Саша

 Саша был метисом. Его мамка Вера нагуляла его с каким-то таджиком лет 14 назад. Так говорили бабки о нем и о его мамке, сплетничая на скамейке, у входа в подъезд дома. Как известно, в каждом доме есть свои дежурные бабушки и от их зоркого ока не ускользает ни одно событие из жизни не только своего дома, но и жильцов всего микрорайона. Поэтому, если случается какое-либо криминальное происшествие в округе, сыщики начинают следствие с опроса этих пожилых женщин, и получают столько информации о заинтересовавших их личностях, сколько не дали бы о себе сами подозреваемые.
 Сашка жил с мамой и с отчимом Геннадием в двухкомнатной квартире, доставшейся им в наследство от его покойной бабушки, которая тоже растила Веру одна, без мужа. Говорили, что папа Веры погиб в 80-е годы на войне в Афганистане и ее мама так и больше не вышла замуж. Она до конца своей жизни верила, что ее Виктор однажды обязательно вернется…
Этой идеей она заразилась, когда увидела по телевизору передачу о русском парне, который попал в плен к душманам и остался жить с ними, приняв их религию и их образ жизни. Вот она и говорила дочери и всем другим, что Виктор, как только найдет возможность сбежать от душманов, обязательно вернется к ним. Но сошла в мир иной, не дождавшись этого чуда….
Саша был русоволосым, как его мама, но необычными на его белом лице были большие черные глаза с черными ресницами и бархатными черными бровями над ними. Все замечали эту контрастность в его внешности и советовали матери настроить парня, в будущем, на актерскую карьеру. Вера и сама была молодой женщиной с красивой внешностью и с приличной фигурой, которая чуть начала расплываться с годами и терять былую стройность. От кого и как появился на свет ее единственный сын Сашка, она конечно же отлично знала, но никогда никому не рассказывала о его родном отце…
Это была ее личная тайна и личная боль, которую она все время пыталась забыть. Даже бабушка ничего о происхождении внука не знала, помнила только, что по возвращению Веры с очередного стройотряда, куда возили на два месяца студентов каждый год, у неё появились признаки беременности. Но ни тогда, ни через много лет, так никто и не узнал, от кого произошел Саша. Но вот, не так давно, Вера неожиданно призналась маме, что отец Саши таджик… Бабушка не выдержала и рассказала, по секрету, эту новость своей подруге, теперь все знали, что Саша таджик по отцу.
Городские люди солнечного города Душанбе дружили между собой, и по местным обычаям все мероприятия, будь то свадьба, день рождения ребенка или поминки, справляли всем домом, сообща. В каждом дворе многоэтажного микрорайона были оборудованы специальные навесы для общественных мероприятий. Да и зайти в гости друг к другу без приглашения еще до девяностых годов считалось не за-зорным ни для кого. Это в девяностые все разом сошли с ума. Но все помнили, что вражда в город пришла из районов, это бородатые приезжие в халатах и в чалмах сидели на площадях и громко крича в микрофоны требовали от властей не известно чего… Но постепенно и городские предчувствуя, что скоро может начаться гражданская война, стали сами кучковаться по кланам и землячествам. Многие русские и русскоязычные стали паковать чемоданы, цены на квартиры резко упали, а когда две митингующие площади пошли друг на друга с оружием, даже многие узбеки ретировались в Узбекистан, не говоря уже о русских…
 – Вера, ты постарайся дотемна домой добираться с работы, – сказал ей муж сегодня, – народ о всяких ужасах судачит… Они, как будто бы воюют между собой, эти «вовчики»  и «юрчики» , а под горячую руку лучше не попадаться ни тем, ни другим.
 – У нас на заводе, вроде все течёт по-старому. Правда, деньги обвалились, как только в России напечатали собственные деньги, другие республики тоже перешли на свою валюту и эсэнгэвские рубли, говорят, ходят в настоящее время только здесь, в Таджикистане… Бартер разрешен между предприятиями и теперь меняем на хлеб и другие продукты –  бензин, солярку и строительные материалы. Вот курицу мне сегодня дали, три литра хлопкового масла и пол мешка муки, в счет зарплаты.
 – Ну, так долго продолжаться не может, – сказал Гена, – надо думать о переезде в Россию…
 – Легко сказать, в Россию, – возразила Вера, – а куда, в какой город или деревню? У тебя есть родственники в Рос-сии?.. У меня нет. Мама и папа мои родились здесь, в Таджикистане.
 – Я тоже родился здесь, но отец мой был из Калинина, а мать из Запорожья, есть у меня в этих городах дядьки и тётки, но беда в том, что я никогда не бывал в тех краях, а родители общались с родственниками через письма и телефонные переговоры, раза два в году… Надо будет попробовать написать всем родственникам, чьи адреса имеются.
 – Не откладывай, Гена, напиши. Как только на что решимся, продадим квартиру, хоть какие-то деньги будут на первую пору. Заберем Сашку и поедем отсюда, думаю, хуже не будет… Надо же, кто бы мог подумать, даже лет пять  назад, что такая страна рухнет…
Саше исполнилось тринадцать лет, и этим летом он перешел в седьмой класс. Учился Саша средненько, на тройки и четверки, любил географию и всё. Только по географии у него была пятерка и по физкультуре. Он все время изучал карту мира и в своих детских фантазиях витал на экзотических островах Таиланда и Новой Гвинеи, заплывал в Новую Зеландию и в Австралию… Романтичным пареньком рос Саша.
В это время хлопнула входная дверь, сын пришел из школы.
 – Сашок, это ты?
– Я, мама, кто же ещё?!
– А чего собирали-то вас, август месяц, каникулы ещё?
– Полы в классах мыли, двор школы подметали; первое сентября не за горами…
– Ну, это хорошо, не унималась мама, а что нового, все здесь из ваших одноклассников, никто не уехал?
 – Ну как не уехал? Уехали Филимоновы, Пивкины и Кабировы… Валиевы собираются в Башкирию переезжать… Две учительницы наши тоже уехали в Россию. А мы, что будем делать, мама, мы остаемся?
 – Навряд ли, сынок, если Россия навсегда покинет эти места, нечего и нам будет тут делать, вот папа Гена, уже ищет родину для нас. Русские мы…
Саша прошел в свою комнату. Он даже обрадовался, что скоро увидит новые земли. Надев майку и трико, он направился на кухню, где его ждали тарелка с супом и куча пи-рожков с капустой. С папой Геной у них были доверительные и почти приятельские отношения; Гена брал его с собой в пешие походы по Варзобскому ущелью и, даже однажды, они пять дней шагали по тропам Каратагского ущелья, до самой Тимур-дары и обратно. Мама не любила ходить в походы, но сына и мужа снаряжала охотно. Ей нравились их отношения, а совместные походы, по ее наблюдению, только укрепляли дружбу и взаимопонимание между её родными мужчинами.
Но сегодняшний день пошел совсем не по накатанному сценарию. Саша, как ушел утром в школу, так и до сих пор не вернулся… С ним раньше такого не наблюдалось, он был серьезным мальчиком и, ещё, старался не доставлять хлопот своей маме. Маму он любил больше всех на свете.

* * *

 Родной отец Саши родился в Душанбе, но предки его были из Гарма. В те годы, когда учились они в политехническом институте, Гаюр, был современным молодым человеком, высокого роста, с кудрями цвета спелого каштана и с огромными черными глазами на красивом белом лице. Эти глаза и загипнотизировали юную Веру… Но как только Гаюр узнал, что Вера беременная, он не то что не обрадовался, он категорически отрекся от неё и ребенка. В тот же год Гаюр женился на своей соплеменнице и, после окончания института, исчез из жизни Веры. Глубоко обиженная, таким коварством, Вера замкнулась в себе, аборт не стала делать, но и не сказала никому, от кого понесла.
Сегодня, когда пропал Саша, первое что пришло ей  в го-лову – это похищение его Гаюром. Она поделилась своими подозрениями с мужем.
 – Если это дело его рук, – сказал Геннадий, – искать бесполезно, он наверняка увез его в Гармскую долину, а там нынче своё государство и свои законы… Будем надеяться, что Саше удастся сбежать от них и вернуться в Душанбе. Хотя заявление для милиции надо написать.

* * *
 
Сашу действительно привезли в горную Каратегинскую долину. Родовой кишлак его отца находился через реку Сурхоб в горах, напротив городка Гарм. Место это называлось Хазорчашма – Тысяча родников. И природа здесь была фантастически красивая, кроме бесчисленных родников, здесь были два глубоких голубых озера с камышовыми берегами. Как только начались беспорядки в Душанбе, и начался отток русскоязычного народа из республики, Гаюр вспомнил о своем русском сыне, причина была весьма банальная, у него росли четыре дочери, а наследник все не появлялся на свет. Таджик, не имеющий сына, всегда чувствует себя ущербным в обществе. И Гаюр решил исправить этот недостаток в биографии. Он был очень эгоистичным человеком, и ему было все равно, какую боль он может нанести матери Саши, и что будет с нею, да и отец Гаюра, ортодоксальный богослов, когда узнал о существовании внебрачного внука, сказал:
– Гаюр, ты хорошо знаешь, что мы все по отцовской линии потомки ишанов, ишанами были семь поколений наших предков, наша кровь особенная и нельзя допустить, чтобы твой сын и мой внук стал кафиром*. Ты должен вернуть его в семью, и мы, со временем, сделаем из него настоящего правоверного мусульманина. Это наш долг.
Где находился дом Веры, Гаюр знал еще с тех времен, когда они дружили, и ему часто приходилось вечерами провожать девушку до дома. Остальное было делом техники. Он, с двумя напарниками, которые приходились ему родными братьями, затолкали Сашу в салон «Нивы» Гаюра и, шибко припугнув, чтобы мальчик не брыкался, трое рослых бородачей повезли несчастного ребенка за город. Ехали долго, при выезде из Ордженикидзеабада мальчику завязали тряпкой глаза и, в темноте, укаченный дорогой, он быстро заснул. На место прибыли уже поздней ночью…

* * *
 Вера не спала до самого утра, всё надеялась, что сын, где бы не находился, вот-вот вернется домой. Она плакала в предчувствие беды и просила Геннадия пойти поспрашивать людей, может, кто видел сегодня Сашу. Гена расспросил бабушек, в первую очередь, но они видели его только тогда, когда он выходил из дому, то есть, утром… Гена по-шел в школу и там узнал, что Саша участвовал в субботнике и часов в двенадцать, как и все, пошел домой. Тогда он стал расспрашивать прохожих по дороге от школы до дома. Никаких зацепок не было, никто ничего не мог сказать о пропавшем мальчике. Неожиданно, одна девочка вмешалась в разговор:
 – Я сегодня, когда шла от хлебного магазина домой, видела, как вон на той стороне дороге остановилась белая «Нива», и трое дядек кого-то затащили с дороги в машину и быстро уехали…
 – А как они выглядели? Может, ты и номер машины за-помнила? – спросил Гена, с надеждой.
 – Неа! Было далеко…
С этими сведениями Гена пришел домой, Вера, в это время, не находила себе места, слезы лились ручьями из ее глаз, сердце разрывалось от неизвестности. Но весть, принесенная мужем, как ни странно, чуть успокоила ее.
 – Это точно он! Гаюр был всегда способен на любую дерзость и на любую подлость, а при нынешних временах он, наверняка, банду себе сколотил и участвует в этих бес-порядках.
 Я помню, как он сказал, однажды, что его отец из святых и никогда русскую невестку и нагулянного без никах* ребенка не пустит в свой дом. А теперь-то что заставило его повезти русского ребенка к себе? Что изменилось в их принципах?
– Ладно, Верусь, теперь мы знаем, хотя бы, что он жив и здоров и находится в доме своего отца. Надо подождать, может в этом монстре есть хоть что-то человеческое, и он даст нам знать о состоянии Саши…

* * *
 Саше еще по дороге развязали глаза, когда он проснулся и сел прямо между двумя рослыми парнями. Все равно не  видно ни зги, и только дорога освещалась фарами автомобиля.
Мужики тихо переговаривались между собой на таджикском языке, Саша понимал некоторые фразы, но говорить на таджикском не умел.
 – А, джигит, выспался? Что ночью будешь делать? – по-вернув голову, обратился к нему на русском тот мужчина, который сидел за рулем.
 – Ничего не бойся, теперь ты ни в чем не будешь нуж-даться, пока я живой, – и чуть помедлив, добавил, – иншаллах!
 Саша ничего не понимал, но чувствовал, что в его жизни с этого дня все изменилось. Бедное сердечко тревожно забилось в груди… Через какое-то время они въехали через широкие ворота в большой двор и оказались перед крыльцом двухэтажного особняка. Поочередно загорелся свет почти во всех окнах. Народ высыпал во двор. Какие-то женщины и девочки обнимали и целовали Гаюра и его спутников, позже он узнал, что это были его мать, сестры и дочки. Крепкого телосложения пожилой человек с белой бородой пристально стал рассматривать Сашку…
 – Проведите его в гостиную, женщинам спать, а мужчинам на семейный совет. –  Саша понял, что самый главный в этом доме именно этот человек.
Все расселись по курпачам*, вокруг дастархана*. После того как трапеза закончилась, старик прочитал соответ-ствующую молитву и все, вслед за ним, сделали омин, про-ведя ладонями по лицу. Тут же заскочили в комнату девочки и убрали все со скатерти, а потом и саму скатерть. Все ждали, в гробовой тишине, что скажет глава дома. Неожиданно старик обратился к Саше
 – Тоджикиро медони? ( Таджикский знаешь?) –
Тот отрицательно покачал головой.
 – А, камтар медони, ку? Мало знаешь, да? – Саша молчал.
 – Меня зовут бобои Абдулло, я твой дедушка – сказал он, – а этот человек твой родной отец. Эти джигиты твои родные дяди, братья отца. Вот его зовут Зинатулло, а  его – Насрулло. Твоего отца зовут Сайфулло, но с детства к нему прилипло имя Гаюр – бесстрашный, и теперь, так его зовут все. У тебя есть четыре сестренки, позже, когда ты станешь мусульманином, твоей задачей будет, защищать и оберегать их по жизни. Тебя зовут Саша, то есть Александр, когда мы сделаем обряд обрезания, ты станешь носить имя Искандар.
Старик на минуту замолчал, никто не пытался вставить и слова… Саша сидел с опущенными глазами и понимал, в какие могущественные руки он попал, он понимал, что ни слезами, ни мольбами не растопить холодные сердца этих каменных людей… Оставалось только смириться со своей участью, и ждать удобного случая для побега…
 – Когда ты будешь знать таджикский язык и веру таджиков, – продолжил свой монолог старик, – ты поймешь, что в тебе течет кровь уважаемых и именитых ишанов, ты узнаешь историю своих предков, почувствуешь почтение всех мусульман округи к себе, и тогда тебе станет гордо за свое происхождение. Ты и лицом, и ростом похож на нас, оста-лось, только мозги твои очистить от прежней шелухи, и за-полнить твою голову истинной наукой и истинной верой. И тогда, иншаллах, из тебя вырастет настоящий воин Ислама!

* * *
 К Вере, однажды на улице, подошел незнакомый паренек и быстрым полушепотом сказал:
 – Вам велено передать, что Саша живет с отцом, здоровый и невредимый, искать его не надо, он, когда вырастет, если захочет, сам найдет вас…
 – Что значит, если захочет? Где мой сын, верните моего сына! –
Но паренек отбежал в сторону, и растворился, между домами… Вера заплакала от отчаяния, ведь у неё никого не было роднее Саши... А в это время по городу начали рейды и чистки вооруженные люди, одетые, кто во что, члены стихийно созданных бандформирований. Милиция и другие правоохранительные органы, или разбежались по своим регионам, или шли на поводу у мятежников. Русские, и все остальные народы, массово потянулись на свои исторические родины. На поиски Геннадия откликнулся один его приятель, который с семьей решил переехать в город Борисоглебск. – Там, – сказал он, – принимают беженцев из Таджикистана и можно будет найти работу и жильё.
Вере ничего не оставалось делать, как подчиниться судьбе… Они продали квартиру, организовали контейнер для скарба, и уехали из бурлящего Душанбе за неделю до нападения на город большого отряда из сил народного фронта, которые базировались в городе Регаре. На улицах города несколько дней шли бои, и в этих перестрелках погибло немало мирных жителей. Обстановка в городе все больше накалялась. Люди говорили, что настоящая война идет в Вахшской долине и что воинские части, которые подчиняются приказам Москвы, пока соблюдают нейтралитет.

* * *
Саша постепенно начал приживаться в чужой среде. Уже спустя месяц после своего похищения, он в сопровождении кого-нибудь из членов семьи, или соседского мальчика Ша-рифа, которого приставили к нему, прогуливался до околицы деревни. По утрам, вместе с сестренками сопровождал коров до пастбища, а пастбища здесь начинались прямо за дворами крайних домов и доходили до подножия снежных гор. Ему купили новую одежду и новую обувь. Все относились к нему, как ему казалось, как к наследному принцу. Все бы терпимо, но столько много разных странных правил и обычаев было у таджиков, что он на первых порах запутался. Однажды донесли деду, что Искандар писает стоя в открытом поле… Дед сказал Саше, что для мусульманина это большой грех-убол, и чтобы он больше так не делал… Нельзя было пинать ногами корову, баранов и коз – тоже убол, как сказал его постоянный спутник и ровесник Ша-риф. Вот собаку, ишака и женщину можно, добавил он… Саша с удивлением уставился на него. Надо сказать, что разговаривали они на таджикском и на русском, вперемешку.
 – А женщина, что не человек? – вырвалось на русском у Саши.
 – Чалавек, чалавек, – успокоил его Шариф, – но толка мама, сестра и бабушка твой, а другой занак* не чалавек!
Вот так, день за днем, уже больше трех месяцев, познавал новый мир наш герой. Он наблюдал за местными и пришел к выводу, что если бы они сами не придумали бы себе столько табу, то жизнь их была бы намного свободнее и интереснее. Уж больно суеверные эти таджики… Но люди они простодушные и добрые, особенно в этой деревне. Саша стал местной знаменитостью и каждый норовил заговорить с ним и пригласить его к себе в дом. Сегодня приехал из Душанбе его отец Гаюр, ведь он тогда, через день вернулся со своими братьями обратно в центр событий. Сего-дня они приехали на трех машинах и были все в полувоенной форме и с автоматами за плечами. Приехали они не на долго, только чтобы дать угощение односельчанам по случаю обрезания Искандара. С собою они привезли доктора с чемоданчиком, как узнал потом от того же Шарифа Саша, местный специалист отказался делать операцию, сказав, что парень уже перерос и он боится, что могут быть осложнения… Сашу одели в длинную белую рубаху и уложили на специально приготовленное для него ложе. Доктор был в курсе, кому будет делать операцию, и шепнул Саше на русском:
– Не бойся, парень, я тебе сделаю местный наркоз, и ты ничего не почувствуешь.
Операция прошла довольно быстро, и воины ислама, раним утром, уехали решать свои проблемы в Душанбе. Гаюр подходил пару раз к сыну, чтобы узнать о его самочувствии, но сын или спал, или притворялся спящим… Зашел дед и торжественно объявил:
 – Иншаллах! Воля Аллаха свершилась, теперь ты, Искандар, равный среди братьев своих! С этого дня ты должен забыть прежнюю жизнь и прежнее имя своё. Как только выздоровеешь, начнешь читать намаз со мной, я тебя многому научу, и все будут знать, что у ишана Абдуллы есть достойный внук, продолжатель его. –  Потом он прочитал традиционное дуа и все сделали омин, с возгласом «Аллах Ак-бар!»
Прошел год. Искандар совершенно изменился. Таджикским языком он теперь владел на бытовом уровне, но старался мало говорить, больше слушал, что говорят другие. Внутри его шла борьба, он конечно, ни на минуту не забывал о своей родной маме и переживал за неё, но публично никогда о ней не спрашивал даже у Гаюра, который периодически приезжал из Душанбе. Но однажды Гаюр сам рассказал, что Вера знает, где он находится. И рассказал, что они с мужем продали квартиру и уехали в Россию.
 – Скоро Таджикистан станет исламским государством, и мы будем жить как в Дубае, – сказал он, – я счастлив, что у меня есть сын и мой сын правоверный, как его отец, дед и все его предки.
Новоиспеченный Искандар молчал… Все уже привыкли к серьезности и немногословности паренька и, даже, посчитали эту черту его за достоинство.

* * *
 Таджикских беженцев взяли на учет, расселили по общежитиям, и на первых порах местная власть выделила им небольшую единовременную денежную помощь. Работу посоветовали искать самим. Одним словом, каждый стал выживать, как мог. Через полтора года после переезда в ма-тушку Россию, Вера родила девочку, это спасло ее от депрессии… Ведь после похищения сына она долго не могла не то что смеяться, просто улыбаться она не могла… Саша не покидал ее сознания ни на минуту… По старой русской традиции, она пыталась утопить горе в водке, но это делало ее состояние еще тяжелее и горестнее… Геннадий всячески поддерживал ее, напоминал, что Саша живой, и что он непременно однажды вернется к ним, сколько бы лет ни прошло.
 – Моя мама до своего последнего дня ждала, что ее муж сбежит из душманского плена, и вернется к ней… А теперь мой сын стал душманом…
– Вера, родная моя, нам надо завести ребеночка, ребенок вернет счастье в наш дом.
 – Это при нашем-то положении? Ребенок будет расти в общежитии?
 – У нас все наладится. Я буду работать как вол, мы вместе будем стараться и обретем порядочное жилье. Да и страна не может так долго разрушаться. Это же Россия, она обязательно станет процветающей.
Вера стала покупать необходимые продукты и печь свои фирменные пирожки из различных начинок, ее талант заме-тили бабки, что сидели на вокзалах, предлагая пассажирам готовую еду. Одна пожилая женщина так и сказала:
 – Ты, милочка, здесь не сиди, иди пеки ещё, а я буду продавать твои вкусняшки. Вечером договоримся о разделе прибыли.
Дела пошли в гору. Женщина оказалась порядочной, хотя и говорят, что рынок любого совестливого человека делает бессовестным. Она нашла для Веры еще двух подруг, которые сидели в разных точках города и принимали на продажу Верины пирожки.

* * *
Прошло пять лет с того дня, как русский паренек Сашка стал Искандаром… Много важных событий произошли, как в стране, так и в жизни наших героев. За это время завершилась гражданская война в Таджикистане, сменилась власть, и вот в этом году был в Москве официально заключён мир между существующей властью и оппозицией, к которой от-носились и члены семьи ишана Абдулло. Погиб в бою под городом Курган-тюбе, младший сын ишана, Насрулло, еще в первый год войны. Гаюр получил тяжелое ранение и те-перь с ампутированной ногой передвигается на коляске, второй ноге перерезало сухожилие той же миной, на которую он наступил. От его бравого вида и гонора не осталось ничего, кроме бессильной злобы в глазах. Зинатулло, сред-ний брат Гаюра, с семьей бежал вмести с тысячами других семей в Афганистан. Старый Абдулло сильно сдал и дожи-вал последние свои дни вместе с покалеченным сыном Га-юром в своем доме в Хазорчашме… Искандару шел уже девятнадцатый год. Он до сих пор был немногословным и равнодушным ко всем переменам в жизни семьи. Он, как будто, чего-то выжидал, как показалось однажды старому Абдулло.
 – Помнит, видимо, не забыл свою кафирскую-неверную жизнь и русскую мать, – подумал, с горечью, старик, – слишком поздно он попал в наши руки, попробуй, пойми, что за мысли бурлят сейчас в его голове… О Аллах, не дай сойти ему с праведного пути! Надо немедленно его женить. Тогда уж точно он никуда не денется…
 Искандар освоил Коран, за эти пять лет, под влиянием деда, перечитал все хадисы, научился сносно говорить на арабском, беря частные уроки у одного из односельчан, который знал этот язык. Одним словом, он стал готовым муллой, и можно было назначать его имамом-хатибом в любой мечети округи.
Да, не забыл Искандар свою прошлую жизнь и свою ма-му Веру… Он на людях почти не разговаривал на русском, но оставшись наедине с собой, вспоминал стихи из школьной программы, выученные наизусть еще в детстве и, полушепотом, читал, смакуя каждое слово родной речи… Здесь никто ничего хорошего не говорил о России и о русских, будущий мулла Искандар покорно опускал глаза при разговоре на эту тему, и быстро шептал заклинания тасбеха, перебирая чётки… Женили Искандара в год его двадцатилетия. Невеста, девушка пятнадцати лет, была дочерью дру-га деда Абдулло и жила в соседнем кишлаке. Здесь не принято, до сих пор, молодым знать друг друга до свадьбы, смотрят и выбирают родственники. Молодые с детства верят в Такдир, то есть, в Судьбу, и воспринимают спутника или спутницу жизни как должное, как нечто неизбежное. У Искандара и Рухшаны родился сын, и Гаюр назвал его в честь своего отца и деда Искандара – Абдулло.
 – Он, когда вырастет, будет зваться ишан Абдулло – говорил, с гордостью, Гаюр.
 Позже, еще через пять лет, когда покинул земную жизнь его дед Абдулло, Искандар поехал в Москву, не столько для поиска лучшей доли, а именно из огромного личного интереса к этой земле и к этому народу, частицей которого он был, когда-то… Слова, Россия и Москва, всегда волновали его. Там жили его мама и его отчим. Конечно, он имел представление, как выглядит Москва, но великолепие города и внутренняя раскованность здешнего народа очень впечатлили его сознание. Неожиданно его озарило:
 – Все люди земли, просто живут, а мусульмане, соблюдающие нормы ислама, отбывают эту жизнь как неизбежный рок, как переходный период в вечный небесный рай, через испытания и аскетический образ жизни… Эти еже-дневные подъемы в пять утра, а летом и в четыре, ритуал омовения, процедура чтения сур из Корана, с низко опущенной головой, и последовательные поклоны, с касанием лба земли или коврика, все это делает человека солдатом веры, причастным к какому-то избранному обществу людей. Читающий намаз человек не любит тех, кто не с ним… Подспудно он верит, что все остальные, недостойные рая существа, живут и процветают в этом мире, благодаря именно его молитвам… А коллективные молитвы сплачивают людей, дают им чувство превосходства над одиночка-ми, и тут, любой призыв того, кто стоит впереди всех, может быть воспринят, как команда к действию. Многие по-громы и восстания в различные времена и в различных странах, начинались именно после коллективного намаза и призыва муллы к наказанию неверных, и наведению угодного для Аллаха порядка…

* * *
Гармская диаспора жила сплоченно на чужой земле, других таджиков они не принимали в своё сообщество, да и не стремились другие к ним. Здесь было принято всем группироваться по месту своего происхождения – памирцы, кулябцы, худжанцы плотнее общались между собой в Таджи-кистане, чем здесь в России, нет, не враждовали, но и не забывали о дистанции, которая образовалась между ними после гражданской войны... Все эти наблюдения очень печалили Искандара. Он жаждал принести пользу в будущем, и русским (от своей русскости он никогда не отрекался в душе), и таджикам… Но каким образом можно было осуществить это, он пока не знал.
Решение пришло к Искадару совсем неожиданно. Ему приснился сон, будто он агент Кремля в какой-то Ближне-восточной стране… В форме арабского шейха он восседал на троне…
– «А почему бы и нет?» – подумал он, проснувшись, – может это вещий сон? Не зря так круто Судьба со мной обошлась... Я, до сих пор не знаю, жива ли моя мама, и как ее найти в этой огромной стране…
 Искандар дал запрос на поиск Веры Викторовны Гончаровой. Ему пришел список на двадцать человек со всей Рос-сии с идентичными данными. А Вера жила с дочкой Варей и мужем Геннадием в Мытищах, недалеко от Москвы. Они уехали из Борисоглебска шесть лет тому назад,
Геннадий, с согласия Веры, купил 10 соток земли и они, в первое же лето, построили хозяйственную пристройку, где провели первую зиму у русской печи с березовыми дровами, и баньку из тесанных бревен построили, а на другой год, из таких же бревен, воздвигли двухэтажный терем. Теперь у них был собственный дом. Геннадий, в последнее время работал водителем такси в Борисоглебске, переехав в Подмосковье, они купили в кредит хорошую машину марки «Шевроле», и Геннадий таксовал уже на собственном автомобиле. Вера нашла работу повара в местном кафе, а Варя училась в школе.
 Соответствующие органы, сотрудником которых неожиданно стал Искандар Сайфуллазаде, довольно быстро нашли его русских родственников. Искандар, получив ад-рес, сам, без свидетелей, поехал на такси в Мытищи… Ка-литку открыла его сестренка Варя, и обомлела от неожи-данности, перед ней стоял двухметрового роста бородатый мужчина, явно не русский…
 – Вам кого?
 – Здравствуйте… Я ищу Веру Гончарову…
 – Варька, кто там пришел? – послышался женский голос, голос, который Искандар узнал бы среди тысячи голосов и через сто лет… это был голос мамы. Сердце заколотилось в груди…
 – Не знаю! Веру Гончарову спрашивает.
Вера, накинув на плечи шаль, подошла к калитке. Когда она взглянула на незнакомца, по ее телу пробежала дрожь, что-то в этом бородаче было такое знакомое, такое родное…
 – Саша?! Ты нашел нас…
Искандар еле успел подхватить ее на руки. Вера потеряла сознание… Варя побежала в дом за водой, она поняла, что этот мужчина ее, когда-то пропавший брат, о котором, со слезами на глазах, всегда вспоминала мама…
Вера, придя в сознание, повела Сашу в дом. Геннадий был на работе и приехал поздно вечером. Когда они сели все вместе за стол, Гена принес из холодильника бутылку.
 – Не каждый день приезжает сын, который ушел из дому пятнадцать лет тому назад, надо отметить. Тут все заметили, как густо покраснел Саша…
 – Прошу извинить меня… я не пью… совсем не пью.
– Молодец. Хорошо, что не пьешь, не надо стесняться этого, ну а мы с папой выпьем за твоё возвращение! Мы почти свыклись с мыслью, что потеряли тебя навсегда… Глаза ее опять наполнились слезами…
 – Варька! Это Саша, твой старший брат, ты не пугайся его вида, он добрый. Моя мама всю свою жизнь ждала свое-го мужа и моего папу из афганского плена и не дождалась… А я вот дождалась, пусть он не такой теперь каким был раньше, зато он живой и невредимый, всё остальное не важно.  –
Она встала, еще раз поцеловала сына и заплакала… но эти слёзы не были горькими, слёзы счастья лились по ще-кам мамы и сына…
* * *
По сценарию заинтересованных органов, мулла Искандар был обвинен в подготовке террористического акта в пределах Москвы и после суда, получив приличный срок, был этапирован в Сибирь… Там и затерялись его следы. Через год было официально объявлено, что исламский террорист мулла Искандар, бежал из мест заключения и находится во всероссийском розыске…
Потом он всплывал то в Сирии, то в различных городах Афганистана и Пакистана. Слава верного борца за ценности Ислама сопутствовала ему везде, немалую пользу приносили слава деда ишана Абдуллы и его отца ишана Сайфуллы, борцов за образование исламского государства в Таджикистане... Вести о его подвигах во имя Аллаха, доходили и до Гарма, где рос его единственный сын Абдулло. Родичи гордились Искандаром.

P.S
 У майора внешней разведки РФ Александра Гончарова, была особая миссия, ему надо было взойти на руководящую должность в одном из мощных религиозных объединений, которое работало на осуществление террористических актов в России и в странах Центральной Азии…
Примечания:
"вовчик"(жаргон) - вахабист, сторонник исламистов
"юрчик"(жаргон) - сторонник Народного фронта
никах - заключение брака по исламским законам
курпача - узкий матрасик
иншаллах - Если соизволит Аллах
ишан - переходящий титул религиозного богослова в Исламе.