Баллада о собаке и библейском Змее в 2 вариантах

                Вариант прозаический


     И вот опять воскресенье. И вы отправились на прогулку. И конечно же в центр города : ведь вы давно живете посреди Европы. И Европа втайне представляется вам центром земного мира. Так что если оказаться еще и в центре того центра : ну, это уже как попасть в девятку. А какая великая тишина стоит в этот последний день недели над европейскими городами! Пусть и не над всеми, но над многими. И в тишине раздается бой соборных колоколов. И так мало машин на улицах. Да и прохожих гораздо меньше, чем в будние дни. И плывут над вашим городом белые прозрачные облака в голубом небе.
     В эти минуты вы явственно и каждой клеточкой вашего существа ощущаете то, что называется полнотой времен, – да, это когда прошлое откуда ни возьмись наведывается в город и живет в нем непостижимой жизнью. И слышен приглушенный ропот будущего. Что же до настоящего, то оно, кажется, плывет одновременно и в прошлое, и в будущее. Такое чувство вы можете иметь только в центрах европейских городов. И только в воскресенье.
     И вот, чтобы побыть немного в этом очень тонком и очень глубоком чувстве, вы остановились, скажем, посреди моста над местной горной речкой, которая протекает через Старый Город. Вы рассеянно смотрите на изумрудные – от водорослей и камней – воды внизу. Смотрите на бомжей, суетящихся под соседним и рядом находящимся мостом. Смотрите на верхние этажи домов в неярком, но ослепительном закатном свете. И вам кажется, что еще мгновенье – и вы проникнете внутрь иглы, то есть в то самое заветное средостение всех трех времен.
     Да в этот момент как назло к вам подходит серенькая собачка : совсем непородистая, зато невероятно трогательная. Она притирается к вашим штанам черным влажным носом и, несмотря на повторные оклики хозяиня, никак не может отказаться от удовольствия тщательно и всесторонне вас обнюхать. Вид у нее тоскливый и немного прибитый, а взгляд извиняющийся, слегка заискивающий, жалобный и до боли искренний. Не то что у вас : спокойный и возвышенный, да еще откровенно нацеленный на проникновение в одну из важнейших тайн бытия.
Казалось бы : кто она и кто вы! И какая бездна пролегает между вами! Но она, собачка, рассматривает вас, человека, в первую очередь как любопытно пахнущий предмет. И вам это немного смешно.
     Впрочем, подождите делать преждевременные выводы! Осознайте, какое блаженство вы сами ощущаете в качестве такого любопытно пахнущего предмета : ведь на вас взирают со всепоглощающим любовным вниманием, точно в первый день творенья. И это внимание настолько пристально, что, глядя в собачьи глаза, вы на секунду забываете все на свете. И в то же время внимание это настолько случайно и необязательно, что вы, зная, что о вас в следующую минуту навсегда забудут, чувствуете себя свободным, как ветер. Так вы никогда не были свободны среди людей.
     Да, в этой мимолетной встрече с миром животных есть что-то абсолютно первобытное. И даже, пожалуй, райское. Хотя не обязательно в библейском смысле слова. Райский элемент здесь заключается в том, что вы, быть может в первый раз в жизни, почувствовали себя Вещью. Вещью с большой буквы И, разумеется, одушевленной Вещью. Кто же это оспаривает? Впрочем, современная физика утверждает, что и любой электрон по-своему одушевлен. А значит, принципиальной разницы между вами – то есть человеком и электроном – не существует. И в этом утверждении не только нет никакой иронии, но в добровольном принятии сей простейшей истины как раз и таится высочайшее блаженство. И оно от вас всю жизнь было скрыто.
     Теперь же, когда чужая собачка обнаружила в вас нечаянно сущность Вещи, вы его в полной мере вдруг начинаете ощущать. Конечно, какие-то сомнения в собачьем откровении еще шевелятся в вашей душе, но присмотритесь повнимательней к собачьему взгляду : он ведь, хоть и заранее постулирует в вас Вещь, все-таки мимолетно запрашивает вас на предмет наличия в вас сверхприродного начала. Так, на всякий случай. Не веря толком в успех запроса. Но в чем же это сверхприродное начало может заключаться? Как в чем? Да в способности возвыситься над собственной человеческой природой, что и подсказывает сама этимология слова.
     Тут все просто и очевидно : наша природа укоренена в нашем бессмертном половом интересе. Да, библейский Змей здесь имеется в виду. А также женщина. И с нею райский плод ограниченных временем и обстоятельствами любви, семьи и земного уюта. И все они стояли и стоят в одном ряду, точно суровые стражи заветного порога, не пуская вас туда, куда уходят – как раз в данный момент и на ваших глазах (точнее, в ваших ушах) –  величественно и на цыпочках затихающие звуки воскресных колоколов.
     Ведь в глубине души все мы прекрасно знаем, что у рая три ипостаси : тишина, покой и свет. И все они нам преизбыточно даны в земной жизни. Только протяни руку – и хватай их пригорошнями. Насыщайся ими! Живи ими! Не отдавай перед ними никому и ничему предпочтения! И мы заживо будем жить в раю... Но нет, куда там! Это нам по большому счету не дано.
     Вот мы смотрим в небо – и возвышенные чувства владеют нами. Но мимо нас в этот момент проходит интересная женщина – и глядь : все возвышенные ощущения как рукой сняло. Их осиливает беспокойство по поводу чужого пола. Оно, это беспокойство, и есть тот самый притаившийся в нас навеки, наподобие гигантского червя, библейский Змей. И разве это броское и страшное сравнение хоть в чем-то преувеличено?
     А животным по большому счету глубоко чужды тишина, покой и свет сами по себе. Зато собаки, например, мгновенно начинают обнюхивать половые органы пробегающей мимо другой собаки. И так было, есть и будет ныне, присно и во веки веков. Так чем же, тогда, спрашивается, отличаются люди от животных? Вот именно : почти ничем. Изнанку библейского Змея, таким образом, знает наизусть любое животное. А вот с вышеназванными ипостасями рая : тишиной, покоем и светом животные незнакомы.
     И это опять-таки сближает животных и людей так тесно, что они, хотят они того или не хотят, становятся членами единой великой космической семьи : одушевленных Вещей. Да вы и сами, мой друг, это поняли, простояв на мосту пару всего лишь минут с этой серенькой и невзрачной собачкой. А доказательством вашего понимания явилось то странное, непонятное, но вполне ощутимое блаженство полноты общения, точно вы встретились и поговорили с человеком, которого не видели двадцать лет. Только в одном случае полноте общения способствуют минувшие годы, а в другом – считанные минуты. Однако результат почти один.
     Вот в такие именно минуты не умом одним, а всем нутром своим и начинаешь понимать, почему люди нас так часто разочаровывают, а домашние животные практически никогда. И хотя из этого никак не следует, что животных нужно любить больше, чем людей, мы все-таки, точно назло кому-то, упорно продолжаем это делать.
     Между прочим – и в качестве постскриптум – благодаря немому диалогу с собакой на мосту вам, достигнувшим уже пространственно-временного центра, удалось продвинуться существенно дальше : к той космической сердцевине, что едина для всех живых существ. Вот только определить, из чего состоит эта сердцевина, вам никогда не удастся : потому что до сих пор никому это не удалось. Кстати, библейский Змей был вами на этот раз узнан. Но это не значит, что у вас когда-нибудь получится от него отделаться. Да вы и сами в глубине души того не желаете.


                Вариант стихотворный


                Она остановилась посреди моста,
                меня обнюхивая робко, но и страстно,
                возбуждена струной от носа до хвоста :
                хозяин ей издалека кричал напрасно.

                По существу и я весьма доволен был,
                играя где-то роль востребованной вещи, –
                к мирам иным в душе разыгрывая пыл,
                самим себе же втайне мы и рукоплещем.

                Я думаю, что в нас чужой собачий взгляд
                начало сверхприродное разнюхать хочет, – 
                метафизически сомнительный обряд,
                зато он наше самолюбие щекочет!


                Подозревает верно этот славный пес
                шанс в людях над своей возвыситься природой, –
                но прежде разрешить они должны вопрос,
                что нужно понимать под дьявольской породой.

                Да, змей библейский здесь имеется в виду,
                а также женщина, и рай, и близость бога, –
                они стояли и стоят в одном ряду
                как стражи вечные заветного порога.

                Все дело в том, что тишину, покой и свет –
                тройное рая неотъемлемое свойство –
                осиливает в нас, как книгу интернет,
                по поводу чужого пола беспокойство.


                Оно как было, так и есть, тот самый змей, 
                но жить не может без него любовь земная,
                и все же... все же, друг, их связь ты не посмей
                назвать реальностью как такового рая.

                Животным чужды тишина, покой и свет,
                а вот изнанку змея знает и собака, –
                нет, все-таки каков божественный сюжет :
                а что как человек и поведет ее из мрака?

                Увы! как бы возвышен неба ни был вид,
                его в мужчине облик женщины осилит, –
                не всякой, правда, но лишь той, что пробудит
                в нем змея, а вот тот его и обескрылит.

 
                Библейский змей, поверьте, и никто другой
                живые существа воистину сближает,
                а тихий свет – для нас возвышенный изгой –
                нас изредка и для проформы посещает.
               
                Сие постиг и пес немного погодя,
                меня как следует со всех сторон обнюхав,
                во мне, как ожидалось, близко не найдя               
                над ним уж слишком возвышающихся духов.

                Так и расстались мы на памятном мосту
                без тени мысли о возможной новой встрече :
                похоронил я в сердце светлую мечту,
                хотя о сожалении не может быть и речи.


                Мечта моя : необратимо предпочесть
                покой и свет – соблазну женскому и змею,
                а то, что этот странный выбор в мире есть,
                я вряд ли доказать кому-нибудь сумею.

                И потому я судьбоносной назову
                ту встречу с существом родным, четвероногим :
                мне кажется, что я с тех пор чуть-чуть живу
                сознаньем слов родства – «от бога» и «убогим». 

                Самой земной природой сделанный акцент
                на всех наших людских амбициях тщеславных
                и, может быть, пока удобнейший момент
                понять, что мы с животными совсем на равных.