Сюрприз

Объединение мужских и женских школ требовало определенного времени для адаптации. До этого мальчишки и девчонки были как бы сами по себе, в своих собственных мирах, которые почти друг с другом не пересекались. И вдруг эти миры пересеклись! В классе сидели вместе, но туалеты были раздельными. Мальчишки носили серые штаны и кители как у дедушки Ленина на картине из его детства, а девчоночья форма состояла из  коричневого платья с белым кружевным воротничком и передника, черного по будням и белого по праздникам. Мальчишки ходили стриженные прической полубокс, а у девчонок были косы, да еще и с бантам. Девчонки вечно хихикали, а мальчишки делали вид, что девчонки их совсем не интересуют, и даже относились к ним с картинным пренебрежением. Вроде бы как настоящим пацанам на девчонок наплевать.

На самом же деле все было не совсем так, и девчонки еще как пацанов интересовали, но показать это как бы было себя унизить. И девчонки тоже понимали, что за внешним безразличием, и даже временами напускной грубостью скрывались совсем другие, может быть еще не осознанные, чувства, и тоже играли в свою игру.

К началу воссоединения в нашем пятом Б классе собралось 35 ребят разных возрастов, национальностей, характеров и способностей.
 
Самому старшему из учеников, Тенгизу Микаеляну исполнилось 16 лет, в каждом классе, кроме третьего, он учился по два года, а в четвертом аж три, причем последний год в четвертом классе он сидел со мной за одной партой, и скорее всего только благодаря этому он его преодолел. Мы с ним были большими друзьями.

Но Тенгиз был не единственным учеником с таким послужным списком. Две девочки, Лариса Хурцилава и Алла Саркисова были того же возраста. Полная флегматичная Лариса была даже на полгода старше Тенгиза, а ее подруга, худая, рыжая и очень подвижная Алла, была сестрой моего друга Аркаши Саркисова, тоже рыжего, и тоже нашего одноклассника, лет на пять младше ее.

Алла и Лариса были уже девицами с пониженной социальной ответственностью, делали маникюр и после уроков красили губы, и вовсю крутили не только с ровесниками, но и с мужчинами постарше. Аркаше непрерывно приходилось защищать девичью честь сестры, поэтому он вечно ходил с синяками, и это продолжалось до тех пор, пока в дело не вмешалась Лариса. На одной из перемен она подняла за шкирку над партой самого заядлого насмешника Леню Хлоповского, сына тюремного надзирателя, а Алла содрала с него штаны и показала всему классу его крошечное мужское достоинство, пообещав следующему насмешнику эту пипку оторвать и засунуть кое-куда. После этого тема Ларисы и Аллы была закрыта, и Аркаша перестал ходить вечно битым, и даже стал отличником.

Самыми младшими в классе оказались я и Аркаша, но несмотря на это мы были единственными отличниками среди ребят. Но в классе были еще две девочки-отличницы - Наташа Багирова и Генриетта, или просто Гена, Бабасян, тоже почему-то самые младшие по возрасту.
Мне очень нравилась высокая сероглазая, всегда очень серьезная, светленькая Наташа. У нее была самая красивая школьная форма всегда с белым передником, а волосы она заплетала в две косы, которые заканчивались пышными, и тоже белыми, бантами. Она жила с папой, потому что ее мама умерла при родах, а ее папа, главный инженер строительства Ортачальской ГЭС, очень заинтересовался моей мамой, и даже сделал ей предложение. Когда мама спросила мое мнение по этому поводу, то я сразу представил, какой град насмешек меня будет ожидать в этом случае, и категорически воспротивился, и мама со мной согласилась. Сегодня я понимаю, что если бы мама очень хотела выйти за него замуж, то она бы вышла. Наверное, он ей просто не нравился, может быть, она все еще любила папу, а может быть потому, что он хромал на ту же самую ногу, что и отец.

Гена была полной противоположностью Наташи. Маленькая полная хохотушка, очень подвижная, с двумя толстенными, черными как смоль, косами, с белыми бантами раза в два больше, чем у Наташи. В общем, она мне совсем не нравилась.

Однажды на уроке биологии толстая учительница Рива Соломоновна сделала Тенгизу за что-то замечание. Это ему совсем не понравилось. Тенгиз сделал гримасу и презрительно изрек: — Вот корова! Наверное, в детстве была похожа на Гену Бабасян! – Он немного подумал, пожевал свои толстые губы, и вдруг изрек: - А ты знаешь, по-моему, Гена в тебя влюблена!

Для меня это откровение прозвучало как гром с ясного неба. Я обиделся не на шутку. – С чего ты это взял?

Тенгиз картинно зевнул. – А ты что, не замечаешь, что она на тебя все время смотрит? Это же все видят!

Я расстроился не на шутку. Только этого мне не хватало! На перемене к нам подошли Лариса и Алла. Тенгиз спросил у них, не замечали ли они как на Мишика смотрит Гена. – Он, наверное, слепой, - пробасила Лариса, - если не видит то, о чем шепчется весь класс!

- Я думаю, что Гена в него влюбилась! – Высказала предположение Алла, и невинно так поинтересовалась – Мишик, а что, она совсем тебе не нравится?

Это уже было слишком! И этому надо было немедленно положить конец! Не откладывая дело в долгий ящик, я отловил в коридоре Гену и предупредил, что если она еще хоть раз на меня посмотрит, то я оторву ей голову. Бедная девочка, до этой минуты ни разу не посмотревшая с интересом на меня, вдруг почуяла во мне сумасшедшего, и со слезами на глазах скрылась в женском туалете.

Следующим уроком была русская литература. Как всегда, Гена и Наташа сидели за передней партой рядом с учительским столом. Красавица Любовь Андреевна рассказывала притихшему классу грустную историю Герасима и утопленной им Муму, а несчастная Гена в это время, наверное, пыталась понять, что же произошло на самом деле, если она никогда на Мишку не смотрела, и вообще даже никогда с ним не пересекалась.

Чтобы убедиться, что я еще не совсем сошел с ума, она обернулась и посмотрела на меня. Я показал ей кулак. Она показала язык и отвернулась. Через пару минут все повторилось. Я снова показал кулак, а она повертела пальчиком у виска. Когда она посмотрела на меня в третий раз, мое терпение лопнуло. Я схватил чернильницу-невыливайку и швырнул ее в Гену. Переполнявший гнев не дал мне возможность как следует прицелиться, и в итоге чернила залили учительский журнал. В классе поднялся невероятный шум и гам, и Любовь Андреевна за ухо отвела меня в кабинет директора.

- Маленький идиот! – Директор Бадахшян больно потрепал меня за другое ухо. – Ты скоро будешь мечтать, чтобы такая девочка, как Гена, хотя бы мельком взглянула на тебя! Чтобы завтра пришел с мамой!

На следующий день в кабинете директора собрался расширенный педсовет, на который пригласили меня с мамой и отца Гены, директора Тбилисской обувной фабрики. Любовь Андреевна коротко рассказала об инциденте, меня начали спрашивать зачем я это совершил, а Генин отец начал кричать, что меня не спрашивать надо, а немедленно отправить в колонию для малолетних преступников. В самый разгар его воплей дверь в кабинет неожиданно открылась, и Наташа с заплаканной Геной втолкнули вовнутрь упирающихся Тенгиза, Ларису и Аллу.

- Папа, не кричи на Мишика, - захлебываясь слезами прервала папины вопли Гена. – Он хороший! Это все вот эти паразиты подстроили! – Она замахнулась крошечным кулачком на Тенгиза. Тенгиз в испуге спрятался за Ларису. – Расскажи, гад, все как было!

Требовать у Тенгиза рассказать было все равно, что просить парту сплясать. Он стоял как истукан и молча жевал свои толстые губы. За него речь держала Лариса. – Да мы просто решили пошутить. Они ведь так подходят друг для друга! – При этих словах лицо Гениного папы налилось кровью. Похоже, он что-то хотел сказать, но не находил нужных слов. Гена погладила папу по лицу. Лариса продолжила. – Откуда мы могли знать, что Мишик такой несдержанный дурачок! И вообще, что плохого в том, что такая красавица, как Гена смотрит, на тебя? Вот на Тенгиза никто не смотрит, даже я! Поэтому он все это и придумал!

- А что я? - Неожиданно пробасил верзила. – Мишик мой самый лучший друг, и я его никому в обиду не дам. Если хотите, выгоните меня из школы, но его не наказывайте (в его голосе прозвучала надежда, что просьбу его удовлетворят). Он просто еще маленький!

- Тенгиз правильно говорит, - выступила вперед Наташа, - он не виноват, что ему нравится другая девочка. - Она залилась румянцем, и все поняли, кто кому нравится. Мама молча притянула к себе Наташу и погладила по голове. – Короче, Мишу наказывать не надо! Мы с Геной просим вас отдать нам его на поруки!

Меня, может быть, и отдали бы девочкам на поруки, если бы не испачканный чернилами журнал. Это чудовищное преступление безнаказанным оставить было никак нельзя, и поэтому мне назначили минимально возможное за это наказание – две недели исключения из школы. Между прочим, второе за календарный год.

О чем по дороге домой мы разговаривали с мамой, я описывать не буду, это никому не интересно. Но встал вопрос – а чем меня занять на эти две недели. Снова на завод устроиться было нельзя – лавочку дяди Захария прикрыли. И тут маме на ум пришла гениальная идея – отдать меня на плавание. Дело в том, что в соседнем дворе жил Боря Никитин - гордость нашей школы, чемпион Грузии и Советского Союза по плаванию на 400 и 1500 метров вольным стилем, через год ставшим бронзовым призером Олимпиады 1956 года в Мельбурне. Когда в свои редкие посещения школы он здоровался со  мной за руку, мне завидовал все ученики, и не только. А его мама дружила с моей мамой. Боря отвел меня к своему тренеру и попросил принять меня в группу начинающих. Теймураз Иванович без энтузиазма осмотрел своим опытным взглядом мои совсем не выдающиеся физические данные, но отказать Боре не смог.

Плавание я полюбил сразу и навсегда. Мама сшила мне красивые плавки и шапочку с завязками на веревочках, и началась моя спортивная жизнь. Пока я был исключенным,  я целыми днями пропадал на стадионе Динамо, а так как туда добираться нужно было полчаса на двух трамваях, то я брал из дома бутерброды и съедал их в раздевалке. После отбытия наказания я уже не мог столько времени уделять тренировкам, и перешел на двухразовый режим. Каждое утро, кроме субботы и воскресенья, я вставал в 6 утра и в 7 уже плавал до 8:30. После этого ехал к 9 в школу, возвращался домой, делал уроки, обедал, и в 6 вечера снова тренировался до 7:30. В таком режиме я жил до начала летних каникул. На каникулах ехать в пионерские лагеря я наотрез отказался, благо к тому времени, намного ближе к дому, на набережной Куры, тренировки проходили в открытом 50-метровом бассейне.

Такой энтузиазм не мог пройти бесследно. К 12 годам я окреп, вытянулся и вплотную приблизился к первому взрослому разряду. Я не знал, что такое
усталость, и также, как и мой кумир Боря Никитин, любил плавать на длинные дистанции. К Теймуразу Ивановичу несколько раз приходил его брат Вахтанг Иванович, тренер юношеской сборной Грузии по борьбе, и упрашивал его отдать меня к нему в секцию. - Теймураз, посмотри на него – ну какой из него пловец? Невысокий, коренастый, руки и ноги короткие, но сильные, ладони и стопы маленькие, а нужно, чтобы были как весла и ласты. Зато сильный и выносливый – прирожденный борец. Отдай мне его, и через лет 5-6 я сделаю из него чемпиона.

Теймураз Иванович был с ним согласен, но переубедить меня они не смогли. Я остался верен плаванию.

К началу занятий в шестом классе меня перевели в группу олимпийского резерва, что привело к кардинальным изменениям в нашей с мамой финансово очень скромной жизни. Во-первых, мне назначили 300 рублей стипендии, при том, что мамин доход после всех вычетов составлял менее 500 рублей. Но это еще не все. В начале каждого месяца мне выдавали талоны на питание в специальной столовой на 25 рублей в сутки. В этой столовой я никогда не ел, а продавал талоны по 20 рублей любимице всех спортсменов буфетчице Асмик, что давало еще 600 дополнительных рублей в месяц. Но об этом мама узнала, когда я ей сделал сюрприз.

Часто, когда мы с мамой отправлялись гулять по Руставели, она останавливалась у витрины универмага и вздыхая, смотрела на одетую на манекен блузку. Блузка стоила больше 150 рублей, и купить ее маме практически было невозможно. Я не очень понимал, чем эта блузка ее так заворожила, но дал себе слово купить ее как только разбогатею.

И вот я разбогател. Кроме денег мне выдали синий шерстяной спортивный костюм с белой полосой на воротнике, почти как у Бори, только у него на спине было написано СССР, а у меня Грузия, и еще спортивную сумку, кеды, плавки, шапочку и махровое полотенце.

Первым делом я купил маме блузку и сумочку, которую мне посоветовала продавщица для комплекта. Что это такое комплект, я не знал, но очень удачно сложил в нее остаток денег. Получилось очень даже ничего. Дома я все эти богатства разложил на столе и завалился спать.

В тот день мама работала во вторую смену и пришла домой в час ночи. Разбудили меня какие-то хлюпающие звуки.  Открыв глаза, я увидел плачущую за столом маму. Это меня удивило. Я ожидал совсем другую реакцию. – Мама, почему ты плачешь?

- Мишик, я не знаю, где это ты украл, но давай все вернем поскорее, пока хозяева не хватились! - Она начала решительно складывать все богатства в спортивную сумку.
 
Я страшно растроился. – Мама, а почему ты решила, что я все это украл? Я все это заработал, и хотел сделать тебе сюрприз. Я думал, что ты будешь рада, а ты плачешь!

- Сынок, где ты мог заработать такие деньжищи, и откуда все эти вещи? – не поверила мама.

Пришлось все ей рассказать. Сна как не бывало. Я никогда не видел маму такой счастливой. – Мой Мишутка молодец! - Пела она, танцуя в новой блузке вокруг стола, - Как соленый огурец!
А я смотрел на светящуюся от счастья маму, и только одна мысль сверлила мне мозг: - Эх, если бы эта чернильница была у меня в детском саду, то сколько лет мама была бы уже такой счастливой и красивой!

Тогда я еще не знал, что у истории нет сослагательного наклонения.