Клара

           Клара жила  в давно заброшенном сорочьем гнезде, устроенном среди ветвей  высокого  тополя, росшего во дворе городской пятиэтажки. Она была старой  вороной – уже подслеповатой,  с потускневшим оперением, слегка хромавшей на правую лапу.  Имя своё  Клара получила от местного дворника, не менее старого (по человеческим меркам), чем она сама. Старик  был тоже хром и почти лыс, невысокого роста, худой и жилистый.  Жил он в подвальной комнатке  крайнего подъезда, там же  хранились его мётлы, лопаты и вёдра.  Лет пять назад  начальница  местного ЖЭУ пожалела его, лишившегося квартиры благодаря  ушлым родственникам,  взяла на работу дворником и разрешила жить в  этой подвальной подсобке. Звали старика Фёдором Гавриловичем, но все называли его просто  Гаврилыч.
             Год  назад он спас ворону от компании  мальчишек, которые сначала  подбили её, стреляя из рогаток, а потом устроили развлечение во дворе дома: привязав тонкую верёвку к вороньей лапе,  они  «дрессировали»  раненую птицу, подбрасывая в воздух, и весело крича при этом «цирк приехал!».
             Несколько месяцев ворона прожила в каморке Гаврилыча.  Тогда она и получила своё имя, привыкла к нему и откликалась  на  Клару глухим раскатистым «карр-х».  Наверное, ей хотелось чем-нибудь отблагодарить своего спасителя, и когда он  начинал  разговаривать с ней (а это бывало нередко), тоже называть его по имени.  Но вместо «Гаврилыч»  получалось  только «гаррр-гаррр».  «Что, Клара,  разговаривать пытаешься? – отвечал Гаврилыч. – Давай-давай! Глядишь, ещё и получится. Умеют же некоторые вороны. А ты чем хуже?»
             Окрепшую птицу старик  вернул на улицу, и она опять обосновалась в своём гнезде. Каждый день Клара сопровождала Гаврилыча  во время его работы во дворе. Она то перелетала с дерева на  дерево, наблюдая  за ним,  то делала круги над его головой, приветствуя своим «гаррр». После работы Гаврилыч усаживался на лавку под тополем, а Клара устраивалась рядом. Он угощал ворону или кусочками сыра и колбасы,  или орехами.
             Нередко эту идиллию нарушали крики и свист Санька – главного хулигана из компании местных мальчишек.  Именно он, хоть и был самым мелким и тщедушным из них,  больше всех пугал Клару, будучи обладателем огромной  рогатки и самым метким стрелком по птицам и дворовым котам. С недавних пор Санёк выбрал себе ещё один объект для прицельной стрельбы – Гаврилыча.  Он целился то в его ведро с собранным мусором, то в метлу, то  стрелял прямо под ноги дворнику, крича при этом  «недолёт! перелёт!».   
             «Вот ведь какой злой мальчишка растёт! И никто ему не указ, – жаловался  Гаврилыч Кларе после очередной выходки Санька. – Ну что, что сказать хочешь, Клара? Чтобы матери его пожаловался? Куда там! Я ж ещё и виноватым окажусь! Все тут её побаиваются. Да и я боюсь, честно говоря. Гром-баба!  А как выпьет больше обычного, вообще буйная».  Клара издала какой-то булькающий звук, будто перекатывая камешки в горле. Гаврилыч погладил её по клюву: «Что говоришь-то? Недовольна? И мне не нравится. Вот и думаю – может, подрастёт пацан да всё ж возьмётся за ум?..»
              В один из солнечных летних дней, когда Гаврилыч  расположился на любимой  лавочке  с газетой, а Клара сидела на нижней ветке тополя, Санёк был настроен особенно воинственно.  С расстояния нескольких метров он  крикнул  старику: «Эй, Веник  Гаврилыч! А спорим – я щас твою кепку  с первого раза собью, и ничё мне за это не будет!» И выстрелил мелким камешком,  попав Гаврилычу в лоб. Под истошное карканье Клары Санёк ретировался, громко смеясь.  Старик потирал лоб с мгновенно появившейся шишкой,  а в глазах его стояли слёзы…
              Через несколько дней во дворе дома  появилась  глубокая длинная яма – рабочие начали  менять трубы теплоснабжения. Работа двигалась медленно, а потом и вовсе прекратилась…
              Возвращаясь  из  магазина, Гаврилыч услышал  знакомое карканье и  громкие крики Санька. И сразу увидел обоих – ворону и мальчишку. Клара низко вилась над  мальчиком, ударяя его по голове крыльями и лапами, и гнала  к  яме. А он, кричащий и перепуганный,  отмахивающийся от разъярённой птицы,  был уже  почти на самом краю опасности.
               Гаврилыч успел крикнуть «Клара! Не надо!!!», но  в следующее мгновенье Санёк исчез в яме, а ворона тут же взлетела на  дерево, торжествующе каркая. Старик быстро, как только мог, приблизился к яме.
               Внизу, на трубах, сидел Санёк, громко всхлипывал и, размазывая слёзы по щекам, жалобно причитал:"Уйди-ии! Уйди-ии! Я больше не бууу-ду!"
               - Жив, слава Богу! - выдохнул Гаврилыч. - Сильно ушибся?
               - Я не бууу-ду!..
               - Руку давай! Аника-воин...