ООН в Крыму, гл. 120. В Феодосии

ВНИМАНИЕ!!! : Только для читателей 18+

ОТПУСК  ОДНОГО  НУДИСТА  В  КРЫМУ
Курортно-познавательный эротический  роман


Глава 120.  НЫНЕШНИЙ  И  ПРЕЖНИЙ  ОТДЫХ  В  ФЕОДОСИИ

*   *   *
К югу и юго-западу от хребта Тепе-Оба в хорошо знакомом Роману и весьма привлекательном виде раскинулись пейзажи Двуякорной бухты вместе с горой Круглой на переднем плане, а также с дальними прибрежными эллингами и обширной Двуякорной долиной, с садовыми участками на ней и печально знакомой овцефермой.

Левее этого пейзажа далеко над морем высилась зелёная пирамидка причудливо изогнутого мыса Киик-Атлама и виднелся миниатюрно-зелёный Орджоникидзе с двугорбой сутулой горой Джан-Кутаран правее него и довольно далёким Кара-Дагом за ним. Ещё более дальний горизонт на западе окаймляли вершины Эчки-Дага с великим множеством его братьев и соседей. Левее от этого компактного великолепия гор словно бы после чьего-то пинка вальяжно упал перед морем и далеко распластался в него неповоротливый гигант Меганом. Домики Бугаза под его «ухом» были обозначены едва различимым разноцветным пунктиром вдоль самой кромки дымчато-синеватой воды.

Бугаз! Великолепный Бугаз... – не этот, конечно, Одесский.
Но Роман не позволил себе в очередной раз нырнуть в воспоминания о своём восхитительном отдыхе под Одессой, где в пору звонкой юности своей он впервые познакомился с нудистами. По правде, было это очень давно: пятнадцать лет для Романа – это ведь почти половина всей его жизни. И теперь замечательные те события казались ему уже чем-то неправдоподобным, мифическим.

При взгляде на Орджоникидзе Роману тут же припомнилась знойная хуторянка, великолепная в своей миниатюрности амазонка Зурна. Как же хорошо ему было с этой казарчанкой!.. Но почему это вдруг она стала хуторянкой?  – так это всего лишь по ассоциации с названием соседней горы Джан-Кутаран.

А следом из-за названия этой горы он в своих воспоминаниях вдруг перескочил на повесть о влюблённой парочке Джафаре и Джан. В пытливой юности своей читал он эту прекрасную, пасторальную восточную повесть Николая Раевского о чистой и возвышенной любви принцессы и пастуха, в XII веке случившуюся меж ними в Персии.

Влюбилась тогда юная, вольнолюбивая и горячая принцесса Джан в прекрасного пастуха, сироту Джафара, великолепно игравшего на нае – свирели, сделанной из ряда связанных между собой камышовых дудочек. Тем самым най очень похож на другой замечательный музыкальный инструмент – широко известную свирель бога Диониса или иного его полубожественного воплощения, развратного соблазнителя Пана.

Успешному для юных персиян развитию хода событий во многом способствовала Ольга, гаремная рабыня-славянка Олыга, как принцесса Джан называла свою няню. Впоследствии, во время злой песчаной бури, настигшей беглых влюблённых, Ольга пожертвовала своей жизнью ради расцвета и укрепления чистых чувств двух влюблённых сердец, которые, из-за ханжеских понятий того времени о недопустимости мезальянса царской и холопской кровей, были абсолютно не парой, даже несмотря на то, что очень сильно и взаимно беззаветно полюбили друг друга.

В чём-то сюжет этой персидской сказки-были сильно перекликается с коктебельской пасторальной легендой о любви принцессы Астры и скифского богатыря-пастуха Амина. Но ведь не зря многих социально неравных влюблённых объединяет прекрасная своими сюжетами тема возвышенной любви принцессы и пастуха.

А вот нежданная для Романа «пасторальная» история с пастухом Джанбеком вышла совсем некрасивой и даже вампирной. Он посмотрел в сторону овцефермы и ещё раз вздохнул по изломанной судьбе молодого крымчака и ещё раз осудил себя за недостаточно противодействующее поведение с ним на овцеферме и в палатке.

И вот не из-за этой ли его слабости, допущенной по отношению к настырному Джанбеку, назавтра Роман так жестоко был наказан крымскими богами в виде некого карающего возмездия – временного помешательства с влюблённостью в глаза-омуты красавца-альфонса Алекса, который затем настолько прохладно отнёсся к предложенной Романом идее братания с ним...

Роман вздохнул и по извилистой тропе спустился к пляжу – галечному, как и большинство пляжей на всём побережье Крыма. Здесь никого не было, и от этого данное место показалось пустым и унылым – весьма созвучным резко упавшему настроению Романа. Он поплавал и позагорал, затем снова плавал и снова загорал – голышом, конечно. Одно было хорошо: несмотря на столь позднее по времени суток начало купания, его бронзовое тело очень хорошо и благодатно воспринимало очередную дозу довольно жёстких полуденных солнечных лучей.

Впрочем, эта благодать мало тешила. Всё равно время от времени он возвращался к раздумьям об Алексее. Как же так легко получилось, что вчера Роман практически безвольно попал под власть обаяния этого властного красавца? Что в нём есть такого притягательного и никак не отпускающего? Красота? Да, Алекс очень красив, особенно своими необыкновенно глубокими голубыми глазами-омутами.

Но вчерашний этот навязчивый образ-штамп о глазах уже начинал раздражать Романа. И всё же эти переменчивые, бездонные, как бы магнитом притягивающие глаза Алекса всё равно почти осязаемо находились где-то рядом, будто преследовали – насмехались и не давали прямого ответа на вопрос, зачем всё это Роману нужно.

Эка невидаль – голубые глаза. А вот будучи названным братом Алекс мог бы стать совсем другим: за всеми его скелетами в шкафу всё же почувствовал Роман совсем другую, очень ранимую сторону его натуры. Но на нет – и суда нет...

*   *   *
Купался и загорал Роман до тех пор, пока солнце не начало очень уж сильно припекать. Тогда он решил сходить в город и пообедать: под ложечкой очень уж ощутимо уже сосало. Дачный посёлок, в котором он заночевал, оставался справа, когда Роман с хребта Тепе-Оба спускался в Феодосию. Но вначале наш турист-одиночка совершил почти бесцельный экскурс по местным старинным развалинам – генуэзским ли, армянским или турецким – теперь это одному богу ведомо.

Ниже и левее дачного посёлка Роман почти сразу набрел на так называемые чаши Зибольда. В царские времёна жил в Феодосии этот знаменитый конструктор, который в начале 20 века построил весьма примечательные каменные конденсаторы для улавливания питьевой воды из атмосферного воздуха.

Как известно, в Феодосии всегда существовал и до сих пор остаётся актуальным недостаток в питьевой воде. Так что новые конденсаторы для сбора небесной влаги в своё время сыграли существенную роль для решения проблемы водоснабжения города дефицитной питьевой водой.

По форме своего основания чаши Зибольда напоминают огромные блюдца с тщательно забетонированным дном и хорошо продуманной системой дренажа для отвода собранной воды. Конденсировалась она в основном во время утренних устойчивых бризов за счет разницы в температуре тёплого морского воздуха и остывших за ночь огромных куч-конусов из специально подобранных фракций гальки и щебня.

Теперь щебёнки здесь нет: она ушла по специфическому предназначению для местных, весьма рачительных за чужой счёт строителей. Заброшенные чаши Зибольда со временем пришли в негодность, бетонные основания растрескались, парапеты чаш разрушаются под воздействием влаги и морозов. Так что на их месте теперь царит запустение, уныние, забвение... Вид заброшенных и унылых чаш стал неприятен Роману, поэтому не стал он задерживаться на этой территории.

Далее прошёл мимо таких же заброшенных больших и малых старинных строений жилого и хозяйственного типа, от большинства из которых остались только жалкие напоминания в виде полуразрушенных фундаментов, коряво торчавших из земли. Всё, что с пользой для дела можно было использовать современными обитателями Феодосии, потихоньку разбиралось, исчезало...

Следом Роман остановился на вершине одного из пригорков, с которого открывался весьма привлекательный вид на город и его окрестности.
Отсюда сверху осмотрел панораму Генуэзской крепости, все её башни и стены, вспомнил вчерашнюю историю с хлюпиком-алкашом и поморщился. Тут же вспомнил про необычное знакомство с Земфирой и улыбнулся. Вспомнились также и дальнейшие события на пляже за Доковой башней и в развалинах древнего армянского бастиона...

Далее по тенистой улице Ленина Роман пошёл к центру города. Конечно, здесь можно было на ближней остановке сесть на маршрутный автобус. Но куда спешить?

Затем по хорошо знакомой и ещё более тенистой улице Горького добрался до центра города, возле железнодорожного вокзала посидел на «своей» любимой скамье в парке Победы. Тут же вспомнилась история со вчерашней грозой и велеречивой дамой из Музея древностей, встреча с Алексом в картинной галерее.

Но заходить к нему на работу не стал – может быть, зайдёт после обеда. Но как знать: вечером они и без того встретятся, а пока что зачем мозолить глаза парню, наверняка озабоченному перемирием со своей невестой после глупой их вечерней ссоры на пляже за Доковой башней.

Хотелось есть, но пить – ещё больше. Поэтому в ближайшем павильоне Роман купил литровую бутылку пива, чтобы можно было пить прямо из горла, а не облизывать металлическую баночку с такой же жидкостью, и вернулся на «свою» скамейку в парке. Отдыхал. Потягивал пивко. Смотрел на порт. Вспоминал что-то хорошее и светлое из своего детства и юности.

И вдруг вспомнилось, как однажды, в раннее постсоветское время, в Феодосии он стал свидетелем какого-то пионерского действа. Оно разворачивалось почти рядом – на этой же набережной, только немного правее, ближе к большому и широкому молу с целым лесом козловых и прочих портовых кранов на нем.

В тот День Нептуна в строгом порядке вдоль набережной выстроились пионерские отряды. Парад принимал немного смешной из-за своего большого круглого пуза, громоздкий и важный бог морей. Мимо замершего строя пионерских отрядов проплывал он на большой лодке с разномастной свитой из русалок, водяных и кикимор. Море было на удивление спокойным, почти гладким и едва взбугривалось ленивыми увалами.

Бесновавшиеся рядом с ним пионеры-чертенята так же стоя плыли в лодке вместе со своим царём-предводителем и изображали какие-то мимолетные сценки в паузах между приветствиями Нептуна с очередным пионерским отрядом. Другими словами: придуривались вовсю.

Тоже очень юные, но довольно мускулистые гребцы, видимо из спортивного отряда, согласно громкой команде кормчего, моложавого мужчины с седоватой бородкой, синхронно работали веслами, вдоль бортов лодки стоя на одной коленке, они гребли вёслами для каноэ, а иначе им и нельзя было бы грести в том столпотворении на лодке.

Судно с Нептуном шло так медленно, что Роману буквально хотелось подтолкнуть его. Стоявший между двумя отрядами и увлёкшийся наблюдением красивого священнодействия, слегка забывшийся студент едва не полез в воду, чтобы подтолкнуть лодку. Но на него тут же зашикали ближние зрители, оглянулся и дёрнулся было милиционер. Но и без его вмешательства нарушителя общественного спокойствия остановили и немедленно вернули за условно обозначенное ограждение.

Один парень в лодке, видимо, командир всей этой пионерской дружины, стройный и крепкий, красивый лицом и фигурой, был одет в классическую пионерскую форму – рубашку и шорты, галстук и пилотку. Он стоял на самом носу лодки, за всё время парада строго и красиво держал в салюте руку над головой, с локтем на уровне подбородка, будто часовой на посту номер один.

Его кругловатое и несколько полноватое лицо с широко поставленными глазами было очень примечательным. Казалось, его нестерпимо распирало изнутри из-за невероятного одухотворения величием торжественного момента. Но в целом смотрелся он слегка смешно: выглядел весьма аппетитным пончиком, хорошенько подрумяненным на южном солнце.

Его товарищи также выглядели крепкими и свежими, вдохновенными и стойкими бойцами за идею всеобщего равенства и братства. Таким борцам за торжество справедливости во всём мире можно было иметь дело даже с самим Нептуном. И стройные ряды пионеров на берегу отдавали богу морей встречный салют.

Было очень красиво, торжественно и трогательно – именно такими всегда кажутся нам события из далекой советской юности.

Потом пионеры дружно повернулись налево и ускоренным темпом по-отрядно двинулись в направлении спусков к городскому пляжу, ближняя к порту часть которого заранее была огорожена для проведения массового пионерского действия с последующим купанием детей в море...

(продолжение следует)