Плавающая с акулами

   ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ
        часть 1

 Коснувшись бронзовых ручек дверей Оружейной Палаты, Пол Дадли пожалел что не надел сегодня перчаток, такими они холодными показались ему. Холод осеннего дня, недолгая прогулка от Метрополя через Александровский сад, где его впечатлили животные из русских сказок и бронзовые кони куда-то несущиеся, один памятник императору Александру, а другой князю Владимиру. Обилие бронзы говорило Дадли, что у русских с медью - все в порядке. Вспомнилось, как шутили в Лондоне, говоря, что Церетели, похоже перелил всех бронзовых вождей пролетариата, создавая Колумба для Америки, но тут он увидел его произведения своими глазами, и они показались ему весьма симпатичными. Только размерами не все вышли во Святого Владимира. Это, правда, вполне обьяснимо суровой исторической необходимостью, но по его мнению - здесь должно было быть место или для Святого Андрея Первозванного, принесшего слово Христа на Русь, или основателя Москвы, князя Юрия Долгорукого. Впрочем, им виднее, - кого нужнее. Нам бы со своими разобраться, на Пикадилли. Да и вообще, на островах, похоже скоро будут есть на олове, как во времена Марка Аврелия. Входя в музей Дадли думал совсем о другом образе поразившем его, с фронтона гостиницы - "Принцессы Грёзы". Как сказал ему портье и как написано в его путеводителе, - сделан он по картине Врубеля и по заказу промышленника Саввы Морозова. Дадли помнил из своего оксфордского курса культурологии, что автором пьесы со сходным названием был француз Эдмон Ростан. Что делает этот образ на фасаде отеля, в окружении зверей, царей, полководцев и храмов. Нужно бы узнать, может быть в музее кто расскажет. С такими фантазиями он стоял среди шумливых японцев, которые вращали во все стороны головами и без гида не делали ни шагу. Рядом стояли чопорные немцы что-то дожевывая и стараясь продвинуться вперед и в сторону от японцев. А, вот и наши, британцы. Сразу отметил одну, с копной рыжих волос и подумал, что - точно ирландка. Надо бы присоединиться к ним, веселее будет, да и гида, наверное, уже наняли. Hello, Walking in the Air... Hi! Boy from Harrow,- получил тут же адекватный ответ. - Решил продолжить в полушутливой форме. - Никаких стрел на мне нет, - одни цветы и вечный черный галстук. Понятно, - друзья с Кэмероном. - Скорее с Оруэллом, - пришлось ответить на укол рыжеволосой. - А, вы давно в штатах и чем вам не подходят острова? Она посмотрела, как мне показалось, с проницательностью на меня, но исподлобья, и протянула руку с широким запястьем из пестрой кожи. - Кейт О'Брайен!.
 - Пол Дадли!, представился почти официально выдерживая предложенный стиль общения, впрочем понимая, что сам его навязал своей некоторой неучтивостью. Кейт перехватив мой взгляд на запястье, тут же разъяснила - Кожа змеи из устья Амазонки. Она охотилась на меня, но я оказалась более удачливой охотницей. Начало общения  было положено, и оно обещало быть интересным. - В штатах я по работе, журналистика, уже третий год как собственный корреспондент Forbes в этой стране, но скучаю по своим друзьям в Эдинбурге и гэльскому языку. Пришлось продолжать с долей откровенности не свойственной мне, особенно в делах. - А я здесь по поручению моего агентства и некоторых влиятельных лиц. Тон с которым я это сказал, и то как я это сказал, - было достаточным для того, чтобы впредь не интересоваться темой моего пребывания здесь. Так мне казалось, но журналисты, как показало дальнейшее общение с Кейт, - люди особого рода, тем более - ирландские. - Вовсе не ждала встретить здесь агента из MI6. - Вот и зря, только они и посещают кремлевские музеи, - вон их сколько, и я развел по сторонам руками. Получилось не очень убедительно, но Кейт решила подать мне руку помощи, что мне очень понравилось в ней. - Ладно, - выкурим трубку мира, как говорят у нас, в ирландской Монтане. - Так вы почти канадская ирландка, да  возможно, и с кровью непокорных сиу. - Попали в точку! - Не откажу вам в проницательности, с явной гордостью проговорила Кейт. - Вот так встреча, - воскликнул я вполне естественно, после такого признания. Неужели из тех, кто вступил в союз племен и победил самого генерала Кастера. Пол, ты же кембриджевец, и знаешь сколько ирландцев уехало в штаты, ну и мой прадед был среди них. Вслед за золотой лихорадкой оказался в Монтане, женился на индеанке из племени сиу. Когда началась война, многих забирали, сгоняли в ополчение, а прадед не пошел, - было четверо детей, и он единственный кормилец. Ушли ближе к Канаде, но попали в самое пекло индейского сопротивления уже позже. Потом все эти земли были под особой опекой Конгресса, боялись, что вожди племен что-нибудь еще устроят. - Теперь понятно, почему у вас в Монтане нет ограничения скорости, как везде в Америке, - пошутил я. - И в музей не нужно ходить, столько интересного уже узнал от вас, - отпустил я сомнительную реплику, и тут же получил в ответ. - А разве в музеи хотят только за интересным. Да, совсем забыла, что у вас, агентов,  все есть место встречи, - и ничего личного, только дело. Правда и я зашла сюда, чтобы встретиться со своей подругой, она историк и куратор этого музея.
Стоящих в вестибюле туристов стали разбирать экскурсоводы и гиды-переводчики забегали по залу, собирая как цыплят, отбившихся. Наконец группами двинулись вверх, в экспозиционные залы. Я спросил Кейт можно ли мне дождаться ее подругу, и постоять вместе с ней, и откровенно говоря, послушать ее рассказы, так заинтриговавшие меня. Она улыбнулась, и сказала - Давайте подождем "Плавающую с акулами" вместе... и тут же пояснила - Познакомилась с ней в Перте, в Западной Австралии, она там была куратором выставки "Сокровища музеев Кремля", а я освещала в прессе особенности проведения этой необычной выставки, которую Бромли замыслил провести в торговом центре. Представляете - шопинг, тележки с продуктами, бутики - а перед вами роскошь из Московского Кремля, исторические шедевры кремлевских мастеров и даже Карла Фаберже. К тому же - дешево и сердито. Музейное сообщество взволновалось - такого не может быть, это дурной тон, да и со страховкой могут быть проблемы. А, главное, как думалось мне, малоизвестный устроитель выставки, ещё недавно копавший алмазы в Родезии, Бромли, - перебивал инициативу у многих музеев мира, гребущих лопатами деньги на таких ажиотажных выставках.
 Броттен был главным инициатором компании недоверия этому проекту. Одним словом Броттен - против Бромли. Но получилось все очень хорошо, пресса была великолепная, все были весьма довольны этому демократичному начинанию - выставки шедевров - с колес, в самых глубинках мира. Вот там я и познакомилась с Natasha swimming with sharks и ее коллегами из этого музея. Назвала я ее так, когда увидела ее плавающей в Индийском океане среди серых индийских акул. Она их не видела, зато я стояла и наблюдала, как она плыла далеко от берега в океан, а они ее почтительно сопровождали. После я ей не раз об этом рассказывала, а она не верила. Жаль, что у меня не было в тот момент камеры. Вот я ее и назвала, на манер сиу - Плавающая с акулами.
 Когда почти все посетители кроме японской группы, ушли в залы, стал наконец слышен информационный музейный ролик - This is the oldest of museums in Moscow with the most beautiful expositions of historical Russia and of course The Kremlin it's the heart of spiritual and official life of the State for a long time from the beginning of 1147 till the nowadays ...
Наконец услышал радостный крик Кейт - Natasha, Natasha! На этот крик разом повернулись головы любопытных японцев, как у пингвинов. В скромном облике молодой женщины по имени Natasha не было ничего, что позволило бы мне предположить, что она могла спокойно плавать с акулами, скорее - с дельфинами. Подруги обнялись и стали щебетать на беглом английском, что позволило мне понять, что знакомы они давно и посвящают друг  друга в милые подробности своей жизни, которые мне вовсе не интересны. Кейт кивнула в мою сторону, и я понял что разговор коснулся меня. Затем ко мне подошла Natasha smimming with sharks и извинилась за невозможность посетить залы музея сегодня, объясняя это сегодняшним обилием экскурсий, но вот завтра - In a special museum closed day, - You are welcome, а вслед ей, Кейт добавила, - Возможно нас примет завтра директор музея, так что на всякий случай не забудьте ваш черный галстук. - Ну, что ж - Завтра, здесь же, в вестибюле. Не буду вам досаждать, дамы, своим присутствием, пойду погуляю по вашему красивейшему городу, - сказал я, явно завершая нашу сегодняшнюю встречу приятным акцентом. - Женщины переглянулись, и обсудив возможное время встречи, выпалили почти одновременно - Тогда завтра, здесь же, без четверти десять. OK! Выходя через те же дубовые двери Палаты, почувствовал, как они тяжелы, особенно после пространных бесед с женщинами.
 Воздух улицы пахнул в лицо лёгким морозцем. Сквозь арку Боровицких ворот
 лился мягкий, но сильный, свет ртутных ламп, который как мне показалось,
 наполнял город слегка загадочным, романтическим тёплым цветом, разгоняя
 моё неудовлетворенное настроение. - Пройдусь-ка я по набережной,
 к величественному Храму Христа Спасителя, потом сверну к Новому Арбату,
 и, сделав круг, через Кузнецкий мост - вернусь в Метрополь.
 Прибавив шагу, я очень скоро оказался близ набережной Москва-реки, и только решил перейти улочку,
как рядом, из сквера, раздался в мою сторону
 приглушенный окрик -
 Молодой человек!
 Христа ради, - подайте бедному, пожилому человеку
на пропитание.
 От неожиданности я остановился, и стал
 вглядываться в просящего. Это был пожилой человек в длинном пальто и какой-то
 хламиде на плечах, на голове его красовалась темная шляпа закрывавшая пол лица.
 Он сидел на скамейке в начале сквера, а у его ног, свернувшись калачиком лежал
пёс, чем-то напоминавший старика, такой же неприкаянностью, как мне показалось тогда. В Лондоне, перед отъездом, мне часто говорили друзья, бывавшие в Москве, о том, что доверять московским попрошайкам - нужно менее всего. Но этот показался мне почти киношным клошаром, сродни Бельмондо, и я решил подойти к нему поближе. Он вскинул голову, и свет очертил его не лишенное приятности лицо и густую бороду, а во взгляде его мне показался задорный огонёк. - Господин, всего пару рублей для меня и моего друга, и он кивнул на спящего пса, протянув, почти театральным жестом, ко мне руку в вязаной перчатке, видавшей виды ещё древней Москвы. Потом, посмотрев на меня более внимательно, он безнадёжно махнул той же рукой и опустил голову, пробормотав, - Иностранец, иди себе с миром мимо. Что тебе до бедного профессора и его скорбей.
 Пёс, мирно спавший, по-видимому услышав стариковское бурчание, повернул голову ко мне и тихо рыкнул. После чего я решил продолжить свою прогулку, но отойдя на некоторое расстояние от этих несчастных и брошенных, вернулся назад, и порывшись в кармане, сунул в стариковскую перчатку двадцатидолларовую бумажку, приготовленную для чаевых портье гостиницы.
 - В тот же самый момент, окинув взглядом это пожертвование, старик как бы
 выпрямился, и скинув некую дремоту, привстал со скамейки в мою сторону, и
 приподняв край шляпы, представился вполне светским образом.
- Премного благодарен. Профессор кафедры русской истории,
 Боресенков Александр Сергеевич, к вашим услугам! - Как ваш Пушкин! - Точно
 так, как наш Пушкин, всю жизнь, да не он, - произнёс старый профессор с унынием и раздумьем, говорившем о надоедливости, за всю его жизнь, этого нелепого сравнения великого гения с ним. Решив продолжить общение, протянул ему
свою руку - Пол Дадли, Оксфорд, классическая филология! О-о, молодой человек, да вы почти со мной из одного материнского лона. - Недавно в Москве? - Первый раз, и всего второй день... - Могу быть вам полезен, как ваш гид и собеседник.
 - A stalker in some way. Как это будет по-русски? Так и будет, после фильма Тарковского покорившего мир, так и будет - сталкер. Неужели это слово не вошло в большой англо-русский "Оксфорд". I don't know... may well... пробурчал на этот раз Дадли, и его осенила мысль, которую он тут же озвучил. - А, знаете, профессор, пожалуй я смогу воспользоваться вашим предложением, правда, через пару дней. Завтра у меня почти официальный визит в музей, здесь, неподалеку.
- Профессор Боресенков, слегка привставая, пробурчал : - В Музеи Кремля, куда ж ещё - Omnes viae romam ducunt, - завершил он на глубоком выдохе, как будто прошёлся лёгкий ветерок приносящий к вашим ногам осенние шуршащие листья.
- Вы совершенно правы, профессор, как же иначе. Вы ведь и есть по мнению некоторых забытых героев - Третий Рим. - Да, да, мистер Дадли, Третий или даже Четвертый, хоть ему и не бывать, но как хочется иным! Раз мы теперь связаны некими узами! Профессор, с мягкой улыбкой сквозь свои густые усы, кинул взгляд на карман в своей хламиде в котором исчез двадцатник. Дадли, заметив этот его слегка ироничный взгляд, тут же добавил - Все расходы беру на себя... На что тут же получил странный, как показалось Дадли, ответ - Молодой человек, вам не стоит заранее об этом беспокоиться, их не будет много или, что точнее, - они будут незначительными по сравнению с возможными услугами! - В подтверждение этого, предлагаю маленькое путешествие в мир, который вам должен быть хорошо знаком. Для вас назову его - 
 маленьким Оксфордом, тут, прямо за углом. Думаю, что это укрепит наши возможные отношения и настроит вас на слегка романтический лад, а-то, вы слегка замёрзли! Действительно, у меня от этого, достаточно долгого разговора, на углу продуваемого с набережной переулка, зуб на зуб не попадал. - Тут профессор добавил, кивнув все на тот же карман - Угощаю! Тут его пёс, который тихо посапывал и похоже спал в течение всей нашей беседы, встал и приветливо махнул хвостом. - Да, да - Авгур! Пойдем, погреемся вместе с нашим инстант френдом, но тут же добавил, как бы извиняясь, - случайным гостем - Полом, и профессор окинув взлядом своего нового знакомого, добавил - Если он не против!
Тут, за углом, и будет наш маленький Оксфорд или скорее - моя спасительная кофейня,  которая... В этом месте повествование профессора прервалось из-за неожиданного звонка раздавшегося в глубине его одеяния, он остановился на пол пути через дорогу, достал видавший виды телефон и замер вслушиваясь. На краткий миг Полу показалось, что Александр Сергеевич как бы ссутулился и обмяк, а его пёс Авгур, прижавшись к его ноге, тоже вслушивается в стариковское пришептывание. После недолгого разговора, профессор повернулся к Полу и произнес. - Печальная новость. - Нас убыло! Царствие Небесное тебе, Леночка! Боресенкову пришла весть о том, что ещё один лист сорвался со старого музейного древа отечественный культуры и упал на промерзшую землю. - Почила - Яблонская Елена Александровна, красивый, умный и улыбчивый человек, историк оружиевед, хрупкая женщина посветившая свою жизнь грубому, но затейливому английскому оружию, и своему не менее затейливому мужу, профессору историку и антропологу - Яблонскому Леониду Теодоровичу, знавшему все о скифо-сарматах, но решившему познакомить с ними американскую науку, отменившую расовую теорию и русский язык. Получился казус белли... А ведь я их обоих достаточно хорошо знал, чтобы уважать за их бесценные труды! - тихо проговорил профессор, обращаясь к Полу, который похоже ничего не  понял из этого разговора. - Завтра, как вы говорили, у вас встреча в музее, передайте директору мои соболезнования по поводу кончины их старейшего сотрудника. Да, - так вот! Мы ведь, все, когда-то, вместе учились. Да-сс!
Профессор опустил в карман старенький телефон, который как бы отнял своим скорбным сообщением у профессора его последние силы. - Нам вот в эти двери, и он указал на темную дубовую дверь на первом этаже невзрачного дома над которой красовалась вывеска - Old Haven...

ВХОДИЛИ В ГАВАНЬ КОРАБЛИ.
         часть 2

 Увидев настоящую ирландскую дубовую дверь с решеткой и коваными стукальцем и ручками, которые и в Дублине сегодня редко где найдешь, Пол решил опередить тяжело идущего профессора и тянущегося за ним Авгура и попытаться приоткрыть им тяжелую дверь, но профессор увидя это каким-то боковым взором, вытянул предупредительно свою левую руку и отвел Пола слегка в сторону. - У нас тут, как в Дублине в семидесятые, предупредил его Александр Сергеевич, всегда помним "Макгёрк". Пол вспомнил, что в разгар событий с сопротивлением Короне в лихие семидесятые, в ирландские пабы нельзя было войти без секретного стука и без зеленой ветви у двери. Неужели и здесь эта традиция живет. Всмотревшись в затененное и обрешеченное окно ландлорда, слева от двери, Пол действительно увидел зелёную хвойную лапу. Да, это место становилось для него все более интересным, как впрочем и сам его провожатый с его внимательным, действительно, авгуром. Моментально в его сознании пронеслась мысль, что он участвует в какой-то старой, почти забытой пьесе, которые иногда разыгрывают бродячие комедианты во время театральных фестивалей в Эдинбурге, Дублине или Корке. Профессор, крепко ухватившись за стукальце, сделал двойной удар с расстановкой и повернул со скрежетом задвижку, дверь, почти без скрипа, открылась.
Нас обдало теплыми тонкими запахами изысканной и одновременно простой и пахучей кухни с нотками розмарина и морских ламинарий. - Кэп!
- Это мы, принимай команду усталых и голодных на борт. - А, профессор! Милости просим на борт. Два румба вправо, каюта ждет вас - раздался слегка хрипловатый голос из глубины бара, не лишенный радостного внимания к входящим. Глаза и уши входящих стали привыкать к неяркому свету и тихой ирландской музыке, которая обволакивала нас подобно пряным запахам паба. Из глубины заведения к нам подошел Кэп, он же лендлорд, и Пол от удивления от того насколько он был колоритен и обширен, немного отошел назад и стушевался. - Детина ростом под шесть футов и весом фунтов под триста, с улыбчивой усатой физиономией, да еще с бакенбардами, какие сегодня не встретить даже в Хайлэндс, в шотландском килте макдональдс и таком же тэме. Кожаный передник его говорил о его близости к настоящей, горячей ирландской или шотландской кухне . В левой руке он нес миску с дымящейся бараньей костью, а в правой крепко держал Tulach Mhor или, как справедливо отметил тут же Пол - с "Большим Холмом", что было верхом признательности хозяина гостям.
- Мое почтение Вам, профессор, и вашим друзьям. - Ребрышки от заведения - Авгуру, стекло - вам, остальное под заказ. На что профессор тут же ответил: - Семь футов под килем, всегда нашему кэпу, а лучше двенадцать при двойном тоннаже, и фрахте проплаченном вперед! -  Нам, впрочем, хватит -  Tulach Mhor и fish'ndcrabs в спасательных жилетах. Кэп, если не затруднит - Мне, тебе, и моему английскому гостю Полу, - флакон адмиральской ушаковки или по сто. Помянуть нужно ушедшего друга!
На что Кэп, понимающе кивнул!
- Пол, - садись на отмель и загорай! Пол с удивлением слушал преобразившегося профессора, который, как казалось ему, попал вместе с ним в какой-то иной, так непохожий внешнему, мир, но который был ему хорошо знаком. Авгур, получив подношение кэпа, улегся под дубовым столом за которым и они уселись, и начал размеренно уваживать свой ужин, но при этом все понимали - лучше его не трогать за трапезой. - Осматривайтесь Пол, а я подойду к кэпу, нужно перекинуться парой слов. Небось не ожидали увидеть здесь такое экстравагантное место, да ещё совсем рядом с режимным предприятием, которое вам суждено посетить завтра. Откровенно говоря, удивлен, но не менее, профессор, чем "Принцессой Грёзой" на аттике моей гостиницы. А-а, вот оно что. Тут мне есть что вам рассказать и именно в этом месте, на этом "острове святых и мудрецов" - загадочно проговорил Александр Сергеевич, вставая и направляясь в глубину бара, откуда доносились голоса и лились тихие и манящии мелодии этого вечера...
Пока Пол рассматривал необычный притемненный интерьер паба, действительно напоминающий корабельные кубрики, над столами которых висели морские обрешеченные лампы, а к затейливому потолку с изображением многих морских баталий были прикреплены морские фалы на которых свисали над сидящими реальные фрагменты флотского антуража давних времён. - Да и сам  профессор напоминал ему, не то Улисса, не то Фальстафа, - как высветит светорампа. Полу все это показалось забавным и немного театральным, но вот подошёл профессор, а за ним и Кэп, который нес огромное керамическое блюдо наполненное слегка дымящимися креветками в хрустящих жилетах, и иными дарами моря. Профессор же бережно нес ушаковку в граненой бутылке и несколько рюмок. Кэп поставил блюдо на середину стола, проговорив: - Только что выброшены на ваш берег, декаподы из Атлантики, в шубенках из ржаной муки с прованским маслом и травами. Сейчас будет эль. Вам в стекле, глине или кружке бюргера? - Ну что, Пол, вы гость, выбирайте! Профессор прав, подхватил кэп. Выбирайте! Давайте в стекле! Люблю смотреть на морскую пену. - Наш человек, - оценил выбор кэп и  вразвалочку пошел к стойке. Пол, вглядевшись в удаляющегося Кэпа, в полном восторге воскликнул: - Профессор, на нем же настоящие оксфорд-броги. На что Александр Сергеевич, уже плотно сидевший за столом, с улыбкой возгласил: - А как же, у них тут все по-серьезному. Пол! - Давайте отдадим долг памяти нашим друзьям, павшим и живым, тем, кто ещё с нами, и тем кто покинул нас. Налив ушаковки till the measure,  Пол поднял бокал и сказал :-
 За вашу Елену! Cuimhnich air caraid! Профессор подхватил - Помянем друга!
Затем оба, похрустев с удовольствием декаподами в жилетах, дождавшись Кэпа со стеклянным кувшином эля, ещё раз, но уже с ним,  помянули всех ушаковкой - "Не вернувшихся" на родные берега и земли, а затем и пригубив пенного.
После чего профессор, встряхнув своей гривой, что по-видимому говорило о его особой степени вдохновения, проговорил с придыханием: - Теперь Пол, я готов ответить на любые ваши, даже самые затейливые вопросы, и
объяснить многое непонятное вам. - Да, вы спрашивали: - Почему "Принцесса Грёза", и почему здесь самое место для ответов. Что там в вашем бедекере про это сказано? Пол, на эти слова профессора, достал свой глянцевый путеводитель по Москве и открыл на странице - Лучшие отели центра - "Метрополь". - Смотрите сами профессор! - Пол, вы же учёный, филолог, - нельзя доверять "цыганам и бедекерам" - это аксиома.
Две строчки текста с двумя историческими ошибками, которые переворачивают все вверх дном в нашей истории, - это типично, особенно на фоне многих нынешних событий. Пол, попробуйте этот салат с крабами заправленный прованским маслом, он будет хорошим дополнением к нашей истории - Любви провансальского трубадура Жофруа к далёкой триполийской принцессе Мелисинде. Он плывет к ней со своими друзьями через бурное море и все невзгоды, слагая дивные песни о ней и их возможной встрече. Но мы знаем Пол, что настоящая любовь - обречена в этом мире. - Да, Господи! Великая любовь Есть лучший перл в сокровищнице неба! Об этом нам поведали поэты средневековья, Великий Вильям, и Ростан, написавший эту пьесу в 1895 году для театра великой Сары Бернар. Которая тут же и сыграла первой Мелисинду.
Париж был в восторге, а вслед за ним наш театр и опера, которым покровительствовал Савва Иванович Мамонтов, уже в 1896 году ставят эту пьесу в преддверии начала общекультурного события - Промышленной и художественной Нижегородской ярмарки и главного государственного события этого года - Коронации императора Николая Второго. И во всех  крупных мероприятиях, как бы обрамляющих это главное событие, участвуют министры императорского двора, среди них граф Витте и граф Толстой Иван Иванович. Не тот, Лев Николаевич, о котором, вы Пол, да и все мы, знаем гораздо больше.
В России, Пол , - Толстых было достаточно много. Кстати Пол, один из них присутствует в своих литературных деяниях, в этом доме, в котором мы сейчас находимся и мило проводим время. - Профессор, я заинтригован вашим потрясающим рассказом. - Да, Пол, наша история не укладывается в две строки бедекера, да и ваша, думаю тоже. - Пол, давай поднимем наши рюмки - За историческую правду, которой мы призваны служить и которой становится так мало в нашем ученом исполнении, в наших учебниках, докладах, бедекерах и даже научных публикациях. - За Истину, которая дороже! Она часто, вне времени, которому мы служим. - С удовольствием, профессор, подниму за это бокал... И, вы знаете Пол, Савва Мамонтов, этот великий меценат и покровитель новой промышленности и нового искусства, которые уже были в России, именно он, со своими единомышленниками; Праховым, Поленовым, Коровиным, именно они поддержали Михаила Врубеля, дали ему возможность воплотить свою любовь к настоящей живописи, которая и есть сама любовь и Божие Веление. Академия и сюжетники академики, которые привыкли иллюстрировать нашу историю, а не создавать ее своей живописью, как когда-то наши Передвижники, эти чопорные и именитые во фраках, они бы заклевали нашего "провансальского трубадура Врубеля". Но Савва подставил плечо, и ещё один человек, великий и скромный. - Александр Сергеевич, кто это, сгораю от любопытства. Кто же, кроме Великого Государя, мог справиться со своим косным окружением. Вот, что написал граф Витте в канцелярию Академии Художеств: «Государь император соизволил выразить желание видеть панно Врубеля во время пребывания на выставке, а посему повелеть соизволил, чтобы панно Врубеля были выставлены в художественном отделе к его приезду, вследствие сего предлагаю вам немедленно войти в соглашение с Мамонтовым и Врубелем и распорядиться так, чтобы к 15 июля панно Врубеля были установлены непременно на тех же местах, где первоначально стояли. Витте»... Как в вашей истории все возвышенно, - проговорил Пол, застывший от удивления. Нет, Пол, в истории любого народа, если он не забывает слова Учителя : - Азъ есмь Любовь!
- Вот скажи мне Пол, ты занимался классическими древностями, ваш Оксфорд и Кембридж - перелопатили все земли ваших интересов, да и свои собственные, ну, кроме малоазийских, турецких, но там штаты постарались. - Вот  скажи мне, старому русскому историку, который историю  изучал не лопатой, а грыз ее как червь книжный, вот скажи - Ликург давал Спарте ее законы или это все, дела синедриона. - Что там, в найденных свитках? - Дорогой профессор, о том знает по-прежнему, только Плутарх. Раз он написал, значит был и давал. Вообще, профессор, многое о чем он писал, начиная с основания Ромулом Рима, недавно подтвердил археолог Андреа Карандини, раскопавший Палатинский холм, - он нашел и пещеру в которой волчица вскормила Ромула и Рема, и первый храм Юпитера восьмого века... - Ну, вот видишь Пол, как важны мифопоэтические основы, сказания, в нашей истории.  Вот и мы с тобой до истинных фактов добрались. - Пожалуй, это и ответ, почему библиотеки и даже спецхраны - горят. Пока Афины, которые поучал Перикл, поучаемый своей мудрой суфражисткой Аспазией, строили флот и тягались со Спартой, филиппова Лига крепла и ждала Александра, которого учил, как Ликург Спарту, - Аристотель. Учил чему, тому же, - Будь крепок, умом и телом, и учись накладывать не в штаны, которых они , кстати, ещё не носили, - а на своих подданных, свою волю. Учись и учи править миром. Александр и Рим этому научил, да и Ватикан с его иезуитской, глубокой ученостью и знанием языков территории пребывания. Хорошо это выучила и ещё одна страна, которая раздвинула свои пределы до самого сердца Евразийского континента, и делает это с упорством вулканической лавы изливающейся из жерла вулкана на зеленые берега, и это конечно... Тут Пол воскликнул - Турция! Почему Турция, если хотите, то мое мнение, что вся история Османской империи - это ответный визит арабского мира на походы крестоносцев в Иерусалим и ограбление даже Константинополя в 1204 году. Главный интересант в Евразии, да и во всем мире - это...Профессор, вы меня завели в тупик. Тут я не могу  ничего ответить ни за, ни против. Ведь существует и Россия и Китай. - Пол, этим странам всегда было более чем достаточно своих территорий и своих проблем, чтобы ещё разжигать страсти на стороне, как делали это маленькие и великие в своих аппетитах страны... И видимо, понимая, что профессор уходит в опасную сторону от его темы или желая удалиться от коварной темы, приближающей его к собственным берегам, спросил. - Профессор, а что там с Толстыми? А, да-да, отвлекся. - Так, вот, как излагал министр, граф С.Ю. Витте свои соображения по поводу этого времени: -
 «...во время моего министерства почти все высшие учебные заведения были закрыты. Большинство профессоров либеральничало и многие выходили из рамок спокойного благоразумия, но я был уверен, что при таком уважении, которое сумел внушить к себе министр народного просвещения граф И. И. Толстой, все в непродолжительное время успокоится… Граф Толстой ввёл так называемые родительские комитеты при гимназиях, которым давалось право следить за поведением учащихся и за общим порядком учебного заведения. Комитеты эти принесли большую пользу в смысле направления учебных заведений к спокойным занятиям… Граф Толстой входил в Совет с представлением об уничтожении ограничительных норм для приёма евреев в учебные заведения… Совет Министров после продолжительного обсуждения этого вопроса склонился к принятию предложения министра народного просвещения… Граф Толстой себя держал во всех отношениях умно, уравновешенно и благородно; я ему не могу поставить ни одного действия в упрёк».
Кстати, этот Толстой был известным учёным нумизматом и его коллекция византийских, ранних монет, как и ее научное описание сделанное им, и по сей день востребованны в научных кругах. Был он ещё и секретарем Президиума Императорской Академии Художеств, а значит его полномочия в отборе картин и декоративных панно к изобразительной части Нижегородской Ярмарки, были велики. Савва Мамонтов - предлагал для Ярмарки работы художников и среди них два панно Врубеля, которые он создавал тут же, прямо в павильоне ярмарки. Одно из них, но в абрамцевской или скорее, мамонтовской, майолике и висят теперь на фасаде "Метрополя", строительство которого Савва Мамонтов начал в этом же году, а завершил в 1905. Эдакий апофеоз и гимн русскому искусству этого времени.- Александр Сергеевич, как можно было перепутать Мамонтова с Морозовым, ещё и в бедекере. - Тут Пол могут быть некие обстоятельства вызвавшие эту, с точки зрения историка, непростительную ошибку. Во первых - оба Саввы, оба - купцы, предприниматели, и наконец - оба знали Михаила Александровича Врубеля и даже, оба вкладывали средства в покупку его произведений. У друга Врубеля, тоже художника, Коровина, в его известных воспоминаниях, можно найти, что Савва Морозов приобрел за пять тысяч рублей у Врубеля панно. Вот вам и основание для додумок и даже зависти, ведь это колоссальная сумма по тому времени, когда корова пять рублей стоила, - целое стадо в тысячу голов. - Пол, от явственности этого сравнения, привстал, и потянулся к "Холму". На что профессор сказал - Пол, а вы уверены, что мы сможем этот холм обойти, ведь у вас завтра важная встреча. - Уверен, профессор, вполне уверен. - Мой род - Дадли справлялся с эдакими пустяками ещё при
Беде Достопочтенном.
Услышав это, профессор уважительно привстал, приложив два пальца к шляпе, которую правда, он давно снял, в знак уважения не то к Беде, не то к Дадли, не то к обоим. - Да, Пол, много хороших книг оставил вам Достопочтенный, правда все на латыни, но святые отцы со святого острова, все же были ранее его и успели засеять кельтское поле добрыми семенами. 
- Давай, - На посошок!, как у нас говорят, - За Сеятелей, за Учителей, за нас с тобой, наконец. Оба привстали и в последний раз ирландский паб услышал их заздравицу. Тут и Авгур, все время сидевший под столом и даже задремавший под столом, встал, показывая всем сидящим, что пора уделить ему внимание и прогуляться. - Пол, думаю что нам пора собираться.- Профессор, сейчас подойду к Кэпу, попрощаться и расплатиться за этот удивительный ужин, который превзошел все мои ожидания.
- Пол, это поверь ещё не завершение нашей истории. Жду тебя на улице, минут через десять. Прогуляюсь с Авгуром! Да, кстати, вас там ждет ваш настоящий Оксфордский кофе, конечно с инжиром. И , не вздумайте предлагать Кэпу деньги, - мы с друзей и гостей - не берем...   
 Прошло минут десять или чуть больше, как из дубовой двери показался Пол Дадли,
в руке у него был пластиковый пакет, которого до посещения паба не было.
Он вышел навеселе и что-то
напевая. Настроение у него было по-видимому отличное.
Увидев на углу профессора с  Авгуром, он махнул рукой и поспешил к ним, слегка заплетаясь ногами. Профессор издалека услышал слова "Застольной" - Форолдлэнгсайн майдиа, Форолдлэнгсайн...". Профессор, какой отличный парень ваш Кэп, мы с ним спели нашу шотландскую, и ещё усу-губили, - так он сказал, и передал вам привет и вот это.  Пол показал на пакет в котором были наши "Холмы", которые мы всё-таки не обошли вокруг. - Пол, вы хотите увидеть то, о чем я говорил - Загадку этого дома, и творение ещё одного Толстого. Неужели опять - графа? У вас, что, в России - все графы - тОлстые, миль пардонс - ТолстЫе?- Не все, но многие, со времени Петра Великого. А-а, иду-уу...и Пол перешёл на противоположную пабу улицу, где стоял профессор с Авгуром. - Пол, поднимите голову вверх, и посмотрите на аттики, наподобие ваших в гостинице. Видите? Плохо, профессор, но что-то похожее на росписи или изразцы. Да Пол, этот дом, под названием "Дом с Майоликами", построен в начале двадцатого века, точнее в нем надстроен четвертый этаж, и фризом размещено майоликовое панно исполненное по работам Врубеля и Васнецова на тему эпической поэмы графа Алексея Константиновича Толстого - "Боривой". Боровой, профессор? Нет-нет, - Боривой! - Помнится, там есть такие строки: -...
Сам в чешуйчатой рубахе,
Боривой кивает чубом:
«Добрый день, отцы монахи!
Я вернулся из Арконы,
Где поля от крови рдеют,
Но немецкие знамена
Под стенами уж не реют.
В клочья ту порвавши лопоть,
Заплатили долг мы немцам,
И пришли теперь отхлопать
Вас по бритым по гуменцам». - Пол, вы доберётесь до Метрополя или мне попросить Кэпа вызвать вам такси? - Да, профессор, пожалуй - вызвать. - Не понимаю слов, профессор. - Лопоть - отхлопать - по гуменцам... Тут все просто, Пол, и Александр Сергеевич вытянулся перед Полом почти в театральной позе, как не раз он уже делал за этот вечер, да под светом фонаря, как перед софитом. Так, что даже Авгур привстал, и с удивлением посмотрел на своего хозяина. - Лопоть, - это вот эта хламида на мне, тряпка, рвань. - А, отхлопать по гуменцам. Это то, что я сейчас делаю. И  профессор, приподняв свою шляпу, похлопал себя по залысине, приговорив при этом - Наподдать по тонзурам! Пол от удивления крикнул - Браво, профессор, теперь все ясно! Но как у вас в языке все перетекает из слова в слово - Поддать, Наподдать. Александр Сергеевич, слушая филолога Пола, добавил - Поддакивать. - Вот - вот профессор! Все просто, Пол. Однокоренные, односмысловые слова, а этимон - Давать - дань, значит. За ней и приходили на Русь, многие и разные, но не всем удавалось. Опять же - давалось! Пол замахал руками, - Все, - все профессор, сейчас упаду! Но, тут он вскинул голову и спросил очень проникновенно: - А как же вы, профессор? Со мной все проще, я живу с Авгуром давно в этом же доме, в хостеле "Кремлёвский", в квартире 21. Здесь, кстати, когда-то и Борис Пастернак жил. Пол успел спросить ещё, - Это тот, который "Доктора Живаго"... Да-да, он самый... как подъехало такси, и Пол мягко погрузился в его салон, помахав рукой профессору и услышав прощальный -  Ав! Авгура и последние, слова долетевшие до него - Не забудьте Пол, завтра, рано - Кремль, и передайте мои соболезнования...

   УТРО НОВОГО ДНЯ или
    ОПРИЧЬ ВЧЕРА
        часть 3

 "Morning!"Seven o'clock
  Портье, которого он попросил вчера разбудить его, был точен. Нужно успеть принять душ, побриться и спуститься в бар, кофе, - только крепкий кофе, голова гудит. В половине десятого меня будут ждать у Боровицких ворот. И тут у Дадли в сознании всплыло - Боровой, Боровой,.. нет - нет - Боривой! Что за наваждение, ничего не помню, только отдельные фразы и лица. Нужно поспешить... Кофе был крепким, но не ароматным, как вчера... Где же мы его пили, ах да, у Кэпа, с профессором и с нами был Авгур. Да-да - Гавань, ирландский бар, а может быть - шотландский. Нагрузились, как моряки в порту. Впрочем, нужно спешить, хорошо что здесь не далеко. Окинув себя взглядом в зеркале лобби и удостоверившись, что  его внешний вид вполне соответствует цели визита, Пол, пройдя мимо столиков где уже сидели постояльцы отеля и ранние визитёры, вышел на улицу. Отойдя немного от здания, он оглянулся, чтобы окинуть взглядом всю роскошь майоликового панно о котором  у него теперь были более ясные и даже возвышенные представления, и быстрым шагом пошел в сторону Александровского сада.
Утро было великолепным и даже солнце проглядывало сквозь облака. В Иверской часовне была открыта дверь,
Пол увидел тихое мерцание свечей и даже, как ему показалось, самого образа Богородицы, приветливый взгляд. Караул у Вечного огня был как всегда на месте. Пройдя вдоль кремлевской стены быстрым шагом, он в конце ее, у лестницы Боровицкой башни, увидел Кейт. В строгом английском костюме она выглядела не менее привлекательно чем вчера. Hello! Hi! Готовы к приему в Виндзоре? Вполне! Как ваше вчерашнее знакомство с городом? Magnificent, up to the ache!  Сюда, как мне говорила Natasha лучше приходить "na zdorovuiew golovou". Кейт, головы у нас крепкие, у вас, как я помню - sioux, моя тоже ничего - scot. Кейт улыбнулась, но добавила - Это мы ещё  посмотрим, чья крепче! Вы, надеюсь, не забыли ваш паспорт в вашей вчерашней куртке. - Всегда при мне. - Вот и хорошо. А, вон и Natasha. Кейт помахала своей подруге, которая показалась наверху у  проходной Боровицких ворот.
Ну, пойдёмте Пол, будем проверять наши головы на прочность. При встрече
подруги весело защебетали как утренние пташки и пока они делились новостями и планами, 
Пол успел окинуть взглядом Боровицкие ворота и отметить про себя их крепкую оковку и даже заметил спрятанную внутри герсу, решив тут же выяснить, насколько механизм ее в рабочем состоянии. Когда подруги завершили свои приветствия, он спросил - Natasha, good morning! May I ask you, this gate has a mechanical working gersa. Is it still working or rather decorative?
Natasha  улыбнулась, и ответила. - Доброе утро Mr. Dudly! Не знаю что и сказать вам, весь механизм проверен и смазан, на ходу, но герсу мы давно не проверяли. Не было строгой необходимости. Последний раз это было при хане Девлет-Гирее в 1571 году, когда весь посад выгорел и от пожара пострадал подъемный механизм. Ваш дипломат Флетчер и Горсей все это описали подробно.   
Thanks Natasha! Тем временем Наташа стала оформлять их пропуск в проходной. Сам ритуал этот явно заинтересовал Пола. Он внимательно следил как
сотрудник охраны звонил кому-то по внутреннему телефону, а потом, попросив паспорт Пола, внимательно его изучил и отдал ему обратно, затем он так же внимательно изучил паспорт  Кейт и произнес чисто - You are welcome! и добавил по-русски для всех - Проходите!
 По дороге Natasha пояснила, что Дирекция поручила ей сопровождать их сегодня по экспозициям Оружейной Палаты и по-возможности сделать краткий обзор экспонатов, которые их могут особенно заинтересовать. Ближе к обеденному времени их будут ожидать в кабинете Генерального Директора.
 Полу пришлось сделать некоторые разъяснения по поводу себя и своих интересов приведших его в Москву...
 - Я не историк, но про Флетчера и его миссию читал. Вообще-то я филолог, профессор кафедры классической филологии Оксфорда. Мой интерес здесь - это деятельность братьев Лихудов и создание  Славяно- Греко-Латинской Академии в Москве.
 Dr. Dudly, если можно так к вам обращаться.  - Конечно, конечно! Могу вам показать в Оружейной Палате, особый экспонат, как раз этого времени, 1685 года. Тогда братья Лихуды, монахи   Иоанникий и Софроний, прибыли велением Иерусалимского патриарха Досифея в Москву и предстали в Кремле пред светлыми очами царицы Софьи и царевичей Иоанна и Петра. Это событие сыграло особую, благую роль, в их непростой учёной деятельности. Царица Софья, которая была регентшей, а молодые принцы Иоанн и Петр, несовершеннолетние братья,  слушали ее советы во время посольских и прочих важных приемов, сидя на Двойном Троне в котором была особая дверца-слух, через которую старшая сестра Софья давала принцам-царям указания или подсказки...Как интересно, Natasha!
Они прошли к Оружейной Палате и Пол открыл тяжёлые двери пропуская подруг внутрь. В этот момент у него появилось странное ощущение, что вот-вот, и он войдёт в особый мир наполненный теплом и вкусносями, как вчера.  Deja vu, - Пол даже встряхнул слегка головой проходя внутрь вестибюля, отметив про себя его сегодняшнюю необычность. Совсем нет посетителей. - Как у вас сегодня тихо, проговорил он, и как бы услышал эхо своего голоса отраженное от мрамора пола и сводчатых низких потолков. Natasha, видимо поняв необычность этого для Пола, тут же пояснила. - Да. Dr. Dudly,  все гости, кто приходит к нам в этот музейный день, отмечают это. Мы же, хранители и персонал музея, уже привыкли к этой необычной тишине,  когда ничто не отвлекает тебя от хранительской работы с коллекциями. Мы этот день особенно ценим. - Вы можете раздеться здесь, в вестибюле, а можете подняться сразу наверх в приемные покои и секретарь вам обо всем расскажет. Решили сразу идти наверх.
Кейт с Наташей шли впереди, постукивая каблучками. Пол проходил, вглядываясь в музейное, историческое пространство, как обычно стараясь увидеть большее, - то что часто бывает скрыто за внешним декором в зданиях или за косметикой в людях. Все книжные и сувенирные прилавки в этот день были закрыты, молчали и информационные мониторы.
Мы медленно поднимались по высоким лестницам и наконец остановились на площадке малого вестибюля. Тут Natasha, повернувшись к нам, сказала показывая на колокол: - Набатный!  Пол переспросил, - Пожарный?
 Dr. Dudly, с этого первого исторического объекта в Палате, как правило начинаются многие рассказы о нашей истории, отражающие всю сложность отношений между народом и властными структурами разного времени.
Набатный или вестовой с одной из трёх Набатных башен  Кремля. По особому регламенту в него звонили при пожарах, приближении врагов, в случае бунтов. В этом случае в него ударяли часто и неизвестные. Этому колоколу, как считают некоторые исследователи, не посчастливилось и в колокол ударили во время Чумного бунта, который собрал лихих людей под стены Кремля в 1771 году. Помимо потерь от чумы пришедшей с русско-турецкого фронта вместе с ранеными и заболевшими, крысы разнесли ее по всему городу и его ночлежкам, больницам, работным домам и богодельням. И если на турецком фронте в Яссах справлялись Румянцев, Суворов и Кутузов, то с заразой и невежеством на могли справиться ни врачи, ни  градоначальник, генерал-фельдмаршал Петр Семёнович Салтыков, овеявший себя славой на полях сражений. Испугался, уехал в свое подмосковное имение Марфино, где и почил в тоске и унынии на следующий год, почти всеми брошенный и ославленный. В городе погибало от неизлечимой эпидемии до тысячи человек в день. Одни в ужасе прятались, другие хоронились подальше, а лихие люди врывались в дома, грабили и убивали. Был растерзан в храме митрополит Амвросий. А Набатный колокол все звонил и звонил. Только армейской силой гвардейцев графа Григория Орлова, прибывших из Санкт-Петербурга, удалось подавить бунт и наладить относительный порядок. В городе стоял чад от пожарищ и костров мортусов сжигавших тела погибших. Указом императрицы Екатерины колокол призывавший к бунту был лишён языка. Много позднее,уже после восстания казачества и казни Пугачева в 1775 году,  колокол был совсем снят и отправлен в Петровский Арсенал, а в 1821 году поступил в Оружейную Палату. Вот такая скорбная и памятная история. Пол и Кейт слушали затаив дыхание эту историческую правду и вспоминали многое скорбное и из своей истории. - Там, наверху, куда мы и направляемся, и Natasha  показала на портрет Петра Великого, - на месте этого прижизненного портрета императора, ещё недавно был яркий и жизнеутверждающий витраж.  Теперь, с наступлением новых испытаний для нас, мы вспоминаем только тех государственных деятелей, которые смогли создать и защитить российскую государственность. Все яркое и броское, которое мы тоже уважаем, особенно в жизни народной, мы оставляем на потом, на время после Победы над злом.
 - Давайте пройдем сначала направо, в Дирекцию, а затем , вот по этой лестнице, в экспозиционные залы, по этой ковровой дорожке....Мы снова поднялись по лестничному переходу в правое крыло Оружейной Палаты, и на выходе с лестницы, мы увидели установленный на черном мольберте, портрет  улыбающейся женщины средних лет, с короткой стрижкой. Портрет был в траурной рамке.
 Пол остановился как вкопанный. Он вспомнил весь свой вчерашний вечер и свои беседы с профессором, его тихую грусть об ушедшем человеке. У Пола вырвалось - Елена Яблонская! На этот его выкрик, к нему повернулась Наташа и возбужденно проговорила. - Dr. Dudly, вы ее знали? - Нет, нет, но мне о ней и ее почившем муже, вчера рассказал профессор Боресенков Александр Сергеевич. Как! Не может быть, профессор Боресенков умер год назад, почти в это время. Пол посмотрел на лицо Наташи, - оно было белым - бело...
Повернув налево, они прошли по узкому коридору с анфиладой дверей, и вошли в третью, направо. Обширная комната встретила их запахом кофе с нотками розмарина и инжира. Что заставило Пола подумать, - Это такое же, хорошее место, как вчерашнее. У окна стояла элегантная женщина в темном платье и жакете от Тома Форда, размышляя о чем-то, о своем. Услышав входящих, она повернулась к ним и с таинственной и одновременно очаровательной улыбкой, произнесла - Здравствуйте!
      
        АВГУР
        часть 4

     Авгур, Авгур!
 Ты куда делся? А! Вот ты где, ладно ты устроился, и что ты там грызешь?
Александр Сергеевич нагнулся и посмотрел под старый книжный шкаф, из под которого раздавалось взволнованное урчание пса у которого резались молодые, крепкие зубы, и он лечил их очередным фолиантом из старой библиотеки профессора. - Ну и каков твой выбор сегодня, вчера, помнится была твердая обложка Ожегова. Словарь явно пришелся по вкусу Авгуру, так как твердый переплет книги, к приходу профессора, был уже значительно изгрызен с нижнего правого угла. Обследовав увесистый том словаря, профессор сделал правильный вывод: - Да, хорошо работали переплётчики в Первой типографии, и материалы все, похоже натуральные. Другие, Авгур бы не удостоил вниманием...
 Восьмой щенок его горной кавказской овчарки Энни, а по-домашнему - Мани, был особенным. Уже на второй месяц своего существования, он показал всем свои зубы, принеся в них свою металлическую, эмалевую, увесистую миску на кухню, явно прося добавки. Получив ее, он быстро оприходовал содержимое и весело виляя хвостом помчался грызть самого старшего брата, который был толще других, так как всегда пристраивался к сосцам матери первым. - Да, думал Авгур, - он конечно увесистый, этот увалень, только и делает, что сосет. Но зато я грызу лучше всех, и зубы у меня поострее  будут. И действительно, когда  уже полугодовалым, он принес свою рабочую миску, всю изгрызенную по краю, до дыр, все поняли - мальчик растет на зубы крепеньким, хоть и слабеньким на грудь, из-за нехватки материнского капитала. - Ну, что там у тебя на сегодня? Профессор полез под шкаф своей крепкой рукой, и вытащил упиравшегося Авгура вместе с первым, початым томом, Плутарха. - Авгур, хороший выбор для твоего историко- филологического образования. Но ты, паршивец, похоже не согласен с предисловием Марины Николаевны Томашевской. - А, может чего похуже, с самим автором не согласен, раз ты в тексте самого Плутарха, позволил сделать свою правку. Ну-ка, ну-ка! И Александр Сергеевич, ласково приподняв Авгура, покусывавшего его руку, стал листать книгу. - Ну, вот, твои когти, а тут зубы, - давай разбираться, в чём ты не прав. Вот, смотри, твой коготь - Ты поднял лапу на самого Ликурга, спартанского законника, отца нации, которому они даже храм воздвигли. Ликург был всегда против своеволия царей и неповиновения народа, а деньги велел чеканить из слабого железа, а не из золота, землю в Лаконии поделил поровну, на всех. Устроил общие трапезы - сесситии, чтобы ели, трудились и воевали все - на равных. Иностранцам, с из иноземными правилами и порядками, не давал права жить в Спарте, без пользы для своего отечества. Чтобы соотечественники не учились вредным и дурным иноземными нравам.
Что в этом плохого, Авгур? Не надо было портить это описание жизни Ликурга. Он был выдающимся, редким политиком, воином и правителем. Каждый греческий полис мечтал иметь у себя в управлении, спартанца. Был бы везде - порядок и законность. - А книги грызть и драть, не законно и непорядочно. Особенно, которые содержат мудрость и историческую правду. Понял, Авгур? Вот это можешь грызть, и профессор протянул псу увесистую книгу - "Лицом к лицу с Америкой", которую достал с верхней полки. - Пыльная и вредная, да и то, прок есть. Хрущев, конечно хитёр и недалёк был, Крым отдал своим, но вот насчёт "кузькиной матери" - все верно сказал. - Ладно, - грызи! Но, Авгур, посмотрев на широко улыбающегося с обложки советского лидера, без всякого интереса к содержимому, поплелся на кухню. Вслед за ним пошел и профессор, готовить себе кофе по-оксфордски. Вскоре весь дом наполнился пряными запахами, побуждающими к размышлению о многом.