Осенний непогожий день

Александр Иванович Бубликов зажмурился и сделал ещё один глоток своего горячего черного кофе. Он любил его горечь, она помогала ему взбодриться перед тяжёлым рабочим днём. Затем Бубликов снова глянул в окно, там холодный осенний ветер продолжал срывать с деревьев пожелтевшие листья и возить их мордой по мокрому асфальту. Дождь что есть мочи лупил по стеклам и подоконнику, с каждой минутой усиливаясь, будто кто-то большой что есть силы выжимал хмурые серые тучи, пасшиеся по унылому небосводу.

День не предвещал ничего хорошего. Ладно хоть жена из дома смоталась пораньше, повезла Катьку в школу, а то вчера, как услышала новости, блажила весь вечер. Ну, написано у него в военнике, что он сержант и что? Это было давно и неправда. Бубликов сомневался, что его загребут в первую очередь. А если не так, что он мог изменить? Одно хорошо, что хотя бы с тёщиной дачей от него отстали, может и не придётся туда в ближайшее время мотаться, смотреть на дорогую родственницу, точнее, на её постную физиономию, похожую на сморщенный урюк, с которой она обычно встречала любимого зятя.

Бубликов сделал ещё поставил чашку на стол рядом со своим смартфоном. Обычно по утрам он читал в нём новости, но в последние дни лезть туда лишний раз не хотелось, и без того было тошно. Александр Иванович глянул на кухонные часы — на работу он пока не опаздывал. В это время затренькал и стал ездить, вибрируя по столу его смартфон, от чего Бубликов вздрогнул, махнув рукой и опрокинув на себя свой кофе. Белая рубашка погибла тут же, зацепило и свежую скатерть, которую его жена Аня постелила только вчера. Бубликов выругался, и не глядя на экран быстро взял трубку, скрипя зубами от досады.

— Здравствуйте, меня зовут Ирина, у меня для вас хорошие новости от вашего мобильного оператора, — моментально запел соловьиной трелью приятный сиропный девичий голос из динамика.

— Иди ты в задницу, Ирина, и оператора моего туда же прихвати, — грубо оборвал девушку Бубликов, прижимая телефон плечом к уху, руками продолжая смакивать медленно расползающееся тёмное пятно со скатерти полотенцем.

— Грубиян, — раздалось из трубки, голос немного всхлипнул, — вот так каждый второй, по сто раз на дню, ну, работа у меня такая, не виновата я...

— Меняй тогда работу! — раздражённо рявкнул Бубликов ещё жёстче прежнего и отпустив полотенце, нажал «отбой».

— Из-за твоей сраной работы, я теперь на свою опаздываю, — уже ни к кому не обращаясь, посетовал он в пустоту.

Поиск чистой рубашки занял довольно много времени, его жена любила всё постоянно перекладывать с места на место, а он не успевал следить за перемещениями. Изругавшись всем обилием матерных слов, которые он знал, Александр Иванович, наконец, нашёл, во что переодеться, впопыхах накинул пальто, схватил свой портфель, и, естественно, в спешке забыл свой зонт на тумбочке.

До стоянки ему пришлось идти, прикрыв голову портфелем под проливным дождём. По дороге Бубликов успел зацепить две лужи, поэтому в ботинках теперь противно хлюпало.

Когда Бубликов в конце концов оказался в машине и повернул ключ зажигания, он облегчённо выдохнул. Под монотонный шум двигателя, казалось, что все его утренние злоключения уже позади. Осталось только не опоздать. Александр Иванович хотел уже тронуться, как вдруг что-то толкнуло его машину сзади. Послышался звук бьющегося стекла.

Бубликов выскочил из машины, как ошпаренный. Фара его «Тойоты» была безнадёжно и бесцеремонно разбита какой-то захудалой красной «Ладой». Её дверь через секунду тоже распахнулась, и из салона выскочила блондинка (явно крашенная) с огромными от испуга и ужаса содеянного глазами.

— Простите, — ринулась она к Бубликову, звеня, словно натянутая струна, — я не специально, я просто это перепутала, меня это муж утром бросил опять, а мне ребёнка в садик, торопилась вот, это, перепутала...

Она строчила, как из пулемёта. Бубликов почти не слушал её. Он нащупал в кармане пачку сигарет и зажигалку. Достал, тщетно попытался закурить, чего ему, разумеется, дождь не позволил, продолжая смотреть на то, как сбиваясь и тарандыча, пытается ему что-то донести эта мелированная дура.

— Короче, — остановил её Бубликов, бросив намокшую сигарету себе под ноги, — давайте не будем зря время тратить, просто оформим протокол и разойдёмся, не хочу гайцов стоять ждать. В машине у меня есть бланки.

— Что? — девушка вытаращила на него глаза ещё больше, хотя казалось, что прибавь она ещё усердия, и они выпадут у неё из орбит, — протокол?

— Да, протокол, — повторил Бубликов уже более спокойно, в душе надеясь, что у этой идиотки просто испуг, и ему не придётся разжёвывать ей порядок. Но на деле всё оказалось гораздо хуже.

— У меня... это..., — она помялась, — страховки сейчас нет...

— А у меня фара разбита, тут ремонта на приличную сумму. Что вы мне предлагайте? Может, тогда вопрос прямо на месте решим, если вы готовы? Сумму примерную я вам назову.

Нет, оказывается глаза могут вылезти ещё дальше и не выпасть из орбит.

— Я же вам сказала! — пропищала блондинка, — скривив лицо. — От меня муж ушёл, у меня в машине ребёнок сидит, я теперь мать-одиночка...

— Я же не ваш муж, ребёнка я вам не зачинал. Вы в меня въехали, фару разбили, что мне теперь жениться на вас вместо вашего мужа? Я так понимаю, денег у вас нет? Это вы мне хотите сказать?

— Хам, сволочь! — заверещала блондинка. — Вот так у нас в стране к матерям-одиночкам относятся! Пошёл ты!

Она выхватила из кармана джинсов телефон и направила на оторопевшего Бубликова. Лицо её от злости пошло красными пятнами.

— Я снимаю тебя, хамло! Прямая трансляция в ВК! Представляйте, деньги требует с брошенной несчастной женщины, матери-одиночки! Руки распускал! Не походи! Я сейчас во всех пабликах городских тебя опубликую, мужлан, на весь город ославлю! Представляйте, люди добрые, этот урод с меня деньги требует, сказал, если я ему здесь и сейчас не отдам, прибьёт меня, покалечит! Знайте мразь в лицо!

Александр Иванович хотел сначала что-то сказать, но потом плюнул и сел в машину и дал по газам. Иногда бой проигран ещё до его начала. К тому же на работу он безнадёжно опоздал.

Через тридцать минут стоячих пробок, нервных гудков и постоянного дерганья раненного автомобиля, Бубликов увидел обшарпанные стены здания родной школы, в которой он уже много лет работал завучем по воспитательной работе.

На работе он появился с опозданием на час. У входа он с ужасом понял, что дома забыл ключи от своего кабинета, на которых ещё висел магнитный ключ для школьного домофона. Пришлось стоя под дождём трезвонить в звонок. Охранник дядя Женя куда-то, как назло, провалился. Бубликов давил на кнопку пять минут, пока дверь не запищала.

Александр Иванович что есть мочи рванул на себя ручку и вошёл в здание.

— Дядь Жень, тебя где носит?! — крикнул он, глядя на маленького сутулого сморщенного дедка с добрыми голубыми глазами. — Я до нитки вымок, пока тебя ждал!

— Александр Иванович, не серчай, — прошамкал вахтёр, — поссать приспичило.

— Я тебе сколько говорил, — продолжал отчитывать попавшего под горячую руку вахтёра Бубликов, — уходишь куда-то, чтобы люди не стояли, сажай за себя техничку, чтобы она пускала!

— Вы что кричите-то? — дядя Женя всегда стоически сносил любую критику со спокойствием айсберга, врезающегося в борт «Титаника», — я почём знал, что вы так опоздайте? И чтобы не мокнуть, зонтик надо с собой носить.

Бубликов остановился, почувствовав себя оплёванным. Дед его уел. Старый пень, вроде под дурака косит, а из воды всегда сухим выберется, всё от него отскакивает, как от стенки горох. Надо будет директору намекнуть другого вахтёра поискать.

Александр Иванович махнул рукой и пошёл к себе в кабинет по лестнице на третий этаж, тяжело дыша. Дед-то выходит сухим из воды, а на нём сухого места нет. В ботинках упорно продолжало хлюпать. Он надеялся, что другие завучи ушли на уроки, и он хотя бы немного побудет один.

В кабинете, к счастью и правда никого не оказалось. Бубликов переобулся, положив ботинки на батарею, сделал себе кофе и сел за стол. Не успел включить компьютер и открыть первый документ, как дверь распахнулась и в помещение вихрем ворвалась их директор Степанида Яковлевна Зельцер. На голове у неё был редкостный ералаш — рыжие с проседью волосы торчали во все стороны. Она гневным взглядом зыркнула на Бубликова из-под толстых стёкол своих роговых очков, нахохлилась, скривила физиономию, от чего на её немолодом лице сразу выступили глубокие морщины и начала, как и всегда, истово верещать противным скрипучим голосом:

— О, явился - не запылился, ваша светлость и сегодня изволила опоздать...

— В аварию попал, Степанида Яковлевна, клянусь, не специально, потом в пробке простоял...

— И всё в один день? Бубликов, у тебя, как всегда то понос, то золотуха! И чего я тебя держу? Таких работников надо коленом под зад, в шею гнать...

— Так под зад или в шею?

— Сейчас тебя во все щели будут! Через час прокурорская проверка! У тебя все документы в порядке?

— В порядке, — буркнул Бубликов, не представляя о каких документах идёт речь.

— Смотри, Саша, чтобы всё было без сучка без задоринки, а то сначала они меня без мыла, потом я тебя! — пригрозила директор пальцем, поджав губы так, что они у неё стали толщиной с тонкую красную нитку.

— Всё будет в лучшем виде, — заверил её Бубликов, зная, что лучше не лезть Степаниде Яковлевне под горячую руку, особенно во время внезапных проверок, правда сам себе не веря.

— Смотри у меня!

Зельцер сделала круг по кабинету и унеслась также внезапно, как появилась громко хлопнув дверью так, что стёкла в оконных рамах задрожали.

Бубликов спешно стал искать всё необходимое к проверки и даже не заметил, как дверь в кабинет тихо открылась и перед его столом незаметной тенью выросла невысокая худая красивая темноволосая девушка с грустными карими глазами.

Александр Иванович сначала даже не заметил появление Леночки, их учительницы географии, которая уже два года по совместительству была его любовницей. Мозгов Бог ей дал не очень много, но в постели она была огонь — такая горячая, страстная, упругая, в отличие от его потухшей с годами жены. Если бы не этот факт, Бубликов давно бы с ней порвал.

— Саша, нам надо серьёзно поговорить, пока у меня нет урока, — тихо произнесла она, уставившись в пол.

Бубликов вздрогнул, оторвавшись от документов и уставившись на неё.

— Лена, ты как здесь?

Он напрягся всем телом. Лена продолжала рассматривать линолеум.

— Ты... беременна? Но этого же быть не может, мы предохранялись, были осторожны!

— Нет, нет, что ты!

— Фууух, — воздух сам собой облегчённо вырвался из лёгких Александра Ивановича, — тогда мы можем перенести разговор, у меня через пол часа прокурорские приедут, нужно бумажки подготовить?

— Не можем, — отрезала Леночка, — я должна тебе кое-что сказать, только ты выслушай и не перебивай. Я так больше не могу.

— Чего не можешь? — Бубликов спросил машинально, уже догадываясь в чём дело. В этой честной наивной овце, похоже начала бурлить совесть, чего, в принципе, стоило ожидать.

— Не могу врать, притворяться, что ничего нет.

Бубликов особо перестал вслушиваться и сосредоточился на документах, лишь изредка поглядывая на Леночку. Ему стало неинтересно. Сейчас она будет втирать про совесть, честь, что всё это неправильно, что все в коллективе уже догадываются, судачат, что им надо либо порвать, либо он должен будет уйти от жены и жить с ней, если на самом деле её любит. Всё это они уже проходили, правда, сейчас девчонка выбрала неподходящий момент, когда ему просто некогда придумывать красивые витиеватые вирши, чтобы её успокоить.

— ...и я, в общем, сегодня утром решилась, — Леночка замялась, — и написала твоей жене, рассказал ей правду про нас. Откуда у меня её номер? Когда ты последний раз оставался у меня, я взяла твой телефон, скопировала его на всякий случай, потому что чувствовала, что не могу больше кривить душой и обманывать.

— Ты что? — Бубликов аж поперхнулся. Слов у него в запасе на этот случай не было, остались одно буквы, да и те все матерные.

— Рассказала всё твоей жене, Саша, — повторила Леночка, пристально посмотрев на ошалевшего Бубликова, — надеюсь, это подтолкнёт тебя встать на путь честного человека. Она мне потом позвонила, мы долго разговаривали, я ей пересказала всё то, что было между нами два года, про всё, что ты мне обещал, какие нежные слова говорил, как неистово лгал. Это было прекрасно. Мы говорили про тебя и обе очищались на глазах от твоего вранья, лукавства, от подлости. Мне теперь так хорошо, я совсем другой человек. Нет, Саша, ничего не говори. Ты посиди лучше подумай, кто тебе из нас дороже, чего ты хочешь в этой жизни, с кем бы тебе из нас было лучше, а я пойду, меня ждут дети.

Она развернулась на носках и быстрым шагом вышла, оставив Александра Ивановича с отвисшей челюсть. Очнулась, мать её, совесть в ней взыграла, в тварюге! Очистилась она!

Бубликов мигом забыл про все проверки, схватил смартфон и стал дрожащими пальцами, весь раскрасневшись от злости. Он позвонил семь раз. В трубке, как назло пиликали монотонные, убивающие, безапелляционные гудки. Потом звонок ехидно сбрасывался.

На восьмой раз в динамике щёлкнуло, и Александр Иванович сразу что есть мочи заорал в трубку:

— Анечка, алло!

— Хрен свело! — раздался в ответ злобный голос его дорогой и любимой тёщи, — хватит ей названивать, сволочь, гад, пидорас, гондон штопанный! Сколько лет с тобой бедовым она промучилась, хрен стоптанный! Чтобы ты сдох, чтобы тебя твой шланг блудливый отсох! Уходит она от тебя, у меня жить пока будет! А ты, ирод, на пороге не появляйся, увижу —прибью, раздавлю, как гниду! Жди, скоро подадим на развод! На работу не пошла, плачет, всю кровь из неё высосал, вурдалак! Тела тебе, проститут ты эдакий, молодого захотелось!

Она расходясь, как холодный самовар, говорила что-то ещё, с каждыми разом всё более и более забористое, но Александр Иванович не смог дослушать до конца её лестные эпитеты — к нему пришла проверка: две высокие полные, как на подбор, женщины и один невысокий лысенький мужичок в коричневом, под цвет говна, пиджаке, который был у них вроде как за главного.

Они прокопались у него в бумагах час, сунули нос куда надо и куда не надо. Мужичок то и дело сокрушался, как тут у Бубликова всё плохо, а женщины попеременно, держа в руках наготове ежедневники, сразу же записывали все его замечания. Из-за их широких спин то и дело выглядывала Степанида Яковлевна, ошпаривая его гневным взглядом, словно кипятком, при каждой шпильке дотошного лысого проверяющего...

... Вечером Александр Иванович сидел в комнате на диване толком не раздевшись, не включив свет и глядел в отлично побеленный им месяц назад потолок и слушал, как на улице шумит дождь. Свою печаль он пытался разбавить пятизвёздочным коньяком, который отхлёбывал прямо из горлышка. По дороге со стоянки он снова вступил в лужу, и теперь мокрые насквозь носки валялись прямо по середине комнаты, а ботинки были разбросаны в коридоре. А затем подвёл лифт, который решил сломаться в этот осенний непогожий день. Александр Иванович ничему уже не удивлялся. Даже если бы на его голову сверху свалился метеорит, он бы принял это как должное. Подолбив несколько минут по кнопке лифта, он плюнул и стал тяжело подниматься вверх по лестнице, чувствуя, как кровь пульсирует в его раскалённых висках.

Теперь он сидел, а в голове стучалась только одна мысль, норовившая сломать черепную коробку: «Пятьдесят тысяч штрафа!».

Хотя, на что он рассчитывал? Не с географичкой надо было любиться, а бумаги в порядок приводить. Как Зельцер его не уволила, одному Богу известно. Лучше бы уволила, потому что эти деньги придётся оплачивать из своего кармана. Может, поэтому и не уволила, чтобы подольше помучить, а потом выгнать взашей.

В прихожей хлопнула дверь. У Бубликова сердце забилось чаще в какой-то нелепой тщетной надежде, что это вернулась его жена. Может быть, в этот раз пронесёт, и её отпустит? Всё-таки столько лет вместе, дочь воспитали (хотя это спорный момент, потому что Катька уже лет пять была оторви и выбрось). Ну, а кто не совершал ошибок, Бог прощает и нам велит, так ведь воде?

— Аня, это ты? — произнёс Бубликов уставшим изнеможённым голосом.

— Нет, это не она, — в комнату, не разуваясь вошла дочь Бубликова Катька, выжимая прямо на пол, намокшие под непрекращающимся в этот прокляты день дождём волосы.

— Ты чего интернет на телефоне что ли отрубил?

— Я его ещё сегодня не включал, а что?

— Включи, посмотри, мамка там тебе сообщение в вайбере отправила, а я пока в свою комнату мне переодеться надо, а то вся мокрая, а потом скажу тебе кое-что. Бубликов тут же нашёл свой телефон и полез в мессенджер. Жена и правда отправила ему сообщение:

«Дорогой мой, Сашенька, Александр. Я не держу на тебя зла. Даже, наоборот, хорошо, что так всё вышло. Получается, в нашем браке лгала не только я одна. Теперь можно и мне признаться (жаль у тебя не хватило духу сделать это самому, пришлось твоей любовнице): у меня тоже есть мужчина на стороне, уже почти год. Не важно, где я встретила его, как мы познакомились, всё это теперь просто тщета. Я раньше думала, что это я виновата, что ты охладел ко мне, винила себя за то, что нашла интрижку на стороне, а оно вон как вышло. Хотя Леночка девочка очень хорошая, красивая, поэтому я тебя почти не виню.

Только знай, наш развод, считай, уже свершившийся факт. Тебе будет лучше с ней, а я только теперь поняла, что с ним за эти месяцы я стала такой счастливой, как не была счастлива с тобой за весь брак. Прощай, спасибо тебе за всё и будь счастлив!».

Смартфон гулко ударился об стену. В комнату вбежала Катька и уставилась на то, что осталось от него на полу. Бубликов нервно ходил по комнате туда-сюда.

— Бать, зачем разбил? Лучше бы мне отдал, у тебя прикольнее.

— Замолчи, — тихо выдавил из себя Бубликов, осматривая дочь с ног до голову. На ней было надето облегающее коротенькое платьице, длинные каблуки, на плечах болталась крохотная кожанка, — не твоего ума это дело, лучше скажи, куда ты так вырядилась?

— Как, так?

— Как проститутка с трассы.

— Ой, пап не начинай. Если на мамку злишься, на неё и ори. Сами между собой разобраться не можете, трахайтесь с кем попало, а на меня потом орёте, будто это я виновата.

— Не умничай, отвечай на вопрос!

— Пап, вырубай училку, ты знаешь, меня твой приказной тон давно не берёт. С Пашкой мне надо встретиться, поговорить.

— С каким Пашкой, с тем байкером? Я запретил тебе с ним якшаться! — с досадой рявкнул Бубликов, а дочь в ответ поджала губки и мотнула головой.

— Пап, ты даже коту в твои тапки ссать запретить не можешь, уж с кем мне гулять — моё дело. К тому же я сама с ним не очень видеться хочу, но мне поговорить кое о чём с ним надо.

— О чём?

— Ладно, — махнула рукой Катька, — всё равно мать тебе потом настучит, как бы вы там не срались... Кажется, я беременна.

— Чего?! — выпалил Бубликов, встав посреди комнаты, как вкопанный, и тут же вспомнил утреннюю истеричку с парковки, осознав, что глаза у него вылезли из орбит точно также. — Тебе же шестнадцать всего?!

— Возраст сексу не мешает.

— Да я этого ублюдка-совратителя засажу, в камеру, чтобы его опустили там зэки!

— Пап, да не кипятись ты, может это ещё и не его!

— А?! — у Бубликова буквально свело челюсть.

— У нас как бы были свободные отношения, и я особо не думала. Не предохранялась, так что так получилось. Я не знаю, если подтвердиться, конечно, моя беременность, от кого это, парней ведь много было. Ты не дрожи особо, я рожать не собираюсь, оно мне не надо, хочу, чтобы этот придурок байк свой продал и денег мне на аборт дал. Ладно, ты остывай, а я побегу пока, потом успокоишься, перетрём с тобой всё. С мамкой лучше в своих пока потрахульках разберитесь.

И Катька не дав Александру Ивановичу толком разораться мигом исчезла.

Он чувствовал, что голова его сейчас лопнет. Бубликов набрал полную грудь воздуха и, обхватив голову руками, заорал так, что соседи сверху мигом стали барабанить по батарее.

Бубликову на их покой было уже наплевать. Он метался по комнате, как дикий зверь, круша всё на своём пути. Ему самому показалось, что он сошёл с ума, если бы окно было открыто, он бы точно выпрыгнул в него, ласточкой с восьмого этажа.

Может быть, он ещё с утра сошёл с ума? А может прошлой ночью просто умер во сне (он слышал, что у мужчин за сорок во сне может случиться внезапный сердечный приступ), и теперь просто-напросто попал в ад?

Не понимая зачем и для чего он напялил на себя мокрые носки, натянул такие же мокрые, едва влезшие на его сырые ступни, ботинки, набросил пальто, схватил ключи от автомобиля и всобрался выбежать из опостылевшей квартиры.
Куда он поедет на ночь глядя? К тёще, за новой порцией? Трясти жену, чтобы узнать где живёт её любовник и закопать его к чёртовой матери? К пустоголовой правдорубке Ленке, чтобы придушить её? К Пашке — растлителю, чтобы прямо на месте отбить ему яйца и отрезать его детородный орган, а потом провести наглой, давно потерявшей любые берега дочурке аборт прямо в полевых условиях?

Каждый вариант казался очень заманчивым. Он уже собирался открыть дверь, как вдруг кто-то начал звонить в дверной звонок. И кого там ещё мог чёрт принести?!

Бубликов распахнул дверь и перед его взором предстал какой-то плечисты мужик в военной форме.

— Вечер добрый! Александр Иванович Бубликов? — деловито поинтересовался он, с ног до головы оглядев тяжело дышащего Бубликова.

Тот оторопело кивнул.

— Получите, распишитесь.

Он протянул ему какую-то бумажку.

Бубликов дрожащими пальцами осторожно её принял, поднёс к лицу, близоруко прищурившись и моментально впился глазами в текст. На бумажке маленькими нарочито выделенными чёрными буквами значилось «Повестка». Через секунду он прижался к противоположной стене, а затем медленно начал по ней сползать. Его рот расплылся в блаженной улыбке. Бубликов обхватил колени руками, а потом начал хохотать, что есть мочи, сидя на мокром полу...