Из цикла рассказы об отце

 Рыжий

В третьем классе, я в школу ходил уже самостоятельно. Школа была в двух кварталах от нашего дома, идти вразвалочку минут двадцать. Повадился задираться ко мне сосед, рыжий парень лет четырнадцати. Нравилось ему повалить меня в сугроб или, сорвав шапку, бегать и нещадно пинать её, как футбольный мяч. Увидев любимого сына изрядно помятым, мама всякий раз спрашивала: «Что случилось?» Я отвечал: поскользнулся, или что-то в этом роде.
Эта рыжая сволочь, наверное, умела гипнотизировать, у меня даже в мыслях не было оказать ему хоть какой-то сопротивление. Я понимал, что страдаю от страха больше, чем если бы просто получил пару оплеух, однако поделать с собой ничего не мог. Каждый день я хитрил, выбирал новый маршрут в школу, и всякий раз у меня на пути вырастало отвратительное рыжее чудовище, и всё самое худшее повторялось. Наконец я не выдержал и в великом смущении поведал отцу о своей беде. Отец внимательно выслушал и предложил план: он будет идти неподалёку и, когда мой мучитель проявит себя, вмешается.
Закончились уроки. Я вышел на улицу и, обречённо вздохнув, пошёл прямиком к дому.
— Эй, мурло толстое, подь сюда! — услышал я до боли знакомый голос.
Не останавливаясь, пошёл дальше — будь что будет! Рыжий подскочил ко мне и, сбив шапку, повалил в снег. Вдруг огромная человеческая фигура нависла над обидчиком. Ещё мгновение и рыжий барахтался рядом со мной в сугробе, сплёвывая набившийся в рот снег. Конечно, это был отец! Я выбрался из сугроба и стал со стороны наблюдать за происходящим. Отец ухватил парня за отворот пальто и пару раз сильно встряхнул его, как мусорную корзину.
— А-а, дядя Лёша, не надо!.. — Рыжий знал добрый характер моего отца и пытался разжалобить.
Отец, не собираясь вытрясать из него гадскую рыжую душу и вскоре от рук перешёл к словам. Я стоял в стороне, но на душе у меня, честно говоря, скребли кошки. Мужское начало томило меня. Я стыдился своей робости и безволия. Отец на моих глазах выталкивал рыжего из моей жизни, но он не мог вытолкнуть страх, преодолеть который предстояло всё равно мне самому. Вдруг рыжий заныл:
— Дядя Лёш, чё он мне рожи корчит за вашей спиной?
Забыв на миг, что верить таким, как рыжий, нельзя, отец ослабил хватку и строго посмотрел в мою сторону. Пленник воспользовался моментом, вырвался и отбежал на несколько шагов.
— Да пошли вы оба! — заорал он, бросился наутёк и исчез в хлопьях мокрого снега.
— Забудь о нём, — отец обнял меня за плечи, — а в будущем, как бы трудно ни было, постарайся быть мужчиной. Не зови на помощь, если ни разу не попытался справиться сам!
Мы зашагали к дому.


Утопленница

Отец работал начальником команды водолазов Волжского пароходства. Мне было лет семь, когда он впервые взял меня с собой в летнюю экспедицию. Два с лишним месяца я плавал по Волге на небольшом водолазном пароходике и наблюдал, как отец ежедневно командовал погружениями. Нередко в особо ответственных случаях погружался сам. На воде всегда что-то случается. Из событий лета в память врезался вот какой случай.
Где бы ни приходилось команде выполнять водолазные работы, всяк местные жители просили о помощи. Помощь от водолаза одна — поднять утопленника. Просьбы сыпались почти каждый день. Отец старался оградить меня от этих печальных зрелищ. Или отправлял с кем-нибудь на берег за продуктами, или просто запирал в каюте с книжкой. Один раз я-таки сумел выбраться из заточения.
Был жаркий безветренный полдень. Мы стояли на якоре в небольшой лагуне метрах в сорока от берега. Крохотные волны лениво приплёскивали борт судна. На пологом песчаном берегу собралась толпа местных жителей, человек пятьдесят. Царило гробовое молчание. Редкие крики чаек пощипывали полуденную тишину. Примерно посередине между судном и берегом поднимались на поверхность и бурлили пузыри воздуха. Они поднимались со строгой периодичностью человеческого дыхания и указывали на то, в каком месте сейчас находится водолаз. Я знал: там, под водой мой отец. 
Шёл четвёртый час поиска. Как я потом узнал, утонула девочка десяти лет. Приехала с мамой на каникулы и в первый же день отправилась купаться. В деревне не успели предупредить, что лагуна пользуется дурной славой. Ровный песчаный сход в воду метрах в десяти резко обрывается вниз, говорят, метров на тридцать. С виду тишь, а войдёшь в воду – течение у берега делает разворот и незаметно сносит на глубину. Был такой же жаркий день. Девочка с разбега побежала в воду. Мать раскладывала вещи, вдруг услышала короткий испуганный крик дочери. Женщина бросилась к воде, но всё стихло, волны разгладились. Девочка утонула.
Искали три дня всей деревней. Прошли по течению вперёд, думали, может, там вынесет — нет. Видать, тело зацепилось за что-то на глубине или ещё как. На четвёртый день обратились к водолазам. Помогите, люди добрые, мать с горя тронулась, лежит, никого не признаёт!..
Тогда-то отец и запер меня в каюте. Видно, понял сразу: случай не простой, искать придётся долго. Никого не назначил на погружение, пошёл сам.
 В этот раз мне «повезло». Иллюминатор оказался не защёлкнут, и я кое-как выбрался наружу. Слышу, доносился разговор с отцом по рации. Половину слов разобрать не мог и вдруг чётко: «Вижу!»
— Тридцать четыре метра! Мать твою, многовато, — расслышал я голос старпома.
— Сил бы ему хватило, эх, Лёшка, — пробасил дядя Никита как-то особенно глухо, так, что я не сразу и признал.
— Н-да, по отвесному склону выбираться, да ещё руки заняты!
–– Ляксей, тралить тебя? – спросил по рации старпом.
–– Попробую сам, –– ответил отец, –– есть сложности.
От волнения я перестал что-либо слышать. Чем заняты руки отца, мне было очень даже понятно. Не отрывая глаз от воды я стал следить за клубами поднимающихся из глубины пузырей. Я чувствовал, что сейчас происходит борьба. Отец из последних сил карабкается по склону со смертной ношей в руках. Наверное, я молился, посильно пытаясь хоть чем-то помочь отцу.
Прошло ещё двадцать минут.
— Ребята, майна трос, выходит! — услышал я команду старпома.
                * * *
Как только из воды показалась медная сфера водолазного шлема, над толпой, будто прощальный дымок сигареты, взвился короткий вздох: «Охх-х…» Показались плечи отца и грудь, увешанная двадцатикилограммовым свинцовым грузом. Наконец из воды выступили огромные руки отца, многократно увеличенные гофрами водолазного скафандра. Поверх гофр лежало что-то почти бесформенное, очень хрупкое и белое…

Пятьдесят человек, как по команде, взвыли, заголосили, закричали, замахали руками и бросились к воде. Отец, как былинный великан, пошатываясь, вышел на берег и передал мёртвую девочку селянам. Слёзы брызнули из моих глаз. Меня обнаружили и увели в каюту. Я зарылся в подушку и ревел, не в силах успокоиться.
— Боря, не плачь, ты же мужчина!
Я оторвал голову от подушки и сквозь пелену слёз увидел отца. Он сидел, привалившись огромной спиной к стене и смотрел куда-то далеко-далеко.
— Папа!..