Мы хотим свободы

Юрген Эмке, пожилой смотритель, единственный уцелевший из старшего поколения
работников школы - их всех омолодили, и особенно женщинами -  робко поднимался по
грязным ступеням школы на третий этаж. Кто-то ему доложил, что там, в туалете, 
ученики колются (наркотиками). Это было не впервые и не удивило его. Но по
обязанности он должен был хотя бы формально проявить ревность к происходящему.
Юрген принадлежал к старой немецкой породе - аккуратный, трудолюбивый,
законопослушный и пунктуальный, с чувством омерзения  смотрел он на стены,
размалеванные графити, на потерявших человеческий облик учеников,
постоянно визжащих, дерущихся и выкрикивающих неприличные ругательства. И на
девочек - если этих маленьких шлюх так можно назвать, и мальчиков -
эгоистичных, избалованных отморозков. Повсюду валялся пластик от колы и
обертки от жвачки и сладостей. По дороге наверх на него дважды налетели
несущиеся вниз ученики. Чтоб они извинились, он уже об этом не помышлял.
Напротив, они обругали его "старым говнюком, толкущимся на дороге". Слава
богу, не пустили кубырем с лестницы. Пробравшись опасливо наверх, он увидел
разгоряченных юнцов, вывалившихся из девичьего туалета. Заикаясь, он сделал
им тихим голосом замечание. Ведь он обязан исполнять свою службу. В ответ он
услышал: "пошел в жопу, старый мудак. Ты что, не слышал о гендере? Теперь
туалеты общие!" Нет, он конечно слышал об этих мерзких нововведениях, смысл
которых был ему абсолютно непонятен. Но он не мог к этому привыкнуть. Он
понимал, что Германия проиграла войну, что пришли американцы и стали их
перевоспитывать, выгонять из сознания понятия "родина", "отечество".
Американцы принесли джаз, разврат, толерантность, плохие вкусы и манеры и,
наконец, голливудское кино. Почему-то немцы стали вымирать,  забывать своих
писателей и композиторов. Семья стала разрушаться, люди становились
одинокими. После короткого экономического взлета, мотивированного
американскими бумажными кредитами, начала ползти вверх безработица. У Юргена
были дети - сын и дочь, оба уже дважды разведенные. Сын не имел контакта со
своими детьми, потому что их матери (сына бывшие жены) все делали для того,
чтобы не допустить этого контакта. По суду отец имел право на встречу с детьми
один раз в две недели. Но ниразу ему не удалось этим правом воспользоваться.
То дети были якобы больны, то в отъезде на каникулах, то еще чего-то.
Фантазии у воспитанных американцами феминисток не было предела. И вообще,
кому это нужно было, чтобы все против всех вели постоянную войну, думал Юрген.
Дети против родителей, родители против учителей, учителя против детей, трудяги
против предпринимателей, некурящие против курильщиков, извращенцы против
нормальных, женщины против мужчин и т.д. И все попались на эту войну и ввязались в
нее. Юрген неуверенно зашел в туалет и увидел в углу юнца, сношающегося в позиции
"сзади" с девицей лет одиннадцати. Юнец, с перекошенным похотью лицом, 
метнул в него злобный взгляд, и Юрген вылетел пулей из туалета. Не то чтобы
он испугался, но ему было больно за это потерянное поколение и противно
одновременно. Он думал о скором освобождении - уходе на пенсию.

Глава 2.

В это время в первом классе шел урок секспросвета. Молодая училка Штеффи Дунш
с желтым клоком на голове - под панка, призывала малолетних детей взять в
руки макеты полового члена и натягивать на них презервативы. Одна девочка
упала со стула. Ученики повскакали с мест и бросились к девочке. Училка
раздраженно крикнула, "что случилось, что с ней?"  "С ней случился обморок" -
сказал смышленый Михаил Краузе. Училка налила воды - раковина была в углу
классной комнаты, и, подойдя к упавшей девочке, вылила ей грубо воду на
голову. Девочка пришла в себя, сжалась смущенно и боязливо, и смахивала с глаз
текущие струйки воды. Училка резким жестом поставила ее на ноги и сказала
классу ее обождать, пока она утрясет проблему. И буквально потащила за собой
испуганную девочку в учительскую комнату. Усадив девочку на кожаный диван и
закурив сигарету, училка стала куда-то звонить.
— "Это служба защиты детей?" - визгливо спросила она.
— "Да, а что случилось?" - ответила служба.
— "Как тебя зовут?", отвернувшись в сторону девочки на диване, прошипела училка.
— "Марианна Шелль" - тихо ответила перепуганная девочка.
— "Алё, Вы слушаете? У меня на уроке секспросвета Марианна Шелль упала в обморок".
— "А сколько ей лет?" - спросила служба.
— "Неполных семь лет. Вы слушаете? Я хочу поставить вопрос о неправильном, слишком
мягком воспитании Марианны".
— "Мы Вас поняли, мы приедем сейчас за девочкой".
— "Я хочу к маме" - стала плакать девочка, зажавшись в угол дивана.
— "Сейчас приедут дяди и тети и отвезут тебя к маме" - сказала училка.

Буквально через полчаса в дверь учительской постучали и вошли дама с жестким
выражением лица и полицейский. Дама сказала полицейскому, чтобы он с девочкой
подождал ее внизу.
— "Я хочу к маме" - заплакала навзрыд девочка.
— "Сейчас, сейчас они отвезут тебя к маме. Иди с дядей полицейским. Там ждет
машина" - сказала училка.
Девочка неохотно и плача вышла с полицейским, а училка стала говорить, что девочку
надо немедленно отдать в другую семью или, может, даже в специальный интернат, где
ее не будут насиловать излишней любовью. Строгая дама соглашалась и озабоченно
поматывала головой.

Глава 3.

Жозефина Рёмхильд, двенадцати лет, из шестого класса общей школы сегодня не
пошла в школу. Мать заметила у нее странное округление живота и направилась с
ней к детскому терапевту. Та установила беременность на четвертом месяце.
Терапевт успокоила взволнованную мать, сказав, что с такими случаями к ней
приходят почти каждый день. Учитывая несовершеннолетний возраст дочери, она,
как мать, имеет право написать заявление на аборт. Мать сразу же потребовала
бланк, и врач продиктовала ей короткий текст заявления. Мать Жозефины была в
разводе с ее отцом. Он как раз подал в суд, чтобы добиться свиданий с дочкой.
Мать этого очень не хотела. И если он, не дай бог, узнает о беременности
малолетней дочери, то его адвокаты смогут это использовать, обвинив ее, мать,
в халатности и недосмотре за ребенком. Они попытаются ее лишить родительских
прав. Потому надо действовать быстро и решительно. Врач сразу же назначил
Жозефине сдать необходимые анализы, прежде чем она ляжет на операцию аборта.
Мать нервно спросила, когда будут результаты анализов. Врач сказала, через
неделю. Потому что очень много пациентов с этой проблемой. Ничего не
оставалось делать, как ждать бесконечную неделю. Мать решила пока быть с
дочерью ласковой и не делать ей никаких упреков. Она боялась, что та может
убежать к отцу. В этом возрасте они все непредсказуемые. Мать повела дочку в
кафе "Мороженое" и с наигранной добротой позволила Жозефине заказать все,
что она хочет. У Жозефины это был уже третий парень, от кого она по несчастью
забеременела. С первыми двумя все обошлось, потому что они всегда надевали
презервативы. А третий, турок, принципиально от этого отказался. Он ее
уверил, что он знает как предохраняться без презервативов, а если она все-
таки забеременеет, он не откажется от ребенка. В его культуре любят детей. Он
намеревался Жозефину в скором времени познакомить со своими родителями,
которые дружно жили уже многие годы и имели кроме него еще пять детей. Все
это вертелось сейчас в голове у Жозефины. Она не знала, хочет ли она оставить
ребенка. Ласковость матери удивила ее и Жозефина решила с ней поговорить об
этом. Ты что, с ума сошла, замахала руками мать. Ты испортишь себе всю жизнь.
Ты еще молодая, совсем не жила. Ты не представляешь, что такое иметь ребенка
- ночью не спать, постоянный плач и грязные пеленки, больной животик, жизнь
собаки на привязи. Я знаю, сказала Жозефина. Нам в школе на уроке
секспросвета давали играть с куклами, которые постоянно плакали. Всех девочек
это так напугало, что они поклялись никогда не иметь детей. Ну, вот видишь,
сказала мать, …ешь мороженое. Жозефина стала безразлично ковырять
ложечкой в большой горке, напоминающей волнистую, политую взбитыми сливками
башню. Наступило долгое, напряженное молчание. Плохо вас там просвещали,
подумала мать, но вслух не сказала.

Глава 4.

Не через неделю, а уже на третий день позвонили из амбулатории, где были анализы
Жозефины, и сказали, что фрау Рёмхильд - мать Жозефины - должна срочно прийти в
амбулаторию.  Мать почувствовала что-то недоброе.
Она тут же поехала в амбулаторию. Врачиха, окинув ее ледяным взором, сказала,
что Жозефина заражена спидом. Только этого еще не доставало, плаксиво вскричала
мать, подняв руки с сжатыми кулаками и энергично тряся  ими в воздухе. Тише, тише,
сказала врачиха. Вы понимаете, что если она имела еще с кем-то половые контакты,
то и они заражены. Мы обязаны сообщить в полицию. Мать Жозефины была в отчаянии.
Теперь точно отец дочери все узнает и начнется… В результате допросов выяснилось,
что Жозефину заразил не турок, а предыдущий юнец. Он был так называемым
бисексуалом и вращался в гомосексуальной среде. Жозефине он об этом ничего не
говорил, и вообще, она пробыла с ним вместе недолго. Саму Жозефину охватил ужас
при мысли, что через нее заразился добрый турок. Что будет с его родителями, когда
они об этом узнают!

Глава 5.

Добрый турок оказался тоже зараженным. Отец-мусульманин, узнав об этом,
разгневался до такой степени, что готов был сына лишить жизни — за позор семьи,
рода и ислама. Мать турка плакала и ради Аллаха умоляла отца на коленях  ничего
юноше не делать, а если он вылечится, отправить его в Турцию к родственникам.
Отец, смягчившись, согласился с этим решением.

Глава 6.

Вопрос об изъеме Марианны Шелль из семьи, упавшей в обморок на уроке секспросвета,
пока отложили, за недостатком оснований для этого. Решили подождать до следующего
случая. Отец Марианны, волжский немец, вместе с женой переехавший в Германию,
узнав о случившемся, запретил дочери посещать эти „мерзкие, калечащие душу ребенка
уроки“.  Но сразу же после первого пропуска, заявилась из школы училка  из класса
Марианны и внушала родителям девочки, что Марианна по закону обязана посещать эти
уроки. Отец решительно заявил, что он этого никогда не допустит. Через два дня
явился полицейский в сопровождении женщины полицессы. Отцу объяснили, что если он
не подчинится закону, его ожидает приличный штраф, а при дальнейшем упорстве и
тюремное заключение. Отец пошел на принцип. Ему становилось дурно, когда он
представлял, как его дочку  заставляют натягивать презервативы на пластмассовый
член, и она при этом снова и снова  падает в обморок. Нет, он вправду не допустит
этого! После второго и третьего пропуска у его дома заголосила полицейская сирена.
На звонок он не открыл. Тогда последовал бешенный стук в дверь. И напоследок дверь
была взломана, и группа вооруженных спецназовцев в черных масках, ворвавшись в
квартиру, набросилась на него и пыталась надеть ему наручники. Он отбрыкивался,
как мог, но после удара резиновой дубинкой по голове, почти потеряв сознание, 
бессильно осел на пол. Одев ему наручники, молодцы в масках выволокли его наружу и
засунув в полицейскую машину, отвезли в предварительную тюрьму. На процессе
обвинитель запросил за нарушение закона об образовании и сопротивление блюстителям
порядка два года заключения. Судья и два присяжных решили, хватит одного  года,
учитывая отсутствие судимостей у обвиняемого. Отсидев семь мясяцев, он вышел
досрочно за „хорошее поведение“.  Марианна все это время находилась в другой,
приемной „семье“ у „супружеской пары“ из двух лезбианок. Мать Марианны плакала
каждый день. Отец вышедши на волю, стал готовить план похищения Марианны и
немедленного возвращения в Россию. Судьба свела его с другими русскими немцами,
попавшими в те же обстоятельства. Ему расказали об удачном побеге с детьми из
Германии и открыли способ, как это сделать. Не будем подробно об этом
рассказывать. Ему удалось украсть дочку и благополучно вместе с женой на
собственной машине вернуться в Россию. Само собой разумеется, семье не удалось
ничего взять с собой из нажитого за несколько лет проживания в Германии, кроме
самого необходимого, и что умещалось в машине и багажнике. Удивительно, что именно
в России, в купленном задешево доме в деревне они почуствовали себя по-настоящему
свободными. „Какую глупость мы совершили, соблазнившись на этот западный рай!“ —
обсуждали они почти каждый вечер за ужином свои горестные германские перепития.

Глава 6.

Отцу Жозефины немедленно сообщили о заражении его дочери спидом. Он даже обрадовался этому.
Теперь он точно сумеет отомстить своей ненавистной жене-эмансипанке. Ему удалось,
благодаря дорогому адвокату, добиться, чтобы его бывшую жену лишили родительских
прав. Но его новая сожительница, узнав о “страшной болезни” спидa у его дочери,
заявила, что не сможет преодолеть отвращения к ней и жить с ней вместе. После
долгих споров и скандалов они разошлись. Жозефина школу не посещала и находилась
на амбулаторном лечении. Отец ее был целый день на работе, присматривать за
дочерью было некому. От скуки она стала тайком выходить из дома и очутилась в
компании уличных панков. Парни с петушиными гребнями на голове,  девочки с рваными
черными колготками, с дырками на голом заду, и те и другие с цепями на шее,
кольцами в носу —  ну и все такое, что отличает панков, курили анашу и кололись
героином. Но главное, что они научили Жозефину принимать наркотики. Спид поменял
ее сознание, и она не сопротивлялась дальнейшему падению. Кончилось всё очень
печально: она упала в туалете от передозиса и умерла, захлебнувшись  собственной
блевотиной, лежа в обнимку с унитазом.

Глава 7.

Юрген Эмке, пожилой школьный смотритель, вышел наконец на пенсию. И теперь он
часто играл со своим соседом в шахматы. Сосед переехал из России в Германию по
еврейской квоте. Он был разговорчивым и острым на язык. Известно, что у немцев
почти полностью отсутствует чувство юмора. И еврейские насмешки соседа над
немцами, задавленными американцами — по его утверждению, злили Юргена. Но он ценил
его открытость и способность откровенно говорить на любые темы. Что его
соотечественники избегали. А почему избегали? Действительно были задавлены и
запуганы скрытым американским контролем? — думал Юрген. Ему не с кем было
поговорить и некому пожаловаться о всех тех неприятностях, с которыми он
сталкивался каждый день на своей службе в школе. Его сосед терпеливо выслушивал
его жалобы. Правда, при этом отпуская ядовитые шуточки и замечания. Но все же
Юрген мог с ним облегчить свою душу. Он говорил ему, что не понимает, почему в
Германии возникла такая странная атмосфера, где все друг другу враги. Принимаются
странные законы об однополых браках, страна заполняется безграмотными иммигрантами
из мусульманских регионов. Причем, в основном одними мужчинами зрелого полового
возраста. Пропагандируется гомосексуализм, гендер. Уже в детском саду детям
рассказывают о половом акте и показывают мультики на эту тему. Зачем всё это? Он
не понимает.
— Ты хочешь знать, почему это всё происходит? — спросил Юргена еврейский сосед.
Давай мы с тобою сыграем пару партий в шахматы, а потом я тебе покажу кое-что.
После игры сосед пошел к себе в квартиру и вернулся с маленькой папкой. Он
протянул Юргену листок оттуда, сказав: на, читай.
— Что это, спросил Юрген.
— Читай, читай. Ты ведь хотел знать, откуда это всё, — сказал сосед.
Юрген одел очки и погрузился в текст:

"С чувством горделивой радости можем мы оглянуться на успехи последнего времени, —
закончил барон Джевид свою речь. — Нами достигнуто многое… Не говорю уже о
денежной силе еврейства, накопляемой веками. Не говорю даже о порабощении
всемирной печати, находящейся почти полностью в наших руках, так что мы можем в
каждую минуту не только «руководить» так называемым общественным мнением любого
государства, но даже заставлять целые народы смотреть нашими мыслями.”

Прочитав эти первые строки, Юрген сунул листок назад соседу и дрожащим голосом
проговорил: Как ты можешь мне такое давать. Ты же сам еврей, ты не знаешь, сколько
Германия во главе с Гитлером уничтожила твоих сородичей в концлагерях? Ты меня
провоцируешь? Это ведь антисемитский текст. Это запрещено в Германии. Это не
шутки.
— Успокойся, возразил Ефим, (так звали соседа). Я знаю всё. И я именно принадлежу
к таким простым евреям, которых сжигали в гитлеровских печах. По попущению таких,
как автор этого доклада. Не хочешь читать, я прочту тебе  сам. Слушай, ты ведь
хотел знать, кто стоит за всем:

 “При помощи наших газет и журналов мы можем придавать громадное значение каждой
мелочи, выгодной для нас, и замалчивать, т. е. заставлять забывать самые серьёзные
вещи, важные для гоимов. Мы можем изобретать, извращать или отрицать факты и
события, превращая чёрное в белое и вредное в полезное, благодаря покорно
исполняющим наши приказания официальным или официозным медийным агентствам,
которые в данное время, все без исключения, в полной зависимости от нас… Это
порабощение печати было необходимо для выполнения плана, намеченного в
чрезвычайном соединенном заседании «великого синедриона» и совета семи.”

 — А вот теперь, слушай внимательно, как раз по твоей теме. По школе, — прервав
чтение, сказал Ефим и продолжил:

 “Закончив это, мы можем перейти к статье 2-ой нашей программы и заняться
порабощением школы, без которой нам не удается развратить христианские народы
настолько, чтобы они утеряли способность сопротивления, утратив понимание своего
достоинства, своих выгод и даже своего самосохранения. В школах формируются души
будущих поколений наших врагов. Школы гоимов должны быть таковы, чтобы прошедший
их ребенок и юноша выходил отравленным неверием, развратом и равнодушием ко всему,
кроме грубой животной чувственности. Подробности нашей школьной программы
разработаны комиссией наших учёных педагогов. Перед каждым из нас лежит
отпечатанный экземпляр этой программы. Начало школьного порабощения уже сделано во
Франции, где так прекрасно удавались нам все первые опыты. Собственными руками
французов разбили мы их древний исторический оплот — монархию, мы сделали свою
«великую революцию», утопив в море крови честь и силу Франции… надо надеяться —
навсегда… Всё это вам известно, дорогие братья, и потому я не стану
распространяться о наших успехах во Франции, которая в настоящее время в наших
руках. Да и могло ли сохранить свободу и независимость племя, дозволившее нам так
легко и быстро, почти без борьбы, уничтожить патриотизм и религиозность, осмеять
добродетель и поработить женщин настолько, что эти дуры-гойки отказываются иметь
детей, обрекая свой народ на постепенное вымирание…”
 
Юргена прошиб пот, и он замахав руками, почти крикнул: хватит! Не дай Бог, кто нас
услышит, тогда я пропал. Тебе — еврею, ничего не будет.
— Ошибаешься, возразил Ефим, как раз мне и будет. Потому что я не принадлежу к
этой клике, хоть и еврей. К тому же ты не знаешь, я крещеный еврей. Слушай дальше,
откуда аборты и „равноправие“ женщин:

 “Французские писатели, вроде Мопассана, добровольно помогли нам ускорять гибель
своего племени, приучая мужчин смотреть на материнство как на обузу, а женщин —
как на несчастье и уродство. Франция погибла окончательно с того дня, когда
французы стали издеваться над беременной женщиной, когда то, что остаётся для
наших женщин величайшим несчастьем и позором — бездетность, стало для француженок
величайшим счастьем, для достижения которого совершаются ежедневно тысячи
детоубийств по всей Франции… Наши девушки обязательно должны выходить замуж, дабы
еврейский народ плодился и размножался. Презренных же гоек мы сумели натолкнуть на
роковую дорогу пресловутого «равноправия», превращающего женщин в существа
бесполые, негодные ни к чему, наподобие куриц-пулярок, место которых на вертеле.
Вот эти-то пулярки доставят нам победу, отказываясь быть жёнами и матерями, ради
возможности стать плохими чиновниками или посредственными учёными. Кто владеет
женщиной — владеет народом. Мы уже успели развратить большинство гоек, исказив их
разум и чувства. Это первый шаг к достижению нашей заветной цели, к порабощению
всех назореев, долженствующих стать бесправными и бессловесными рабами избранного
Богом народа Израильского!.."

+ А вот из другого доклада в 1952 г. в Будапеште на Чрезвычайном Совете
европейских раввинов — на твой вопрос, зачем молодые темнокожие мигранты наполняют
Европу, и заодно о планируемой ІІІ. Мировой войне, в предверии которой мы уже
находимся — сказал Ефим и продолжил:

 „Русские и азиаты находятся под нашим контролем и к войне готовы, остается только
выждать, пока мы подвигнем к этому американцев. Эта Программа  осуществит ее
конечную цель: превзойти, что касается масштаба разрушений, все предыдущие войны.
Израиль, разумеется, займет нейтральную позицию. И когда две воюющие стороны,
превратив друг друга в пустыню, свалятся обессиленные на землю, мы выступим в
качестве арбитра и пошлем во все разрушенные страны наши комиссии. Эта война
завершит нашу борьбу с гойями на все времена. Я могу с уверенностью сказать, что в
это время родится последнее поколение белых детей.
Наша осуществляющая надзор комиссия, в интересах мира и преодоления напряжения
между расами, запретит спариваться  белым с белыми. Белые женщины должны будут
осеменяться  представителями темных рас. А белым мужчинам  будет назначено   
осеменять темнокожих женщин. Таким образом белая раса исчезнет. Смешение
темнокожих с белыми ознаменует конец белого человека. Мы откроем
десятитысячелетнюю эпоху мира и благоденствия: Pax Judaica (иудейский мир). И наша
раса будет безраздельно владычествовать на Земле.
Наш превосходящий интеллект с легкостью  позволит нам владычествовать над темными 
народами“.
Возглас из зала: “Равви Рабинович, что будет с различными религиями после ІІІ-ей
Мировой войны?“
Рабинович: „Не будет больше никаких религий. Не только потому, что наличие
священнического класса представляло бы для нашего владычества постоянную
опасность, но и вера в бессмертие, давая различным элементам сопротивления во
многих странах духовную силу, вдохновляляла бы к восстанию против нас. Но
иудейские ритуалы и обычаи мы сохраним, в качестве символа для нашей
наследственной владычествующей касты, а расовые законы ужесточим, чтобы никакому
иудею не позволялось вступать в брак помимо нашей расы. Также никакой чужак не
будет принят в наше сообщество.“*

— Ну, что скажешь? — закончив чтение, спросил Ефим. Вот теперь ты знаешь откуда
все это. Я пойду к себе, время ужина. А ты поразмышляй. И Ефим ушел.

Во время чтения этого текста перед глазами Юргена пробегали школьные сцены, как
юный похотник в школьном туалете сношался с молодой девицей в позе "сзади". И как
срамник метнул в него, Юргена, гневный взгляд. Мол, убирайся к чертям! Он видел
молодых симпатичных немок, гуляющих с мусульманами и принявших ислам. Вымирание
немцев из-за абортов, противозачточных средств и т.н. „женского равноправия“.
Женщин, держащих в руках смертельное оружие — автомат, вместо младенца. И другие
противоестественные сцены. Нас убеждают, что подобные тексты чистая антисемитская
конспирология, но почему они не противоречат действительности? Значит эта
„свобода“ страшная ловушка? — размышлял Юрген, боясь себе в этом признаться.

_______________________
* Из книги «История евреев» — Юстас Маллинс, бывший  сотрудник Библиотеки Конгресса в Вашингтоне. 
Так же автор книги Federal reserve Conspiracy — Заговор Федеральной Резервной Системы.