Письма. Записки врача

О, то была настоящая мымра -  востроносая, с маленькими, глубоко посаженными глазками, тонкими губами.  В моём кабинете она появлялась в конце каждой зимы на протяжении нескольких лет.
 Входила, широко распахнув дверь, тут же, с порога,

О,  то была настоящая мымра -  востроносая,  с маленькими, глубоко посаженными глазками, тонкими губами.  В моём кабинете она появлялась  на исходе  каждой зимы на протяжении нескольких лет.
 Войдя,  широко распахнув дверь,  тут же,  с порога, требовала выписать ампулированные витамины.

Предваряя вопросы по поводу её состояния,  коротко заявляла:  «Я абсолютно здорова.  А сие для профилактики». Визитёрша,  по-видимому,  считала,  что витамины  могут  уберечь  от  всех  хворей.  Я не спорила с ней. На лицевой странице медицинской карты в графе «место работы и должность»  написано: «Сельскохозяйственный институт. Доцент».
Получив врачебный диплом,  я пришла  на работу  в поликлинику с коллективом  сорока-пятидесяти летних сотрудников. И ещё долгое время оставалась самым молодым доктором в этом сообществе.

Мымра напоминала вузовского  преподавателя истории партии, люто  ненавидевшую слабую половину человечества. На экзамене та всегда  задавала дополнительные вопросы, но исключительно девочкам, особенно симпатичным.  Её интересовало, знает ли студентка, когда состоялся последний съезд Коминтерна или сколько членов компартии насчитывалось эдак в 1940 году,   кто такие Плеханов с   Блюмкиным, что такое исполнительная и законодательная  власть,  какие функции выполняет секретарь горкома  партии, когда появился комсомол и так далее.

Красивая   девушка  могла правильно ответить на вопросы по билету, но это, ровным счетом, не имело значения, так как потом начиналось истязание, заканчивающееся тройкой и отсутствием стипендии в течение полугода. Если курсантка городская, жила с родителями, ситуация была  полегче, чем у сельчанки из безденежной крестьянской семьи.

Но нашу преподавательницу это  обстоятельство совершенно не волновало,  она, быть может,  выполняла план по экономии бюджетных средств.  Декан же не разрешал пересдавать экзамены по гуманитарным предметам.  Глядя на Мымру,  я представляла её в виде дотошной экзаменаторши — злодейки.  Ах, бедные студенты!  Являла  она тогда  собой  даму  шестидесяти лет.

Как -то  заглянула к нам в кабинет  пациентка  летом.  Слегка приоткрыв  дверь,  робко спросила  разрешения войти (прежде за ней подобного не наблюдалось).  Входит и присаживается.  Я заметила её смущение. Чувствую,  она не знает,  как начать разговор.   Поинтересовалась её проблемами.  Та, замешкавшись, сбивчиво объяснила,  дескать,  имеется деликатная  просьба — она хочет видеть меня у себя  дома.

Территория,  обслуживаемая поликлиникой,
 разделялась  на  два неврологических участка. Женщина как раз проживала не на  моём.  Её район обслуживался коллегой, весьма строгой  и неприветливой. Мымра, подумала  я,  к ней с таким предложением  не  осмелилась  подойти.

Она  стала  рассказывать  о себе. Перед  самой войной успела выйти замуж за дипломата и отбыла с супругом в Монголию, где у четы родилась девочка. Семейная жизнь не заладилась. Пришлось с мужем  расстаться. Когда началась война, с невероятными трудностями она  вернулась домой, в Москву. На границе маленькая доченька, подхватив инфекцию, умерла.

После  войны молодая женщина   окончила  Академию им. Тимирязева и по распределению оказалась в нашем городе.

Она ботаник. Защитила кандидатскую диссертацию.  Во время научной конференции, проходившей в Ленинграде, познакомилась с молодым учёным из Киева. После  совещания  отправились вдвоём  гулять  по  городу. В парке  решили вспомнить детство.  И,  летя с высокой горки на санках,  опрокинулись,  а  барышня   ушибла  ногу. Кавалер  помог ей добраться до гостиницы;  в  номере  на сустав   наложил  тугую повязку с  компрессом. 

При  расставании  обменялись  адресами.  Она вернулась в Кишинёв с разбитым  сердцем.  Переписывались. Но никогда, никогда не писали о личном. Ни слова.  Тот оказался женатым. Получала она в месяц по одному  письму.  За тридцать долгих лет корреспонденции накопилось много. Содержание походило  на статьи  из  научных  журналов. Изредка они встречались на съездах, проходивших  в  разных городах  Советского Союза. Впоследствии  понравившийся   мужчина  стал
доктором  наук,  профессором.

На конференциях  он  всегда ходил со свитой коллег.  Мог лишь  найти  глазами её в толпе и  издалека кивнуть. Не более. Даже  во  время  перерыва  в буфете  не делал попыток  к ней приблизиться. А она всегда ждала  в  гостиничном номере,  надеясь, что поздно вечером,  когда все лягут спать,  он постучится в её  дверь.  Но, увы,  этого так и не случилось. Предавалась грёзам о том, что когда-нибудь  профессор ночным поездом "Киев—Кишинёв" приедет к ней хоть на один день.

Показала несколько фотографий студенческих лет.  Мымра была красавицей,  девушкой с мечтательными глазами и русой косой на плече. Тогда у её  ног  лежал  весь мир,  и она предположить не могла,  какое Господь пошлёт ей испытание:  любовь, обрекшую  её  на  долгие  годы одиночества.   
Итак, кроме переписки, ничего и никого другого в её жизни не было.  Сватались к ней пару коллег - преподавателей,  несколько студентов — заочников,  но получали отказ.

Она замкнулась. Суровость  как защитная маска, появившаяся на лице, ограждала её от неудобных вопросов, касающихся личной жизни.  Учёный из Киева, покоривший её,  превратился в тайну.  Никому она не могла доверить её  или  поделиться мыслями и переживаниями.  Это стало причиной её отрыва от окружающих;  она избегала вечеринок, праздников,  дружбы.  Её считали диковатой и  синим чулком.

Как специалист она ценилась. В среде учёных её имя  знали. Она печаталась в научных журналах, выступала на съездах и конгрессах.             Постепенно её красота, так никем и неоценённая,  увяла,  подобно несорванному цветку. Но  с завидным упорством она  верила, что рано или поздно в её квартире появится киевский профессор.

Всё, что она делала в жизни, делала  исключительно  для него.  Шила занавески,  плела цветные  коврики-накидки на табуретки,  заказывала  у краснодеревщика мебель, клеила  обои, покупала сервиз --  всё  для  него,  предаваясь  мечтам  о  том, что из этих чашек,  сидя на этих ковриках - накидках,  по вечерам, наступит время,  они будут пить чай.

Однажды профессор не ответил на  её письмо.  Мало ли.

Быть  может,  оно потерялось в дороге.  Спустя месяц, написала, но ответа не последовало.  Женщина упорно отправляла  письмо за письмом.  Если он умер, она бы узнала, так как учёный его масштаба находился на виду. 

И только через полгода она получила  из Киева  весточку,  в коей сообщалось, что профессор  болен, перенёс инсульт,  долго  находился в больнице,  сейчас живёт у сестры, автора письма.
Не  поднимается,  говорит с трудом.  А незадолго до болезни умерла его жена. Детей у профессора нет. Стал вопрос о переводе его в дом инвалидов,  потому  как ухаживать за ним некому.

В тот же день героиня нашего рассказа выехала в  столицу  Украины с тем, чтобы привезти любимого   человека  в Кишинёв,  выходить и показать ему,  как  он ей  дорог.

К концу дня я пришла к ней. Жила  она  в двух-комнатной квартире.  В спальне я увидела беспомощно  лежащего  мужчину  с высоким  лбом,  правильными и благородными чертами лица.
Осмотрела его. Госпитализировать  заболевшего не представлялось возможным, потому как в столичном миллионном городе насчитывалось  лишь три неврологических отделения,  и  больные  ожидали  своей очереди  месяцами.  Я составила  план  лечения:  утром и вечером надлежало делать уколы, ежедневно проводить  массаж.  С пациентом начали  заниматься инструктор по лечебной физкультуре  и  логопед.  Наша героиня заставляла профессора читать  вслух  газеты и затем  пересказывать.

Через три месяца 
совместного труда  учёный  поднялся.  Слабость мышц в правой руке ещё оставалась;  передвигался он с помощью  трости,  но самостоятельно.  Научился держать ложку в правой руке.  При встречах со мной  жаловался на  спасительницу, рассказывая,  какая она беспощадная и настойчивая в стремлении  вылечить его.

А ещё он вспоминал, какой  необыкновенной красавицей она была  тридцать лет назад. Не понравиться она не могла. Но долг перед женой останавливал что-либо предпринять.  Видя,  что девушка  привязалась не на шутку,  специально  писал  ей  сухие тексты в надежде, что она охладеет к нему.

Каждый раз,  отправляя послание  в  Кишинёв без малейшего намёка на какую-либо симпатию к ней, учёный лелеял надежду, что та переключится на другого реального мужчину.  Но не тут-то было. Она, наоборот,  продолжала витать  в какой-то придуманной сказке.  Ей чудилась в его письмах завуалированная к ней любовь. А он просто жалел её.

Когда заболел,  а друзья и близкие стали о нём забывать,  он потерял всякий интерес к жизни.  Лежал, не в состоянии обслужить себя,  и просто ждал конца.  Уверился в собственной ненужности.  И вдруг в его жизни  появилась  Она, заставившая его,  как в детстве,  учиться всему:  ходить, говорить, читать,  писать.  Началась  вторая жизнь, но без учёных  советов, заседаний, лекций,  семинаров и т. д.

В моей душе всё перевернулось.  Для меня вчерашняя Мымра стала чуть ли не венценосной принцессой.

Одно дело сойтись со здоровым, успешным и молодым;   для этого смелости и ума не требуется,  а взять на себя ответственность за жизнь тяжело больного, конечно, на это способен не каждый,  даже если  их  и связывала когда-то любовь.

Позже  я  частенько встречала   эту  счастливую пару,  гуляющую у озера.  Они подкармливали  лебедей.  А через какое-то время я перешла работать в другой  район города и больше никогда их не видела.