Гадание бабки Дуси

1.
            Утро начиналось с кашля деда. Вернее, оно наступало раньше, в тот невозможно ранний для двух студенток-первокурсниц час, когда третья квартирантка, Валентина, убегала на работу в продовольственный магазин на окраине города. Ей приходилось добираться до него пешком, потому что ни один автобусный маршрут не подходил, а такси в начале 80-ых было непозволительной роскошью для рядовой продавщицы  захолустного продмага. Одевалась, красилась, сооружала из обесцвеченных перекисью пушистых волос нечто невероятное и исчезала в осенней предрассветной темноте, чтобы без сил рухнуть на старый диван во тьме вечерней. Как она умудрялась не разбудить остальных домочадцев, до сих пор непонятно. А вот когда на кухню выходил дед Коля, закуривал и начинал  кашлять, становилось ясно: пора вставать - утро.   
        Николай Васильевич был мал ростом, худ.  Такой седой морщинистый сгорбленный подросток с нависшими  лохматыми изжелта-белыми бровями. 
После первой же затяжки он заходился надсадным кашлем, который сотрясал  его тщедушное тело добрых полчаса. В лёгких хрипело, свистело и булькало, когда он умудрялся сделать короткий вдох. Привыкнуть к этому было невозможно, и каждый раз казалось, что ещё раз, и дух из деда вон - летит на сизом табачном облачке в приоткрытую форточку. Было страшно и жалко  старика. В молодости, перед самой войной он уехал на Донбасс и рубил там в шахте уголёк. Воевал, был ранен, и к тому моменту, когда студентки поселились в этой  квартире, ему было без малого восемьдесят   лет.
2.
       Потом на кухне появлялась бабушка Евдокия - полная дедова противоположность. Круглая, аккуратная, она выглядела гораздо моложе мужа-ровесника. Привычно ругая курильщика, принималась за   повседневные дела. Отличалась  бабка Дуся не только видом, но  и характером. Кроткий, молчаливый  дед нравился квартиранткам гораздо больше ,  нежели властная, бесцеремонная, острая на язык Евдокия Петровна. Хозяйка в доме  она - сомнению не подлежало. Чего только стоили её запреты:  после семи вечера свет не включать, телевизор не смотреть, парней не водить. Телевизор и мальчики - это ерунда. А вот как готовиться к занятиям, когда   темно уже в четыре часа вечера – действительно проблема.
    Очень любила бабушка наблюдать, как девчонки красятся, во что наряжаются. Знала невероятное количество частушек - в большинстве неприличных – прибауток, а уж историй о  её молодости наслушались досыта. Впрочем, польза от общения со словоохотливой хозяйкой была несомненная: знай, записывай «перлы» да неси преподавателю диалектологии для его словаря, получай «автомат» по  введению в языкознание. Был бы жив Даль, который Владимир Иванович, он бы от неё тоже не отошёл, и его  «Толковый  словарь живаго великорускаго» был бы потолще. Такая вот фольклорная экспедиция без отрыва от обучения. Да, посмеяться первокурсницы любили. Иной раз хохотали над бабкиными речами до слёз, до боли в животе. Евдокия Петровна любила вспоминать прошлое, всю свою жизнь, и этой жизни в ней самой было столько, что когда её дочь, медсестра Зоя, приезжая в гости из областного центра с горой гостинцев и дефицитных лекарств, говорила, что у мамы ни одного здорового органа не осталось, студентки верили с трудом. Дед Коля однажды не сможет вдохнуть - это правда, а  баба Дуся скоро…нет, этого не может быть.
3.
    Жили-поживали дед с бабой в своём доме в деревне, но вот их младший сын обзавёлся  кооперативной квартирой и привёз стариков покараулить её до тех пор, пока его первенец не достигнет того возраста, когда можно будет стать полноправным хозяином двухкомнатного жилья на втором этаже. Студентки знали, что терпеть бабкино самодурство (ишь, чего удумали: волосья через день моют!) им осталось недолго. Кончался декабрь, а летом обещали достроить новенькое девятиэтажное общежитие, где им, иногородним, дадут комнату. И тогда прости-прощай, жуткий кашель деда Коли, выкрутасы бабы Дуси и тараканы в диване.
    А пока на носу зачёты и экзамены - первая сессия, и первый раз предновогодние хлопоты застали их не в родительском доме, а в чужой квартире, снимаемой за 15 рублей в месяц. Впрочем, как всё первое, это казалось им новым, интересным и безумно весёлым, и до Рождества время пролетело незаметно. В Рождественский сочельник бабка Дуся вздумала погадать. Причём так и осталось неизвестным, делала ли она это каждый год или только в этот раз пришла ей на ум идея узнать своё будущее, только студентки литфака тут же процитировали подходящие к случаю пушкинские строки: «Гадает старость сквозь очки у гробовой своей доски», а «ветреная младость» в их лице, пользуясь случаем, уже заготовила заветные записочки с именами предполагаемых суженых, чтобы потом сунуть их под подушку.
    Вечером Евдокия Петровна принесла из ванной большой таз , налила в него воды. От буханки чёрного хлеба отломила несколько кусков. Ломая, приговаривала: «Это я, это дед, это  Вася, это Нина, это    Олежкя, а это Валерочкя». Квартирантки прыскали тайком в кулак, но глядели во все глаза, запоминая, где чей. Смысл этой немудрёной процедуры гадания заключался в том, что утром следовало посмотреть , как по поверхности воды в посудине разойдётся наломанный хлеб. Кто с кем в Новом году останется, а кто покинет семью навсегда.  Поэтому куски делались заметные: покрупнее, помельче, неровные, почти правильной геометрической формы. По сути, это было очень страшное гадание, ведь кусок, отплывший к противоположной стороне таза, для старого человека означал смерть, а не отъезд из родного дома, как, скажем, для молодого. Но ведь это всё ерунда, предрассудки и суеверие, тем более в то безбожное время. Хотя интересно, до жути интересно, поэтому одна из девушек незаметно толкнула другую в бок и прошипела: «Запомнила?»
4.
  Наутро, рано-рано, так рано, что даже Валентина ещё спала и не кашлял дед, девчонки склонились над кухонным столом, где в тазу плавали подмокшие куски хлеба. Нескольких минут хватило, чтобы заметить, что их положение действительно отличается от вчерашнего. Четыре куска - Васина семья - прибились к одной стороне. Дед Коля, вернее, его кусок располагался левее от них сантиметра на три, и только бабкин одиноко чернел подгоревшей корочкой у противоположной стенки. Девчонки недоумённо и даже несколько испуганно переглянулись и, ни говоря друг другу ни слова, вернулись в комнату, улеглись. С трудом дождавшись, когда баба Дуся выйдет из комнаты, они почти бегом последовали за ней на кухню.
         -Ну что, бабушка, что там?
        - Да ничего. Как и должно быть. Мы усе вместе. Я с дедом, с Валерочкой, Вася с Ниной, с Олежкой. Пейте чай, да бягите на учёбу.
Она взялась за таз, чтобы вылить из него воду. Хлеб уже лежал бесформенной кучкой в погнутой алюминиевой миске, в которой Евдокия Петровна обычно выносила еду голубям и бесчисленным дворовым кошкам.
5.
     Сначала студентки ещё обсуждали гадание бабы Дуси. Почему она не сказала им, как на самом деле располагались пресловутые куски? Зачем она вообще гадала таким образом? Потом был Татьянин день, потом каникулы, за ними весна, лето, весёлая работа на стройке, затем снова каникулы, долгожданный переезд в общежитие, где ещё пахнет краской, а во дворе трогательно зеленеют листвой тоненькие пирамидальные тополя, посаженные руками будущих новосёлов. И пусть не работает лифт - пятый этаж, ерунда какая, как, впрочем, и девятый! - пусть из двух блоков сдан пока один, и в двухместных комнатах живут по трое, а в трёхместных – четверо - всё это весело, здорово, замечательно.
       А в сентябре, когда студенты пединститута были, как тогда говорили, «на яблоках» в одном из совхозов, подружек окликнула второкурсница с физмата, их бывшая соседка по подъезду, где они снимали квартиру.
      -Бабка Дуся умерла,- хмуро сообщила она девчонкам, которые по инерции продолжали улыбаться и не сразу поняли, о чём речь.
      - Бабка Дуся умерла,- повторила соседка и добавила, - позавчера вечером спать легла, а утром не проснулась. Дед говорил, что она ему перед сном сказала: «Коль, я сегодня помру ночью, так ты не бойся и не горюй дюже. Вон на Райке Тарасовой женись»
        Райка Тарасова – высокая худая старуха-жила этажом выше. На ней и в молодости-то никто жениться не захотел, доживала она свой век одна-одинёшенька. Умела бабка Дуся пошутить.
6.
     Конечно, ни на какой Райке Николай Васильевич не женился и дюже загоревал, сидя у кухонного окна на пятом этаже в квартире дочки Зои, где нельзя было курить, и всё было таким чужим, что он вскоре запросился домой. Но к тому времени на втором этаже уже жили незнакомые  люди, а дом в деревне оборотистый Вася давно продал. Возвращаться было некуда, и дед Коля умер, не прожив без своей весёлой Дуси и трёх лет.
    История с бабкиным гаданием нет - нет да и приходит на ум. Что это было? Простое совпадение или роковое предзнаменование? Зачем ей было знать свою судьбу? Разве не страшно, узнав результат, жить и ждать, когда закончится отмеренный срок? Может, как сказал протоиерей Владимир Волков в одной из православных передач, результат гадания запускает соответствующую программу поведения, и человек ей следует, поэтому гадание – грех, на всё воля Божья, а не людская? По его словам , «гадающий сам добровольно сдаёт себя в тюрьму пространства и времени». Или усталость от жизни, от бесконечных болячек толкнула бабку Дусю на этот шаг: узнай, долго ли ещё мучиться? Или, наоборот, надежда на то, что ещё поживёт, порадуется Божьему миру, шепнула: не бойся, много дней впереди, ещё век твой не кончился! Как там у Тургенева? «Мы ещё повоюем!» И пусть даже легкомысленные студентки-практикантки забыли, как чей кусок хлеба выглядел, ведь отплыл же один, точно отплыл!
           Остаётся только закончить рассказ словами одного из самых известных  православных богословов - святителя Василия Великого. «Не любопытствуй о будущем, но с пользой располагай настоящим, - писал он. - Какая тебе выгода предвосхитить веление? Если будущее принесёт тебе нечто доброе, то оно придёт, хотя ты и не знал заранее. А если оно скорбно, зачем до срока томиться скорбью?»