевский комитет отклонил предложение. Союз германских офицеров протестовал против номинации, ибо роман якобы оскорбляет немецкую армию. В 1933-м власти запретили, а студенты сожгли его произведения, скандируя: «Нет писакам, предающим героев Мировой войны. Да здравствует воспитание молодёжи в духе подлинного историзма! Я предаю огню сочинения Эриха Марии Ремарка».

Это был первый водораздел.
Брат Генриха, Томас Манн, поддержал империалистическую бойню. Томас Манн пересмотрел свои взгляды и публично заявил о своей приверженности демократии. Он вступил в Немецкую демократическую партию — партию либерально-демократического толка; однако в мае 1923 года, когда на премьере пьесы Б. Брехта «В чаще городов» национал-социалисты, усмотревшие в ней «еврейский дух», спровоцировали скандал, разбросав в зале гранаты со слезоточивым газом, Томас Манн, в то время корреспондент нью-йоркского агентства «Дайел», отнёсся к этой акции сочувственно. «Мюнхенский народный консерватизм, — писал он в третьем из своих „Писем из Германии“, — оказался начеку. Он не терпит большевистского искусства».

Почему Ремарк, Гессе, Генрих Манн, Роллан, Хемингуэй не предатели, но Власов – предатель? Потому что Власов выступил на стороне нацизма. Но чем сталинский тоталитаризм лучше германского нацизма?
Горячее всего проблема нации встает в Германии, которая испытала поражение в первой мировой, поражение революции, нацизм, снова поражение в войне, разделение и объединение страны и подчинение ее Соединенным Штатам.

Лев Толстой выступил против церкви. Шмелев воспел церковные обряды. Брюсов, Северянин, Гиппиус, Ремизов, Мережковский не приняли революцию, Бунин, Ходасевич, Шмелев, Замятин эмигрировали. Бунин пишет «Окаянные дни», Замятин - «Мы», Пильняк остается в России, пишет «Красное дерево», где, казалось бы, возражает революции: «Вымрет пролетариат». На самом деле это и есть марксизм. Но это не всё, есть еще «Повесть непогашенной луны». Ахматова – явно антисоветская, но Платонов – нет, ничего особенного ни в «Котловане», ни даже в «Чевенгуре» - нет. Булгакова пытаются представить антикоммунистом, но переложение Бортко «Собачьего сердца» не соответствует оригиналу, в ремарках Булгаков так характеризует профессора Преображенского: «Человек, у которого дурно пахнет изо рта». Нет НКВД и в романе «Мастер и Маргарита».

Писатели эмигрировали из Испании и Турции, Аргентины  Нидерландов. Восставших рабочих тоже порой расстреливают. Но рабочие не могут эмигрировать. Они главные диссиденты, но связаны со своим врагом неразрывно. В любой стране они останутся всё теми же рабочими.
В Германии не существовало «внутренней эмиграции», ее просто удалили.

Большевики организовали «философский пароход», лишь следуя примеру более развитых стран. За три года до высылки из России Бердяева, Ильина и других по приказу Генерального атторнея США А. Митчелла Палмера на пароходе «Бьюфорд» из США в Советскую Россию насильственно отправили 249 леворадикальных интеллектуалов.
Аналогично поступали и власти Германии, сотни писателей были высланы, многих лишили гражданства, около 1500 писателей журналистов (по другим данным около 2000) бежали из Германии.

Разве литература исчерпана политикой? Без сомнения, нет. «… Взмахну руками, стихами вдруг заговорю…»
Разве литература не национальна, отнюдь не только в смысле языка? «Моя музыка пропахла сардиной», - говорит Эдвард Григ. Чем литература хуже музыки.
Но мы живем в эпоху, которая заставляет не петь, а кричать.

Бетховен  о музыке

Высекать огонь из человеческой души? Не всё же время гореть, нужно и меру знать. Можно и тлеть потихоньку.
Казалось бы,  если речь идет о литературе, никакая партийность в литературе недопустима, писатель пишет всё, что пожелает, народы должны припадать и быть ему за все благодарны.
Казалось бы,  если речь идет о литературе, то нужно и говорить о литературе, о пластике языка, о слове, которое выпрыгивает из-под пера, подобно заморской диковинке, как желанный подарок ко дню рожденья,  о мастерстве рассказчика, о вкладе в словесность и прочее.
Так, верно, и думал о литературе беллетрист Тригорин из чеховской «Чайки» - возьмет он случайно попавшую на глаза вещицу, чернильницу какую, повертит в руках, станет ее описывать – вот и получится рассказ. Все будут читать, восхищаться и припадать к стопам – какова чернильница! Каков мастер! Каков языковый пейзаж! Какова образность! Зачем огонь, можно и теть потихоньку. Был Редьярд Киплинг расистом, не был – не имеет значения, потребитель восторгается его поэзией и сказкой «Маугли».
Или чернильница эта вселит в души хоть каплю доброты – в том мире, что от края и до края прививает только два рефлекса: давать сдачи и убегать. Разве не выжимает из иссохшей души доброту «Детство» Толстого и Горького или детство Эзау Матта в «Лавке» Эрвина Штритматтера - с живыми зеркалом, декоративным столиком, печкой, «притулившейся в углу, как белый теплый зверь».

Между Сциллой доброты и Харибдой размягченности, примирения с грязью и глупостью.
Между буржуазным потребительством и жесткой партийностью, ведущими к масс-культуре и бездарности – и страусиной позой, мещанством, обывательщиной…

Штритматтера, немецкого серба, бывшего 1-м секретарем Союза писателей ГДР, не упрекнуть в партийности. С одной стороны, дезертировал из армии вермахта, с другой – после прихода к власти нацистов спокойно работал на химическом производстве в Тюрингии,  в 1940-м сам подал заявление на вступление в Ваффен-СС, но принят не был, служил писарем в 18-м егерском горном полку СС. В Сопротивлении не участвовал.
События мира в «Лавке» - редко вкраплены в личное, вот вам Вторая мировая война, «которую милые немцы навязали себе на голову после пятнадцати лет скудного мира», вот советские танки прошли на Берлин, и немецкий деревенский обыватель отмечает: «Ну, значит, войне конец».

Писатель приводит в пример письма его студентов: «С тех пор, как мы проходили ваш роман о мальчике, который узнал, кто его отец, лишь когда пошел в школу, и наш учитель то и дело заставлял нас объяснять, что это значит с точки зрения идеологической, а это – с социологической, а это – с экономической, я в руки не беру ваших книг. Вы ведь не станете отрицать, что многое из написанного вами – это обычные шутки и истории, которые могут произойти с любым человеком, нас же заставляли выискивать в этих забавных историях идеологию и социологию, а поэзию с нас никто не спрашивал, и это было очень противно. Никогда в жизни не прочту ни одной книги Эзау Матта. Ни за что».
И отмахивается: «Я истратил много лет своей жизни, прежде чем накопил достаточно мужества, чтобы не обращать внимания на издевательский хохот глупцов и насмешки умников прежде чем осмелился говорить и писать то, что на самом деле видел, чувствовал, думал, а не то, что я должен был видеть, чувствовать, думать».

Как не откликнуться советскому поэту:
… Где судят тени как на сцене,
Иноязычный разум твой.
Ни смысла, ни числа, ни меры.
А судьи кто, и в чем твой грех?
- Мы вышли из одной пещеры
И клинопись одна для всех.
Явь от потопа до Евклида
Мы досмотреть обречены,
Отдай, что взял, что видел – выдай,
Тебя зовут твои сыны,
И ты на чьем-нибудь пороге
Найдешь когда-нибудь приют,
Пока быки бредут, как боги,
Боками трутся на дороге
И жвачку времени жуют.

В то же время Штритматтер ненавидит мещанство, обывательщину, пишет о классовой борьбе в деревне (пьеса «Кацграбен» была отвергнута Потсдамским театром), смеется над бытовым нацизмом: «Американец хотит шкоренить гордую немецкую нацию».
Он смеется – а мне кажется, кто-то в дверь стучит.

Между Сциллой толерантности, мультикультурализма, пустого интернационализма и Харибдой национализма, имперской гордыни.

По ту сторону нации

Грасс - критик политического режима в ГДР. Противник ввода советских войск в Чехословакию, то есть, его восприятие событий целиком сформировано местной прессой, он не знает причин «Пражской весны».
Тем не менее, в 1968-м в СССР публикуют его новеллу «Кошки-мышки», в 1983-м и 1984-м – романы «Встреча в Тельгте» и «Под местным наркозом», в 1982-м выходит роскошное издание его произведений. Утверждают, что книги Грасса подвергались при этом цензуре (А. Щекина-Грайпель. Советская литературная политика и восприятие Гюнтера Грасса сегодня, Вестник Северного федерального университета. Филология. 2016. С. 143-148).
В 1973-м власти ФРГ не пустили Грасса  в СССР.

8 апреля 2012 года Израиль объявил Гюнтера Грасса персоной нон грата за обнародование стихотворения под названием «То, что должно быть сказано». Ему запретили въезд в Израиль.
Так за что на частичного еврея Грасса набросились полноценные евреи?
Утверждается, что в стихотворении Грасс резко критикует Израиль за угрозу превентивной войны в отношении Ирана из-за его ядерной программы и напомнил, что у самого Израиля имеется созданное в тайне ядерное оружие.
Причем сам Израиль не особенно старается скрывать наличие ядерного оружия. Так, в том же 2012 году в израильской прессе прозвучали угрозы разместить у побережья Ирана ядерные заряды, чтобы при случае привести их в действие и вызвать цунами, которое смоет Иран.

Стихотворение даже до «юмора» Триера не дотягивает в своей нелояльности к богоизбранным. Следует ли теперь ждать поправку к уголовному законодательству во многих европейских странах: «любое сомнение в благих намерениях Израиля приравнять к отрицанию Холокоста, с последующем отбыванием виновных в тюрьмах по месту жительства»? – пишет Елена Куклина.

Вот она, крамола, в переводе Михаила Ошерова (подстрочник):
«О чем нужно говорить.
Почему я молчу, почему скрываю слишком долго то, что очевидно и при планировании практикуется
- мы, выжившие в конце, станем примечаниями.
Утверждается, что есть право на первый удар возможных жертв от хулиганов
и на организацию великого праздника (Гюнтер Грасс здесь использует древненемецкое слово Jubel, пришедшее в немецкий язык из иврита Библии) направленного на возможное уничтожение иранского народа,
потому, что он подозревается в строительстве атомной бомбы.
Но почему я говорю себе: есть и другие страны, которых называют поименно,
Которые в последние годы, хотя это и держится в секрете, Нарастили свой ядерный потенциал,
Но недоступны для контроля, потому что невозможно их проверить?
Общее сокрытие этих фактов подчинило мое молчание.
Я чувствую, как обременительны ложь и принуждение, когда они мной будут игнорироваться.
Мне в перспективе маячит штраф (наказание); вердикт "антисемитизм" мне знаком.
Но сейчас, когда к моей стране, собственные преступления которой не имеют сравнения,
Снова и снова ставятся вопросы и требования, они ставятся на чисто
коммерческой основе, когда также с проворными губами объявляют о реституции,
Следующая подводная лодка должна быть доставлена в Израиль
Ее специальность состоит в том, чтобы доставлять разрушительные боеголовки (до цели)
(в страну), где существование даже одной атомной бомбы не доказано, но страх используется как доказательство.
Я говорю, что (это) должно быть сказано.
Но почему я молчал до сих пор? Как я уже говорил, в моем прошлом есть один недостаток, который запрещает мне это, как и запрещено говорить правду о Земле Израиля, с которой я связан и хочу оставаться на связи.
Почему я говорю только сейчас, состарившийся и с последними чернилами:
Ядерное оружие Израиля опасно для и без того хрупкого мира во всем мире?
Потому что надо сказать, что завтра может быть слишком поздно;
И потому, что мы - как немцы и как поставщики (оружия) можем стать соучастниками преступления, которое предсказуемо, поэтому наше соучастие нельзя оправдать ни одним из обычных оправданий.
И да, я считаю, потому что я устал от лицемерия Запада; и можно надеяться, что многие освободятся от молчания
(что многие) по причине очевидной опасности будут настаивать отказаться от насилия и призывать к неограниченный и постоянный контроль ядерного потенциала Израиля и ядерных объектов Ирана
международным органом, (который - контроль) будет одобрен правительствами обеих стран.
Только тогда все враждебные (друг другу) израильтяне и палестинцы, более того, все люди, остающиеся в этой оккупированной области, будут жить бок о бок, и в конечном счете помогут нам (жить спокойно)».

12.4.2012 по российскому ТВ сообщили, что Гюнтер Грасс якобы воевал в СС.
Гюнтер Грасс родился 16.10.1927 в Данциге (ныне Гданьск), в польско-немецкой семье, его родители были торговцами.
Во время 2-й мировой был призван на службу в качестве помощника в авиации, затем перешел в 10-ю танковую дивизию Ваффен-СС. После войны он пробыл в американском плену до 1946 года.

Его "призвали" в 1944, ему должно было исполнится 17. В 1945-м он уже в плену до 1946 г., 20 ему исполнилось в 1947-м. Попал он в танковую Ваффен-СС после службы в обслуге технической аэродрома, т.е., скорее всего, речь идет о 1945 годе, когда Гитлер обязывал воевать даже школьников. Т.е. эсэсовец чисто номинально. И на себе испытал и истерию наци, и плен союзников.

С 1947 по 1948 год обучался профессии каменотёса в Дюссельдорфе. После этого Грасс учился скульптуре и живописи в Академии искусств в Дюссельдорфе. С 1953 по 1956 год он продолжил изучение живописи в Высшей школе изобразительных искусств в Берлине под руководством скульптора Карла Хартунга.
В 1956—57 годах Гюнтер Грасс начал выставлять свои скульптурные и графические работы и одновременно начал заниматься литературой. В то время Грасс писал рассказы, стихи и пьесы, которые сам он относил к театру абсурда.
В 1956-1959 годах жил в Париже, занимаясь одновременно всеми жанрами литературы, музыкой, скульптурой, живописью и графикой (эта "возрожденческая" многосторонность талантов Грасса позже сказалась в том, что все его книги иллюстрированы им самим). Первые стихи Грасса появились в печати в 1955 г., но мировую известность принес ему знаменитый роман "Жестяной барабан" (1959 г.), ставший частью сатирической панорамы Германии первой половины ХХ века - так называемой Данцигской трилогии.
 В «Жестяном барабане» (нем. Die Blechtrommel) реальные исторические события, как пишут, конфронтируют с сюрреалистически-гротескным образным языком Грасса. Стиль, в котором написан роман «Жестяной барабан», стал стилем Гюнтера Грасса. За него он получил премию «Группы 47», к которой он сам принадлежал с 1957 года. В 1960 году жюри литературной премии города Бремена хотело присудить роману свою премию, но сенат Бремена воспротивился этому. В
1979 году роман был экранизирован режиссёром Фолькером Шлёндорфом.
Фильм «Жестяной барабан» получил главный приз Каннского кинофестиваля — «Золотую пальмовую ветвь» — в 1979году, а также «Оскара» как лучший иностранный фильм.
«Жестяной барабан» был опубликован в 1959 году. С этим (первым же своим) Грасс получил международное признание.
В 1960 году вернулся в Берлин, где жил до 1972 года.
С 60-х годов, когда Гюнтер Грасс принял активное участие в избирательной кампании Социал-демократической партии Германии и ее лидера Вилли Брандта, к сфере его многочисленных интересов прибавилась и политическая деятельность.
С 1972 по 1987 Грасс жил в Вестфалии и Шлезвиг-Гольштейне.
Его второй роман «Кошка и мышь», действие которого происходит во время второй мировой войны в Данциге, и в котором рассказывается история юного Иохима Малке (Joachim Mahlke), вызвал скандал.
Гессенский министр работы и здравоохранения, из-за описанной в романе сцены онанизма, сделал запрос в федеральные органы надзора, о проверки романа, как имеющего аморальное содержание. Но после
последовавших протестов общественности и других писателей запрос был отозван.
На выборах Грасс поддерживал Социал-демократическую партию Германии и стал её членом в 1982 году. В 1990 году он высказался против воссоединения Германии (ФРГ и ГДР). Он считал, что объединённая Германия может возродиться как воинственное государство.
В 1985 году вместе с джазовым музыкантом Гюнтером Зоммером (G;nter Sommer) он выпустил много необычных записей, на которых он читает свои произведения под музыку Зоммера.
В 1999 году в возрасте 72 лет Гюнтер Грасс получил Нобелевскую премию по литературе.
В 2005 году он основал литературный кружок — «Любекские литературные встречи».
В Любеке, где находится его дом, хранится основная часть его рукописей и художественных работ.

Последняя книга Гюнтера Грасса - "My Century" ("Мой век"), не переведенная пока на русский язык, представляет собой центурию из ста новелл, в каждой из которых, год за годом, Грасс дает свой личный взгляд на историю ХХ века.

Гюнтер Грасс – зеркало перестройки, если иметь в виду весь период, начиная с 1941 года. И даже с 1917-го.
Как и подавляющее большинство населения планеты, Грасс видел только табличку,  не понимал, что в СССР нет и тени социализма. Он фотографировал всё, что углядел, каждое деревце, не замечая за деревьями леса.
Трилогия «Жестяной барабан», «Кошки-мышки», «Собачьи годы» направлена против нацизма. Грасс осуждает сталинские репрессии, приветствует советских воинов в Испании и осуждает, не зная всей истории, зная лишь часть, действия НКВД в Испании, в «Траектории краба» - осуждает уничтожение советской подлодкой С-13 лайнера «Вильгельм Густлофф», перевозившего, кроме войск и техники тысячи беженцев. Осуждает поляков, убивавших изгоняемых из Силезии, Померании, Восточного Бранденбурга немецких жителей - после войны. Видит слабости восстания в Берлине 1953 года и даже посягает на Брехта («Плебеи репетируют восстание»). В «Крике жерлинки», т.е. в крике тревоги, он осуждает воссоединение ГДР и ФРГ, опасаясь последующей экспансии Германии и возможной ее милитаризации.

В современной России стилем писателя восхищается бездарный Захар Прилепин, ни слова не говоря о политических воззрениях Грасса.

В 2008-м Грасс пишет роман «Фотокамера. Истории из тёмной комнаты».
Сам Грасс – фотокамера, которая запечатлевает мельчайшие детали, но снимает из темной комнаты.
Грасс не видел, кто стоит за спиной фотографа и подсвечивает нужное фонариком. В приведенном выше стихотворении Грасс снова подозревает нацизм, уже в Израиле, но видит лишь следствие, так и не обозначив его причину, так и не увидев, кто стоял за «Пражской весной».

Один из лидеров «весны», Ота Сик, в газете «Welt» от 5.11.1990, объяснил: «Мы, ядро экономических реформаторов… не пытались реформировать коммунизм в Праге в то время. Нашей реальной целью было упразднить его и построить новую систему. Нам всегда приходилось говорить о реформе в сторону социалистической демократии или социалистической рыночной экономики, потому что в противном случае нам вообще не позволили бы выйти на улицу».

Сформулируем правильно: упразднить власть, ориентированную на СССР, и поставить власть, ориентированную на США.

Хотя самую общую причину Грасс знает. Цитата Грасса из его нобелевской речи: «В ужасе мы наблюдаем, что капитализм, с тех пор как его брат социализм объявлен мёртвым, страдает манией величия…» Или не знает?

По ту сторону класса

Грасс – в отличие, не чурается политики. Он противник нацизма, но и левые вызывают у него отторжение. В то же время чуть ли не анархист, стремится понять левый фанатизм студенческого движения и умеренность старшего поколения. Горячо поддерживает программу социал-демократов во главе с будущим канцлером Вилли Брандтом, участвует в избирательной кампании. Разочарован слабым итогом и вхождением СДПГ в 1966 году в «Большую коалицию» во главе с федеральным канцлером Куртом Кизингером, бывшим членом НСДАП.
В 1953 году в Берлине происходит восстание. В 1966-м Грасс пишет пьесу, «немецкую трагедию» - «Плебеи репетируют восстание».
«У восставших рабочих, - поясняет Грасс, - нет плана, они бесцельно носятся по кругу, а интеллектуалы (имеется в виду Брехт, Б. И.), у которых всегда есть какой-то план, что способствует красноречию, терпят крах из-за своего высокомерия…»

В пьесе на улицы выходит внушительная толпа, плохо организованная и лишенная лидера, кому-то приходит в голову направиться к знаменитому драматургу и режиссеру (шефу), чтобы он помог им сформулировать их требования и написать манифест. Рабочие путано объясняют цель визита, шеф видит в них лишь материал для работы над шекспировским «Кориоланом», над сценами восстания римских плебеев, которые он в данный момент репетирует. Шеф не понимает рабочих.
Истинный интеллигент, режиссер не хочет конфликтовать с «тоталитарным» Ульбрихтом, ищет компромиссы.

В романе «Мое столетие» Грасс вспоминает, как в 1953-м, как он со своей женой Анной доехали электричкой до Лертеровского вокзала в Берлине, прошли мимо развалин рейхстага, мимо Бранденбургских ворот. «Лишь на Потсдамерплац с западной стороны границы между секторами мы увидели, что уже произошло и… продолжает происходить. Дом Колумба и Дом Отечества дымились. Горел какой-то киоск. Обугленная пропаганда, которую вместе с дымом гнал ветер, черными хлопьями сыпалась с неба. И еще мы видели там и сям толпы людей, двигающихся без всякой цели. Никаких признаков Народной полиции. Зато сжатые толпой советские танки Т-34, я знал эту модель».
На одном из щитов виднелось предостережение: «Внимание! Вы покидаете американский сектор». Несколько подростков рискнули нарушить предостережение и, кто на велосипедах, кто пешком, пересекли границу.

«Насмотревшись вдоволь, мы ушли. Насилие отпугнуло нас… Во мне проснулся забытый страх…. Оба мы видели детские лица русских пехотинцев, которые окапывались вдоль границы. А чуть поодаль мы увидели людей, бросающих камни… Камнями - против танков! Я мог бы запечатлеть позу бросателя, мог бы написать короткие - или длинные - стихи про бросание камней, но не провел по бумаге ни единого штриха, не написал ни единого слова, однако поза бросающего сохранилась у меня в памяти.
Лишь десять лет спустя я написал об этом пьесу…, которая… была в равной мере неприятна храмовым жрецам обоих государств.
В четырех актах пьесы речь шла о власти и безвластии, о запланированных и спонтанных революциях, о вопросе, можно ли переписать Шекспира, о повышении норм и разодранной красной тряпке, о репликах и контр-репликах, о высокомерных и о малодушных, о танках и бросателях камней, о залитом дождем бунте рабочих, который сразу же после его подавления, датированного 17 июня, был ложно провозглашен народным восстанием и в соответствии с этим возведен на уровень государственного праздника (в ФРГ, Б. И.), причем на Западе торжества с каждым разом приводили к всё большему числу жертв дорожных происшествий.
А жертвы на Востоке - они были застрелены, линчеваны, казнены. Вдобавок многих покарали лишением свободы. Тюрьма в Бауцене была переполнена. Но известно это стало много позднее. Мы же с Анной могли увидеть лишь бессильных бросателей. Из западного сектора мы наблюдали всё на отдалении. Мы очень любили друг друга, еще мы очень любили искусство, не были мы и рабочими, чтобы бросаться камнями в танки. Но с тех самых пор мы знаем, что эта борьба идет не прекращаясь. Порой, хотя бы и с опозданием на целые десятилетия, победу всё-таки одерживают те, кто бросает камни» (перевод С. Фридлянд).

Различные источники указывают, что немецкие крестьяне были недовольны коллективизацией, которая «аукнулась резким ухудшением снабжения населения продовольствием».
14.5.1953 «созданная Кремлем на территории советской оккупации марионеточная  "Социалистическая единая партия Германии" (СЕПГ) приняла решение о 30% повышении норм выработки, что привело к падению зарплаты на 30%. 17 июня 150 тыс. (200 тыс.) человек на Штраусбергер плац в Берлине штурмовали здание правительства. Забастовки состоялись не менее чем в 701 населённом пункте ГДР и участвовало в них более миллиона человек (10 миллионов). Восстание подавлено советскими танками. Убито 507 человек. Восстания рабочих в 1953 году на территории ГДР советскими историками названо «фашистским мятежом». Вашингтон не был готов к событиям и не мог на них повлиять.

Что же было на самом деле?
Западная Германия пострадала от войны не так сильно, как Восточная. Она переживала бурный экономический рост из-за миллиардных американских инвестиций. В ГДР экономика развивалась крайне медленно. Почти вся тяжелая промышленность и сырьевая база довоенной Германии находились в ФРГ. У СССР не было средств для помощи ГДР в виде кредитов, уменьшить размеры репараций от ГДР Москва не могла. Из ГДР эмигрировали в ФРГ десятки тысяч высококвалифицированных специалистов.

В июле 1952 года в США был разработан документ «Национальная стратегия в отношении Германии», утверждённый в августе под кодовым названием PSB D-21. План предусматривал поддержку западной Германии и действия, которые должны были привести к «сокращению советского потенциала в Восточной Германии». Западному Берлину отвели роль витрины демократии и базы подготовки психологических операций против ГДР и других стран, находящихся в зоне влияния СССР.
До начала 1953 года шло интенсивное налаживание разведывательных контактов и материально-финансовой поддержкой антикоммунистических организаций, активно действовавших против ГДР. Поставленная им цель была сформулирована недвусмысленно: «Подконтрольная подготовка к более активному сопротивлению».
Передачи из Западного Берлина радиостанции РИАС которая призывали к прорыву «железного занавеса и объединения страны», слушала почти вся ГДР. Коменданты трех западных секторов Берлина не пресекали доставку на автобусах к пограничным постам в Берлине многочисленных манифестантов из своих секторов.

Сталин умер 5 марта 1953 года. На западе его смерть сочили благоприятным моментом для организации провокаций против СССР, ГДР и др. В различных странах капитал повышает нормы выработки более, чем на 10%, но ни в одной стране мира это не приводит к восстанию.
Разумеется, никакой коллективизации не было, было добровольное образование кооперативов, до принудительной коллективизации (в течение 3 месяцев) в 1960 году было еще семь лет.
СЕПГ не создана Москвой, она образована в апреле 1946 в результате объединения на платформе революционного марксизма Коммунистической партии Германии (КПГ) и Социал-демократической партии Германии (СДПГ). Соглашение о создании единой рабочей партии было достигнуто на совместном заседании центр. руководящих органов КПГ и СДПГ и руководителей партийных организаций земель Восточной Германии в декабре 1945 г. и было подготовлено сложившимся в борьбе против фашизма сотрудничеством между коммунистами и социал-демократами.

Накануне июньских манифестаций число американских и британских военнослужащих в ФРГ увеличилась на 12 000 человек.

За два месяца до июньских событий 1953 года в ГДР повысили цены на одежду, обувь, общественный транспорт, хлеб, мясо.
В апреле 1953 года в магазинах ГДР возник дефицит на сахар, джем (повидло) и варенье. Бутерброды с повидлом были традиционным завтраком у немцев, пропажа повидла с прилавков была встречена с негодованием. В сообщениях в Москву не усложнили перевод и написали, что немцы негодуют из-за нехватки мармелада. Москва не придала этому значения. Однако 27.5.1953 министр иноземных дел Молотов все же вынес вопрос о положении в ГДР на заседание Президиума Совета Министров СССР. Было принято решение разрешено не форсировать «строительство» социализма в ГДР. В частности, Берии заявил: «Нам нужна только миролюбивая Германия, а будет там социализм или не будет, нам все равно». Также Берия озвучил идею объединения Германии, заявив, что целая Германия, пусть и объединившаяся на буржуазных началах, станет серьезным противовесом влиянию США в Западной Европе. Берия распорядился отозвать в Москву уполномоченного МВД СССР по Германии и его заместителей и урезал в 7 раз число сотрудников своего министерства в ГДР.
Как известно, СССР и ранее не стремился к разделению Германии, в виду легко читаемого в будущем напряжения по границе в ближайшие годы. На разделении настояли США и Великобритания.
14 мая 1953 года 13-й пленум ЦК СЕПГ принял решение о 10%-м повышении норм выработки в целях борьбы с экономическими трудностями.
5 июня в Берлине среди строителей престижных строек на Сталин-аллее начались первые забастовки. Делегация рабочих подъехала на грузовике к Дому министерств и потребовала встречи с Отто Гротеволем. На вахте им сказали, что премьер-министра нет на месте. Их принял его референт Курт Амбре. Руководитель делегации Макс Феттлинг передал письмо, в котором 300 строителей больницы Фридрихсхайн требовали до полудня 16 июня отменить повышение норм.
В 10:25 число протестующих было незначительном, 700 человек. Однако Политбюро СЕПГ, заседавшее в этот день, в срочном порядке приняло решение об отмене повышения норм. В полдень об этом запоздалом решении Политбюро сообщило радио ГДР.

Зачинщики протестов сделали вид, что никакого решения Политбюро не было.

9 июня забастовку против повышения норм выработки объявили сталевары в Хеннигсдорфе. На крупном строительном объекте Берлина, больнице в районе Фридрихсхайн, строители решили объявить забастовку - из-за 10%-го повышения норм, которое уже было отменено! Забастовка была назначена на 15 июня.
Около 14 часов перед Домом министерств начался митинг.
Из полицейских, призывавших демонстрантов разойтись, двое были избиты.
С началом митингов к границам ГДР стали массово стягиваться танки, БТР и другая тяжелая боевая техника «союзников». К границе переместилась «РИАС», была развернута масштабная пропагандистская кампания против «социалистических порядков» в ГДР.
Над рядом советских объектов начали совершать полеты на низких высотах военно-транспортные самолеты С-47, с которых сбрасывали листовки, содержащие выпады в адрес советских вооруженных сил и социалистической «направленности» Восточной Германии, полеты продолжались ежедневно.
Представитель МВД СССР полковник Иван Фадейкин сообщал в Москву: «По наблюдениям агентуры в течение дня и вечером 16 июня с. г. со стороны бастующих не было выдвинуто ни одного лозунга против Советского Союза. Все выпады направлены исключительно против Правительства ГДР и СЕПГ… По имеющимся данным, в организации демонстрации активную роль играли лица из Западного Берлина».

Стачечный комитет района Биттерфельд отправил в Берлин телеграмму - разрешения на организацию партий, существующих в Западной Германии. Любой, кто организовывал забастовки или хотя бы участвовал в них, прекрасно знает, что рабочие не выдвигают подобных требований. Следовательно, требования, которые не имели экономической подоплеки, но отчетливо играли на руку Западу, явно были навязаны рабочим.

13.6.1953 начали забастовку литейщики Лейпцига. 14 июня их поддержали рабочие Берлина. Народной полиции удалось навести порядок, но волнения распространились по всей Восточной Германии, чему способствовали и радио «Свобода» и, разумеется, американские спецслужбы. Забастовщики требовали отставки правительства ГДР, допуска к выборам партий Западной Германии, вывода советских войск, воссоединения страны. То есть, требования явно не забастовочные, привнесенные извне.
Стачком обратился к американской радиостанции «РИАС» с просьбой передать призыв к всеобщей забастовке. Директор станции отказал: «Вы что, хотите развязать третью мировую войну?» Тогда профсоюзный босс Западного Берлина Эрнст Шарновски потребовал передать его призыв к восточным рабочим начать всеобщую забастовку.
С утра 17 июня перед зданием правительства появились толпы, порядка 15 тыс. человек, под лозунгами «Долой правительство козлобородого!» (Ульбрихта), «Долой полицию!», «Русские, убирайтесь вон!», «Мы – не рабы!» («Bart, Bauch und Brille – das ist nicht der Wille des Volkes», «Бородка, брюхо и очки — это не воля народа»).
Полицейских, расположение вошедших в Берлин танковых частей закидывали камнями и обстреливали.
Восставшие заняли нижние этажи здания, правительства,  сломали мебель, уничтожили документы, затем принялись крушить полицейские участки, другие государственные здания.

Выстрелом из чердака дома убивают советского майора-танкиста. Отдан приказ об ответном огне, в том числе из танковых орудий, по чердакам. После этого по танкам больше не стреляли, лишь бросали камни, чтобы повредить радиоантенны. У мятежников появились винтовки, автоматы, пулеметы.
Условия оккупационного режима позволили советскому командованию законно подавить вооруженное сопротивление.

Но волнения не утихали. Центром стал округ Галле. В Биттерфельде протестующие заняли здания народной полиции, городского управления и госбезопасности. В Дрездене, Лейпциге и других городах демонстранты захватили радиостанции, редакции газет. По всей Германии начались убийства советских офицеров и полицейских.
Из тюремного заключения были освобождены не только все уголовные преступники, но и надзирательница нацистского концлагеря. Из 12 тюрем были освобождены около 1400, по большей части, уголовников, которые приняли активнейшее участие в волнениях
Появились требования о единой Германии, а также надписи на стенах: «Иван, убирайся домой».
Никто не требовал «Джон, убирайся домой».

На 15-м пленуме ЦК СЕПГ 26.7.1953 Отто Гротеволь сообщил, что демонстрации и забастовки состоялись в 272 немецких общин из 10 000. Общее число участников волнений оценивается в 300 тыс.
По уточнённым данным Центра исторических исследований в Потсдаме, число жертв, подтверждённых источниками, составляет 55 человек. С 17 по 29 июня с обеих сторон погибло 125 человек. Около 1000 были ранены. Арестовали и задержали около 20 тыс. демонстрантов.

Для сравнения: в 1992 году в Лос-Анджелесе для подавления негритянского бунта, вспыхнувшего после убийства чернокожего Родни Кинга введены 9000 полицейских, 10 000 военнослужащих национальной гвардии, 3300 служащих армии и морской пехоты США, 1000 сотрудников ФБР, бронетехника, боевые и полицейские вертолеты. Был открыт огонь на поражение, официально убито 63 человека, реально около 100. Более 11 000 человек арестовано, около 500 человек получили от 25 лет до пожизненного заключения. Претензий от ООН и мирового сообщества не было. Чиновники, виновные в применении силы, наказаны не были.

Из воспоминаний командира роты 14-й гвардейской Полтавской мотострелковой дивизии Г.И. Ломакина: «То, что мы вскоре увидели, произвело впечатление даже на видавших виды офицеров. На фонарных столбах раскачивались полицейские. Их животы были вспороты, на спинах вырезаны звезды. И тут в нас полетели горящие факелы. А мы в ответ лишь кулаками грозили, ведь оружие было опечатано. И… продвигались вперед. Мне поручили занять позицию за Трептов-парком, рядом с американской зоной оккупации. Наше командование решило не применять оружие, опасаясь, что американцы введут в советский сектор свои танки, стоящие буквально в двух метрах от демаркационной линии. Утром следующего дня поступил приказ "Минометы с позиций снять!". Сняли. На ночь я поставил охрану. А к утру все часовые были убиты. Пришлось снабдить новых часовых радиотелефонами. В ночь на 18 июня я патрулировал с бойцами по городу. Нам наконец-то выдали автоматы. Только подошли к фонарю закурить, как у меня под ногами что-то щелкнуло. Едва отскочил. Солдаты заняли круговую оборону. Немного переждав, мы пошли дальше. Видим - на стене дегтем нарисована свастика. И тут чувствую, что кто-то крадется сзади. А потом перебежал улицу. Кто – не видно: темнота такая, что хоть глаза выколи! Разрядил весь автоматный диск в ту сторону. Слышу чей-то истошный крик. Подбежал, посветил фонариком. Лежит девочка, вся искромсанная пулями. Уже не дышит. Рядом – ведро с дегтем и кисть. Меня тут же вывернуло… После этого случая я не спал несколько ночей. Боялся, что приснится та девчушка. 18 июня нас перевели в Карлсхорст, где укрывалось руководство ГДР. Там же стоял наш медсанбат. В ночь с 17 на 18 июня фашисты вырезали здесь всю охрану, зверски расправились с больными, ранеными и медиками. Представшая картина была ужасающей: на КПП к двум вязам были прибиты тела наших медсестер. Их вначале изнасиловали, потом вырезали груди, вспороли животы и воткнули в них саперные лопатки. Какое там "народное восстание"?! Это была явная попытка фашистского переворота. Отсюда и непомерная жестокость. Нам ясно давали понять: убирайтесь прочь! В тот же день кто-то поджег баню, где мылись мои бойцы. Многие получили ожоги. Полиция вышла на убийц и поджигателей. Всех расстреляли.
Нам приходилось сбивать и американские воздушные шары. В корзине одного из них находились тонны две листовок с карикатурами на Сталина. А под ними призыв к воинам нашей дивизии немедленно отправляться домой. Самое интересное, что было указано полное наименование нашего засекреченного соединения».

5.11.1953 судами ГДР были осуждены 1240 «участников провокаций», среди которых были 138 бывших членов нацистских организаций и 23 жителя Западного Берлина.
По приговору советского военного суда расстреляли 5 человек. По приговору немецкого суда двоих казнили в Дрездене.
В августе 1954-го СССР освободил ГДР от уплаты оставшихся 2,5 млрд. долл. репараций, передал ГДР 33 промышленных предприятия, предоставил кредит и осуществил дополнительные поставки товаров.

Подавляющее большинство граждан ГДР не поддержало «восстание». Более того, на демонстрацию 24 июня молодежи Восточного Берлина в поддержку действий советских властей вышло множество горожан.
Совершенно другая картина, нежели рисуют официальные западные источники, не правда ли?

В листовке НТС значится: около Магдебурга на лесной поляне расстреляли 28.6.1953 18 солдат 73-го стрелкового полка. Среди них (было установлено) ефрейтор Александр Щербина, рядовой Василий Дятковский и сержант Николай Тюляков. Еще 23 советских военнослужащих расстреляли на скотобойне в Берлине. Через год в июне 1954 г. в американском секторе Берлина соорудили скромный обелиск. На его открытие прибыли видные деятели российской эмиграции, в том числе Александр Керенский – бывший глава Временного правительства. На сером граните надпись по-немецки «Русским офицерам и солдатам, которым пришлось умереть, потому что они отказались стрелять в борцов за свободу 17.6.1953».
На самом деле этих солдат никогда не было. И они не могли быть расстреляны.  73-й полк покинул Германию сразу после окончания войны.
Слухи о расстреле советских солдат упорно распространялись. В них ссылки на рассказы сбежавших в Западный Берлин советских офицеров. Один из них майор Никита Роньшин. Который сбежал в Западный Берлин за два месяца до начала событий.

Грасс ясно видит, что восстание не было народным. Но знал ли обо всех перечисленных фактах писатель? Нет, он даже вопросов не задавал. Он не хотел знать.
Дюренматт пишет об ответственности физиков перед человечеством (1962). Как насчет ответственности писателей?

Восток или Запад?

Гессе бежал от нацистов в Швейцарию, Бехер уехал в СССР, Фейхтвангер «был очарован Сталиным», но, как и Ремарк, уехал в США.
Зегерс, Штритматтер, Брехт остались в ГДР,