40 дней

Самое страшное воспоминание и самое тяжёлое для меня фото. Это кровать из седьмой палаты МГКБ, на которой и родился мой Федя. Где-то между девятью и десятью утра 30 ноября.
… Меня привезли в больницу вечером 29 ноября, потому что у меня ни с того ни с сего начались схватки. «Утрожестан», «Ношпа», «Папаверин», полежать - все это уже не имело никакого эффекта. Скорая приехала чуть больше, чем за час, но у меня уже началось кровотечение. «Транексам», который спас нас в августе, тоже уже не помог. Разумеется, это я была виновата, что вызвала поздно… Разумеется, это я была виновата, что так и не нашла клинику, куда можно было бы лечь на сохранение без видимых симптомов за какие угодно деньги, потому что сердцем чувствовала беду, хоть и не было никаких проявлений, или куда хотя бы можно было приехать на платной скорой, потому что Мытищинская карета скорой помощи - не реанимобиль, а просто труповозка, а по ОМС даже за деньги ни одна подмосковная больница не превратится в перинатальный чудоцентр и не остановит начавшиеся схватки… да и вряд ли бы кто-то уже остановил. Только чудо, но его не случилось. Только Бог, но его воля, видимо, была иной…
…Если бы 11 ноября роддом Юдина хотя бы ради денег хоть на несколько дней положил меня в стационар, а не послал с миром и со словами «Все у Вас замечательно!» Если бы я все-таки напросилась лечь в Кулакова… Если бы без направления просто за деньги наложила шва или установила пессарий… Если бы хоть кто-то меня услышал… Если бы у столько раз спасавшей меня «СМ-клиники» была лицензия на роды… Если бы да кабы… В те считанные часы, когда развивалась моя бессимптомная ИЦН, было поздно думать… Аннушка уже разлила молоко…
…Где-то в 20.30 на кресле меня посмотрел дежурный врач и сказал, что плодное яйцо наполовину вышло, и что с этой беременностью я могу попрощаться. Лучше бы он сказал, что умру я, а мой сын будет жить…
Он ушёл на час. Наверное, к лучшему, потому что весь этот час я больным зверем выла на всю больницу от боли, которая разрывала меня изнутри в тысячу раз сильнее, чем схватки. Единственное, чего мне хотелось в этот момент, умереть вместо него.
Если бы кто-то меня спросил, я бы, не задумываясь, отдала свою жизнь за его! Если бы был хоть один шанс! Если бы это было возможно! Если бы!!!
... Потом меня положили в ту самую седьмую палату и поставили капельницу с магнезией, чтобы приостановить родовую деятельность до утра - ночью ведь нет ни анестезиолога, ни бригады, если после родов мне понадобится «доскребание».
Всю ночь я пролежала под магнезией с заглушенными схватками и кровотечением. Я не спала ни минуты, но это была моя последняя счастливая ночь. Наивная дура - я всю ночь смотрела в небо на самую яркую звезду и все ещё верила, что Федю можно спасти. Вспоминала про чудо, о котором мне говорили на УЗИ и молилась-молилась-молилась… Мой сын был ещё внутри, и я верила в один шанс из миллиона… Верила…
А врачи, оказывается, просто ждали утра и чтобы я родила сама….
Я рожу Федю после укола окситоцина в этой палате на этой кровати между девятью и десятью утра 30 ноября. Я навсегда запомню спинку этой кровати, которой я буду стучать во время каждой схватки так, что в итоге вывихну указательный палец. Это я пойму потом. В тот момент я буду чувствовать только одно - как я рожаю своего ребёнка не в жизнь, а в смерть. Если есть в жизни женщины проклятье, то это именно оно…
…Всю беременность я молилась об одном - лишь бы у сына не остановилось сердце, лишь бы он был жив…
… Федя был жив до конца. На предпоследней схватке, когда гинеколог стала поправлять его, чтобы он вышел, он ножкой как будто отпихнулся - как будто говорил «Не трогайте меня!» А потом был мой животный крик и последняя, единственная сознательная схватка, потому что я должна была его отпустить…
… я помню, как сразу после этого я наклонилась вперёд и из последних сил попросила «Пожалуйста, покажите мне его…» Но меня срочно увезли в операционную, а сына на гистологию. Тогда я ещё не знала, что Федю я даже не увижу…
… Когда я ходила на УЗИ, то постоянно вспоминала кунсткамеру и заспиртованных человечков в баночках и думала, что если с ним что-то будет не так, я все равно буду его любить, ведь это мой малыш. Но за меня почему-то решили, что мне его лучше не видеть…
На следующий день я на коленях буду умолять заведующую отделением отдать мне тело или хотя бы показать моего малыша, но будет уже поздно. Пока я буду приходить в себя от родов и последовавшей операции, тельце моего сына положат в общий мешок с другими биологическими отходами и отправят в мусор на последующую по регламенту утилизацию.
Единственное, что я у меня останется, - одна строчка в результатах гистологического исследования - плод «без видимых уродств». И, почему, тогда, мне его даже не показали? Ответа на этот вопрос я не найду никогда….
После моих истерических срывов и официального запросам мне скажут адрес полигона, на который (а правда ли?) увозят переработанный мусор из моей больницы и куда чисто теоретически увезли прах после сожжения тельца моего сына. Мне сказали, что теперь по больнице приказ - показывать выкидыш, если пациентка просит. Если это правда, то смерть Феди что-то в этом мире изменила, вот только, как я ни стараюсь изменить хоть что-то постфактум, суть все равно не меняется - мой сын умер, и его сожгли как мусор. Это то, чего я никогда не исправлю. Я не смогла его не только выносить, но даже по-человечески похоронить.

(08.01.2023)