Деревенская судьба. Глава 6. Трагедия в Никитине

Это произошло в октябре 1941-го. Война войной, а молодая жизнь продолжалась своим чередом. Поздними вечерами собирались парни и девки с окрестных деревень на какой-нибудь укромной полянке, и звенела гуляночка, протягиваясь далеко за полночь. Молодость брала своё.  Посиделки, забавы, шутки-прибаутки – почти всё, как в мирное время, хотя и без того разухабистого веселья.

В тот холодный осенний вечер, накануне праздника Покрова Божьей Матери, собралась молодёжь в Никитине, выбрав эту деревню из всей округи, поскольку в ней было много молодых девчат… Пришли и Василий с Лёлей, сыном деревенского старосты из деревни Морозы. Василию было лет семнадцать. Высокий, красивый парень, но своевольный и хулиганистый. Прихватил он с собой на гулянку обрезок, который хранил дома на чердаке втайне даже от своих домашних, а не только от немцев. Хотя немцы в первые же дни оккупации приказали населению сдать всё оружие, а за его хранение полагался расстрел. Жаль было Василию расстаться с обрезком, пренебрёг он немецким указом, решив: «Мало ли что – пригодится…» А в тот злополучный вечер пренебрёг он и всякой осторожностью, отдав опасную железку младшему Лёле поиграться. Как тот баловался, сидя посреди беспечно веселящейся толпы,  - о том никто не знает, но только громыхнул в темноте жуткий выстрел, и сидевшая напротив дивчина рухнула на землю бездыханной.

Утром разгневанный, обезумевший от горя отец погибшей девицы заявил немцам о случившемся. Через короткое время двое солдат с собакой были в Морозах, забрали и Лёлю, и Василия. На другой день обоих расстреляли в Новоржеве. Так нелепо оборвалась жизнь троих, в сущности, ещё детей...
 Невозможно человеческим разумом постигнуть тайны земного бытия, даже приблизиться к разгадке тех вопросов, которые так или иначе, рано или поздно, встают перед всяким человеком, и, в особенности, у его последней жизненной черты. Почему гибнут дети, даже безгрешные младенцы? Почему жизнь человеческая обычно представляет собой, хотя в разной степени, череду испытаний, болезней, страданий физических и душевных? Но то, что невозможно осознать гордым приземлённым человеческим умом, на чём он претыкается, чему противится, от чего обычно отмахивается, можно только, смирившись, принять как неизбежность, Божьим промыслом определённую. Ничего, с православной точки зрения, нет в мире случайного. Любой случай поэтому неслучаен, а промыслителен, чем-либо предварён, где-либо предначертан. Так судьба человека во многом определяется жизнью предыдущих поколений. Само слово «судьба» этимологически представляется как «суд Божий», т. е., суд земной, предварительный, в отличие от грядущего всеобщего суда над человечеством. Вот и суждено порой детям расплачиваться за грехи своих родителей… Нет, это вовсе не означает, будто трагедия в Никитине напрямую связывается в моём рассказе с другим событием, случившимся более чем семнадцатью годами ранее, о котором речь пойдёт ниже. Я лишь передаю то, что услышал от своей матери, ничего не убавляя, не рассуждая, где причина, а где следствие, не навязывая своих размышлений. Но задуматься, в самом деле, есть над чем.

Зачат был Василий родителями Иваном и Катериной на страстной седмице, в Великую пятницу, самый строгий постный день православного календаря. Вся семья, от мала до велика, ушла в церковь, а молодожёны остались в доме одни. Не удержались они от внезапно нахлынувшего вожделения и согрешили. Так и «пристал» ребёнок… А когда он родился, отец с матерью понесли мальчонка в Выбор на крестины. На всю жизнь запомнили они, как встретил их служивший тогда в Воздвиженской церкви батюшка Николай. С ужасом они наблюдали, как тот метался по храму, приговаривая: «В такой день, когда люди и хлеба не едят… Чем они занимались»!   Даже крестить отказывался. Бывшая при этом дочь священника, Мария, пыталась его успокоить: «Да ну, папа, Бог простит, они же молодые». Ребёнка, конечно, потом всё же окрестили, но очень уж укорял батюшка Николай беспечных родителей. Как он узнал, когда был зачат ребёнок – о том осталось неведомо…