Камалока-4. Интерлюдия-2

Художник Olivia de Berardinis


Любовь движет всем сущим во Вселенной,
порой, и ненависть тоже.
Но разве без любви возможно прожить?


Интерлюдия 2

Хрупкая невысокого роста женщина, облачённая в чёрный домотканый хитон и мягкие войлочные тапочки с загнутыми вверх носками, медленно шла по мрачной подземной галерее. Стены галереи местами покрывала мохнатая серая пыль, засохшая белёсая плесень и россыпи мелких извилистых трещин, создающих иллюзию причудливых сказочных узоров, тонущих в мягком сумраке этого безрадостного места. Тусклые медные светильники, висящие на железных крюках, вмонтированных в шестигранные колонны, своим рассеянным светом указывали женщине путь, хотя она совсем не нуждалась в этом скудном освещении. Способности её уникального организма позволяли ей видеть дорогу и без этих редких очагов света, мерцающих словно одинокие усталые светлячки тёмной осенней ночью.
Седые волосы дамы были аккуратно уложены в невысокую причёску, которая венчалась маленькой чёрной шапочкой, закрывающей только верхнюю часть головы. Лицо дамы, когда-то поражающее своей изысканной аристократической красотой, давно увяло. Сеточка мелких морщинок вокруг выцветших глаз, когда-то яркого изумрудного цвета, и скорбная линия поблёкших губ – вот что осталось от первой красавицы былых веков, промелькнувших сквозь её бесконечно долгую жизнь и опавших к её ногам подобно желтеющим листьям стареющей берёзки.
Никаких украшений не наблюдалось за исключением крупного гранённого кристалла тёмно-фиолетового цвета, который поддерживаемый серебряной цепочкой слабо поблёскивал на хитоне дамы в еле приметной впадинке между иссушенными временем небольшими грудями. Кристалл с горечью вспоминал как когда-то этот роскошный бюст, воинственно выпирая вперёд торчащими словно наконечники стрел набухшими тёмными сосками, являлся предметом мечтаний сотен кавалеров, претендовавших на любовь когда-то первой красавицы Тёмного Мира планеты Земля!
По нашим меркам дама выглядела лет на шестьдесят, но безусловно её возраст исчислялся десятками веков, о которых она не желала даже вспоминать:
«Зачем натужно страдать о былом? Что было – то прошло! Надо жить настоящим. Незачем попусту перебирать в памяти сладострастные моменты близости с любимыми мужчинами. Этих мужчин уже давно нет в живых. Может быть они на Небесах, а может быть ещё где-то. Но в Тёмном Мире я давно их не встречала, – рассуждала дама. – Значит они ушли. Куда? В небытие?
Есть такая прослойка между мирами. Она называется «небытие». Там нет времени. И существо, или лучше сказать индивидуум по кармическим причинам попавший туда, как бы засыпает. Он не ощущает времени. Столетие для него пролетает как одна минута. А когда он выйдет из этого небытия одному Всевышнему известно. Может быть, мои любовники всё ещё там?
О Всевышний! Прости меня, засранку, за эти словоблудия!» – мысленно всполошилась дама.
Она сложила пальцы правой руки в магический знак. Кристалл на её впалой груди на мгновение вспыхнул ярким светом.
«Не приведи Всевышний, ещё Сатана услышит мои мысли!» – подумала дама и сложила теперь уже пальцы левой руки определённым образом.
Вокруг неё тут же образовалась полупрозрачная сфера, не видимая обычным физическим зрением.
- Бережёного Всевышний бережёт, – одними губами прошептала дама и неторопливо пошла дальше по тёмной галерее.

Но вот она приблизилась к концу тоннеля, расширяющегося в овальный зал с шестью железными дверями по периметру, и тихо щёлкнула пальцами, снимая с себя защитный кокон. Едва увидев даму, дряхлый старик, демон-охранник, тут же поднялся с деревянной лавки, на которой он коротал часы дежурства:
- Уважаемая госпожа, миледи, искренне рад видеть вас в добром здравии! – он неуклюже поклонился.
- Ну что ты, Йен! Не пристало тебе в твоём возрасте поклоны отбивать, – ласковым голосом произнесла дама.
- Миледи МОра! Это вы говорите мне о возрасте? Я очень хорошо помню тот день, когда я увидел вас на балу в честь празднования Нового Года. Я был тогда ещё паж-подросток, в первый раз допущенный на этот ежегодный праздник. Я смотрел как вы кружились в танце с очередным кавалером, а вокруг меня шептались расфуфыренные матроны, обливая вас грязью и досадуя что уже восемь столетий вы являетесь предметом вожделения различных высокопоставленных демонов и даже ангелов мрака. Что они бьются на поединках только чтобы сорвать один единственный поцелуй с ваших карминовых уст. Уже тогда, мальчиком, я был влюблён в вас.
- Напомни мне, Йен, пожалуйста, когда мы с тобой познакомились более близко? – с ностальгией в голосе попросила миледи.
- Мы с вами стали любовниками примерно в… – тут старик запнулся, напрягая память и с усилием морща и без того испещрённый морщинами лоб.
- Ну полно, Йен, полно. Сейчас нет нужды вспоминать такие далёкие времена. Присядь, отдохни, – ласково произнесла дама.
Старик с трудом опустился на лавку.
Миледи взглянула на одну из шести запертых дверей:
- Так ты говоришь, что она повторяет это уже седьмой день? – негромко спросила Мора.
- Точно так, миледи! – старик вытянулся по стойке «смирно», насколько ему позволяла подагра и плохо сросшиеся вследствие ранения кости на левом бедре. – Я решил, что это очень важно, поэтому как полагается доложил по инстанциям.
- Хорошо. Я зайду к ней.
- Как прикажете, миледи, – старик неуклюже поклонился.
Он стал вынимать из кармана штанов неопределённого цвета связку ключей, но что-то там застряло. Старик пыхтел и сопел от натуги, его лицо покрылось обильным потом. Наконец, после минутных усилий он с радостью в глазах извлёк злополучную связку из шести больших ржавых ключей, прошаркал приземистой походкой к одной из дверей, со скрипом дважды повернул ключ в замке и отошёл немного в сторону.

Миледи Мора приблизилась к двери и, не трогая её руками, силой своего взгляда раскрыла тяжёлые створки внутрь. Дверные петли жалобно пискнули. Впереди неё была абсолютная темнота. Дама мгновенным усилием воли вызвала в своём организме способность астрального зрения и шагнула в келью, или лучше сказать каземат, расположенный глубоко под землёй, под руинами Древнего Города, бывшей столицы Сиреневого Мира.
Пройдя пару десятков шагов по узкому тоннелю, миледи вошла в эллипсовидный зал. Посередине зала на голом каменном полу сидела женщина. Перед ней на камнях лежала какая-то кучка, то ли пепла, то ли праха. В дальнем конце зала находилась большая каменная чаша, наполненная, на удивление, чистой прозрачной водой. Больше в каземате ничего не было.
Мора сосредоточила свой взгляд на кучке пепла:
«Прах детских кроваток из красного дерева», – определила она по остаткам эфирных оболочек.
Женщина подняла на вошедшую затуманенный взор когда-то ярко-голубых очей, а сейчас блёклых «стекляшек» полуприкрытых иссохшими веками. Одежда женщины состояла из каких-то грязных лохмотьев, чуть прикрывающих область таза. Её почерневшие от грязи спутанные когда-то белокурые волосы бесформенной копной ниспадали на плечи и измождённую худую спину.
«Не приведи Сатана встретить старость в таком состоянии!» – с состраданием подумала про себя миледи.

Вдруг в бесцветных очах заключённой проскочила искра разума. Она уставилась на вошедшую осмысленным прожигающим взором:
- Я помню тебя. Ты – Мора. Нас познакомил его несравненное могущество Брат, муж мой, когда ты была молоденькой девочкой и только-только начинала влюбляться в мужчин, – произнесла арестантка на удивление приятным голосом.
К горлу миледи подступил горький комок. Она непроизвольно сглотнула.
- Подойди ближе. Я хочу рассмотреть тебя, – попросила заключённая.
Миледи сделала с десяток шагов вперёд.
- Да-а-а, постарела ты, постарела. От былой красоты не осталось и следа, – вынесла свой вердикт арестантка.
- Ты тоже выглядишь не девочкой, – негромко вымолвила Мора.
- Я? – удивлённо переспросила заключённая.
Она начала медленно подниматься с каменных плит. Ворох тряпья с бёдер арестантки упал к её ногам. Величественным жестом заключённая откинула назад копну спутанных волос и перед изумлённой миледи предстала женщина неописуемой красоты, только очень худая.
Высокая полная грудь выпирала вперёд, дразня удивлённый взгляд Моры упругими розовыми сосками, тонкая талия и широкие бёдра поражали совершенством своих линий, длинные ноги, казалось, были высечены из светлого мрамора величайшим скульптором всех времён и народов. Одухотворённое с аристократическими чертами лицо смотрело на миледи с долей презрения и превосходства:
- Пред тобою, дщерь смертная, богиня Лилит! Преклони колено!
Под властным прожигающим взором богини Мора немного оторопела и, как под гипнозом, опустилась на одно колено.
- Вот, так-то лучше, – с удовлетворением вымолвила богиня. – Достаточно! Я тебя отпускаю. Можешь идти к своим любовникам. У меня есть ещё неотложные дела. Ступай! – голосом, не терпящим возражений, молвила Лилит.

Затем богиня подняла с пола груду тряпья, наспех обернула его вокруг бёдер и уселась на грязные камни. Руками она начала перебирать прах, лежащий перед ней. Она собирала прах в кучку, потом пересыпала его из ладони в ладонь, а затем опять высыпала на пол, потом снова собирала в кучку и далее движения повторялись.
Мора, продолжая стоять на одном колене, внимательно наблюдала за Лилит.
- Детки мои детки, Халит и Багил. Я вас очень люблю, – начала бормотать себе под нос богиня. – Внуки мои, Кам, Сур, Див и Лок. Я вас тоже очень сильно люблю. Грядёт, грядёт великая битва. Будьте очень осторожны. Понапрасну не лезьте под стрелы. Не гордитесь своей силой. Не серчайте на ворога. Хладнокровие, только хладнокровие спасёт всех вас в грядущей битве.
Детки мои детки, Халит и Багил. Я вас очень люблю, – шёпотом продолжала богиня. – Внуки мои, Кам, Сур, Див и Лок. Я вас тоже очень сильно люблю. Грядёт, грядёт великая битва! Будьте оч…
Она запнулась на полуслове:
- Битва! Битва! – возвысила голос Лилит. – Кровь! Кровь! Я всюду вижу кровь! Она льётся и льётся! – богиня уже кричала. – Кровь! Кровь! Детки мои, надо выжить! Надо приготовиться! Услышьте меня! Грядёт великая битва! Грядёт! Грядёт!!!
Тут вдруг она умолкла, опустила очи долу и снова принялась перебирать в ладонях прах, лежащий у её ног.
Мора подождала несколько минут, затем поднялась с колен, развернулась и вышла из каземата:
- Закрывай! – бросила она, проходя мимо старика, даже не взглянув на него на прощание.