Михалыч

Михалыч, или как его раньше уважительно звали, Михаил Михайлович, очень любил Новый Год. Нет, не по-детски; с гирляндами, ёлками и Дедом Морозом, а по- взрослому, он считал, по-мужски. А объяснение этому очень простое: в новогодние праздники Михалыч становился частью большой празднующей страны. В другие дни он кто? Как соседка, тётя Маша скажет: «пьянь дворовая, да и только!» А тут все пьют, и он пьет, все угощают, и он не отказывается. В общем, с наступлением зимних праздников Михалыч растворялся в ликующем пространстве: его видели то тут, то там, а найти никто не мог. К концу выходных, приползая домой в состоянии автопилота, на вопросы близких: «Как же ты добрался?», - грубо бросал: «По встроенному навигатору».
Нет, не подумайте. Он не всегда был таким. Когда-то Михаил был студентом строительного института, и буквально голову потерял из-за одной, как ему казалось, самой красивой девушки Галины. Она после окончания техникума трудилась на швейной фабрике, а познакомились они на танцах. Два года ребята дружили, когда же Михаил получил диплом инженера и устроился на работу, он предложил Галине руку и сердце. Молодой семье сразу дали комнату в семейном общежитии, а когда, через шесть лет, родился третий ребенок, они получили большую трехкомнатную квартиру.
Чтобы содержать семью, и Михаилу, и Галине приходилось много работать. Супруга получала на фабрике маленькую зарплату и поэтому брала заказы на пошив разных вещей на дом, а муж перешел с работы инженера в каменщики. Они и зарплату получали больше, и в выходные их никто дежурить не заставлял.
С этого перехода всё и началось. Сперва Михалыч приходил пьяным только по пятницам, ссылаясь на жуткую недельную усталость. Затем «усталость» стала «проявляться» каждый день. Галина пыталась уговорить мужа, ругалась с ним, даже угрожала разводом, но всё было напрасно. Да и куда она одна с тремя детьми? Старший сын из-за постоянных скандалов дома связался с дурной компанией и в шестнадцать лет умер от наркотиков. Средний, напротив, очень боялся за маму и помогал во всем, поддерживал её как мог, особенно после смерти брата. Но время шло. После техникума сын ушел в армию, а затем остался служить по контракту. Младшая дочь, как только ей исполнилось восемнадцать лет, выскочила замуж. «Так эти пьянки и скандалы надоели! Я жить хочу, а не в этой грязи тонуть!», сказала она матери. Галина не осуждала дочь. Сама виновата! Сколько раз дети просили: «Брось его, пусть пьёт, сколько можно уговаривать», а она всё отговаривалась да отнекивалась. «Всё-таки он ваш отец, другого не будет».
Так вот и осталась Галина одна со своим горе-мужем. С работы Михалыч вылетел уже давно. Пока дети были маленькими, начальник держал его разнорабочим, а потом и вовсе выгнал. Деньги зарабатывала только Галина. Когда вырос, стал помогать сын, редко приезжала дочь с гостинцами для мамы. А мама в тайне от дочери большую часть гостинцев оставляла Михалычу. «Итак голодный ходит, а мужик всё-таки», - думала она. И жила дальше, жила по инерции, по привычке. О том, что муж изменится уже даже и не думала. Ненавидела его? Нет, скорее жалела. Жалела, что не уберегла семью, старшего сына, что дети далеко, что жизнь проходит и оседает внутри тяжёлой болью, рвущей душу.
Фабрику закрыли, и Галина устроилась работать в «Заботу». Быстренько закупит лекарства и продукты, обежит своих подопечных и домой, шить. Заказов, правда, стало очень мало: молодёжь теперь готовые вещи покупает, а пожилым не до тряпок, пенсии крошечные, выжить бы. Чаще сейчас приходили те, кому надо было что-то перешить, но Галина и этому была рада.
А недавно ей повезло: уволилась одна сослуживица и передала двух своих старушек. «Ну вот и к празднику добавка», - подумала Галина, и побежала знакомиться с новыми подопечными.
Анна Ильинична встретила её ласковой улыбкой: «Проходи, милая, полюбуйся как мы живем», ловко управляя ходунками она провела гостью в единственную жилую комнату, в которой на маленьком уютном диванчике полусидела то ли молодая старушка, то ли старая девушка. На недоуменный взгляд Галины Анна Ильинична парировала: «Доченька моя, Шурочка. Она инвалид детства, счастье моё». Из дальнейшего разговора гостья узнала, что муж хозяйки скончался десять лет назад после тяжелой болезни, детей у них кроме Шурочки нет, два мальчика умерли ещё маленькими и помогать им некому. Нет, Анна Ильинична не жаловалась, а наоборот, как казалось Галине, часто благодарила судьбу и Господа за свою трудную жизнь. «Ну живи я как сыр в масле, сейчас бы лежала квашня квашней, разве я бы встала? А ради Шурочки… Молю только об одном, Господи забери нас сразу, обеих. Мы же друг без друга и дня не проживем!».
Шла Галина домой и все думала, откуда эта хрупкая, больная, побитая жизнью старушка силы берет? От неё так и веет добротой и каким-то особенным теплом.
Шёл рождественский пост, и Анна Ильинична попросила Галину договориться в храме о причастии на дому. «Вы ещё в Бога верите? Разве он не отворачивался от Вас всю Вашу жизнь?» - удивилась Галина, - «Столько горя за плечами…». Женщина заулыбалась: «Да что ты, милая, Господь-то мне силы и давал всё это пережить. Знаешь, как Христос нас любит? Он ведь за каждого из нас на крест пошёл, чтобы мы ему поверили и потянулись за ним. А какой он великий утешитель!» - нараспев проговорила Анна Ильинична, - «Плохо так, что, грешница, смерти просишь, а к иконе припадешь, посмотришь на него, там в глазах такое море любви, что сразу оттаиваешь и на душе легче становится».
«Интересная она какая-то», - думала Галина, бредя домой, - «Какая в картинке любовь?» В церковь она никогда не ходила. Нет. Была один раз, когда её бабушка против воли родителей окрестила на каникулах. И всё. Дальше росла в семье атеистов, была комсомолкой, а потом решила для себя: жила как-то без Бога и нечего начинать, но исполнить просьбу Анны Ильиничны пообещала.
На следующий день, пробегав по магазинам и аптекам в исполнении предпраздничных заказов, а затем разнеся всё купленное по квартирам, Галина зашла домой поесть и хоть немного разобраться к Новому году. «Может дочка приедет, давно уже не была», - думала она, - «Да и супруг вчера не очень пьяный был. Вдруг остановится хотя бы на эти три предпраздничных дня?» Но дома Галину ждал сюрприз. Дверь в квартиру была приоткрыта, а в коридоре на полу в луже грязи лежал законный супруг. Грязь была разложена по всей квартире жирными большими следами. «Наверно опять на стройке был, на выпивку хотел у знакомых занять, да видно не дали, дома деньги искал», - Галина тяжело вздохнула, - «вот вам и праздник». Она аккуратно перешагнула спящее «счастье» и пошла на кухню. Там в центре валялась кастрюля, а пол вокруг неё был залит супом. «Пообедала», - Галина взяла веник, тряпку и пошла убирать квартиру.
На часах было начало седьмого, когда она вспомнила просьбу Анны Ильиничны, быстренько оделась и побежала в храм.
Там уже никого кроме монахини, живущей при церкви не было. Та протирала полы, нашептывая какую-то молитву. Когда Галина поведала ей причину своего прихода, матушка Марфа посоветовала дождаться отца Павла.
- Он скоро подъехать должен, у болящих он в доме инвалидов. Ты пока посиди, отдохни, а то запыхалась.
Матушка говорила спокойно с каким-то особым участием, и Галина, неразговорчивая в обычной жизни, вдруг начала ей рассказывать сначала о том, почему опоздала на службу, а потом и всю свою непутевую жизнь.
Матушка Марфа внимательно слушала и не перебивала, а когда Галина замолчала прижала её голову к себе.
- Горемыка, пожалеть бы тебя, да не за что, - заговорила она спокойным голосом, - Много ты о себе возомнила. Взвалила всё на плечи и тащила в пропасть и себя и детей. Почему ко Господу за помощью не пришла? Почему за детей, за мужа слез перед иконами не проливала? Думаешь не услышали бы? А ты пробовала? С мужем-то поди и не венчаны?
- Нет. Я и в храм никогда не ходила. Сегодня первый раз зашла, - ответила Галина.
- Ну и дикая ты какая-то. Как можно столкнувшись с таким злом только на себя уповать? Скоро отец Павел приедет, подойди к нему, он хоть и уставший будет, но совет даст. А сейчас, вон, видишь икона «Неупиваемая Чаша», пойди к ней. И матушка, указав на нужную икону, продолжила уборку.
Галина, не желая спорить с монахиней, подошла к иконе, подняла глаза и вздрогнула. Богородица смотрела на неё.  Нет, не как смотрят портреты в музеях, а живым присутствующим, наполненным добротой и любовью взглядом. Не понимая, что происходит, Галина зашептала:
- Богородица милая, заплутала я, помоги мне, ради сына своего помоги!
Слезы катились из глаз женщины, застилая святой лик, но взгляд с иконы она чувствовала и боялась потерять его. Галина начала каяться перед Богоматерью, захлёбываясь словами и слезами. Всё то горе, вся та скорбь, которая копилась в ней годами, вдруг хлынула наружу. Галина упала на колени, уткнулась в пол, говорила и плакала, плакала.
Когда отец Павел тронул её за плечо, женщина уже не знала сколько времени простояла перед иконой. Резко поднявшись, пошатнулась, но батюшка удержал её. Галина хотела что-то сказать, а священник перебил: «Я всё знаю. Матушка как смогла, рассказала. Тебе бы отдохнуть сейчас. Глянь бледная какая». Отец Павел обратился к матушке: «Приютишь? До дома она вряд ли доберется, да и голодная. Её бы чаем крепким напоить с лимончиком».
- Конечно, батюшка, сейчас и пойдем.
Матушка Марфа взяла Галину под руку и отвела в свою сторожку, которую ласково назвала кельюшкой.
Там она напоила женщину сладким чаем с лимоном, белым хлебом и смородиновым вареньем. Галина вдруг поняла, что ужасно устала. Она легла на поставленную матушкой раскладушку и крепко-крепко уснула.
Утром, проснувшись, женщина сразу вспомнила всё, что с ней произошло и засобиралась домой. Матушка Марфа заулыбалась:
- Ну наконец-то, проснулась, а я уже будить хотела. Глянь сколько снегу намело. Надо дорожки к храму чистить, скоро служба, а тебя одну оставить боюсь. Больно ты вчера слабая была. Как сегодня то себя чувствуешь?
- Спасибо, хорошо. Давно уже так не спала. Вчера как будто выключилась и всё.
Галина не договорила (постеснялась, наверное), проснулась она совсем другой. Что-то вчера перевернулось внутри и встало на свое место. На душе было тихо и спокойно. То, что ело её душу поедом, вдруг исчезло.
 - Чаек горячий, сладкий. Попей маленько, и пойдешь, - сказала матушка, - а я пока начну снег отгребать.
- А можно я Вам помогу?
- Конечно, но после чая.
Матушка вышла на улицу, а через несколько минут к ней присоединилась и гостья.
Белый пушистый снег, как символ нового года очень подходил сейчас под настроение Галины. Временами она вспоминала то, что было с ней вчера, но тут же мыслями перелетала в сегодняшний день. Ей почему-то казалось, что всё будет хорошо. Что всё уже хорошо.
Придя домой, Галина расстроилась: ничего-то в её жизни не изменилось. Дверь по-прежнему была приоткрыта, а мужа, снова оставившего везде грязные следы, уже не было. Внутри стало как-то больно-больно. Убрав грязь, женщина побрела к Анне Ильиничне, чтобы предупредить её о приходе батюшки.
- Отец Павел постарается прийти второго января после утренней литургии. Он так сказал.
Галина говорила об этом с каким-то внутренним напряжением, болью и Анна Ильинична поняла, что с гостьей что-то не ладно. Она пригласила женщину в квартиру под предлогом, что якобы пыль не может снять с абажура и попыталась её разговорить. Но Галина была как не живая. Молча протерла все абажуры в доме, спросила, нужна ли ещё помощь, и, получив отрицательный ответ ушла, пообещав зайти завтра.
После работы, придя домой, Галина попила чаю и, почему-то, оделась и вышла из дома. На улице, любуясь снегом, ей было гораздо лучше, а душа тянулась в храм.
Матушка встретила Галину с нескрываемой радостью, и женщина немного оттаяла.
- Галочка, милая, как хорошо, что ты зашла! Батюшка ёлки привез, завтра нужно храм украшать к ночной службе, а я коробку с игрушками уронила. Почти все и разбились. Помнишь, ты рассказывала, как детишкам на ёлку шарики из ткани шила, они у тебя не остались? Может поделишься?
- Остались, матушка, да я и ещё нашью. У меня много клочков от свадебных платьев набралось. Шары красивые будут! Я тогда завтра их и принесу.
Странно, но сегодня после посещения дома до встречи с матушкой Марфой у Галины не было никакого желания что-то делать, а теперь она спешила домой, чтобы сесть за машинку.
Весь вечер, да и часть ночи женщина провела в работе. Чтобы как-то скрасить тишину, включила телевизор, ткнула случайно на православный канал, удивилась этому попаданию, но переключать не стала. Так и работала под рассказы о святых, о людях, пришедших к вере, об иконах. Ей казалось, что пока работает православный канал, матушка где-то рядом с ней.
Супруг ночевать не пришел. Когда Галина вышла на площадку, чтобы посмотреть не лежит ли он там, поднимавшийся по лестнице сосед сказал: «Своего смотришь? Он в кочегарке пьяный в дугу отсыпается. Раньше утра не жди».
В былые времена женщина бы расстроилась, пошла за мужем, а сейчас ей почему-то стало все безразлично: «в конце концов, это его выбор, его жизнь, а мне работать спокойнее будет», подумала Галина и закрыла дверь.
Утром, не дождавшись мужа, она отправилась по своим старушкам. «Сейчас, быстренько управлюсь и пойду к матушке помогу ей».
Анна Ильинична заулыбалась, сегодня Галина была живая.
После обеда женщина с сумками, набитыми шариками, спешила в храм.
- Ой! Как много то! – удивилась матушка, - А красивые какие! Ну ты кудесница! Тут даже с излишком. Можно будет часть на украшение вертепа оставить.
- А что такое вертеп?
Галина вроде и слышала это слово, но смысл его не понимала.
Пока они с матушкой и ещё несколькими помощницами украшали ёлки, женщина узнала, как ей казалось, все подробности появления Христа. И что такое вертеп, и как Мария оказалась там со своим супругом, и кто такие волхвы. На душе опять становилось светло и чисто.
Когда помогавшие прихожанки разошлись, Галина робко спросила: «Можно и я сегодня на службу приду? Мне дома плохо как-то, а здесь в храме хорошо».
- В храме всем людям с чистой душой хорошо. Конечно, приходи. Двери для всех открыты.
К одиннадцати часам вечера (или ночи), Галина была в храме, где собралось, как ей казалось, очень много прихожан. Люди как-то по-доброму приветствовали друг друга, поздравляли с наступающим Новым годом и желали друг другу не материального достатка, а всего доброго, светлого, чистого. Женщине показалось, что она попала в какую-то иную атмосферу, наполненную теплом и светом.
Когда началась служба, Галина старалась не мешать другим, не отвлекать молящихся, привлекая внимание к себе неправильными действиями, и из-за этого стала испытывать жуткое неудобство. Она хотела уже уходить, когда к ней подошла одна прихожанка, с которой они вместе украшали ёлку.
- Первый раз на службе? – поинтересовалась она у Галины.
- Да. А что, так заметно?
- Да Вы шарахаетесь ото всех, вертитесь, переживаете о чём-то… Думаете, на Вас кто смотрит? Вы, как и все, кто здесь стоит, пришли к Богу. А ему не важно, кто и что сейчас о Вас думает. Просто поймите, здесь Вы и Бог. И для всех здесь так.
Галина посмотрела на иконы и постаралась отвлечься от людей. Стало легче и спокойнее. Батюшка пел какие-то молитвы, присутствующие подпевали ему, а женщина, не зная молитв, пыталась прочувствовать их, и, как ей казалось, растворялась в звуках.
Службу она достояла. «Не достояла, а выстояла», - уточнила матушка Марфа, когда Галина рассказывала, как тяжело ей было вначале.
- Молодец, Наталья! Подсказала тебе. Она ведь тоже недавно к нам пришла, вот и увидела твои «мучения». Затем матушка пригласила помогавших ей прихожанок на ночную трапезу по случаю наступления Нового года.
- Трапеза постная, но душевно полезная, - прокомментировала Наталья и они отправились в кельюшку.
К пяти утра Галина пришла домой. Супруг спал на диване. Услышав шаги жены, выматерился и попытался подняться, чтобы объяснить жене, кто дома хозяин, но тело хозяина не было готово принять вертикальное положение, и он опять рухнул теперь уже мимо дивана. Женщина, не отреагировав на выпад мужа, ушла спать в свою комнату.
Когда Галина встала, супруга уже не было. «Опять в бегах. Теперь до Рождества так и будет метаться», - подумала женщина, - «Ну и Бог с ним!». Подумала и осеклась: «Вот если бы правда Бог был с ним, разве он бы себя так вел?»
Галина, как ни в чем не бывало, принялась за привычные дела. Приготовила постный обед. После сегодняшней ночной трапезы она решила попостится хотя бы неделю до Рождества. Сходила в магазин за подарками дочке и зятю, они обещались заехать к вечеру. Поздравила сына и его семью с Новым годом. Алексей, сын Галины, очень обрадовался, услышав мамин голос.
- Мам, как здорово, что ты сама позвонила! А я на дежурстве ночью был, решил: отдохну и позвоню. А ты сама! Молодец! Спасибо за поздравления. Ты сегодня видно в хорошем настроении. Я так за тебя рад! Всё у вас нормально?
Галина не хотела расстраивать сына. Ответила скупо.
– Нормально. - И сразу перевела разговор: -Сын, ты когда приедешь? Я так соскучилась!
- Мне отпуск обещают в конце января на две недели. Мы тогда с Юлькой и приедем.
Раньше это сообщение смутило бы Галину. «Жену молодую привезет к отцу – алкашу. Зачем позорить его?». А сегодня она даже обрадовалась:
- Конечно, приезжайте! Я так рада!
«Наверно и правда у меня теперь всё изменится и будет хорошо», - вспомнила Галина тот вечер у иконы Богоматери в храме.
Визит дочки и зятя состоялся. Михалыча дома не было и как говорится: «вечер прошел в теплой дружеской атмосфере». Пили чай, беседовали. Дочь даже пожалела, что редко навещает маму. Обещали ездить почаще.
Когда гости уехали, Галина решила лечь спать пораньше, сказывалась прошедшая ночь. Но как только она застелила постель, пришёл, нет, ворвался разгневанный супруг. Видно, он не допил до нормы, а кто-то из соседей ляпнул ему про то, что жена вернулась под утро. И началось.
Сначала он материл Галину, требовал объяснений, а потом, видя, что супруга не реагирует на него заорал: «Убью гадину!», и кинулся на неё с кулаками. Женщина вырвалась из рук буяна и прямо в халате, нацепив на босые ноги сапоги, схватив пальто и сумку, выбежала из квартиры, а потом и из дома. Близких друзей у Галины не было, да и вламываться в чью-то семью со своим горем не хотелось. И она побрела в храм.
Матушка открыла Галине не сразу. «Наверно, уже спит», - подумала женщина, и хотела уходить, но дверь приоткрылась, и она, размышляя над тем, что скажет монахине, вошла в кельюшку.
- Ну что, горемыка, муж буянит? – спросила, не дав гостье заговорить, матушка Марфа. – Вон и халат порвал, и щека красная. Горе горькое! Поживи - ка пока у меня, пусть поскучает, а там видно будет.
Матушка напоила Галину травяным чаем и уложила спать.  Но той не спалось. В голове одна за другой пролетали мысли: «Если он уже драться начал, просто убьет меня и всё». «Нет, это не он, это водка, а он меня любит». «Кто любит, тот рук не распускает в любом состоянии». «Мне в церкви хорошо. Может хватит замужества? Нажилась! Может в монастырь уйти?». «Скоро внуки пойдут. Детям помощь нужна будет. Нам-то как плохо без помощи было». И так всю ночь.
У матушки на стене был большой киот, и как только расцвело, Галина села на раскладушку и глазами стала искать икону, которая на неё смотрела в храме. Ничего не получалось. Туман в глазах, то ли от бессонной ночи, то ли от испытанного потрясения не давал женщине вообще чётко видеть образы.
- Да вставай уже, подойди. Что ты глаза ломаешь? – Матушка поднялась со своей лежанки.
- Давай вместе помолимся? – предложила она Галине, - молитв не знаешь, слушай и по возможности повторяй, - и пошла в сторону икон.
Гостья побрела следом.
Эту молитву с матушкой Марфой женщина запомнит на всю свою жизнь. Даже во время службы у неё не было таких чувств и эмоций, как во время этой небольшой, но сильной молитвы.
Вначале она не понимала, что говорит матушка, а потом её как будто включили и каждое слово монахини стало впечатываться в душу и сердце измученной женщины. Казалось, что кельюшка наполнилась особым теплом и оно попадало в каждую клетку Галининого тела, и латало израненную душу. Пространство и время перестали существовать. Всё растворило в себе это неземное тепло. Как хорошо было в нём!
Монахиня поднялась с колен.
-  Ну, что? Полегчало маленько? Пойдем в храм к службе готовиться?
Галина как будто вынырнула из теплого океана. На матушкины слова она промямлила:
- Да, конечно, иду. Ой, мне же надо к подопечным. Помочь им к причастию приготовиться. Я обещала. Можно?
Матушка Марфа заулыбалась. Она видела, что горе и смятение в глазах Галины исчезли.
- Иди, конечно. А потом я жду тебя. У нас до Рождества столько дел с тобой, столько дел!
- Обязательно приду! Куда я денусь!
- Вот и верно. Только оденься сначала. Там в углу короб стоит с одеждой. Прихожане приносят страждущим. Выбери, что тебе подойдет.
Галина посмотрела на свой порванный халат, ещё раз поблагодарила матушку, оделась и пошла готовить Анну Ильиничну и Шурочку к причастию Святых Христовых Тайн.
Михалыч тоже не спал. Хотелось выпить, хотелось понять, где супруга, и главное – с кем? Хотелось разнести весь этот грязный и подлый мир в клочья. Он поднялся. На полу валялся телефон жены. «Небось завела себе кого-то. Я уже не нужен стал. Плохой стал. Когда работал и деньги носил, хороший был, а теперь – плохой. Придет – убью!»  Он бросил телефон об стенку, разбив его дребезги. Не полегчало. Свалил кресло, сидя на котором, супруга шила. Тоже легче не стало. Хлопнул со всей силы дверцей шкафа – опять не то. «Думает, я не могу уйти», - оделся и ушёл искать пойло.
Три дня до Сочельника были заняты у Галины под завязку. Помогала матушке Марфе в храме и с уборкой кельюшки, бегала по магазинам, собирая рождественские подарки для своих подопечных, наводила порядок у них в квартирах. Уставала и после вечерней молитвы падала и засыпала. В одном из походов по магазинам она встретила соседку, тётю Машу. Рассказала ей, что до Рождества будет жить при храме, а там посмотрит, и попросила её по возможности присматривать за квартирой. Ключи у тёти Маши были. Галина оставляла на случай приезда детей или мало ли чего.
Накануне Сочельника матушка и её помощницы – прихожанки занялись оформлением вертепа в храме, а потом и на улице возле храма. Галина вызвалась сшить из старых принесенных кем-то шуб ягнят. С молитвами, беседами о Рождестве и с прибаутками они работали до поздней ночи.  Отец Павел оценил их труд: «Таких красивых вертепов у нас ещё не было! А ягнята, как живые, только не блеют. Ну всё, матушки, а теперь отдыхать! Завтра Сочельник, а там и Рождество!».
И все отправились на отдых.
До дома наконец-то добрался и Михалыч. Он пил беспробудно эти дни, заливая обиду и горе. «Вот чего ей не хватало? Квартира есть – я заработал, дети есть – тоже мои. Сама всю жизнь в удовольствие сидела с тряпочками игралась. Чего не так?» - жаловался он своим очередным собутыльникам. Те молча кивали. Им было всё равно за что пить: за радость, за горе… Какая разница?
Дома Михалыч даже не заметил, что жены всё это время не было. Он прошёл в свою комнату и прямо одетый, обутый упал на диван и уснул.
Сочельник – особый день. Канун великого торжества, преддверие самой радостной, самой волшебной ночи. Всё вокруг замирает в ожидании рождения Спасителя. В этот день в храме было очень много людей. Большая часть из них исповедовались и причащались Святых Христовых Тайн. Среди них была и Галина. Служба была долгой. Немного отдохнув после неё, женщины, работавшие в храме, принялись готовиться к ночной службе. Галина и Наталья оттирали подсвечники.
- Как я люблю Рождество, – Наталья мечтательно подняла голову, - говорят: новогодняя ночь, чудеса, исполнение желаний… Чушь! Ну что такое Новый год? Смена календаря. Был один, стал – другой. При одном правителе календарь меняли в сентябре, при другом в январе, и всё исключительно «волшебными» ночами! А вот Рождество – это да! Раньше я глупая была. Каждый Новый год под бой курантов спешила желания загадать, бумажки какие-то жевала, шампанское до дна допивала, в окно фантики бросала, всё ерунда. А на Рождество только подумала, и нате, пожалуйста!
- Да ты прямо везучая! – Ольга, работница церковной лавки, заулыбалась, - а у меня не сбылось.
- Загадывать надо реальное и, главное, доброе, а не ящик мороженного под дверь, - Наталья не унималась, - ты попробуй сегодня что-нибудь Богоугодное загадать, и увидишь.
Матушка Марфа прокомментировала:
- Гадалки вы, гадалки! Остановитесь! Что Господь сочтет нужным, то и получите, а что не сочтет, то и не надо вам! Давайте уже полы домывать, а то вечереет. Скоро сочиво готовить пойдем.
Зимние дни короткие. Только управились в храме, уже начало смеркаться. Небо покрыла серая пелена. Скоро, уже совсем скоро появятся звезды. А среди них – самая главная.
Михалыч проснулся от того, что всё тело ныло и ломило. Сил подняться не было, да и откуда им взяться, он вот уже почти десять дней только заедал, да занюхивал, а не ел. Кое как добравшись до кухни, открыл холодильник. Пусто. На полке одинокая кастрюля с плавающей в воде картошкой. Михалыч попробовал на вкус. «Бурда какая-то!» - его и без того мутило, а эта еда комом встала в горле. Отправив кастрюлю обратно, он побрел к дивану. Комната Галины была открыта и бардак, царивший в ней заставил мужчину задуматься. «Чтобы у моей Галинки такой беспорядок был? Ерунда какая-то!» Михалыч вошел в комнату. На полу валялось кресло, рядом разбитый телефон, а над ними нависала перекошенная дверка шкафа. В памяти начали всплывать отдельные фрагменты их последнего «общения». «Это выходит она ушла и больше не приходила?», - оглядывая комнату, заключил супруг, - «А где же она тогда? Я случаем её не покалечил?» На лестничной площадке послышались шаги. «Вот наверно, идет», - и Михалыч, медленно передвигая ноги, направился к входной двери. Открыв её, он увидел соседку, тётю Машу. Она пыталась справиться с вечно заедающим замком.
- Ты Галку мою не видела? – без всяких там приветствий бросил он соседке. – Я подумал, это она пришла.
- Что, потерял жену? Видела я твою Галку. В храме она. И ночь там будет. А ты совесть поимей, сходи утром-то, забери её.
Мир вначале застыл, а затем перевернулся. Михалыч еле удержался на ногах: «Как, в храме?», но тётя Маша уже зашла домой и затворила за собой дверь.
Получилось так, как получилось. Соседка сказала всё как есть, без задней мысли, а Михалыч понял это совсем иначе.
Из опыта общения с церковью он знал только то, что сейчас принято покойников не дома держать, а оставлять на ночь в храме. Да и Галина при жизни была атеисткой. «Значит всё. Нет больше моей Галинки. Ушла, а меня оставила». Михалыч сполз по косяку двери на пол и замер. «Как дальше жить? Как вообще жить?». Хмель моментально развеялся, превратившись в такую внутреннюю боль, что и дышать было невмоготу.
Он тихо повторял: «Что же ты сделала? Что же ты натворила?» И вдруг, как молния: «Что же я натворил?» Осознание собственной вины усилило душевную боль в сотни, нет, в тысячи раз. «Утопил ты, Мишка, свою любовь. В бутылке утопил. Сам создал семью и сам её же разрушил. Как жить после этого?».
Михалыч собрался в кулак, поднялся с пола и пошел в комнату. Слезы застилали лицо. Всё вокруг напоминало о супруге. Хотелось выть, но сил не было. «Я должен её завтра проводить», - последнее, о чем он подумал и отключился. Сознание то возвращалось к нему, то пропадало, и каждый раз он испытывал невыносимую боль потери. В моменты прозрения Михаил видел юную улыбающуюся Галочку, в которую так крепко влюбился, забирал детей и супругу из роддома, ездил дружной веселой семьей к родителям… «Всё пропил, всё…» Затем его Галочка становилась старше и грустнее. Вот она совсем чёрная на похоронах сына, вот исхудавшая и замученная провожает второго сына в армию, а вот и дочь собирает свои вещи, чтобы уйти во взрослую жизнь, а рядом всё та же убитая происходящим супруга. Почему он раньше этого не видел? Почему не замечал, как Галина теряла силу, таяла на глазах?
Еще не начало светать, как Михалыч отмылся, оделся и собрался уже идти, но вспомнил: за диваном стоит бутылка на опохмелку. Он резко повернулся, взял бутылку и со злом выбросил её в ведро, потом на минуту задумался, достал бутылку и вылил содержимое в раковину. «Теперь всё», - заключил он, - «провожу, а там видно будет».
Храм был ещё закрыт, но с боку от него светились огоньки. Михалыч побрел на свет в надежде кого-то встретить. Оставаться одному было уже невозможно. Возле освещенного вертепа мужчина замер. В утренних сумерках Богоматерь, склонявшаяся над младенцем Иисусом, и Иосиф казались живыми.
- Вот и я к Вам пришел. Кто бы подумал, - он присел на корточки возле вертепа, - скольким бабушкам вы дурили головы, скольких подсадили на свою веру… Бились мы с Вами, бились, а умирать всё равно к Вам приходим.
Михалыч ухмыльнулся и продолжил:
- То ли страх перед смертью, то ли чуйка какая-то срабатывает… Всё на что-то надеемся, даже после смерти чуда ждём.
Он набрал в легкие воздуха и почти закричал:
- А не бывает чудес! Нет их! Враки - это всё!
Вот жил я. Да, плохо жил, по-свински. Но никого не обижал. Так если, по пьяни, ляпну что ни будь и всё. А вот потерял и сына, и жену. Да и оставшиеся дети меня не во что не ставят. Вокруг мамки вьются, а меня, как и нет. За что так? Ну что молчите? За что? А теперь и жены нет! – и слезы градом потекли по лицу уже не молодого мужчины.
- Не обижал никого, говоришь? – матушка Марфа чистила снег за вертепом, но услышав шаги, остановилась, а когда гость заговорил, не хотела перебивать его и стала невольной слушательницей.
Михалыч замер. Он не видел монахиню и поэтому не понял откуда шёл звук. Неужели Богоматерь заговорила с ним? «Господи, что я несу?» - подумал мужчина, а вслух произнес:
- Да что греха таить, Вы сами все знаете… Я только сегодня начал понимать, что натворил. Только поздно начал… Потерял я Галочку свою, жизнь свою потерял. Время не повернешь. Жены нет. Семьи нет. Меня тоже уже нет. Я вот сижу тут, а понимаю, что уже всё. Жизнь прошла. Мне бы только последний раз на Галочку глянуть и прощение, пусть и запоздалое, попросить… В глаза бы посмотреть, и попросить, но не судьба…
За спиной Михалыча послышались шаги.
- Ну всё. Мне пора. Наверно храм открывать пришли. Он медленно поднялся и не успев обернуться услышал, нет, ощутил всем телом родной до боли голос за спиной:
- А ты как сюда попал?
Мужчина боялся обернутся. Вдруг там никого нет. Вдруг это больное воображение? Он не сможет ещё раз потерять её.
- Миша, ты что молчишь?
Нет это не мираж, не сон. Это ЕЁ голос.
Михалыч повернулся. Перед ним стояла его Галочка. Стояла и улыбалась, как когда-то, давным-давно, ещё в юности.
Он прижал супругу к себе, боясь вновь потерять её и говорил, говорил. Каялся, просил прощения, умолял не оставлять его, так до конца и не веря в «воскрешение» супруги.
Галина смущалась и уговаривала его идти домой, а он не мог остановиться. Матушка Марфа махнула женщине рукой: иди, мол, потом придешь, и она, взяв мужа за локоть, повернула его в направлении к дому.
- Пойдем к себе, там и поговорим.
Михалыч, не отпуская руки супруги, согласился с ней, но потом попросил минуточку, и вернулся к вертепу:
- Простите меня, - обратился он к Богоматери, - наговорил чушь. А чудеса бывают! Я теперь точно знаю!
Прошёл год. Михаил, как и обещал, больше не пил. В феврале на Сретение Господнее его окрестили, а на день Жен Мироносиц они с Галиной повенчались. Дети стали часто приезжать к ним, и не договариваясь решили подарить внуков к следующему Рождеству.