Здравствуй, Сибирь!

Записано – 20.06.21, в Рыбном.

Как ни плакала мама, как не хотелось ей отпускать меня в далёкий путь, говоря, что в Сибири по улицам медведи ходят, отправляют в ссылку и так далее, я поехала выполнять свой долг, обещав матери через три года вернуться.

И вот наступило 15 августа 1967 года. Наша группа в 33 человека прибыла в Красноярск. Нас поселили в Доме учителя на Перенсона и начали распределять по школам. В то время в Красноярском крае был большой дефицит учителей, поэтому нас уговаривали работать предметниками. Тем более, что мы к этому тоже были подготовлены. Мы с Надеждой Крюковой решили быть учителями русского языка и попасть в одну школу. И волею судьбы оказались в Успенской школе Ирбейского района. Мы даже не посмотрели на карту, узнать, где находится эта деревня. Энтузиазм зашкаливал. Если там нуждаются в нас – мы готовы.

А в Успенку только самолётом можно долететь. Летали только АН-2. Так попали в глухую таёжную деревню. Аэродром находился километрах в двух от неё и коллеги встречали нас на телеге. В доме, где жили учителя уже готово было застолье, так что мы сразу попали в дружный педагогический коллектив и нисколько не пожалели о своём выборе места работы.

В Успенской восьмилетке было по два класса-комплекта; работали двенадцать учителей и десять из них только закончили педучилище или даже десять классов. Из пожилых была одна учительница начальных классов – Мацура Мария Тимофеевна, которая была нам за наставника и за мать.

Узнав, что в педучилище я была комсоргом, меня выбрали комсомольским вожаком. В нашу организацию входила и молодёжь села, которую нам партия поручила воспитывать, готовить для поступления в Комсомол. Смешно вспоминать, как неотёсанных парней, часто любивших выпить, мы на комсомольском собрании разбирали, журили, принуждали обещать исправиться. Но, в основном, учительский коллектив был авангардом во всех делах села.

Мы были желанными гостями в каждом доме. Ни одна свадьба или проводы в Армию не обходились без нас. А когда перед выборами агитаторами ходили по селу, в каждом доме нас старались пригласить, напоить горячим «чаем».
Бывало зайдём в магазин, все женщины расступаются, - Берите, девчата! Вам некогда… Авторитет учителей был на селе на самом высоком уровне. Да и мы старались для жителей села делать добрые дела. 
 
К каждому празднику или родительскому собранию готовили концерты, - ведь в деревню редко привозили кинофильмы; самолёты летали только в хорошую погоду, а весной и осенью по два месяца с районным центром не было связи.
Осенью, когда сельчане были заняты на своих огородах, после смены мы бежали на зерноток  лопатить пшеницу  так как элеватор был далеко от деревни и сырое зерно по дороге могло сгнить.

В памяти осталось празднование дня Победы, когда своими силами построили деревянный памятник погибшим воинам села. Перед этим провели большую поисковую работу и записали имена погибших.
На открытии около памятника собрались из трёх деревень более ста человек; учителя выстроились в шахматном порядке в чёрно-белой форме и читали «Реквием» Рождественского, - «Помните, через века, через года…», - а уж когда Надежда Крюкова села на камень в чёрной траурной одежде начала читать отрывок плачущей матери, - рыдали все…

Когда через тридцать пять лет мы встретились бывшим педагогическим коллективом, дорога от Талого до Успенки была отсыпана, но деревня как будто вымерла – школа давно закрылась, молодёжь из деревни уехала, остались только пенсионеры. Но реставрированный памятник стоял на прежнем месте. Жители нас узнавали, радовались встрече. Было приятно, что нас не забыли. Видимо – по нашим делам…
Хоть и жили мы в такой глуши, а скучать и не думали. Эти три года вспоминаются как самые интересные, содержательные.

В Успенке встретила своего принца на пегом коне – Петра Николаевича Клюева.
Про свадьбу тоже интересно вспоминать. Чтобы приготовить наряд невесты я слетала в райцентр, но там ничего не нашла кроме фаты. Купила простой капрон. Из него в ночь перед свадьбой с Мартой Андреевной Альберт до четырёх утра шили платье; а чехол пришлось шить из новой простыни. Так как я носила сорок четвёртый размер, это платье сейчас можно надеть только на куклу. Храню его и сейчас, спустя пятьдесят два года.

Начали праздновать свадьбу сначала в Успенке. А стол, в основном, собирали бабушки Маруси; у одной из них жила я, у другой – Петя. Помогали им родственники и, конечно, учителя. Вот у таких добрых людей мы жили. Они отнеслись к нам как родители. Я отдала им только триста рублей – больше у нас не было, - а гуляли у нас на свадьбе человек пятьдесят: двенадцать человек – родственники жениха; двенадцать коллег со стороны невесты и примерно пятнадцать от бабулек.
Жениха привезли на грузовой машине со скамейками между бортами, - не было даже крытого верха. Ехать – километров сто. 22 марта – сибирская весна; кругом снег.
Тамадами были два человека – дядя Петра по маминой линии- Семён Андреевич Нехайчик и дядя по отцовской – Александр Михайлович Суровец. Дядя Сеня говорит – пора ехать, а дядя Саша – «Подожди! Ещё трохи» - уж очень понравилось, как встречали в Успенке.

На второй день на этой же машине с родственниками жениха и учителями, муж и жена поехали в Елисеевку, - на родину Петра.
По дороге выпили десятилитровую канистру самогона – поэтому не замёрзли. Машина была украшена дугой – как лошади, - обвешана лентами, цветами и колокольчиками. Мобильников не было, фоток с поездки не осталось.
Знакомить с родителями будущий муж меня не возил, поэтому полдеревни сбежались посмотреть на невесту, - кого же выбрал Петька Клюев? А я ещё была худющая, кожа до кости, вот, наверное, судачили – своих девчат ему не хватило…
Когда машина заезжала во двор жениха, началась стрельба. Я перепугалась – не слышала о таком обычае.

В Елесеевке целую неделю гуляли сто двадцать человек; выпили три фляги самогона; фляга – тридцать восемь литров. Каждый день начинался с какого-то обычая. В первый вечер «расплетали косу» - крёстные закрывали невестку большим платком, приговаривая слова про большую косу, которая никак не расплетается, - а у меня была короткая стрижка. Присказки вызывали смех. В это время крёстных угощали самогонкой, чтобы они быстрее расплели косу. Смех, крики, шум сопровождали это действо. При дарении необычно было то, что ведущие выкрикивали, кто, что дарит, а другой – углем пишет это на стене. Так устряпали стену, что потом еле забелили. Среди подарков было четырнадцать одинаковых будильников; постельное бельё – хватило на двадцать лет. В магазине больше нечего было купить. Зато, когда Вадиму исполнилось два года, он «отремонтировал» все эти будильники. Ему нравилось рассматривать, что внутри игрушек, поэтому через два-три дня ни одной целой не оставалось.

На утро молодые продавали пельмени. А когда начались пляски, на пол стали бросать мелочь - медяки, солому. Невеста должна была подметать, собирая деньги. Родители, нарядившись в жениха и невесту, сидели на месте молодожёнов и им нужно было прислуживать.

Гости, собираясь на другое утро продолжать праздновать, приходили снова с подарками. То живого петуха принесут, то сырой свёклой начнут угощать и другие причуды. А то, вдруг, хватали родителей, вытаскивали из-за стола и волокли их топить в речку, посадив в железную ванную или на коровью кожу. Молодожёнам нужно было выручать родителей, отпаивая гостей самогоном.

На третий день к дому стали стаскивать солому и имитировать поджёг дома. И снова молодожёнам нужно было задабривать гостей, чтобы не совершали поджоги. И всё это с шумом, смехом, прибаутками.
Гуляли весело, разгульно, по-деревенски. И как только здоровья хватило на целую неделю.
После свадьбы в Успенке нам предоставили большой деревенский дом, где родился первенец – Вадим.

В роддом меня увезли на тракторе «Белорус», а с роддома – ехали в феврале 1970 года зарывшись в солому на санях, которые тащил гусеничный трактор. 
Дома нас встречали бабушка с дедушкой с двадцатилитровой канистрой самогонки и весь педагогический коллектив. Звучали песни, пляски и коллеги вместе с нами радовались рождению нашего сына. И так вместе, дружно, весело, радуясь за успехи каждого, поддерживая в нужде и заботах, жили целых три незабываемых года.