ЛЮДИ И ДОМА - 10

   
                - 4 -               
             ЮЖНАЯ ЧАСТЬ ПЛОЩАДИ РУДНЕВА
               
                1.  Дом моего детства               
 
   Сегодня об этом доме пора писать историю. Он появился во второй половине XIX века, и построен был с расчетом на столетия, толщина его стен позволяла подоконнику служить и письменным, и обеденным "столом" попеременно. Но не суждено было дому кладки красного кирпича прожить и один век, в 1970-х годах его снесли, оставив место незастроенным. Находился он на площади, возникшей в конце XVIII века на месте бывшего крепостного вала, на площади Руднева, названной так в 1919 году в честь героя гражданской войны Николая Руднева. Ранее называлась она Скобелевской, в честь генерала М.Д. Скобелева, отличившегося во время русско-турецкой войны 1877-1878 годов. Многие ещё помнили это старое название. Но самое первое название площади - Михайловская, по названию находившейся здесь Михайловской церкви. Сейчас название площади изменилось - площадь Героев Небесной Сотни.
  Церковь, окруженная зелёным сквером, была расположена напротив нашего дома. Церковный скверик, так мы называли его, служил центром притяжения всей округи. Летом там отдыхали бабушки и мамочки со своими чадами, прогуливались парочки в поисках свободных уединённых скамеечек. Случалось, их поиски оказывались не безуспешными. Но зима превращала сквер с его горками в центр мироздания для детворы из всех домов не только площади Руднева, а также из района Левады, улиц Плехановской, Нетеченской, Змиевской и Руставели. Там всегда было оживлённо, шумно и весело. Лыжникам и любителям катания на санках горка, на которой стояла церковь, предоставляла большие возможности.
   Но в 1961-м году Михайловскую церковь снесли, взорвали на наших глазах, да так, что выбило стекла во всех окнах нашего дома, горку, т.е. бывший крепостной вал сравняли с землёй, покрыли асфальтом и на месте церковного скверика появился сквер имени первого космонавта Юрия Гагарина. Змиевское шоссе (прежнее название - Змиевская улица) непосредственно примыкавшее к церкви, стало называться проспектом Гагарина. В этом месте, где смыкаются сразу несколько улиц, Плехановская, проспект Гагарина, площадь Руднева и Нетеченская, проходила трамвайная линия, а затем появилась и троллейбусная магистраль, начинающаяся в аэропорту. По этой дороге ехали все кортежи с приезжавшими в Харьков высокими гостями. Мы, взрослые и дети нашего двора, всегда старались не упустить такую возможность, помню наше ликование во время визита Юрия Гагарина, его добрую улыбку.
 На это райское местечко и выходило единственное окошко нашей маленькой комнаты. До  того, как проложили асфальт возле нашего дома, вид из окна открывался на палисадник с высаженными нами цветами, от них исходили изумительные запахи петунии, табака и метеолы, рядом росли кусты моей любимой пахучей сирени, ароматного жасмина, и всё это великолепие окружали белые акации.               
  В этом месте прерываю воспоминания детства потому, что с акацией связано мое более позднее воспоминание. В 1984 году заехав на несколько дней в Харьков, где я не жила уже более 10 лет, направилась на Плехановскую, 21, на долгожданную встречу с Анечкой и ее мужем Марком Рониным. Мария Львовна тоже подъехала к ним по такому случаю. Я вышла из троллейбуса как раз рядом с тем местом, где был раньше наш дом. Тогда впервые мне пришлось увидеть пустое место вместо дома моего детства, меня сразу охватило волнение, переполнило чувство потери чего-то значительного. Появилось ощущение, что провалилась сквозь землю часть жизни, почва стала ускользать из-под ног...
   Когда-то "на заре туманной юности" я рисовала с натуры, был у меня рисунок - вида из окна, сохранившийся до сих пор. Вспомнила, на нем был изображен киоск "Кулинария" возле троллейбусной остановки, киоск этот оказался на своем месте. По памяти, зная ракурс, я подошла  к тому месту, где по моим соображениям была расположена наша комната. И что я увидела? А увидела я именно в этом месте молодой саженец белой акации, пробившийся между бетонными квадратными плитами. За день до этого мы с моим дядей, Григорием Шаргородским, братом моего папы, побывали на кладбище у захоронения папы. И надо же - такое совпадение - возле его памятника вырос точно такой же саженец белой акации, просто его близнец. Чтобы он не разрушил памятник, мы его выкопали. У меня невольно градом полились слёзы...
 А ведь я спешила на встречу, меня ждали мои любимые друзья, опаздывать очень не хотелось. Но, к сожалению, сдержать слезы было не в моих силах. Лишь только через полчаса успокоилась, и в результате, к сожалению, опоздала подойти в назначенное время.
                ***               
              Возвращаюсь к описанию дома моего детства.               
   Далее проходила дорога, по которой в те времена наряду с автомобилями можно было иногда увидеть телегу, запряженную лошадкой, развозившую уголь жителям нашего и соседних домов. Во дворах гнездились сараи, где и хранился этот ценный в зимнюю стужу источник тепла. За дорогой возвышалась церковь и рядом с ней сквер, утопающий в кустах сирени, зелени акаций и тополей.
   Летом мог нарушить тишину не только проезжавший неподалеку трамвай или мотоцикл, а изредка и громкий говор, расположившегося под нашими окнами цыганского табора. Однако, когда цыгане начинали петь, для нас это был завораживающий сердца, необыкновенный концерт. С тех пор я влюблена в цыганские напевы, и это чувство не покидает меня никогда.
   Заслуживает описания и наш двор, в нём всегда было очень оживлённо, дети играли в прятки, на языке нашего двора это звучало " в жмурки", а чаще "в жмурка". Те, кто помладше, играли в песочнике, мужики стучали, кто возле своего сарайчика, сколачивая различные вещицы, а кто в домино. В любое время дня сидели на скамейке старушки, обсуждая очередные дворовые новости, следили за каждым шагом соседей, находя в этом особое наслаждение, ведь им казалось, что они знают всё обо всех остальных. Наиболее значительным достоянием нашего двора являлся огромный дуб, о возрасте которого никто не знал, но называли его столетним. Во дворе были разбиты соседками несколько шикарных клумб, что являлось предметом их гордости и тщательно ими охранялось. Посреди двора росла груша, её урожай никогда не дозревал до кондиции, мальчишки успевали оборвать ещё зелёные, не поспевшие плоды.
   В нашей маленькой комнате более двух квадратных метров занимала печь, служившая не только для обогрева, но это был и наш очаг. Вкус и аромат всех блюд, готовящихся на этой печи, мне очень трудно сравнивать с другими, не менее достойными вкусами. У нас часто бывали гости, до сих пор удивляюсь, как нам удавалось всех рассадить, но хорошо запомнились мамины слова: "В тесноте, да не в обиде".
   Таким мне запомнился дом моего детства, наш двор, мое окружение.
   Всё это - незабываемые страницы начала моей жизни - продолжает жить во мне, и до сих пор приходит ко мне в сновидениях...
   Чем старше мы становимся, тем чаще возвращаемся к своим детским впечатлениям, острее чувствуя их свет и тень, почти не замечая, что линия нашей жизни, усиливая свою кривизну, начинает превращаться в круг – круг жизни.
                ***               
 А теперь - немного прозаических  сведений о нашем доме и его довоенной истории, давным-давно услышанной от соседей и родителей.
   Состоял дом из двух пятикомнатных квартир со всеми удобствами: к нему был подведен водопровод, в каждой квартире была кухня, ванная комната и туалет, дом отапливался благодаря дворнику, жившему с семьей в подвальном помещении, он следил за работой расположенного в подвале котла. Как теперь выяснилось, в доме был и телефон.
   Входа было два - парадный вход и черный. Парадный вход выходил на площадь с видом на церковь, а черный - во двор. Дом был одноэтажный, расположенный на высоком фундаменте, чтобы попасть в квартиру (с черного хода), нужно было подняться на 14 ступенек. Комнаты были более чем трехметровой высоты. Говорили, что до войны в одной из квартир (в той, где была наша комната) проживал профессор с семьей, а в другой - хозяин, но к началу войны эти семьи уже не жили в доме. Никто не рассказывал об их дальнейшей судьбе, никто не называл их фамилий. Думаю, толком никто не знал подробностей. Только теперь мне стало известно о семье профессора А.Г.Марченко, проживавшей до войны в этом доме.
   После войны картина существенно изменилась: в доме проживало 12 семей, лишь две семьи занимали 2 комнаты, одна из них в подвале, остальные ютились в одной. Обе квартиры стали коммунальными, удобств не стало. Воду брали из колонки во дворе, там же находился и общий на 33 семьи туалет. Кроме 12 семей нашего дома к жителям площади Руднева,18, причислялись еще семьи нескольких небольших домиков, расположенных в глубине двора.
   Во время войны дом разрушен не был, но было повреждено водоснабжение; в результате не стало парового отопления и прочих удобств. В годы оккупации дом не пустовал, в нем жили люди. Вскоре после освобождения Харькова от врага возобновили свою работу домоуправления. Тогда этих жильцов утеснили, добавив несколько новых жителей, среди них - двух женщин (одна из них - моя мама), вернувшихся из эвакуации и обнаруживших в своих довоенных квартирах новых хозяев. После Победы, в 1945 году, добавились еще двое соседей, вернувшихся с фронта. Один занял кухню нашей коммунальной квартиры, а второй преобразовал парадный вход в комнату, заменив парадную дверь окном. В кухню другой квартиры и в несколько комнат подвального помещения тоже вселили жильцов. Вместо того чтобы восстановить водоснабжение и с ним все  остальные удобства, поспешили вынести из дома котел, 2 ванны и другую сантехнику. После этого в каждой комнате появилась каменная печь, а на крыше дома соответственно появились дымоходные трубы. В то тяжелое время у жителей Харькова, как и у жителей, многих других полуразрушенных гитлеровцами городов, жилищная проблема была самой насущной. И это продолжалось не менее двух десятилетий. В частности, моя мама вернулась в Харьков из Поволжья в марте 1944 г. и застала в своей довольно просторной комнате по Плехановской,17, новых жильцов. По ее рассказам, ей с большим трудом удалось получить комнату, площадью 10 квадратных метров в доме на площади Руднева, 18. В этой комнате пришлось построить на двух квадратных метрах каменную печь. На оставшихся восьми наша семья, мои родители и я прожили до 1967 года.
   Благодаря исследованиям харьковских историков и краеведов сегодня можно заглянуть в XIX  век, пополнить знания об истории дома и его окрестностей.               
   Известный харьковский краевед Георгий Сергеевич Никольский создал интересный видео-фильм о площади Руднева (сейчас площади Героев Небесной Сотни). [14]            
   Приглашаю читателей к его просмотру.               
   Установлено, что первыми хозяевами дома были представители дворянского рода Бич-Лубенские.               
А вот что пишет на эту тему историк Андрей Парамонов. Приведу несколько фрагментов,[15].         
"Имение  (Бич-Лубенских - Л.Г.) в Харькове представляло собой довольно обширный участок земли на Михайловской (Скобелевской) площади под номерами 18 и 19.
На участке с номером 18 располагался одноэтажный каменный дом, постройки второй половины XIX в., с большой верандой и выходом в сад. В этом доме до раздела с братом жил К. М. Бич-Лубенской"
Конечно же, узнаЮ, написано как раз о нашем доме! По-видимому, выход в сад был с черного хода, а груша и столетний дуб в нашем дворе - остатки былой роскоши. Веранда, скорее всего, находилась со стороны сада. Позднее, после войны, а может быть и ранее, веранды уже не было.
   В справочнике 1901 г., [16], указано, что хозяевами дома №18 на Скобелевской площади
были Трояновские - Максим Фёдорович и дети его Мария Максимовна и Георгий Максимович, дворяне.

               
 Эти воспоминания были впервые опубликованы на портале Евгения Берковича в №112 «Старины»
https://s.berkovich-zametki.com/y2022/nomer1/gil/
ссылки см.в последней части
               
               
 На фото здание Дворца Культуры Строителей, соседнее с домом моего детства, начало 1960-х гг.


Эти воспоминания были впервые опубликованы на портале Евгения Берковича в №112 «Старины»
https://s.berkovich-zametki.com/y2022/nomer1/gil/
ссылки см.в последней части